bannerbannerbanner
полная версия50 книг с моей полки

Дмитрий Федорович Капустин
50 книг с моей полки

Мы катастрофически не умеем быть счастливыми
(«Острова в океане»[178] Э. Хемингуэй)

Роман «Острова в океане» я прочитал еще лет пятнадцать назад, когда заканчивал школу, тогда он произвел на меня впечатление, которое можно сравнить с чтением любой мало-мальски известной книги о приключениях и путешествиях. Да, неплохой роман, на большее он не дотягивал. По странному стечению обстоятельств эта книга переезжает со мной из одного места в другое, помимо того, что год ее издания 1986, я так затер ее обложку бесконечными переездами, что она приобрела просто темно-синий цвет, на котором нельзя различить ни названия, ни автора. И вот недавно я посмотрел на свою полку и совсем не понял, что это за книга, смотрит на меня, только открыв, я узнал ее – старина Хемингуэй и новое прочтение вызвало у меня совершенно другие эмоции. На этот раз, дочитав и громко захлопнув книгу (такая традиция зародилась у меня в 15 лет, когда я только начинал знакомиться с литературой и упивался Достоевским и Мураками, разбавляя их Пелевиным, но традиция осталась до сих пор. Дочитал книгу, хлопни! ☺). Первая мысль, которая меня посетила в этой секундной тишине, следующая – мы катастрофически не умеем быть счастливыми. К этой мысли меня подвел не только сюжет романа. Я проанализировал шестнадцать лет своей жизни, которые прошли после школы, подумал о моем отношении к роману тогда и сейчас. Ведь книга всегда одна, а читатель разный, даже спустя время, один и тот же человек, взяв в руки одну и ту же книгу, может получить совершенно различные эмоции. Ко всему в своей жизни, в том числе к литературе мы относимся через опыт, опыт – это мать всех наук. Именно эта книга, отослала меня туда, в прошлое, я посмотрел на себя и вспомнил о своих печалях, трудностях и переживаниях. Конечно, сейчас для меня это смешно, по-моему, я был абсолютно счастлив тогда, но может быть и сейчас, несмотря ни на что я счастлив, но этого не замечаю? Не смотря на то что, после рубежа тридцати лет практически любой человек на своем примере наблюдает конфликт мечты с реальной жизнью, будь то мужчина или женщина, если они не обзавелись семьей. Или в большей степени мужчина, если не сделал карьеру и не заработал достаточно материальных благ, не достиг той мечты, к которой шел. Одним словом, я счастлив, просто не могу схватывать этот момент вовремя, причем катастрофически. Но давайте, наконец перейдем к произведению, ведь именно оно подтолкнуло меня поразмышлять о счастье и том моменте, в котором я не умею его схватить[179].

Главный герой романа – это востребованный художник маринист Томас Хадсон. Роман делиться на три части, каждый из которых отсылает к определенному месту, связанному с океаном и морем – это «Бимини», «Куба» и третья часть «В море». «Бимини» – это абсолютное счастье, пусть немного скучное, но настоящее и искреннее. «Говорят, счастье скучно, думал он, лежа с открытыми глазами, но это потому, что скучные люди нередко бывают очень счастливы, а люди интересные и умные умудряются отравлять существование и себе и всем вокруг»[180]. Главный герой живет на острове, на летние каникулы его навещают трое любимых сыновей, от двух браков, которые остались в прошлом (хотя сожаления о разрыве с первой и второй женой, преследуют его по сей день). Самый маленький Эндрю и средний Дэвид, от второй жены, старший Томас от первой, а рядом с ними еще и лучший друг Томаса Хадсона – Девис Роджер. На протяжении целого месяца Томас Хадсон был счастлив. Они купались с детьми в океане, ловили рыбу, вели бесконечные беседы, он любовался и упивался их компанией, они наполняли каждый его день смехом и любовью. «Было много такого, что в свое время делало его счастливым. Но то, что за этот месяц дали ему эти четверо, во многом не уступало тому, что когда-то умел дать один человек, а печалиться ему пока было не о чем»[181]. Как это обычно бывает трагедия приходит совершенно нежданно, кажется, только вчера Томас Хадсон проводил детей и Роджера с острова. Он получает телеграмму: «Ваши сыновья Дэвид и Эндрю погибли вместе с матерью в автомобильной катастрофе под Биаррицем. До вашего приезда все хлопоты берем на себя. Примите наше глубочайшее сочувствие»[182]. После этой телеграммы Томас Хадсон никогда больше не будет прежним.

