Дмитрий Алексеевич Игнатов
Истории мёртвой зимы
Глава 18. Петг’ов
в которой студент Петров проявляет инакомыслие и испытывает на себе всю мощь репрессивного аппарата
Межрайонное отделение полиции было тихим и практически безлюдным. Тусклый желтоватый свет пробивался сквозь оконные решётки и падал на стоящую в горшке диффенбахию с большими запылёнными листьями. Чуть дальше от окна устроился второй вечный обитатель дежурки – пухловатый майор Захарчук. Исправно отработав в органах, он по выслуге лет получил это своё звание, практически не вставая с того кресла, на котором сидел и сейчас.
Тяготы службы, свалившиеся на его плечи в виде бумажной и организационной работы, майор принимал стоически. Куда сильнее его теперь беспокоило, что в отсутствие электричества он не может включить небольшой телевизор и насладиться очередным повтором очередного сезона очередного сериала про «Ментов». Захарчук вздохнул, повесил китель на спинку стула, надел выпуклые очки и хотел было вернуться к разгадыванию кроссворда, но его отвлёк долбящий металлический звук.
– Чё тебе, майдановец?– выглянув из дежурки в пустой коридор, громко спросил майор.
– Пить хочу,– раздался в ответ немного резкий и высокий голос молодого человека.
Захарчук с недовольным видом поднялся с места, надел китель и, взяв бутылку минералки из начинающего подтекать холодильника, зашаркал по коридору в сторону «обезьянника». Там в зарешёченном полумраке, вытянув вперёд длинные ноги в порванных джинсах и обшарпанных кедах, сидел задержанный третьего дня студент Петров.
– Держи вот…– сунул Захарчук бутылку между прутьев, и она тут же скрылась внутри.
Послышался треск мятого пластика и громкие глотки, а затем из темноты появилась взлохмаченная голова Петрова.
– А обед сегодня будет?
– Кормление задержанных по графику в 19 часов.
– Напишу, что вы использовали на мне пытку голодом,– пригрозил Петров, отдавая бутылку.
– Куда? В телеграм свой что ли напишешь?– спросил дежурный, в общем-то довольный тем, что завязался какой-то разговор.– Нет связи-то…
– На бумаге потом напишу,– уверенно ответил студент, снова занимая место на шконке, нахохлившись в своей короткой байкерской куртке, словно замёрзший воробей.
– Грамотный что ли?– усмехнулся Захарчук.– Ну, пиши-пиши, майдановец…
– У нас был миг’ный пг’отест!– возразил Петров, до этого, очевидно, старавшийся избегать слов с буквой «р», а потом добавил.– Устг’оили тут ГУЛАГ…
– Чего?
– Сталинские застенки устг’оили, говог’ю, вот что…– повторил студент, гордо скрестив руки на груди.
– Ты сильно умный? На юриста учишься что ли?– поинтересовался майор.
– На истог’ика.
– Ты ведь, Петров, у нас на митинг Анального ходил?– уточнил Захарчук.
– Ну, ходил.
– Он был несанкционированный?
– Да,– ответил Петров уже менее решительно.
– При задержании сопротивление оказывал?
– Оказывал,– подтвердил студент, уже совсем поникнув.
– Ну вот,– с нескрываемым удовлетворением в голосе подытожил дежурный,– значит, всё в рамках правового поля. На 72 часа я тебя могу и безо всякого митинга задержать. А Иосиф Виссарионыч твой, когда со своими друзьями-большевиками бунтовал, и подольше сидел. Ничо! Не жаловался. Измельчали вы… Революционеры, блядь…
– Да ладно…– пренебрежительно отмахнулся рукой Петров.– Вы бы меня по любому для галочки замели. Знаю я вас! Наг’коту бы мне подбг’осили..
– Я бы тебе телефон логопеда подбросил…– покачал головой Захарчук.
– Издевайтесь дальше! Мне всё г’авно!
Майор грустно вздохнул, ещё раз бросил на молодого человека осуждающий взгляд из-под толстых очков, и зашаркал в свою дежурку. Под холодильником там уже натекла приличная лужа. Недовольно пробурчав себе под нос что-то про безответственных электриков и оперов, которые «вечно где-то шляются», Захарчук достал из-за двери швабру с намотанной на неё тряпкой и растёр воду по полу.
