Дана Обава
Мышь в Муравейнике
12
Когда Лекс появляется в прачечной на следующий день, я как раз заканчиваю озадачивать новой порцией работы все стиральные машины в комнате.
Никто не знает, кто разукрасил Мина, – жалуется друг с порога. – И еще он почему-то со мной не разговаривает. Вообще ни слова. Ни на что не ведется.
Тебе стоит перестать его подначивать, – пытаюсь предупредить.
Да я не подначиваю, общаюсь просто, – пожимает плечами Лекс и пытается пристроить уведенное из столовой яблоко в лапах Потапа.
Кирилл наехал на Кейна, а Кейн наехал на Мина. И все из-за ваших драк, – капельку привираю я. Это даже не ложь, я просто опускаю некоторые незначительные детали, на которые Лекс может отреагировать слишком бурно.
И как нам теперь развлекаться?
Например, можно продолжить разбираться с пропажей Стоува, – предлагаю сразу же. Потап просто покрепче обхватывает доверенный ему фрукт. – Мне вчера не удалось повстречать сектантов, а ты информацией так и не поделился.
А нечем делиться было, – разочаровывает меня Лекс. – Говорят, есть на нулевом человечки, скупающие всякую незаконно добытую в подземельях ерунду, но к ним так просто на кривой козе не подъедешь. Надо, чтобы кто-то за нас поручился, а таких знакомств у нас пока не водится.
Честно говоря, я немного удивлена, что у Лекса нет нужных знакомств и он опрометью не бежит их заводить, не смотря на всевозможные преграды и возможное отсутствие у них желания заводиться.
А как же библиотекарь? – вспоминаю я. – Каким-то образом он достал для дочери двух монстриков подземелий, может через как раз нужные нам третьи лица.
Почти уверен, он пошлет нас куда подальше. Особенно, если догадался, кто устроил разгром в его владениях.
Давай, все же навестим его, – неожиданно смело предлагаю я.
В библиотеке шестидесятого уровня в это время дня оказывается довольно людно. Отца Фелис мы находим в одном из больших залов. Он стоит у парапета второго яруса в не самой популярной секции и разговаривает с двумя рядовыми стражей. Один из них делает пометки в планшете и оба они увлечены разговором. Сам Фергюс замечает наш приход почти сразу и коротко кивает в знак приветствия. По его лицу сложно понять, какие чувства у него вызвал наш приход.
Пока ожидаем, чтобы не бродить без дела и не привлекать внимания, мы присаживаемся за один из немногих свободных столов, и я кладу между нами первый попавшийся увесистый том. «Почвообразование и почвенная структура» – очень занимательно, хотя и не очень для Муравейника актуально. Чтобы не нервничать утыкаюсь в текст, случайным образом выбрав статью про гранулометрический состав почвы. Успеваю узнать о размерах пылеватых, глинистых и песчаных частиц, когда Лекс толкает меня локтем.
Стражи уходят. Фергюс спускается к нам и не дожидаясь, пока мы обратимся к нему и скажем за чем пришли, сразу приглашает к себе в кабинет. Закрыв за нами дверь, он садится за свой стол. Я присаживаюсь напротив, Лекс сразу же прилипает к шкафу с выставленными за стеклом образцами минералов. Беспокоюсь, что разговор придется начать мне, но Фергюс меня опережает:
До вас дошли сведения о тех выводах, что сделали стражи касательно смерти Стоува?
Нет, – Лекс поворачивается к нему. – А перед вами они отчитались?
Не то чтобы отчитались, но в силу обширности моих интересов, стражи часто приходят ко мне за различными консультациями. Так что я счел возможным поинтересоваться ходом расследования, все-таки он занимал важное место в сердце моей дочери. – Фергюс глубоко вздыхает, глядя на фотографию на столе. Я тоже обращаю на нее внимание. С того места, на котором сижу, я вижу ее под углом. – Они установили, что Стоув покончил с собой, спрыгнув в бездну в одном из белых секторов.
