Фрэзер-Ридж, Северная Каролина
На первом этаже наконец появились наружные стены, однако роль внутренних пока исполняли бревенчатые подпорки, что придавало помещению милую простоту. Мы с удовольствием осматривали «скелет» будущего жилища.
У моего врачебного кабинета не хватало двери и ставен в двух больших окнах – зато там уже были стены (хотя и без штукатурки); длинный аптекарский стол с полками для лекарств и инструментов; высокий стол-кушетка из гладкой сосны (я сама ошкурила широкую поверхность самым тщательным образом, чтобы будущие пациенты не занозили себе задницы) для осмотра больных и проведения хирургических манипуляций, а также табурет для меня.
Джейми с Роджером начали возводить потолок, однако сейчас над головой были только балки, обтянутые кусками выцветшей, закопченной парусины коричневого и серого цветов (вырезанными из ветхих армейских палаток, которые мы нашли на складе в Кросс-Крике); по крайней мере, они защищали от непогоды.
Джейми обещал закончить второй этаж (и потолок хирургической) за неделю. Ну а пока я держала наготове большой таз, старый ночной горшок из помятой жести и давно не используемую жаровню – на случай протечек. Накануне шел дождь, поэтому я внимательно оглядела парусиновый «потолок» (не провисает ли тот местами от скопившейся воды?), прежде чем вынуть из вощеной сумки журнал для записи пациентов.
– Сто… что это? – спросила Фанни, увидев журнал.
Я поручила ей очистить целую корзину луковиц от шелухи, которая пойдет на изготовление желтой краски. Девочка вытянула шею, разглядывая незнакомый предмет, но не решаясь до него дотронуться пропахшими луком пальцами.
– Журнал для записи пациентов, – пояснила я, ощущая его приятную увесистость. – Я вношу туда имена людей, приходящих на прием, и описываю симптомы заболевания. А затем помечаю, какое лечение назначала и помогло ли оно.
Ее глаза светились уважением – и интересом.
– Пациенты всегда выздоравливают?
– Нет. Боюсь, не всегда. Но в большинстве случаев. Я доктор, а не эскалатор![52] – процитировала я шутку из «Стартрека», позабыв, что говорю не с Брианной.
Фанни кивнула с серьезным видом, совершенно проигнорировав непонятное слово.
Я посчитала нужным объяснить:
– Кхм… Так говорил один мой друг – он тоже доктор – по фамилии Маккой. Смысл в том, что всякое мастерство имеет свои пределы, поэтому стоит заниматься лишь тем, в чем ты по-настоящему силен.
Девочка снова кивнула, не сводя глаз с журнала.
– Нельзя ли мне… почитать его? – робко спросила она. И тут же торопливо добавила: – Всего пару страничек!
Мгновение поколебавшись, я положила журнал на стол, открыла его и перелистала до страницы с пометкой о назначении Лиззи Уэмисс мази из ягод остролиста для лечения малярии – у меня тогда закончилась хинная кора. Фанни слышала, как я рассказывала об этом Джейми, – к тому же все в Ридже знали о периодически возникающих у Лиззи приступах лихорадки.
– Можно. Но только вот до этой закладки. – Я вынула из банки тонкое перо черного ворона и положила его на странице с описанием лечения Лиззи. – Чтобы не нарушать врачебную тайну. Тебе нельзя читать о болезнях соседей. Обещаешь? А вот на предыдущих страницах речь идет о людях, которых я лечила в других местах и – в большинстве случаев – очень давно.
– Обещаю! Честно-пррречестно! – заверила она, старательно выговаривая «р».
Я улыбнулась. Мы с Фанни были знакомы всего несколько месяцев, но за это время она ни разу не солгала – ни в чем.
– Знаю. Ты…
– Эй, миссис Фрэзер! – послышался снаружи отдаленный крик.
Выглянув в окно, я озадаченно моргнула. По проторенной от ручья до дома тропинке ковыляла высокая стройная фигура, показавшаяся мне смутно знакомой.
– Джон Куинси! – Я сунула удивленной Фанни врачебный журнал и поспешила навстречу гостю с распростертыми объятиями. – Мистер Майерс!
