Дана Райт
Мой ураган
Джессика сидит за барной стойкой, сложив ручки на столешницу. С двумя объемными култышками, зацепленными заколками с белыми бусинками, в белой блузке с коротким рукавом, с прицепленной на кармашке брошкой в виде бабочки и темно-розовой юбочке в клетку. Настоящий маленький ангелочек.
– Доброе утро, – улыбаюсь девочке.
– Asseyez-vous, oncle Oleg nous prépare une omelette.2, – продолжает ребенок французить.
Я поняла только что-то про омлет и Олега. Вероятно, Джес говорит, что он готовит омлет, потому что Олег действительно стоит у плиты и готовит омлет. И это выглядит до улыбки мило. Такой большой парень, шурудит у плиты, переворачивая взбитое яйцо лопаткой, посыпает свое варево солью и мелко нарезанной зеленью.
Предложение – пусть у каждой маленькой девочки будет вот такой вот заботливый дядя. Ничего личного – но мир станет чуточку лучше.
– Доброе утро, Сонь, садись, щас позавтракаем, и поедем. Ты готова? – подает голос Олег, перекладывая завтрак в тарелки.
Готова ли я? А что, по мне не видно? Или это моя растянутая спальная майка говорит о моей готовности? Или, может, нечесаные волосы, завороченные резинкой на макушке?
Сажусь на стойку напротив Джессики, которая внимательно, сузив потрясающие зеленые глазки, разглядывает меня. Так внимательно, словно недовольна моим присутствием на завтраке.
Неловко. Очень-очень неловко. Во-первых, девочка действительно буровит меня взглядом, да еще и перед Олегом стыдно за вчерашний пьяный порыв соблазнить его. А еще обидно за то, что повелась, как дурочка, на его развод. Поправляю свободные домашние красные шорты и такую же черную майку на тонких бретелях.
– Nous voulions prendre le petit déjeuner dans mon café préféré "Chocolate patate", qui sert une merveilleuse bouillie de semoule avec des pépites de chocolat. Mais oncle Oleg a dit qu'on n'aurait pas le temps de le faire, parce qu'on devrait t'attendre. On doit t'emmener à l'institut. Et je ne t'aime pas pour ça, Sonia.3, – детское лицо не отпускает меня.
Ребенок смотрит сосредоточенно, даже угрожающе. Ну, или пакостливо. Но выглядит это так мило, словно она говорит мне что-то очень приятное. Может, рассказывает о чем-нибудь важном для нее. Голосок у нее тоненький, как у Настеньки из «Морозко». Улыбаюсь. Я поняла слова «мы ждем тебя, завести, институт». Похоже, Олег собрался довести меня до универа, что очень круто, потому что его серебристый Ягуар не снился мне в самым смелых мечтах. Здорово покататься на такой тачке, и еще лучше наблюдать за тем, с каким наслаждением и уверенностью он ведет ее.
– Ты классно выглядишь, Джессика. Это твоя школьная форма?
– Oui4, – отвечает девочка и еще сильнее сужает глазки.
– А кто заплел тебе такие крутые култышки?
Почему ребенок говорит на французском? Я точно слышала на свадьбе Ани, что она знает русский. Я слышала, как она говорила на русском. Я уверена, что она говорит на русском. В конце концов, она в России живет!
– Oncle Oleg. Pendant qu'on attendait ton réveil qui m'empêchait de manger ma bouillie préférée. Tu vas payer pour ça.5, – о, девочка улыбнулась, хорошо, а то мне уж показалось, она как те куклы, которые в фильмах всех убивают, такой милой и в тоже время злобной она казалась.
Похоже, ее заплел Олег. Это круто, правда. Не многие из мужчин справились бы с таким заданием. Мой то папа, конечно, справился бы. Она заслужил прозвище «отец герой», когда возил нас с сестрой в санаторий в Сочи. Мне тогда было шесть, и волосы у меня доросли до самого копчика. Мама хотела остричь их, но папа настоял, что справится. И таки справился. Заплетал косы, кривинькие и хлипинькие, однако, волосы мои были спасены. Суть – растишь двух дочерей – учись управляться с их девичьими нуждами.