Часть вторая – «Куба». В ней Томас Хадсон пытается найти основания для своей дальнейшей жизни, пытается ухватиться за обрывки воспоминаний, но тут же откидывает их, так как пообещал себе не копаться в прошлом – это ни к чему. Перед нами предстает разбитый главный герой, со стаканом коктейля в руке, завсегдатай местных баров, в минуты своего отдохновения перед сном, его радует лишь его любимый кот по кличке Бойз. «Огорчений у меня довольно, подумал он. В изобилии. Земля изобилия. Море изобилия. Воздух изобилия»[183]. Ведь его третий сын, его гордость – старший сын Томми погибает. Томас Хадсон теряет всяческий интерес к жизни, но он встречает свою первую жену, которую всегда любил, но не умел быть счастлив рядом с ней. Они вместе разделяют общее горе по потери сына, любят друг друга, но как оказывается, даже для счастья есть определенное время. Бывает слишком поздно или рано, а иногда и совсем неуместно. Хадсон и его первая жена любят и ценят друг друга, но быть счастливы вместе уже не могут, тем более после гибели сына.

Часть третья – «В море». Томасу Хадсону предстоит трудная задача. Он преследует фашистскую подводную лодку. Именно в третьей части романа главный герой перерождается, он, наконец, находит основания для жизни – это военное дело и его мужской долг. «Жизнь человека немного стоит в сравнении с его делом. Но чтобы делать дело, нужно жить»[184]. В этой части раскрываются лучшие мужские качества главного героя. Он предстает перед читателем сильным, отважным и храбрым командиром, за которым готова идти его команда. Дело чести и долга для него превыше всего, гибель его сыновей, лишь закалила его, сделала его абсолютно бесстрашным. Ведь нет ничего страшнее ярости человека, которому нечего терять, поэтому он готов идти до самого конца. Томас Хадсон смертельно ранен, перед гибелью, в свои последние секунды он лишь слышит слова Вилли – члена его команды: «Не умеешь ты понимать тех, кто по-настоящему тебя любит»[185], Хадсон умер.

«Острова в океане» – во многом роман автобиографический. Хемингуэй любил океан, выпивку, женщин, котов, участвовал в преследовании немецкого флота на побережье во время войны. Хемингуэй не просто так создал образ художника-мариниста Томаса Хадсона, ведь художник и писатель – это профессии очень созвучные, вернее конечно сказать призвания. Гениальный художник расплачивается за свое признание своей судьбой. Чем глубже он входит в анналы истории, тем драматичнее его судьба. Хемингуэй через этот роман, который не был опубликован при его жизни, будто напророчил себе трагический исход жизни собственной, как будто то горе от потери сыновей Хадсона он воспринял на себя, свое сознание и рассудок, что привело к печальному исходу писателя. В заключение лишь скажу, после прочтения романа действительно хочется быть просто счастливым, не смотря ни на что, а вернее научиться им быть.