Однако, подойдя ближе, заметила у него в руках огромную потрепанную корзину из соломы и целый рой пчел, которые вились вокруг, практически облепив беднягу с ног до головы, – из-за громкого жужжания я почти не слышала обращенных ко мне слов. Тогда Майерс услужливо наклонился, и насекомые оказались в опасной близости от моего лица.
– Принес вам пчел, миссис! – проревел он, перекрывая звенящий гул своих «пассажиров».
– Вижу! – крикнула я в ответ. – Спасибо!
Жужжащие полосатые тельца хаотично ползали по его изношенной куртке из грубой ткани, образуя коричневатый ковер. Частички желтой пыльцы застряли в бороде, которая стала более длинной, седой и всклокоченной, чем двенадцать лет назад – во время нашей первой встречи в Уилмингтоне.
На шум из кухни вышли Бри и Рэйчел с Огги на руках. Они завороженно уставились на гостя.
– Моя дочь! – прокричала я, поднявшись на носочки в попытке дотянуться до его уха. Ростом Майерс был более шести с половиной футов; даже Брианна казалась рядом с ним невысокой. – И Рэйчел Мюррей – жена Йена-младшего!
– Женщина молодого Йена? – Приятная, хотя и наполовину беззубая улыбка Майерса стала еще шире. – И его малыш, судя по всему? Рад знакомству, мэм, очень рад!
Он протянул длинную руку – Рэйчел побледнела при виде пчелиной тучи, нервно сглотнула и чуть придвинулась, чтобы дотянуться до его ладони, держа Огги как можно дальше. Я поспешила забрать ребенка, и девушка вздохнула с облегчением.
Как и я. От этого жужжания вся кожа покрылась мурашками: уж больно оно напоминало гудение, исходящее от каменных глыб Крейг-на-Дуна.
– Приятно познакомиться, Друг Майерс, – громко сказала она. – Йен очень тепло о тебе отзывался!
– Спасибо на добром слове, миссис. – Он ласково сжал ее пальцы и повернулся к Бри, которая уже протягивала руку, опасливо поглядывая на пчел.
– Рада встрече, мистер Майерс!
– Лучше без церемоний, мэм. Просто Джон Куинси.
– Хорошо, Джон Куинси. Я – Брианна Фрэзер Маккензи. – Улыбнувшись, она вежливо кивнула на живую куртку. – Может, нам стоит и пчел поприветствовать – проявить, так сказать, гостеприимство?
– Пиво у вас найдется?
Майерс опустил свою ношу пониже – оказалось, что это не корзина, а перевернутый улей, заляпанный и потертый. Внутри были заполненные медом соты. Как и следовало ожидать, по ним тоже ползали пчелы.
– Пиво?.. – Мы с Бри переглянулись. – Конечно! Несите их сюда, ближе к дому. Здесь им будет удобнее.
Я настороженно покосилась на жужжащий рой. Насекомые выглядели абсолютно не агрессивными; несколько пчелок опустились Бри на волосы и плечи. Дочка на мгновение замерла, но не стала их прогонять. Одна пчела лениво пролетела возле носика Огги; сведя глаза к переносице, он проследил за ней взглядом и попытался схватить – к счастью, в маленькой ладошке осталась лишь прядь моих волос.
Дети столпились на верхней тропинке, таращась на гостя; однако Джем и Мэнди спустились к нам. Мэнди крепко обхватила мать за ногу, но ее брат решился подойти ближе, очарованный невиданным зрелищем.
– Разве пчелы пьют пиво? – спросил он у их хозяина.
– Еще как пьют, сынок, еще как. – Майерс ласково улыбнулся ему с высоты своего роста. – Пчелы – самые умные насекомые на свете.
– Это правда, – подтвердила я, отцепляя от волос липкие пальчики Огги и с наслаждением вдыхая медовый аромат. – Джем, не знаешь, где дедушка? Сможешь его позвать?
В конце концов я нашла Джейми сама: он спускался между деревьями с четырьмя пойманными в силки кроликами.
– Как раз вовремя! – сказала я, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать мужа. От него пахло свежей дичью и влажной хвоей. – Будет чем накормить гостя за ужином. А поскольку это Джон Куинси…
Джейми просиял.