– Джес, прекрати, – осекает Олег, ставит на стол три тарелки и достает вилки из шкафчика. – Соня наша гостья, она будет жить тут все лето. Мы должны быть приветливы, да?
Да что тут происходит? Почему Олег ругает ее?
– Oui, oncle Oleg. Je reviens, je dois me laver les mains.6.
О, я поняла фразу «помою руки», которую знаю на четырех языках, считая китайский и не считая родной русский.
Малышка выходит из кухни спиной, буровя меня взглядом. Она даже показала рогаткой пальцев на свои глаза, медленно переведя ей на мои, говоря, что следит за мной. Похоже, я ей не понравилась. Да что я сделала?
– Почему она говорит на французском?
– Джес говорит на французском, когда недовольна.
Олег устраивается за барной стойкой напротив меня, приступая к завтраку. Ну и я тоже подцепляю вилкой кусочек смятого яйца.
– Она знает французский? – удивляюсь я, приступая к завтраку.
– Ее воспитывает Романов, у нее нет другого выбора, только как стать гением, – смеется Олег, осматривает стол, и не найдя на нем искомого, поднимается, чтобы достать из холодильника апельсиновый сок, один стакан разбавляет теплой водой и ставит его напротив тарелки Джессики.
Он заботится о малышке, словно она его дочь, а не ребенок друзей, за которым он присматривает. Это так мило, что мне хочется обнять его. Да! Даешь такого дядьку каждому малышу!
А очередное упоминание Романова в контексте его диктаторского режима заставляет задуматься. Наверное, его, действительно, лучше опасаться. Если отбросить наше с ним знакомство и углубиться в сознание, он представляется мне высоченным амбалом с руками-кувалдами, улыбкой деспота и, возможно, даже плетью, зажатой в кулаке.
– Мы завезем тебя в универ. Но выехать надо через двадцать пять минут, – Олег смотрит на светящийся циферблат холодильника, перекрутившись на высоком табурете. – Успеешь?
– Спасибо, – сую в рот очередной кусок омлета, – за завтрак и за то, что довезешь. И еще, прости за вчерашнее.
– Не понимаю, о чем ты, – подмигивает блондин, развевая мое чувство стыда.
Мне тоже хочется улыбнуться ему.
Джес возвращается на кухню молча и так же молча приступает к завтраку. Посреди стойки стоит тарелка с хрустящими тостами, но когда ее маленькая ладошка тянется к ней, Олег бережно отводит ее обратно к тарелке, берет один кусок, отламывает половину и протягивает малышке.
– Спасибо, – теперь девочка улыбается без злобного подтекста, открыто и широко, с наслаждением откусывает от хлеба маленький кусочек и долго, со вкусом, пережевывает его.
Олег отламывает половину куска хлеба мне и себе, а остальное убирает в хлебницу. Равенство – раз девчонке нельзя много мучного, значит, и нам тоже. Хорошо, принимаем к сведению. А пока его нет за столом, Джес посылает мне еще один быстрый, озлобленный взгляд.
Они странные. Ей Богу. Очень. Странные. Люди.
После завтрака малышка кивает своему дяде сладкое «Спасибо», складывает тарелки в посудомойку, и удаляется в свою комнату, идеально сохраняя осанку. Олег напоминает мне про время, уходя к себе. А я бегу в гладильную, где мои клетчатые, надеюсь, успевшие высохнуть брюки, дожидаются меня. Но то, что я там вижу, заставляет меня заорать так, что даже стекла третьего этажа задаются в тряске.
– Джессика! – вылетаю из гладильной в поисках маленькой ведьмы.
Она порезала все мои шмотки, которые мирно, не причиняя никому вреда, сушились в этой комнате. Она, пока якобы мыла руки, стянула их с труб, пересекающих стену, одному Богу известно, как ей удалось забраться до самой верхней, отрезала рукава от всех моих свитеров, блуз и водолазок. Отрезала лямки от всех моих маек и лифчиков! Штанины брюк и джинс одиноко валяются на полу, лишенные верха! И я уж молчу о том, что черных трусиков у меня теперь тоже нет!
– Что случилось?
Олег прибегает к гладильной, на ходу застегивая пуговицы белоснежной рубашки, в спадающих светло серых брюках, в которые еще не успел заправить верх.
