полная версия

Денис Станиславович Проданов
Народная история России. От Первой мировой до установления советской власти

Царь требовал у командующего войсками Петроградского военного округа С. С. Хабалова прекратить беспорядки, „недопустимые в тяжёлое время войны с Германией и Австрией.“⁹¹³ Императрица написала Николаю II письмо, в котором жаловалась, что стачки и беспорядки в городе были „более чем вызывающи.“⁹¹⁴

Александра Фёдоровна продолжила в высокомерном, типично аристократическом стиле: „Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба, – просто для того, чтобы создать возбуждение, – и рабочие, которые мешают другим работать. Если бы погода была очень холодная, они все, вероятно, сидели бы по домам. Но это все пройдет и успокоится, если только Дума будет хорошо вести себя.“⁹¹⁵

Между тем в столице было очень холодно. Народ, несмотря на мороз, выходил на улицу. А Дума по-прежнему отказывалась „хорошо“ себя вести. 25 февраля (10 марта) Прогрессивный блок Госдумы отозвался на кровопролития и единодушно принял резолюцию. В ней он заявил: „Правительство, обагрившее свои руки народной кровью, не смеет более являться в Гос. Думу, и с этим правительством Гос. Дума порывает навсегда.“⁹¹⁶ В тот же день Николай II издал указ о прерыве занятий Государственного Совета с 26 февраля (11 марта) и назначении срока возобновления занятий не позднее апреля, „в зависимости от чрезвычайных обстоятельств“. Такой же указ о прерыве занятий был издан и в отношении Госдумы.⁹¹⁷

Совет старейшин ознакомился с указом о роспуске и постановил Госдуме не расходиться, а депутатам оставаться на своих местах.⁹¹⁸ Неспособность царского режима к диалогу лишь подбросило масла в огонь народного гнева.⁹¹⁹ Как отметил один современник о роспуске Думы, „это уже не оскопление, а прямая политика безумия.“⁹²⁰

Просчёты монархии играли Госдуме на руку. Она осталась единственным актёром на сцене. Население и многие военные мобилизовались на защиту политического органа.⁹²¹ Позже караул Думы был заменён войсками, перешедшими на сторону народа.⁹²²

На протяжении следующих дней в Петрограде шли уличные протесты и бои. Вагоновожатые и кондуктора забастовали, присоединяясь к восставшим. Уличное движение окончательно прекратилось.^{923 924} Оживление было неописуемым.⁹²⁵

В дни Февраля было зафиксировано немало случаев, когда солдаты и казаки стихийно защищали народ от конной полиции. Писательница Т. А. Богданович описала, как это происходило. В одном месте, на площади против Николаевского вокзала, отряд полицейских бросился с шашками наголо разгонять собравшуюся там толпу.⁹²⁶

По словам Богданович, тут как раз проезжал воз дров, народ быстро расхватал дрова и стал кидать ими в полицейских: „Те вытащили револьверы и уже хотели было стрелять, но в это время сзади выехал отряд драгун, офицер скомандовал 'вперёд', и они врезались между толпой и полицией. Полицейские струсили и быстро ускакали с площади, а толпа закричала драгунам 'ура!'.“⁹²⁷

Интеллигентка Л. В. Шапорина описала другой случай. Она записала в дневнике, что у Знаменской пристав отсёк руку студенту, нёсшему красное знамя: „Казаки же зарубили пристава“.⁹²⁸ Многие солдаты были возмущены тем, что некоторые военные, „иуды“, расстреливали толпу.⁹²⁹ Были случаи, когда солдаты, ефрейторы и взводные убивали собственных офицеров, стрелявших в народ или требовавших над ним расправы.⁹³⁰

26 февраля (11 марта), после возвращения в казармы Павловского запасного батальона солдаты взбунтовались. Рота эвакуированных запасного батальона объявила командиру роты, что не будет стрелять в народ.⁹³¹ Начальству пришлось вызвать части другого полка. Они арестовали всю роту и отправили её под арест.⁹³² Зачинщики были посажены в Петропавловскую крепость и ожидали военно-полевого суда.⁹³³

