Данил Брюханов
Грань
В это время под градом камней в воздухе, белом и мучном от известки, четыре человека что есть сил пытались спастись. Со всех ног бежали они к черному проему канала, который, казалось, был теперь так далек в мучной пелене. Фонари вокруг них падали со стен, срезанные трещиной, и разбивались стеклянной крошкой об пол или взрывались прямо на стене под ударами кирпичей. Эрик, куражась, теперь уже вырывал из сводов целые каменные куски. Тоннель за спинами четырех следователей начал обваливаться. Откуда-то сверху хлынула вода. Потом еще с другого места. И вот уже быстрые шаги четырех пар ног, до этого звучащие глухо, теперь хлюпали по воде.
– Еще немного, давайте, парни! – орал Виктор, вырвавшийся слегка вперед.
И вот уже черный зев арки канала был перед ними всего в нескольких шагах. Один за другим группа нырнула туда. Последними были Швед и Артем, почти одновременно влетевшие в черный проем.
– Фонарик! Фонарик! Зажгите! Кто там первый? Витя, давай! – орал Швед, когда все четверо оказались внутри черного канала.
Мгновения ничего не происходило и было щемяще темно. Потом пятно желтого света задрожало впереди.
– Есть, Иваныч! Эй, все живы? – обернулся к сослуживцам блондин.
«К сожалению, да, – мысленно ответил ему Эрик. – Но это ненадолго.
Он направил внимание в канал, переместил обе свои мнимые руки по направлению к боковой стене прямо рядом с пятном света, ухватил кирпичи и что было силы рванул на себя.
Стена рядом с Виктором взорвалась. Кирпичи под напором воды полетели во все стороны и прямо на блондина. Один кирпич попал ему в скулу, срезав кожу и мясо до кости. Два других ударили рядом в плечевой сустав и предплечье. Еще несколько нижних кирпичей яростно влетели парню в колено и ниже в голень, раздробив кости. Лейтенант взвыл от боли и упал на пятую точку. Поврежденная рука его соскользнула с узкого тротуара и оказалась в воде. Здоровой рукой он все-таки удержал себя от падения в канал. Николай, бегущий следом, не успел среагировать и по инерции запнулся о распластавшегося на земле друга. Запнувшись, он со всей инерцией своего немаленького тела полетел и навзничь грохнулся о холодный тротуар, головой приложившись о бетонный край. Эрику было мало произведенного эффекта. Он хватался, влипал руками в стены, рвал и рвал те на себя. За спиной Артема громыхнуло и взорвалось, чудом не задев. Тут же с потолка, откуда-то из темноты, посыпались кирпичи. Вода лила со всех сторон. Майор оказался между двумя поверженными товарищами спереди и Артемом сзади. Одуревший, он озирался по сторонам. Сквозь пыль и бьющую со всех сторон воду он видел, как Виктор одной рукой пытается удержать себя на краю дорожки, второй рукой он продолжал сжимать фонарик, освещая то бездыханное тело Николая впереди, то светя на майора. Артем обогнал оторопевшего начальника и кинулся на помощь друзьям, упав на колени. В это время Швед достал свой фонарик и включил, направив свет сначала вверх на рушащиеся своды, затем посветил по сторонам. Картина ему открылась незавидная. Со всех сторон били струи, брызги и фонтаны воды. Сзади ужасно гремело. Спереди пол неестественно покосился в изломе, и вода из канала начала заливать узкую дорожку. Прямо над их головами потолок ходил ходуном. Опытный майор, осознав ситуацию, приступил к действиям. Он схватил за руку склонившегося над ранеными Артема, дернул вверх и заорал в самое ухо:
– Артем! Бежим! Парни ранены, мы им не поможем!
– Иваныч! Что ты говоришь?! – Артем под накалом обстановки забыл о субординации. – Я не брошу их здесь!
Тут майор со всей силы дернул его за руку, таща прочь от потолка, который вот-вот грозил рухнуть на них. В это же время Эрик дернул свод вниз. Артем оказался в объятиях майора, а два их товарища – погребенными под грудой кирпичей и земли, обрушившихся с потолка.
