Дана Райт
Мой школьный мальчик
Глава 1
***
Прокручиваю в голове прощание со своими школьными друзьями. Мы ночевали вместе, расположившись в холле второго этажа дома моих родителей. Раскидали матрасы по полу, наделали целую гору поп-корма, закупились газировкой, включили «Дневник памяти» и клялись не забывать друг друга. Эшли с Шен подарили браслеты дружбы: толстая серебряная цепочка с первыми буквами наших имен «Ш», «К», «Э» и «Т».
Папа несколько раз поднимался к нам, спрашивая Тома, правда ли тот гей, и не сменил ли он ориентацию, ночуя с тремя красивыми девчонками. Том несколько раз отвечал, что мой папа ему гораздо интереснее нас троих. И папа уходил, под взрывы нашего хохота, бурча что-то о недопустимости подобного в его советской молодости.
Мама каждый час приносила новую вкусняшку. В конце концов открыла нам бутылку вина и удалилась к папе, утирая слезы и бормоча как была глупа, выходя замуж за русского инженера.
Папа не обижается. Они любят друг друга.
Вспомнила, как Кайл расстался со мной за три дня до моего отлета, сказав, что мы не сможем поддерживать отношения на расстоянии.
Тогда я ревела. Теперь нет.
Да, мы встречались, проводили вместе время, целовались, нравились друг другу. Но обещать что-либо друг другу, когда я улетаю в другую страну как минимум на год? Нам по семнадцать! Какой в этом смысл? Я благодарна Кайлу, что он нашел в себе смелость сделать это. Я не смогла бы. И мы оба сейчас мучились бы.
В голове всплывает разговор с родителями о том, что нам предстоит переезд в Москву, так как папу переводят в Россию, во вновь открывающийся филиал фирмы, где он работает главным инженером. Он должен будет возглавить отдел качества нового филиала. Это серьезное карьерное продвижение, новый опыт, отличная прибавка к зарплате и, самое важное, то, чего папа ждал долгие годы – возвращение на Родину. Конечно, Владимир Орловский не москвич, и в Москве прожил всего на всего семь месяцев, но все же он русский, родился и вырос в России, в небольшом городе Ленинградской области, и с самого переезда в Америку в начале девяностых, он мечтал вернуться на Родину. Не знаю по какой причине он не вернулся раньше, скорее всего, что-то не получалось. Была предпринята попытка возвращения, когда мне исполнилось пять лет, но что-то не заладилось. Предполагаю, не заладилась мама, которую идея переезда из Америки в Россию не прельщала настолько, что дело чуть не дошло до развода. В общем, мысль о возвращении папы на Родину осела в его голове на долгие годы и только теперь нашла свой выход.
Я отнеслась к переезду спокойно. Во-первых, мне всегда хотелось побывать на Родине своего родителя. Во-вторых, это сделает папу счастливым. И, в-третьих, это всего на год. Во всяком случае, пока. Тем более, по нашей с родителями договоренности я смогу летать в Мид-сити – мой родной городок, расположенный в округе Лос-Анджелес, на зимние и летние каникулы, чтобы видаться с друзьями.
Филиал должны открыть к новому году, поэтому папа должен будет прилететь самое позднее, в ноябре, а за ним и мама. А я определена в одну из самых крутых московских школ-пансионов, где буду жить и учиться с начала учебного года, чтобы не упускать программу. На выходные ученики разъезжаются по домам. И пока папа не прилетит, мне придется жить в школе и по выходным.
Немного грустно, но я приняла ситуацию как должное, и не стала скандалить.
***
Школа в выходные пустеет. Все разъезжаются по домам. Во всяком случае, на моем этаже никого нет. Мне тут одиноко. За три недели у меня не особо получилось подружиться с кем-то.
Тетя Маша, главный школьный повар предупредила, чтобы я зашла за едой до шести. Сейчас половина. Спускаюсь в столовую, набираю горячего в контейнеры, пирожки в пакет и компот в бутылку.
– Я буду винить вас, тетя Маша, когда перестану влезать в свою одежду, – говорю я в ответ на ее удивленный взгляд. – А пока, я говорю вам спасибо.
– И как только в тебя влазит? Худая, как глиста.
Я воспринимаю ее слова как комплимент. Какая милая женщина.
– Вы бы много отдали, чтобы есть столько же и не толстеть, да? – парирую я, чтобы не остаться в обиде.
