полная версия

Денис Станиславович Проданов
Народная история России. От Первой мировой до установления советской власти

В Москве существовал и другой вид повинности, который возлагался на всех женщин – шитьё белья для красноармейцев.²⁵⁸⁵ В феврале 1918 года, после немецкого наступления „буржуев“ также сгоняли на рытьё окопов.²⁵⁸⁶ Одной из самых унизительных принудительных работ для „нетрудовых“ элементов стало рытьё могил для сотен холерных трупов и других жертв эпидемий.²⁵⁸⁷ Предполагаемую буржуазию отправляли и на тяжёлую работу в порту по разгрузке угля.²⁵⁸⁸

Реквизиции, обыски, конфискации и грабежи представляли собой новую грань притеснения имущих слоёв. Декрет Петросовета от 8 (21) ноября 1917 года о реквизиции теплых вещей для солдат на фронте проложил дорогу будущему произволу. Согласно декрету, тёплые вещи реквизировались у богатых классов.²⁵⁸⁹

Каждая квартира, месячная плата за которую составляла 150 рублей и выше, должна была доставить по одному теплому одеялу и одной теплой вещи (полушубок, теплое белье, валенки и тому подобное). Позже к декрету было опубликовано добавление. Оно вводило единовременное денежное обложение владельцев частных фабрик, заводов и других предприятий.²⁵⁹⁰

Неуплата в срок причитающегося налога влекла за собой штраф. Невнесение штрафа вело к конфискации части или всего имущества. Для практического осуществления декрета Петросовет создал специальную комиссию. Та обратилась к другим Советам с призывом последовать столичному примеру. Совнарком также призвал Советы видоизменить декрет в случае необходимости, в соответствии с местными условиями, и принять все меры к осуществлению декрета в кратчайший срок.²⁵⁹¹

Спектр реквизиций был мгновенно расширен. ВСНХ было предоставлено право конфискации, реквизиции, секвестра, принудительного синдицирования различных отраслей промышленности и торговли.²⁵⁹²

В регионах советские структуры реквизировали всё и вся. В Архангельске, к примеру, власть учредила Чрезвычайную комиссию. Ей были подчинены все учреждения и организации, работавшие по разгрузке Архангельского порта. Комиссии предоставили право реквизиций, секвестра необходимых орудий, предметов, помещений и прочего.²⁵⁹³

Режим также усиленно отбирал у имущих классов автомобили. Частное автовождение ушло в прошлое. Один очевидец свидетельствовал, как с кряканьем, завыванием проносились автомобили, в облаках гари и пыли мелькали свирепые, решительные лица.²⁵⁹⁴

Вспоминая то, как не поехал встречать Ленина на Финляндский вокзал, певец Фёдор Шаляпин писал о вскоре последовавшей конфискации своей машины. По его словам, первым Божьим наказанием ему – вероятно, именно за этот поступок – была реквизиция какими-то молодыми людьми его автомобиля. Шаляпин колко заметил: „Зачем, в самом деле, нужна российскому гражданину машина, если он не воспользовался ею для верноподданнического акта встречи вождя мирового пролетариата?“²⁵⁹⁵

Реквизиции в России сопровождались массовыми обысками. Обыски в домах и квартирах производились многократно, в условиях полнейшего произвола.²⁵⁹⁶ Обыскивали по ордерам районных комитетов, по мандатами и без мандатов.²⁵⁹⁷ Представители властей, матросы и военные реквизировали всё, что могло пригодиться в хозяйстве, что можно было обменять или сбыть на чёрном рынке.

По свидетельствам очевидцев, реквизировали даже телефонные аппараты.²⁵⁹⁸ Как впоследствии с иронией писал один ребёнок, у них в доме было найдено „много контрреволюционного, то есть чайные ложки, мамины кольца и т.д.“²⁵⁹⁹ Другой ребёнок вспоминал, что золотые часы, которые ему оставил папа, были приняты за оружие.²⁶⁰⁰

Меньшевик Г. Я. Аронсон свидетельствовал: „В домах производились постоянные обыски, искали денег (больше тысячи рублей не разрешалось никому иметь при себе), драгоценностей, товаров, продовольствия и реквизировали все, что плохо лежало, что попадалось под руку“.²⁶⁰¹