– Бежим, Тема!!! – что было мочи проорал в лицо парню Швед.
И они побежали. Эрик ухватил и дернул пол канала прямо под пробегавшими по нему следователями. Майор успел перенести вес тела и оказался по ту сторону образовавшегося пролома ближе к выходу. Артем повис на краю по грудь в воде. Мгновенно упав на одно колено, Швед вытащил парня. Как только они побежали дальше, сверху разлома рухнула очередная груда земли. Весь канал ходил под ногами ходуном. Кирпичи и их обломки летели отовсюду. Швед и Кравцов, закрыв лица руками, бежали, повинуясь одному лишь инстинкту самосохранения. Фонари в их руках желтыми пятнами выхватывали творящийся вокруг хаос, преломляясь и отблескивая в бушующей вокруг воде.
Эрик уже собрал все силы, сомкнув свои ментальные манипулы на участке потолка перед бегущей парой. Он все верно рассчитал и сейчас последним напряжением воли должен был похоронить оставшихся сыщиков. Затем Эрик намеревался до конца стереть порожденные его воображением подземные залы из этой реальности. И когда он уже был готов рвануть свод вниз что есть силы, он ощутил, как в дело вмешалось то самое загадочное сознание, которое он ощущал раньше.
Ментальные руки-щупальца Эрика как будто оторвали от потолка. Когда он, оторопевший, попытался сомкнуть их вновь, на том месте уже была защита. Свод потолка стал будто бы очень скользким и, можно сказать, нематериальным. По крайней мере, Эрик никак не мог снова за него ухватиться. Пара следователей пробежала расставленную ловушку и скрылась за поворотом, направляясь к выходу. Эрик оставил в покое скользкий кусок потолка и преследующим приведением бросился в погоню за уходящими. Однако, завернув за угол, дальше последовать не смог, упершись в невидимую стену. Преодолеть ее у него не получалось, сколько Эрик ни пытался. В перспективе канала он лишь видел, как два пятна света, быстро качаясь, уменьшались вдали.
«Твою мать!» – в ярости выкрикнул Эрик в окружающую темноту. Ярость вибрировала и клокотала в нем. И Линдгаард, понимая, что те двое все-таки ушли, выплеснул всю ее в окружающее пространство одним-единственным толчком сокрушающей силы. Ослабленные пробитые своды под напором этой волны утратили остатки прочности, и подземные залы сложились карточным домиком.
Эрика тут же выкинуло из-под земли. Теперь он видел окрестности с высоты многоэтажного здания. Взору его предстала дорога на мост, точнее, то, что от нее осталось. Шлюз с боковой по отношению к мосту улицы раскололся на крупные куски асфальта. Как такового шлюза больше не было, вместо него теперь были асфальтобетонные руины. Внизу разливалась вода. Между улицей, прямо ведущей на мост, и самим мостом зиял широкий, метров в восемь, провал. Бетонное укрепление под мостом разрушилось, и вода с широкой прорванной трубы заливала все вокруг. Внизу валялись десятки перевернутых покореженных машин. Люди старались выбраться из них, и многие плескались в ледяной воде. Эрик потерял двух следователей из виду. Попытался высмотреть их среди людей в воде, но не смог. Хаос распространился и на соседние улицы. На проезжей части и тротуарах асфальт был расколот. Кое-где земля провалилась, обнажив подземные коммуникации из силовых кабелей и труб. Местами эти городские артерии были повреждены, и провалы в земле на глазах Эрика заполнялись водой, а порванные кабели искрили. В паре мест можно было увидеть очаги открытого пламени. И повсеместно раненые люди пытались откуда-то выбраться, кто-то из них помогал другим, кто-то просто лежал без движения, кто-то без сознания лицом вниз плавал в образовавшихся лужах.
Эрик наблюдал всю эту картину со смешанными чувствами. С одной стороны, он был опьянен осознанием свой силы, с другой – ужасался тому, что натворил. И внезапно его наблюдение за разрушенным центром города как будто резко кто-то оборвал. Эрик почувствовал, что будто бы всплывает из толщи воды. Дальше темнота несколько мгновений, нехватка кислорода. А затем он открыл глаза и увидел полумрак своей белой спальни.