– Майерс? – Он вручил мне мешок с кроликами. – Ты не спросила, как там его яйца?
– Нет, он сам мне сказал: по-прежнему там, куда я их приладила. По его словам, отлично функционируют. Кстати, он принес нам пчелиный рой. И не только.
– Как он умудрился притащить пчел?
– Буквально на себе, – ответила я, пожав плечами.
– Надо же… А что он еще принес?
– Письма. Говорит, одно из них адресовано тебе.
Джейми не замедлил шаг, однако в его взгляде мелькнуло едва заметное колебание.
– От кого?
– Не успела спросить. Он как раз высвобождался из пчелиного плена, а Джем никак не мог тебя найти, вот я и отправилась на поиски.
Я чуть было не добавила «возможно, оно от лорда Джона», но вовремя прикусила язык. Конечно, они продолжали разговаривать (исключительно по необходимости), только старой дружбе между Джейми и лордом Греем пришел конец – как и многолетней переписке. И хотя я никогда бы не признала, что в этом есть моя вина, глупо было отрицать очевидное.
Чтобы Джейми не заметил моего смятения и не сделал неправильных выводов, я сосредоточила взгляд на тропинке. Однако и у меня неплохо получалось читать чужие мысли: готова поклясться, он сразу подумал о лорде Джоне, когда услышал про письмо.
– Саксоночка, пойду-ка я сперва ополоснусь в ручье, – сказал он, легонько коснувшись моей спины. – Нарвать тебе кресс-салата к ужину?
– Да, нарви, пожалуйста! – Я приподнялась на носочки и поцеловала его.
Через мгновение показался дом; Брианна поднималась по склону от Хиггинсов, неся в руках несколько буханок хлеба, и я поспешила отмахнуться от мыслей о Джейми и Джоне Грее.
– Мам, давай я ими займусь. – Бри кивнула на кроликов. – Мистер Майерс говорит, что солнце уже садится и тебе надо непременно благословить пчел, пока они не заснули.
В прошлом я иногда держала пчел, но о подобных ритуалах слышала впервые.
– А он, случайно, не сказал, как именно их надо благословлять?
– Нет – по крайней мере, мне. – Она с веселой улыбкой забрала у меня заляпанный кровью мешок. – Хотя Джон Куинси наверняка знает. Он ждет тебя в саду.
Сад, окруженный заостренными кольями для защиты от оленей, напоминал маленькую крепость. Ни один забор не может защитить от всего на свете, поэтому я всегда предусмотрительно озиралась по сторонам, открывая калитку. Как-то я застала здесь трех огромных енотов, которые предавались разврату среди поверженных ростков кукурузы; однажды поутру в сад пробрался гигантский орел – расправив крылья, он сидел на бочке с водой и принимал солнечные ванны. Когда я открыла дверь, орел издал испуганный крик, не уступающий по громкости моему воплю, и в панике пронесся над головой, словно пушечное ядро. А в другой раз…
Я невольно содрогнулась при воспоминании о пчелиных ульях в моем старом саду, перевернутых сбежавшим убийцей; аромат меда, вытекающего из поломанных сот на смятую листву, смешивался с тяжелым, сладковатым запахом пролитой крови.
Однако сегодня единственным инородным телом внутри изгороди был Джон Куинси Майерс. Высоченный, в ободранной одежде, он смотрелся совершенно естественно среди побегов репы и вьющейся фасоли с красными цветками – ни дать ни взять огородное пугало.
– Миссис Фрэзер! – поприветствовал он, улыбаясь во весь рот. – Пришли в положенное время, как заявлено в Священном Писании.
– Правда? – Я смутно припоминала, что в Библии говорилось о пчелах. Возможно, Джон Куинси позаимствовал идею с благословением из псалмов? – Э-э… Брианна сказала, мне нужно благословить пчел?
– Дочка у вас просто загляденье! – Майерс восхищенно покачал головой. – Мне пару раз доводилось встречать женщин такого роста, но ни одну из них не назовешь красавицей. Хотя они и были довольно миленькие. И как ее угораздило выйти за проповедника? Неужто святоша может сладить с такой красоткой? Я имею в виду телесные радости. Например…
– Пчелы, – напомнила я, слегка повысив голос. – Что я должна им сказать?
