Дмитрий Федорович Капустин
50 книг с моей полки
Природа вещей
(«Занимательная физика»[286] Я. Перельман)
Фантастически легкая и нетривиальная книга. Вернее сложные вещи, которые, казались таковыми почти сто лет назад, в ней объясняются доступно и с юмором. Автор показывает, что физика повседневных явлений, может, а главное является интересной и понятной для каждого. Какой-нибудь сноб возразит: «Это не физика, сейчас эту книгу читать нет никакого смысла». На что я отвечу: «А вы смогли бы поймать боевую пулю руками? Или вы думаете, что данное действие подвластно лишь барону Мюнхгаузену?», – и улыбнусь, потому что правильный ответ – безусловно, да. Читая книгу сегодня, воспринимаешь ее, как историю прошлого, которая кажется такой далекой, но, в то же время, настоящей, порой впечатляющей своими масштабами. Например, немецкая пушка «Колоссаль», которая была создана в 1918 году, для обстрела Парижа. «Это была огромная стальная труба в 34 метра длиной и в целый метр толщиною; толщина стенок в казенной части – 40 см. Весило орудие 750 тонн. Его 120-килограммовые снаряды имели метр в длину и 21 см в толщину. Для заряда употреблялось 150 кг пороха; развивалось давление в 5000 атмосфер, которое и выбрасывало снаряд с начальной скоростью 2000 метров в секунду»[287]. Вот она артиллерия, прародительница самых устрашающих орудий современности. Существование, которых само по себе делает абсурдным и невозможным осуществление третей мировой войны, что, несомненно, является положительным явлением, иначе человечество обречено на исчезновение. Не будет в мире и единого правителя, так как не будет преамбулы правления, а именно самой нашей чудесной планеты. Вот так, прошло всего столетие, а человечество уже способно расколоть земной шар пополам, возможностями своего вооружения, а не то, что обстрелять заданную точку за 120 км. В современном мире огромные скорости распространения информации, развития техники, науки. Сегодня уже нет места уютной ламповой физике, но ее обаяние завораживает. Например, идея создания вечного двигателя (perpetuum mobile), над которым бились столетиями, хотя уже более ста лет патентное ведомство США не выдает патенты на perpetuum mobile. Но все-таки как же эта идея романтична, Перельман приводит диалог из произведения А. С. Пушкина «Сцены из рыцарских времен»[288].
«– Что такое perpetuum mobile? – спросил Мартын.
– Perpetuum mobile, – отвечает ему Бертольд, – есть вечное движение. Если найду вечное движение, то я не вижу границ творчеству человеческому…Видишь ли, добрый мой Мартын! Делать золото – задача заманчивая, открытие, может быть, любопытное и выгодное, но найти perpetuum mobile…о!»»[289].
К чему это я, и почему все-таки данная книга важна, не только как понимание истории физики, но и актуальна для нас, людей XXI века? Потому что повседневный человек, в современном обществе все меньше задает себе вопросов о природе вещей, он лишь их использует. Потребление вещей стало для нас обыденным, в результате данная тенденция переходит в сферу человеческих чувств. Чувства становятся вещью, а, следовательно, объектом потребления, любовь, дружба, переходят в разряд товарно-денежных отношений. Потому что чувства нуждаются в работе над их осмыслением, следовательно, если мы все меньше эмоциональных и умственных усилий прикладываем к работе над обыденным, мы также поступаем и с человеческим. Для нас не имеет значения, как работает свет, почему тепло в метро, что вообще такое Интернет и т.д. Думается, что если современный человек будет задавать себе больше простых вопросов о природе вещей, которые нас окружают, его ум станет критичным, а чувства обостряться, что, несомненно, будет являться положительной динамикой. А в заключении вопрос на засыпку: «греет ли нас шуба или мы ее согреваем»?