На стене размеренно тикали китайские батареечные часы. И с каждым щелчком пластиковых шестерёнок это одинокое дежурство казалось майору всё более и более странным. Сначала всех будят по какой-то непонятной тревоге, потом отключают электричество и связь, теперь никто не является на работу… А он что же? Должен сидеть тут в ожидании, без информации и распоряжений. Захарчук поднял подслеповатые глаза на циферблат и, беззвучно пошевелив губами, полез в окончательно оттаявший холодильник. Достав с верхней полки одинокий пластиковый контейнер, дежурный открыл его и, поразмыслив, ложкой перевалили через край в одноразовую тарелку горку слипшихся макарон и одну сосиску. Вторую ложку он воткнул в оставшиеся в контейнере макароны и со всем этим немудрящим ужином снова поплёлся по коридору.
– Макароны с сосиской будешь?– спросил майор, поравнявшись с камерой.
– Нет, я веган,– ответил из темноты Петров.
– Ты ещё и веган…– разочарованно покачал головой Захарчук, с таким голосом, что этот новый факт мог быть расценен исключительно как отягчающее ситуацию обстоятельство, но всё-таки повторил своё предложение.– Думаешь, что там есть мясо что ли? На, поешь…
– Макаг'оны буду,– согласился студент, забирая пластиковую миску через окошко в клетке.
Пошебуршив ключами в двери кабинета чуть дальше по коридору, майор распахнул её настежь и добавил чуть освещённости. Потом забрал оттуда чей-то колченогий стул, уселся напротив Петрова и тоже принялся есть.
– Скучно сидеть, небось? Без телефона-то с интернетом?– спросил он арестанта.– Вы же постоянно щас в соцсети свои на жопы всякие пыритесь.
– Нет,– неохотно ответил студент.– Я обычно аудио-книги слушаю.
– А что так? Читать не умеешь? Говорил же, что грамотный,– усмехнулся дежурный.
– Так удобнее.
– Да шучу я, не злись…– смягчился Захарчук.– Что слушаешь-то?
– «Пг’еступление и наказание».
– Это правильно,– одобрительно кивнул майор, жуя сосиску.– Изучай. Классику надо знать.
На какое-то время оба опять замолчали. Тикание настенных часов в дежурке гулко раздавалось по всему коридору, многократно отражаясь от холодных покрашенных масляной краской стен.
– Слышь, Петров,– вдруг спросил Захарчук, заканчивая есть,– а ты Руса знаешь?
– Чего?– не понял студент.
– Да ничо! Шутка такая…
– Какая шутка?
– Какой-то ты деревянный, Петров!– разочаровано произнёс майор.– Зашоренный. А ещё историк… На ютубе, небось, только Анального смотришь.
Он хотел отпустить в адрес студента ещё несколько колких определений, но в этот момент громыхнула металлическая дверь, ведущая на улицу. Через секунду хлопнула следующая, и в отделение влетел человек в чёрной бронированной экипировке, шлеме и двумя автоматами на плече.
Глава 19. Костя
в которой Валя оказывается частью советской номенклатуры, встречает старого школьного приятеля, а её кошмары становятся пророческими
Ещё издали Валентина заметила чёрный округлый силуэт на полной скорости продирающийся сквозь темноту и плотный снег. Два круглых ярко-жёлтых глаза осветили пространство у автобусной остановки, и автомобиль замер прямо рядом с девушкой. Валя похлопала по себе рукой в кожаной перчатке, стряхнув снег с коротенького пальтишка, а потом села рядом с водителем, который любезно открыл ей дверь.
Двигатель низко заурчал, машина снова уверенно рванула в пургу. В салоне было тепло, так что Валентина сразу же стянула перчатки с озябших руки и придирчиво посмотрела на свои накрашенные красным лаком ногти.
– Замёрзла?– со сдержанной заботой в голосе спросил молодой человек в военном френче без погон, сосредоточенно сжимавший руль.
