Джина Шэй
Свои чужие
Глава 30. Полина
– Я хочу тебя.
Меня одолевает тошнота. И если бы я хоть что-нибудь съела с утра – мой завтрак непременно попросился бы наружу именно сейчас, когда я гляжу в бесстрастные глаза Анисимова.
– Меня? – язык враз становится таким неуклюжим, и слова с него даже не слетают – падают, будто тяжелые камни. – Ты? Меня? Мы с тобой расстались.
– И меня это не устраивает, – Анисимов неприязненно морщится. – Я два года на тебя потратил. Не для того, чтобы ты взяла и спрыгнула в последний момент.
Потратил. Какая прелесть.
– А для чего тебе меня хотеть в принципе? – нервно вскрикиваю я. – Я же тебя не устраиваю. Фригидная же.
– Я как-то жил с этим два года, – Костя равнодушно пожимает плечами.
– Элька не была первой твоей изменой, да? – Я думала об этом и раньше, но именно сейчас я почти уверена. Мало ли девочек в редакции. Та же Наташа… Уж очень странно, что Костя в курсе, у него вообще-то кабинет этажом ниже располагается. Но поболтать они уже успели.
– Полин, что тебе даст мой честный ответ на этот вопрос? – насмешливо уточняет Костя. – Да, я сбрасывал напряжение и раньше. И не надо прикидываться, что ты тут ни при чем и не виновата. Это же у тебя, что ни вечер – то отмазка. Вот только если хочешь получить свою книгу – значит, сегодня никаких отмазок. Сегодня будет так, как хочу я. А там – поговорим про наши отношения и все остальное.
– С чего ты взял, что я вообще буду говорить с тобой про отношения? – голос у меня сиплый. Вроде и не кричала, а говорить все равно сложно.
– Не поговорим сегодня – поговорим потом, – Костя пожимает плечами. – Только тебе ведь выгоднее решить все вопросы со мной сейчас. Полин, ты еще не поняла, что я все равно добьюсь своего? И тебя тоже добьюсь. Потому что хочу. И никуда ты не денешься.
На самом деле это звучит как угроза. Даже не “как”. Это угроза. Сказанная сухо, без тени сомнения. Он не остановится.
Самое парадоксальное – то, что я сейчас слышу только “Хочу”. Нет, не “люблю”, никакого разговора о чувствах. Если так вдуматься – за эти два года этих разговоров у нас и не было. Меня хотят, как капризные девочки хотят новую модную куклу. Я для Анисимова что-то вроде престижного трофея. Этакая симпатичная игрушка, с деньгами и популярностью. Не Дженнифер Лопес, но сойдет, так ведь?
– Полина, – Костя шагает ко мне, тянет ко мне пальцы, проводит по моей скуле, отводя с лица длинную прядь, – я же это делаю ради тебя. Понимаешь? Все это.
Ради меня. Дивно. Ради того, чтобы поставить наградку с надписью “Полина Бодлер” на полочку личных достижений. Ну, туда, где еще несколько наградок с именами его любовниц стоят. Иногда даже тошно быть мной, той, у которой эти чертовы три тысячи запросов имени за месяц в одном только Яндексе. Была бы скромной бухгалтершей – и кому бы я была нужна вообще?
– Значит, все это – все-таки твоих рук дело? Вся эта история? – отрешенно уточняю я. – И файл из почты Наташи тоже ты удалил? Копию книги оттуда взял?
Это был самый простой способ…
Костя самодовольно улыбается, будто поощряя за верную мысль глупую девочку.
– Значит, ты мои ключи копировать успел?
– Ну, вот никакого креатива, Полин, – Костя чуть ухмыляется. – Нет. Мне было некогда копировать. Если помнишь, был День Рождения, и я отмечал. Доставать пришлось через бывшую любовницу твоего бывшего. Она ужасно хотела тебе отомстить за разлуку с этим вашим неандертальцем.
– Оставь Диму в покое, – угрожающе шиплю я.
– Ты не в том тоне со мной разговариваешь, детка. Забыла, что у меня твое будущее в заложниках?
Самое раздражающее в Анисимове сейчас – это его липкий взгляд. Он уверен, что уже меня победил. Самое паршивое, что я реально пока еще не придумала, как из этого дерьма выкарабкаться.
– Не боишься признаваться? – я пытаюсь звучать твердо. – Я же могу все это Паше изложить. И пойти в полицию.
