Даниил Юлианов
Слишком живые звёзды 2
Мы только начали их нарушать.
Катя выпрямилась и перед тем, как вновь взглянула на дорогу, успела увидеть стрелку спидометра. Уже 60. С каждой секундой скорость вращения колёс по мокрому асфальту увеличивалась и увеличивалась. С каждой секундой крови из Жени и Влады вытекало всё больше и больше. Кровь… Везде кровь… Для одного дня слишком много крови.
– Господи! – Крикнула Влада. – От него же ничего не осталось! Он…
Катя не слушала её. Мчась обратно к Чистилищу, она вызвала в своей голове карту Пушкина и дорог, ведущих к нему. Она часто посещала этот городок и до декрета, и после, здесь находилась главная штаб-квартира модельного агентства, сотрудницей которого являлась дизайнер Екатерина Свичаева. Свичаева… Боже, она ведь была Свичаевой. Пушкин и Красное Село соединяет шоссе 4IK-135, по-другому же – Пушкинское шоссе. Максим часто подвозил её на работу…пока сзади в детском кресле сидел Миша, ведь он так любил ездить к папе на работу и играться в его кабинете. Чёрт… как больно это вспоминать.
В реальность Катю вернула внезапно вспыхнувшая молния. То ли ей показалось, то ли молния действительно ударила рядом с машиной, но как бы то ни было, это помогло Кате очнуться от мыслей и сосредоточиться на инстинктах. Она видела, что они почти приблизились к парковке, видела, как трое Святцев заметили её (одного я, похоже, грохнула), и что было мочи прокричала:
– ПРИГНИТЕСЬ! БЫСТРО ПОД СИДЕНИЯ!
Она нырнула под руль, и тут же раздалась очередь выстрелов по мчащемуся внедорожнику. Большинство пуль вцепилось в сидения или пролетело мимо, но одна… Катя почувствовала, как её резко ударили по левой ноге, чуть ниже бедра. Она закричала, закричала так, что перекрыла криком гром, но от этого боль только усилилась. Несколько грамм свинца вгрызлись в плоть, совсем чуть-чуть не дойдя до бедренной кости, пустив течь по ноге тёплую кровь.
– Сука! Как…БОЛЬНО!
Органы начали работать на сто десять процентов. Мир разом стал ярче, а мозг обрабатывал сотни мыслей за доли секунды. В Кате взревела жажда жизни – взревела в женщине, которая несколько раз отчаянно пыталась покончить с собой. Она выпрямилась на водительском сидении, зацепила взглядом дорогу и крикнула, стараясь перекрыть шум дождя:
– Вас не задело?
– Нет! – Женя тяжело дышал. Он тоже терял кровь. – В меня и Владу не попали! Тут… Катя, здесь под сидениями пистолет! Заряженный на восемь патронов.
– И три магазина, – добавила Влада. – У нас есть ружьё.
Катя слышала их, но больше вслушивалась в свои собственные мысли, одновременно следя за дорогой – так, как это делают опытные водители. Они ехали по Пушкинскому шоссе, покидая пределы Красного Села. Катя столько раз проезжала мимо этого поля (обычно подпевая что-то себе под нос и пританцовывая в кресле), что без труда определила, где сейчас примерно находилась – рядом с Малым Карлином, после которого Киевское шоссе пересечётся с Красносельским, в которое плавно перейдёт Пушкинское. А уж в самом Пушкине они спрячутся. Катя хорошо знала этот городок, даже помнила, в какую сторону открываются двери большинства магазинчиков. А если их будут поджидать в Пушкине, они просто…
Внедорожник заскользил по дороге, руль резко вырвался из рук. На мгновение Катя замерла, тупо уставившись на простирающуюся перед ней пустую дорогу, мокрую от дождевой воды, проносящейся мимо с бешеной скоростью. Ветер врывался в салон, холодный воздух царапал горло, но Катя не замечала этого, адреналин кипел в её крови, пытаясь затушить все вспышки боли. По ноге до сих пор стекала кровь, ткань джинсов уже успела пропитаться ею, пуля будто прогрызалась к кости. Несмотря на адскую боль, несмотря на скользящие от воды ладони, Катя вцепилась в руль и полностью сконцентрировалась на чувствах. Сцепление. Сцепление с дорогой. Она спокойно повернула руль, закрыла глаза и осталась наедине с внедорожником. Его движения, её движения слились воедино. Молнии скрылись за опустившимися веками, дорога пропала во тьме, остались только ощущения. За спиной раздавались крики, в основном кричала эта девчонка, Влада, но Катя вовсе не слышал её. Она начала чувствовать внедорожник, её сердце превратилось в мотор, ноги – в колёса, а мир…
Колёса нашли сцепление с дорогой, и автомобиль выровнялся, чудом не слетев с шоссе.