– Всё хорошо,– ответила девушка и прислушалась к радиоле, откуда вырывались звуки старого пасодобля «Рио Рита».– А ничего посвежее не передают?
Она хотела было покрутить ручку настройки, но парень остановил её. Прикосновение его пальцев показалось девушке одновременно нежным и мертвенно холодным.
– Не надо. Приедем и наслушаешься свежего,– молодой человек улыбнулся и подмигнул.– Наш «лэндлиз» обещал доставить новых пластов.
– Неужели приехал Анатоль?– удивилась Валентина и, кажется, засветилась радостью чуть сильнее, чем это было бы прилично.
– Толик,– поправил её парень.– Да. Пару дней назад. Про тебя спрашивал.
– С ума сойти! Сто лет его не видела. И как он?
– Ну, вот и увидишь,– ещё холоднее проговорил молодой человек, отводя взгляд.
И пока он пристально вглядывался в ночную дорогу, Валя не менее внимательно смотрела на него. Сейчас он мало напоминал того Костю, которого она знала ещё со школы. Нелепый сутуловатый мальчишка с вечно всклокоченными волосами и в мятых брюках. Константин постоянно витал в облаках, строя какие-то фантастические теории. Он увлекался то музыкой, то математикой, то историей, везде пытаясь найти скрытые смыслы, но не был в состоянии даже навести порядок в собственном школьном рюкзаке, где обшарпанные учебники оказывались навалены вперемешку с тетрадками, какими-то отдельными смятыми листками и целлофановыми пакетами из-под завтраков за всю прошедшую неделю. «Уверен, он даже срёт туда!»– как-то раз зло пошутил Толян, но, кажется, был не слишком далёк от истины.
Теперь же тот прежний Костя совсем пропал. Его волосы были тщательно зачёсаны, практически зализаны назад, а сам он весь выпрямился, словно по струне, став строгим и подтянутым. Даже нос, прежде свисавший на лице, как круглая брюква, теперь не казался таким смешным. Но вместе с ним пропали мягкий слегка рассеянный взгляд и добродушная улыбка. Теперь через каменное лицо и холодные глаза изнутри Кости в темноту смотрел кто-то другой – жёсткий и спокойный. Он невозмутимо вёл тяжёлый автомобиль сквозь буран к пункту назначения и больше его ничего не волновало.
Несмотря на частое шмыгание дворников, лобовое стекло всё равно моментально залепляло летящим навстречу снегом. Слева и справа мелькали тусклые фонари и редкие светящиеся окна трёх— и пятиэтажных домов. Кое-где на фоне светлых каменных стен и ажурных решётчатых заборов виднелись одинокие пошатывающиеся фигуры, будто сторонившиеся несущегося по старому зимнему городу автомобиля. Тем временем он взвизгнул колёсами по промёрзшему асфальту и свернул на бульвар. Теперь на фоне домов пролетали ещё и чёрные стволы деревьев. Их скрюченные ветви, словно чьи-то когти, впивались в блекло-жёлтое ночное городское небо. Валентина вдруг вспомнила, как на уроках академического рисунка экзальтированная, но строгая, преподавательница Анастасия Дмитриевна с придыханием говорила: «Девочки, правильно заточенный карандаш должен напоминать пальцы ведьмы»…
Внезапный удар вырвал девушку из её школьных воспоминаний. По капоту распласталось худощавое тело в мешковатом коричневом костюме. Дворники размазывали по стеклу снег вместе с кровью.
– Вот чёрт!– раздражённо проговорил Костя, и не думая тормозить, а только чуть дёрнул рулём из стороны в сторону, чтобы сбросить незадачливого прохожего. Тело съехало вниз, но почти сразу в лучах фар возникло ещё несколько человек. Автомобиль врезался в них, как шар в кегельбане врезается в плотные ряды кеглей. Кто-то безвольно разлетелся в стороны, нескольких смяло хромированным бампером и затянуло под колёса.
– Куда они прутся все?
– Возможно, ночная смена на заводе,– предположила Валентина, делая «Рио Риту» в радиоле погромче, чтобы не слышать хруст костей.
