Дмитрий Федорович Капустин
50 книг с моей полки
Худшая классическая антиутопия XX века
(«Механическое пианино»[371] К. Воннегут)
Всех поклонников Воннегута прошу меня извинить заранее, но все по факту. Во-первых – эта книга это Оруэлл как есть. «Пролы» – это служащие армии и КРР, инженерный состав – это те, кто живет перед экраном и жгут новости прошлого дня и лишь немногие восстают против государственной машины, так в книге Воннегута – это Доктор Пол Протеус. Во-вторых главная романтика этой книги – это ее название (потому что она мне очень напомнила книгу «Повелитель мух»[372] У. Голдинга, в которой по мимо названия, так же нет абсолютно ничего выдающегося). Так вот главная фабула книги состоит именно в механическом пианино, когда доктору Протеусу, по ту сторону говорят: «Чувствуешь себя как-то неловко, не правда ли, доктор, когда смотришь, как они опускаются и встают? Прямо так и видишь призрак, который вкладывает в игру душу»[373]. Нам сразу рисуется завод, на котором когда-то один из токарей, оставил запись своей работы на магнитной пленке, а машины ее записали и начали бесконечно тиражировать. Итог одна машина более производительна и не требует того, чтобы кто-то копался в ее внутреннем мире, то есть полностью исключает человеческий фактор, что несет положительную динамику в производстве. Все бы ничего, может быть данная книга была бы средненькой антиутопией, после Замятина, Хаксли и Оруэлла, но нет, надо было автору ввести женщину – Аниту. Зачем, спрашиваю я? Вспоминается случай, который произошел с Довлатовым. Однажды он отдал рукопись в очередное издательство, его вызывает ГЛАВРЕД и спрашивает:
«– В силу какого литературного приема над могилой у вас вьются птицы?
– Просто вьются – ответил Довлатов.
– Они не могут просто виться, они должны летать в силу определенного литературного образа – сказал редактор»[374].
Так вот, у Довлатова это было коротко, но зачем так разворачивать историю с изначально глупой и корыстной женщиной на несколько десятков страниц я не понимаю. «Анита спала, полностью удовлетворенная не столько Полом, сколько социальным оргазмом, который наступил после долгих любовных утех с обществом: ей наконец предложили Питсбург»[375]. Она неизобретательна и слишком прямолинейна, даже поймала Пола на несуществующей беременности. Ну, хватит уже, так в жизни не бывает. Жениться на меркантильных дамах – это удел только увлеченных людей творческих специальностей, но Инженер – это другое.
Одним словом не умно, не красиво и не стильно. Книга ужасная, если вы любите жанр антиутопии никогда не читайте эту книгу, ну и еще У. Голдинга «Повелитель мух», плохо и посредственно, после этой книги никогда не притронусь к Воннегуту.
Человек – хуже Сатаны
(«Дневник Сатаны»[376] Л. Андреев)
Сатаны от скуки спускается в посюсторонний мир, он жаждет игры, устал он в своем потустороннем мире от этих котлов и чертей… «Просто Я хочу играть […] (Вспоминаются слова Остапа Бендера: «Ангелы сейчас хотят на землю, тут электричество, водопровод…»[377] отм. мною). Я горд, самолюбив и даже, пожалуй, тщеславен… ты ведь знаешь, что такое тщеславие, когда хочется похвалы и аплодисментов хотя бы дурака?»[378]. Для своего путешествия на землю он выбирает тело Генри Вандергуда, американского бизнесмена с колоссальным состоянием в три миллиарда долларов. Его сопровождает черт, который в посюстороннем мире является Эрвинном Топпи и выполняет функции личного секретаря. Не понимая каким образом распорядится своим богатством, Сатана поручает его в руки некому Фоме Магнусу (который, к слову сказать, по страшнее Дьявола, но именно в пределах посюстороннего мира). Увидев его «дочь» Марию, Сатана влюбляется в нее, все… А нет, забыл сказать, роман не является оконченным, к сожалению мы можем работать лишь с тем, что оставил после себя Леонид Андреев. На этом весь сюжет раскрыт. Но это на первый взгляд, давайте теперь разберем философский подтекст и попробуем разобраться какой посыл хотел передать нам автор, именно нам человеку настоящего, живущему здесь и сейчас.