– Точно, – улыбка на ее лице позволяет мне предположить, что мы подружились. – Кстати, у меня тут припасены пельмешки. Будешь? – а эта фраза подтверждает мое предположение.
– Не понимаю, о чем вы, но буду, – эта женщина готовит как мишленовский повар, я буду есть то, что она предлагает, даже с закрытыми глазами.
Д – доверие.
Тем более, что у меня вся ночь впереди, и спать я пока не собираюсь.
Иду по коридору, соединяющему мой корпус и столовую, с целым пакетом еды. Тут так тихо, что мои шаги слышны, не смотря на мягкие тапочки. Представляю себя принцессой целого королевства. А школа – мой замок. Кстати, надо включить какой-нибудь фильм про замки с привидениями. А потом бояться выйти из комнаты до туалета. Мне нравится это чувство. Есть в нем что-то романтическое.
Улыбаюсь своим мыслям.
Между лестничными пролетами натыкаюсь на два чемодана и несколько коробок.
Кажется, кто-то забрался в мой замок. И на мой этаж, так как это пролет на третий этаж – этаж одинадцатиклассников, последний этаж в этом корпусе.
Пытаюсь сдвинуть коробку, преграждающую мне путь, но она слишком тяжелая. В раздражении пинаю по ней. Даже если меня кто и увидит, я что не имею право пнуть то, что преграждает мне путь?
– Подожди, – слышу мальчишеский голос сверху, – сейчас уберу.
По лестнице спускается парень, и в моей голове вдруг начинают петь ангельские голоса Битлов. Он высокий, выше меня на полторы головы. Черные, как и мои, волосы, немного отросшие, торчат в разные стороны. Хочется еще сильнее их взъерошить, их целая копна, они должны быть жесткими. На парне спортивные брюки и белая майка. Он поднимает коробку, и я вздыхаю от умиленья, когда его бицепсы напрягаются и перекатываются.
– Путь свободен, – улыбается он открытой, широченной, самой потрясающей из виденных мною улыбкой.
Не успеваю сказать ни слова, потому что он уже поднимается со своим грузом по лестнице. И я, как идиотка, пялюсь на его упругие бедра, и обтянутые натянувшейся майкой мышцы спины, пока он не пропадает из виду, скрывшись за углом.
Должно быть это мой одноклассник. Я слышала, что скоро должен приехать какой-то Романов, староста моего класса. И староста школы. Думаю, это он и есть.
Возьми себя в руки! Так, вытереть слюни! Познакомиться! Предложить помощь. Возможно, поделиться едой и… улыбаться.
Когда я поднимаюсь, он уже снова подходит к лестнице.
– Нужна помощь?
– Это было бы круто, – наслаждаюсь его улыбкой, один уголок его рта приподнят немного выше другого, и это придает ему хулиганистый вид.
Я хочу поцеловать его в нос…
Успокоиться! Не хватало еще наброситься на человека. Вот, что делает недостаток общения.
– Бери чемодан, любой, только не поднимай, они тяжелые.
Он кидает взгляд на мое тело, я немного тушуюсь. Хотя… у меня отличное тело, чего мне стесняться?
Оставляю пакет с провизией на тумбе в общем холле, иду за чемоданом.
– Моя комната открыта, – кричит он из коридора.
Я прокатываю по лестнице вверх два чемодана, а он все остальное. Я не тороплюсь, даю себе время попялиться немного на него, когда он проходит мимо меня туда и обратно, несколько раз.
– Я Юра, – представляется парень, занося последнюю коробку.
– Кристина, – говорю я, украдкой заглядывая в его глаза.
Они темно зеленые, темнее моих. Вы верите в судьбу? Мы с ним вдвоем, одни на целом этаже. У обоих нас черные волосы и зеленые глаза. Да мы просто находка для генной инженерии. Мы можем наплодить целый отряд зеленоглазых черноволосых ребятишек, с прекрасными, лишающими дара речи, улыбками.
Стоп! Идиотка! Никаких фантазий! Быстро вернулась в реальность!
– Можно Крис, – договариваю я, взяв себя в руки.
– Ты новенькая? Из Америки?
– Да, Мид-сити, это недалеко от Лос-Анжелеса.
– Нам говорили, что в этом году придет новый ученик. Добро пожаловать в нашу страну и нашу школу.
