Диана Гэблдон
Скажи пчелам, что меня больше нет
6
Охотник вернулся с холмов[22]
Джейми с Брианной вернулись ближе к вечеру – с парой белок, дюжиной голубей и рваным заляпанным мешком, в котором обнаружилось нечто похожее на останки жертвы кровавого убийства.
– Это что, ужин? – спросила я, осторожно ткнув ногой кость, торчащую из скользкого, местами покрытого шерстью месива. От него исходил железистый, словно из лавки мясника, запах с едва заметными тухлыми нотками. Однако процесс разложения еще не начался.
– Да, саксоночка. Если получится. – Джейми подошел и хмуро взглянул на изуродованную тушу. – Я тебе помогу. Но сначала хлебну чуток виски.
Его штаны и рубашка были так сильно заляпаны, что я не сразу заметила пропитанную кровью тряпицу вокруг голени. К тому же Джейми прихрамывал. Удивленно приподняв бровь, я направилась к корзине с едой, инструментами и кое-какими лекарствами, которую каждое утро притаскивала на место строительства.
– Судя по всему, в мешке – останки оленя. Неужто ты разорвал его голыми руками?
– Нет. Это сделал медведь, – с непроницаемым лицом сказала Бри. Джейми промычал что-то невнятное.
Отец и дочь обменялись загадочными взглядами.
– Медведь, значит. – Я глубоко вздохнула и указала на рубашку мужа. – Ясно. И какая часть этой крови принадлежит тебе?
– Всего пара капель, – невозмутимо ответил он и сел на Большое бревно. – Виски есть?
Я внимательно посмотрела на дочь – чумазую, в заляпанной птичьим пометом юбке. Похоже, Бри не пострадала. Ее освещенное солнцем лицо сияло счастьем. Я не удержалась от улыбки.
– Вон там висит фляга с виски, – кивнула я в сторону большой ели на дальнем конце участка. – Можешь сбегать за ней, пока буду осматривать рану?
– Конечно! А где Мэнди и Джем?
– Когда видела их в последний раз – играли у ручья с Эйданом и его братьями. Не волнуйся, – успокоила я, заметив, что Брианна нервно закусила нижнюю губу. – Там совсем мелко. К тому же Фанни обещала присмотреть за Мэнди, если та захочет собирать пиявок. На Фанни всегда можно положиться.
– Ладно, – неуверенно сказала Бри, борясь с материнским инстинктом, который требовал немедленно вытащить Мэнди из ручья. – Полагаю, я видела Фанни вчера вечером, но совершенно ее не помню. Где она живет?
– С нами, – сообщил Джейми. – Ай!
– Не дергайся! – Я раздвинула рану двумя пальцами, промывая ее солевым раствором. – Ты же не хочешь умереть от столбняка?
– А если бы я сказал «да»? Что бы ты сделала, саксоночка?
– То же самое, что делаю сейчас. Хочешь ты или нет, я этого не допущу.
– Так зачем спрашиваешь? – Джейми отклонился назад, опершись на ладони и вытянув ногу. Затем взглянул на дочь. – Фанни – сирота. Твой брат взял девчушку под свою защиту.
Бри на мгновение застыла с непроницаемым выражением лица. Выглядело довольно забавно.
– Мой брат?.. Уилли? – настороженно спросила она.
– Насколько мне известно, другого у тебя нет. Хотя можешь уточнить у мамы, – улыбнулся Джейми. – Да, Уильям… Господи Иисусе! Саксоночка, ты хуже медведя!
Он закрыл глаза – то ли от нежелания лицезреть манипуляции с ногой (я немного расширила рану, очищая ее скальпелем; травма не представляла угрозу для жизни, но когти медведя оставили на голени глубокий порез, так что я вовсе не шутила насчет столбняка), то ли чтобы дать Бри возможность переварить информацию.
Дочь посмотрела на него, склонив голову к плечу.
– Так значит… – медленно произнесла она, – Уилли знает, что ты его настоящий отец?
Джейми поморщился, не открывая глаз.
– Знает.
– Очевидно, он от новости не в восторге. – Брианна усмехнулась уголком губ, однако в ее глазах и голосе читалось сочувствие.
– Скорее всего.
– Но это пока, – пробормотала я, смывая кровь с большой берцовой кости.