– Головотяпство!– возмутился молодой человек.– Куда только смотрят профсоюзы?
– Кстати, а Лео будет?– спросила Валя, чтобы уже перевести разговор в сторону от работы.
– Обещал.
– Хорошо. А то ты на него дурно влияешь. Он стал слишком серьёзным в последнее время…
– Разве это плохо?– удивился парень, переезжая очередного пешехода.
– Человек совершенно разучился развлекаться…– вздохнула девушка.– Надо больше отдыхать, радоваться жизни…
– Не время пока,– серьёзно возразил Константин.– Знаешь ведь, какие сейчас времена.
– Да… Да…– устало оборвала его Валя.– Страшные времена.
Автомобиль тем временем вырвался из толпы рабочих и выехал на проспект. Между выстроенных по стойке «смирно» домов он широкой прямой полосой уходил вдаль и упирался в остроконечную громадину подсвеченной в ночи высотки со звездой на макушке. Величественное зрелище не могли затмить ни желтоватая дымка над городом, ни валящий стеной снег.
Машина снова вильнула вбок и припарковалась у квадратного здания с массивными белыми колоннами. Валя осторожно вышла из автомобиля. Свежий пушистый снег скрипел под тонкими подошвами её лаковых туфель. Молодой человек, не застёгивая, набросил на себя кожаный плащ, аккуратно закрыл дверь, придирчиво осмотрел капот, обтерев платком кроваво-красный значок «ЗИМ». Стараясь не поскользнуться, девушка взяла своего спутника под руку, и оба поднялись по мраморной лестнице.
Внутри уже было много людей. Пока Костя замешкался в гардеробе с пальто девушки, Валя вошла в банкетный зал, выискивая знакомые лица. На небольшой сцене негромко играл джаз-банд. Солист с бархатным голосом, но на довольно ломаном английском, заунывно выводил «Too many tears… Too many years…» так, что сами Берт Амброз и Гарри Уоррен, вероятно, заплакали бы… Рядом танцевало пять или шесть пар. Одна – особенно яркая и стиляжная. Пройдясь по ним оценивающим взглядом, Валя презрительно хмыкнула и, наконец, за одним из столиков увидела Анатолия. Он занял столик у стены и, улыбаясь, поглядывал на танцующих и периодически отпивал вино из широкого коньячного бокала.
– Кого я вижу! Валентайн!– воскликнул он, как только завидел девушку и сразу же, привстав, чмокнул её в щёку.– А где же твой немёртвый ухо… ухажёр? Где наш тёмный вождь?
– Кажется, на входе его заболтали старички из политбюро…
– Чёрт! Как давно мы не виделись? Лет пять?
– Три года,– поправила девушка, присаживаясь напротив.
– Точно!– Толян кивнул и снова пригубил из бокала, хотя был уже порядком пьян.– Три года… А какая к чёрту разница? Я чувствую, что знал тебя всю свою жизнь!
– Я тоже соскучилась,– улыбнулась Валентина.– Как ты в целом?
– Как видишь! Вот только боюсь сопьюсь из-за этих перелётов на дирижаблях. А без этого у меня начинается морская болезнь… Или воздушная,– парень усмехнулся.– Приходится пить.
– И как сейчас там?– спросила девушка, понижая голос и с интересом разглядывая клетчатый пиджак приятеля.
– Там?!– Толян хрюкнул, расплывшись в перекосившей лицо улыбке.– Да сейчас везде, как здесь!
– Правда?
– Как там говорил наш гигант мысли? Теория де Бройля всесильна, потому что она верна.
– Боже мой…– еле слышно прошептала Валя.
– Боже…– Толян долил себе в бокал остатки вина из бутылки и тоже перешёл на зловещий шёпот.– Забудь о господе, деточка. Что он мог? Превратить воду в вино? А как насчёт крови? Что там ещё? Воскресение? Скоро воскреснут все! Ну, и зачем он теперь нам?
Только сейчас Валя заметила, что под сбившимся на сторону широким оранжевым галстуком на груди Анатолия виднеются три пулевых отверстия.
– Что это? В тебя стреляли?