Но с какой стати, у него была цель в жизни, свои мечты, – говорю я, пока Лекс ходит вдоль стены, всматриваясь в образцы. Фергюс несколько секунд наблюдает за ним, потом резко встает.
Сейчас я вам кое-что покажу. Стражам я этого конечно не говорил, но для них это лишняя информация. Они уже закрыли дело. – Фергюс выходит из-за стола и подходит к стеллажам с книгами. А я быстренько наклоняюсь, всматриваясь в фотографию. Не нравится она мне. По-моему, это другая фотография – не та, что стояла тут в наше прошлое посещение. – Вот оно. – Вернувшись к столу, Фергюс кладет на него уже раскрытую на закладке книгу.
Лекс садится рядом со мной, едва заметно дергая головой в сторону. Ясно, золотого сердца в коллекции библиотекаря нет. Тянусь к книге и читаю строки, на которые указывает Фергюс.
Яд стофана – рукокрылого обитателя подземелий, – озвучиваю я для Лекса.
Он вызывает кратковременный, но очень яркий эпизод депрессивного состояния, – поясняет библиотекарь. – Оно быстро нарастает и суицидальным мыслям практически невозможно противостоять.
О! – вырывается у Лекса.
Увы, – горько качает головой Фергюс. – Установлено, что прямо перед смертью Стоув послал Фелис сообщение, как теперь можно догадаться, прощальное. Но она не успела на него ответить. По несчастливому совпадению, у нее разрядился телефон и она даже не заметила, хотя обычно часто проверяет его. Но именно в этот день так получилось. Однако, я не думаю, что даже если бы она вовремя получила это сообщение, то смогла бы понять что происходит и как-то повлиять на решение Стоува. Яд стофана очень сильный, он затуманивает разум и взывать к нему практически бесполезно. Обычно жертву укуса, и то только если рядом с ней оказываются достаточно опытные и понимающие люди, просто механически удерживают от опрометчивых решений. Связывают или просто держат за руки, за ноги в течении нескольких часов. Больше ничего не помогает.
То есть вы полагаете, Стоув налетел на этого стофана, пока прогуливался по подземельям? – скептически спрашивает Лекс.
Скорее наоборот, стофан налетел на Стоува, – поправляет Фергюс, – но в принципе да. Поэтому я не стал рассказывать свою версию стражам. Полагаю, он шел по подземным уровням со слишком ярким фонарем, и случайно свет упал на какой-нибудь укромный угол, в котором спал стофан. Я предупреждал его о необходимых мерах предосторожности, но не думаю, что он понял всю серьезность моих увещеваний. Таков был Стоув, что ж поделать. Свою голову не приставишь.
Я вижу, что Лексу эта версия не слишком нравится, и все же она неплохая. Теперь уговорить библиотекаря свести нас с контрабандистами будет еще сложнее. Мы с ним переглядываемся.
И все же мы хотим еще кое-что проверить, – начинает Лекс уверено. – Не знаете, к кому можно обратиться по поводу нелегальщины, поднятой из подземелий? Посредник по продаже?
Не то чтобы у библиотекаря челюсть от такой наглости отваливается, но рот слегка возмущенно приоткрывается. Мы сразу понимаем, что ловить нам тут нечего, еще до того как Фергюс начинает высказывать свое мнение по этому вопросу. Я еле удерживаюсь от того, чтобы сразу встать и откланяться, но раз уж спросили, надо вежливо выслушать ответ.
Я ни в коем случае не помогу вам связаться с этими людьми, – отчеканивает библиотекарь. Мы порываемся уйти, но он еще не закончил. – Мне и так придется провести остаток жизни в осознании того, что именно своей помощью Стоуву я разрушил ему жизнь, а возможно и жизнь моей дочери! – эмоционально произносит он. – Полагая, что он уже достаточно взрослый, чтобы самому принимать решения, я фактически подтолкнул его незрелый разум на путь саморазрушения!