В ночь с 26 февраля (11 марта) на 27 февраля (12 марта) команда Волынского полка, которая участвовала в расстреле на Знаменской площади, также решила отказаться от применения насилия по отношению к демонстрантам.⁹³⁴

Представитель Волынского полка Ф. Д. Чопенко вспоминал, как утром 27 февраля (12 марта) ефрейтор Орлов застрелил офицера Лашкевича, после его попыток усмирить команду. Взводный Кирпичников обратился к команде и сказал: „Пойдём на улицу, присоединимся к рабочим и будем умирать вместе. А сейчас прощайтесь один с другим, если не выиграем, то каждый оставьте по одному патрону для себя.“⁹³⁵

Взбунтовавшиеся Волынцы отправились к соседним полкам – Преображенскому и Литовскому. Преображенцы и Литовцы присоединились к Волынцам и перешли на сторону народа.⁹³⁶ Восставшие полки разогнали барьеры городовых около Орудийного завода. Они согнали их с Литейного и соединились с рабочими Выборгской стороны.⁹³⁷

Восстание Петроградского гарнизона имело огромную роль. Отныне революцию было невозможно остановить силой. Вооружённые солдаты и рабочие повели ожесточённую войну с полицией и правительственными войсками. Перешедшие на сторону народа солдаты вели себя на улицах как в атакуемом городе. Чтобы отличать своих от неприятеля некоторые солдаты прикрепряли красные повязки на серые военные папахи и вязали их на рукава.⁹³⁸

Появились линии, где засели люди: „наши“ и враги – „они“.⁹³⁹ С переходом военных полков на сторону восставших военные стали раздавать оружие населению. В городе появились группы рабочих и подростков, вооружённых револьверами, винтовками и солдатскими шашками.⁹⁴⁰ 27 февраля (12 марта), из разгромленного Арсенала рабочими было похищено 40 000 винтовок.⁹⁴¹ Их мгновенно пустили в дело.

В столице были отмечены случаи жестокого самосуда над противниками.⁹⁴² Особенно обратило на себя внимание противостояние между протестующими и полицией. На жандармов и городовых смотрели как на Протопоповских сатрапов, жестоких лакеев кровавой реакции. Именно они как никто другой почувствовали на себе всю накопившуюся ярость против царского режима.⁹⁴³

Полицейских избивали, убивали и сбрасывали с крыш, на которых они укрывались с оружием.⁹⁴⁴ По словам одного свидетеля, за полицией охотились со злобой и крайним ожесточением.⁹⁴⁵ Эсер В. М. Зензинов вспоминал, как полицейские были разорваны толпой.⁹⁴⁶

Один из свидетелей тех дней А. И. Боярчиков вспоминал топот копыт жандармской конницы, в панике бежавшей из столицы от Февральской революции. Он отметил, что городовые занимали чердаки домов на перекрестке, создавая очаги сопротивления восставшему народу: „Но против них была устроена облава, в которой наряду с солдатами участвовали женщины – торговки с улиц, знавшие городовых в лицо. Опознанных хватали и немедленно судили судом Линча…“⁹⁴⁷

После обстрела митингующих из засад, с крыш и чердаков разоружение „фараонов“ стало всеобщим лозунгом. То, что городовые действовали исподтишка, стреляя в толпу из укрытий, разъярило народ ещё больше. Полиция была объявлена „вне закона“.⁹⁴⁸ На одной из улиц было вывешено объявление с фотографиями городовых и надписью: „вот кто пил нашу кровь“.⁹⁴⁹

Л. Д. Троцкий верно передал атмосферу Февральских дней. Он писал: „Полиция – лютый, непримиримый, ненавидимый и ненавидящий враг. О завоевании её на свою сторону не может быть и речи. Полицейских избивают или убивают. Совсем иное войска: толпа изо всех сил избегает враждебных столкновений с ними, наоборот, ищет путей расположить их к себе, убедить, привлечь, породнить, слить с собою.“⁹⁵⁰

Важным фактором революции стало то, что Февральские события ознаменовались подавлением свободной прессы и информационной блокадой. Царский режим делал всё, для того, чтобы изолировать революцию и не дать ей распространиться.⁹⁵¹ 25 февраля (10 марта) газеты вышли не все, вечерних не было.⁹⁵² Позже исчезли и газетчики.⁹⁵³