Конец первой части
Книга 2
Глава 11
– И все-таки почему ты вмешался? – спросил высокий мужчина в черной то ли мантии, то ли плаще.
Он стоял спиной к подковообразному столу на множество мест. Однако за столом этим сидели лишь две фигуры. Да, именно фигуры, лиц их было не видно, ведь за высокими от пола до потолка окнами, которые занимали все пространство наружной стены небоскреба, была ночь. Задавший последний вопрос стоял лицом к окнам, спиной к столу-подкове. Волосы его, однако, были хорошо видны, несмотря на царивший вокруг мрак. Серые, жесткие, как будто бы искусственные, они переливались и искрились в темноте. Всполохи из маленьких точек-искорок то и дело пробегали по ним.
– Сольден, я ведь уже объяснял тебе два раза… – отвечала фигура, которая сидела за столом справа.
– Так объясни в третий, – спокойно сказал искроволосый, по-прежнему стоя спиной к собеседникам, – только в этот раз постарайся сделать это так, чтобы я понял, почему именно ты вмешался. Спешить нам некуда, если нужно, объяснять будешь и в четвертый, и в пятый раз.
Повисла недолгая пауза, после чего раздался негромкий вздох с правой части стола и низкий голос заговорил:
– Старший куратор проекта «Земля» Сольден, я, смотритель 1-й ступени Карх…
– Карх. Стой.
С этими словами черная мантия искроволосого Сольдена зашелестела, он развернулся на 180 градусов. Лица во мраке комнаты по-прежнему было не видно, но зато показались завораживающие глаза, которые светились мягким жемчужно-серым светом.
– Я тебя сразу попрошу, Карх, не надо, пожалуйста, опять говорить мне про резолюцию и какие-то там пункты. Если ты такой рьяный ее приверженец, то согласно ей ты бы вмешался, уже когда объект совершал убийство на Земле-06. И, кстати, что бы ты сделал тогда?
– Я должен был бы остановить вмешательство в развитие Земли-06 и по своему усмотрению в зависимости от характеристик объекта либо попытаться его завербовать, либо отрезать его от инструментария входящего.
– Или?
– В случае если его потенциал входящего не подлежит сдерживанию и контролю, ликвидировать личность из всех проекций.
– И что из этого ты сделал?
– Ничего, Сольден.
– Правильно, ничего. А почему ты ничего из этого не сделал, Карх?
– Потому что… Ты же знаешь, Сольден.
– Не волнуйся ты так, Карх. Наша беседа сейчас проходит без представительства высшего совета.
– Как, и эта тоже? – раздался наконец голос третьей фигуры. – У нас тут на Земле входящий потенциально огромной силы, а им дела нет?
– Представь себе, Зенос! Я, конечно, не знаю всех планов совета. Да и не должен вроде бы, но ходят слухи, что патриархи теряют интерес к проекту «Земля». Это потому что тот вектор, по которому развиваются сейчас все ее проекции, совету ну совсем не интересен. А вектор этот практически везде одинаков… Поэтому, хм… Создается впечатление: у нас с вами, уважаемые, карт-бланш.
– Тогда, получается, надо радоваться? – спросил тот же третий – Зенос.
Потом помолчал немного и продолжил:
– Ну да, в принципе, все сходится: минимум 10 проекций, включая ключевую, так и не достигли пока что даже ближайшей планеты к Земле. Я имею в виду, человек там не высаживался. Складывается впечатление, что общество вообще в эту сторону не хочет смотреть.
– Да, Зенос, все именно так. 20 век, по местному летоисчислению, был самый прорывной, и почти все в совете тогда соглашались, что Земля была одним из самых потенциально перспективных проектов. А потом все проекции как будто бы очень устали и стали сознательно погружать себя все глубже и глубже… Как же сказал тогда Патриарх Квала… А! «В виртуальные грезы»! Очень точно, на самом деле. И вот с того самого времени к Земле постепенно интерес стал угасать. А сейчас проект фактически заморожен, хотя официально и находится в статусе «Среднеперспективный». Поскольку, если бы его считали мало- или же бесперспективным, меня бы уже давно сняли с должности куратора и перенаправили куда-нибудь.