Джейми фыркнул. Бри издала более женственную версию того же звука и отправилась за виски. Когда она удалилась, Джейми открыл глаза.
– Долго еще, саксоночка?
Я заметила, что его руки дрожат от напряжения – он оперся на ладони, борясь с дикой усталостью.
– Почти готово, – успокоила я мужа, ласково коснувшись его пальцев. – Только наложу повязку, а затем тебе придется немного полежать с приподнятой ногой.
– Смотри не усни, па! – Брианна протянула ему флягу. – Сегодня к нам на ужин придут Йен с Рэйчел и тетя Дженни. – Она поцеловала отца в лоб. – А насчет Уилли не беспокойся. Он все поймет.
– Ладно. Надеюсь, мне не придется ждать до скончания дней. – Джейми криво усмехнулся собственной шутке и приветственно поднял флягу.
* * *
Я прогнала Джейми с солнца, несмотря на его бурные протесты, и заставила лечь в тени «хирургической», подложив ему под голову свернутый фартук.
– Ты небось ничего не ел с самого завтрака? – спросила я, укладывая раненую конечность на вытащенное из поленницы бревно.
– Ну почему же? – спокойно ответил он. – Эми Хиггинс передала с Брианной лепешки и сыр. Мы перекусили, пока ждали, когда медведь уйдет. Неужели ты думаешь, я бы стал молчать, умирая от голода?
Я почувствовала себя довольно глупо.
– Конечно, не стал бы. Просто… – сказала я, отведя ему волосы со лба, – мне хочется хоть немного облегчить твои страдания. Вот и решила тебя накормить – ничего лучше в голову не пришло.
Рассмеявшись, Джейми потянулся и выгнул спину, чтобы поудобнее устроиться на притоптанной траве.
– Очень любезно с твоей стороны, саксоночка. Хотя у меня есть еще парочка идей, как облегчить мое состояние, – вот только отдохну немного. К тому же Йен с семьей придет на ужин. – Он повернул голову и бросил взгляд на далекие горы: солнце медленно опускалось в рассыпанные по небу облака, окрашивая их пухлые брюшки теплым золотом.
Мы восхищенно вздохнули; Джейми вновь повернулся ко мне и взял за руку.
– Просто посиди со мной рядом, саксоночка, и скажи, что это не сон. Она и правда здесь? И Роджер Мак, и детишки?
Я сжала ладонь мужа, ощущая на сердце такую же бурлящую радость, что искрилась в его глазах.
– Это не сон. Они здесь. Точнее, вон там.
Я невольно рассмеялась, увидев внизу Брианну. Она направлялась к рощице за ручьем, чтобы позвать детей; легкий вечерний бриз играл ее распущенными волосами, которые в сумерках казались каштановыми.
– Хотя я тебя понимаю. Сама порой чувствую себя неверующим Фомой. Утром приходил Роджер и разрешил мне осмотреть горло. Было так странно снова видеть его, касаться… И в то же время совершенно естественно.
Я провела рукой по тыльной стороне его ладони, потрогав костяшки и затянувшийся рубец на месте безымянного пальца.
– Ох, саксоночка. Мне к этому не привыкать, – сказал он дрогнувшим голосом, сплетая пальцы с моими. – Иногда просыпаюсь на рассвете, вижу рядом тебя… и не верю, что ты настоящая. Пока не дотронусь. Ну или пока ты не пукнешь.
Я выдернула руку; Джейми приподнялся и сел, удобно уперев локти в колени и не обращая внимания на мой гневный взгляд.
– Так что насчет Роджера Мака? Думаешь, голос к нему вернется?
– Не знаю, – ответила я. – Правда не знаю. Он рассказал мне о человеке по имени Гектор Макьюэн…
Джейми с большим интересом выслушал всю историю, лишь изредка отвлекаясь, чтобы отогнать полчища надоедливых мошек.
– А ты сама видела что-нибудь подобное, a nighean? Голубое свечение, о котором он поведал?
Меня пробрала дрожь, словно от холода. В памяти всплыли события давно похороненного прошлого. По крайней мере, мне очень хотелось его похоронить.
– Вообще-то… да. – Я нервно сглотнула. – Однако решила, что брежу. Возможно, так оно и было. Ведь я тогда чуть не умерла. Непосредственная близость смерти зачастую искажает восприятие.
