Бен Бова
Месть Ориона
33
Елена оказалась права: в эту ночь израильтяне забыли про бдительность. Мужчины иерихонские были убиты, женщины и дети, оставшиеся в городе, прятались в обугленных руинах ограбленных домов. Некого бояться, незачем выставлять стражу и часовых. После дневных церемоний и праздничного пиршества израильтяне спали крепко.
Безмолвно пробрался я в темноте к жилищу Иешуа. Вокруг рдели черные угли костров, а над головой во всем великолепии горело звездное небо. Млечный Путь пересекал небеса; взглянув вверх, я вновь принялся отыскивать звезды, к которым вместе с моей любимой мы направлялись перед смертью.
Впрочем, не время вспоминать и горевать. Я вошел в шатер Иешуа, переступив через уснувших возле входа слуг.
Я направился в том направлении, откуда шло улавливаемое мной тепло, которое излучало тело Иешуа…
«Как гадюка», – усмехнулся я про себя. Впрочем, моя способность чувствовать тепло уступала острому зрению гремучей змеи, способной видеть в темноте.
Иешуа лежал ко мне спиной на подушках, тех же самых подушках, на которых он восседал несколько часов назад… И в той же великолепной одежде.
Он спал один. Неплохо.
Я нагнулся и зажал левой рукой его рот. Иешуа мгновенно проснулся и принялся колотить воздух руками и ногами. Тогда я сдавил его горло и шепнул:
– Неужели ты хочешь, чтобы ангел смерти посетил твой шатер?
Глаза его расширились. Иешуа узнал меня и умолк.
Не отрывая руки от его рта, я поднял его на ноги и проговорил:
– А теперь мы с тобой совершим небольшое путешествие.
Я устремился мысленно к миру творцов, – на какой-то момент зажмурил глаза и ощутил мгновенный укол леденящего холода, а потом нас вновь охватило тепло. Иешуа находился в моих руках, левой я по-прежнему зажимал его рот, а правой держал за плечо.
Мы стояли над огромным городом. Все вокруг окутывало золотое сияние. И тут я понял, что впервые вижу здесь все достаточно отчетливо.
Под нами распростерся изумительный город. Дивные башни и шпили вздымались к прозрачному куполу.
Глаза Иешуа вылезли из орбит. Я освободил его рот, но израильтянин не мог вымолвить даже слова.
– Орион! Это уж слишком!
Передо мной стоял худощавый Гермес.
– Мало нам тебя, так ты еще вздумал таскать сюда кого попало, – усмехнулся он. – Если увидят остальные…
– Ты намекаешь, что никому не скажешь? – поддел я его.
Он ухмыльнулся:
– Сказать не скажу, но у нас нет секретов друг от друга, мы обмениваемся информацией независимо от того, нравится нам это или нет. Однако если бы я был на твоем месте, то постарался бы убраться отсюда раньше, чем остальные решат, что ты чрезмерно обнаглел.
– Спасибо, я так и поступлю.
– Ну смотри. – И он исчез.
Ноги Иешуа подкосились, и мне пришлось поддержать его. Оглядевшись вокруг, чтобы запомнить все в подробностях, я вновь закрыл глаза и вернулся усилием воли туда, откуда мы прибыли. Я открыл глаза в темном шатре. Иешуа лежал на моих руках, его тело сотрясала дрожь.
– Когда настанет рассвет, – сказал я, – мой отряд выйдет из лагеря. Мы служили тебе верно, и я надеюсь, что ты не станешь нарушать договор; но если ты любым способом посмеешь воспротивиться нам, я приду к тебе ночью и вновь перенесу тебя в ту золотую землю, но оставлю там навсегда.
Я опустил Иешуа на подушки и вышел из шатра. Больше я никогда не видел его.
Часть третья
Египет
34
И вновь Елена не ошиблась: в Египте процветала культура. Увиденное потрясло даже Лукку.
– У здешних городов нет стен, – удивился он.
Мы пересекли скалистый дикий Синай через горные ущелья, по пескам, пламеневшим под безжалостным солнцем, стремясь в Египет. Редкие племена, населявшие Синай, подозрительно относились к пришельцам, однако законы гостеприимства пересиливали страхи. Не сказать, чтобы пастухи-номады радовались нам – нас кормили, поили и от всей души желали счастливого пути, лишь бы мы поскорее убирались с глаз долой.