Каждая районная организация заходила не только к себе в район, но нагрядывала и в соседние. Обыски стали лишь поводом для обирания. Грань между реквизицией и грабежом стиралась начисто. Забирали не только ценные вещи и спиртное, но и оружие – даже с разрешением на него, и литературу, и игральные карты, и предметы одежды, мебели и многое, многое другое. Показательно, что при постоянных обысках людей предметы старого обихода „выдавали“ их. От подобных вещей старались избавиться на барахолке.²⁶⁰²

Каждая из многочисленных инстанций грабила так, будто она была единственной и других не существовало. К реквизициям и конфискациям относились соревновательски, эксплуатируя жильцов до последнего. Из-за обысков большинство населения стало прятать ценности в потайных местах. Некоторым петербуржцам пришлось заказывать шкатулку с двойным дном, чтобы прятать в нём ценности.²⁶⁰³

С обысками приходили в любое время дня и ночи, будя жильцов и относясь без малейшего уважения к личной жизни людей. При сопротивлении людей арестовывали или расстреливали на месте.²⁶⁰⁴ Один ребёнок написал: „Наступило мучительное время, когда всё забирают, и сам не знаешь, может быть и тебя возьмут.“²⁶⁰⁵

Сын крестьянина Вятской губернии Фёдор Шаляпин, пробивший себе путь из низов в оперные певцы благодаря таланту и многолетнему упорному труду, также ощутил на себе клеймо врага.²⁶⁰⁶

Шаляпин писал о том лихом времени: „Итак, я – буржуй. В качестве такового я стал подвергаться обыскам. Не знаю, что искали у меня эти люди. Вероятно, они думали, что я обладаю исключительными россыпями бриллиантов и золота. Они в моей квартире перерывали все ковры. Говоря откровенно, вначале это меня забавляло и смешило. С умеренными дозами таких развлечений я готов был мириться, но мои милые партийцы скоро стали развлекать меня уже чересчур настойчиво.“²⁶⁰⁷

Помимо реквизиций и конфискаций большевики национализировали большую часть банковских средств крупных и средних вкладчиков. Совнарком также душил буржуазию налогами. Налогооблажение при большевиках стало носить совершенно пунитивный характер.²⁶⁰⁸

Достаточно сказать, что декрет о взимании прямых налогов устанавливал последний срок для взноса подоходного налога. Лица, не внесшие подоходного налога полностью к 20 декабря 1917 (2 января 1918) года, подлежали денежным взысканиям вплоть до конфискации всего имущества. Лица, умышленно задерживающие уплату налога, подлежали тюремному заключению до пяти лет.²⁶⁰⁹

Позже, 30 октября 1918 года советская власть ввела неслыханный декрет „Об единовременном чрезвычайном десятимиллиардном революционном налоге на имущие группы городского и сельского населения.“ 10 миллиардов рублей собирали спешно, в 1,5 месяца. Крайний срок установили на 15 декабря 1918 года. Сумму сбора налога разбили по всем губерниям советской территории: от Минской до Пермской и от Астраханской до Олонецкой.²⁶¹⁰

Помимо этого Совнарком ввёл специальные налоги в пику буржуазии, на расходы местных Советов. Налоги и сборы касались лиц, получавших доходы от пользования земельными имуществами и людей, нанимающих домашнюю прислугу. Они также были нацелены на владельцев велосипедов, самодвижущихся экипажей, яхт и моторных лодок, владельцев лодок и яликов, принадлежащих к нетрудовым классам населения. Дополнительные налоги устанавливались на всё, включая лошадей, грузовые автомобили и аукционные продажи.²⁶¹¹

Цель власти заключалась в том, чтобы окончательно обанкротить имущие классы, отнять у них последнее. За несвоевременный платеж налогов и сборов в пользу местных Советов налагалась пеня до 0,5% в день. По истечении трёх месяцев установленного предельного срока для взноса налога течение пени прекращалось. Сумма налога в двойном размере обращалась к принудительному взысканию распоряжениями подлежащих исполкомов.²⁶¹²

Люди получали гигантские счета, которые были не в состоянии оплатить. Налоги на буржуазию включали в себя даже налоги за собак. Согласно декрету 1918 года, сбор не должен был превышать 20 рублей за собаку.²⁶¹³ В действительности сборы стремительно поползли вверх.