– И все же почему-то ты еще здесь, Сольден.
– А вот как раз потому, что здесь аномально много очень сильных входящих. И кое-кто в совете очень заинтересован и пытается разобраться: а почему, собственно, так?
– И кто этот пытливый ум или умы?
– Я не знаю. А вот по поводу входящих это действительно правда. И это, если вы еще не забыли, как раз-таки и есть та причина, по которой мы с вами сидим здесь уже не один час! – резко и решительно Сольден направил беседу в правильное русло, из которого она потихоньку начинала выходить. – И еще одна немаловажная деталь, которую, я думаю, нет смысла вам напоминать, – это то, что подобных инцидентов, особенно с нашим вмешательством, вообще не должно возникать!!! Почему так, я очень хочу верить, вы понимаете? Так или нет? Особенно ты, Карх!
– Я понимаю, Сольден.
– Тогда вернемся к нашим баранам, как говорят на Земле-04. Я спрашиваю тебя в четвертый раз: почему ты это сделал? И мне не нужно сейчас цитировать пункты из резолюции, которые я и так хорошо знаю и без тебя.
– Да у меня, Сольден, если начистоту, и не получилось толком его остановить. Ты видел последствия?
– В курсе, Карх, видел. Однако два человека, как я понял, его прямые желаемые жертвы, спаслись?
– Да. Они выжили.
– То есть ты хотел именно спасти людей? Так, Карх?
– В тот момент да, Сольден. Хотел. Да и потом это то, что именно ты всегда говорил нам: якобы любой человек может потенциально быть полезен. Быть полезен нам и нашим планам.
– Допустим, говорил. И как нам могут быть полезны… м-м-м… теперь уже два полицейских?
– Да не знаю я, Сольден! Кто это может знать-то? Но раз они теперь связаны со входящим, то, очевидно, могут, тебе не кажется? Тем более в контексте твоего манифеста о том, что входящие, особенно сильные, нам не нужны. И причины почему мы отлично понимаем. Ведь иначе опять начнется: совет, контроль, отчеты, наблюдатели и т. п. А мы ведь сейчас здесь несколько другим занимаемся, так?
– Ну, наконец-то, дорогой Карх, я услышал тебя, а не архивного бота по вопросам законодательства и нормативных актов! А еще я очень рад, что ты помнишь, оказывается, чем мы вообще тут занимаемся!
– Ясно чем, только не понятно – зачем? – как бы между делом подал голос Зенос.
– А здесь уже вы будьте любезны доверять своему куратору, господа. А вопросы-то мы все с вами умеем задавать, – сразу пресек подчиненного Сольден. – Мы с вами должны пресекать деятельность любых входящих, – продолжал куратор, – как плюсовых, так и минусовых, как этот наш последний. Пока не ясно с точностью, какой он именно, но до сих пор ведет себя он как стопроцентный минусовой. Но не суть. Поскольку дома знают, что входящие на Земле все-таки есть и их, как я уже говорил, мягко говоря, немало, мы должны заставить их выглядеть абсолютно бесполезными для программы совета. Мы должны показать, что все эти входящие настолько глубоко погрязли в виртуальном болоте своего мира, что используют данную им осознанность только лишь для развлечения, как еще один виртуальный инструмент. Или же для того, чтобы себе на потеху сеять хаос в других мирах. Что мы, кстати, слава Апофису, пока с успехом и делали.
Сольден немного помолчал, помассировал подбородок серыми длинными пальцами.
Фигуры трех смотрителей начинавший заниматься за окном рассвет сейчас понемногу вырисовывал из мрака, подливая ярких оттенков красного, оранжевого и розового в строгий интерьер зала совещаний.