– Она все испортила! – ору я. – Видишь? – залетаю обратно в комнату, куда Олег идет за мной. – Она мне все изрезала! У меня вообще черных вещей не осталось! Маленькая гадина! И как только успела? Что я ей сделала? Кто ее научил этому? В чем мне теперь на учебу идти?
Я готова расплакаться. Большая половина моего гардероба уничтожена. Теперь я понимаю, почему девчонка смотрела на меня так угрожающе. Но не могу понять, что я сделала ей такого, за что она решила так варварски наказать меня.
Если бы я в детстве позволила себе такую пакость, мать отлупила бы меня ремнем.
– Джес! – кричит Олег. – Немедленно иди сюда!
Маленькое чудовище подходит с милой, ангельской улыбкой, клятвенной преданностью и безупречной благодетелью в глазах, словно только что трижды читала «Отче Наш» перед Иконостасом.
– Твоих рук дело?
– Non, oncle Oleg. Je ne comprends pas ce qui s'est passé.7, – нежным голоском, все так же мило улыбаясь, врет девочка.
Я поняла лишь слова «нет» и «не понимаю», но точно знаю, что маленький дьяволенок лжет.
– Tu t'excuseras immédiatement auprès de Sonia et tu ne feras plus jamais ça.8, – Олег тоже говорит по-французски?
О Боже! Я не могу находиться рядом с этим мужчиной, рот которого способен вызвать оргазм, только выпустив пару слов на самом сексуальном языке мира.
Интересно, его тоже этот Романов заставил выучить? Не удивительно, у дьявола и дети дьяволята.
– Mais je n'ai rien fait!9– настаивает Джес, явно пытаясь заставить Олега поверить в ту ложь, которую она плетет, я уже перестала понимать, о чем они говорят.
Самойлов встает на колени, чтобы их с девочкой головы оказались на одном уровне.
– Ты очень разочаровала меня, малышка, – Олег переходит на нормальный язык. – И не вздумай снова врать, что ты не имеешь к этому, – он останавливает позыв Джессики оправдаться движением руки, и ей же указывает на устроенный ею бедлам, – отношения. Ты сейчас же попросишь прощения у Сони, а за свой поступок будешь наказана и не получишь ни пирожного, ни прогулки по парку.
Олег спокоен. Его голос ровный, не сердитый, даже немного ласковый, в то время как мне хочется орать на девочку, уже повинно опустившую голову. Малышка поднимает голову на меня, стирает улыбочку с лица и грустно произносит:
– Прости меня, Соня. Я не должна была так поступать, это дурно. Я не стану больше делать так.
– Но, – опускаюсь на колени к ребенку, как это сделал ее дядя, – Джессика, почему ты это сделала?
– A cause de vous, je n'ai pas mangé le porridge!10
Что-то про кашу! Да что за каша такая? Какую кашу я заварила?
Олег, с громким хохотом садится на пол, удерживая голову руками.
– Джес, повтори на русском для Сони, – просит он.
– Из-за тебя мы не поехали в кафе, где я ем манку с шоколадными крошками! – кричит ребенок. – Они выкладывают ими «Доброе утро Джес»! Ты слишком долго спала! Мне и так не дают хлеб! Не дают пироги! Я ем блины только раз в неделю, а теперь я еще и без каши осталась!
– Господи! – шепчу я. – Джес, я осталась без штанов из-за каши? Из-за того, что ты не поела сегодня кашу с шоколадом? Ты издеваешься?
Я сейчас заплачу. Вот, слезы подкатываются к горлу, я не могу их сдержать.
– Джес, иди, собирайся. Наказание остается в силе.
Какого хрена он так спокоен? Даже радостный какой-то. Я, блин, без гардероба осталась из-за гребанной каши! Да кто так делает? Это не люди, это какие-то сволочи! И растят такую же маленькую… ладно, про детей нельзя говорить плохо. Она просто слишком избалована, раз может позволить себе такие вот выходки.
– Но я хотела сегодня покататься на колесе обозрения! – возмущается дьяволенок, топая маленькой ножкой.
– Никакого парка, Джес, ты наказана
Олег все еще посмеивается, не взирая на то, что девочка вылетает из комнаты, громко хлопая дверью.