За простую собаку стали требовать 25 рублей. За охотничью – 50. А за комнатных болонок и шавок – по 100, так как, по мнению власти, их содержала только буржуазия. Писатель И. Ф. Наживин безошибочно распознал последствия этого обложения. По его словам, сотни семей, и без того разорённых, должны были своими руками убивать своих ни в чём не повинных любимцев.²⁶¹⁴

Согласно общепризнанному стереотипу, буржуазия любила музицировать. Поэтому налоги на музыкальные инструменты режим намеренно поднял с 300 до 1000 рублей. Плата за телефон была также невероятно увеличена: с 49 рублей до 298, потом 500, а потом и 1000 рублей. Дискриминционная сущность подобного налогооблажения была очевидна всем. Отставной генерал Ф. Я. Ростковский отметил в дневнике, что поговаривали о налоге на барашковые дамские пальто.²⁶¹⁵

Журналист А. С. Изгоев обратил внимание на то, что квартирная плата с „буржуя“ бралась в размере от двух до десяти раз большем, чем с пролетариев и совработников: „Так же облагались дети 'буржуев' в школах. Для 'буржуя' существовали специальные налоги и повинности.“²⁶¹⁶

На буржуазию также стали накладывать контрибуции.²⁶¹⁷ Это происходило как в городах и посёлках, так и в сёлах и деревнях. В конце июля 1918 года Муромский Совет наложил на местную буржуазию контрибуцию в 10 миллионов рублей. Торгово-промышленному комитету дали на уплату срок всего в одну неделю. Причиной контрибуции был „мятеж“, незадолго до этого подавленный советскими войсками. Буржуазию винили в поддержке мятежа.²⁶¹⁸

Таким же образом 1 (14) августа 1918 года в Егорьевске на „кулаков“ и фабрикантов Поминовской области была наложена контрибуция в 500 тысяч рублей за „контрреволюционное“ выступление 11 (24) июля.²⁶¹⁹

Параллельно с этим советская власть вводила принудительные займы. Эти займы были откровенным вымогательством. Очевидец Михаил Чевеков отметил, что 5 (18) февраля 1918 года в его селе Тиликовка Самарской губернии принудительный займ брали не только с богатых, но и со средних крестьян. По признанию Чевекова, со всех набрали 25 тысяч рублей: „Кто не давал[,] то тех большевики секли до полусмерти. Сплошной ужас! Плач на всё село.“²⁶²⁰

Контрибуции накладывали даже на хутора. Власти отбирали деньги, амбары, хлеб, мельницы и скот.²⁶²¹ Помимо этого с подачи режима представителей имущих слоёв стали называть „дармоедами“, а также людьми „недемократического“ и „буржуазного“ происхождения.²⁶²² Но как правило они получали штамп „бывших“ людей.²⁶²³

Этот эвфемизм родился из противопоставления имущих слоёв большевистской власти. Если своих сторонников апологеты палочного социализма считали ультрапрогрессивным авангардом мировой революции, то все „бывшие“, по их убеждению, были белогвардейцами, монархистами и реакционерами до мозга костей.

Термин „бывшие“ стал таким же пропагандистским конструктом, как и „буржуи“, и „кулаки“. В коммунистической терминологии „бывший“ непременно означал всё вчерашнее, отжившее, враждебно-черносотенное. Таким образом, термин „бывший“ методом антитезы подразумевал коммунистическое новаторство и монополию на современность. Он также давал понять, что победивший советский строй уже оправдан историей.

В экономическом плане большевистская диктатура следовала ленинской формуле „По отношению к помещикам и капиталистам наша задача – полная экспроприация.“²⁶²⁴ Результатом постоянных реквизиций, обираний, национализации драгоценностей и банковских счетов, усиленного налогооблажения и контрибуций стало то, что тысячи представителей высших классов стремительно нищали. Они были намеренно поставлены на грань голода.