– А, кстати, знаешь, Карх, то, что ты сделал, сыграет нам на руку. Ведь, по сути, что мы имеем? Прямое подтверждение моих слов – еще одного входящего-маньяка. Я, наверно, выйду на совет с этим происшествием и обрисую им ситуацию прямо как она есть. Ну, разумеется, там не нужно знать, насколько силен этот входящий. Они ведь и так знают, что земные почти все на порядок сильнее остальных. Да! – восходящее солнце розовыми легкими мазками сделало улыбку куратора заметной. – Просто еще один минусовой разрушитель малоперспективного, скатывающего в бессознательное мира…
За окнами высотки вовсю занимался рассвет красками знакомыми, но другого мира. Верхняя кромка светила плазменным лезвием разрезала сплошной облачный ковер. Белый его хлопок занимался багряным пламенем с оранжевыми всполохами. Местами над облаками поднимались шпили зданий причудливой архитектуры: какое-то было похоже на вытянутый акулий плавник, другое напоминало клинок мачете или корабельный парус. В центре выше всех остальных вздымалась башня. Крышу ее венчала черная корона с четырьмя вытянутыми зубьями. Башня эта была как будто высечена из цельного куска скалы, с ровными и гладкими краями. Под короной одна стена на этаже была полностью выполнена стеклами от пола до потолка. Облаченный в черную мантию мужчина неподвижно стоял и смотрел, как встает солнце, и глаза его, серые с жемчужным свечением, отражали разгорающийся в небе пожар.
Глава 12
Анна Локин летела в самолете. За окном иллюминатора ярко светило солнце, и девушка задернула шторку. Перед ней на откидном столике покоилась нетронутая коробочка с обедом, сервированным в милые пластиковые контейнеры «Аэрофлота». Но мысли Анны были далеко. Точнее, мыслей как таковых – строгих, структурированных, что обычно посещали девушку, – вовсе не было. Вместо них в ее голове было смятение. В ней, подобно пустынному иссушающему ветру, гулял хаос.
Увидев в новостях о страшном землетрясении в России, Анна тут же, ни слова никому не говоря, лишь поставив в известность своего прямого начальника, купила билет на ближайший рейс в Москву, и оттуда первым же самолетом в Томск. Трагедия разыгралась, казалось бы, в самом немыслимом для этого месте. Томск находился на Западно-Сибирской равнине – месте, чуть ли не самом сейсмически безопасном на всей планете. По самым предварительным подсчетам, как сообщалось в новостях, трагедия унесла жизни более 2 000 человек. Кроме них, ясное дело, многие тысячи раненых. Плюс городу был нанесен колоссальный экономический ущерб. Сообщалось также, что за всю историю после освоения Сибири это было самое разрушительное землетрясение в регионе. Магнитуда в очаге достигала 11 баллов, и очаг этот, по мнению специалистов, находился в самом, можно сказать, центре города. Повезло еще, что катастрофа случилась зимой и Томь не разлилась так, как могла бы весной или летом, и не затопила полностью городской центр. Хотя и без этого водная стихия сполна добавила повреждений в общий зачет.
Однако самое страшное лично для Анны было то, что ее старенькие родители как раз-таки жили в центре Томска в доме с видом на набережную. Как только девушка узнала страшную новость, она, разумеется, первым же делом набрала номера сначала отца, а затем и матери. Ни один телефон не отвечал. Всеми силами пытаясь душить страшные предчувствия, купив по интернету билеты на самолет, она трясущимися, мажущими мимо кнопок пальцами почти всю ночь набирала и набирала на телефоне номера родителей. После чего, так и не услышав их голоса, позвонила господину Тойванену – своему начальнику – и, борясь с захлестывающими паникой и тревогой, объяснила, почему срочно должна лететь на родину. Лахти понял и без каких-либо дополнительных вопросов пожелал ей удачи, крепиться духом и счастливого пути.
Аня специально не звонила в морги и больницы. Не искала в интернете списки погибших и раненых. Она пока просто не была готова встретиться с холодной и безразличной правдой. Не готова была признаться в первую очередь себе, что ее родителей, скорее всего, больше нет. Поэтому для своей души она оставила маленькую комнатку, где еще может ненадолго поселиться надежда, до тех пор пока стены этой комнатки не обрушатся под многотонным прессом действительности.