Какой же он милый. Никто из нашего класса не был так дружелюбен со мной. Губы сами собой растекаются по лицу, надеюсь, получилась улыбка.
– И, лучше Тина.
– Что? – не понимаю, что он говорит, я уже пложу с ним зеленоглазую армию.
– Ну, Крис, это больше смахивает на мужское имя. Во всяком случае, тут Тина звучит лучше, – приподнятый уголок его губы дергается.
Я не могу оторвать глаз от этого уголка.
– Хорошо, – наша с ним армия захватит мир, и голубоглазые блондины исчезнут навсегда.
Хорошо? Как это – хорошо? То есть, пока я тут мысленно плодила прекрасных детишек, меня переименовали? Мое имя Крис! Меня так родители назвали. Хотя, конечно, Кристина, но всю жизнь все, кроме папы, зовут меня Крис. Ну я и дура…
– Слушай, я только что приехал и очень хочу в душ. Может, потом поедим вместе? Я заказал пиццу.
– А у меня целый пакет из столовой.
– Тем более. Ну что, встретимся минут через двадцать в холле?
– Хорошо.
Иду в комнату, ругая себя. «Хорошо» – похоже, это мой ответ на любой его вопрос, как будто я других слов не знаю. Уже представляю себе наш ужин: «Ты не могла бы станцевать с тарелкой в руке?» – «Хорошо» – «А голой?» – «Хорошо».
Взять себя в руки!
От запаха, доносящегося из пакета и контейнеров во рту уже потоп. Беру пирожок, и рассматриваю себя в зеркало.
Волосы закручены в култышку на макушке. Я абсолютно не накрашена. Зато на мне облегающая желтая майка с низким вырезом, и обтягивающие короткие зеленые шортики. Я хороша.
Краситься и распускать волосы, чтобы выглядеть так, как мне хотелось бы, чтобы он видел меня при знакомстве, уже не имеет смысла. Он подумает, что я сделала это для него, и будет прав.
Выжидаю двадцать минут. Потом еще пять, чтобы он не подумал, будто я только и ждала, когда он выйдет. Но в холле меня никто не ждет. Юра кричит мне из открытой комнаты, и я иду к нему.
Выкладываю на его стол контейнеры с пастой, пару пирожков и компот.
– Круто, – вроде Юра рад еде. – А я не успел в столовку, но соскучился по стряпне тети Маши.
– Тебе повезло, что я набрала на двоих, – пытаюсь не смущаться.
– То есть, если бы не я, – он оглядывает мое тело, – ты бы все это сама съела?
– Именно, – усаживаюсь на диванчик.
Юра открывает контейнер и приступает к еде, приземлившись на стул.
– А где ты был три эти недели? – интересуюсь я.
Действительно, учебный год уже начался, почему он где-то пропадал?
– Путешествовал.
– А так можно? Учеба же началась.
– Я нагоню материал, – он пожимает плечами, как будто это так легко, нагнать материал. – Как тебе у нас?
Теперь я пожимаю плечами, но потому, что сказать мне нечего. Не думаю, что стоит жаловаться ему на недоброжелательность его же одноклассников.
Он посмеивается.
– Мы не слишком дружелюбны в этой школе. У нас почти не бывает новых людей. Этим коллективом мы учимся с первого класса, то есть вместе уже одиннадцатый год. Не переживай, они привыкнут.
Надеюсь, он прав.
– У тебя все в порядке? Я имею в виду, как ты устроилась? В комнате все есть, что тебе нужно?
– Ну, да, – к чему эти вопросы?
– С языком проблем нет? – его лицо непроницаемо, а танцующие искорки, затаившиеся в его глазах, сбивают меня с толку.
– Бывает иногда. В основном сленг, мне он непонятен. Но ребята объясняют.
– Что с экскурсией по городу?
Это что, допрос?
– Была, – я вспоминаю, как меня провезли по нескольким туристическим местам, – ознакомительная.
– Это не слишком интересно, – еще бы! – А есть какие-то вопросы, пожелания? Тебе всего хватает?
Левый уголок его губы приподнимается, и на лице появляется еле заметная улыбка.
– Я староста, – объясняет он все эти вопросы. – Это моя обязанность, следить, чтобы у тебя все было хорошо. Так что, если тебе что-то нужно, обращайся.