– Ах да!
Он повернулся к западной стороне сада, где на шатком табурете, накрытом доской, стоял видавший виды соломенный улей. Затем, к моему удивлению, вытащил из доверху набитой котомки четыре пустых белых миски из мягкого глазурованного фарфора – его еще называют «кремовым». Это сразу придало церемонии официальный вид.
– Для муравьев, – пояснил Джон Куинси, вручая мне миски. – Многие народы умеют обращаться с пчелами. Чероки, чокто, крики… Наверняка еще уйма других индейских племен, названия которых я не знаю. Но эти миски для улья мне дали моравы, живущие в окрестностях Салема. У них есть интересные традиции.
Я невольно улыбнулась, представив, как Джон Куинси Майерс шагает по улицам Салема в жужжащем покрывале из пчел.
– Неужто вы притащили их из самого Салема?
– Нет, конечно! – Мой вопрос его явно удивил. – Нашел на дереве примерно в миле от вашего дома. Как только услышал, что вы с Джейми вернулись, то сразу задумал принести пчел. Вот и высматривал их в лесу.
– Спасибо! Очень мило с вашей стороны, – искренне заверила я.
Однако в глубине души шевельнулась смутная тревога. Куинси был вольной птицей. Если уж продолжать цитировать Библию, его можно смело назвать «другом сов»[53]. Он свободно бродил по горам, когда и куда ему вздумается, ни перед кем не отчитываясь.
Из его слов я поняла, что он специально отправился во Фрэзер-Ридж, узнав о нашем с Джейми возвращении. Допустим, хотел доставить письма… Но письма обычно передавали с оказией – через друзей или незнакомцев, которые держали путь в нужном направлении. Если Джон Куинси пришел сюда, чтобы лично их доставить, значит, на то имелась веская причина.
Времени строить догадки не было: Майерс уже завершал краткий экскурс в историю ирландского и шотландского пчеловодства и подошел наконец к сути.
– Многие народы используют благословения для ульев – я знаю парочку. Хотя у меня язык не повернулся бы назвать «благословением» то, что лопочут эти немцы.
– Что же они говорят? – заинтригованно спросила я.
Он сдвинул седые косматые брови, напрягая память.
– Ну, их благословение немного коротковато. Как же там?..
Майерс закрыл глаза, вздернул подбородок и процитировал:
Иисус Христос, вот рой пчелиный!
Летите, мои пчелки, и возвращайтесь.
По милости Божьей, хранимые Господом,
Возвращайтесь целые и невредимые.
Сидите, сидите, пчелки.
По велению Пресвятой Богородицы
Вы не знаете отдыха; не ускользайте в лес,
И никогда не улетайте от меня.
Не покидайте меня.
Сидите, сидите смирно.
– Исполните волю Господню, – закончил он, открывая глаза. Затем покачал головой. – Несусветная глупость! Даже одну пчелу не заставишь сидеть на месте, а уж тысячу – и подавно. С какой стати они должны мириться с таким бесцеремонным обращением?
– А мне кажется, это должно сработать. Джейми часто привозил мед из Салема. Может, у них там немецкие пчелы. Вы знаете более… «вежливое» благословение?
Майерс поскреб в затылке и ощерился, обнажив на мгновение два неровных желтоватых клыка. Интересно, сможет ли он жевать мясо? Иначе придется пересмотреть меню ужина. Например, нарезать кубиками крольчатину и добавить в омлет вместе с измельченным луком.
– Пожалуй, большую часть вот этого: О, Господь, творец всего сущего, благослови это семя и сделай его плодотворным… Вроде именно так – плодотворным. …нам на пользу. Благодаря заступничеству… Дальше там перечисляются всякие святые, но, черт побери, я не помню никого, кроме Иоанна Крестителя. Хотя это ведь он был знатоком меда? А еще питался саранчой и разгуливал в медвежьей шкуре[54]. Ума не приложу, зачем было так делать в столь жарком месте, как Святая Земля, – я слышал, там настоящее пекло. Ну да ладно…
Он вновь прикрыл глаза и протянул руку к улью, окутанному живым облаком пчел.