Историк С. М. Дубнов вспоминал, что в газетах не было ни звука: „Цензура военная.“⁹⁵⁴ Была положена резолюция о недопущении в печати речей Родичева, Керенского и Чхеидзе. Более того, власти потребовали не допускать вымаранных „белых мест“ в газетах, а также каких-либо заметок по поводу этих речей.⁹⁵⁵

„Правительственный вестник“ и другие официальные издания не говорили о революции ни слова. Они исправно делали вид, что всё благополучно.⁹⁵⁶ Остальные газеты в столице практически не выходили. Вышли лишь политически индифферентные издания „Земщина“, „Христианское чтение“ и либеральные „Русские ведомости“. Наборщиков „Нового времени“ снимали насильно. С момента приказа о роспуске Госдумы телеграфные сообщения в регионы были также прекращены.⁹⁵⁷

И лишь в ночь на 1 (14) марта информационная блокада была прорвана телеграммой на все железнодорожные станции страны. Железнодорожники были призваны на сторону Временного комитета Госдумы.⁹⁵⁸

Конфликт народных масс с представителями самодержавия стремительно усугублялся. 27 февраля (12 марта) 1917 года столица была формально объявлена на осадном положении, с запретом выходить на улицу после 9 вечера.⁹⁵⁹ Однако запрет этот был смешон. К тому моменту власть сама находилась на осадном положении и владела лишь площадью у Зимнего дворца.⁹⁶⁰

Сердце империи превратилась в военную зону. Повсюду были толпы народа и мало полиции. Войска были наэлектризованы до предела. По всему городу восставшие рабочие настойчиво перетягивали оставшихся военных на свою сторону, объясняя, что все они борятся за общее дело. Цепной реакции солидарности военных с населением было не остановить.⁹⁶¹

Большевик Ф. Ф. Раскольников стал свидетелем того, как Дерябинские казармы были внезапно осаждены цепью вооружённых рабочих. Их представитель стал агитировать матросов-новобранцев осеннего призыва. Те были политически несознательны и не поддавались. Рабочие настаивали. Свидетель отметил, что дипломатические переговоры между рабочими и молодыми матросами продолжались до позднего часа, пока рабочие не заявили, что они дают матросам на раздумье целую ночь, а наутро явятся снова.⁹⁶²

Подобное лоббирование и переговоры происходили в десятках мест, принося ощутимые плоды. Характерной деталью стало то, что большинство солдат выходило на улицу без офицеров. По словам современника О. А. Ерманского, отсутствие офицеров резко отражалось на поведении самих солдат: „Они как бы переставали быть солдатами, а становились просто людьми.“⁹⁶³

После восстания полков те стали „снимать“ полки, соседние с ними, так же как рабочие в последние дни „снимали“ рабочих с заводов и фабрик. На протяжении 27–28 февраля (12–13 марта) всё больше военых стало переходить на сторону восставших. Общение с членами Госдумы на Дворцовой площади и внутри Таврического ускорило этот процесс.⁹⁶⁴

Следующим шагом восставших стало освобождение заключённых из тюрем 27 февраля (12 марта).⁹⁶⁵ Политически важным стало освобожение Рабочей группы Центрального Военно-промышленного комитета (ЦВПК) из „Крестов“.⁹⁶⁶

В ЦВПК изначально входили группы буржуазии, враждебно настроенные к царскому режиму. Рабочая группа, состоящая в основном из меньшевиков, продвигала активную линию в защиту идеи рабочего представительства. Она стала революционным центром, связанным с восставшими и призывавшим к демонстрации и свержению монархии. Бойкотировавшаяся РСДРП(б), Рабочая группа была единственной нитью, связанной с рабочей массой и революцией.⁹⁶⁷

Тюремная охрана не оказывала толпе сопротивления. Одной угрозы взорвать динамитом ворота „Крестов“ оказалось достаточно. Таким же манером была взята и Тюрьма предварительного заключения, где также находилось много политических заключённых.⁹⁶⁸ После освобожения заключённых здание „Предварилки“ подожгли.⁹⁶⁹