Может, он проникнется и пойдет на попятную.
– Ну а что ты в полиции предъявишь? Свои слова как доказательство? Законы так не работают, детка, – Костя насмешливо ухмыляется, – у нас сейчас нет свидетелей, Полина. Здесь нет камер, очень кстати. Будет твое слово против моего слова. Максимум, что нароет полиция – это кражу ключей из твоей сумки госпожой Верой Щербаковой. Она стирала твои данные и топила твой ноутбук. Впрочем, если она все сделала, как я ей сказал – предъявить и ей смогут очень немного.
Щербакова. Вытащила ключи во время кастинга? Как неосторожно я оставила сумку в одном кабинете с ней. И Алина тогда вышла… Черт.
– Кстати, если ты думаешь, что если что та дура подтвердит мой с ней сговор – увы тебе, Полин, – насмешливо замечает Костя. – Я ей писал с левого аккаунта, который удалил сразу же, как только она отписалась что закончила. И это Вера стирала твои данные. Меня и рядом не было. Я ответственный сотрудник, я работал вчера допоздна.
Урод. Кажется, он реально может выйти сухим из воды. И у меня дивный выбор – согласиться на его условие, почувствовать себя шлюхой, но получить свою книгу – или не согласиться. Остаться без книги. Сорвать презентацию и печать. Рассориться с Пашей. Возможно – доказать факт взлома, возможно – частично отмыться. Возможно – через годик помириться с Пашей обратно. Но боже, до чего же мерзко из двух кучек грязи выбирать ту, которая менее дурно пахнет.
– Стоп, снято, – доносится с лестницы сверху голос Варламова.
У меня глюки, что ли?
Кажется – да. Коллективные с Анисимовым, который вздрагивает и с паникой на лице оборачивается.
Варламов спускается первым. Пижон, блин. Боже, что у Варламова за лицо… И каким голодным до крови взглядом он смотрит на Анисимова. Честно говоря… Я понимаю, почему Костик сейчас резко становится серо-зеленьким. Я сейчас своему бывшему женишку не завидую. Я Диму знаю. Сейчас кого-то будут убивать.
А за Димой, к моему удивлению, идет Элька, бледная, осунувшаяся, неловко втягивающая голову в плечи и сжимающая в руках телефон. Я вижу её впервые после Дня Рождения Кости, и сердце начинает ныть сильнее.
Вот теперь вопрос, зачем они оба тут? Паша говорил – Элька за городом. Она вертолетом добиралась или телепортировалась? Вот просто ради чего? Ради меня, что ли? Нет, отдельно Эльку я в издательстве еще худо-бедно представляла, в конце концов, если она не работает на меня – значит, работает на кого-то еще. Но вдвоем с Варламовым…
Костя шагает было к двери, явно надеясь укрыться в редакции, вот только Дима совершает действительно огромный прыжок, преодолевая оставшийся кусок лестницы и оказываясь как раз перед дверью. Обойти его Костя не может.
– Ты за смертью никого не посылал, а, унылый? – Дима с очень угрожающей неторопливостью расстегивает на запястье часы и опускает их в карман пиджака. – Отменяй заказ, я тебе сейчас все сам выдам. Досрочно.
Пять лет была замужем за этим человеком и даже не подозревала, что мой муж умеет быть настолько свирепым. На лице Димы улыбка истинного каннибала, которого морили голодом неделю, а потом сбросили к нему в яму какую-нибудь полнокровную красотку. И он смотрит на неё и думает – какие у нее, наверное, щечки мягонькие…
И я едва не хохочу от злой, переполняющей грудь радости. Боже, боже, как я рада, что Анисимов сейчас огребет.
– Я… Я тебя засужу, – нервно восклицает Костя. – Ты сядешь.
– Да ладно, зато одной паскудой в этом мире будет меньше, – Варламов шагает было вперед, – за такое посидеть не жалко.
– Что вы тут делаете вообще? – тихонько выдыхаю я, надеясь отвлечь Диму от немедленного убийства.
Слов в моей груди немного. Даже звуков почти нет. Это все с каждой секундой все сильнее напоминает какой-то черно-белый мультик. Кажется, вот сейчас Дима достанет из кармана гигантский молоток, треснет Анисимова по башке со всего размаха, а у Кости вокруг головы полетят птички. Господи, когда я успела так вляпаться, а?