Катя распахнула глаза и закричала – совсем как девчонка, только что получившая на Новый год то, о чём всегда мечтала. Закричала так радостно, что удивилась самой себе – её тело истекало кровью, может, у неё было сломано несколько костей, и тем не менее она кричала словно юная школьница. А потом засмеялась. Залилась истерическим, невероятно пронзительным смехом.
– У МЕНЯ ПОЛУЧИЛОСЬ! ДА, ДА, ДА, ТВАРИ, ДААА! МЫ ВЫБРАЛИСЬ!
И действительно – Чистилище осталось далеко позади. Святцы, конечно, могли сесть в любой из автомобилей, находящийся на парковке – об этом не стоило забывать. Но сейчас в зеркале заднего вида компанию пустой дороге составляли лишь тёмные тучи, которые, казалось, спустились ещё ниже. В Питере облака всегда стараются быть поближе к земле.
Катя не позволила себе расслабляться, только слегка выдохнула и сбавила скорость. Не поворачиваясь, она обратилась к Жене:
– Ты сказал, у вас там пистолет. Четыре магазина по восемь патронов, да?
– Да.
Стрелка спидометра приблизилась к семидесяти, после чего начала ползти к шестидесяти километрам в час.
– Ты сильно ранен?
Несколько секунд висела тишина, разбавляемая лишь рёвом мотора и стуком тяжёлых капель о смятый капот внедорожника. Потом Женя заговорил, и что-то в его голосе настораживало, будто сквозь зубы протискивалась ложь.
– Нет, не сильно. Пуля прошла насквозь и просто прихватила с собой немного мяса. Влада ранена гораздо сильнее.
Мне насрать на Владу, чуть не выпалила Катя. Мне важен только ты, дурачок. Мне важно только то, что мы оба выжили, выбрались из этого курятника и сейчас на свободе, едем по шоссе и вдыхаем холодный воздух. Остальное неважно, совсем неважно.
Катя продолжала сбавлять скорость. Они с внедорожником уже подружились, теперь он был более послушным, не пытался вырваться из-под женских рук. Ливень начал ослабевать, но проблем с видимостью из-за отсутствия лобового стекла он не доставлял; дорога просматривалась хорошо, ни одна деталь не скрывалась от вскипающего адреналина. Скоро он выветрится из крови, скоро можно будет отдохнуть, но не сейчас, нет, не сейчас. И хоть Катя пока держалась на плаву, она понимала, что долго не протянет. Нога изнывала от боли, казалось, нервные клетки отмирают одна за другой, потому что просто не способны вытерпеть такие пытки. Мышцы теряли чувствительность. В любой момент организм мог подвести Катю, поэтому требовалась «подушка безопасности», ведь от самой Кати сейчас зависели две жизни. Было бы чертовски смешно выбраться из Чистилища живыми, а потом разбиться насмерть, слетев куда-нибудь в кювет на большой скорости.
– Женя, перелезь на переднее сидение. И захвати с собой пистолет.
Он так и поступил. Катя увидела (не могла не увидеть) разорванную ткань джинсов на левой ноге, а под ней – ярко-красную плоть, какая обычно продавалась в мясных отделах, только замороженная. Наконец Женя полностью перебрался на переднее сидение, ветер сразу ударил его по лицу, обозначая главного. Мир жесток. Мир невероятно жесток. Особенно по отношению к тем, кто старается быть как можно добрее и чище.
– Ты не ранена?
Катя проигнорировала вопрос. Они находились не на курорте, не в каком-нибудь мюзикле, где во время пробки люди выходят из машин и начинают танцевать. Они ехали по пустому шоссе, рассекая воздух под грозовыми тучами, на чужом внедорожнике, все с ранением в ноге, испачканные в крови, лишь с одним-единственным желанием – чтобы побыстрее закончился этот кошмар. Поэтому Катя пропускала глупые вопросы мимо ушей, её задача состояла в том, чтобы вывезти всех отсюда живыми. Самое главное – Женю. Несмотря на все его недостатки, он был последним смыслом жизни, который остался у Кати. Смыслом жизни, в шею которому она вонзила ногти, которого била, на которого кричала «НЕНАВИЖУ!»