Я всегда оставлял хозяевам что-нибудь ценное, то янтарную камею из Трои, то тонкую, с почти прозрачными, как молодая листва, стенками, каменную чашу из Иерихона.
Номады с удовольствием принимали подобные безделушки. Они знали им цену… Более того, наши дары говорили им, что мы выполняем долг гостя, так же как они сами не пренебрегают обязанностями хозяев. И все же жара и пустынный пейзаж угнетали нас. Трое наших людей умерли от лихорадки. Быки, что тащили наши повозки, падали один за другим, не выдерживали дороги и кони. Мы заменяли их выносливыми и рослыми ослами и своенравными вонючими верблюдами, которых выменивали у номадов на драгоценные камни и хорошее оружие. Мы оставили грохотавшие повозки и перегрузили нашу поклажу на ослов и мулов.
Елена лучше переносила дорогу, чем многие мужчины. Теперь она ехала верхом на крикливом, едва прирученном верблюде, в раскачивавшемся паланкине под шелком, прятавшим ее от солнца. Все мы исхудали, безжалостное светило вытопило жир и влагу из наших тел. И все же Елена оставалась прекрасной. Она не нуждалась ни в косметике, ни в изящной одежде. Эта женщина никогда не жаловалась на тяготы пути, прекрасно зная, что каждый шаг приближает наш отряд к Египту.
Я тоже не роптал… Зачем? Ведь и я стремился в Египет, на встречу с Золотым богом.
Наконец настало утро того дня, когда наш крошечный отряд увидел на горизонте пальму. Она манила нас, словно говоря, что наше путешествие заканчивается. Мы поторопили наших животных и вскоре увидели, что прямо на глазах меняется местность. Вокруг становилось все больше и больше зелени.
Нас приветствовали деревья и возделанные поля. Полуобнаженные мужчины и женщины сгибались, возделывая поля, трудились среди паутины ирригационных каналов. Вдалеке я увидел реку.
– Это Нил, – произнесла Елена, сидевшая на верблюде. Его вел кто-то из хеттов, и она приказала воину подвести животное ближе ко мне. Я повернулся в самодельном седле из нескольких сложенных покрывал и взглянул на нее. – Во всяком случае, его рукав. Должно быть, перед нами дельта.
Крестьяне не обратили внимания на очередной вооруженный отряд – слишком маленький, чтобы представлять для них серьезную опасность, но слишком большой, чтобы кто-то захотел пускаться в расспросы. Скоро мы набрели на дорогу, уходившую в город Тахпанхес в дельте Нила.
Лукку потрясало отсутствие оборонительных стен, меня же удивили размеры города. Если Троя и Иерихон умещались на нескольких акрах, Тахпанхес раскинулся почти на милю. Едва ли в нем больше жителей, чем в Иерихоне, но они селились в просторных домах, выстроившихся вдоль широких прямых улиц.
На окраине мы обнаружили постоялый двор. Несколько строений из сырцового кирпича окружали центральный дворик; величественные пальмы и ивы защищали его от вездесущего солнца. Часть двора занимал виноградник. На другой стороне реки рос сад, напротив располагались стойла. В зависимости от того, с какой стороны дул ветер, воздух пах лимонами и гранатами или конской мочой либо же приносил с собой докучливых мух.
Хозяин постоялого двора был рад принять на постой две дюжины усталых путников. Этот невысокий, округлый и лысый, весьма бодрый человек средних лет постоянно складывал ладони на круглом брюшке.
Кожа его была темна, как плащ Лукки, но глаза поблескивали огоньками, особенно когда он занимался любимым делом – вычислял, сколько взять за услуги.
Помогала ему семья: жена, столь же темнокожая, как и ее кругленький муж, – она казалась еще толще его – и дюжина темнокожих ребятишек, самому младшему из которых исполнилось шесть лет. Еще там жили кошки. Я насчитал десяток только во дворе. Прищурив глаза, они следили за нами, медленно пробираясь по балконам или по глинобитному полу. Дети хозяина, худые и шустрые, помогли нам разгрузиться, приглядели за животными, показали нам комнаты.
Я понял, что могу свободно изъясняться с египтянами.