– Согласен. Однако это не означает, что все увиденное в таком состоянии – неправда.
Муж задумчиво посмотрел на меня и тихо добавил, тронув за плечо:
– Необязательно об этом рассказывать. Зачем заново переживать горестные моменты?
– Ничего, – отмахнулась я и решительно нырнула в глубины памяти. – Инфекция оказалась смертельной, однако мастер Рэймонд… – даже не глядя на Джейми, я почувствовала, что он вскинул голову, услышав имя лекаря, – пришел и исцелил меня. Понятия не имею, как он это сделал, – сознание мое тогда совсем затуманилось. Но я видела… – Перед глазами вновь возникли картины прошлого. – Она стала голубой – кость в моей руке. Не такой яркой, как… – я указала на пронзительно-синее, словно цветки дельфиниума, вечернее небо, – а бледно-голубой. Хотя «светилась» – не совсем точное слово. Она была… живой.
Действительно живой! Распространяясь от костей по всему телу, голубое свечение словно уничтожало в организме всех микробов, и те умирали, подобно гаснущим звездам. Воспоминание было настолько реальным, что волоски у меня на руках и шее приподнялись, а в душе возникло странное чувство умиротворения, будто кто-то напоил меня чаем с теплым ароматным медом.
Из леса послышался дикий вопль, разрушив очарование момента. Джейми с улыбкой повернулся ко мне.
– А вот и малыш Огги! Ревет, как пума во время охоты.
Я поднялась, отряхивая юбку от травы.
– По-моему, это самый громкий ребенок на свете.
Тут же, будто по сигналу, снизу послышалось улюлюканье: из рощи у ручья высыпала ватага ребятишек. За ними, склонив друг к другу головы, неспешно следовали Бри с Роджером, очевидно погруженные в приятную беседу.
– Придется расширить дом, – задумчиво сказал Джейми.
Не успел он развить эту интересную мысль, как на тропинке с восточной стороны Риджа появились Мюрреи. Рэйчел несла на руках орущего Огги, а сзади шел Йен с большой закрытой корзиной в руке.
– А где дети? – спросила Рэйчел у Джейми. Он встал и с улыбкой кивнул на поляну внизу.
– Сейчас увидишь, a nighean.
Джем, Мэнди и Жермен уже отделились от товарищей и брели теперь за Роджером и Брианной, обмениваясь дружескими тычками.
– Ой, Джейми! – охнула Рэйчел, и ее глаза потеплели. – Надо же, как дочь на тебя похожа – да и внук вылитый ты!
– Я же говорил! – Йен улыбнулся жене с высоты своего роста, и она крепко стиснула его руку.
– Твоя мама… – Рэйчел покачала головой, не в силах описать бурю эмоций, которую испытает свекровь при виде родственников.
– Вряд ли моя сестрица упадет в обморок, – сказал Джейми, осторожно поднимаясь на ноги. – С племянницей она уже встречалась – правда, без ребятишек. Кстати, где Дженни? – Он посмотрел на ведущую в лес тропинку, будто ожидая, что сестра появится там, как по волшебству.
– Решила заночевать у Макниллов, – ответила Рэйчел, спуская Огги на траву. Теперь малыш спокойно лежал на спинке, лениво шевеля ручками и ножками. – Они с Кристиной Макнилл очень сдружились во время занятий рукоделием. Кристина сказала, что ее муж уехал в Солсбери и что она боится оставаться ночью одна – их дом стоит на отшибе.
Я понимающе кивнула. Кристина была третьей по счету женой Ричарда Макнилла, совсем молоденькой, – они только-только поженились. Он привез ее сюда из Кэмпбелтона, поселения неподалеку от Кросс-Крика. Ночи в горах темные – мало ли что может таиться во мраке.
– Дженни очень добра, – заметила я.
Йен насмешливо фыркнул.
– Держу пари, ма делает это не столько ради миссис Макнилл, сколько ради себя. – Он кивнул на хнычущего сына – по подбородку Огги стекала слюна. – Малыш уже три ночи мучается коликами, а дом у нас тесноват. Как пить дать, она уже завалилась на кровать миссис Макнилл и спит мертвецким сном.
– Матушка Йена полночи его укачивала, – пояснила Рэйчел извиняющимся тоном. – Я хотела взять Огги, но она только отмахнулась и сказала: «На что тогда нужны бабушки?» – Присев на корточки, Рэйчел подхватила сына на руки, прежде чем тот успел включить свою пожарную сирену. – Клэр, а как вам Мармадьюк?