– Что?– не сразу понял окончательно набравшийся парень.– Ах, это… Это я сам. Сегодня. С утра. Только рубашку испортил,– в его голосе послышалась какая-то обречённость.– Ну, ничего… Главное, наша лёгкая промышленность делает прекрасные рубашки.
Внезапно он подскочил и, картинно раскидывая руками в стороны, вскричал так, что заставил сидящих за соседними столиками обернуться: «Наше дело правое… Мы победили! Революция свершилась, товарищи!»
…и дверь впотьмах привычную толкнул…
…и дверь впотьмах привычную толкнул,
а там и свет чужой, и странный гул -
куда я? где? – и с дикою догадкой
застолье оглядел невдалеке,
попятился – и щелкнуло в замке.
И вот стою. И ручка под лопаткой.
А рядом шум, и гости за столом.
И подошел отец, сказал: – Пойдем.
Сюда, куда пришел, не опоздаешь.
Здесь все свои.– И место указал.
– Но ты же умер! – я ему сказал.
А он: – Не говори, чего не знаешь.
Он сел, и я окинул стол с вином,
где круглый лук сочился в заливном
и маслянился мозговой горошек,
и мысль пронзила: это скорбный сход,
когда я увидал блины и мед
и холодец из поросячьих ножек.
Они сидели как одна семья,
в одних летах отцы и сыновья,
и я узнал их, внове узнавая,
и вздрогнул, и стакан застыл в руке:
я мать свою увидел в уголке,
она мне улыбнулась как живая.
В углу, с железной миской, как всегда,
она сидела, странно молода,
и улыбалась про себя, но пятна
в подглазьях проступали все ясней,
как будто жить грозило ей – а ей
так не хотелось уходить обратно.
И я сказал: – Не ты со мной сейчас,
не вы со мной, но помысел о вас.
Но я приду – и ты, отец, вернешься
под этот свет, и ты вернешься, мать!
– Не говори, чего не можешь знать,-
услышал я,– узнаешь – содрогнешься.
И встали все, подняв на посошок.
И я хотел подняться, но не мог.
Хотел, хотел – но двери распахнулись,
как в лифте, распахнулись и сошлись,
и то ли вниз куда-то, то ли ввысь,
быстрей, быстрей – и слезы навернулись.
И всех как смыло. Всех до одного.
Глаза поднял – а рядом никого,
ни матери с отцом, ни поминанья,
лишь я один, да жизнь моя при мне,
да острый холодок на самом дне -
сознанье смерти или смерть сознанья.
И прожитому я подвел черту,
жизнь разделив на эту и на ту,
и полужизни опыт подытожил:
та жизнь была беспечна и легка,
легка, беспечна, молода, горька,
а этой жизни я еще не прожил.
Олег Чухонцев
Первыми сдохнут хипстеры. Часть 2
Глава 20. Пётр Петрович
в которой Лёня, Толя и Валя наконец приходят в себя, а Пётр Петрович рассказывает, что в действительности всё не так, как на самом деле
Запах озона. Свежий и жгучий. К нему примешивалась горьковатая вонь палёного пластика. Это первое, что почувствовала Валентина, когда открыла глаза. Боль в локте, на который она упала, появилась чуть позже, но заставила её непроизвольно застонать.
Буквально рядом с её лицом на полу остановился знакомый зеленовато-коричневый ботинок, и твёрдый голос чётко произнёс откуда-то сверху:
– Вы всё же живые…– он сделал задумчивую паузу и добавил.– Это замечательно.
Рука с длинными пальцами и подвёрнутой под локоть белой рубашкой, обхватила ладонь девушки и, крепко сжав запястье, помогла встать. В голове Валентины гудело. Превозмогая боль и головокружение, она мутными глазами уставилась на незнакомца.
Из-под своего высокого круглого лба на неё смотрел худощавый мужчина лет сорока, с небольшими усиками и заострённой бородкой.
– Что за хе*ня?! – возмущённо проговорил, поднимающийся на ноги Толян, потирая ушибленный затылок.