– Мы тут подслушиваем, – ухмыляется Дима, угрожающе похрустывая костяшками пальцев, – и заодно записываем компромат. Кстати, ты молодец, унылый, хороший монолог у тебя вышел.
Компромат?
– Эля. Ты записала… То, что я говорил? – Анисимов поворачивается к Эльке, в его голосе впервые проклевывается серьезная паника. Кажется, даже перспектива получить по морде его не так пугала, как возможное наличие компромата.
А Элька, глядя куда-то мимо меня, пожимает плечами.
– У меня совершенно случайно включился диктофон, – хладнокровно цедит она.
Черт, хотела бы я быть настолько же спокойной, какова сейчас Элька. Ну, или хотя бы выглядеть такой. На деле меня почти трясет, и я стискиваю губы и молчу, только потому, что не хочу в такой близости от Анисимова стучать зубами. Вся эта нервозность идет изнутри. Господи, как я хочу домой, в одеялко… И если Вселенная принимает заявки – хочу, чтобы поверх одеяла я была завернута в объятия Варламова. Только в этом случае чувство спокойствия будет абсолютным.
Блин, вот почему так? Вот вроде нет у меня повода начинать ему доверять “как раньше”, но интуитивно почему-то только рядом с ним я чувствую себя цельно. Вот как сейчас. Он здесь – глядит на меня с легким беспокойством, и мне уже спокойнее, тошнота пропала, да и это странное чувство безысходности истаяло без следа.
– Эль, – тон Кости вдруг становится каким-то мягким, что ли. Флиртующим, даже. Черт, а я и не знала, что он так умеет.
Элька поднимает бровь и, выражая лицом заинтересованность, смотрит на Анисимова. Или мне кажется и она реально заинтересована?
– Ты же можешь стереть запись? Ты же не будешь так портить жизнь мне? – тон у Костика, прямо скажем, подобострастный. И выражение физиономии.
Честно говоря, изворотливость Анисимова меня поражает. Он соображает быстро и, кажется, уже все взвесил и тут же поспешил броситься на амбразуру ради уничтожения компромата. И… Кажется, ему есть на что давить. Неужели у Эльки к нему чувства? Хотя, вряд ли бы она допустила с ним секс, если бы чувств не было. Не такой она человек, чтобы с кем попало трахаться.
Дима дергается, оборачивается к Эльке, и она тут же отскакивает от него назад – на три ступеньки выше.
Элька смотрит на Анисимова задумчиво, будто взвешивая его на каких-то внутренних весах.
А я – я смотрю на неё. Честно, я уже очень устала от всего этого. Я уже почти примирилась с мыслью, что сейчас она действительно удалит запись, доказывать виновность Анисимова мне будет нечем. Ведь один раз Элька меня уже предала. Один раз она уже выбрала Анисимова, а не меня. С чего бы ей вообще сейчас менять сторону?
– Кольцова… – тихо рычит Дима.
– Эль, и вот этому животному ты помогаешь? – восклицает Костя, тыкая в Диму пальцем. – Удали запись. Сейчас!
Кольцова едва заметно пожимает плечами и касается пальцем дисплея телефона.
Ну, все, да?
И пять минут тишины. Тихой, беззвучной, горькой – для меня, такой сладкой для Анисимова. Вон и улыбается как победитель, паскуда.
А потом в его кармане начинает вибрировать телефон.
Костя вздрагивает непонимающе, смотрит на дисплей – я со своего ракурса вижу фото Паши на заставке.
– Ну что ты, Костик, бери, – свирепо улыбается Элька, и Костя отшвыривает от себя телефон, будто он вдруг стал раскаленным. Да-да, я тоже прониклась Элькиным тоном.
– Что ты сделала? – едва слышно шипит Костик.
– Понятия не имею. Я ж дура, – Элька корчит глуповатую физиономию. – Кажется, я кнопочки, опять-таки, совершенно случайно перепутала… И отправила твой дивный монолог твоему начальству. На сохранение. А что, он уже прослушал? Прям весь? Хотя зачем весь, там одного начала должно хватить…
Элька… Это настолько в её духе, что я тихонько всхлипываю и беззвучно смеюсь, пряча лицо в ладонях. И смешно, и до удивления радостно, и хочется дать любимой подруженьке чем-нибудь тяжелым по голове. Зараза, ведь нарочно и мне нервы трепанула напоследок. Типа, ты-то во мне сомневаешься, а я – выбираю тебя. Или это было, для того чтобы поставить Анисимова на место?