Пока библиотекарь в разных вариациях обвиняет себя в гибели Стоува, мы с Лексом молча слушаем. Я мучаюсь в попытках понять, как надо вести себя в такой ситуации, куда деть взгляд. Смотреть в буквально искаженное страданием лицо Фергюса как-то неловко, в сторону невежливо. А какие эмоции должно выражать мое собственное лицо? Сочувствие, вежливое внимание или раскаяние в том, что мы завели этот разговор? Или может ужас осознания в какую жуткую ситуацию мы пытаемся снова его втянуть? Лекс выбрал раздражение и упрямство.
Если вы нас сведете с кем-то, кто может заинтересоваться золотыми сердцами, это нам очень поможет прояснить это дело до конца, – говорит Лекс, как будто пропустил все излияния библиотекаря мимо ушей.
Яростно взглянув на моего друга, Фергюс тяжело вздыхает, стараясь удержать себя в руках.
Мое содействие убило Стоува, и я не собираюсь вновь… – жестко проговаривает он.
Да мы не знаем, что убило Стоува и убило ли! – возражает Лекс. – Одни непроверенные предположения! Ни одного долбаного факта!
Значит так! – Фергюс подскакивает с места и мы тоже. Очень похоже, что пора отсюда бежать! Пора было до того, как Лекс заговорил. – Я не только не посодействую вам в этом вопросе! Если я узнаю или мне покажется, что вы не бросили свое любительское расследование, я сразу же уведомлю о нем стражу и ваши гильдии! Предупреждаю, уши у меня везде!
Мы с Лексом выскакиваем из кабинета библиотекаря, при этом Лекс тщетно пытается скрыть наглую ухмылку, которая разозлила бы Фергюса еще сильнее, хотя не уверена что это возможно. Этот тихий интеллигентный человек чуть не запулил нам вслед ту толстенную книгу, только в последний момент сдержался и просто грохнул ее об стол. Мне самой легче – у меня выражение благоговейного страха на лице появляется само и по любому поводу. И вот оно тут как раз к месту.
Когда мы вылетаем на платформу и останавливаемся в стороне от входа в библиотеку, чтобы обсудить впечатления, Лекс прежде всего тщательно оглядывает все вокруг.
Не видишь, уши библиотекаря нигде не торчат?
Они могут выглядеть как угодно, – смотрю я на веселящегося друга.
Помнишь, я предупреждал, что он нас пошлет? – Лекс непринужденно облокачивается на ограждение платформы. На этом уровне оно из толстого крашеного в золотистый цвет пластика. Рядом в кадке стоит пушистая ель, ветви которой украшают блестящие шарики.
Мне кажется у него на столе стоит другая фотография.
Лекс перестает разглядывать елку и снова смотрит на меня.
Я не обратил внимания.
Она находилась к тебе спиной. Но это была почти такая же фотография. Фергюс с дочерью на фоне шкафа с коллекцией, только лица крупнее.
Ха, – лицо Лекса становится серьезнее. – Интересно. Он счел необходимым поменять фотографию.
В коллекции не было золотого сердца, ведь так?
Не было. Сегодня по крайней мере, – уточняет Лекс. – Если оно было там раньше и попало на старую фотографию, дело принимает интересный оборот.
Само по себе это ни о чем не говорит. Могло статься, что такой камушек был у Фергюса раньше, а теперь, узнав что Стоув погиб, охотясь за чем-то похожим, библиотекарь спрятал свой, чтобы не навлекать на себя подозрения.
Или, – выделяет голосом Лекс, – библиотекарь убил упертого любовника своей дочери, чтобы тот не забрал ее к себе с шестидесятого уровня на тридцатый, где бедная больная девочка не смогла бы получать привычного ухода. Заодно, уделав одного зайца, Фергюс прибрал другого в свою коллекцию.
Проверять-то мы это как будем?
Я бы предложил сходить поглядеть на белый сектор, в котором Стоув якобы самоубился. Не знаю, правда, что это нам даст, – Лекс задумчиво чешет оставшиеся после допроса у искателей болячки прямо сквозь рубашку. – Но вдруг на месте основных событий на нас вдохновение нападет.
Давай, только мне нужно стирку вынуть и в сушилку перебазировать.
Да, мне тоже нужно кое-что для главнюка сделать, – кивает Лекс.