– Благодаря заступничеству всех, кто желает за нас заступиться, да будут услышаны наши молитвы. Благослови и освяти этих пчел Твоею милостью, дабы они могли…
Вдруг Майерс открыл глаза и нахмурился.
– Дальше говорится: в изобилии приносить свои плоды, хотя любой дурак знает, что пчелы приносят мед, а не плоды. Но тем не менее… – Вновь смежив морщинистые веки, он закончил с последними лучами заходящего солнца: – …во имя красоты и великолепия Твоего святого храма и для блага смиренных рабов Твоих. Там было еще кое-что, – добавил Джон Куинси, опуская руку и поворачиваясь ко мне. – Но это самое основное. Вообще-то слова не так важны. Главное – почаще с ними разговаривать. Да вы и сами небось знаете.
– О чем именно? – настороженно спросила я, силясь вспомнить, вела ли когда-либо прежде беседы с обитателями ульев.
Возможно, вела, хотя и неосознанно. Как у большинства садоводов, у меня была привычка бормотать себе под нос: пропалывая грядки с овощами, я частенько проклинала жучков и кроликов или читала нотации растениям. Бог его знает, что я могла наговорить пчелам.
– Пчелы очень любят общение, – пояснил Майерс и ласково сдул одну из них с тыльной стороны ладони. – А еще они ужасно любопытные. Иначе не стали бы носиться туда-сюда, собирая вместе с пыльцой окрестные новости. Поэтому нужно рассказывать им обо всех событиях: когда приезжают гости, рождается ребенок, появляются новые жильцы или кто-то уходит. Или умирает. – Майерс смахнул пчелку с моего плеча. – Иначе пчелки страшно обидятся и весь рой вмиг улетит.
Я вдруг с улыбкой подумала, что Джон Куинси Майерс и сам похож на пчелу: тоже разгуливает повсюду и собирает новости. Интересно, обидится ли он, если узнает, что от него утаили какую-нибудь жирную сплетню? Хотя вряд ли кто станет так делать. У Майерса был настоящий дар вызывать людей на откровенность – к тому же он умел хранить секреты.
– Что ж… – В воздухе стоял влажный запах растений: солнце быстро клонилось к закату – последние лучи просачивались между кольями изгороди, яркими полосами расцвечивая шуршащие тени сада. – Надо бы поторопиться.
Примеры, которые привел Джон Куинси, не отличались единообразием: я была уверена, что смогу придумать собственное благословение. Наполнив водой четыре миски, мы поставили их под ножки табурета – чтобы муравьи, привлеченные запахом меда, не смогли забраться в улей. Несколько прожорливых насекомых уже карабкались наверх, и я смахнула их юбкой, впервые проявив заботу о новых пчелах.
Когда я выпрямилась, Джон Куинси улыбнулся и ободряюще кивнул. Я кивнула в ответ, осторожно протянула руку сквозь вуаль из пчел и дотронулась до гладких переплетенных прутьев соломенного улья. Возможно, это было лишь игрой воображения, но я вдруг ощутила под пальцами едва заметную вибрацию и низкий, уверенный гул.
– Господи! – начала я, пожалев, что не знаю имя святого покровителя пчел – наверняка такой существует. – Пожалуйста, сделай так, чтобы этим пчелам понравился новый дом. Помоги мне о них заботиться и защищать, пусть они всегда смогут найти цветы. И… покой в конце каждого дня. Аминь.
– Отлично сказано, миссис Фрэзер. – Голос Джона Куинси был низким и ласковым, как пчелиное жужжание.
Тщательно заперев калитку, мы вышли из сада и начали спускаться мимо отбрасывающего длинную тень дымохода вдоль восточной стены дома. На улице почти стемнело; когда мы появились на пороге кухни, огонь в очаге разгорелся ярче, осветив ожидавшую меня семью. Я дома.
– Кстати, о новостях, – бросила я Майерсу как бы невзначай. – Вы говорили, что принесли письма. Одно – для Джейми, а остальные?
– Ну, еще одно для мальчугана, – ответил он, ловко обходя яму, которую Джейми вырыл для новой уборной. – То есть для Жермена – сына мистера Фергуса Фрэзера. Другое – для некой Фрэнсис Покок. Есть у вас такая?