– А, ну понятно, – наверное, я выгляжу идиоткой. – А то я уже начала думать, что ты маньяк.
– Если только немного, – усмехается он.
Я уже наелась. Но идти к себе мне не хочется. Мне нравится болтать с ним, смотреть на него. Я хочу набраться смелости и посмотреть в его глаза прямо, а не украдкой.
– Хочешь, помогу вещи распаковать? – надеюсь, я не выгляжу жалко, потому что предложение звучит именно так.
– Серьезно? – Юра останавливает взгляд на моем лице на пару секунд, а затем поднимается со своего места. – Я буду очень благодарен. А если ты еще и кровать заправишь, считай, что я твой должник.
– Заправить кровать? – это как-то… слишком личное…
– Пододеяльники, – просто говорит он, – ненавижу их.
Что ж, зато теперь у меня есть должник.
Я быстро управляюсь с кроватью. Юра выкладывает учебники из коробок, в чем я тоже ему помогаю.
Это просто удивительно, насколько с ним спокойно. Мы болтаем, как будто знакомы несколько лет.
Он уходит на улицу, в курилку, спокойно оставляя меня в своей комнате. Я выкладываю на полку его DVD. Похоже, ему нравится фантастика, так как таких дисков довольно много. Но на полке уже стоят военные фильмы, парочка комедий и какое-то старое кино, возможно даже советское.
Юра застает меня читающей аннотацию к одному из военных фильмов. Кажется, фильм старый.
– Заинтересовало? – он поднимает вверх уголок губы, и я готова визжать от удовольствия, наблюдая это.
– Тебе нравятся старые фильмы про войны?
– Не все, – он сгребает оставшиеся в коробке диски и ставит и на полку. – Эти – он указывает на несколько, – классные. И они входят в школьную программу, вернее книги, по которым они сняты. Так что можем посмотреть.
Его взгляд останавливается на моих губах, и мое дыхание замедляется. Юра облизывает нижнюю губу, и мне хочется сделать с его губой то же самое.
Внимание! Девушка в желтой майке! Сотрите слюну с подбородка!
– Да, – звук получается странный, как будто я… возбуждена?
– Это согласие посмотреть фильм, – он усмехается, но так мило, что мне приходится сдерживать себя, чтобы из меня снова не вылетело что-нибудь подобное, – или тебе очень хорошо?
Не поняла…
– Что?
– Круто, что ты сегодня осталась в школе, – уходит он от моего вопроса, вставляя диск в проигрыватель.
– Что, сейчас будем смотреть?
Черт! Тина! Приди в себя! Активизируйся!
Стоп… я что, только что в мыслях назвала себя Тина? Меня зовут Крис!
Хотя, Тина звучит классно…
– А почему нет? Как раз передохнем немного.
– Но мы еще не все разобрали, – я указываю на два чемодана, стоящие на полу, а потом понимаю, зачем я спорю? Я ведь тоже хочу отдохнуть немного.
– Вот тут, – Юра указывает на меньший из чемоданов, – мои труселя, и другие туалетные принадлежности. Если оочень хочешь, можешь распаковать.
Он смотрит с вызовом, в его глазах искрятся чертики, как я прозвала их, и я ощущаю жар на своем лице.
– Обещаю, – он растягивает слова томным голосом, – что ты сможешь забрать парочку сувениров.
– Ты…, – хочу дать ему понять, что возмущена его словами, но меня распирает от смеха, – ты просто…
– Ты же не будешь рыдать над фильмом? – он снова резко переводит разговор.
– Я не из нытиков!
Это неправда. Я рыдаю над «Дневником памяти», когда меня никто не видит. Над «Перл Харбор», когда рядом девчонки. А над «Хатико» я истерила в голос так, что Кайлу пришлось насильно засовывать в мой рот попкорн, чтобы я не распугала остальных посетителей кинотеатра.
Забираюсь на диван, уютно подминая под себя ноги, пока Юра включает фильм на ноуте и выводит изображение на экран плазмы, висящей над рабочим столом. Затем валится на кровать, взбивая подушки.
– Иди сюда.
Поворачиваюсь на его голос. Он хлопает по свободному месту на кровати, рядом с собой.
Мне неловко. Выражение на моем лице вызывает у него усмешку.
Этот парень вообще умеет быть серьезным?