– Кто?.. Ты имеешь в виду в качестве имени для Огги? – Я попыталась придать лицу нейтральное выражение, но не успела. Рэйчел рассмеялась.
– Дженни так же отреагировала. Правда, – добавила она, вытаскивая кончик косы из цепких пальчиков младенца, – Мармадьюк Стивенсон был одним из Бостонских мучеников: очень достойный Друг. Отличное имя!
– Ну, если ты назовешь сына Мармадьюком, его точно ни с кем не спутают, – тактично заметил Джейми. – Правда, ему придется сызмальства научиться драться. Хотя если он будет квакером…
– Да, – сказал Йен жене. – И Фиргод мы его тоже не станем называть. Разве что Фортитьюд[23] – вполне подходящее имя для мальчика.
– Хмм… – Рэйчел задумчиво посмотрела на малыша. – А может, Уиздом?[24] Уиздом Мюррей? Уиздом Йен Мюррей?
Йен засмеялся.
– А если он вырастет не шибко умным? По-моему, ты заранее обрекаешь его на неприятности.
Джейми склонил голову набок и прищурился, задумчиво глядя на Огги. Затем поочередно посмотрел на Рэйчел с Йеном и с сомнением произнес:
– Думаю, это ему не грозит – с такими-то родителями. Кстати, Рэйчел, ты не думала уважить своего отца? Может, назовешь сына в его честь?
– Мордекай? Только если это будет не первое имя…
Я бросила взгляд на костер; дрожащие красноватые языки пламени казались прозрачными в свете дня.
– Йен, не последишь за костром? Я запеку в золе голубей, а еще…
Посмотрев вниз с горы, я мысленно пересчитала едоков. Дети Хиггинсов будут ужинать у себя – значит, остается (я загибала пальцы, чтобы не запутаться) семеро взрослых и четверо детей. У меня была огромная кастрюля тушенной с травами чечевицы и окорок на кости, который с полудня варился на медленном огне. Брианна освежевала добытых белок; возможно, стоит порезать их на кусочки и добавить к чечевице.
– Клэр, мы принесли небольшую добавку к ужину. – Рэйчел кивнула на корзину, висевшую у нее на руке. – Нет, Огги, нельзя дергать маму за волосы! Я ведь могу от неожиданности уронить тебя в костер – и это будет полнейшее безобразие, согласись?
Я рассмеялась квакерской шутке, а Огги выпустил кончик маминой косы – почти целиком – и сунул в рот свой кулачок, внимательно меня разглядывая.
– Иди ко мне, – протянула я руки. – Познакомлю тебя с родней, малыш Оглторп.
* * *
Нога была сплошь покрыта синяками и царапинами, однако болела не сильно; Джейми восседал на большом пне неподалеку от «хирургической» и с удовольствием наблюдал за семейством, занятым приготовлением ужина.
Брианна, так и не снявшая охотничье облачение, занималась полуобглоданным оленем. Джейми с гордостью отметил, как уверенно ее сильные руки обращаются с ножом. Интересно, у кого из родителей она научилась этому мастерству? Дело не только в силе мышц или в умелых движениях, но и… в решимости, одобрительно подумал он. Когда четко знаешь, что нужно делать, и не задаешь вопросов.
Джейми перевел взгляд на Роджера, который колол дрова, раздевшись до пояса и обливаясь потом. Парень всегда задавал вопросы и вряд ли когда-либо перестанет. Хотя Джейми показалось, что уверенности у зятя прибавилось; что ж, она ему понадобится.
Клэр сказала, Роджер хочет быть священником. Это хорошо; людям нужен духовный наставник. Ну а Роджеру – достойное занятие. По словам Клэр, тот уже окончательно все обдумал.
Но вот Брианна… какой теперь будет ее жизнь? Когда они в прошлый раз поселились в Ридже, дочка учительствовала в школе. Хотя не похоже, чтобы обучение было ей по душе; вряд ли она захочет к нему вернуться. В этот момент Бри поднялась на ноги и потянулась, направив руки к небу. Господи, какая же красивая у меня девочка…
Может, у нее появятся еще дети. Эта мысль почему-то немного пугала. Не хотелось бы подвергать жизнь Брианны опасности. К тому же она нужна Джему и Мэнди. Однако… В душе зажглась искорка надежды, и Джейми улыбнулся, наблюдая за группкой детей, которые принесли дрова и, свалив их на землю, убежали играть в свои ребячьи игры. Наверное, в прятки.