– Слушай меня сейчас очень внимательно, Жень. – Она сбавила скорость до тридцати километров в час, проводила взглядом заправку, посмотрела на показатель уровня топлива (две третьих бака) и позволила себе оторваться от дороги. – Будь готов к тому, что я могу отключиться. Сразу хватайся за руль и жми на вот эту педаль, понял? Никаких резких движений, иначе нам просто выбросит с дороги. И ещё кое-что… смотри, коробка передач…
– Катя, – он положил ладонь ей на ногу, и от одного этого прикосновения сразу подурнело. Оно не сулило ничего хорошего. – Мы не можем так поступать. Рэндж остался там, в Чистилище, мы его бросили, мы…
– ДА КАКОЙ НАХЕР РЭНДЖ?! – Она со всей силы ударила по рулю, и в интервале между громами пронёсся автомобильный гудок. Он что, не понимает?! Что Женя хочет сказать?! Что этим он хочет сказать?! Господи, неужели Рэндж так прочно засел в его голове?! Катя вновь разозлилась. Она не заметила, как той ногой, на которой лежала рука Жени, начала давить на педаль газа. Злость заполняла всё вокруг красным. Злость вскипала в крови, и даже этот ливень не сможет потушить и одну десятую её часть. Рэндж… Рэндж… Мы не можем так поступать, мы же не мерзавцы, давай вернёмся и сдохнем, так будет явно лучше! Да, намного лучше! Мы еле выбрались из ада, чуть не погибли, так что давай вернёмся назад!
– Ты же сама целый месяц ходила к нему и разговаривала. Ты же тоже его любишь.
– О Господи! – Катя сжала обод руля так сильно, что костяшки её пальцев разом побелели. – Ты и вправду такой тупой или прикидываешься? Тебе чуть не оторвало половину ноги, у меня пуля застряла в бедре, а ты хочешь вернуться обратно?! Тебе в шестнадцать лет жить надоело или что? Ты…ты… Короче, мы не вернёмся. Хоть сукой меня назови, я не поверну назад.
Катя чуть опустила голову и теперь смотрела на дорогу исподлобья. Её грудь тяжело поднималась от бушующей внутри злобы, а бьющие в землю молнии лишь усиливали её. Пушкин приближался, за ними никто не гнался, она наконец-то обрели свободу – Женя, Катя и Влада, – но один из них всё равно жаждал вернуться обратно! Боже, почему так тяжело? Почему так сложно? Почему обязательно нужно спорить? Почему нельзя просто согласиться, может, успокоить меня, перестать уже так себя вести и послушать то, что я говорю! Я люблю тебя так сильно, Жень, что написала лучший в своей жизни стих, но и ненавижу до такой степени, что прямо сгораю от желания свернуть тебе шею!
Катя глубоко вдохнула и выдохнула, чувствуя, что начинает потихоньку успокаиваться. Она уже решила, что Женя ничего не скажет, но совсем скоро он выпалил:
– Если бы там остался я, ты бы вернулась без раздумий.
Катя ударила по тормозам – именно ударила, приложив такую силу, что под её ногой треснул бы чужой череп. В первые секунды внедорожник чуть не заскользил по дороге, но после начал останавливаться. Стрелка спидометра упала до 10, потом до нуля, и когда колёса замерли на мокром асфальте, Катя развернулась к Жене. Что-то в её лице (или само лицо) напугало его, заставило отпрянуть подальше. Да и плевать. Катя вцепилась ему в плечо – да так сильно, что пальцы чуть ли не продавливали плоть.
– А вот теперь закрой рот и послушай меня, дорогой. – Каждое слово сопровождалось тяжёлым выдохом. Кровь продолжала стекать в кроссовку, с каждой секундой Кате становилось только хуже. – Ты сам, своим ртом мне в палатке сказал, что отныне и вовеки веком мы будем вместе. Помнишь? Или ты уже забыл?! Хватит играть в героя! Ты всех не спасёшь! Ты пытался спасти ту девочку, вытащил её из огня, но она всё равно умерла.