Риски формирования новояза[290]
(«1984»[291] Д. Оруэлл)
Для первой половины XX века характерны войны, кризисы и экономическая нестабильность – страшное и тяжелое время для многих государств и их граждан. Так, роман Джорджа Оруэлла «1984», как впрочем, и антиутопия Уильяма Голдинга «Повелитель мух»[292] создавались в условиях послевоенного кризиса, восстановления экономики, дефицита и угрозы атомной войны. Возможно поэтому, перечитывая в очередной раз «1984», меня поражает атмосфера безысходности, серости, напряжения. Такое ощущение, что «Старший брат» следит за мной со страниц книги, а запахом мерзкого джина пропитана моя комната. Каждый раз вздрагиваю, когда дочитываю до описания комнаты 101. Одна из главных идей, которую блестяще раскрыл Оруэлл, в своей книге – это отказ от прошлого. Прошлое не просто уничтожается, оно перестает существовать, его истребляют, переписывают, изменяют. «Прошлое, подумал он, не просто было изменено, оно уничтожено. Ибо как ты умеешь установить даже самый очевидный факт, если он не запечатлен нигде, кроме твоей памяти»[293]. Уничтожаются старые газеты, книги, источником информации выступает экран, которому необходимо верить безоговорочно[294]. «Историю, как старый пергамент, выскабливали начисто и переписали заново столько раз, сколько нужно. И не было никакого способа доказать потом подделку»[295]. Без прошлого человек не может существовать, он не несет социальную память и не обладает идентичностью, у него отсутствует пример морального и натурального поведения, который приобщает его к определенной группе.
Сегодня мы наблюдаем идентичную картину, когда СМИ заставляют нас помнить и знать только то, что выгодно для определенных структур и групп власть имущих людей. СМИ как главный его вещатель сегодня – Интернет воздействует на человека манипулятивным способом, вживляя в него определенную информацию, формирует короткую и податливую память[296].
В государстве Океания существует деление на три вида классов: члены внутренней партии, внешней партии и пролы (пролетариат). О пролах можно составить представление по следующему фрагменту: «Тяжелый, физический труд, забота о доме и детях, мелкие свары с соседями, кино, футбол, пиво и, главное, азартные игры – вот и все, что вмещается в их кругозор. Управлять ими несложно»[297]. Сравним с современным стандартным человеком, жизнь которого включает в себя: работу, дом, серфинг по видеохостингам в интернет-пространстве в поисках развлекательных видео, выходные в праздном безделье или посещение ТЦ. Нельзя не заметить очевидного сходства.
В Океании не видят опасности в восстании пролов против режима, так как они не образованы (сегодня отмечается падение интереса к образованию и науке со стороны современной молодежи), пассивны и праздны. Искусство упразднено, для пролов сочиняют специальную музыку. «Слова сочинялись вообще без участия человека на аппарате под названием «версификатор». Но женщина пела так мелодично, что эта страшная дребедень почти радовала»[298]. В Океании формируется специальный новояз, который призван уменьшить количество слов, букв, убрать все лишнее и оставить необходимый минимум слов, например, в новоязе нет слова «наука»[299]! Действительно, зачем нужны сложные слова, длинные выражения и словосочетания? Мы все знаем, что читая классическую и специальную литературу, мы узнаем множество новых слов, общаясь с образованными людьми, мы перенимаем стиль и манеру разговора, развиваем свою речь, но зачем это нужно, если пролы должны просто работать? Не кажется ли вам, что современная ситуация, происходящая с русским разговорным языком, в котором все больше используется иностранных слов, междометий, сокращений, все больше наблюдается экспансия чужой культуры. Данная тенденция проявляется с маниакальной настойчивостью в злоупотреблении сокращениями для общения в социальных сетях, в результате мы наблюдаем зарождение новояза, но не в вымышленном «1984», а в реальном 2021?
Свобода героя Маркеса
(«Воспоминания моих несчастных шлюшек»[300] Г. Маркес)
В повести Г. Г. Маркеса рефлексия главного героя являются стержневой темой произведения. К главному герою можно относится по разному осуждать, одобрять, принимать его сторону или выступать категорически против его жизненной позиции, но оставаться равнодушным к нему невозможно. Автор награждает своего героя юбилеем, ему 90 лет, это заставляет читателя задуматься над правильностью суждения персонажа, ведь его индивидуальный эмпирический опыт гораздо выше, чем у большинства читателей. Главный герой – это человек, который пожил, знает жизнь, с высоты прожитых лет может судить о себе объективно: «Я обнаружил, что дисциплинированность-вовсе не мое достоинство, но всего лишь реакция на собственную бесшабашность; что я выгляжу щедрым, что бы скрыть свою мелочность, что слыву осторожным, потому что таю зломыслие, что умиротворитель я не по натуре, а из-за боязни дать волю подавляемым порывам бешенства, и что пунктуален лишь затем, что бы не знали, как мало я ценю чужое время»[301].