Многие были вынуждены организовываться в рабочие артели. Так уже 21 декабря 1917 (3 января 1918) года газета „День“ писала о „Трудовой артели интеллигентных пролетариев“, что в её члены за 2 дня записалось 215 человек: „Среди записавшихся имеются врачи, юристы, офицеры, конторщики, студенты, один мировой судья.“²⁶²⁵

В артель поступали предложения об очистке крыш от снега, очистке мостовых и дворов.²⁶²⁶ По данным „Дела народа“, представители артели натолкнулись на враждебное отношение рабочих-профессионалов. На Николаевской железной дороге артельщики были разогнаны грузчиками, угрожавшими им насилием.²⁶²⁷

Обнищание напрямую коснулось и офицерства. Большевистская власть выпустила запрет выдать офицерам жалование за декабрь 1917 года.²⁶²⁸ Невыдача зарплаты больно ударила по наиболее незащищённым военным.

Генерал-лейтенант А. П. Будберг писал, что положение офицеров, лишенных содержания, было самым безвыходным, а для некоторых равносильно голодной смерти, так как все боялись давать офицерам какую-нибудь, даже самую черную работу. По словам Будберга, доносчики множились всюду, как мухи в жаркий летний день и всюду изыскивали гидру контр-революции.²⁶²⁹

Будберг констатировал, что над офицерами совершили последнее надругание, лишив их семьи всякого содержания и сделав это без всякого предварения: „В довольствующих учреждениях сегодня (18 декабря) происходили потрясающие сцены, так как некоторые жены и вдовы приехали из пригородов на занятые деньги и им не на что вернуться домой, где сидят некормленные дети; положение многих такое, что в управлении воинского начальника писаря не выдержали и, забыв про контр-революцию, собрали между собой некоторую сумму денег и роздали наиболее нуждающимся.“²⁶³⁰

По решению Совнаркома, жалование офицеров было понижено до солдатского, которое было мизерным.²⁶³¹ Прожить на эти деньги при стрeмительно растущих ценах было невозможно. В конце декабря 1917 года газета „Наш век“ констатировала, что нужда среди офицерства Петрограда, вследствие „демократизации“ армии, ужасающая.²⁶³²

По данным газеты, офицеры главного управления генштаба для смягчения бедственного положения офицеров, лишившихся необходимых средств к существованию, организовали трудовую артель. Артель занималась расчисткой снега на железнодорожных путях. Офицеры также нанимались грузчиками на пароходы.²⁶³³ Они устраивались работать даже в охрану домов.²⁶³⁴

С приходом большевиков на юг жительница Одессы отметила в январе 1918 года, что у них в городе было 11 тысяч безработных голодных офицеров. Им не платили жалованья, и они были вынуждены искать любую работу, включая грузчиками на железной дороге.²⁶³⁵

Население пыталось адаптироваться в условиях новой жизни. Нищета и голод гнала тысячи бывших представителей дворянства, князей и графинь торговать на улице тем, что ещё не было конфисковано и реквизировано. Ордена обменивали на хлеб и молоко.²⁶³⁶ Мемуаристка Н. В. Баранская призналась: „Сломанная Октябрем жизнь становилась всё труднее и страшнее.“²⁶³⁷

Бывшая баронесса Софья Буксгевден, жившая весной 1918 года в Тюмени, отметила, что несчастные люди, не работавшие у большевиков, не могли получить работу и существовали только за счёт продажи остатков того, что им принадлежало, прежде всего одежды. Буксгевден добавила, что одежда была особенно ценной, так как никакого материала достать было невозможно, а большевистские женщины любили наряжаться.²⁶³⁸

На улицах стали появляться лотки и детские коляски, с которых солидные дамы продавали самодельные котлеты, конфеты и домашние печенья.²⁶³⁹ По воспоминаниям современников, бывшие богатые люди открывали в своих квартирах кафе. В них дамы и барышни служили горничными.²⁶⁴⁰

В этих кафе „дамы общества“ торговали весьма подозрительными яствами из дуранды и прочих отбросов. На рынках городов и на улицах стояли толпы преимущественно интеллигентных людей и вели непрерывную меновую торговлю. На продукты меняли буквально всё, начиная от драгоценностей и кончая придворными мундирами, бальными платьями и бюстгальтерами.²⁶⁴¹