«Недостатки, как известно, привлекают больше, чем достоинства»[186]
(«Иностранка»[187] С. Довлатов)

Эта повесть является искренне Довлатовской историей, за которые его так любят сегодня в России и уважают на западе. Не случайно рецензию я назвал именно цитатой из его книги, ведь она является квинтэссенцией всей повести, в которой все действующие лица и даже попугай Лоло сотканы из сплошных недостатков, тем не менее, герои продолжают привлекать и вызывать эмоции у читателя. Посудите сами, ведь в жизни, особенно после определенного возраста трудно найти совершенно положительных людей, а если таковые и находятся, то их пороки исходят именно от их отсутствия. Ну, что о них писать, они живут в своей уютной квартире, со своей счастливой женой и двумя детьми, имеют прекрасную работу, их ритм жизни размерен, выходные они проводят у стариков пенсионеров, гуляют в лесу, друзей у них нет, потому что любимая семья занимает все их свободное время. Такие люди выпивают только по праздникам и максимум один, два бокала вина, летом месяц отдыхают на море, и умирают в один день со своей второй половиной, одним словом с ними все понятно. А здесь, какой колорит, одни жители «русской колонии» 108-й улицы чего стоят, каков Евсей Рубинчик: «Девять лет назад он купил свое предприятие. С тех пор выплачивает долги. Оставшиеся деньги уходят на приобретение современной техники. Десятый год Евсей питается макаронами. Десятый год таскает он армейские ботинки на литой резине. Десятый год его жена мечтает побывать в кино. Десятый год Евсей утешает жену мыслью о том, что бизнес достанется сыну. Долги к этому времени будут выплачены. Зато – напоминаю я ему – появится более современная техника…»[188]. А издатель Фима Друкер, или общественный деятель Лемкус. Все они олицетворяют собой эмигрантов третьей волны, которые единогласно подтверждают утверждение Довлатова: «В сущности, еврей – это фамилия, профессий и облик»[189], ну неужели это не заслуживает внимания читателя. А сама главная героиня Маруся, да она прекрасна в своей противоречивости и недостатках. Женщины ей завидовали, а мужчины восхищались, в союзе она привилегированная особа, дочка богатых родителей, а в Америке домохозяйка, ювелир и еще кто-нибудь, в прошлом завидная невеста, в настоящем распущенная женщина. И как Довлатов умеет точно раскрыть своего персонажа, который в силу своих недостатков, рождает у читателя сожаление и приязнь, а еще заставит над ним посмеяться так, что чуть не роняешь книгу из рук:

 

«– Идем, расскажешь по дороге. Может, выпьем кофе где-нибудь?

Маруся рассердилась:

– А киселя ты мне не хочешь предложить?»[190]. Или передать, так тонко ощущение человека, который сам пока в сущности ничего не добился, находится в другой стране и не знает, что ждет его за горизонтом. Тому, кто сам испытывает трудности, не понимает, как жить дальше самому, и только поэтому он не может сопереживать неустроенности «Другого», а ни в коем случае не из-за своего злого нрава. «Я почти не слушал. В таких делах, если начнешь прислушиваться, одно расстройство. Как говорится беспомощный беспомощному – не помощник…»[191].

Проза Довлатова грустная и смешная, добрая и немного завистливая, свободная и скованная множеством оков. Именно такая получилась его главная героиня Маруся, которая нас в чем-то отталкивает, но обладает такой бешенной харизмой, что хочется ее обнять и успокоить, но что самое интересное в ее жизни все так, как должно быть и Испанец, и попугай Лоло. А в итоге Маруся поменяла не страну, а одни печали на другие, что выражает одну из главных максим творчества Сергея Донатовича Довлатова.

Ненастоящий лагерь
(«Один день Ивана Денисовича»[192] А. Солженицын)

В первую очередь, необходимо напомнить, что «Один день Ивана Денисовича» – это первое произведение в Советской литературе, в котором поднимается тема ГУЛАГА, как такового. На его выход повлияло множество факторов – развенчание культа личности, «Хрущевская оттепель», ну и конечно личные «качества» самого Солженицына. В книге повествуется об одном дне арестанта Шухова Ивана Денисовича. Наружу выходит тема, которая не имела места в Советской литературе, для нее характерен свой особый предмет – это лагерь либо тюрьма и объект – человек (заключенный, арестант, осужденный). А теперь давайте остановимся поподробнее на самом произведении. Но еще одна поправка. Солженицын пишет не о лагере в полном смысле (какими считались лагеря Колымы, о которых писал В. Т. Шаламов), а о «легком» лагере (в котором еще жив кот, которого давно бы съели, нет блатных, нет вшей, бесконечных допросов, а у осужденного есть ложка[193]).