Книга показывает нам перерождение главного героя. Герой одинок, его держат в редакции лишь из-за уважения к его возрасту. С другой стороны кажется, будто руководство забавляет держать такого динозавра, он будто бы старинный экспонат, который не часто замечают, но он поддерживает антураж и является местной достопримечательностью, один из последних не зачеркнутых на общей фотографии. Его жизнь уже решена, он не ждет от этой жизни чего-то нового: эмоций, любви, новых друзей, все уже решено, он слишком стар и он будет просто жить, а вернее доживать. «Я живу в доме колониального стиля, на солнечной стороне парка Сан-Николас, где и провел всю жизнь без женщины и без состояния; здесь жили мои родители, и здесь я решил умереть в одиночестве, на той же самой кровати, на которой родился, в день, который, я хотел бы, пришел не скоро и без боли»[302]. Герой абсолютно свободен, свободен именно так, как он всегда и хотел, свобода без ответственности. Женится ему не удалось, именно по этой причине, его мучали противостояния и образы холостяцкой жизни, к которой он очень привык. Коту очень тяжело остепениться и принять другую неизведанную ему жизнь: «Бурные холостяцкие прощания, которые мне устраивали в Китайском квартале, были полной противоположностью гнетущим вечерам в общественном клубе»[303]. Свобода, которая не приносит счастья, изначально данная герою, кажется чем-то ненастоящим и искусственным, вся жизнь будто под девизом безответственности и разврата. Кажется, что ничего нового в этой жизни герой испытать уже не в состоянии, он пытается окончательно разграбить свою без того бурную сексуальную, за все года жизнь, желанием юной девственницы. Казалось бы, за этим стремлением не должно встать ничего, кроме как удовлетворения похоти старого развратника, но, как это часто бывает из-за угла неожиданно появляется чувство любви, которое для героя является первым за его долгую жизнь. Любовь дарит ему жадный глоток свежего воздуха, который заставляет главного героя взглянуть на окружающий мир и на себя другими глазами. «Безлюбый секс – утешенье для тех, кого не настигла любовь»[304]. Делает он такой вывод для себя, спустя 90 лет жизни. Старый похотливый кот преображается, герой претерпевает душевную революцию, он перестает бояться чувств, он отказывается от своей псевдосвободы, осознавая, что, тем не менее остается свободным. Человек преклонного возраста начинает жить заново, он катается, словно юнец на велосипеде, лучше выглядит, создает атмосферу романтики и уюта в комнате своей юной возлюбленной, это заставляет его рассуждать о жизни и судьбе иначе: «Жизнь – вовсе не то, что протекает подобно бурной реке Гераклита, но представляет собой уникальную возможность перевернуться на раскаленной плите, что бы поджариваться с другой стороны еще девяносто лет»[305]. Свобода выражает себя в ответственности главного героя к своей возлюбленной, он безмерно счастлив и возраст не является помехой для его эмоций и чувств. Наоборот изголодавшись за всю свою долгую жизнь и познав впервые столь необычные для него ощущения он хранит их будто хрустальную вазу, боясь не только уронить ее, но и наклонить и пролить хотя бы каплю содержимого, которым он мечтает упиваться до скончания своих лет: «Наконец-то настала истинная жизнь и сердце мое спасено, оно умрет лишь от великой любви в счастливой агонии в один прекрасный день, после того как я проживу сто лет»[306]. Агония любви является для героя высшим счастьем.
Синдром Мартина Идена
(«Великий Гэтсби»[307] Ф. Фицджеральд)
«Век Джаза» и великолепный Фицджеральд, прекрасный вариант чтения на ночь, правда в результате прочтения данной книги пришлось лечь на четыре часа позже обычного, но это того стоило. Сразу хочу отметить, что здесь я не буду говорить об экранизации книги, так как сказано о ней много. Всех кто не смотрел, призываю после прочтения посмотреть последний фильм с Л. ДиКаприо[308] в главной роли, испытаете большое удовольствие, особенно от атмосферы золотого века джаза, контрабанды алкоголя и самой эпохи 20–30-х годов XX века.