– Не говори о…
– Да я говорю о чём хочу, Жень! Я пытаюсь достучаться до твоего мозга и донести одну простую истину. Знаешь, какую? Ты не поверишь. – Молния сверкнула рядом с машиной, осветив окровавленные лица обоих. – Спасать нужно только самого близкого. Тебе приходится делать выбор. Просто прими тот факт, что всех не спасёшь, герои бывают только в фильмах и книгах, а нам приходится чем-то, кем-то жертвовать. В этот раз Рэндж стал жертвой. Но мы-то с тобой живы! Мы…
– Ты себя слышишь? – Он убрал её руку с плеча, с не меньшей силой сжав запястье. – Хочешь наплевать на всех остальных и пойти плясать? Главное, что нам было хорошо? Ты этим всю жизнь руководствовалась?
Катя стиснула зубы и вновь сжала обод руля, уставившись на далёкий горизонт, усеянный тучами.
– Грёбанные подростки, рядом со мной сидит целая квинтэссенция этих чуд! Ты…реально хочешь, чтобы я развернулась и поехала к Святцам? Может, мне ещё им кексы испечь?
– Я могу дойти сам, а Рэндж меня…
– ТЫ ИДИО, ЖЕНЯ, ИДИОТ, Я НЕ МОГУ ТЕБЯ ПО-ДРУГОМУ НАЗВАТЬ! ТЫ УПЁРТЫЙ БАРАН, КОТОРОМУ ХОЧЕТСЯ ПОГУБИТЬ СЕБЯ И СВОЮ СЕМЬЮ! МОЖЕШЬ ТЫ ХОТЬ НА СЕКУНДУ…
– Перестаньте! – Влада вцепилась двумя руками в передние сидения и закричала что было силы: – Хватит вам ругаться! Нам нужно ехать и…
– ЗАТКНИСЬ! – Бросили Женя с Катей и снова повернулись друг к другу.
– Честно, я не понимаю, за что полюбила тебя. Ты просто… – Она скривилась, и эта гримаса отвращения на её обезображенном лице не на шутку разозлила Женю. – Ты руководствуешься одними эмоциями, так делают несозревшие мальчишки, подростки. Тебе следует научиться быть мужчиной, Женечка. А то тебя сейчас не отличишь от истеричной целки-невредимки.
– Да? – Он приблизился к ней и под раскат грома сжал руку, которой она когда-то ударяла его под дых. – А тебя легко спутать с эгоисткой, которой насрать на всё человечество. Если мне следует научиться быть мужчиной, то тебе – быть женщиной. Женщиной, а не мамочкой, которая всему пытается научить!
Катя вырвала свою руку и с криком ударила Женю по лицу. Пощёчина получилась настолько мощной, что хлопок перекрыл шум стучащих о капот дождевых капель. Женя резко отпрянул от Кати, ударился спиной об дверцу и посмотрел… посмотрел так, будто увидел перед собой предателя, сдавшего врагам свою страну. Катя отвернулась (ещё несколько секунд под этим взглядом, и она точно бы озверела), сжала обод руля и начала сопровождать глазами тучи, несущиеся над землёй с сумасшедшей скоростью. Она тяжело дышала. Холодный воздух становился горячим в её лёгких, а выходил и вовсе невидимым пламенем, способным расплавить металл.
Если мне следует научиться быть мужчиной, то тебе – быть женщиной. Женщиной, а не мамочкой, которая всему пытается научить!
Вот же паскуда.
Катя чуть вскинула подбородок и, продолжая смотреть на тучи, произнесла:
– Вон из машины.
Её так и подмывало взглянуть на Женю, но она сдержалась, на лице не дрогнула ни одна мышца. В салоне автомобиля повисла тягучая тишина, разбавляемая лишь холодным ветром. И хоть Катя старалась не выдавать дрожь в собственном голосе, хоть она и старалась оставаться невозмутимой, после сказанных ей самой слов сердце наполнилось колющей болью. А после слов Жени и вовсе… чёрт, как он вообще мог такое сказать?
– Я повторяю последний раз: вон из машины. Раз ты так хочешь вернуть Рэнджа – скатертью дорога. На этом наши с тобой пути разойдутся.