Была захвачена и тюрьма Литовский замок, а позже и Петропавловская крепость.⁹⁷⁰ Бледных, растерянных, заросших щетиной заключённых в арестанской робе выпускали на свободу. По свидетельству очевидцев, их обнимали, целовали, поднимали на руки, тащили.⁹⁷¹

27–28 февраля (12–13 марта) большинство полицейских участков столицы было разгромлено и сожжено.^{972 973} Личные дела уничтожались преимущественно выпущенными на волю уголовными элементами.⁹⁷⁴ По улицам Петрограда разносилась масса бумаг и разорванных дел.⁹⁷⁵

Вечером 27 февраля (12 марта) город на Неве был иллюминирован заревом пожаров.⁹⁷⁶ По свидетельству рабочего организатора А. Г. Шляпникова, горело здание Окружного суда, пламя пожирало особняк Губернского Жандармского Управления, пылал Александро-Невская часть, горело тюремное управление, Литовский замок и так далее.⁹⁷⁷

Символы империи вроде двухглавого орла срывали с правительственных зданий и швыряли в огонь. Как заметил один очевидец, старый режим обращался в пепел, и никто не сожалел о этом.⁹⁷⁸ Вспоминая тот понедельник, писатель Алексей Ремизов свидетельствовал, что в обед он вышел на волю посмотреть, что там: „А там земля шаталась. И вековая стена вот-вот рухнет.“⁹⁷⁹

Вековая стена действительно рушилась. Революция была у всех на устах. Несмотря на это царь по-прежнему демонстрировал полнейшее непонимание ситуации. Все последние дни он удовлетворялся успокоительными телеграммами Протопопова и не обращал внимания на панические телеграммы председателя Госдумы М. В. Родзянко. 27 февраля (12 марта) Николай II сказал министру Императорского Двора В. Б. Фредериксу: „Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на который я ему не буду даже отвечать.”⁹⁸⁰

„Вздором” было предложение Родзянко немедленно поручить лицу, пользующемуся доверием страны, составить новое правительство.⁹⁸¹ Пока царь жаловался своему доверенному Фредериксу, толпа в Петрограде приступила к разграблению особняка последнего. Его дом на Почтамтской был сожжён.⁹⁸² На окраинах и мостах завязывались настоящие сражения.⁹⁸³

В тот судьбоносный понедельник представители царского правительства собрались на своё последнее заседание в Мариинском дворце. Чувствуя свою полную беспомощность, члены Совета министров ходили растерянные, ожидая ареста. Совет министров ходатайствовал о назначении над оставшимися верными войсками военачальника с популярным именем и о составлении „ответственного министерства“.

Царь согласился на назначение Н. И. Иванова командующим Петроградским Военным округом. Однако он признал перемены в личном составе министерства при данных обстоятельствах „недопустимыми”.⁹⁸⁴

Неспособность царя, правительства и военных удовлетворить требования народа была очевидна для всех. К тому моменту власть фактически ликвидировала себя сама. Министр А. Д. Протопопов был в бегах. Государственный Совет висел на волоске. А председатель Совета Министров Н. Д. Голицын подал царю телеграмму о прерывании занятий Совета и Думы в связи с чрезвычайными обстоятельствами.⁹⁸⁵

Члены Госдумы, напротив, проявили инициативу и мобилизовали народ в свою поддержку. В Февральские дни Временный Комитет Государственной Думы (ВКГД) принял на себя функцию исполнительной власти.⁹⁸⁶ Председатель М. В. Родзянко выпустил листовку. В ней говорилось, что Временный Комитет Членов Госдумы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка.⁹⁸⁷

Ещё до образования ВКГД в Таврическом дворце был стихийно организован другой орган – Совет рабочих депутатов. Позже он был переименован в Совет рабочих и солдатских депутатов (Совет РиСД).^{988 989}

Совет состоял преимущественно из меньшевиков-оборонцев, членов Рабочей группы, К. А. Гвоздева, Б. О. Богданова, только что освобождённых из „Крестов“, М. И. Скобелева и нескольких других.⁹⁹⁰ Меньшевик Н. С. Чхеидзе был избран председателем Совета. А. Ф. Керенский и М. И. Скобелев были избраны его товарищами (заместителями).⁹⁹¹