А вот и малышка Фрэнсис – с пучком веток и букетиком цветов в руках. Зачесанные на одну сторону темные кудри спускаются по плечу: должно быть, обронила где-то свой чепец. Личико раскраснелось от быстрой ходьбы, на губах играет улыбка. Джейми порадовался, увидев ее такой.
Что-то пощекотало ногу, прервав его размышления. На колене сидела зеленая букашка, похожая на крошечную лопату.
Джейми осторожно протянул к ней руку, однако насекомое не улетело и не стало заползать ему в ухо или в нос по примеру мстительных мух. Даже позволило дотронуться – лишь раздраженно шевельнуло усиками. Но когда Джейми попытался погладить букашку по спинке, она неожиданно отпрыгнула, словно кузнечик, и приземлилась на ящике с медицинскими инструментами Клэр. А затем замерла, изучая обстановку.
– Лучше улетай, – посоветовал он ей на гэльском. – Иначе тебя сотрут в порошок и используют в качестве тонизирующего.
Непонятно, смотрела ли букашка на Джейми, но, похоже, задумалась над его словами. Потом неожиданно подпрыгнула и исчезла в траве.
Фанни принесла какое-то растение: Клэр с неподдельным любопытством переворачивала листочки, объясняя девочке целебные свойства. Фанни сияла довольной улыбкой: ей было приятно оказаться полезной.
Джейми радовался за сиротку. Она выглядела такой испуганной, когда Уилли ее привез. Неудивительно – после всего, что бедняжка пережила. При мысли о ее сестре Джейн у него захолонуло сердце.
Он мысленно помолился за упокой души Джейн, а затем – после секундного колебания – за Уилли. Образ несчастной девушки вновь возник перед глазами. Одинокая, всеми покинутая… Лишь слабый огонек свечи освещает мертвое лицо в непроглядной ночной тьме. По мнению церкви, самоубийцы попадают в ад, – но Джейми упрямо продолжал за нее молиться. Никто не мог ему этого запретить.
Не волнуйся, a leannan, – подумал он с нежностью. – Я пригляжу за Фрэнсис вместо тебя. И может, мы еще встретимся на небесах. Тебе не о чем беспокоиться.
Джейми надеялся, что кто-то сможет приглядеть за Уилли вместо него. Воспоминания о той ночи больно ранили душу, однако он намеренно вызывал их в памяти, чтобы сохранить каждую деталь. Уильям пришел к нему за помощью, и это бесценно. Стоя плечом к плечу при свете свечи, оба осознавали бессмысленность усилий. Вместе они преодолели опасности дождливой ночи, только все равно опоздали. Горестные воспоминания. Но Джейми хотел навсегда сберечь их в сердце.
Mammaidh[25], – подумал он вдруг о матери. – Присмотри за моим сыночком, хорошо?
7
Живой или мертвый
Уильям, девятый граф Элсмир, виконт Эшнесс, барон Дервент прислонился к дубу, оценивая свое имущество. В настоящий момент оно включало в себя недурного коня (как сообщил бывший владелец, симпатичного гнедого жеребца с белым носом звали Бартоломью), холщовый мешок с удручающе скудным запасом провизии и половиной бутылки старого пива, а также приличный нож и мушкет. Последним, на крайний случай, можно было проломить кому-нибудь голову, потому что при попытке выстрелить Уильям наверняка лишился бы руки, лица или того и другого.
Еще у него имелось три фунта, семь шиллингов, двухпенсовик да горсть мелких монет и металлических осколков – вероятно, в прошлом тоже монет. Деньгами Уильям разжился в придорожной таверне благодаря случайному знакомству с отрядом американских ополченцев. Те утверждали, что сражались при Монмуте на стороне Континентальных войск, а полгода назад стояли с генералом Вашингтоном в лагере Мидлбрук – по сведениям Уильяма, именно там его кузена Бенджамина в последний раз видели живым.
Жив ли Бенджамин по-прежнему, оставалось только гадать, и все же Уильям твердо решил исходить из этого предположения до тех пор, пока не найдет доказательств обратного.