– Очень действенная хе*ня!– моментально отреагировал мужчина, слегка улыбнувшись.– Высоковольтный электростатический разрядник. Эффективно, но энергозатратно. Для экспериментов пришлось обесточить целую высоковольтную линию.
Мужчина говорил чуть торопливо, словно и сам весь был наэлектризован. Казалось, его совершенно не волновало, что только что из-за его опытов чуть не погибло три человека.
– Вы ведь могли нас убить,– заметил Леонид, с трудом поднимаясь при помощи приятеля.
– Это было не исключено…– спокойно ответил незнакомец и продолжил.– Но я, собственно, и не ожидал, что вы окажетесь живыми. Уже несколько дней вокруг двигаются одни лишь мёртвые и сдерживала их только ЛЭП. После её отключения, как и было запланировано, они начали ломиться в единственную открытую дверь и попали под удар моего гениального устройства. Говоря по справедливости, я вас, скорее, спас…
Только сейчас ребята осознали, что больше их никто не преследует. Вокруг воцарились тишина и спокойствие. Желтоватое марево, уже несколько дней застилавшее всё вокруг, рассеялось. На улице установилась ясная погода. В небе над зданием института, насколько это можно было разглядеть через его квадратные окна, в плотных серых облаках образовался большой просвет, через который на землю лилось солнце и виднелось чистое голубое небо. Только неподвижные мёртвые тела усевали белое пространство вокруг серого кирпичного корпуса. Вытянувшись по стойке смирно, они так и упали в снег, образовав какой-то узор из концентрических кривых линий. С высоты четвёртого этажа это было видно особенно отчётливо и напоминало знакомый со школы опыт с опилками на листе бумаги, под которым находился магнит.
– Красиво, да,– согласился мужчина, наблюдая, как ребята уставились из окна на диковинную инсталляцию из тел,– но так они пролежат только до завтрашнего утра.
– Они оживут?– нерешительно спросила Валя.
– Разумеется,– кивнул незнакомец.– Я могу вам объяснить примерный принцип. Возможно, это пригодится вам, чтобы выжить… Только снимите эти бесполезные противогазы. Никакого заражения нет. Из-за них я только плохо вас слышу. Пойдёмте! Познакомимся поближе.
Он заложил руки в карманы своей жилетки и с непринуждённым видом зашагал в кабинет. Ребята, стянув противогазы, последовали за ним.
Вытянутое помещение с четырьмя окнами вдоль длинной стены было заставлено металлическими стеллажами с лабораторным оборудованием, стопками толстых потрёпанных папок и картонными коробками с какими-то электрическими запчастями. В углу у двери на металлической вешалке, угрожающей гостям своими лосиными рогами, висел белый халат и шерстное полупальто с шарфом. Два старых письменных стола с потрескавшимися лакированными столешницами у противоположной стены были сдвинуты вместе буквой «Т» и засыпаны какими-то проводками и радиодеталями.
Мужчина небрежно сгрёб их ближайшую коробку и, заняв место в центре, вальяжно расположился на кресле с колёсиками.
– Ну-с…– обвёл он молодых людей колким взглядом.– И с кем же имею честь общаться?
– Да мы, в общем…– ответил Лёня, посмотрев на своих приятелей,– просто студенты. Выжить пытаемся.
– Это понятно. А имена-то у вас есть, просто студенты?
– Леонид. Это Валя. А это Толик,– представил примолкших друзей парень.
– Очень приятно, Лёня, Валя и Толя,– незнакомец улыбнулся.– А меня можете звать просто Пётр Петрович.
– Петрович,– тихо повторил и усмехнулся Толик, но мужчина услышал его и тут же нахмурившись, поправил:
– Пётр Петрович. С известного вам времени, я в одиночку управляю работой этого научного учреждения.
– А вы учёный, да?– уточнила Валя, вспомнив о ценном грузе, припрятанном в её рюкзаке.
– В некотором роде.
– А Бориса Сергеевича не знаете?
– Да…– на лице учёного изобразилось лёгкое презрение,– я знаю этого господина.
– Дело в том… Это он сказал нам, что здесь может быть кто-то из его коллег. И что они, возможно, окажут нам помощь.