Хотя фиг с ним, важно то, что теперь у меня есть, есть доказательства! И даже если Анисимов не вернет мне книжку – Паше придется забрать свои слова назад о том, что все это – только мой саботаж.
И у Кости будут ого-го какие неприятности за все это. А если очень постараться и совсем не мелочиться – можно все-таки заставить Диму привлечь Анисимова и за воровство сценария. Если тот конверт сохранился – с него, наверное, и отпечатки пальцев снять можно…
– Девочки, – мягко произносит Варламов все тем же убийственно острым тоном, – сходите погуляйте, пожалуйста. Я вас догоню. Вам тут лучше не быть.
– Следующая сцена будет содержать слишком большое количество насилия? – нервно хихикаю я, припоминая эту фразу, которую регулярно используют в западных мультфильмах, когда нужно описать очень жестокую расправу над героем, которую нельзя показывать впечатлительной нежной публике.
– В самую точку, весна моя, – кровожадно откликается Дима. – В самую точку.
Глава 31. Полина
Нужно сказать, разговор у Варламова с моим несостоявшимся женишком утягивается минут на десять. И я, стоя все это время у Варламовской же тачки, просто хочу, чтобы Дима не покалечил Анисимова ненароком. Если просто драку и пару фингалов можно провести по хулиганке и отделаться штрафом, то пара сломанных ребер – и это будет уже перебор. Нет уж. Пускай с Анисимовым разбираются полиция и адвокаты. Мои, Пашины, Кирсановские… Анисимову сейчас столько исков можно предъявить, закачаешься, остаток жизни на компенсации работать будет. А Димка… Вот ему я проблем не хочу.
Элька стоит от меня в трех шагах и курит какую-то тонкую сигаретку со сладковатым ароматизатором.
– Что вы вообще тут забыли? – тихо спрашиваю я. – Ты и с Димой?
– Я была не в форме воевать с утра, когда позвонил Паша, – Элька вздохнула. – Решила, что в компании Варламова восстановлюсь быстрее. Ну, он меня выбесит, и мне полегчает. А еще… Я боялась с тобой встретиться, без него я бы просто сбежала, а при Варламове я же так позориться не буду.
– Воевать? – задумчиво повторяю я. – За что?
– За прекрасную даму, – с легкой ехидцей откликается Элька. – За кого еще я могу воевать даже совместно с Варламовым? За кого он согласится встать плечом к плечу со мной?
– За меня? – я чуть хмыкаю. – не думала, что ты сейчас захочешь меня защищать.
Элька не комментирует, молча затягивается, медленно, глубоко, глядя в сторону от меня.
– Ты же три года как завязала, – отстраненно замечаю я. Наверное, это так глупо, стоять и вот так просто вести разговор с подругой, которая тебя предала. Вот только я почему-то уже и не ощущаю это все как предательство. Больше как спасение от того решения, к которому я пришла слишком поспешно. Будет странно, если я скажу ей “Спасибо”, да?
– Ага. И неделю как снова начала, – Элька улыбается очень напряженно. И смотрит на меня измученно. Как будто она ожидает, что я её ударю. А я бы не сцепилась с ней, даже когда их с Анисимовым застукала. А уж сейчас-то, когда я не чувствую в себе сил даже на то, чтобы вызвать такси – точно не буду.
– Анисимов этого не стоит, – спокойно произношу я. – Зачем ради него ты подписываешься на рак легких?
– Дело ведь далеко не только в нем, – Элька глубоко затягивается, а потом отправляет окурок в ближайшую урну. И замолкает, глядя на проезжающие мимо машины, запихнув ладони в карманы плаща чуть ли не по локоть. Ну, окей, помолчим, так помолчим…
– Это дерьмо вышло случайно, – глухо произносит Элька, так и не поворачиваясь ко мне. – Костя был расстроен тем, что ты уехала, я перебрала и… Меня занесло. Случайно, правда.
– А платье? – педантично напоминаю я. То самое – яркое, желтое, солнечного цвета. Можно случайно перебрать, можно потерять контроль над ситуацией. А можно ли случайно надеть на трезвую себя платье, которое должно понравиться жениху твоей подруги?