Позже, возможно, в Шереметьево, тревога из души и дрожь из рук ушли. Осталась пустота и рой непонятных, неконтролируемых мыслей в голове. Скорей всего, это помогли те таблетки, которые Анна купила перед вылетом из Хельсинки. Наверно, это они сейчас и путали мысли.
Приземлившись в Томске, она взяла первое попавшееся такси, бросила вещи в багажник и сразу же сказала таксисту ехать по адресу, где жили ее родители.
– Э-э-эй, слишишь, дэушка! – на кавказском русском начал таксист. – Туда прямо на адрэс – это нереально вапше!
– Почему? – только и смогла спросить Аня, ведь ее худшие предположения, судя по всему, прямо сейчас претворялись в жизнь.
– Потому, красауыца, что там все… вай… ну… расхуйарэно, в обшэм! Простите, но там в натуре так и еэсть, как гауарю! – с этими словами указательный палец таксиста резко взмыл вверх, и Анна испугалась, что он сейчас проткнет им дырку в крыше машины или, что более вероятно, сломает палец.
– Ну, поехали тогда максимально близко, куда сможете подвезти, дальше я уж сама.
– Да ты смотри, дэ-эушка! Я тебе жи есть говорю, там нереально ехать щас, жи есть! Два квартала вокруг асфальта уада, три квартала – асфальта нет! Плюс еще эти каманальщики работают. Как жи есть я пройэду тебе там, дорогая?!
– Поехали, куда проедем, значит, – теряя терпение, сказала Аня, – я вам хорошо заплачу.
Тут таксист, видимо, добившийся желаемого, сразу подобрел и с широкой улыбкой, повернувшись в сторону заднего сидения к Ане, весело сказал:
– Вай, какая красауыца, умныца! Мага сэйчас тебя максимально комфортно и максимально куда надо доставит, жи есть! 850 рублэй будет стоить.
– Хорошо, хорошо, как скажете! Только поехали уже быстрее!
– Зачэм торопишься туда, красауэца? Там ходи, езди нэт! Как после войны жи есть, тебе говорю! Вообще, что тут было жи есть! Вай-вай! Хорошо Мага в индустриалочке живет!
– Да я видела в новостях. Поэтому и прилетела, – ответила Аня, – у меня ведь родители там живут.
– Как родители?! – воскликнул кавказец, и Аня увидела в зеркале заднего вида, как расширились его глаза. – Там родители живут?! Ай-вай, красауыца, как нехорошо! Ай-вай! Погибли, скорей всего, туаи родители! Звонила им?
– Да, – тихо ответила Аня, опустив взгляд в пол, – звонила. Так никто и не взял… Ни мама, ни папа.
– Ай беда, – покачал головой таксист, – бэдная дэуочка. Мы жи есть приедем, Мага привезет, все посмотрим! Но та улица, что ты сказала, очень вай плохо… Какие-то дома целиком, слишишь, до земли упали, от каких-то целые подъезды сверху до низу отваливалысь!
Они какое-то время ехали в тишине. Аня переваривала только что услышанную информацию. Надежда на чудом спасшихся родителей таяла в ней как снежинки, которые сейчас падали на лобовое стекло такси. И где-то глубоко в груди, за сердцем, Аня почувствовала щемящие грусть, и тоску, и желание плакать. Но до сих пор действующие антидепрессанты задвигали эти чувства куда-то вглубь Аниной души, не позволяя им вырваться наружу и взять контроль.
Между тем машина неумолимо двигалась к центру города. Окраины Томска, никак не тронутые недавним катаклизмом, теперь сменяли центральные улицы, и отголоски сильнейшего землетрясения потихоньку начали проявляться.
Стекла во многих окнах были наскоро заклеены полиэтиленом, где-то заколочены. Где-то в стенах домов, особенно старых, вовсе зияли пустые оконные проемы.
Наблюдения Ани прервал таксист:
– Дэуэшка, слишишь! Тут по Кирова никак вообще, там жи есть полная жопа. Поедем по проспэкту Фрунзе, потом объедем вныз туда дворами, должны хорошо проехать.
– Как скажете, – ответила Аня, завороженная ужасом картины пережитого городом 11-балльного бедствия.