– Я окуплю все, что она испортила, – парень поднимается с пола, даже не собираясь стирать улыбку с лица, как будто выходка племянницы ему пришлась по душе. – До скольки ты учишься? Я проведу тебя по торговому центру и ты купишь все, что пожелаешь.
– А в чем мне сейчас идти? У меня остальное все грязное! – ору я.
– Пошли.
Иду за Олегом, который на ходу заправляет рубашку в светлые брюки, идеально прилегающие к его заднице, и поправляет запонки. Он носит запонки! Я считала это пережитком эпохи сериалов про богатых и знаменитых. Вживую выглядит сексуально.
Заходим в комнату Романовых, где он открывает дверцу шкафа.
– Тина оставляет здесь кое-какие шмотки. По-моему, у вас один размер, во всяком случае, не сильно отличается. Так что надень пока что-нибудь из ее вещей. У тебя десять минут, – он бьет пальцем по циферблату наручных часов, подгоняя меня. – Мы ждем тебя у выхода.
– Ты считаешь нормальным то, что она сделала?
Я не могу так легко отнестись к произошедшему, как Олег. И меня бесит тот факт, что он ведет себя так, словно ничего не произошло. Ничего не произошло вчера вечером, ничего не произошло утром. Вообще. Ничего. Не произошло.
Все хорошо. Просто Соню оставили без одежды…а в остальном – все прекрасно!
– Я поговорю с ней, больше она не доставит неприятностей. Просто у малышки сейчас тяжелый период.
– Она живет в трехэтажной квартире! – бешусь я. – Какие у нее могут быть неприятности?
– Она набрала вес, и в балетной школе ей назначили диету. Мы даем ей не больше двух вкусняшек в день, и Джес страдает, – смеется Самойлов.
Ах, ну если так, то конечно – можно срываться на людях.
Полагаю, мне стоит начать спать в чепчике. Вдруг маленькая леди недоест пару конфет и решит отрезать мне волосы? Исходя из такой логики, спать я должна вообще в спальном мешке.
А можно и мне так? Не дали шоколадку – подпалила чью-нибудь кровать. Не получила бургер – отпинала прохожего. Ну, а уж если меня лишат мороженого, можно и ногу кому-нибудь отрезать.
Отвратительный ребенок!
***
– Олег Дмитриевич, Юрий Ильич передал меня в ваше распоряжение на время своего отпуска, и я хотела бы сразу прояснить ситуацию! Давайте попробуем обойтись без ваших подкатов! Я не собираюсь…
Не понял! В моем кабинете появляется возмущенная помощница Романова, нагло опирается ладонями о мой стол, и голос ее звучит слишком громко для секретарши. Сто процентов – при Юране она себе такого не позволяет. Надо бы осечь ее, четко и резко, чтобы рот широко не раскрывала. А то все тут в компании считают меня солнечным мальчиком по сравнению с грозным боссом Ильичем.
– А ты не слишком много себе позволяешь? – прерываю ее феминистический монолог, потому что не собираюсь слушать эту бредятину. Откидываюсь в кресле, вальяжно опираясь на мягкую спинку своего супер кресла, вытягивая ноги, чтобы выглядеть так, словно вовсе не охренел с утра от количества бумаг на рабочем столе. – С каких это пор приглашение на обед стало вдруг подкатом?
Наслаждаюсь тем, как тупится взгляд Лизаветы, а ее тонкие короткие пальчики с бесцветным лаком на ногтях постукивают по столешнице, словно ища выход из неловкой ситуации.
– И раз уж тебя передали в мое распоряжение, – понижаю голос – никаких поблажек! – сосредоточиваю взгляд на бледнеющем лице помощницы, – давай сразу уясним, ты не заходишь ко мне без стука, ты не повышаешь голос, ты не делишься со мной своим мнением по поводу того, что ты собираешься делать, а чего нет. Ты только четко и в срок выполняешь мои указания и делаешь свою работу. Принято? – касаюсь пальцем виска, испепеляя взглядом симпатичную мордашку Лизы, с которой мне так и не удалось стянуть ни одну из этих ее, облегающих упругую попку, офисных юбок приглушенных цветов, к которым порой так и тянется рука.
