Егор Уланов
Синий камень
Был уже полдень, когда вся одежда была починена и постирана. Нина бегала по двору, распевая какую-то песенку. Коля, устав стучать по деревяшкам в сарае, разбрасывал щепки, дул на них, и внимательно наблюдал, как они разлетаются. Тамара сидела на крыльце и читала книжечку, взятую в школьной библиотеке. Ей представлялось, что если бы не теперешние каникулы, то они сидели бы на третьем уроке и говорили о чём-нибудь важном и нужном.
– Коля, чего ты маешься? Взял бы почитал что ли. Вам же много на каникулы задали, – жаловалась Тамара.
– Вот ещё, – ответствовал сорванец, – нашла дурака!
– А ты чего, Нинка, лучше б арифметикой занялась. Марья Васильевна на тебя жаловалась, что на уроках спишь…
– Если бы не считала она так нудно, – бойко начала Нина, – да ещё не идти бы долго, – школа была в восьми километрах от деревни, – так вообще красота. Не спала бы!
– Экая ты бойкая, ну погляжу на тебя, когда тебя папка пороть будет, – ухмыльнулась Тамара, перелистывая страницу.
– Не будет, я на крышу спрячусь, – загорелась Нина, надувая розовые щёчки и сжимая кулачок.
– Посмотрю на тебя! – Говорила Тамара, будто не обращая на Нину внимания.
– Посмотришь, посмотришь. Я не ты, сама к порке не лягу, – глазки заблестели. Нина намекала на случай недельной давности, когда Тамару выпороли и наказали.
Тамара не ожидала такого выпада от младшей сестры. Потому губы её слегка поджались, а брови нахмурились. Страницу она не перелистнула.
– Эх ты, из-за вас же с Колькой выпороли. Курицу чуть до смерти не замучили. Ведь надо додуматься с крыши десять раз скинуть. Вдруг полетит.
– Ну и правильно выпороли. Ты же не уследила. Осталась за старшую и не уследила.
– Так это ты специально?
– Ага, нужна ты мне больно…
И Нина, надув щёки, побежала во двор. Она спряталась за сарай и так просидела там почти полчаса, думая о том, какая Тамарка глупая. Затем она вышла из-за сарая и пошла к дому, демонстративно пиная землю. Тамара сидела на прежнем месте и читала книгу, не поднимая глаз. Нина топнула ногой, но Тамара не отреагировала. Тогда младшая опять убежала за сарай и сидела там ещё дольше, чем прежде. Сделалось скучно; не помогали ни поленья, которые можно было кидать друг в друга, ни даже детское воображение.
Прошло уже без малого полчаса, когда Тамара закончила читать, зевнула и отложила в сторону книгу. Из-за сарая выскочила маленькая фигурка и уверенными шагами пошла к крыльцу. Фигурка пролетела мимо Тамары, словно мартовский ветер, прямо в дом. Показалась оттуда с двумя тряпичными куклами в руках.
– Тамарка, а Тамарка, – хлюпая носом, обращалась Нина.
– Что?
– Поиграй со мной… мне скучно.
– Ты же специально не слушаешься, чтобы меня наказывали?
– Нет, нет, случайненько я…
Слово «случайненько» Нина говорила, только когда искренне извинялась. Поэтому, услышав его, Тамара невольно смягчилась.
– А чего ты за сарай убежала?
– Да это я обиделась на тебя, – простодушно улыбнувшись, отозвалась Нина, чувствуя, что её уже простили.
Глаза Тамары слегка приоткрылись от удивления. – На меня? За что же?
– Ведёшь себя, как воображала… – бойко начала младшая. Но, завидев ужимки сестры, стала говорить тише и осторожнее, – Колька читай, Нинка считай; приказы раздаёшь,… а я маме говорила, что я не хуже тебя могу быть старшей. Но в конце сказала: лучше ведь, когда двое старших, а не одна. Тамаре тяжело – ей помочь надо. Я вместе с ней буду старшей»; мама ничего не ответила и сегодня опять меня не разбудила. Поэтому обиделась. Даже не на тебя, а на маму, – заключила девчушка, вернувшись к виноватому тону.
В это время где-то в уголке Нинкиных глаз ещё летали вопросы: «А может я на Тамару обиделась? Почему сама пришла к ней мириться? Она ведь виновата?». Но детское чистосердечие не цепляется за мелочные обрывки гордыни. Поэтому вопросы быстро растаяли, словно капля воска на огне.
Тамара взглянула в лицо сестре.
– Ты зря обижаешься… – сказала она, – мы ведь обе за старших, и обе должны заботиться о Николке и друг о друге.