Что? – возмущаюсь я. – А нельзя этим было сначала заняться? С походом в библиотеку можно было и подождать, – нет, ну Лекс доиграется когда-нибудь.
Да с главнюком тоже. Он и не настаивал, чтобы я сразу куда-то бежал, – отмахивается друг.
Через полчаса мы уже снова встречаемся на двадцать первом уровне и, судя по тому, что голову Лексу никто не оторвал, его промедления с выполнением задания никто не заметил. Кроме того, он переоделся в цивильную одежду. Вместе мы проходим через пропускной пункт на двадцатый уровень, где расположена школа, и здесь все как обычно: кто-то один проводит своей картой через считывающее устройство, а затем вместе с ним толпой проходят все, кто успеет за четыре секунды, пока дверь не захлопнется. В это время дня толпа правда состояла из нас и еще одного паренька, который спешил наверное на дополнительные занятия. Потом мы сразу идем на следующий пропускной пункт на уровни с нулевого по девятнадцатый. Он находится прямо в соседнем помещении, и тут уже попутчик нам вряд ли светит. Проходя в ту комнату, я вижу, как Лекс достает из рукава пустую карту и сразу же жестом фокусника заталкивает ее обратно. У нужной нам двери стоят два скучающих патрульных.
Они без слов проверяют наши карты, прежде чем пропустить к заветной двери, причем не только визуально, а проводят через портативные считыватели. Не знаю уж, для чего это делать здесь, может ищут кого-то.
В общем, инкогнито нам просочиться сегодня никак не удается, остается надеяться, что никому не придет в голову проверить наши подозрительные перемещения.
На семнадцатый уровень мы спускаемся по лестнице и в итоге оказываемся практически у края белой зоны. Здесь он проходит почти посередине большого зала, а дальше режет коридоры и другие помещения.
Крупноячеистая решетка перекрывает доступ в закрытую часть зала. Она приварена к потолку, полу и стенам зала в нескольких шагах от края зоны в сторону нетронутой части Муравейника. Потолок с другой стороны от решетки обрывается неровным краем и сверху свисает непрозрачная пленка, не дающая увидеть, что происходит в зоне. Пол под ней усыпан белой крошкой.
С нашей стороны вдоль стены также под пленкой находятся скорее всего не нужное пока оборудование и мебель. За прозрачной стеной зала через проход находится бар, из которого, по идее, все хорошо просматривается. Естественно никакого нелегального прохода в зону здесь не проделали. Лекс проходит в коридор и прямо оттуда спрашивает:
Как туда попасть, не подскажете? – указывает он на зону. Все, и бармен и трое посетителей, лениво машут куда-то вправо.
Шикарно, теперь, случись что, уже четверо знают, что мы направились нарушать закон. До официального входа отсюда далеко, да мы и не похожи.
Мы идем вдоль края зоны, постоянно натыкаясь на нетронутую решетку, закрывающую проходы или секущую разнообразные помещения, и чуть не пропускаем место где она аккуратно разрезана. Приподняв ее, мы проскальзываем внутрь.
Круто! – взволнованно шепчет Лекс, взявшись за край пленки. Ага, мне тоже крайне любопытно.
Позади пленки открываются полуразрушенные внутренние помещения. Вперед, сквозь завалы, сплошь засыпанные белой крошкой, смешанной с грязью, ведет вытоптанная тропинка. Стены зияют дырами, но крупных обломков не видно. Кромки этих дыр покрыты чем-то похожим на мох, только черный, покрытый белыми частицами. Наклонившись, чтобы рассмотреть получше, я ощущаю едкий химический запах.
Только не ковыряйся в этом, – просит Лекс. Я отдергиваю руку, которую сама не осознаю, как протянула. – И дыши через раз.
Чем глубже в зону мы заходим, тем сильнее кажутся разрушения. Они простираются и на уровень сверху, потолок так же изъеден. Свет идет от ламп выше, так что на этом уровне остается много темных углов. Проводка свисает как попало. В некоторых местах стены все же разломаны до конца и установлены поддерживающие конструкции.