Встреча с ополченцами из Нью-Джерси ничего не прояснила, зато нашлись желающие сыграть в карты, и по мере того, как таяли ночь и выпивка в бутылках, ставки игроков становились все более безудержными.
На выигранные деньги Уильям рассчитывал вечером найти еду и постель; однако сейчас куда вероятнее казалось, что из-за них его убьют. Он давно заметил: с рассветом нередко пробуждается и раскаяние. Похоже, сегодня американцы разделяли это мнение. Они проснулись с воинственным настроем и, позабыв о похмелье, тут же обвинили Уильяма в шулерстве за карточным столом, а посему он счел за лучшее поскорее улизнуть.
Теперь молодой человек осторожно выглянул сквозь поникшие ветви белого дуба. Дорога шла примерно в фарлонге[26] от его укрытия, и, хотя в настоящий момент она, слава богу, пустовала, отчетливые следы копыт в дорожной грязи указывали, что недавно здесь проехали всадники.
К счастью, Уильям услыхал их как раз вовремя, чтобы увести Барта с дороги и спрятать в зарослях молодняка. Затем он подкрался ближе и увидел нескольких вчерашних картежников. Они еще не совсем протрезвели и, судя по бессвязным выкрикам, были настроены вернуть проигранное.
Уильям взглянул наверх, туда, где среди зелени листвы мелькали проблески солнца. Утро в самом разгаре. Скверно. Он предпочел не возвращаться в таверну, где наверняка шныряли другие ополченцы, и теперь гадал, далеко ли до ближайшей деревушки. Переступив с ноги на ногу, Уильям вздохнул: ему не хотелось торчать под деревом, которое, как он вдруг осознал, размером и формой идеально подходило на роль виселицы. Похоже, придется ждать, пока шайка преследователей не устанет и не повернет обратно. Или пока не стемнеет – смотря что произойдет раньше.
Внезапно до него долетел стук копыт. Судя по звукам, группа меньше и движется без спешки. Он увидел троих всадников.
Cloaca obscaena[27]. Уильям не сказал этого вслух, но слова отчетливо прозвучали у него в голове. В одном из наездников он опознал джентльмена, у которого пару дней назад купил Барта; двое других были из ополченцев.
Тут он со всей ясностью припомнил, что на подкове с передней правой ноги Барта недостает большого треугольного куска.
Уильям не стал ждать, пока бывший владелец заметит след коня в дорожной грязи. Он обогнул дуб и торопливо полез сквозь кусты, не заботясь о шуме.
Барт, которого он оставил выискивать съестное, высоко поднял голову, с интересом навострив уши и раздувая ноздри.
– Нет! – в отчаянии прошептал Уильям. – Не…
Конь громко заржал.
Отвязав Барта, Уильям вскочил в седло, перебрал поводья в одну руку, а другой потянулся за мушкетом.
– Пошел! – закричал он и ловко пнул Барта. Они прорвались через заросли кустов и вылетели на дорогу, сопровождаемые дождем из листьев и земли.
Всадники застыли у обочины; один присел на корточки и разглядывал путаницу следов в грязи. Обернувшись, все трое уставились на Уильяма. Тот, размахивая мушкетом, выкрикнул что-то нечленораздельное, резко сдал влево и пустился назад в направлении таверны, низко припадая к лошадиной шее.
В спину ему летели проклятия, но преимущество было на его стороне. Шансы есть.
А что будет в случае успеха, сейчас не имело значения. Ничего другого все равно не оставалось. Уильям не горел желанием попасть в ловушку между двумя группами враждебно настроенных всадников.
И тут Барт споткнулся, поскользнулся в грязи и упал. Перелетев через голову коня, Уильям плашмя приземлился на спину; от удара у него перехватило дух, мушкет выбило из руки.
Его настигли прежде, чем он смог набрать воздуха в грудь. Голова шла кругом, мелькавшие вокруг фигуры расплывались перед глазами. Беглеца подняли двое, и он повис между ними, открывая и закрывая рот, как золотая рыбка; кровь гудела в ушах, его трясло от бессильной ярости и страха.