Меня давно перестало изумлять количество еды, необходимое для того, чтобы одновременно накормить восьмерых. Однако видя, как в считаные минуты дымящиеся горы кроликов, индеек, форели, ветчины, бобов, суккоташа, лука, картофеля и кресс-салата исчезают в желудках двадцати четырех человек, я вновь ощутила беспокойство по поводу надвигающейся зимы.
Конечно, сейчас только лето и, если повезет, хорошая погода продержится до конца осени. Но это от силы три-четыре месяца. У нас почти не было домашнего скота, не считая лошадей, мула Кларенса и пары коз, дающих молоко и сыр.
Джейми и Бри половину своего времени пропадали на охоте, благодаря чему нам удалось сделать приличные запасы свиного мяса и оленины, которые пока хранились в коптильне. Однако этого явно недостаточно: даже если мы все займемся охотой, расстановкой силков и рыбной ловлей, нам все равно придется купить еще мяса (и сливочного масла!) до наступления холодов. И отправить кого-нибудь в Салем или Кросс-Крик за овсяной крупой (чем больше, тем лучше), рисом, фасолью, сушеной кукурузой, мукой, солью, сахаром. А я в это время буду как сумасшедшая сажать, собирать, выкапывать и отправлять на хранение в огромных количествах то, что защитит нас от цинги: репу, морковь и картофель – в погреб, вместе с чесноком; яблоки, лук, грибы и виноград – развесить сушиться; томаты – подвялить на солнце или залить растительным маслом, если их еще не сожрали проклятые гусеницы. О боже, нельзя упустить ни дня сезона подсолнухов! Мне нужны все семена до единого – в качестве источника белка и для изготовления масла. И не забыть про целебные травы…
Бри объявила, что ужин готов. Мой мысленный список дел остался незаконченным. Я плюхнулась за стол рядом с Джейми и только тогда ощутила голод, усталость и признательность за передышку и еду.
Хиггинсы пришли, чтобы послушать принесенные Джоном Куинси новости; Дженни, Йен, Рэйчел и малыш тоже к нам присоединились, так что все пространство кухни заполнилось людьми и разговорами. К счастью, в корзине Рэйчел оказалась щедрая добавка к общему столу, а Эми Хиггинс принесла хлеб и два огромных пирога с мясом диких индеек и голубей. Запах пищи разносился по всему дому и действовал как успокоительное. Вскоре разговоры смолкли: лишь иногда раздавались тихие просьбы передать кукурузный соус, или пирог, или рагу из кролика. Кухня творила свою ежедневную магию, даруя покой и насыщение.
По мере наполнения желудков снова потекла неспешная беседа. Наконец Джон Куинси с удовлетворенным сытым вздохом отодвинул пустую оловянную тарелку и благодушно оглядел собравшихся.
– Миссис Фрэзер, миссис Маккензи, миссис Мюррей, миссис Хиггинс… вы сегодня постарались на славу! В последний раз я так наедался в Рождество.
– Спасибо на добром слове, – ответила я за всех. – А я с самого Рождества не видела, чтобы кто-то ел с таким аппетитом.
За спиной послышалось сдавленное хихиканье, но я решила не обращать внимания.
– Пока в нашем доме есть хоть корка хлеба, мы всегда накормим тебя, приятель, – сказал Джейми. – И напоим! – прибавил он, доставая из-под скамьи полную бутылку чего-то явно алкогольного.
– Не откажусь, мистер Фрэзер. – Джон Куинси тихонько рыгнул и одарил Джейми сияющей улыбкой. – Ведь не могу же я обидеть дорогих хозяев отказом?
Десять взрослых. Я быстро прикинула, хватит ли на всех емкостей для питья, и принесла четыре чайных кружки, два рожка, три оловянных чашки и один бокал для вина, гордо выставив их на стол перед Джейми.
Пока я занималась поисками посуды, Джон Куинси «открыл бал», выудив из недр потрепанного жилета несколько писем. Задумчиво прищурился и передал одно из них через стол Джейми.
– Это вам, – кивнул он на конверт. – А это – капитану Каннингему. Я его не знаю, но тут написано «Фрэзер-Ридж». Один из ваших арендаторов?
– Да. Я ему передам. – Джейми протянул руку и взял оба конверта.