Она, конечно, не собиралась его отпускать. Она не могла бросить его одного, на этой проклятой дороге, под ливнем, в окружении бьющих в землю молний, а сама уехать прочь. Куда? В пустой мир, где теперь никогда не закажешь понравившиеся красные туфельки, попытавшись расплатиться карточкой мужа? Вернуться одной в мир, где ночами тебя будет преследовать призрак умершего сына? Выбраться из Чистилища и начать новую жизнь, лишённую всякого, даже самого банального смысла? Да и Женя… Катя отказывалась себе в этом признаваться, но тем не менее факт оставался фактом: она просто-напросто не хотела его отпускать.
Поэтому она сказала:
– Вытаскивай свою задницу наружу. – Воздух всё ещё с трудом втягивался в лёгкие. Спустя несколько секунд молчания Катя нашла в себе силы взглянуть Жене в глаза, и с каждым словом в её голосе становилось всё больше злобы. – Выйди вон отсюда и найди себе ту, которая не будет пытаться всему тебя научить. Найди себе не мамочку, а женщину, как и хочешь. Я не собираюсь возиться с мальчишкой. Давай, проваливай отсюда.
После крайнего слова Катя стиснула зубы, чтобы не сказать лишнего. Всё внутри разрывалось от боли; тот огонь, что пылал под истекающим кровью бедром, не шёл ни в какое сравнение с тем пожаром, что бушевал в груди. Адреналин вскипал в организме, но Кате хватало холода в рассудке, чтобы кое-что понять: если Женя после её слов действительно выйдет из машины, в их отношения появится огромная трещина. И это следовало выяснить прямо сейчас, когда он так рвался к Рэнджу, что аж был готов пожертвовать всем, даже любимым человеком.
Неужели пёс и вправду так много для него значит?
– Катя, я…
– Убирайся вон! – Она с силой ударила по рулю, и автомобильный гудок прогремел под тучами подобно скулежу раненой волчицы. – Тебя же Рэндж приведёт ко мне, сам так сказал! Ну иди! Не заставляй меня ждать! Тут, если ты не заметил, сидят две умирающих женщины, которым не насрать на свою жизнь. Так что прошу вас, Мистер Вселенная, нахер покинуть это помещение. Дверь с правой стороны.
Но Женя не сдвинулся с места. Катя слышала – ощущала, – как он тяжело дышит, и вновь испытала одновременно два совершенно разных чувства: любовь и ненависть. Наверное, у здорового человека так не бывает, здоровый человек не может любить и ненавидеть сразу, но кто, чёрт возьми, сказал, что она здорова? Только ненормальный назовёт её нормальной.
В чёрном внедорожнике, под проливным дождём на совершенно пустом шоссе, окружённом одними зелёными полями, на передних сидениях тяжело дышали парень и девушка, мужчина и женщина, сердце каждого из которых больно било по рёбрам. Что карие, что серые глаза смотрели на далёкий горизонт, пока их владельцы молчали и не осмеливались посмотреть друг на друга ещё один раз. Женские руки, лежащие на руле, то сжимали, то разжимали его, одна из мужских рук нерешительно нащупала ручку дверцы и взялась за неё. Два влюблённых, два сумасшедших, потерявшихся в мире человека. Безумие разделилось на двоих и заразило каждого по-своему.
Яркая молния вспорола небо, и мир сотрясся от очередного грома.
* * *
Влада долго, слишком долго смотрела на весь этот цирк.
Сначала боль в ноге была терпимой, и расчёт шёл на то, что, скорее всего, Влада потеряет сознание на заднем сидении, но организм как назло не желал покидать мир – хоть бы на время, чтобы не слышать этих двоих! Но чем дольше Катя с Женей выясняли меж друг другом отношения, тем ярче становилась боль и тем сильнее хотелось убраться отсюда как можно дальше. За прошедший день Влада испытала огромный спектр эмоций: от сожаления, что осталась в живых, до жажды этой самой жизни. Но именно сейчас она больше всего пожалела о том, что её спасли двое чокнутых безумцев, которые, судя по всему, друг друга терпеть не могут. Их глаза застилала такая толстая пелена, что они даже не видели очевидного – внедорожник не отъехал от Чистилища и на два километра, а уже встал. Один огромный автомобиль на абсолютно пустой дороге – идеальная мишень для желающих пострелять. И эта мысль, это чувство вывешенного в тире мышонка разгрызало Владу изнутри. Слишком открытая местность…а эти двое ничего не замечают! Ругаются так, будто женаты двадцать лет и собираются прожить друг с другом столько же исключительно потому, что не видят других путей.