Если Лукка и удивлялся моим лингвистическим способностям, он никогда не проявлял своего удивления. Елена воспринимала это как должное, хотя сама владела только родным языком и тем его диалектом, на котором говорили в Трое.
Как только мы разгрузили поклажу и устроились в комнатах, я разыскал хозяина в кухне, расположенной снаружи дома. Он покрикивал на двух девушек, выпекавших круглые и плоские лепешки в печи, похожей на улей. Их одежда состояла только из набедренных повязок, молодые груди чаровали упругостью, а гибкие темные тела увлажнял пот.
Если хозяину и не понравилось, что я увидел его дочерей полураздетыми, он ничем этого не показал. Напротив, когда я появился, он улыбнулся мне и кивнул на дочерей.
– Жена заставляет девочек готовить, – сказал он без всяких предисловий. – Она говорит им, что иначе не получат хорошего мужа. А по-моему, одного этого умения мало, нужно уметь и другое. – Он многозначительно усмехнулся.
Хозяин явно намекал, что он не против того, чтобы гости позабавились с его дочерьми. Лукка будет доволен. Но я не отреагировал на его намек и произнес:
– Я привел своих людей в вашу землю, чтобы предложить их услуги вашему царю.
– Великому Мернепта?[10] Он в Уасете, это вверх по реке.
– Мои солдаты – хетты. Они хотят поступить на службу к твоему царю.
Улыбка исчезла с лица хозяина.
– Хетты? Мы враждовали с ними.
– Хеттского царства более не существует. Эти люди остались без работы. Может быть, в городе есть представитель царской власти… Чиновник или полководец, с которым можно переговорить?
Он закивал так, что затряслись щеки:
– Царский чиновник уже здесь, во дворе, и хочет видеть тебя.
Ничего не сказав, я последовал за хозяином.
Представитель власти уже прибыл, чтобы встретить гостей.
Должно быть, хозяин постоялого двора отправил к нему одного из своих сыновей с вестью, как только мы переступили его порог.
Несколько кошек врассыпную бросились из-под наших ног, когда жирный хозяин повел меня между колонн коридора к боковому входу во двор. Там, в тени виноградника, восседал седовласый мужчина с худым лицом и впалыми щеками, чисто выбритый, как и положено египтянину. Он поднялся на ноги, когда я приблизился к нему, и оказался не выше хозяина постоялого двора. Его макушка едва доходила до моего плеча. Впрочем, кожа его казалась светлее, и он был гибок, словно клинок меча. Чиновник был безоружен; лишь золотой медальон на цепочке – символ власти – свисал с шеи.
Взглянув на его легкие белоснежные одежды, я вдруг осознал, что грязен и немыт… И одет в кожаную юбку с жилетом, которые не снимал много месяцев.
По давней привычке я носил под юбкой на бедре кинжал. Одежда моя сильно истерлась после долгого странствия, мне следовало вымыться и побриться, я даже подумал, что лучше не вставать так, чтобы ветер мог донести запах моего тела до этого цивилизованного человека.
– Перед тобой Неферту, слуга царя Мернепта, Повелителя Обеих Земель, – представился он, держа руки вдоль тела.
– Меня зовут Орион, – ответил я.
Под виноградником стояли две деревянные скамьи. Неферту пригласил меня сесть.
„Вежлив, – подумал я, – или же просто не хочет запрокидывать голову, чтобы поглядеть на меня“.
Наш премудрый хозяин появился из кухни с подносом, на котором стоял каменный запотевший кувшин, две симпатичных каменных чаши и маленькое блюдо с морщинистыми черными маслинами. Он поставил блюдо на небольшой деревянный стол, так чтобы Неферту мог до него легко дотянуться, потом поклонился и, улыбаясь, исчез в кухне.
Чиновник разлил вино, и мы выпили вместе. Вино оказалось слабым и кислым, но прохладным, и это было приятно.
– Ты не хетт, – спокойно произнес он, опуская чашу, голосом негромким и ровным, как подобает человеку, привыкшему говорить и с теми, кто ниже его рангом, и с теми, кто выше.
– Да, – согласился я, – я пришел издалека.
Он внимательно выслушал историю о падении Трои и Иерихона, а также о том, что люди Лукки предлагают свои услуги его царю. Весть о падении царства хеттов его не удивила. Но когда я заговорил об израильтянах, взявших Иерихон, глаза его слегка расширились.