Они не тратили время на угрозы. Бывший владелец Барта ударил Уильяма кулаком в лицо, двое других бросили его обратно в грязь. Чьи-то руки обшарили карманы, выхватили из-за пояса нож. Он услышал, как поблизости, слегка переступая ногами, фыркнул Барт, когда один из мужчин потянул за седло.
– Эй, руки прочь! – крикнул хозяин Барта. – Это моя лошадь и мое седло, чтоб тебя!
– Нет, – возразил решительный голос. – Без нас ты бы не поймал гада! Седло мое.
– Брось, Лоуэлл! Пускай забирает свою лошадь, а деньги поделим.
Судя по звуку, третий человек стегнул Лоуэлла ремнем для пущей убедительности: раздался мясистый шлепок и возмущенный визг. Уильям наконец обрел способность дышать, и темный туман перед глазами рассеялся. С трудом втягивая воздух, он перевернулся и предпринял попытку встать на ноги.
Один из мужчин бросил на него взгляд, но, похоже, не увидел в нем угрозы. Пожалуй, он прав, – смутно подумал Уильям. Однако он не привык проигрывать в драке и даже мысли не допускал просто улизнуть, как побитая собака.
Мушкет валялся в густой цветущей траве на обочине дороги. Уильям вытер кровь с одного глаза, встал, поднял ружье и ударил бывшего владельца Барта по затылку. Мужчина как раз садился на лошадь, и при падении его ступня застряла в стремени. Конь шарахнулся и пронзительно, негодующе заржал. Парочка, делившая имущество Уильяма, испуганно обернулась.
Один отпрыгнул назад, другой бросился вперед и ухватил мушкет за ствол. Последовала короткая возня, сопровождаемая тяжелым сопением и неожиданно прерванная криками и топотом лошадей.
Уильям оглянулся: к ним во весь опор летела большая группа вчерашних игроков. Он выпустил мушкет и нырнул в траву на обочине.
Ему почти удалось, но Барт, встревоженный нападением и тяжестью бессознательного тела, повисшего на стремени, выбрал тот же момент и ту же цель. Девятьсот фунтов испуганной лошадиной плоти отбросили Уильяма на дорогу, где он упал лицом вниз. Земля вокруг дрожала, и ему оставалось только прикрыть голову и молиться.
Отовсюду неслось чавканье грязи, крики и звуки борьбы. В разгар побоища Уильяма мимоходом пнули по ребрам и резко ударили в левую ягодицу. Почему они схватились? – подумал он не вполне отчетливо.
Потом началась пальба.
Это отнюдь не сыграло Уильяму на руку. Он по-прежнему лежал на дороге, прикрывая голову. Дерущиеся выкрикивали угрозы и предостережения, к нему галопом скакали новые лошади, а сверху бушевал шквальный мушкетный огонь.
Шквальный огонь? – усомнился молодой человек. Проклятье, так и есть. Уильям перевернулся, сел и с удивлением увидел роту британских пехотинцев. Одни успешно окружали беглецов, норовящих скрыться с места, другие ловко перезаряжали мушкеты; двое офицеров верхом на лошадях с неподдельным интересом следили за происходящим.
Уильям прочистил глаза от грязи и пригляделся к офицерам. Убедившись, что не знает ни одного из них, он немного расслабился. Его не ранило, однако удар Барта выбил из него дух и добавил синяков. Уилли сидел посреди дороги, пытаясь отдышаться и вновь обрести контроль над телом.
Потасовка, если можно ее так назвать, утихла. Солдаты схватили большинство из тех, с кем он играл накануне, и согнали штыками в небольшую группу, где молодой корнет умело связывал им руки за спиной.
– Ты, – раздался позади голос, и сапог грубо толкнул Уильяма в ребра. – Вставай.
Он обернулся и увидел рядового в летах, напустившего на себя самоуверенный вид. Неожиданно ему пришло в голову, что пехотинцы могут счесть его не пострадавшим, а участником недавней потасовки. Уильям вскочил на ноги и с высоты своего роста взглянул на рядового; тот, покраснев, отступил на шаг.
– Руки за спину!
– Нет, – отрезал Уильям, отвернулся и шагнул к конным офицерам. Оскорбленный рядовой бросился к нему и схватил за локоть.
– Убери руки, – сказал Уильям и, когда рядовой пропустил вежливую просьбу мимо ушей, оттолкнул наглеца. Тот пошатнулся.
– Стой, черт возьми! Стой, или буду стрелять!