Искусствовед М. Ф. Косинский свидетельствовал о том, как тяжело ему было наблюдать деградацию окружающих его людей. Ситуация в Петрограде была очень тяжёлой, и голод и спекуляция разрастались катастрофически.²⁶⁴²

Косинский описал печальную атмосферу вынужденного обмена. По словам очевидца, покупатели, спекулянты и прочие, часто пьяные и наглые, со смехом и циничными шутками хватали вещи, являвшиеся порой дорогими и памятными в глазах их владельцев. Но голод, абсолютная беспомощность и непрактичность принуждали продавать всё, что могло представлять хоть какую-нибудь ценность, какие бы гроши ни платили. Косинский писал: „Это было неизбежным следствием смены режима, приведшей многих так называемых 'бывших людей' на грань нищеты.“²⁶⁴³

„Бывшие“ торговали всем, чем могли: лампами, люстрами, мелкой мебелью, платьями, книгами, марочными альбомами, лайковыми перчатками, душистыми „сашэ“, кружевами, вазами, растениями, зонтами и палками с серебряными набалдашниками.²⁶⁴⁴ Повсюду появились комиссионные конторы для покупки и продажи подержанных вещей.²⁶⁴⁵

В дополнение к ним повсюду стали появляться вещевые и антикварные рынки. Подобные барахолки и блошиные рынки с предметами дореволюционного быта походили за затонувшую Атлантиду. Старая Россия навсегда канула в прошлое. А люди, её населявшие, продолжали отчаянно бороться за существование, продавая предметы старины.

Философ Ф. А. Степун поделился важной деталью этой уличной торговли. По его словам, новые властители жизни с жадностью осматривали и ощупывали всю эту обветшалую, но своею невиданностью всё же поражающую роскошь, но, узнав цену, с независимым видом клали вещи обратно: „У всех одна и та же мысль: пусть еще поголодают 'господа', через неделю за четверть цены отдадут.“²⁶⁴⁶

Подобные великосветские барахолки появлялись в каждом городе советской республики. Современница Анна Гарасева вспоминала, как в Рязани на огромной пыльной площади с утра рассаживались люди, расставляя на ковре или старом одеяле сервизы, самовары, зеркала.²⁶⁴⁷

Гарасева писала: „Здесь же лежали картины, иконы, ножи и вилки, различные безделушки. Среди разложенного бывали вещи чрезвычайно редкие и ценные, которые, как то обычно случается, уходили за совершенный бесценок.“²⁶⁴⁸

Позже, когда продавать было уже нечего, часть деклассированной интеллигенции попыталась поступить на работу в советские учреждения. Другая часть занялась мелкой уличной торговлей и продажей газет. Кто-то продавал ваксу и шнурки на лотках. Кто-то чистил сапоги и набивал резинки на стоптанные каблуки. Публицист А. Н. Толстой вспоминал, как худой, сутулый человек, в золотых очках, разложил на ящике несколько кусочков сахару, две сухие рыбки и папиросы.²⁶⁴⁹

Толстой продолжил: „На солнцепеке изящная девушка, с серыми, серьёзными глазами и нежной улыбкой, – лицо ее затенено полями шляпы – протягивала гуляющим номер газеты, где с первой до шестой страницы повторялось: 'Убивать, убивать, убивать! Да здравствует мировая справедливость!'“²⁶⁵⁰

Писатель М. М. Пришвин также стал невольным свидетелем социального водораздела. Он сделал запись в своём дневнике, которая красноречиво говорила сама за себя. Пришвин описал, как шел голодный по улице. Он был одет в короткий нагольный крестьянский полушубок и обут в валенки. Писателю казалось, что по виду и по всему он был рядовым этого нового нищенского строя.²⁶⁵¹

Вдруг его кто-то остановил и сказал: „барин!“ Пришвин с удивлением оглянулся: „Сзади шел наш побирушка Тишка с шишкой; протянув руку, говорит: – Барин, подайте милостыньку. – Ты слепой? – спросил я. Он ответил: – Нет, я не слепой, я вижу, что вы – барин, вы ходите не так, как они, вы идете и в уме что-то держите, а мне видно. Я тронул рукой его мешок, в нем был хлеб – много хлеба.“²⁶⁵²

Так нищий в России стал богаче барина. Очередное подтверждение этому предоставила Нина Берберова, которая сама была из семьи „бывших“. Ощущая свою потерянность в новой стране, менявшейся до неузнаваемости, писательница осознала, что всё, знакомое ей с детства, потеряло актуальность. Мир вокруг Берберовой не просто изменился. Он был поставлен с ног на голову.