– Я не буду приставать к тебе, – он поднимает руки вверх, в ответ на мое замешательство. – Но тут нам будет удобнее.
Я перемещаюсь на кровать, усаживаюсь, опираясь на гору подушек, вытягиваю ноги. Да, определенно, так удобнее.
– Если позволишь себе что-нибудь лишнее, я врежу тебе, – предупреждаю его, стараясь придать себе угрожающий вид.
– Но останешься? – он смотрит на меня с интересом в глазах.
Название фильма мне ни о чем не говорит. Черно-белое кино не вызывает у меня интереса, я не успеваю читать титры, иногда появляющиеся на экране, о чем сообщаю своему новому знакомому. Юра объясняет, о чем фильм, вставляет пояснения по ходу. Становится интереснее.
Фильм в двух частях. В конце первой Юра ставит паузу.
– Я в курилку.
– Я тоже хочу, – прошусь с ним.
Оказалось, фильм держит меня в напряжении, или это близость с Юрой так влияет на меня?
– Ты куришь?
– А что в этом такого? – ощетиниваюсь я. – Ты тоже куришь!
– Могла бы просто сказать «да», никто не собирался осуждать тебя.
Он выводит меня из себя, и ему это нравится.
В курилке я задаю вопросы по фильму, и получаю ответы на них.
Мы снова удобно устраиваемся на кровати. Второй фильм начался.
– Ты бы смог так? – спрашиваю, когда подростки на экране устраивают пожар в здании, где нацисты устроили штаб.
– Не знаю, – говорит он задумчиво. – Иногда кажется, что да. Но как можно точно ответить, если никогда не оказывался в такой ситуации.
Он прав, мы не можем ответить. Но я точно знаю, что не смогла бы. Я трусиха. Гордиться тут нечем, но зато честно.
Его пальцы касаются моего левого плеча. Вздрагиваю. Когда он успел протиснуть руку у меня за шеей? Как я не почувствовала этого?
Бью его ладонью по животу, натыкаясь на твердый пресс.
– Что не так? – мгновенно реагирует он.
Потираю ладонь. Больно.
– Я предупреждала, что врежу, – возмущаюсь я.
– Да, если я что-то лишнее позволю, – он смотрит на меня непонимающе.
– Ты меня обнял!
– Я по привычке просунул руку, – непонимание на его лице сменяется ехидной улыбкой. – Не думал, что это лишнее.
– Но это лишнее!
– Хорошо, как скажешь. Дай мне знать, когда это перестанет быть лишним. Возможно, я буду любезным, и повторю.
– Не дождёшься.
Ну и самооценка у этого парня. Мы еще даже сутки не знакомы.
– Оо, – он высовывает кончик языка, довольно проводит им по складке губ, – еще как дождусь. А пока ложись и давай досмотрим.
Когда враги арестовывают подростков, пытают их, и выгоняют в зимнюю стужу в одних обрывках одежды, я начинаю жалеть, что его рука не лежит на моих плечах. Но гордость не позволяет мне попросить его обнять меня.
Хорошо, что Юра выключил свет в комнате, и не видит теперь слез на моем лице. Пытаюсь дышать глубоко и медленно, чтобы он не понял. Но когда ребята на экране поют хором песню и спрыгивают в большую могилу, чтобы умереть там, я всхлипываю, и непроизвольно прижимаюсь к Юре. Мне хочется почувствовать рядом кого-то живого и сильного.
– Ну вот, – моей спины касаются его пальцы, и тело непроизвольно выгибается, от поползших по коже мурашек, – а говорила не из плаксивых.
– Ты вообще фильм видел? Их же всех убили! – это вам не блокбастер о супергероях.
– Да, Тина, это все очень грустно, – но в его голосе нет и капли сочувствия к героям фильма.
Он выключает кино, возвращается в кровать, и я вновь радуюсь его поглаживающим движениям по моей спине.
– Ну все, не реви, – его голос тихий и спокойный, – воспринимай, это просто как фильм, а не как реальную историю.
– Это еще и реальная история? – вскрикиваю я, в моей голове это не может уложиться.
– Ну да, – просто отвечает он.
– То есть, они на самом деле жили? Их и правда так убили?
– Конечно.
Начинаю рыдать, уткнувшись в его грудь лицом. Занавес, господа!
– Тина, – Юра пытается успокоить меня, – таких историй очень много. Не стоит так страдать по каждой.