«Если тебе вдруг захочется осудить кого-то, вспомни, что не все люди на свете обладают такими преимуществами, которые обладал ты»[309]. Этой фразой, которой предостерег отец Ника еще в детстве, автор начинает свое повествование. И здесь читателю сразу становится понятно, что в теме романа будет замешан вопрос отношения буржуа и простого человека. Главный герой, а именно Гэтсби кажется мне очень созвучным с персонажем Дж. Лондона, а именно Мартином Иденом, не правда ли? Посудите сами, чтобы завоевать Дэзи, Гэтсби становится богатым, он устраивает шумные вечеринки, для того, чтобы о нем говорили, заводит влиятельных знакомых. Покупает дом, неподалеку от своей возлюбленной, в надежде встретить ее на одном из званых вечеров, чтобы предстать пред ней во всем блеске своего богатства и статуса. Мартин Иден в свою очередь, пытался стать писателем, ради того, чтобы разбогатеть, что даст возможность получить ему высокий социальный статус и завоевать свою возлюбленную Руфь Морз, которая не может серьезно относиться к простому неотесанному моряку. Похожи и героини (Дэзи и Руфь), не блещут умом и являют собой образ мещанства как такового. Для них красивые вещи, богатство, званые приемы, статус гораздо важнее простых и настоящих человеческих чувств. Они, в принципе не способны на любовь, к «Другому», так как их любовь к себе и вещам, гораздо сильнее. Даже в роддоме, когда Дэзи узнала, что у нее родилась дочь, а не сын, она лишь вскрикнула: «Дай только бог, чтобы она выросла дурой, потому что в нашей жизни для женщины самое лучшее быть хорошенькой дурочкой»[310]. Тем самым раскрывая свой образ, женщины, которая терпит измены мужа, лишь для того, чтобы вести образ буржуа и быть причисленной к высшему свету. Гэтсби в свою очередь настоящий, такой же искренний как Иден. «Он улыбнулся мне ласково, – нет, гораздо больше, чем ласково. Такую улыбку, полную неиссякаемой ободряющей силы, удается встретить четыре, ну – пять раз в жизни»[311]. Гэтсби сделал все, чтобы добиться положения в обществе и стать богатым. В соре с мужем Дэзи Томи, Гетсби негодует: «Она вышла за вас только потому, что я был беден и она устала ждать»[312], оправдывая свою возлюбленную. Дэзи хватило небольшого скандала в «Плазе», который посеял лишь маленькое зерно неуверенности в богатстве Гэтсби, что заставило ее отвернуться от него и остаться со своим мужем. Безвременная гибель Гэтсби, не дала ему впасть в синдром Мартина Идена. Да, да такой синдром официально принят в психологии. Ведь если бы он остался жив, он бы узнал о том, что Дэзи осталась с мужем и выбрала Тома, выбрала сытую жизнь буржуа вместо настоящей любви. «Они были беспечными существами, Том и Дэзи, они ломали вещи и людей, а потом убегали и прятались за свои деньги, свою всепоглощающую беспечность или еще что-то, на чем держался их союз, предоставляя другим убирать за ними»[313]. А с чем бы остался Гэтсби? Со своим статусом и деньгами, но ведь он завоевывал его и зарабатывал их только ради своей любви к Дэзи, а если она не с ним, то зачем ему все это? Думается, что конец жизни Гэтсби был бы в любом случае трагичным, несмотря на свою волю к жизни, как и у Мартина Идена у него бы хватило сил на самоубийство, так как зачем жить, без мечты, тем более той, которой не суждено сбыться, несмотря на титанические усилия.