– Что ж, это была на удивление разумная рекомендация.
– А ещё он просил передать свои записи,– девушка протянула Петру Петровичу толстую тетрадь.
Тот взял её и начал с неохотой листать. И пока учёный переворачивал страницу за страницей, выражение его лица то становилось хмурым, то выражало лёгкое удивление, то края губ искривлялись в иронической ухмылке. Наконец Пётр Петрович отложил записи и задумчиво пробормотал:
– Что ж, тут есть пара интересных идей… Возможно, они помогут мне…
– А что вы собираетесь делать?– спросил Леонид.
– Продолжать свои исследования, естественно.
– Здесь? В такое время?– удивилась Валя.
– А что вас, собственно, так поражает, барышня?– переспросил Пётр Петрович.– Когда для моего интеллекта находится подходящая задача, я занимаюсь её решением.
– Всё ясно! Очередной сумасшедший учёный… Пошли отсюда, пока зомбари не очухались…– разочарованно махнул рукой Толян, и сделал несколько решительных шагов к двери, но остановился, увидев, что приятели его не поддержали.
– Не слишком ли много сумасшедших учёных на один апокалипсис?– расхохотался мужчина.– Вы не находите это странным?
– Я нахожу, что нам нужно как можно быстрее свалить подальше!– уверенно ответил парень.
– Да? И куда же? В пригород? В область? В другой город? Чего ради? Учитывая то, как быстро они размножаются, уже через пару недель нигде не будет безопасно.
– Вы же сказали, что заражения нет,– уточнил Леонид.
– Это не заражение. Это экспансия,– ответил учёный.– И пока что её никто не может даже замедлить.
– Но ведь ситуация должна нормализоваться. С этим начнут бороться…– неуверенно проговорила Валентина.
– Кто, позвольте узнать? Правительство? Спецслужбы? Военные?– на лице Петра Петровича изобразилось выражение усталого скептицизма.– Вы видите их эффективную и организованную работу? Лично я её не наблюдаю. Вероятно, они либо сбежали, либо в панике, либо сами уже превратились в этих тварей…
Мужчина встал, раздосадовано бросил толстую тетрадь на стол, так что она громко шлёпнулась в тишине, и подошёл к окну. Молча заложив руки в карманы, он стоял в ярком пятне солнечного света и смотрел на улицу, где на снегу чернели неподвижные тела.
– Знаете, в чём проблема вашего поколения? У вас нет целей,– вдруг проговорил учёный.– Вы считаете, что ваши личные истории очень важны, но для общей истории они ровным счётом ничего не значат. Вы привыкли, что всё делается как бы само собой. Даже ваши мелкие проблемы решают за вас. И вы уже не способны сделать что-то по-настоящему большое и великое, потому что не видите картину в целом.
Пётр Петрович, прищурился, словно хотел что-то разглядеть вдали за лесом, где клубился желтоватый туман.
– А я вижу это… Мир изменился. Свет поляризуется, колебания становятся когерентными, в воздухе возникают необычные молекулярные агрегаты, всё охлаждается и упорядочивается. Словно кто-то поворачивает термодинамическую стрелу времени вспять…
– Кто-то?– переспросил Леонид.
– Я выразился образно,– Пётр Петрович обернулся и строго посмотрел на студентов.– Разумеется, мы имеем дело не с проявлением чьей-то сверхъестественной воли, а с каким-то природным явлением. Нечто вроде поля вероятности, на фундаментальном уровне влияющего на поведение частиц.
– Но ведь нельзя объяснить всё одними вашими частицами!– воскликнула Валентина.– Вокруг происходит слишком много странного… На меня напала дохлая кошка! Трупы ходят толпами! Они же, блин, двигаются! Они убивают людей! Творится какой-то кошмар!
Леонид осторожно взял девушку за плечо, и она остановилась, громко выдохнув. Кажется, Валентине давно хотелось выговориться.
– А ещё у вас в лесу валяется чья-то отпиленная нога,– уже спокойнее добавила она.
– Это нога… Того, кого надо, нога,– улыбнулся Пётр Петрович.– Хотите знать, как они работают? Я покажу.