Действие романа разворачивается в новой парадигме, которую провозгласил Ф. Ницше: «Бог умер»[379] (мог ли догадаться философ, что эти слова, которые он вкладывает в уста своему Заратустре разделят этот мир на, до и после). Ницше угольно-черной краской, взяв в руки, самую широкую кисть, жирным мазком начертил черту, за которой открылась новая эпоха. Давайте подвесим эту мысль и вернемся к ней в конце.
Сатана дает понять, что невозможно осмыслить потустороннее, пока ты не попал туда, человеческий мозг не может вместить необъятное, так как не способен разобраться даже в своей посюсторонней жизни. «Твой разум как нищенская сума, в которой только куски черствого хлеба, а здесь нужно больше, чем хлеб. Ты имеешь только два понятия о существовании: жизнь и смерть – как же Я объясню тебе третье?»[380]. Здесь мы еще видим Сатану, которого в дальнейшем целиком и полностью превратиться в обычного, пусть и богатого человека Генри Вандергуда. Он пытается не потерять связь с потусторонним, но человеческое тело и сознание, в которое он перевоплотился, фактически вытряхивают Сатану, как такого, превращая его в человека. Сатана становится таким же глухим и слепым, он не может помыслить, то, что за гранью человеческого. «Лживое безмолвие объемлет Меня, и тщетно ловлю Я напряженным слухом голоса откровения, они остались за той же непроницаемой стеной»[381]. Сатана понимает, что пока он не стал человеком, пусть перевоплотившись через «Другого», он не мог понять такой «простой» на первый взгляд земной мир. Таким образом, существуют два пространства по ту сторону и по сю сторону. Наблюдается невозможность включения и понимания без полноценного функционирования в одном из них. Позволю себе небольшое отступление. Сравнение великолепно подходит для сегодняшнего амбивалентного человека, который осуществляет свое бытие в двух пространствах – Интернет и жизненном. Невозможно осознать феномен сети, не «уходя» в Интернет, как и невозможно понять жизнь, находясь и проводя большую часть своего времени в сети (возможно для этого и созданы социальные сети. В «Facebook» зарегистрировано три миллиарда пользователей, такого количества нет ни в одной религиозной конфессии мира, вы до сих пор думаете, что «Facebook» и другие сети созданы, лишь для удобства общения, а не для изменения природы человека как такового…ну-ну), вернемся к роману.
Андреев несколько раз воспроизводит «легенду о великом Инквизиторе», которую Достоевский вложил в уста своему герою Ивану Карамазову. В разговоре с Кардиналом Х. (Римский папа, который пришел выпрашивать деньги у Вандергуда): «Ваше несчастье в том, м-р Вандергуд, что вы слишком любите людей […]Когда любят, то и жалеют, а жалость убивает силу»[382]. И в разговоре Фомы Магнуса: «Докажите, что Бог сам подчинен своим законам, то есть, попросту говоря, не может свершить чуда, – и завтра ваша бритая обезьяна (о кардинале Х.) останется в одиночестве, а церкви пойдут под манежи. Чудо, Вандергуд, чудо – вот что еще держит людей на этой проклятой земле!»[383]. Тем самым Андреев показывает, что, даже если Бог есть (ведь по замыслу он все-таки существует, так как мы имеем дело с Сатаной, в качестве главного героя), он не нужен людям. Достаточно его проекта, то есть возможности чуда, а, следовательно, Бога. Ведь проект религии как таковой и Бога прекрасны, они нас учат настоящим, вечным ценностям… Да, но этот проект осуществлялся с такой жестокостью, что костры инквизиции являются веским тому доказательством, или продажные и алчные Кардиналы Х…А идеи Римской империи и великой революции – гениально, но каков конец? «Видите ли: все, что делает человек, прекрасно в наброске – и отвратительно в картине […]. Начинает гений, а продолжает или кончает идиот и животное»[384]. Но почему же так происходит? Фома Магнус отвечает: «Здесь сказывается самое существо человека, животного, в массе своей злого и ограниченного, склонного к безумию, легко заражаемого всеми болезнями и самую широкую дорогу. Кончающего неизбежным тупиком. И оттого так высоко над жизнью человека стоит его искусство!»