– Это… – Элька вздыхает. – Я не рассчитывала на такой эффект, честно. Я вообще уверена, что платье сыграло самую маленькую роль, но это был тот максимум, что я себе позволила сознательно. Да, мне хотелось, чтобы он на меня взглянул на секунду. На большее я идти не хотела. Я была уверена, что он ни за что тебе изменять не станет. Я была уверена, что и себя удержу в руках. Просто переклинило. Он сидел такой грустный в свой День Рождения, в телефоне копался. Я и позвала его танцевать…
На самом деле, если бы Анисимов не оказался вот таким вот ушлепком – я бы, наверное, даже его пожалела. Наверное, некая эгоистичная моя часть тоже бы не обрадовалась, если бы мой заветный мужчина в мой день рождения куда-то подорвался. Но тогда были дела, было надо, и кровь из носу надо было уехать. Разгребать, кстати, то, что наворочал именно Анисимов.
– Давно ты по нему сохла? – от этого вопроса Элька начинает нервничать сильнее. Запихивает руки в карманы плаща, будто у неё эти карманы абсолютно бездонные.
– Около года, – еле слышно шелестит её голос. Ну, да, такое очень своеобразное признание, на которое еще нужно было собраться с силами.
– Так вот почему ты перестала с нами куда-то выбираться, – задумчиво тяну я. А я думала, что Элька просто чувствует себя третьей лишней. Но вообще это было грустно, потому что с Анисимовым все равно было не то же, что с Анисимовым и Элькой.
– Полин, я правда даже не думала, – Элька смотрит на меня, и в её глазах отчаянье, такое искреннее, что я сама чуть не реву. – Я держалась от него как можно дальше. Подругу ведь на член не меняют. Вот только… Вышло так, что я все-таки променяла.
– Ты могла сказать мне, что он тебе нравится, – ворчливо откликаюсь я. Настроение на самом деле совершенно не то, чтобы предъявлять по счетам. Хочу домой. Спать.
И только потом, желательно часов двадцать спустя, проснуться и решить, что делать с книгой. И с Димой. И с жизнью.
– Ага, – Элька впервые за наш разговор улыбается знакомой мне саркастичной улыбкой. – Представляю этот разговор. Привет, дорогая, прикинь, кажется, я серьезно запала на твоего парня. Может, это, дашь поносить на недельку, я с ним сброшу напряжение и перебешусь. И что, ты благородно отдала бы Анисимова в мои озабоченные лапки, да?
– Я не знаю, Эль. Может и да. У нас ведь с ним и год назад неважно клеилось, – я пожимаю плечами. Мир глазами недоспавшего и эмоционально истощенного человека – слишком большая, громоздкая и быстро движущаяся штуковина.
– Да ну, – едва слышно откликается Элька. – Я надеялась, что как-то переживу все это.
– Пережила?
– О да. Вот сейчас – точно, – Элька болезненно кривится. – Меня сегодня чуть не стошнило от омерзения. Прямо там, на лестнице.Я почти целый год своей жизни сохла по этому… хмырю. Стыдно, ужасно.
– Эля, я за него чуть замуж не вышла. Мне тоже не сладко, – слабенько ухмыляюсь я. Элька смотрит на меня, будто удивленная моим мирным тоном.
Боже, даже от этого, такого дурацкого разговора меня немного потряхивает адреналин. Мы будто пытаемся вслепую нашарить под ногами канат, перекинутый через черную бездну.
Вот только я все равно не понимаю. Одна я иду по этому канату, или и Элька идет ко мне навстречу? Черт возьми, почему она вообще приехала, почему встала на мою сторону? Так перетряхнуло от Анисимова? Не хотела терять свои деньги? Или?
Боже, как давно я не хотела послать свою паранойю к чертям собачьим.
Меня задалбывает просто стоять и смотреть на лучшую подругу, которая, судя по выражению лица, явно очень хочет сбежать куда подальше. Я даже не хочу обдумывать мотивацию её побега. Мне надоело. Я устала на неё злиться.
Я делаю к Эльке малюсенький шажок.
Один. Шажок.
Сантиметров тридцать длиной. Практически бесконечность!
Все остальное расстояние Элька преодолевает уже сама, вцепляется в мои плечи и взахлеб ревет.
– Прости-и-и-и… – доносится сквозь всхлипы, а я…
А я тихонько дышу, поглаживая эту дурынду по спине. В груди копошится обида, но облегчения все равно больше, я будто прижгла ранку зеленкой, и она немного пощипывает.