Каких-либо вещей, мебели, устройств практически нет, удается увидеть только покореженную тележку со сломанными колесиками, обломки инструментов, ни и конечно же пустые бутылки и банки, куда ж без них. Несколько раз в отдалении мелькают чьи-то силуэты и тени, но заслышав шаги они отходят подальше с нашего пути.
Начинаю сомневаться, безопасно ли здесь, – вдруг шепчет Лекс, останавливаясь. У меня тоже тревожное чувство, что вовсе не все местные обитатели пытаются избежать столкновения с нами. Может быть даже кто-то притаился за изломом стены дальше по курсу. – С дорогой техникой в карманах сюда приходить точно не стоит.
Я сначала вспоминаю про его планшет, удивляюсь, что это вдруг озаботился его сохранностью, ведь обычно Лекс просто нагло прет вперед и будь что будет. Но потом все же до меня доходит, что он имеет в виду. У Стоува был дорогой смартфон, забитый фотками и перепиской с любимой девушкой, наверняка он не хотел его лишиться. Именно поэтому он мог его спрятать, подумав об этом уже забравшись на территорию зоны.
Я киваю, в знак того, что поняла его мысль, и мы начинаем пробираться дальше, изменив правда направление. Мы просто пролезаем через выдавленное окно, оставив между собой и тем, кто там прятался, пару лишних препятствий. Остановить они его конечно не остановят, но бесшумно подобраться к нам не получится.
Сориентировавшись, мы продолжаем путь в направлении выхода на платформу. Ведь, собственно, только там и можно покончить с собой, сбросившись в бездну.
Мы в очередной раз останавливаемся у выхода в зал, если его еще можно так назвать. Впереди отчетливо по каменной крошке слышны запинающиеся шаги. Лекс жестом предлагает на этот раз самим притаиться в темном углу, и мы едва успеваем пригнуться за пошедшей трещинами перегородкой, как по проходу мимо проносится человек. Он торопливо переступает босыми ногами и резко останавливается в нескольких метрах от нас. На нем только старые грязные штаны, перемазанные веществом, которым тут все посыпано. На голой спине множество красных шелушащихся пятен. Они поднимаются по шее на затылок и занимают часть головы. Там где их нет остались темные волосы с проседью. Смотрится жутко.
В том положении, в котором я застыла, крайне неудобно, но, боюсь, из-за малейшего движения захрустит крошка под ботинками и нас выдаст. Больной мужчина между тем переминается с ноги на ногу, очевидно жадно вслушиваясь в тишину. В итоге хруст таки раздается, но не от нас. Тем не менее, мужчина разворачивается и мы видим его распухшее искаженное донельзя лицо. Волосы из бороды почти все выпали и только из небольших островков выходят длинные пряди. Глаза очевидно слепы. Неровной походной он снова проходит мимо нас и слышно как он удаляется почти бегом.
Я уже видела такое, – вспоминаю я, огибая укрытие. – В психиатрическом отделении. Тот несчастный, в камеру которого я по ошибке заглянула. Только у того еще не было пальцев.
Мы смотрим как бедный человек на всех парах несется прочь. Наверное, все же стоит сообщить о нем, может его все-таки как-то смогут вылечить или хотя бы облегчить его участь? Едва успеваю задаться этим вопросом, как мужчина вдруг исчезает.
Удивленные, мы с Лексом бежим в ту же сторону и тормозим перед большим прямоугольным провалом в полу. Заглядываю вниз, и дна мне увидеть не удается. Лекс тут же достает фонарь, луч ощупывает стены глубокой шахты. Посмотрев же вверх, мы видим такой же четырехугольник, но закрытый пленкой.
Но самое странное пожалуй то, что по стенкам этой шахты змеятся похожие на гигантские вены, толстые гладкие на ощупь шнуры. Более тонкие, ответвляющиеся от основных сосуды, покрывают стены плотной сетью, делая ее почти черной. Самые тонкие сосудики, кажется, уходят внутрь камня.