[385]. О как много сказано и написано об искусстве, какие дифирамбы поют ему. Данная тенденция характерна для общества, в котором есть идея Бога, так как искусство – творческий акт его создателя, для реализации духовного стремления, в результате которого, творец, пусть на время, сбрасывает с себя оковы отчуждения. Помните слова Сталкера, героя одноименного фильма Тарковского: «Во всяком случае, вся эта ваша «технология», все эти домны, колеса и прочая маета-суета – чтобы меньше работать и больше жрать. Все это – костыли и протезы. А человечество существует для того, чтобы создавать… произведения искусства. Это, во всяком случае, бескорыстно, в отличие от всех других человеческих действий. Великие иллюзии… Образы абсолютной истины…»[386]. Искусство творит гений: «В искусстве гений начинает и гений кончает. Вы понимаете: гений! Болван, подражатель или критик бессилен что-нибудь изменить или испортить в картинах Веласкаса, скульптуре Анджело или стихах Гомера»[387]. А что такое современное искусство сегодня, искусство без Бога? Один пример – «Дерьмо художника» (итал. Merda d'artista) – произведение искусства итальянского художника Пьеро Мандзони, представителя концептуализма. Вкратце – определенное количество банок с экскрементами «художника», которые продавались изначально по цене равному по весу к золоту (кстати сказать, сейчас они стоят гораздо и гораздо дороже). Да, можно сказать он, как и Ницше проводит черту, художник концептуалист плюет на всю традицию и каноны и так далее и тому подобное. Нет, нет, вы меня извините, но это просто ДЕРЬМО, пусть и дорогое. Вот такова «сила» современного искусства, искусства без Бога. Потому Фома Магнус хочет взорвать все и даже сам Рим – этот музей под открытым небом, потому что нет ни Бога, ни Сатаны, они уже давно здесь на земле… «Грешников давно нет на земле, м-р Вандергуд, – вы этого не заметили? – а для преступников и, как вы неоднократно выражались, мошенников простой комиссар полиции гораздо страшнее, нежели сам Вельзевул со всем его штабом чертей»[388]. А, какое основание осталось у современного человека, кроме Бога, который умер, может история, эпоха, НЕТ отвечает Магнус. «[…] теперь всякий дурак знает, что беспристрастная история с одинаковой любезностью заносит на свои скрижали как имена праведников, так и имена злодеев»[389], «[…] ни одна потаскуха с улицы не принимает так охотно нового гостя. Как история нового…героя»[390].
Увлекся и совсем забыл насколько слов о Марии, «дочери» Магнуса, которая очаровала Сатану, и полюбил Генри Вандергуд. Она прекрасна, как мадонна, но как оказывается чертовски глупа, распущена и алчна. Что скажешь, привет через век от Андреева всем инста-моделям и инстаграм-дивам, которые появились сегодня. Они являются идеалом красоты, больше для привлечения рекламы, следовательно денежных знаков ничего не нужно, да и вообще нужно что либо еще сегодня кроме этих самых знаков повседневному человеку в принципе?
Так почему «Бог умер». Андреев идет от обратного, в его произведении все ясно, главный герой Сатана, следовательно, Бог существует, но на земле его уже нет. Прогнивший институт церкви, алчные правители, стадо одинаковых, злых и глупых людей, лишь доказывают эту установку, даже сам Сатана бессилен против «земного Сатаны» Фомы Магнуса. В романе Андреева человек, в принципе такой же, как и сегодня. У него не существует моральных рамок для своей жизни, авторитет отсутствует, религия лишь функций, нет веры, следовательно, некому объяснить человеку зачем и как существовать, в результате нет никакого сдерживающего фактора, чтобы человек не превратился в животное. Если говорить о человеке сегодня, то мы нашли своего Бога – технологии и сеть Интернет, которым мы покланяемся и чтим как божество (эта тема требует отдельной работы, поэтому давайте оставим тезисно). Но, главное о чем стоит напомнить, что установка: «Бог умер» – это положительная максима, которая заставляет человека пробудиться, дает ему возможность быть свободным (причем она совершенно не требует атеистического взгляда на мир), создавать, покорять, любить, в конце концов, БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ. Но, по всей видимости, нам нужен лишь проект свободы – гениальная идея, которую мы изуродовали, добровольно передавая ее государству, «Другому», кому угодно. Возьмите, пожалуйста мою свободу, можно всю, только пожалуйста не говорите мне о том, что у меня ее нет, мне нужно знать, что она у меня существует, но пользоваться я ей не буду, разве в рамках вседозволенности. Ведь так?
Это я – Веничка!