Берберова задалась вопросом о том, чему её учили. И поняла, что ничему практичному. Современница подвела итог: „Меня не учили, как добывать себе пропитание, как пробиваться локтями в очередях за пайкой и ложкой, за которую надо было давать залог; меня не учили ничему полезному: я не умела ни шить валенки, ни вычесывать вшей из детских голов, ни печь пироги из картофельной шелухи.“²⁶⁵³

В дополнение к реквизиции квартир, домов, имений, заводов и торговых предприятий власть реквизировала целые склады хранения вещей.²⁶⁵⁴ Этим режим нанёс ещё один сокрушительный удар „бывшим“ людям. Администрации Кокоревских, Елисеевских, Козухинских и других складов было предписано вызвать владельцев вещей.²⁶⁵⁵

Небольшой части владельцев удалось получить вещи обратно. Однако в подавляющем большинстве случаев владельцев проинформировать не удавалось. Их или выселили, или арестовали. Часть владельцев находилась в отъезде, а другая часть стала беженцами. Их вещи как „бесхозные“ были объявлены собственностью государства и конфискованы.²⁶⁵⁶

Вероятно, самой крупномасштабной реквизицией стала реквизиция громадных Кокоревских складов. Эти склады для хранения во второй половине XIX века принадлежали купцу В. А. Кокореву. Склады эти имели в России хорошую репутацию. Они располагались в Петрограде на Лиговской улице, 50. Если кому-то нужно было переехать или надолго уехать, люди сдавали на склад свою мебель для хранения.

В результате реквизиции питерской „Кокоревки“ пострадали тысячи граждан. Это были люди как зажиточные, так и среднего достатка. Захватив чужую собственность, режим пошёл на популистскую меру. Он предоставил пролетариям выбрать из конфискованных вещей кому что нужно. Один журналист сравнил этот акт с кощунственным разрытием могил и ограблением покойников. Он писал: „Вещи ведь не только вещи, простые неодушевленности. Вещи становятся частью души.“²⁶⁵⁷

У владельцев, действительно, отнимали не только вещи, но и воспоминания, связанные с ними. Отнимали и сам быт. Государство также присвоило себе дорогие картины, бронзу, ковры и частные библиотеки, хранившиеся на Кокоревских складах.²⁶⁵⁸ Последние перешли в Книжный Фонд при Библиотечном Отделе. Книжный Фонд снабжал книгами государственные книгохранилища.²⁶⁵⁹

О том, как каким горем для людей обернулась реквизиция „Кокоревки“, говорит пример дворянки Л. В. Шапориной. Осенью 1918 сестра Шапориной, имевшая многокомнатную квартиру на Таврической набережной, получила уведомление с предложением переехать в квартиру поменьше. Сестра Шапориной наивно понадеялась, что знакомые мужики в Вязьме их прокормят. Она сдала всю обстановку на Кокоревский склад и переехала в Вязьму.²⁶⁶⁰

Вскоре после этого всё имущество семьи Шапориных и бесчисленного числа других людей было реквизировано. Последствия этой меры имели для Шапориных катастрофические последствия. Переехав в Вязьму, сестра Шапориной в одночасье потеряла не только дом, но и всё своё имущество, многочисленные ценные картины и предметы одежды.²⁶⁶¹

Интеллигентка Л. В. Шапорина писала, что в Вязьме они жили в ужасающих условиях, голодали, переболели испанкой и сыпняком. По её словам, дочь её сводной сестры Люба в 14 лет была вынуждена сразу же бросить ученье и поступить на работу. Она работала в двух местах, была для пайка суфлёром в солдатском театре. Шапорина подвела итог: „Мама приехала их навестить и говорила, что на Любочку жаль было смотреть. За водой ей приходилось ходить на реку. Она несла тяжёлое ведро и шаталась от усталости, как былиночка.“²⁶⁶²