Ей тоже не хотелось обижаться. Не хотелось подозревать, что Нина извиняется от скуки. Припомните, как в детстве было хорошо: все обиды проходили сами собой.
Девочки молчали. Ветерок карябал околицу.
– Ладно, мне надо воды в дом принести… – после молчания, вспомнила Тамара.
– Я принесу… мы же теперь обе за старших.
И Нина, схватив коромысло с двумя вёдрами, побежала к колодцу. А через десять минут возвратилась с полными вёдрами весящими по бокам. Девочка шла медленно, тяжело передвигая ногами; вода оббивала края, выплескиваясь синими гроздьями, падала в чёрную землю и отскакивала грязью. А личико у Нины было довольное – она улыбалась.
Тамара прибрала с крыльца брошенных в порыве счастья кукол и направилась в сарай к Николке. Тот сидел на соломе и чесал живот коту Борьке. Маленький комок шерсти лежал лапами вверх и мурчал, как старый баян с прохудившимися мехами. Манька, как и все коровы с завистью смотрела на кота и думала: почему же ей никто с таким старанием не чешет брюхо. Такая несправедливость беспокоила её и, завидев Тамару, Манька громко по коровьему возмутилась: «Мууу».
Девочка прищурилась, чтобы разглядеть брата. – Николка, собирайся. Сейчас поведем Маньку на луг; ей свежей травы надо.
– А разве уже можно?
– Папа сказал, что сена почти нет, коровка итак впроголодь месяц живёт. Поэтому нужно к траве вести.
– Да она же сытая! Ты ей с утра сена сыпала.
– Мало, дурёха! Смотри какая Манька большая, ей много еды надо. Она же точно голодная. Вон даже как мычит жалобно.
Манька подтвердила эту гипотезу ещё одним коровьим возмущением. Николка тем временем бросился в дом. Для полей нужно было достать из чулана старые отцовы сапоги. У двери он чуть не сшиб Нинку, которая переливала воду в домашние вёдра.
– Эй, где Тамарка?
Мальчишка уже забежал в комнату и скрылся в чулане. Из-за двери послышался грохот упавшего тазика и недетское ругательство. А через мгновение последовал ответ: – В сарае! Сказала, что сейчас Маньку на пастбище поведём!
Тут в дверях появилась Тамара. Об этом свидетельствовала скрипучая доска перед самым порогом. Зайдя на кухню, девочка заглянула в печь и удостоверилась, что утренние поленья прогорели и остыли окончательно.
– Как думаешь, Нинка, печь сейчас вычистить или по возвращению?
Нина немного смешалась, начав внутри себя ярый спор о том, как же действительно лучше. Ей хотелось своим ответом показать собственную зрелость и готовность принимать взрослые решения. Да и насладиться моментом триумфа ничего не мешало. Поэтому девочка приняла неказистую позу и огласила: – Лучше, конечно, после пастбища. Известное дело.
– Так и сделаем, – утвердила Тамара, отойдя к скамье и оборачивая шею маленьким шерстяным шарфом.
– Николка, только под низ что-нибудь потеплее, а то в полях ветер!
– Да! Потеплее! – вторила Нина.
Обе девочки постоянно перед выходом из дому приказывали Николке и друг другу одеться потеплее. В сущности, они повторяли за матерью, хотя и знали, зачем это нужно, но всё же просто повторяли – по привычке. Так у Тамары постепенно складывалась привычка вести себя как взрослая. Хотя иногда она всё же ругала взрослых и не хотела становиться похожей на них. Иногда даже делала детские глупости. А однажды даже спросила: «Кто такой взрослый?» и «Взрослая ли я сама?», что обыкновенно свидетельствует о глубокой зрелости человеческой души.
Улица пахла обсевшей пылью. Дети вышли из ограды и заперли калитку. Манька поначалу замешкалась, и Николке приходилось тянуть её за серую веревку на шее. Мальчик пару раз чуть не поскользнулся на мокрой земле, пока упирался всем телом, дабы сдвинуть с места корову. Потом, однако, Манька всё же решила идти сама без капризов.
Шли по широкой покрытой ухабами дороге. С краю виднелось несколько хат и покосившийся частокол, а впереди было широкое поле, напоминающее скатерть на праздничном столе. В лицо ударила холодная весенняя свежесть, какая царит на просторе; и небо будто стало ярче, неизъяснимо роднее сделалось оно.
Несколько дальше по дороге брели два мальчика. У одного из них в руках была веревка, на которой покорно шла коза. Николка, увидев их, взвизгнул и бросился бежать вдогонку. Догнав друзей, он фамильярно хлопнул одного по плечу и залихватски пожал ему руку.