27 февраля (12 марта) 1917 года исполком Совета РиСД выпустил воззвание к гражданам, в котором поддержал Думу. Исполком объявил, что что первое собрание заседающих в Госдуме представителей рабочих, солдат и населения Петрограда состоится вечером в здании Госдумы. Далее в воззвании говорилось: „Всем, перешедшим на сторону народа войскам, немедленно избрать своих представителей по одному на каждую роту. Заводам избрать своих депутатов по одному на каждую тысячу. Заводы, имеющие менее тысячи рабочих, избирают по одному депутату.“⁹⁹²

День 28 февраля (13 марта) 1917 года, окончательно показал, что власть находится в руках Временного комитета и Совета РиСД. Вооружённые столкновения в столице ещё продолжались. Но на стороне революционеров помимо военного и морального был и тактический перевес. Телефонистки на центральной станции умышленно перестали соединять лояльное самодержавию военное начальство со взводами.⁹⁹³

Соединившись, толпы захватили артиллерийские орудия из мастерских Орудийного завода. 28 февраля (13 марта) революционное движение было на гребне волны. Искусствовед Н. Ф. Финдейзен записал в своём дневнике: „Творится что-то, перед чем движение [1]905 года – игрушка.“⁹⁹⁴

Генерал-лейтенант С. С. Хабалов с его остатками войск был окончательно изолирован.^{995 996} В результате правительственные войска сдались, а революция в столице победила. Итогом дистанцирования Госдумы от ненавистной монархии стало то, что авторитет Думы возрос экспоненциально. Народ массово переходил на сторону нового политического центра.⁹⁹⁷

В этом помогло распространение информации. Объединённые газетные репортёры спешно организовали издание „Известия Комитета Государственной думы“. Эти „Известия“ в революцию стали единственной вышедшей газетой. Газету развозили по районам столицы и разбрасывали по улицам.⁹⁹⁸ Власти также распространяли листовки с фактами происходящего.⁹⁹⁹

Тысячи людей устремились в центр Петрограда, чтобы послушать речи выступающих, приветствовать думцев и обещать им верность революции.¹⁰⁰⁰ В столице царила настоящая феерия.¹⁰⁰¹ По свидетельству очевидцев, военные части переходили на сторону восставших с молниеносной быстротой.¹⁰⁰²

Слова „по поручению Комитета Госдумы“ действовали магически и открывали перед людьми все двери.¹⁰⁰³ Таврический дворец пользовался в те дни общепризнанным авторитетом.¹⁰⁰⁴

По словам адвоката Н. П. Карабчевского, ко дворцу Госдумы стали стекаться люди, как толпы правоверных в Мекку: „Тут был центр, гвоздь, Синай и таинственные ещё пока, под облачной завесой, скрижали 'нового завета'.“¹⁰⁰⁵ Социалист-революционер В. М. Зензинов добавил, что тогда в здании Думы поистине билось сердце русской революции.¹⁰⁰⁶

Таврический дворец превратился в цитадель демократии. Он был одновременно и арестным домом, куда тащили бывших сановников, жандармов и полицейских, и сыскным отделением с допросами, и ораторской платформой. Дворец стал и своеобразным военным штабом, в котором формировалось новое правительство.¹⁰⁰⁷

Таврический дворец также превратился в огромный продуктовый пункт. Поскольку среди населения циркулировали слухи о том, что царь стягивает войска для захвата столицы, на защиту Таврического отовсюду понесли продукты, чай, хлеб, одежду, оружие, – всё, что могло понадобиться в долгой осаде. Вокруг дворца были расставлены пулемёты.¹⁰⁰⁸

Из-за близости к казармам здание Госдумы и пространство вокруг него было переполнено солдатами.¹⁰⁰⁹ Внутри дворца царил полнейший хаос. Таврический превратился в громадный, грязный проходной двор, забитый толпами посторонних. Присутствующим запомнилось, как по кулуарам двигалась живая река голов, офицерских эполет, ружей и солдатских погон. Некоторые солдаты спали на полу.¹⁰¹⁰