Несмотря на притеснения и нищету, „бывшим“ людям в советской печати беззастенчиво продолжали приписывать любовь к роскоши, обжорству, аккуратности, порядку, красоте и эстетству. „Буржуев“ карикатурно изображали жирными и шикарно одетыми, во фраках, с цилиндрами, золотыми цепочками и с бриллиантовым перстнем на мизинце.²⁶⁶³

Совнарком делал всё, чтобы изобразить буржуазию как всесильный, цельный монолит. Однако монолит этот был мифом. Разница между мелкой, средней и крупной буржуазией была огромна. Интересы их представителей не совпадали. Цели и задачи были противоречивы, а лагерь разобщён.

Люди, ещё недавно привилегированные, а теперь нищие как церковные мыши, были запуганы и изолированы друг от друга. Их подавляющее большинство было бесконечно далеко от тех хищных капиталистов-эксплуататоров, в качестве которых их изображали.²⁶⁶⁴

В своём бескомпромисном наступлении на буржуазию Совнарком также пересмотрел и старые ценности. Такие понятия, как родина, совесть, честь были объявлены буржуазными предрассудками.²⁶⁶⁵ Избирательное право как „отживший“ буржуазный институт коммунисты тоже презрительно отбросили в сторону. По свидетельству современников, нарком Л. Д. Троцкий даже заявил, что „свобода печати – буржуазный предрассудок.“²⁶⁶⁶

Вежливость и элементарные правила приличия также отошли в прошлое. Многим современникам запомнилось невероятное хамство, вульгарность и площадная ругань в РСФСР и соседних, насильственно советизированных странах.²⁶⁶⁷

Уже 10 (23) ноября 1917 года газета „Борьба“ констатировала, что в Москве говорили: „Был у нас Петербург, а есть у нас Хам-бург. Было самодержавие, а теперь хамо-державие.“²⁶⁶⁸

Характерный штрих предоставил бывший чиновник А. Л. Окнинский. Он вспоминал, как в Козлове сидел в вагоне, запоненном женщинами и детьми. В вагон зашла толпа мужиков-спекулянтов, которые занимались доставкой в Москву различных продуктов. Они стали материться на чём свет стоит.²⁶⁶⁹

Окнинский признался: „Ругались так похабно и так гнусно-виртуозно, что я, мужчина, уже достаточно в своей жизни наслушавшийся русской отборной ругани и обыкновенно не обращавший на неё никакого внимания, почувствовал себя очень неприятно и крайне неудобно среди окружавших меня женщин. И эти ругань и свалка у входа в вагон продолжались беспрерывно около двух часов, пока наш поезд не тронулся в путь.“²⁶⁷⁰

Всё, что казалось „буржуазным“, то есть образованным, цивилизованным, духовным, принадлежащим старому миру, стало высмеиваться и преследоваться. А поскольку чётких различий между богатством и достатком, высшим и средним классом не было, преследования „буржуев“ охватили огромные массы населения. Началась охота на ведьм.

Вопреки утверждениям режима, борьба с буржуазией затронула на только зажиточных людей, но все интеллигентные слои населения.²⁶⁷¹ А именно: учителей, профессоров, учёных, историков, исследователей, философов, музейных работников, архивистов, актёров, режиссёров, журналистов, издателей, писателей, поэтов, переводчиков, художников, музыкантов и прочих работников культуры и интеллектуального труда. Историк С. М. Мельгунов верно заметил, что террор был распространён с самого начала, может быть, главным образом на внеклассовую интеллигенцию.²⁶⁷² Во всех бедах стало принято винить образованных, высоколобых „буржуев“, капиталистов и прочих „контр“. Презрительную кличку „буржуй“ бросали даже труженику, за то, что он образован и культурен.²⁶⁷³

Коммунист А. Ф. Ильин-Женевский признался, что были случаи, когда человека признавали „буржуем“ только за то, что он носит пиджак: „Раз в пиджаке, значит, буржуй.“²⁶⁷⁴