Да, она попыталась утихомирить их, но в ответ услышала общее «ЗАТКНИСЬ!» Общее «ЗАТКНИСЬ!» от двух сумасшедших. И что ей оставалось делать? Наплевать на них, выйти из машины и брести по шоссе одной, с раненой ногой? Или попытаться самой сесть за руль, а остальных связать и кинуть в багажник – мол, пусть разбираются там, кто должен учиться быть мужчиной, а кто – женщиной? Поэтому Влада и замолчала, зная, что других вариантов нет. Секунда проходила за секундой, минута догоняла минуту, шум падающих на машину капель то ослабевал, то вновь усиливался, а вот боль никуда не исчезала. И именно нарастающая боль заставила Владу собраться с силами и решить, наконец, взять ситуацию под свой контроль. Плевать, что скажут эти двое! Она не собирается умирать из-за их тараканов в голове, а если и умрёт, то лично встретит их в аду!
Катя будто услышала её мысли и…прониклась что ли? А может, ей просто надоела эта болтовня, поэтому она и сказала, нет – приказала Жене убираться вон.
Замер он, замерла и Влада.
Убирайся, пожалуйста. Вам двоим просто противопоказано быть вместе! Вы не только себя сгубите, но и меня, и всех остальных, кому не повезёт оказаться рядом с вами.
Влада сидела за Женей и смотрела прямо ему в шею, невольно вспомнив, как точно так же, чуть больше месяца назад, сидела на заднем сидении такси, которое везло их с Ромой к нему домой. В ту ночь в машине тоже находились трое, и Влада также была среди них. Только она и выжила – благодаря силе воли, умещённой в хрупком женском теле. Авария забрала жизнь Ромы, жизнь водителя, но не её. Почему-то её смерть решила не трогать…точно так же, как светлячки решили не трогать конкретных жителей Петербурга. Светлячки… Влада ни разу о них не вспоминала в стенах Чистилища, хотя сама, собственными глазами видела одного из них на заправке, к которой добралась после аварии. И Джонни про них рассказывал. Господи, Джонни… Он тоже затерялся где-то в недрах памяти и только сейчас всплыл наружу. Сколько они пробыли вместе? День? Два? А что случилось потом? Как быстро голубые глаза Джонни успели превратится в светло-зелёные глаза Алёны?
Женя взялся за ручку, но ещё не решился открыть дверцу. Влада слышала, как тяжело дышит он, как тяжело дышит Катя, как тяжело дышит она сама. Почему-то именно сейчас, в моменты, когда из её тела мерно вытекала кровь, память начала выкидывать наружу всё: важное и неважное, – подсвечивая каждый образ ярким светом.
Вместо того, чтобы думать о Жене, который ещё несколько секунд назад должен был выйти из машины, Влада вспомнила Джонни, его рассказ и заправку.
Чёртову ячейку под номером 19.
Она умирала; воспоминания о тёмном коридоре до сих пор не утратили своей яркости. В ту ночь Влада потеряла очень, очень много крови – по ощущениям, больше, чем может уместиться в человеке. Она совершила подвиг, который видела лишь смерть, всё время пытающаяся схватить её покрепче. Горящая машина, пустое шоссе, отражение лунного света от поверхности асфальта, затем – пустая (не считая трупов) автозаправка, магазин с жужжащими лампами и шкафчик с ячейками, одна из которых никак не хотела открываться. Влада сражалась – сражалась до последнего! – но всё равно проиграла и…сдалась, да, сдалась. Это правда. Она помнила, как сползла на пол и медленно закрыла глаза, прощаясь с миром в безмолвном молчании. И наверняка бы погибла, если б не Джонни.
Он нашёл её.
И спас.
Каким бы сильным ни был человек, один он вряд ли выстоит под гнётом судьбы. Джонни – этот здоровенный мужчина с невероятно притягательной улыбкой – вытащил Владу из лап смерти и исчез. Она даже не задумывалась, попал ли он в Чистилище или нет. Он просто появился в её жизни, выполнил свою функцию (спас жизнь) и пропал неведомо куда. Мама Влады всегда верила в судьбу и привила подобную веру дочке – мол, всё, что происходит, уже предопределенно, а мы своими глупыми поступками лишь направляем жизнь по одному из заготовленных сценариев.