***
Уже раз десять пожалел, что решил поставить именно этот фильм. Но кто же знал, что девчонка так близко все воспримет. Нет, история, и правда, страшная, но не впадать же в истерику?
Уже около трех ночи, так что Тина засыпает вся в слезах, уложив голову на мою грудь.
Черт, она милая, как котенок, я хочу погладить ее. Конечно, не только погладить, я хочу много еще чего с ней сделать. Но сейчас хотя бы погладить.
Беру себя в руки и аккуратно перекатываю ее, укрываю одеялом.
Уснуть не могу, в голове прокручиваются события дня.
Я увидел ее, а вернее ее зад, когда она пыталась сдвинуть мою коробку, преградившую ей путь. Откуда она могла знать, что в коробке книги, гири и весы, и ей не удалось бы сдвинуть ее все равно? Но наблюдать, как вертится упругая попка, обтянутая короткими зелеными шортиками было очень занимательно. Именно поэтому я не спешил помогать ей. Не видел эту девчонку раньше, а значит, она новенькая из моего класса, потому что в списках учеников кроме ее имени незнакомых мне больше не было. От просмотра обтянутой в джинсу задницы, член в штанах мгновенно ожил, и я молился, чтобы на лицо девочка оказалась симпатичной, потому что, и это было для меня очевидно, я ее хочу. А значит, с этой минуты я начинаю миссию по вхождению в доверие… с дальнейшим близким знакомством.
Она повернулась на мой окрик, и я поблагодарил всех богов, ведь девчонка оказалась просто мечтой! Симпатичная? Нет! Она красотка, каких мало! Точеная фигурка с тонкой талией, полными бедрами и стройными ножками. Было бы круто, будь сиськи попухлее. Но… ей семнадцать, еще вырастут. Аккуратный овал лица со слегка притупленным подбородком, пухлые, румяные щечки, чувственные яркие губы, маленький аккуратный нос, и… глаза. Не могу от них оторваться. Большие, водянистого зеленого цвета, с выражением невинности, или непонимания. Чуть раскосые, что придает ей сходство со старинными портретами.
Да, я знаю, чем сейчас займусь.
Не стесняюсь разглядывать ее, когда Тина помогает мне с вещами. Она такая маленькая и милая, что хочется притянуть ее к себе и немедленно исследовать ее тело.
Но вот когда она рыдает на моей груди, сбивая этим весь мой игровой настрой, я начинаю думать, что будет жестоко сделать с ней то, что я хочу. И я решаю отложить ее соблазнение на некоторое время. Хотя еще пару часов назад был уверен в том, что трахну ее уже на следующей неделе, а еще через пару недель буду искать другую жертву.
***
Просыпаюсь от долбежки в дверь.
– Романов! Мать твою!
Похоже, это физрук.
Пытаюсь встать, но что-то мешает. Поворачиваю голову. Тина уткнулась щекой в подушку мило, как котенок, сопит маленьким носом. Ее нога, закинутая на мои бедра, мешает мне встать, и я аккуратно перекладываю ее.
– Романов! – снова физрук. – Если сейчас же не выйдешь, я, нахрен, дверь выбью.
Да, вот такой у нас физрук. Мастер спорта по лыжам и стрельбе, двадцати восьми лет от роду, по совместительству мой тренер по карате.
Тина дергается. Ее глаза резко распахиваются и в растерянности смотрят на меня. Я закрываю рукой ее открывшийся рот и прикладываю палец к своим губам. Не хочу, чтобы кто-то знал, что она ночевала тут. Для ее же блага.
– Тихо, – шепчу я, поднимаясь с кровати, отрывая свою руку от ее губ. – Лежи смирно, накройся с головой.
Она делает то, о чем я прошу. Открываю дверь.
– Дмитрий Николаевич, – улыбаюсь во все тридцать два, – доброе утро.
– Тренировка началась полчаса назад, – физрук взбешен, – я, как идиот, жду. Не мог позвонить? Собрались бы позже.
– Я проспал.
– Пять минут тебе не сборы! Жду на улице!
Выдыхаю. Тут Дмитрий Николаевич пинает дверь, чтобы я точно понял, как он возмущен, дверь открывается и его взгляд останавливается на моей кровати. Тины не видно, но очевидно, что под одеялом кто-то есть.