Во-первых, начнем с главного – питание заключенных. Основной претензией заключенных ГУЛАГА был не вопрос бесплатной работы, несправедливости наказания (потому что в ту историческую эпоху вопрос справедливого наказания не стоял в принципе, виновным мог быть признан ЛЮБОЙ, от крестьянина до интеллигента), а вопрос содержания и питания в лагере. Хотя, надо сказать, что был проделан «эксперимент», руководил, которым Эдуард Петрович Берзин (в 1937 году получил спецзвание – дивинтендант, в 1938-м – приговорен к расстрелу). В 1927 году его отправляют в Вишеру, чтобы заведовать стройкой большого химзавода. Об этом «эксперименте» подробно рассказано в антиромане «Вишера»[194] В. Т. Шаламова. В результате «Системы Берзина» никто не голодал, была возможность отовариться в лагерном магазине, существовала столовая «ресторанного типа». Но, к сожалению, в эпоху Большого террора власть перестала интересоваться насущными проблемами заключенных, в результате зеки стали «расходным материалом», умерших просто заменяли новые сидельцы, в том числе, по всем известной 58-й статье. Солженицын пишет: «сидеть в столовой холодно, едят больше в шапках, но не спеша, вылавливая разварки тленной мелкой рыбешки из-под листьев черной капусты и выплевывая косточки на стол»[195]. На что мы находим, совершенно иной взгляд у Шаламова: «рыбу есть только с костями – лагерный закон»[196]. Или у Солженицыны: «[…] наспех еда не еда, пройдет даром, без сытости»[197] (это возможно, но только когда баланда хотя бы горячая), а у Шаламова: «я, ел как зверь, рычал над пищей»[198]. Правда у Солженицына хлеб все-таки Шухов уносит собой, чувствуется опыт лагеря «Усть-Ижма». «Шухов вынул из валенка ложку. Ложка та была ему дорога, прошла с ним весь север, он сам отливал ее в песке из алюминиевого провода, на ней и наколка стояла: «Усть-Ижма, 1944»»[199]. Из этого эпизода в самом начале повествования читатель понимает, что Иван Денисович Шухов закален лагерем, настоящим, а не «легким», в котором он находится сейчас. Надо так же обозначить, что главный герой повествования – обычный крестьянин, «мужик», который попал в заключение не по своей вине, а потому как выполнял «шпионское задание» немцев. Какое, суд не смог придумать, поэтому в деле, осталась только формулировка «задание» и восемь лет, получите, распишитесь. Надо обязательно принимать во внимание, что Шухов – крестьянин. Тяжелый быт русской деревни закалил русского крестьянина, так сильно, что он гораздо легче переносил тяготы лагерных, тем более тюремных будней. Шаламов пишет о том, что самым простым и веским аргументом против интеллигента в заключении является пощечина, одна пощечина, которая может сломить дух интеллигента окончательно и бесповоротно. В свою очередь русский крестьянин (почему подчеркиваю русский, потому что деревня Эстонца и Латыша отличалась менее тяжелым бытом) гораздо крепче, он по праву рождения может «сидеть лучше».

Во-вторых – баня. Да-да, пресловутая баня и отношение к ней Ивана Денисовича (в принципе абсолютно нормальное для человека, но не в условиях лагеря). «Свободной рукой еще бороду опробывал на лице – здоровая выперла, с той бани растет, дней более десяти. А и не мешает. Еще дня через три баня будет, тогда и поброют. Чего в парикмахерской зря в очереди сидеть? Красоваться Шухову не для кого»[200]. Но какая баня в настоящем лагере, мы узнаем у Шаламова: «[…]первым «но» является то, что для бани выходных дней не устраивается […]Вторым или, вернее – третьим «но» является то, что, пока бригада моется в бане, обслуга обязана – при контроле санитарной части – сделать уборку барака – подмести, вымыть, выбросить все лишнее. Эти выбрасывания лишнего производятся беспощадно. Но ведь каждая тряпка дорога в лагере, и немало энергии надо потратить, чтоб иметь запасные рукавицы, запасные портянки, не говоря уж о другом, менее портативном, о продуктах и говорить нечего […]там (в бане) не хватает не только воды. Там не хватает тепла. Железные печи не всегда раскалены докрасна, и в бане (в огромном большинстве случаев) попросту холодно. Это ощущение усугубляется тысячей сквозняков из дверей, из щелей[…]Но всего этого мало. Самым страшным является дезинфекционная камера[…]»[201]. Какова банька?