Выходит, всё и вправду было предопределенно.
– Если ты сейчас же не выйдешь, я лично выпну тебя из машины. За твои слова.
Влада взглянула на Катю, на Женю, увидела, как напряглась его рука, чтобы открыть дверцу, и именно в это мгновение поняла, что вот он, шанс изменить ход событий, один из ключевых. Она с силой вцепилась в Женю – слишком сильно для умирающей девушки, – прижала его к сидению, наблюдая, как стекают капли по его шее. Поднесла губы прямо к уху и затараторила:
– Никуда не уходи, оставайся здесь, не слушай её, не слушай себя. Мы сейчас… – Она столкнулась со взглядом Кати (она смотрит на меня так, будто я его раздеваю) и тут же отпрянула от переднего сидения, но продолжала держать руки на плечах Жени. На всякий случай. Она, конечно, не удержит его, если он всё-таки решит уйти, но женские руки, лежащие на мужских плечах, всегда обладали магическим свойством успокаивать.
Женские ладони на мужских плечах…
Молния осветила их, и пальцы чуть дрогнули при следующем громе.
– Не вылезай из машины, – проговорила Влада. – Ты не должен этого делать.
Теперь Катя полностью развернулась на водительском сидении и, держа левую руку на руле, взглянула в глаза маленькой хрупкой девочке, у которой вдруг прорезался голос.
– С какой стати ты стала командиршей, а? Ты сидишь за рулём или я? Или это ты вывезла нас и не обосралась, когда поехал внедорожник, да, Жень? Ты ведь тоже у нас великий герой! Каждый из вас знает что делать, но вот делаю всё я! А вы только…
– ХВАТИТ! – Влада перекрыла криком свою боль, шум дождя и даже гром – уже более тихий, потихоньку покидающий небо над выжившей тройкой. – Послушайте меня оба очень внимательно, потому что это намного важнее выяснения ваших отношений.
Она убрала руки с плеч Жени, кое-как перебралась на середину заднего сидения – так, чтобы полностью видеть лобовое стекло – и начала говорить, время от времени переводя взгляд от серых глаз к карим и обратно.
– Моя мама была очень религиозной женщиной, хоть мы с папой и не разделяли её веру и остальные причуды.
– Мне плевать, кем была твоя мама, – рука Кати то сжимала, то разжимала обод руля. – Нашла время исповедаться. Для этого есть церкви, дорогуша, а не…
Женя накрыл ладонью половину её лица и развернул к себе. От этого жеста слова Кати застряли в горле, так и не сорвавшись с губ, а сама она удивлённо посмотрела сначала на мужскую руку, потом на её владельца.
– Послушай её. Пожалуйста. Может, она хочет сказать что-то важное.
Под серыми глазами чуть дрогнули губы, больше похожие на мешки с кровью, чем на то, что захочется поцеловать. Но они лишь дрогнули, ни одного слова, ни одного возражения с них не сорвалось. И хоть Влада не питала симпатии к этим двоим, всё же от увиденного в её сердце что-то ёкнуло. То, как от одного касания одного мужчины она вдруг замолчала… то, как резко она преобразилась… как воздух замер в её лёгких от соприкосновения ладони Жени с лицом…
Они и вправду любят друг друга. Как-то странно, но любят.
Катя коротко кивнула, аккуратно, даже нехотя убрала с лица тёплую ладонь и вновь повернулась к Владе. В этот раз в её голосе не было злобы.
– Хорошо. Рассказывай нам, что хочешь рассказать.
И Влада начала:
– Моя мама всегда говорила, что у нашей жизни есть несколько сценариев, написанных Господом для каждого. Один сценарий влияет на другой, тот – на третий, и вместе они образуют одну огромное «дерево», где все частички зависят друг от друга. Вы понимаете, о чём я? – Катя и Женя покачали головами. Ветер встрепал их волосы, ударил Владу по лицу. – Ладно, сейчас попробую объяснить получше. По теории моей мамы, всё в жизни не случайно, но мы можем на это повлиять в ключевые моменты.
– Я не поняла. То есть, наша жизнь и предопределенна, и одновременно нет?