– Ты че, телку притащил? – ну вот, сейчас начнется. – Опять? Слушай, малой, – он не дает мне вставить и слова, – я, конечно, все понимаю, подростковый возраст, гормоны и все дела. Но я не смогу вечно тебя отмазывать. В то, что это твой новый репетитор, никто уже не поверит.
– Я понял, – пытаюсь закрыть дверь, плевать мне, о чем он там орет. Но мужик встал, как скала.
– И, кстати, у нас скоро медосмотр, надеюсь, ты помнишь про безопасный секс?
– Встретимся на улице, – бурчу я и закрываю дверь резким движением.
– Он ушел? – хрипит Тина из-под одеяла.
– Да.
Она выныривает и мне стает жалко ее. Девочка возмущена и растеряна.
– Я тебя придушу, – ну, может и не растеряна, – если об этом кто-нибудь узнает.
Ее запугивательная тактика смешит меня. Это все равно, если домашняя кошка начнет бороться с тигром. Кстати, в этом уравнении тигр – я, естественно.
– Успокойся, никто ни о чем не узнает.
– А если станешь болтать…
– Тина, – перебиваю ее, стягивая с себя спортивники, наблюдаю, как она краснеет, – я не из болтливых. Ты спокойно спала в своей комнате.
Стягиваю майку, оставаясь с одних боксерах.
– Не могла бы ты отвернуться? – пытаюсь сдержать смех, – ты меня смущаешь.
– Да, извини, – она тупит глаза и отворачивается.
Я начинаю хохотать.
– Ты, правда, подумала, что я смущен? Милая, этому телу нравятся полные восхищения взгляды. Так что не отказывай себе в удовольствии, можешь смотреть, сколько угодно.
– Ну и придурок ты, – она так и сидит спиной ко мне и мотает головой.
Растрепанная култышка на ее голове смешно болтается из стороны в сторону, а голос звучит как-то обреченно. И это меня очень подбадривает.
– Серьезно, – продолжаю я, – тебе стоит только попросить, и я сниму боксеры и буду ходить перед тобой в чем мать родила, и ты сможешь наслаждаться этим потрясающим зрелищем.
– Замолчи! – что-то в ее голосе меняется.
– И, кстати, я не буду иметь ничего против, – надеваю спортивный костюм для тренировок, – если и ты решишь раздеться. Уверен, тебе есть, что показать. Мы могли бы сегодня устроить вечеринку в стиле Адама и Евы.
– Правда, – ее плечи трясутся, как и голос, моя куколка хихикает. – Ты должен замолчать.
Я только что подумал о ней как о «моей куколке»? Я в жизни так никого не называл, даже про себя. Девчонка, конечно, и правда, похожа на куклу, но это звучит, даже в мыслях, как-то пошло… А вот на счет «моя»… Это очень заманчиво. Да, я хочу ее себе.
– Можешь поворачиваться, я оделся.
На ее лице широкая, потрясающая улыбка, от которой дыхание перехватывает. Пялюсь на нее несколько секунд.
– Что-то не так? – спрашивает она.
– Все круто.
– Что тогда смотришь?
Кукольное лицо заливается краской, она прикусывает нижнюю губу, всасывая ее. Черт, я тоже хочу сделать это с ее губой. Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы не дотронуться до нее.
– Ты мне нравишься, – пожимаю плечами, как ни в чем не бывало, – поэтому и смотрю.
– Дурак, – хихикает она.
– Я не шучу, – понимаю, что следует остановиться, но во мне уже играет адреналин. – Я понял это еще вчера, когда ты вертелась на лестнице, в этих своих зеленых шортах. А сегодня, когда твоя нога обвивала меня, я решил, что хочу тебя.
Она поднимается с кровати, подходит ко мне.
– Тогда походить передо мной в труселях маловато, – ее бровь выгибается, Тина складывает руки под грудью, и она кажется такой мягкой, что мне хочется сжать ее.
– О, но ведь я сказал, что могу снять их, как только ты захочешь, – протягиваю к ней руку, но она тут же бьет по ней.
– Я буду думать о том, как нравлюсь тебе, – ласково говорит она, это что, флирт? Начинает становиться интереснее, – пока капли воды будут стекать по этому телу, – обводит себя руками, я издаю стон, вызывающий у нее улыбку. – А ты, пока будешь тренироваться, думай о том, как потрясающе я выгляжу в душе, – она закрывает на секунду глаза, вытягивает губки, – совершенно голая, вся в пене, и с распущенными волосами.