– Благодарю покорно. Ну а это адресовано мисс Фрэнсис Покок. – Майерс помахал письмом, ища глазами получателя.
– Фанни! – крикнула Мэнди. – Тебе письмо!
Раскрасневшись от возбуждения, малышка стояла на скамье рядом с Роджером, который придерживал ее за талию. Все стали оглядываться на Фанни, с любопытством перешептываясь.
Фанни, сидевшая в уголке на бочонке с соленой рыбой, медленно встала и смущенно подняла глаза. Джейми сделал ей знак подойти, и она нехотя послушалась.
– Так это вы мисс Фрэнсис? Какая славная девчушка! – Джон Куинси слез со скамьи и, отвесив низкий церемонный поклон, сунул конверт в ее покорную руку.
Она прижала письмо к груди. В огромных глазах застыла паника, словно у испуганной лошади, готовой пуститься вскачь.
– Ты что, ни разу не получала писем? – удивился Джем. – Открой и посмотри, от кого оно.
Фанни уставилась на Джема, а затем перевела взгляд на меня, ища поддержки. Я отложила масло в сторону и подозвала девочку. Та бережно положила письмо на стол, словно оно было очень хрупким.
Письмо представляло собой сложенный втрое лист грубой бумаги, скрепленный желтовато-серой печатью из свечного воска – жир пропитал бумагу, и некоторые слова просвечивали. Я аккуратно взяла его и перевернула.
– Оно точно адресовано тебе. «Мисс Фрэнсис Покок, находящейся под опекой Джеймса Фрэзера, Фрэзер-Ридж, королевская колония Северная Каролина».
– Открой его, бабуля! – Мэнди подпрыгивала на скамье, чтобы получше разглядеть.
– Нет, раз уж послание для Фанни, она и должна его открыть, – объяснила я. – Причем она не обязана его кому-либо показывать – только если сама захочет.
Фанни повернулась к Джону Куинси, серьезно посмотрела на него и спросила:
– Сэр, кто дал вам это письмо? Оно из Филадельфии?
Девочка немного побледнела, произнеся название города, но Майерс покачал головой и приподнял плечо.
– Вряд ли. Правда, не могу сказать, откуда оно на самом деле, моя дорогая. Мне вручили его в Нью-Берне, когда я приехал туда в прошлом месяце. Передал его какой-то мужчина, только писал точно не он.
– Понятно, – у нее вырвался вздох облегчения. – Спасибо вам, сэр, что доставили его.
Значит, когда-то Фанни уже получала письма. Она уверенно сунула большой палец под сгиб письма, не ломая печать, отклеила ее и положила на стол рядом с раскрытым посланием. Девочка стояла вплотную к столу, опустив глаза на строчки; глядя ей через плечо, я могла с легкостью ознакомиться с содержанием. Затем Фанни медленно, но отчетливо прочла письмо вслух, водя пальцем по словам.
Мисс Фрэнсис Покок
от мистера Уильяма Рэнсома
Дорогая Фрэнсис!
Пишу, чтобы справиться о твоем здоровье и благополучии. Надеюсь, ты довольна своим теперешним положением и начинаешь привыкать к новому месту. Пожалуйста, поблагодари от меня мистера и миссис Фрэзер за их доброту.
У меня все хорошо, хотя дел невпроворот. Я напишу еще, как только представится возможность передать письмо с оказией.
Твой скромнейший и покорнейший слуга,
Уильям Рэнсом
– Уиль-ям, – пробормотала она, коснувшись букв. Лицо ее мгновенно преобразилось, осветившись восторженной радостью.
Рядом заерзал Джейми; в его глазах отражалось то же счастливое сияние и теплый свет очага.
Фанни убежала с письмом, а я озадаченно склонилась к Джону Куинси.
– Вы ведь говорили, что еще есть письмо для Жермена? – тихонько спросила я под гул возобновившейся беседы.
– Так точно, мэм, – кивнул великан. – Но я уже вручил его мальчугану, когда тот выходил из уборной. – Он окинул взглядом комнату и пожал плечами. – Подумал, парень захочет прочесть письмо вдали от любопытных глаз. Похоже, оно от матери.