(«Москва-Петушки»[391] В. Ерофеев)
Это я – Веничка! Думаю Э. Лимонов точно читал, Ерофеева, перед тем как написать «Это я – Эдичка»[392], свою самую знаменитую книгу. Оба произведения характерны искренностью и автобиографичностью. Автор сливается с главным героем, а герой с автором, в результате весь остаток жизни у обоих спрашивали, а правда ли, а было ли, до сих пор не понимаю к чему эти вопросы, когда речь идет о литературе. Многие художники препарировали собственную жизнь, чтобы родить свое творенье. Ведь, как хорошо всем известно, даже посредственный писатель, может написать одну стоящую книгу и будет она о себе самом. Безусловно, Ерофеев – это не посредственный, а легендарный писатель, хотя бы от того, что создав свою поэму «Москва-Петушки», ему была безразлична дальнейшая судьба произведения, публикации, тем более тиражи, он написал и написал. Выполнил свой долг или просто творческий акт, как художник он создал совершенно небольшое произведение, которое оказалось признано и зачислено в ранг легендарных. В СССР постмодернизм возник в те же годы, что и на Западе, и развивался по тем же законам. Но русский постмодернизм считается за рубежом самым авангардным. В прозе Ерофеева это отлично прослеживается, так как его поэма «Москва-Петушки» создана как алко-эпопея, через радикальные, подчеркнуто эпатирующие приемы. Чего только стоят знаменитые рецепты коктейлей от Венички: «Ханаанский бальзам», «Дух Женевы», «Слеза комсомолки», «Сучий потрох». В составе политура, клей БФ, тормозная жидкость, одеколон, лак, средство от потливости ног, одним словом пьют в поэме до одури. Главный персонаж это профессиональный алкоголик, который своим примером показывает нам все прелести и негативные моменты такого образа жизни. «Все как-то уже настолько одурели, и столько было тумана в каждой голове, что ни для какого недоумения уже не хватало места»[393].
Нужно обратить внимание на построение поэмы. Она создана в цикличной манере, то есть начало и конец происходит в одном и том же месте – это подъезд многоквартирного дома. Начало поэмы, как пробуждение после очередного запоя, как следствие похмелье и возрождение, окончание – смерть, от шила, которое вонзили в горло. Веничку пригвоздили как Иисуса, он разговаривает с ангелами, в начале поэмы он спускается по сорока ступеням того самого неизвестного подъезда, подъезда-сада, в котором в конце найдет свою гибель. На сороковой день после смерти определяется место нахождения души человека – это рай или ад. Поэма пестрит отсылками к Религиозным сюжетам, но об этом и без меня много написано[394].
«Тьма есть тьма, и с этим ничего не поделаешь. Тьма сменяется светом, а свет сменяется тьмой – такого мое мнение»[395]. Веничка осознает и принимает цикличность жизни и готов принять свою судьбу, какой бы она ни была. С самого начала произведения чувствуется некая заброшенность Венички: «Все, о чем вы говорите, все, что повседневно вас занимает, – мне бесконечно посторонне. Да. А о том, что меня занимает, – об этом никогда и никому не скажу ни слова. Может, из боязни прослыть стебанутым, может еще от чего, но все-таки – ни слова»[396]. Он «Чужой», он не просто Бригадир монтажников ПТУСа. Веничка вспоминает Кантовское – an sich (Вещь в-себе) и Гегелевское fur sich (Для-себя-бытие), но трактует эти понятия определенным образом: «Лучше всего конечно, и an sich и fur sich, а именно вот как: два часа подряд пейте что-нибудь крепкое: старку, или зверобой, или охотничью. Пейте большими стаканами, через полчаса по стакану, по возможности избегая всяких закусок. Если это кому-нибудь трудно, можно позволить себе минимум закуски, но самой неприхотливой: не очень свежий хлеб, кильку пряного посола, кильку простого посола, кильку в томате»[397].