Заброшенная шахта лифта? – предполагает Лекс. Мы тратим много времени на то, чтобы осмотреть разрушения вокруг и представить, частью чего эти обломки могли быть, потом сориентироваться на схеме в планшете Лекса. – Я так понимаю, это часть замурованных ходов, которые ни для чего сейчас не используют, – резюмирует друг наконец.
И куда же этот человек тогда упал?
В бездну, – предполагает Лекс.
Пока мы сидели на месте, выясняя этот вопрос, мы слышали разнообразные шорохи вокруг. Кто-то несколько раз подходил и снова удалялся, но так и не вступил с нами в контакт, уж не говоря о том, чтобы попробовать причинить нам вред. Это как-то успокаивает.
Так толком и не разобравшись с шахтой, идем дальше и через несколько минут выходим на платформу. Здесь все выглядит так, как будто платформу уровня выше кто-то откусил гигантскими челюстями. Повсюду горы каменной крошки, и плесень засыпанная химией. Конструкции, подпирающие следующий уровень, смотрятся чуждо, намекая на то, что Муравейник строил совсем не тот народ, что населяет его ныне.
Лекс первым перебирается через насыпь, образовавшуюся из остатков верхней платформы и сразу выходит на небольшой выступ обгрызенной нижней. Он находится примерно посредине разрушений и высовывается как язык изо рта. Напротив, через рукав бездны видны лишь бесконечные ряды складских помещений.
Наверняка, это и есть то место откуда все прыгают, – друг разводит руки, подходя к самому краю, словно собирается спланировать оттуда на воображаемых крыльях. Я тоже подбираюсь к краю и смотрю вниз на предмет пролетающего мимо автобуса. Сейчас мне и представить тошно, как вот так вот можно броситься в бездну, а ведь совсем недавно именно это я и сделала. Но тогда мне неожиданно повезло, и мое падение в никуда прервал вовремя появившийся общественный транспорт. – Отличное место для самовыпиливания, – продолжает Лекс. – Много воздуха, тихо, без зрителей. Никто не торопит, можно спокойно постоять подумать.
Действительно, шикарное место, и ясно, почему оно приобрело соответствующую популярность. Но не понятно, что нам это дает в контексте нашего дела. Что можно предпринять дальше? Попытаться поговорить с теми странными шныряющими по зоне личностями?
Пока стоим и думаем, пялясь в бездну, слышим позади себя уверенно приближающиеся шаги. Можно не сомневаться, что они по нашу душу.
Обернувшись, видим спускающегося по насыпи мужчину средних лет. На нем хорошо сидящий деловой костюм и начищенные ботинки, которые он бережет, внимательно глядя куда ставит ноги. У него нетипично для Муравейника загорелая кожа и располагающее лицо, блестящие черные волосы, зачесаны назад. Вид в целом не угрожающий, но решительный, и похож он, пожалуй, больше всего на преуспевающего представителя торговой гильдии. Ну, такой, какой с легкостью продаст вам ваше же время и дополнительную гарантию к нему. Как только он подходит достаточно близко, его губы растягиваются в открытой улыбке.
Видимо, вы именно те ребятки, которые ищут неприятностей? – говорит он, продолжая улыбаться и по очереди разглядывая нас.
Нет, это не мы, – отнекивается Лекс, копируя его слащавое выражение лица.
А очень похожи, – не уступает мужчина, – вот посмотрите, – он достает из внутреннего кармана смартфон, демонстрируя кобуру под своим пиджаком. Убедившись, что мы ее заметили, на экране он одну за другой показывает наши фотографии, снятые скрытно с небольшого расстояния. Если б он дал их рассмотреть получше, можно было бы наверняка вычислить, где это мы попались кому-то на камеру, но он быстро пролистывает их и убирает смартфон обратно. И мы снова видим, что он вооружен, спасибо. – Ну, что, поговорим?
Мы переглядываемся и пожимаем плечами. Пока мы не знаем, кто это и что ему нужно, было бы странно предпринимать какие-то другие действия, так что мы конечно согласны.
Можете называть меня Эбнер, – разрешает наш новый знакомый. – Я работаю на одного очень хорошего человека.