Мы с Джейми настороженно переглянулись. Фергус писал в начале весны, заверяя, что у них все в порядке. Марсали чувствовала себя хорошо – насколько это возможно для женщины на восьмом месяце беременности; также мы получили список вещей, которые он отправил для нас в Кросс-Крик. В обоих посланиях Фергус передавал сыну немногословные, но теплые пожелания. Первое письмо прочла мальчику я, второе – Джейми. Выслушав, Жермен лишь молча кивал с каменным лицом.
Когда он не появился к десерту – это были ломти принесенного Эми хлеба с яблочным повидлом, которое Сара Чизхолм приготовила в благодарность за лечение младшей дочери, – я всерьез забеспокоилась. Возможно, Жермен решил поужинать у кого-то из друзей – он частенько так делал, с Джемми или один, но всегда предупреждал, что идет в гости.
Однако если дело не в этом… Какая еще причина могла заставить его пропустить ужин с гостем? Любым гостем, не говоря уже о таком колоритном, как Джон Куинси Майерс, один только вид которого обещал массу занимательных историй и новостей. Люди будут приходить к нам еще несколько вечеров, чтобы послушать его рассказы, но сегодня он был целиком и полностью в нашем распоряжении.
Мэнди свернулась калачиком на коленях у Джона Куинси, взирая на него с восхищением, причиной которого была, по всей видимости, огромная седеющая борода, а вовсе не занимательная история о супружеской неверности, приключившейся в Кросс-Крик в прошлом месяце. Дело окончилось дуэлью на пистолетах посреди Хэй-стрит: оба соперника промазали, зато выстрелы попали в городскую водокачку и в лошадь, запряженную в двуколку. Рана оказалась несерьезной, но напуганная выстрелом лошадь понесла, увлекая за собой повозку с сидевшей в ней миссис Олдердайс, женой судьи (кучер как раз отлучился за ее посылкой).
– Надеюсь, бедная леди не пострадала? – Бри с трудом сдерживала смех.
– Нет, мэм, – заверил Майерс. – Правда, разозлилась пуще мокрого шершня – а они жуть какие злющие, когда намокнут. Как только двуколку остановили и помогли миссис Олдердайс выбраться, она направилась прямиком в контору адвоката Форбса и заставила его тут же накатать иск против подстрелившего лошадь негодяя.
Вся веселость мигом сошла с лица Брианны при упоминании о Ниле Форбсе, который однажды похитил ее и продал Стивену Боннету. Роджер накрыл руку жены своей и легонько сжал. Бри закусила губу, но потом с благодарностью кивнула мужу.
– Почему же они сначала не позаботились о лошади? – спросил Джем с явным неодобрением.
– Джим-Боб Хупер ей помог, – успокоил его Майерс. – Это кучер миссис Олдердайс, который правил двуколкой. Немного корма и целебной мази тотчас вернули бедную животину в хорошее расположение духа.
Джейми с внуком одновременно кивнули, полностью удовлетворенные ответом.
Дальше разговор сосредоточился на причинах дуэли; я встала из-за стола, не дослушав. Фанни незаметно вернулась на кухню и сидела на краю скамьи, улыбаясь собственным мыслям и шуткам Джона Куинси. Проходя мимо нее, я наклонилась и шепотом спросила:
– Ты не знаешь, где Жермен?
Она моргнула, все еще находясь под действием чар необычного гостя, но охотно ответила:
– Знаю, мэм. Думаю, он на крыше. Сказал, что хочет побыть один.
Жермен действительно был на крыше. Он сидел на полу незаконченной спальни в пристройке с односкатной кровлей на втором этаже, обняв подтянутые к груди колени и уткнувшись в них лбом. Маленький темный комочек на фоне белой постели.
Живое воплощение горя – и портрет человека, отчаянно нуждающегося в утешении. На что тогда нужны бабушки? – вспомнились слова Дженни.
Осторожно, чтобы ненароком не свалиться вниз, я обошла комнату, цепляясь за перекрытия и благодаря Бога за сухую безветренную погоду. Стояла тихая звездная ночь, наполненная еле слышным шелестом сосен и крылышек ночных насекомых.
Наконец я пробралась к нему и села рядом; ладони у меня немного вспотели.