Не будет преувеличением назвать поэму «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева одной из талантливейших русских книг XX века. Как все гениальные произведения она тесно связана с реалиями и атмосферой эпохи и написана так, что читатель и много лет спустя понимает, что герой её – насквозь русский человек. Ну а радикальный алкоголизм, показанный в поэме, в первую очередь явление постмодерна, с которым тяжело иметь дело, ведь в его концепции можно обыграть любую вещь и идею так, что зачастую и узнать ее будет невозможно…
«Я положил на его могилку букетик ромашек и долго плакал»[398]
(«Цветы для Элджерона»[399] Д. Киз)
Очередной шедевр американской литературы XX века. Общечеловеческие вопросы представлены разнообразно и понятно. Д. Киз обозначает главную идею романа, вкладывая ее в монолог своего героя Чарли: «[…]запомните, чтобы вы для меня ни сделали, это не дает вам права обращаться со мной как с подопытным животным! Я – человек, и Чарли тоже был человеком еще до того, как пришел в вашу лабораторию»[400]. Чарли – молодой, умственно отсталый парен, который в результате научного эксперимента становится интеллектуалом. В результате чего происходит определенная бифуркация, мир приобретает для него иные очертания, цвета, лица людей, вкус, изменяется абсолютно все, а, следовательно, он сам и отношение к нему окружающих. Он становится полноценным членом общества, причем примыкает именно к научному сообществу, вследствие приобретенных им интеллектуальных навыков. Он, впервые обнаруживает тяжесть жизни, начинает воспринимать ее как бремя для себя, осознав, что люди, которые его окружают совершенно не такие доброжелательные и открытые, какими он привык их считать, когда просто работал в пекарне и только «хотел стать умным». Д. Киз прекрасно показывает отношение к человеку, который переходит крайности в обществе, изначально Чарли слишком тупой, потом вследствие эксперимента он слишком умный, следовательно, и его окружение относится к нему настороженно как в первом, так и во втором случае. По большому счету нигде он не чувствует себя собой. Хотя в своем перманентном состоянии слабоумия, он кажется себе белее счастливым, хотя усердно не хочет возвращаться к нему.
Можно сделать обширный анализ данного произведения, так как множество общечеловеческих вопросов, которые ставит перед читателем автор, не оставят равнодушным никого, но мне бы хотелось остановиться на следующем аспекте – проблема научного сообщества. В своей рецензии на «Мартина Идена»[401] я умышленно отошел от этого вопроса, но эта книга подогрела во мне негодование и вызвала полнейшую солидарность с главным героем романа Чарли, когда он находился на пике своих интеллектуальных способностей, он рассуждает: «Окружающие кажутся мне совсем другими. Каким же глупцом надо было быть, чтобы всех профессоров чохом причислять к гигантам мысли. Малого того, что все они лишь самые обычные люди, они еще и одержимы страхам, что остальной мир поймет это»[402]. В свою очередь Бриссенден – единственный друг Мартина Идена, открывает ему глаза на высшее сообщество буржуа и «настоящих» ученых: «Гнилые души – это еще мягко сказано. В такой среде нравственное здоровье не сохранишь. Она растлевает. Все они там растлённые, мужчины и женщины, в каждом только и есть что желудок, а интеллектуальные и духовные запросы у них как у моллюска…»[403]. У Мартина Идена был друг – Бриссенден, который солидарен с ним, и открывал ему глаза на высший свет и ученый мир (но Иден не прислушался к его словам о Руфи: «И вы написали свои потрясающие «Стихи о любви» в честь этой жалкой девицы, этой бледной немочи!»[404]). Но у Чарли не было такого друга, не было ровни, как тогда когда он был умственно отсталым, так и тогда, когда он стал гением. Лишь Элджернон, его верный спутник и друг, только он разделял с ним его муки одиночества, только он был настоящим и самым верным спутником Чарли.
Но возвратимся к проблеме научного сообщества. Чарли размышляет: «До меня дошло, что чистый разум сам по себе ни черта не значит. В вашем университете разум, образование, знания – все обожествляется. Но я знаю то, чего вы не заметили: голые знания, не пронизанные человеческими чувствами, не стоят и ломаного гроша»[405]. Проблема современного образования и застоя научных кадров в современной России кроется именно в этом. Не конфликт физиков и лириков имеет место быть, а конфликт противоречия образования как такового. Бесполезные защиты диссертаций, когда молодой специалист, получив степень, не имеет возможности, устроится в университет даже на 0,25 ставки, почему? Потому что в университете сидят засидевшиеся седовласые профессора, которые бояться того, что раскроют их некомпетентность. Страх перед талантливым учеником настолько ярко выражен, что современный молодой ученный не может даже рассчитывать на должность приглашенного преподавателя, нет, конечно, его занесут в списки, но никогда не позовут в университет. Я уверен, что проблема современного образования в России стоит именно в этом гниении, затхлой, профессорской массы, которая лишь держится за свои теплые места и давно уже не помышляет о действительных научных открытиях. Так что я полностью солидарен с Чарли интеллектуалом, по моему мнению, любой современный социальный институт – это симулякр действительности, который является таковым из-за огромной бюрократической машины и массы некомпетентных людей их формирующих. А вообще – это тема для огромного исследования и странно, что меня к этим мыслям привела книга Д. Киза, но значит именно за это большое спасибо автору и его прекрасному роману.