Монархист В. В. Шульгин со злостью вспоминал, как чёрно-серая гуща, прессуясь в дверях, непрерывным врывающимся потоком затопляла Думу. Солдаты, рабочие, студенты, интеллигенция заполнили зал за залом, комнату за комнатой.¹⁰¹¹ Днём из-за бесконечного водоворота людей, новостей и событий решать важные политические вопросы было невозможно. Члены Временного комитета были вынуждены дожидаться ночи. Там, в ночной тиши они приступали к созданию контуров новой России.¹⁰¹²

Политически ситуация была чрезвычайно ироничной. Во мгновение ока Временный Комитет Госдумы стал „революционным“ органом. Но, по сути, это было совершенно не так. По своему политическому составу Госдума IV созыва была абсолютно консервативна. Как констатировала одна прокламация, Дума была „господская по своей природе“.¹⁰¹³

Помимо антиреволюционно настроенного Союза 17 октября в Думе заправляли правые, националисты, центристы и кадеты. Что же до левых, трудовиков и прогрессистов, то они имели в Думе меньшинство. Под влиянием революции Госдума была вынуждена стремительно леветь.¹⁰¹⁴ И лишь своим левым крылом она была едва связана с массами.¹⁰¹⁵

Но даже тогда Госдума хотела не революции, а установления парламентской и конституционной монархии.¹⁰¹⁶ 27 февраля (12 марта), когда на улице шла стрельба, депутаты лениво бродили по залам без какого-либо плана. Никакого руководства не было. И, по признанию очевидцев, смотреть на это было тяжело.¹⁰¹⁷

Большинство современников были разочарованы поведением думских представителей. Один из них сухо прокомметировал, что „Дума мямлит“.¹⁰¹⁸ Другой очевидец, историк С. М. Дубнов, с раздражением отозвался об отсутствии у движения головы и о бессилии Думы. Он заключил: „Ни одного Мирабо среди умеренных, ни одного Дантона среди крайних.“¹⁰¹⁹

Поэтесса З. Н. Гиппиус также подметила, что у интеллигентов либерального толка не было ни малейшей связи с движением. Гиппиус едко резюмировала: „Дума – 'заняла революционную позицию'… как вагон трамвая её занимает, когда поставлен поперёк рельс.“¹⁰²⁰

Другим доказательством консервативности думцев стало то, что Дума IV созыва поддержала Мировую войну, то есть несла ответственность за кровь, развал и нищету в Российской империи.¹⁰²¹ Госдума хоть и критиковала самодержавие, но сама годами служила отдушиной, предохранительным клапаном для недовольства в стране.¹⁰²²

Монархически настроенная Госдума спасала династию и цеплялась за прошлое до последнего.¹⁰²³ Правый депутат В. В. Шульгин верно заметил, что накипавшую революционную энергию удавалось перевести в слова, в пламенные речи и искусные звонко-звенящие переходы к очередным делам.¹⁰²⁴

По словам Шульгина, удалось подменить революцию „резолюцией“, то есть словесным выговором правительству. Удавалось и другое: „На базе этих публичных 'строгих выговоров' сохранять единство с ним, с правительством, в самом важном – в отношении войны.“¹⁰²⁵

И вот – прошлое было мгновенно забыто. Госдума с её ошибками, пропагандой войны и историей коллаборации с самодержавием была удобно упразднена. На смену ей явился незапятнанный Временный Комитет Государственной Думы.¹⁰²⁶ Его председатель, монархист М. В. Родзянко стал настоящим героем дня. На улице появились его портреты.¹⁰²⁷ Героем дня стал и А. Ф. Керенский.¹⁰²⁸

И даже такая одиозная фигура, как ярый националист В. М. Пуришкевич поспешил в Таврический дворец, где представился как член Госдумы. Там, присоединившись к выступающим ораторам, он произнёс речь перед толпой и заявил что правительство, неспособное справиться с разрухой, в настоящее время свергнуто.¹⁰²⁹ Черносотенца Пуришкевича не только не выгнали за старые грехи. Ему аплодировали, как аплодировали всем остальным.