 

В-третьих – работа. С каким залихватским стремлением берется за работу Шухов и его бригада, мешается раствор, кладется блок, энтузиазм, да и только: «Вот это оно и есть – бригада. Начальник и в рабочий-то час работягу не сдвинет, а бригадир и в перерыв сказал – работать, значит – работать. Потому что он кормит, бригадир. И зря не заставит тоже»[202]. Читая этот фрагмент, только дивишься, так это прямо социальная стройка светлого будущего: «Работа трудна, работа томит. За нее никаких копеек. Но мы работаем, будто мы делаем величайшую эпопею»[203]. Но ведь это лагерь, пусть и «легкий», откуда, такая удаль, энтузиазм. Дело в том, что работа еще не выбила их из сил, герои Солженицына не измучены голодом и морозом, которые являлись вечными спутниками для заключенных лагерей Колымы и Магадана.

В-четвертых – полное отсутствие в повествовании блатных. Быть такого не может, или что Солженицын таким образом обходил цензуру того времени? Если это так, значит, и не надо было издавать, так как вся правда лагеря и тюрьмы не является таковой без них. Блатные – это составляющая работы всей машины пенитенциарной системы времени ГУЛАГА. Если 58-ая статья – враг народа, то блатной – это его друг, по крайней мере той его части, которая служила в той пенитенциарной системе – вертухаи, начальники и т.д. О блатных написана гениальная работа В. Т. Шаламова «Очерки преступного мира»[204], в которых начисто уничтожается любой налет романтики с класса блатных, который в свою очередь, до Шаламова, нещадно культивировался в культуре и после (90-е годы XX века).

Нужно заканчивать, так как никакого объема не хватит, чтобы привести в-пятых, шестых и т.д. В общем, мне хочется сказать о том, что величина и заслуги Солженицына, МЯГКО говоря, преувеличена. Да, он был первый в лагерной прозе. Опубликовал рассказ «Один день Ивана Денисовича» о ненастоящем лагере, давайте просто спустим на то, что он обходил цензуру (помимо удачи, спасибо Твардовскому, который помог ему и почему-то оставил в стороне произведения Шаламова). Вопрос в другом, мог ли человек, который большинство срока своей отсидки провел по различным «шаражкам» и тюрьмам написать правду о лагере, на чем он основывался, на рассказах других? И самое главное, зачем он дерзнул написать «Архипелаг ГУЛАГ»[205], к работе над которым просил присоединиться В. Т. Шаламова. Безусловно, Солженицын хотел использовать опыт Шаламова, осознав это, Шаламов ответил категорическим отказом о сотрудничестве. Но на этот вопрос есть ответ у Шаламова, в его тезисах «Что я видел и понял в лагере»[206]: «Что писатель должен быть иностранцем – в вопросах, которые он описывает, а если он будет хорошо знать материал – он будет писать так, что его никто не поймет». Возможно, это и сыграло на пользу Солженицыну. Солженицын – иностранец, а Шаламов – практик, который выстрадал свою литературу ценой своей жизни и здоровья от чего оказался не понят в свое время. Обласканный при жизни Солженицын, востребован и сегодня, с недавнего времени даже «Архипелаг ГУЛАГ» включен в школьную программу. А где настоящий гений В. Т. Шаламов? К сожалению, недооценен до сих пор и неизвестно, будет ли оценен по заслугам, когда либо. Так как думается, что в лагерной прозе главным писателем так и останется, «такой, в сущности делец, как Солженицын»!

Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря[207]
(«Записки сумасшедшего»[208] Н. Гоголь)

С легкой руки И. Бродского, неизвестный день «надцатого мартобря», придуманный Н. В. Гоголем перекочевал в англоязычную литературу. Теперь слово «Marchember» используется за океаном, по крайней мере, в Канаде точно. (Современная канадская поэтесса Alice Major[209]:

 
All composition must surrender
to the arbitrary – whether the luck of inmate sturdiness
or accidental preservation – to elude
the blackening spots, the creeping mould engendered
by dampness intrinsic to evenings in late MARCHEMBER).
 

Таким образом, через Бродского язык Гоголя формирует язык другой страны, а это многого стоит. Ведь все мы прекрасно знаем, что язык создает идентичность человека, а многие (кто по зануднее) еще и знакомы с герменевтикой, которая изучает язык и с его помощью объясняют мир, общество и человека, но сейчас не об этом.

Переходим к Аксентию Ивановичу Поприщину – главному герою повести «Записки сумасшедшего». Поприщин – мелкий чиновник, служащий в канцелярии рядового департамента, преимущественно занят тем, что занимается заточкой перьев для письма, согласитесь не самый интеллектуальный труд. Повесть описывает прогрессирующее безумие маленького человека. Он начинает слышать речь маленькой собачки, более того, как оказалось, она, даже, писала ему письма: «Я писала тебе, Фидель; верно, Полкан не принес письма моего!» Да чтоб я не получил жалованья! Я еще в жизни не слыхивал, чтобы собака могла писать»[210]. По началу, главный герой еще разводит реальный мир и мир своих иллюзий: «Признаюсь, с недавнего времени я начинаю иногда слышать и видеть такие вещи, которых никто еще не видывал и не слыхивал»[211]. Но, в процессе прогрессирования безумия он «становится» королем Испании: «Сегодняшний день – есть день величайшего торжества! В Испании есть король. Он отыскался. Этот король я. Именно только сегодня об этом узнал я»[212]. Ну а в дальнейшем…«[…] люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове; совсем нет: он приносится ветром со стороны Каспийского моря»[213]. В общем Аксентий Иванович сходит сума окончательно, как итог – размещение его в клинике душевнобольных.

Можно разбирать великолепный слог Н. В. Гоголя, юмор, автобиографичность произведения, но я бы хотел немного сказать о другом, о том даре предвиденья, который свойственен всей хорошей литературе, в принципе. Гоголь поставил в центр своей повести маленького человека, который сходит сума, а кем бы был Поприщин сегодня? Рядовой менеджер, живущий в Санкт-Петербурге, который работает с десяти утра до шести вечера, имеет среднее жалование, живет по принципу работа-дом. Выходные для него – отдохновение с кружкой пива в баре, либо перед экраном телевизора. То есть очень утрированно, Поприщин – стандартный житель мегаполиса. Если же он живет в Москве, то у него, скорее всего, есть собака, хотя у такого, как Поприщин врятли. И что же происходит? Он сходит сума, но не только как исключительный человек, а, как и большинство жителей мегаполиса, в принципе. Высокий спрос на услуги психолога и психиатра у жителей мегаполисов, только подтверждают мои размышления. Тем самым Гоголь предвидел существование таких «Поприщиных», которые сегодня являются нормальным явлением. Монотонная работа, стрессы, отсутствие творческих интересов, друзей, второй половины, заставляет современного человека лишаться рассудка. Он несет в себе «экзистенциальный запрос» к жизни как таковой, а то, что происходит вокруг него, на жизнь, в полном смысле, совершенно не похоже. В результате свое сумасшествие или, как принято сегодня говорить девиантное поведение (хотя это не одно и тоже, но явления схожие), люди могут и не выражать в реальном пространстве, для этого существует сеть Интернет. Человек сегодня живет в двух пространствах – реальном и виртуальном. Как для первого, так и для второго он формирует свой образ, через который его воспринимают окружающие. Но образ в реальном и виртуальном может отличаться разительно, неправда ли?