– Принято.
– Можешь идти, – резко, отводя взгляд к экрану еще не включенного компа, говорю я, стараясь не смотреть вслед удаляющейся девушке. – И, Лиза, – еще одним ударом останавливаю ее у дверей, все так же пялясь в экран, – мы не переходили с тобой к близкому знакомству, чтобы ты могла вот так разговаривать со мной. Я не обращу внимания на твой гонор сейчас, но впредь попрошу следить за своим поведением.
Девушка замирает в дверях на полминуты, решаясь на что-то, и выпархивает из кабинета, так, видимо, и не решившись.
Улыбаюсь. Прекрасное начало дня – легкая взбучка так и не давшей мне личной помощницы Юрана, которые возбуждают иногда даже больше, чем ее юбки. Вкусный кофе с нежным ореховым привкусом, удобное кресло, отсутствие деловых встреч на весь день и… вид Сони, спускающейся по лестнице моего пентхауса в потрясном ярко-синем топе с длинным рукавом, открытым декольте и оголяющем все до самого пупка, который моя гостья нашла в шкафу Тины. И ее обтягивающая юбка такого же яркого цвета, с разрезами по бокам на всю длину, не прикрывающая лодыжки. Стиль Орловской – сплошной секс. И он до безумия подходит оставшейся без половины гардероба Сонечке. Я даже немного рад решению Джессики оставить Соколову без шмоток. Иначе как бы я еще разглядел идеально круглую задницу блондинки? Бедная Сонечка, вряд ли она этого ожидала, когда Леха сообщил ей о переезде ко мне. Смеюсь, вспомнив воинственную мордашку крестницы, и старающуюся сдержать слезы и гнев Соню. Но, черт, как же подошел ей костюм Тины. Как влитой сел. Даже лучше, с ним ее, отдающие синевой глаза, стали похожи на два яркий цветка васильков. Хороша девчонка. А еще эта ее пушистая светлая копна на голове…
Мечтательно мычу, допивая утренний кофе. Фоткаю себя на фоне заваленного бумагами стола, чтобы Романов не подумал, будто я собираюсь сплавить всю работу его помощнице, что, кстати, неплохая идея. Включаю, наконец, комп, открываю статистику нефтедобычи, пытаясь сосредоточиться, и… наша группа в соцсети оживает. Леха пытается засунуть ложку каши в закрытый намертво рот Павлика, а может Вовчика, я пока не различаю их, в то время как Анюта вытирает лицо от выплюнутой каши второго близнеца. Эту бы фотку да в рамку. Мишель дрыхнет, вместив в подмышку сына. Бедный пацан. Похоже, их сфоткала Рита, потому что следом прилетает ее симпатичное загорелое личико, с намотанной на волосы красной косынкой, в которой она похожа на девушек с советских плакатов. Саня скидывает фотку себя, согнутого под партой, сопровождая ее просьбой «Прекратите отвлекать меня от учебы! Удалите меня из этой долбанутой группы!», над чем я не могу не посмеяться. За этим парнем следят много глаз. А вот фотки от Романовых не прилетает, полагаю, они еще дрыхнут. Фотка Сони появляется только после предупредительного «Соня, фотку, немедленно, или я звоню другу из части. У него всего восемь пальцев, зато две контузии, он тебя быстро найдет» – ну как тут не заржать? – смех пропадает от фигуристого силуэта в супер-секси костюмчике, запечатленном в зеркале институтского коридора. Надеюсь, девчонки удастся не сломать чудные стройные ножки на шпильках высотой с это офисное здание, на которых Орловская летает так, будто удобнее этой обуви мир не придумал.
Да, хороша сестричка Машуни. Но, как бы там ни было – трогать ее нельзя.
Углубляюсь в отчеты.