Тут она разматывает свою култышку, и ее густые черные волосы мягкими блестящими волнами ложатся на грудь, спину, до самых бедер. Интересно, они настоящие? Судорожно сглатываю.
Она меня сделала!
Я хочу ее! Хочу впиться в эти красные губы, ощутить ее язык в своем рту, сжать ее грудь. Схватить ее за волосы.
– Удачной тренировки, – все таким же нежным голосом говорит она, мягкими шагами подходит ближе ко мне, поднимается на носочки и касается губами моей щеки.
Хочет выскочить из комнаты, но я автоматически ловлю ее за талию, резко притягиваю к себе, приподнимаю и впиваюсь в ее губы, удовлетворяя, хотя бы эту малую потребность своего организма. Она немного напряжена, но не вырывается, и я ослабляю хватку. У нее мягкие, полные губы, такие податливые, что я могу делать с ними, что захочу, слегка прикусить, вобрать в себя.
Мне не до смеха. Я кайфую от этого поцелуя, хотя Тина, очевидно, не специалист в этом деле. И мне это нравится. Потому что я, и это стоит признать – тоже не специалист, хотя опыт у меня имеется. И это абсолютно нормально, нам по семнадцать! Если бы эта девчонка сейчас засосала меня с ожесточением профессионалки, я б задумался, стоит ли вообще с ней заигрывать.
– Хватит, – тихо говорит она, отталкивая меня легким движением.
Я моментально выпускаю ее из своих рук.
– Ты не должен был, – она нервничает, кажется, ей стыдно.
– Да, не должен был, – соглашаюсь я.
– Зачем тогда?
Она прикусывает внутреннюю часть губы, и на ее гладком загорелом лбу появляется неглубокая горизонтальная полоска. Черт! Только не заплачь, пожалуйста!
– Я захотел, – отвечаю автоматически, точно так же, как когда поцеловал ее, не могу прийти в себя.
Почему на меня так подействовал какой-то поцелуй?
– Я не такая, – она толкает меня в плечо, но я даже не двигаюсь, – ты не должен был!
Тут в дверь снова стучат. Тина подпрыгивает от неожиданности.
– Романов! Че, охренел совсем?
– Сейчас, иду, – кричу я.
– Ты че там, опять с телки слезть не можешь? – орет физрук.
При этих словах лицо Тины бледнеет и болезненно морщится.
Беру ее за плечи, поворачиваю к себе.
– Я не думаю о тебе так, – шепчу я. – Я просто не смог сдержаться. Я зайду после тренировки, давай позавтракаем вместе. Хорошо?
Она мотает головой, но мне плевать.
– Ключ в верхнем ящике стола. Закрой комнату. Уходи минут через пятнадцать. Я не хочу, чтобы тебя кто-нибудь видел.
На этаже увидеть ее никто не должен. Я просмотрел списки одноклассников у вахтера, все они разъехались на выходные.
Не дожидаясь ответа, выхожу из комнаты, прикрывая дверь. Мне нужна хорошая тренировка, чтобы прийти в себя.
***
Вот ведь блин блинский! Ненавижу себя! Не повезло родиться не умной!
Полчаса сижу на своей кровати, теребя ключи от комнаты Юры.
Что это было?
Я что, правда, целовалась с одноклассником в первые сутки знакомства? Или хуже то, что я с ним в одной кровати уснула? В его кровати… рядом с ним… так мягко и тепло, уютно до бабочек в животе. Я спала сном младенца, пока дикий стук в дверь не разбудил меня.
Надеюсь, Юра не из тех, кто любит поболтать о своих победах. Конечно, победы то и не было, но тем не менее, я спала в его кровати… Если в школе об этом станет известно, моя жизнь тут закончится.
Ну вот что мне делать?
Уныло бреду в душ, где думаю о том, представляет ли он меня сейчас? Улыбаюсь, как дурочка, надеясь, что представляет.
В комнате, заплетая перед зеркалом две косы, останавливаюсь, касаюсь пальцами рта, пытаясь передать ощущения от его губ. Он так настойчиво раскрыл мой рот, нарушая пространство, что дыхание остановилось, и я услышала стук собственного сердца, отдающийся по всему телу.