Последние дни февраля 1917 года дни стали днями триумфа и эйфории. Повсюду сновали автомобили и грузовики, наполненные вооружёнными рабочими и солдатами с красными флагами.¹⁰³⁰ Вчерашние „мятежники“ стали вершителями истории и героями. Машины развозили листки, газеты и прокламации, которые выбрасывались в толпу.¹⁰³¹

Все вокруг были подхвачены головокружительным вихрем свободы. По словам одной свидетельницы, жизнь развёртывалась по новым спиралям и неслась с лихорадочным темпом к целям, ещё неясным.¹⁰³²

2 (15) марта 1917 года по соглашению между Временным комитетом Государственной думы и исполкомом Петросовета было создано Временное правительство. Временное правительство утвердило „Марсельезу“ в качестве государственного гимна. Текст гимна „Отречёмся от старого мира“ звучал актуально как никогда и шёл в ногу со временем. Как заметил историк М. Н. Покровский, в феврале-марте 1917 года началось диалектическое превращение „завтра“ в „сегодня“.¹⁰³³ Это было поистине так.

Поэт В. В. Маяковский как никто другой уловил дух времени и масштаб происходящего. В своём стохотворении „Революция“ он написал:

Граждане!

Сегодня рушится тысячелетнее „Прежде“.

Сегодня пересматривается миров основа.

Сегодня

до последней пуговицы в одежде

жизнь переделаем снова.¹⁰³⁴

По воспоминанием современников, в те дни само ощущение жизни стало иным. Весь воздух был пропитан ожиданием нового, стал особым, праздничным.¹⁰³⁵ Даже такой консерватор как П. Б. Струве отметил, что быстрота событий ошеломляла ум. По мнению публициста, все испытали громадный и спасительный нравственный толчок. Струве продолжил: „Мы пережили историческое чудо… Оно прожгло, очистило и просветило нас самих.“¹⁰³⁶

Миллионы россиян испытывали настоящий катарсис. По свидетельству сторонника РСДРП(б) К. В. Островитянова, в первые дни Февральской революции многим казалось, что исчезли все классовые противоречия, и настало царство Исайи, когда „волк почиет с агнцем“. Островитянов продолжил: „Все нацепили красные бантики, всюду реяли огненные революционные флаги – всё окрасилось в цвет революции, о котором говорилось в популярной песне: 'то наша кровь горит огнём, то кровь работников на нём'.“¹⁰³⁷

Географ Дмитрий Руднев писал о тех днях в письме, что нельзя было описать великого торжества всех благомыслящих людей всюду и везде, при известии о перевороте: „Единение было воистину великое; я сам был в Петрограде случайно до 2-го марта, вечера, и пережил эти первые дни в Петрограде и видел своими глазами роды Свободной России.“¹⁰³⁸

Многовековые барьеры между классами и прослойками рухнули. Людей будто подменили.¹⁰³⁹ Наступил „праздник души“.¹⁰⁴⁰ Все говорили „мы“, „наша“ революция, „наша“ победа, „наша“ свобода.¹⁰⁴¹ Страну наполнили вернувшиеся на родину изгнанники и освобождённые политические узники. Тысячи людей радовались, обнимая своих друзей и близких после долгих лет разлуки.¹⁰⁴²

Писатель Виктор Шкловский признался, что он был счастлив вместе с толпами. По словам современника, это была Пасха и весёлый, масленичный, наивный, безалаберный рай.¹⁰⁴³ Другая свидетельница, вовсе не склонная к сентиментальности поэтесса З. Н. Гиппиус, писала, что в те дни один и тот же луч, печать богоприсутствия лежал на лицах всех людей, преображая их: „И никогда не были люди так вместе: ни раньше, ни после.“¹⁰⁴⁴

На улице запестрела масса воззваний от различных профессий: шофёров, булочников, деревообделочников, портных и печатников. Были также обращения от студентов, учащихся старших классов и служащих. Все они призывали объединяться и организовываться.¹⁰⁴⁵ Богослов, проповедник и руководитель Российского студенческого христианского движения В. Ф. Марцинковский вспоминал дни всеобщего братания с редкостным теплом.¹⁰⁴⁶

По словам Марцинковского, была весна в природе, была весна и в самой революции: „Точно большой народный праздник, праздник свободы наполнял улицы и площади небывалым оживлением, опьянял исступленным весельем! В эти дни члены нашего христианского студенческого кружка рассыпались среди уличной толпы, раздавая маленькие евангелия. Их принимали охотно, с одобрением, даже говорили: 'Ну, вот теперь новую жизнь начнем'…“¹⁰⁴⁷