Мне всегда нравились цифры. Длинные строки цифр, спускающиеся в колонки. Подсчет, прогнозы, аналитика – все это мое. Цифры упорядочивают, дисциплинируют, заставляют шевелиться каждую извилину в моей голове. Подсчет нефтедобычи, переработки, издержек – для меня не работа – я получаю от этого удовольствие. Тем более, когда цифры в колонке последних уменьшаются, а прибыль растет. Романов все-таки гений. Всего за несколько лет он изучил от и до всю работу нефтегиганта, созданного нашими отцами, и теперь компания, словно огромный лайнер ровно и уверенно скользит по бизнес-океану, гордо развевая свои флаги против любого ветра. Я же серьезно стал заниматься бизнесом года три назад, до этого мне было недосуг тратить время на работу. Не лежало как-то к этому. Зато теперь каждое утро прихожу в офис с удовольствием. Сделал кабинет максимально удобным для себя. У меня тут даже бритва имеется. Так, на всякий случай.
– Олег Дмитриевич, – стук в дверь, – Олег Дмитриевич, – еще один, – Олег Дмитриевич, – и третий, – можно?
Лицо Лизаветы, скинувшее бледность от моей утренней взбучки, протискивается в щель приоткрытой двери, и я снова делаю суровое лицо, в ответ на ее легкую улыбочку. Вот же лиса, наорала с самого утра, теперь лыбится. Как будто не знает, что я уже несколько лет представляю, как вытаскиваю шпильки из ее зализанной култышки.
– Я занят, – лицо помощницы тут же исчезает за закрывшейся дверью, и из приемной раздаются щелкающие звуки ее шпилек.
Вот так, поостережется впредь ко мне с истериками по утрам залетать.
И снова статистика. В этом месяце добыча превысила норму в полтора раза, и это круто, потому что нам нужны деньги для обустройства санатория для сотрудников, который мы купили в прошлом году. Там будет настоящий курорт для работников и их семей. Три пятиэтажных здания в Сочи, недалеко от берега моря. Огороженная территория с теплыми бассейнами, чтобы и зимой наши сотрудники могли позволить себе отдых. Оборудованные санитарные зоны, столовые, классные двух и трех комнатные номера, лужайки для отдыха. В общем, мы сделали все, что в наших силах, чтобы сотрудникам там было максимально комфортно. Даже Тина заценила, а это многого стоит. Юран так разбаловал ее, что девчонку из скромного пригорода Лос-Анжелеса уже не удовлетворяют пятизвездочные Турецкие курорты. А вот Рита была в восторге, прожила там две недели, отдыхая от Коршуна и его птенца, подала дельные идеи, набросала замечания. Так что теперь мы пытаемся выхватить оборудование для реабилитации детей-инвалидов после операций на двигательно-опорном аппарате. Для них отведен целый этаж одного из корпусов. Мы, конечно, благодаря таким вот проектам хорошенько скидываем сумму налогов, но это не самоцель. И пока нет Романова, мне предстоит разобраться с приобретением этого оборудования, потому что пригласить детишек мы хотим уже к зиме, а до этого наши спецы должны еще успеть разобраться и «обкатать» все эти новомодные штуки, которые для нас готовят в Германии.
Круто иметь возможность помогать людям. Я раньше не задумывался об этом. Сам никогда не нуждался ни в чем, и не интересовался тем, как живут люди, не входящие в мое окружение. Рита открыла мне глаза на реальность. Сама то она росла в детском доме, и не видела того, что я всегда считал нормальным: полететь на выходные в Америку к бабуле, снять коттедж в горах, чтобы вдоволь накататься с парнями на сноубордах, и многое другое. К сожалению, даже при всех моих финансовых возможностях, я не могу объять все то, что мне хочется сделать для таких детей, как она. Но после знакомства с ней, мы вместе подготовили проект курирования двух детских домов, которые смогли взять на поруки, представили его Романову и вместе с ним уже довели до ума. Так что вот уже год спонсируем ребятишек. А благодаря «комплексу Бога» Романова и его гениальному мозгу, один из этих домов стал частично обеспечивать себя сам. Мы нашли преподавателей, готовых подрабатывать на почти безвозмездной основе, которые обучают мелких разным ремеслам, а на сайте детского дома размещен портал с аукционом этих изделий. Таким образом, дети получают за свой труд деньги, которые тратятся на их ежегодную поездку на море. И все это приносит мне необъяснимое удовлетворение.
Статистика, статистика, статистика. Я отлипаю от компа только в половину четвертого, и то лишь из-за пришедшей СМС-ки Романова, перечислившего мне деньги.