Уильям снова повернулся и увидел, как другой солдат с красным потным лицом наставил на него мушкет – заряженный и в любой момент готовый выстрелить. Его собственный. У него пересохло во рту.
– Не… не стреляй, – выдавил он. – Это ружье… оно не…
Первый рядовой подошел сзади и двинул Уильяму кулаком по почке. Внутренности резануло, как от удара ножом, а перед глазами побелело. Колени подогнулись, однако он не рухнул, а плавно опустился на землю, будто опавший лист.
– Вон того. – Интеллигентный английский голос проник сквозь гудящий белый туман. – Того, того и… этого, высокого. Поднимите.
Уильяма схватили за плечи и дернули вверх. Он едва мог дышать и лишь сдавленно хрипел. Сквозь пелену слез и грязи он разглядел, как один из офицеров оценивающе взирает на него с лошади.
– Да, – сказал офицер. – Этого тоже повесить.
* * *
Уильям придирчиво осмотрел свой носовой платок. От тряпицы мало что осталось: ее использовали, чтобы связать ему запястья, и пленник разорвал платок в клочья при попытке высвободиться. И все же… С величайшей осторожностью Уильям высморкался и, заметив на ткани кровь, аккуратно промокнул нос. На лестнице, что вела к комнате, где он сидел под охраной двух бдительных рядовых, послышались шаги.
– Кем, говоришь, он назвался? – спросил раздраженный голос.
Ответ потонул в скрежете открывающейся двери по неровному полу. Уильям медленно встал на ноги и выпрямился во весь рост, лицом к вошедшему офицеру, майору драгун. Майор резко остановился – двое следовавших за ним мужчин тоже.
– Чертовым девятым графом Элсмиром, – угрожающе прохрипел Уильям, уставившись на майора тем глазом, который еще открывался.
– Он самый и есть, – произнес другой голос, более веселый и до странности знакомый.
Уильям моргнул при виде вошедшего в комнату стройного и темноволосого мужчины в форме капитана пехоты.
– Вообще-то капитан лорд Элсмир. Привет, Уильям.
– Я отказался от офицерского чина, – безучастно обронил тот. – Привет, Дэннис.
– Но не от своего титула.
Дэннис Рэндолл осмотрел Уильяма с головы до ног, однако не стал комментировать его внешний вид.
– Отказались от офицерского чина, значит? – Моложавый и коренастый майор, которому явно были тесноваты бриджи, с презрением глянул на Уильяма. – Захотели сменить мундир и присоединиться к повстанцам, полагаю?
Уильям дважды глубоко вдохнул, чтобы не сболтнуть ничего опрометчивого.
– Нет, – неприязненно ответил он.
– Разумеется, нет, – мягко упрекнул майора Дэннис и повернулся к Уильяму. – А в компании ополченцев ты путешествовал потому, что…
– Я с ними не путешествовал, – отрезал Уильям и похвалил себя за то, что не прибавил «тупица». – Повстречал этих джентльменов прошлой ночью в таверне и выиграл у них кругленькую сумму в карты. А когда утром продолжил путь, они увязались следом с очевидным намерением отобрать деньги.
– С очевидным намерением? – скептически повторил майор. – И как же вы распознали такое намерение? Сэр, – неохотно добавил он.
– Полагаю, преследование и избиение до полусмерти можно считать недвусмысленным признаком, – вклинился Дэннис. – Сядь, Элсмир, ты кровью пол закапал. Они правда забрали деньги?
Капитан вытащил из рукава большой белоснежный носовой платок и протянул Уильяму.
– Да. И основательно почистили карманы. А еще я не знаю, что с моей лошадью.
Он провел платком по разбитой губе и, несмотря на распухший нос, почувствовал аромат одеколона Рэндолла – настоящего одеколона, благоухающего Италией и сандаловым деревом. Лорд Джон время от времени пользовался таким же, и запах немного успокоил Уильяма.
– Итак, вы утверждаете, что ничего не знаете о людях, с которыми вас нашли? – спросил другой офицер, лейтенант, примерно ровесник Уильяма и нетерпеливый, как терьер. Майор посмотрел на него с неприязнью, давая понять, что и сам справится с допросом, однако лейтенант оставил это без внимания. – Конечно, если вы играли с ними в карты, то наверняка почерпнули какие-нибудь сведения?