Они поднялись по Шевченко и свернули на Фрунзе. И вот тут-то масштабы катастрофы представали в полном объеме.
Дорожный асфальт являл собой мозаику плохо подогнанных друг к другу кривых осколков. Машину сразу начало нещадно трясти, пару раз было слышно, как такси громко приложилось днищем, попав в особо глубокую трещину. Все эти столкновения и удары комментировались отборнейшим колоритным матом водителя. Тротуары являли собой зрелище мало чем лучше. Такие же испещренные трещинами, расколотые направления: асфальт вперемешку с брусчаткой, пополам с кусками бордюров. Где-то на тротуарах можно было видеть целые кучи кирпичей или бетона, бывшие когда-то стенами домов или заборов и ограждений. По правому борту такси Аня видела белокаменную церковь, всю в ужасных черных трещинах, которые уродливыми змеями замерли на стенах. Один из куполов будто втянулся внутрь башенки. В центральном куполе зияла огромная дыра – от него откололся целый кусок.
Дома вдоль улицы все сплошь были прорезаны вертикальными трещинами. Было видно, как на многих из них одна часть просела и крыши больше не были ровными, а напоминали гротескные изломанные ступени для каких-нибудь великанов. Какие-то дома и вовсе, подобно пьяным товарищам, завалились на соседние, и только лишь железобетонный каркас пока еще удерживал их от полного обрушения.
– Красывый был жи есть! – со вздохом сказал таксист, указывая рукой на здание на перекрестке.
Здание это было Томским областным краеведческим музеем. Сейчас же от былого украшения города остались разве что смутные очертания. Центральные колонны, поддерживающие нависающий козырек крыши, переломило пополам. Относительно целой можно было назвать лишь крайнюю левую. Но одна она не в состоянии была удержать вес тяжелой крыши, и последняя, нырнув массивным козырьком вниз, сейчас обнажала свой поломанный хребет из стропил, кровли и утеплителя.
Старенькая «Тойота» с номером телефона компании на борту свернула на проспект Ленина и направилась в сторону Политехнического университета. Те же разруха и хаос, только все масштабнее с каждым пройденным километром. Здание университета, можно сказать, визитной карточки города, серьезно пострадало. Центральная часть с колоннами чудом уцелела, и, кроме немногих трещин на фасаде, можно сказать, что была невредима. Крылья же, в обе стороны уходящие от центрального крыльца, потрепало куда сильнее. Одна исполинская трещина почти строго посередине прорезала правое крыло, заставив его буквально расколоться надвое, в результате чего фронтальная стена его осыпалась на тротуар грудой кирпичей. Другая такая же трещина практически симметрично сотворила то же самое и с левым крылом здания.
При взгляде направо, в сторону Томи, становилось по-настоящему страшно. Местность там напоминала театр недавних военных действий. Скошенные, сбитые верхушки домов, выбитые стекла окон, оборванные линии электропередач, рытвины и целые котлованы в земле, заполненные водой. Местами в котлованах этих в самых разных положениях навсегда остались покореженные, разбитые машины. Какие-то из них полностью провалились в земной разлом, другие – только передней либо задней частью. Были и те, что остались навечно замурованы в мешанине из грунта и осколков упавших стен.
Ане только теперь стали полностью понятны слова таксиста. Действительно, проехать дальше, в сторону Московского тракта, а именно дома под номером 68, уже сейчас виделось почти невозможным. Оставалось лишь гадать, какие же последствия катаклизма постигли непосредственно набережную реки – место, где и разыгрался очаг землетрясения. Однако, свернув с Ленина на какую-то узкую улочку, такси упрямо, медленно прорывалось вперед, объезжая лужи и дорожные провалы.
Аня уже устала смотреть на объятый хаосом город. Первое потрясение прошло, и она просто сидела, уставившись в одну точку на спинке водительского сидения, погруженная в свои мысли. Действие седативов, раскрывающее себя со временем, сейчас неумолимо погружало организм девушки в сон. И хотя бесперечь подпрыгивающее на кочках такси не располагало к приятной дреме, глаза Ани слипались под действием препаратов. Однако стоило такси подпрыгнуть на очередном ухабе, как резко подкинутая в невесомость Аня снова возвращалась к действительности.