Не все я могу простить. И не всех. Эльку… Эльку могу. Она дура – но она своя дура. Много для меня сделавшая. Одно жалко – окончательно это забыть вряд ли получится. Так и будет тень Анисимова маячить между нами. Но мы, в конце концов, взрослые тетеньки, из-за мальчика драки устраивать не будем.
– Тыщу лет не видела тебя такой разбитой, – чуть улыбаюсь я, а Элька нервно вздыхает, улыбается – впервые за весь этот разговор – действительно радостно, не натянуто.
– Никому не рассказывай, что я такой бываю, – тихо шепчет она и отстраняется, стирая с щек слезы. – Особенно Варламову. Он меня сожрет. И не подавится.
Я чуть пожимаю плечами. Не скажу. Ему – не скажу, еще не факт, что у меня будет повод.
Наверное, какая-то грусть на моем лице все-таки отражается, потому что Элька становится чуть собраннее, напряженнее.
– Поль, что у вас с Варламовым вообще творится? – такое ощущение, будто Элька ступает на тонкий лед – до того осторожно звучит её голос.
Я пожимаю плечами.
– Это сложно описать в двух словах.
– Значит, опиши в ста двух, – Элька категорично качает головой. – Давай. Ты у меня за словом сроду в карман не лезла. Рассказывай.
Когда не очень хочешь разговаривать – чем угодно себя займешь. Вот я например ловлю себя на пристальном наблюдении за тем, как на той стороне улицы мальчик в рыжей спецовке моет окна ресторана. Причем не просто так я на него смотрю, а траекторию движения руки с губкой отслеживаю.
– Он вчера предложил мне начать все заново.
Вчера. Такое ощущение, что прошла целая бесконечность с того разговора на верхушке Останкинской башни. Столько мыслей пролетело в моей голове за это время, и как снег на голову свалилась эта вот ерунда со срывом сдачи книги.
– А ты? – настойчиво интересуется Элька.
– А я его отшила, – вздыхаю я. – Накрепко.
И на самом деле – пусто об этом даже говорить. Я хотела дать себе время подумать, а теперь боюсь, что за это время он успеет себя на кого-то другого переключить. Ведь с этим у Варламова нет никаких проблем. Девочки на него так и вешаются, ничего не поменялось. Просто на некоторое время он развлекался мной.
– Но почему? – удивленно спрашивает Элька. – Полин, он же на тебя так залипает, как в универе не залипал. Он тогда мог за тебя в землю закопать, а сейчас еще и сверху бетоном зальет.
Почему-почему. По кочану!
– Я не знаю, Эль, – я выдавливаю вымученную улыбку. – Ну вот скажи, как нам с ним с начала начинать? Что изменится? Он ушел от меня, потому что ему стало со мной скучно. Он получил контракт в студии, поймал звезду, решил, что такая посредственная жена ему не подходит…
– Так, стоп, – Элька резко дергает головой. – Поль. Мы сейчас ведь про Диму говорим. Про того идиота, который влез в закрытый лифт, лишь бы тебя там клаустрофобией то комы не укатало. Про того, кто умудряется переболтать меня, а при тебе – чуть ли не язык глотает. Так что давай сейчас вот эту чушь вырубим и посмотрим в глаза фактам. Как я сохла по Анисимову, земля бы ему была пухом, так Варламов сохнет по тебе. И вот как хочешь живи с этим.
– Он от меня ушел, – устало напоминаю я.
– Потому что это для него был единственный способ дать тебе писать, – рявкает Элька так громко, что даже пара прохожих на той стороне улицы оборачивается. Заметив это, Кольцова приглушает тон.
– Дело ни разу не в его контракте и в том, что он зазвездил. Это я Диме тогда наговорила гадостей, он очень впечатлился…
В моем мире и тихо, и звонко, а воздух такой колкий, будто в нем витают незаметные ледяные колючки. Нет, Дима мне говорил об этом их разговоре с Элькой, я помню.
Но… Неужели Элька говорила с ним об этом именно перед разводом? Почему-то мне думалось, что после, почему-то думалось, что она предъявила ему за тот мой первый депрессивный год.
И Дима… Из-за этого? Мне он сердце вырвал из-за этого?
Он мог бы сознательно перестать на меня давить, но предпочел самоустраниться. И с одной стороны – цель-то благородная, многое объясняет, многое оправдывает. И если отдавать себе отчет – прагматичный отчет – мне это пригодилось. Я встала на ноги, расправила крылья. И Дима тоже, и встал, и расправил.
И все равно обидно!