– Это что за братская помощь? – интересуюсь у друга, набрав его номер.
– Джес рассказала об испорченных шмотках Сони. Переведи ей, – отвечает друг.
Ох, точно, я собирался прокатить Соню по магазинам в счет извинений за ужасный утренний дебош, устроенный крестницей. До сих пор смешно. Как малышка додумалась до этого?
Набираю номер Сони, но она скидывает звонок. Неужели еще на лекциях? Смотрю на время, четыре часа. Странно, не помню, чтобы учеба по вечерам проходила. Набираю номер снова.
– Я занята, – отвечает тонкий голосок, словно вовсе и не ее, не живой какой-то, ненастоящий, без интересной низкой интонации.
– У тебя все в порядке?
– Да, благодарю за внимание, – теперь вообще с каким-то нежным придыханием, чем она там занята? – Я перезвоню.
– У нас по плану была поездка по магзам за шмотками, – встаю с кресла, чтобы размять ноги прогулкой по кабинету.
– Извини, я отлучусь буквально на минутку, – все так же нежненько говорит кому-то, а через три секунды на меня обрушиваются ее – я же сказала, что занята! – уже не так мило, как предыдущему собеседнику, даже как-то обидно. – И вообще, у меня сегодня весь вечер занят. Приду поздно. Может, вообще не приду.
– О, да у нас свидание, – ухмыляюсь я, представляя ее в Тинином топе. – И с кем?
– Не твое дело! Все, отключаюсь.
– Подожди…
Пытаюсь вставить слово, но в трубке уже гудки, и мне приходится писать ей сообщение, чтобы оставила мне адрес местонахождения, потому что… не знаю, почему, вряд ли Леха решит вдруг уточнить это у меня, но раз он попросил присматривать за нерадивой родственницей, я решаю лучше знать, чем не знать. В конце концов, откуда я должен уметь присматривать за кем-то? Буду действовать, как получится.
Не дожидаясь ответа, которого, по моим предположениям вообще не получу, решаю заняться шмотками самостоятельно, кидаю мобильник на стол, и делаю пару упражнений для разгона застывшей, от долгого сидения, крови.
От зарядки отвлекает тройной стук в дверь, полагаю, это моя временная помощница. Разрешаю зайти.
– Олег Дмитриевич, у нас совещание через десять минут, – девушка с легким подмазом улыбается, рассчитывая, видимо, тем самым наладить со мной контакт. – Я отнесла в переговорную документы, сделала копии для всех присутствующих и сварила целую цистерну кофе.
– Спасибо, Лиза.
Отвечаю коротко, чтобы она даже и подумать не могла, что я забыл о совещании. Черт! Юран же предупреждал, что я должен буду огласить цифры на совещании и уточнить планы и задачи на следующий месяц. Нашел тоже, на кого положиться. Цифры то я помню, а вот все остальное… Хорош начальник.
Девушка продолжает стоять перед моим столом, смотря с ожиданием, и я начинаю подозревать ее в слишком явной проницательности. Неужели она поняла?
– Я приду вовремя.
Обещаю ей, так как обычно на такие мероприятия хожу без особого энтузиазма, а соответственно, не торопясь. Но Романов оставил меня за главного, так что я не могу позволить себе расслабить сотрудников и развалить рабочий процесс, который он отлаживал годами.
– Осталось восемь минут, – напористо произносит девушка, поглядывая на свои «премиальные» золотые часики.
– Мы как раз успеем исправить ту ситуацию с твоими отказами, в которую ты загнала меня. Детка, я не могу больше так жить, – ухмыляюсь ей, облизываясь, – давай ты прекратишь строить из себя суровую помощницу этого помешанного на работе робота, своего босса, и покажешь мне, какой милой можешь быть. Тебе понравится.
– Во-первых, вы ужасный пахабник, – в своей обычной серьезной манере отвечает Лиза, стараясь не повышать голос. – Во-вторых, восемь минут? Серьезно? Не удивительно, что у вас даже девушки нет. А в-третьих, я получу выходной только за то, что расскажу об этом разговоре Юрию Ильичу, и обсужу с ним вопрос подачи заявления о домогательствах, да будет вам известно, в уголовном кодексе имеется такая статья.