В последующие дни революция распространилась по империи как лесной пожар. Везде организовывались местные органы власти, признающие легитимность нового строя. В Москве стали бастовать, разоружать участки, манифестировать и сбрасывать городовых в Яузу.¹⁰⁴⁸

Народ собирался у памятника Пушкину, на Красной площади, на Театральной, в Охотном ряду, у памятника Скобелева.¹⁰⁴⁹ Люди надели красные банты, пели революционные песни, толпились, братались с солдатами, ликовали, целовались и плакали от волнения и радости.^{1050 1051}

Литератор А. Н. Толстой вспоминал, как в Феврале 1917 года казалось, все точно чувствовали, как совершается нечто большее, чем свержение старого строя, большее, чем революция. Писатель признался, что в этот день наступал новый век: „И мы первые вошли в него.“¹⁰⁵²

Москвичка Ольга Бессарабова записала в своём дневнике от 3 (16) марта, что утром, днём и под вечер был праздник праздников, головокружительный взлёт и немыслимо было не быть на улице: „Казалось, слышишь, как бьётся сердце народа. Или это моё сердце? Какое-то всеобщее дыхание – легко дышать.“¹⁰⁵³

Революционные события также затронули Кронштадт и Ревель (Таллин). Там толпы людей и матросов бросились уничтожать правительственные учреждения, разгонять монархические организации, громить суд, освобождать тюрьму, танцевать и жечь костры.¹⁰⁵⁴ Революция пришла в Царицын, Нижний Новгород, Саратов, Астрахань, Иваново-Вознесенск и Самару, докатившись до Минска, Киева и Дальнего Востока, а также до Енисейска, и до Иркутска. В последнем сообщения об отречении от престола Николая II и отказе от царствования его брата Михаила были на несколько дней задержаны иркутским генерал-губернатором А. И. Пильцем.^{1055 1056}

Всего за несколько дней революции атмосфера в империи кардинально изменилась. Все социальные группы заявили о себе и своих правах. Дворники в Москве забастовали. Воры, ко всеобщему изумлению, устроили митинг и заговорили о своих гражданских правах. Проститутки также стали устраивать собрания.¹⁰⁵⁷

Изменения среди крестьянства были отчётливо видны на примере села Давыдова Тамбовской губернии. Там чувства людей на первом митинге после революции говорили за себя. По свидетельству эсера В. М. Чернова, на лицах всех присутствующих была написана радость, что они могут открыто говорить о том, о чем тайно думали много лет: „Надежда на лучшее будущее светилась в глазах у каждого. Отрадно было видеть стариков, которые, внимательно выслушав ораторов, поняли, что прошли годы гнета, что можно поднять седую голову, которую они низко гнули много лет.“¹⁰⁵⁸

Пришла революция и в Псков. На шинелях и гимнастерках людей появились красные банты. Солдаты в тылу становилась все распущеннее, а среди офицерства началось заметное расслоение. Революция обладала такой притягательностью, что даже глубоко консервативные люди в одночасье становились её сторонниками.

Доходило и до комичного. Так генерал Бонч-Бруевич, начальник гарнизона Пскова, в котором находилась Ставка главкома Северного фронта, – человек известный своим крайним антисемитизмом, ходил по Пскову в подчеркнуто неряшливой форме, с громадным красным бантом на груди. Житель Пскова, философ и литератор С. Е. Трубецкой, вспоминал, что тот был в этом, к стыду жителей, далеко не один.¹⁰⁵⁹

Трубецкой добавил, что как-то раз на улице он встретил начальника санитарной части фронта, лейб-медика Двукраева: „Первым делом я увидел большой красный бант на его груди, и мне сделалось так противно, что хотя я почти столкнулся с ним, я сделал вид, что его не замечаю… 'Здравствуйте, князь, вы меня не узнаете?' – услышал я голос Двукраева. 'Извините, Ваше Превосходительство, я действительно Вас не узнал. Я увидел красный бант и подумал, что это – не Вы'. Двукраев смущенно засмеялся…“¹⁰⁶⁰