Повезло вам, – говорит Лекс.
Безусловно, – недовольно скалится Эбнер, игнорируя издевку. – Он какое-то время наблюдал за вашими действиями и полагает, что вы могли бы быть полезны друг другу.
А этот хороший человек случайно не миниатюрная блондинка? – интересуется Лекс.
Определенно нет.
Жаль, тогда вряд ли.
Я бы на вашем месте выслушал его предложение, – Эбнер поправляет прикрепленную под подмышкой кобуру. – Ну, вы понимаете.
Я всегда был туповат, – продолжает ломаться Лекс, хотя и так ясно, что мы пойдем, куда скажут.
Потому что люди, которым повезло обратить на себя внимание моего босса, делятся всего на две категории: полезные и те, о которых никто больше ничего не слышал.
Это конечно же аргумент, – наконец признает Лекс.
Прекрасно, значит мы сейчас без криков и слез пройдем к моей машине, правильно? – улыбка Эбнера уже не такая сладенькая, а в глазах ее вообще не стало.
Если вы хотите поплакать, я не возражаю, – разрешает Лекс.
Эбнер с небольшим раздражением закатывает глаза, но улыбка приклеена слишком хорошо, ее видимо нужно отдирать с мясом, так что мы под вооруженным конвоем, но радостно улыбаясь друг другу, следуем по платформе к одному из официальных выходов.
Прошу, – мужчина приподнимает край защитной пленки и пропускает нас вперед. Мы выходим через дверцу в решетке и, слегка перетрухав, проходим мимо находящегося в нескольких метрах от нее патруля стражей. Двое патрульных, провожают нас заинтересованными взглядами, но задерживать не спешат. Последовавшему за нами Эбнеру они даже дружески салютуют.
Загрузив нас на заднее сидение своей машины, стоящей неподалеку на общей стоянке, наш провожатый расслабленно залезает на водительское место.
Хотелось бы поинтересоваться, какая связь между вами и стражей, – Лекс обескуражен таким поворотом.
Никакой, – Эбнер поднимает машину со стоянки и направляет ее в ближайший тоннель. – У меня есть разрешение находиться в белой зоне, как подростковому психологу. Участвую в программе по уменьшению уровня суицидов в молодежной среде.
И каким же образом? – на этот раз не удерживается от вопросов Лекс. – Стреляете им по ногам, чтобы они не успели доползти до края?
Можно и так работать. В условиях ограниченности ресурсов все средства хороши.
Лекс, насупившись, отваливается на спинку кресла. Психологов он не любит с тех пор, как его направили к одному из них, после семнадцати нарушений школьной дисциплины. Тогда они с ним знатно поцапались, и все закончилось нервным срывом. Естественно не у Лекса.
Машина опускается все ниже, и мне снова удается ощутить тот азарт, который помог пережить самую первую поездку, в которой нас тогда изрядно помотало. Однако в этот раз возбуждение вызывает не само передвижение, а то куда мы направляемся. Чувствую, что сегодня удастся увидеть нечто кардинально новое, так что страх перед теоретической опасностью нашего путешествия не просто ускользает на второй план, а исчезает вовсе.
Но это никак не влияет на выражение моего лица.
Стражи жестко проверяют тех, кто их хоть чем-то заинтересует, – предупреждает Эбнер. – Так что постарайтесь не выглядеть так, как будто я вас похитил.
Машина залетает в вытянутый док и зависает в левом ряду позади выстроившихся в две шеренги самых разных средств передвижения. Прямо перед нами летающий мотоцикл, сбоку автомобиль с затонированными стеклами. Позади пристраивается грузовик, и док с той стороны закрывается.
По приподнятым над полом каменным дорожкам идут стражи, цепким взглядом осматривая машины и находящихся в них людей. Я пытаюсь сделать выражение лица спокойно-отрешенным, Лекс сам оглядывает стражей так, словно в чем-то их подозревает. Смутить их этим не удается, и добравшись до конца дока, они дают отмашку. Огромная створка ворот перед нами медленно начинает ползти вверх. Солнце сперва кажется ослепительным, его постепенно становится все больше, свет все дальше проникает в док.