Солярис – вызов для человека
(«Солярис»[314] С. Лем)
Данный роман следовало бы рассмотреть с точки зрения психоанализа, где «Я» – это человек, «Оно» – Солярис, а «Сверх-Я» – «Гости» Соляриса, которые являются к экипажу станции, но вследствие того, что я не психолог, а философ, данное произведение я попытаюсь препарировать с помощью философского аппарата. Потусторонним в мире Соляриса является ВСЕ, так как его пространство полностью противопоставляется пространству Земли. Два солнца (голубое и красное), другие законы тяготения, другой вид разумного существа как такового, мироустройство Соляриса существует по своим собственным законам, никак не сопоставляемыми с законами земной физики и биологии. Солярис выступает не как «феномен», а как «вещь в-себе», мы рассматриваем его как, Кантовский «ноумен», он не досягаем для обыденного сознания ученого, тем более для человека. Не зря автор показывает сколько поколений «Соляристов» пыталось разгадать его природу: «Люди больших способностей и большой силы характера рождаются с более или менее постоянной частотой, но выбор ими сферы деятельности неодинаков. Их присутствие или нехватку в определенной области науки можно, пожалуй, объяснить перспективами, какие она открывает»[315], в конечном итоге ученые поняли, что не в силах разгадать Солярис и просто отпустили эту проблему, словно ее не было…Это в принципе проблема современной науки, вспомним И. Лакатоса[316] с его «защитными поясами», когда в эксперименте что-то идет не так, то наука придумывает новую теорию, потом снова, снова и так до бесконечности, то есть наука выглядит как огромный колос, который в результате приобретенного, усвоенного и главное систематизированного знания не может ошибаться, как минимум в силу своего авторитета и влияния, а если все совсем не так? Солярис выступает в роли аннигилятора всего земного научного знания, он разрушает все постулаты и теории, аксиомы и максимы, он показывает своим существованием абсолютно иной мир бытия, мир бытия к которому человек абсолютно не готов, более того пытается понять и перестроить согласно своим земным установкам и правилам. «Мы считаем себя рыцарями святого Контакта. Это вторая ложь. Не ищем никого, кроме людей. Не нужно нам других миров. Нам нужно зеркало. Мы не знаем, что делать с иными мирами. Хватит с нас одного этого, и он нас угнетает. Мы хотим найти собственный, идеализированный образ, это должны быть миры с цивилизацией более совершенной, чем наша. В других мы надеемся найти изображение нашего примитивного прошлого»[317]. Человек так и не может понять и смириться с тем, что Солярис – это не «явление», будь то другие законы гравитации, два солнца, один огромный живой организм – Океан, и не «феномен», Солярис – это «ноумен», он не познаваем средствами человеческого разума. Кельвин выдвигает в своей беседе со Снаутом идею «ущербного Бога»: «Это Бог…увечный, который желает всегда больше, чем может, и не сразу это осознает. Он сконструировал часы, но не время. Которое они измеряют. Системы или механизмы, служащие для определения целей, но они переросли эти цели и изменили им. И сотворили бесконечность, которая из меры его могущества, какой она должна быть, превратилась в меру его безграничного поражения»[318]. Но эта теория как минимум наивна, хотя если убрать в сторону книгу и вспомнить экранизацию «Соляриса»[319] Тарковского, то огромный ребенок на фоне океана выглядит очень убедительно и метафорично. Выражая гениальное олицетворение планеты как таковой, но вводиться данный эпизод больше в качестве художественного средства, а не действительного явления, которое дает сколько-нибудь объяснительное, что даст нам понять, а что такое Солярис на самом деле? Но, вернемся к книге, вспомним установку ученого, который прибыл на станцию изучать Солярис, мы видим подтекст, который вживлен в кору его «человеческого существа». Кельвин, прилетая на станцию размышляет: «Я никак не мог решиться снять скафандр, как будто от этого стал бы беззащитным»[320]. Он боится расстаться со своей земной идентичностью (скафандр), он понимает, что здесь совсем другой мир, пусть пока на станции, но Солярис здесь, он осязаем, влияет на меня, на «Другого», в конце концов, на мое бессознательное, а почему? Потому что Солярис – это не Земля, «гости» – это не люди, а человек – это не глашатай вселенной, как бы ему не хотелось им быть. Человек – это крупинка пылевого зерна, с точки зрения временного континуума, этому нас учит С. Лем в своем романе, а мы, как умные, большие, храбрые и развитые не можем с этим согласиться. Может виной всему та спесь, которую человечество культивирует в себе на протяжении всего развития или наша ущербность? Вопросов много, а ответ может быть один, либо множество, наука не является абсолютным показателем истинны и существования, так как в полной мере она не подтверждает реальность нашего с вами бытия. Одно можно сказать с уверенность «Солярис» – это не научно-фантастический роман, а полноценный философский труд. А планета Солярис – это вызов для всего человечества, так называемый experimentum crucis[321], в котором человечество обречено на поражение, по крайнее мере, насаживая свои установки не только в рамках планеты, но и в масштабах всей вселенной.