– Типа того. Как сказал бы мой папа: «Твоя мама имеет в виду, что Бог устраивает какую-нибудь хрень, потом отходит, смотрит, что с этим будут делать люди, а потом из полученного опять вытворяет какую-нибудь хрень». – Влада тихо засмеялась, поднесла к лицу руки и, успокоившись, продолжила? – Я это всё к чему: я думаю, что мы втроём встретились неслучайно. У меня только сейчас проскочила такая мысль. Ну сами подумайте: велик ли был шанс того, что ты, Женя, пройдёшь мимо меня именно тогда, когда мне будет нужна помощь? Что ты встретишься с Катей в тот же самый момент? Что все события приведут нас сюда, живыми и почти здоровыми.
– Бред, – сказал Женя. – Это всё из-за наших общих усилий. Если так подумать, то тогда вообще…
Катя накрыла половину его лица своей ладонью, и от этого касания Женя замолчал. Тёплая улыбка уродливыми губами и спокойный голос:
– Послушай её. Пожалуйста. Может, она хочет сказать что-то важное.
И снова у Влады ёкнуло сердце. Женя послушал Катю (как они смотрят друг на друга…) и замолчал. Его карие глаза вновь обратились к тёмно-зелёным.
– Помните светлячков? Ну, ту ночь, когда они заполнили собой всё небо? Вы с ними вообще сталкивались? – Катя вспомнила, как очнулась в больнице в тот день, когда умер Миша, как увидела в окне сияющего жёлтым сиянием светлячка, как резко в ней воспылала ненависть – такая сильная, что заставила её кричать на маленького светлячка.
Она коротко кивнула, говоря Владе, что да, сталкивалась с одной из этих тварей.
– Озеро… – прошептал Женя. – Я видел на озере того же светлячка, который наблюдал за мной после того, как меня избили. В узком переулке. В таких местах светлячков не может быть.
– Ребят, – заговорила Катя, – я понимаю, мы подбираемся к чему-то важному, но давайте ускоримся. У меня в ноге пуля, вам тоже, вроде как, нужна помощь. Что ты хочешь сказать насчёт светлячков, Влада? Что мы все с ними сталкивались?
– И не только мы. Все жители Петербурга с ними столкнулись.
– Но только для многих это закончилось смертью, – подытожил за Владу Женя. – Кажется, я понимаю, к чему она клонит.
– Женя, ты сказал, что тебя избили, тогда ты и увидел светлячка. Я увидела одного из них сразу после аварии, в которую попала. Мы оба встретились в ними в тот момент, когда наши жизни висели на волоске от смерти. Катя? Когда ты встретилась со светлячками?
Она вспомнила тот ужасный день, в который потеряла самого близкого человека на свете – Мишу. Вспомнила до ужаса белые коридоры больницы, тянущуюся за ней капельницу и…боль. Господи, такую боль не должна испытывать ни одна мать. Катя не помнила, как вышла из больницы, кому успела за это время оторвать ухо или сломать нос, не помнила, как почти добралась до дома, но зато в её памяти хорошо запечатлелась аптека. Она пришла туда, чтобы купить огромную кучу препаратов, в большом количестве способных отправить её к сыну. И лезвия… на её левом запястье до сих пор был виден шрам. Еле заметная светлая полосочка. И светлячок пришёл именно в ту ночь. Наблюдал за тем, как она рыдала в подушку, орала на врачей, пыталась перегрызть себе вены и выкрикивала имя сына, которого больше никогда не встретит со школы и никогда не поцелует в тёпленький лоб, говоря: «Я горжусь тобой, милый».
– Я встретила светлячка, когда хотела покончить с собой.
Влада коротко кивнула, будто ждала такого ответа.
– Мы все увидели их, когда должны были умереть. А большинство людей увидели их за секунды до смерти. Понимаете? Светлячки убивали выборочно, они высматривали тех, кого не будут трогать. И сейчас эти люди, которые остались в живых, находятся в Чистилище. Мы здесь, может, единственные в городе. Светлячки или тот, кто их послал, чем то руководствовались, это был осознанный выбор. Каждый выживший выжил не случайно. И даже тогда, когда мы должны были умереть не из-за светлячков, а из-за чего-то другого, кто-то приходил на помощь. Причём в самый нужный момент.