В одно прекрасное мгновение все приходит в движение. Наш автомобиль неспешно вылетает вслед за остальными и некоторое время движется на приличной высоте над землей. По большей части покрытой искусственным покрытием и все же это земля! Над головой больше не нависают каменные джунгли, кроме потолка машины, который кажется самой несущественной преградой, только голубое небо с распластавшимися по нему легкими облачками. Видно далеко-далеко вперед! Железная дорога, выныривающая из Муравейника, уходит в сторону и теряется среди деревьев. Теперь мы движемся над их кронами словно над водами океана с зеленой водой. Он омывает горы и другие города вдали. А на небольшом расстоянии от нас из зелени показываются верхушки неких шарообразных конструкций, похожих на фасеточные глаза насекомых.
Защитный крем вам не понадобится, – комментирует Эбнер.
Увы, и правда, снизившись возле одной из конструкций, машина садится на огороженную площадку и нас с нею вместе затягивает вниз, в очередной искусственный тоннель с не менее искусственным освещением. Транспортная лента уносит нас дальше к платформе, рядом с которой Эбнер делает знак выходить. В лифте мы втроем поднимаемся на площадку под прозрачным куполом, сквозь который на нас льется солнечный свет. Пространство вокруг максимально заполнено выращиваемыми здесь полезными для людей растениями, в основном это грядки с овощами и травами, но есть и плодовые деревья и ряды ягодных кустов. Между всем этим протянуты узкие дорожки, по которым можно ходить вдвоем. С дальней стороны виден выход в стеклянный коридор, соединяющий этот павильон с соседним. Кроме нас здесь есть еще люди, по виду они неспешно прогуливаются и разговаривают. Есть и скамеечки, с устроившимися на них отдыхающими, столики с настольными играми.
Эбнер отводит нас к краю купола. По другую сторону от него мы видим зеленую лужайку, отделяющую павильон от леса. На ней пасутся, кажется, гуси.
Подождите здесь, скоро к вам подойдут, – говорит Эбнер напоследок и неспешно удаляется по тем же дорожкам, по которым мы дошли сюда, и скоро исчезает в лифте.
Ну убивать здесь нас вряд ли будут, – предполагает Лекс, – так что можно расслабиться. Смотри какой важный! – он кивает на громадного гуся, недружелюбно пялящегося на нас с той стороны.
Настоящие птицы, настоящий лес, природа хоть и через стекло, но ближе нам еще не доводилось с ней сталкиваться. В одиночестве мы в итоге проводим минут двадцать, и за это время наши восторги успевают поутихнуть. Словно дав нам время на то, чтобы насладиться солнцем, к нам наконец направляется еще один человек. Это явно не босс Эбнера – он молод, едва ли сильно старше нас, безоружен и не столь слащаво дружелюбен, как его коллега.
Рад, что вы нашли время на эту встречу, – приветствует он нас. – Можете звать меня Лис, проследуйте, пожалуйста, за мной.
Недоуменно переглянувшись, мы идем за этим молодым человеком к одному из выходов из купола. Я чувствую себя глупо. Мне серьезно показалось, что мы попали в беду, но пока что к нам относятся лучше чем официальная организация в составе гильдии искателей. Все очень мило и вежливо.
По стеклянному коридору мы проходим в вытянутую оранжерею, где среди цветов находится каскад неглубоких искусственных водоемов. Добравшись примерно до середины строения, Лис останавливается и поворачивается к нам. Кроме нас троих людей здесь нет.
Предположив, что нам снова предложат подождать, я опускаю взгляд в ближайший водоем. Сначала кажется, что его плоское дно покрыто почти идентичными гладко отполированными камнями, однако эти камешки подергиваются, попинывая друг друга, и неожиданно позевывают круглыми ртами с кучей мелких, но на вид острых зубов.
Я должен сделать вам предложение, – предупреждает Лис, немного волнуясь. Над его головой висит камера наблюдения, и можно предположить, что, тот или те, кто хотели нас видеть, уже нас видят.