С этими словами, преследуемая моим смехом, девушка вылетает из кабинета, хлопая дверью. Ну что за день такой? Как начался хлопаньем дверей, так и продолжился.
Просмеявшись, покидаю кабинет. Несчастная, оставленная на мое поруганье Лизавета, ожидает меня в приемной, перешептываясь о чем-то с моей новой секретаршей. Шепот, естественно, тут же стихает.
К переговорной идем молча. Вернее, молчит Лиза, еще и дуется. А я никак не могу угомониться, и все похихикиваю. Помощница Романова премиленькая, но никак не дается в мои руки, так что я развлекаю себя легкими препирательствами с ней.
Совещание проходит идеально, и все благодаря как раз этой миленькой помощнице. Она готова ко всему: ответить на любые вопросы, внести пояснения и поправки, провести презентацию. В ее руках даже материализовался мой ежедневник, который я точно с собой не брал. А когда она одним движением руки заставляет начальника юридического отдела замолчать начатую претензию по мелочному поводу замены столов в его кабинете, напоминая, что «бюджет на этот год уже рассчитан, и если все стенки вашего стола целы, то о замене можете забыть», я понимаю, почему Романов не скупится на премии для нее. Эта девушка робот, под стать своему начальнику.
После совещания звоню Джессике. Моя крестница просит прощения за утренний дебош, предлагает не говорить ничего своим опекунам, что странно, ведь она уже сама доложила обо всем Юрке. Подмазывается, называя меня «любимым дядей» и вскользь упоминает о том, как будет счастлива пофотографироваться со мной в кабинке колеса обозрения. Но этим меня не пронять. Эта девочка хитра, изворотлива и мила, как месячный котенок, и я уже привык не давать ей спуску. Баловать, но не упускать – мой принцип. Накосячила – расплачивайся, и не важно, что ей всего десять. Никакого парка! Никакого сокрытия преступления!
А следующие пятнадцать минут, поглощая свинину в кисло-сладком соусе, я с улыбкой вспоминаю вчерашний вечер и то, с какой готовностью выполнить все мои команды, смотрела на меня моя гостья. Как ее ноги напряженно и аккуратно касались моих, и как сжались ее соски от одного взгляда на них. Милая девчонка. Маленькая. Еще не научилась вертеть хвостом, но задатки неплохие. Не повезет тому, кого она встретит, когда научится.
Вот, кстати, надо не забыть заказать ей шмотки, раз уж она отшила мое приглашение, и занята чем-то более важным. Есть у меня на примете один отдел, куда я вожу своих пассий, продавцы там всего за час могут сделать конфетку из любого вида представительницы женского пола.
Пока пишу сообщение знакомой консультанту и скидываю ей сегодняшнюю фотку Сони, посмеиваюсь снова над утренним приключением. Черт, а Джес то настоящий дьяволенок. Вот уж кому точно не повезет, так это ее будущим парням… парню… одному.., нет, сразу мужу, которого мы с Романовым проверим вдоль и поперек…
***
Все таки одежда имеет огромное значение, если не сказать о ее первостепенности. Я и минуты не провела в универе без поглощающих взглядов. Приятно? Не то слово. Чувствую себя королевой, а это одно из моих любимых чувств, так что легкая скованность движений от непривычно облегающей ярко синей юбки, длиной до середины икры, с разрезами по бокам, пропадет после первых двух комплиментов. А Тина умеет одеваться, вот у кого надо поучиться. Такой же, как и юбка, ярко синий обтягивающий топ выше пупа оголяет десять сантиметров моей кожи, так как юбка начинается от самой талии. Широкий треугольный вырез оголяет половину плеча, зато руки полностью покрыты нежной тканью. Я словно девица из модных роликов, где показывают последние новинки одежды. Правда, совершенно непонятно, как Тина ходит на этих ужасающе высоченных шпильках, зато осанка моментально выправляется, подталкивая попробовать подойти к Марату первой и пригласить его на обед. Мы поздоровались в начале первой пары, и даже переглянулись пару раз, вернее, я заметила на себе его заинтересованный взгляд. И не только его. Надо подумать над сменой имиджа.