И вот после энного поворота такси на одному лишь водителю известном маршруте Аня в очередной раз сомкнула веки. В следующий миг девушка резко выпрямилась на заднем сидении, широко распахнув свои большие голубые глаза, и невольно издала что-то среднее между резким всхлипом и вздохом. Таксист, занятый дорогой, отреагировал, увидел в зеркале заднего вида огромные испуганные глаза с максимально расширенными зрачками, и тут же остановил машину.
Аня на заднем сидении продолжала тяжело дышать, приложив руку к груди, ведь сердце ее сейчас бешено колотилось.
– Эй, красауыца! Что силучилось? – озабоченно спросил таксист.
А случилось вот что: в очередной раз провалившись в полусон – в полудрему, в сознание Ани резко ударила упругая красная волна и быстро замелькали образы. Образы двух дерущихся фигур. Затем один упал. Потом вспышка, провал. Следом одна фигура склонилась над другой с чем-то длинным в руке. Потом удары, каждый из которых красной пульсацией все ярче и ярче разносился в охватившем мозг девушки видении. При последнем ударе красный свет стал почти ощутимо жечь и резать глаза или, может быть, сознание. В этот самый момент девушка и очнулась.
– Дэушка! – продолжал обеспокоенный таксист. – Вы бэлая вся. Что случилось, вэй?!
Только сейчас до слуха Ани дошли его слова.
– Да, да… – растерянно отвечала она. – Поезжайте, пожалуйста. Все… Все нормально.
Таксист покачал головой и аккуратно тронулся. Машина продолжила свое медленное продвижение к указанному адресу.
Перед машиной справа в кирпичной стене была невысокая, на вид старая арка. Аня посмотрела в ее направлении, и тут же кровавая вспышка пульсацией стробоскопа ударила в голове.
– Стойте! – резко сказала девушка.
Таксист повиновался.
– Видите вон тот проем в стене справа? Поезжайте туда, – продолжала Анна.
Машина осторожно приняла правую сторону дороги, филигранно объехала большую рытвину с острыми краями оборванных труб и повернула в указанную арку. Проехав еще буквально метров 20, машина остановилась. Дорога впереди сильно сужалась. Место, в котором оказалась Аня, сильно контрастировало с остальным городом. Поначалу девушка не могла понять, в чем подвох, может, это просто ее внутренние ощущения. Но потом, осмотревшись, увидела, насколько все очевидно. Место это, казалось, существовало как будто немного в другом измерении. Дело в том, что на кирпичных стенах переулка не было ни одной трещины. Под ногами девушки – ни одной рытвины или ямы, лишь ровный асфальт, если и треснувший кое-где, то только лишь под влиянием времени. Если посмотреть наверх, то редкие окна все были в порядке: стекла на месте, а где-то даже на старый манер можно было видеть горшочки с растениями, укрепленными прямо на подоконниках с наружной стороны.
Однако внешнюю идиллию этого случайного глаза бури в шторме окружающего хаоса нарушала какая-то внутренняя опустошенность. Казалось, весь переулок пульсировал некой темной тягучей энергией, под влиянием которой Анна стала ощущать сильную внутреннюю тревогу и беспокойство. Дальше, чуть углубляясь, проход расширялся. На этом небольшом пятачке слева была ржавая железная дверь. Дверной проем был затейливо, особым образом поврежден, а края самой двери погнуты и кое-где буквально врезались в края проема. Таким образом, с первого взгляда было понятно, что даже если возникнет такое желание, эту дверь открыть будет невозможно. Проходя дальше вглубь аллеи, Анна обратила внимание на то, что стало как будто бы очень влажно, в то же время теплее, а видимость очень сократилась из-за взявшегося непонятно откуда тумана. Девушка, само собой, уже давно начала догадываться, где же именно сейчас оказалась, а последние ее сомнения были развеяны, когда из белой мглы не спеша выплыли острые ветки чахлого деревца. Компанию ему составлял стоявший слева непонятного цвета мусорный бак.