А при чем тут «Поприщин», да не причем, ведь написана моя рецензия 20200 года бездня 84-го месяца от сотворения Coca-Cola…

178См., Хемингуэй, Э. Острова в океане/ Эрнест Хемингуэй. Баку., «Маариф», 1986. – 424 с.
179Слово схватить (схватывание), понимается мною, в данном контексте моих размышлений, именно в Гегелевском смысле.
180Хемингуэй, Э. Острова в океане/ Эрнест Хемингуэй. Баку., «Маариф», 1986. С.86.
181Там же. С.87.
182Там же. С.175.
183Там же. С.211.
184Там же. С.412.
185Там же. С.414.
186Довлатов, С. Иностранка/ Сергей Довлатов. СПб., 2018. С.33.
187См., Довлатов, С. Иностранка/ Сергей Довлатов. СПб., 2018. – 160 с.
188Там же. С.11.
189Там же. С.30.
190Там же. С.118.
191Там же. С.79.
192См., Солженицын, А. Один день Ивана Денисовича: рассказы/ Александр Солженицын. СПб., 2019. – 352 с.
193См., Шаламов, В. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 6: Переписка/ Варлам Шаламов. М., Книжный Клуб Книговек, 2013. В.Т. Шаламов – А.И. Солженицыну.
194См., Шаламов, В. Вишера/ Варлам Шаламов. М., 1989. – 64 с.
195Солженицын, А. Один день Ивана Денисовича/ Александр Солженицын. СПб., Азбука, Азбука-Аттикус, 2019. С.14.
196См., Шаламов, В. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 6: Переписка/ Варлам Шаламов. М., Книжный Клуб Книговек, 2013. В.Т. Шаламов – А.И. Солженицыну.
197Солженицын, А. Один день Ивана Денисовича: рассказы/ Александр Солженицын. СПб., Азбука, Азбука-Аттикус, 2019. С.19.
198См., Шаламов, В. Колымские рассказы/ Варлам Шаламов. СПб., Азбука, Азбука-Аттикус, 2015. –384 с.
199Солженицын, А. Один день Ивана Денисовича/ Александр Солженицын. СПб., Азбука, Азбука-Аттикус, 2019. С.15.
200Там же. С.19.
201См., Шаламов, В. Собрание сочинений в четырех томах. Т.1/ Варлам Шаламов. М., Художественная литература, Вагриус, 1998. – С. 519–524.
202Солженицын, А. Один день Ивана Денисовича/ Александр Солженицын. СПб., Азбука, Азбука-Аттикус, 2019. С.73.
203См., Маяковский, В. Стихотворения и поэмы. Из поэмы (Хорошо!)/ Владимир Маяковский. М., АСТ, 2012. – 192 с.
204См., Шаламов, В. Колымские рассказы/ Варлам Шаламов. СПб., Азбука, Азбука-Аттикус, 2015. С. 430–490.
205См., Солженицын, А. Архипелаг ГУЛАГ/ Александр Солженицын. М., 2017. – 1424 с.
206См., Шаламов, В. Собрание сочинений в четырех томах. Т.1/ Варлам Шаламов. М., Художественная литература, Вагриус, 1998. – 525 с.
207См., Бродский, И. Стихотворения и поэмы. В 2-х томах. Комплект из 2-х книг/ Иосиф Бродский. СПб., ИГ Лениздат, 2017. – 1408 с.
208См., Гоголь, Н. Записки сумасшедшего. Сборник/ Николай Гоголь. СПб., АСТ-Эксклюзив «Русская классика», 2017. – 230 с.
209Элис Мейджор – Канадский поэт, писатель и эссеист.
210Гоголь, Н. Записки сумасшедшего. Сборник/ Николай Гоголь. СПб., АСТ-Эксклюзив «Русская классика», 2017. С. 213.
211Там же. С.214.
212Там же. С.222.
213Там же. С.224.
Рейтинг@Mail.ru