Для других „буржуем“ был тот, кто интеллигентно себя вёл, сморкался в носовой платок или пересыпал свою речь французскими выражениями. Были и другие социальные индикаторы. Поэтесса З. Н. Гиппиус отметила, что книги были первым признаком „буржуазности“. Она добавила: „У нас же их столько, что наша квартира во всём доме, конечно, самая 'буржуазная'.“²⁶⁷⁵

С другой стороны сельская учительница Зинаида Денисьевская отметила, что, что Красная армия вела „внутреннюю войну с капиталом и буржуазией“ в виде грабежей и насилия над всеми, кто казался им побогаче. Денисьевская вспоминала: „Ах, сколько сейчас всевозможных ужасных переживаний у людей! Слушаешь рассказы, и то всё холодеет. Эти обыски пьяными, грубыми не то солдатами, не то жуликами, постоянная угроза револьверами, убийства, стрельба по улицам.“²⁶⁷⁶

С Октября 1917 года в России началась эпоха оскорблений, запугиваний, избиений и убийств „бывших“. Крестьяне захватывали помещичьи дома и усадьбы. По свидетельствам современников, помещиков убивали самым жестоким и зверским образом.²⁶⁷⁷ Позже советская власть ввела институт заложничества. Купцов и фабрикантов арестовывали, морили голодом, грозили расстрелом в случае неуплаты выкупа.²⁶⁷⁸

Очевидец Дмитрий Чевеков вспоминал, как 2 марта 1918 года в Хвалынске Саратовской губернии он навестил директора мужской гимназии. Туда же пришла жена заключённого Солдаткина. По свидетельству Чевекова, она, плача, сказала следущее: „Была в Совете и мне сказали, что если ваш муж сегодня же не внесёт 500 тысяч рублей, то мы его убъем, как собаку, и выбросим на улицу и вам не разрешим его хоронить.“²⁶⁷⁹

Генерал-артиллерист А. П. Будберг увидел в „буржуях“ новоявленных „мальчиков для сечения“ за все вины большевистской власти. Будберг сформулировал происходящее в стране без прикрас: „Направляя толпы на буржуев, большевики чужими руками расправляются с опасными для них элементами и в то же время дают направление для разряда неудовольствия и ненависти, накапливающихся и против них самих в тех массах и подонках населения, которым они столько обещали, но удовлетворить во всю ширину их вожделений не могли, и которым также хочется дорваться до власти и попировать вволюшку.“²⁶⁸⁰

Ещё одну иллюстрацию произвола предоставил студент Н. А. Авенариус. Летом 1918 года ему запомнилась сценка в трамвае, ставшая знаковой для того времени. Авенариус описал, как в Москве, на площадке, стараясь протиснуться к выходу, скромно одетый человек обратился к напирающему на него солдату: „Господин, подвиньтесь, пожалуйста! Солдат хватает его одной рукой за воротник, и, тыча ему кулак в нос, кричит: – Не все здесь господа, есть и порядочные люди, – и отшвыривает от себя несчастного. Кругом солдаты гогочут, а публика, как бы не видя происходящего, виновато молчит. Чувствуешь, как наступает царство хама.“²⁶⁸¹

А вот и другой пример. Студентка Одесской консерватории Е. И. Лакиер вспоминала, как 22 января 1918 года после прихода большевиков она стала свидетельницей возмутительного случая в самом центре города.²⁶⁸²

Перед Лакиер шли три девицы легкого поведения, накрашенные и нахальные. Современница записала в дневнике, как на углу показалась очень хорошо одетая дама в котиковой шубе, молодая и очень привлекательная: „Когда эти девицы поравнялись с ней, то средняя, ужасная пожилая женщина с гнилыми зубами, воскликнула: – Эх ты, сука! – и плюнула ей в лицо. Та остолбенела от неожиданности и омерзения и беспомощно огляделась вокруг, точно ища помощи, отирая себе лицо платком. А девицы пошли дальше, визгливо и вызывающе хохоча.“²⁶⁸³

Под воздействием классовой риторики и кампаний дискредитации подобные взрывы злобы и ненависти к „бывшим“ происходили очень часто. Как заметил литератор А. М. Ремизов, видят сучок у соседа в оке, а в собственном бревна не чувствуют.²⁶⁸⁴