– Это те самые рабы, которых наш царь Мернепта прогнал за Красное море?
– Да, – подтвердил я. – Впрочем, они уверяют, что бежали из Египта, а ваш царь пытался вернуть их, но не сумел.
Улыбка промелькнула на тонких губах Неферту и мгновенно исчезла. Он спросил с некоторым удивлением:
– И неужели они сумели взять Иерихон?
– Сумели. Они полагают, что сам бог направил их в землю Ханаанскую и отдал ее в их руки.
Неферту улыбнулся, оценив иронию.
– Тогда они смогут послужить заслоном на нашей границе, защищая ее от азиатских племен, – сказал он. – Эта новость будет передана фараону.
Мы проговорили несколько часов в тенистом уголке двора. Я узнал, что слово „фараон“ – в том смысле, который вкладывал в него Неферту, – означает правительство, двор царя. В течение многих лет Египет подвергался нападениям людей моря – так здесь называли воинов из Европы и с Эгейских островов, они совершали набеги на прибрежные города и даже углублялись в дельту.
С его точки зрения, Агамемнон и его ахейцы тоже принадлежали к людям моря, то есть к варварам. И в падении Трои он видел поражение цивилизации. Я согласился с ним, хотя и не стал рассказывать о том, что воспрепятствовал Золотому богу, желавшему предотвратить разрушение Трои.
Не стал я объяснять ему и того, что спутница моя – не кто иная, как царица Елена, и о том, что законный муж Менелай ищет ее. Я говорил только о своих воинах, о том, что мой отряд стремится поступить на службу к его царю.
– Войску всегда необходимы люди, – проговорил Неферту.
Вино мы уже выпили, от маслин осталась горстка косточек, и заходившее солнце бросало длинные тени, тянувшиеся через двор. Ветер переменился, и его порывы несли к нам от стойла противно жужжавших мух. И все же он не стал приказывать рабу встать возле нас с опахалом и отгонять их.
– А возьмут ли чужестранцев в войско? – поинтересовался я.
Ироническая улыбка вернулась на его лицо.
– Наше войско состоит в основном из варваров. Сыны Обеих Земель давно забыли про стремление к ратным подвигам.
– Значит, хеттов примут?
– Конечно! Мы будем рады, особенно если они столь искусные инженеры, как ты говорил.
Он велел мне подождать на постоялом дворе, пока он передаст весть в Уасет, столицу, расположенную на далеком юге. Я предполагал, что нам придется провести в Тахпанхесе много недель, но уже на следующий день Неферту вернулся на постоялый двор и сказал, что приближенный военачальник царя хочет видеть воинов из рассеявшейся армии хеттов.
– Он здесь, в Тахпанхесе? – удивился я.
– Нет, он находится в столице, при великом дворе Мернепта.
Я заморгал от удивления:
– Но каким образом ты получил весть?
Неферту расхохотался с неподдельным удовольствием:
– Орион, превыше всех богов мы почитаем Амона, бога Солнца. Он и передает наши вести по всей земле с помощью зеркал, улавливающих его свет.
„Солнечный телеграф“. Я тоже расхохотался. Как все становится ясно, когда объясняют. Вести могут летать по этой стране со скоростью света.
– Ты должен привести своих людей в Уасет, – продолжал Неферту. – А я буду сопровождать тебя. Впервые за многие годы мне доведется посетить столицу. Я хочу поблагодарить тебя за предоставленную возможность, Орион.
Я слегка наклонил голову.
Счастью Елены не было конца, когда она узнала, что мы направляемся в столицу.
– Но никто не гарантирует, что мы встретимся с царем, – предупредил я ее.
Подобное предположение она отмела легким движением руки.
– Как только царь узнает, что царица Спарты и Трои прибыла в его столицу, он тут же потребует, чтобы меня представили ему.
Я ухмыльнулся:
– Напротив, как только царь поймет, что Менелай способен высадиться на его побережье, чтобы найти тебя, он может потребовать, чтобы ты немедленно вернулась в Спарту.
Она нахмурилась. И когда мы ночью улеглись на продавленную кровать, Елена обернулась ко мне и поинтересовалась:
– А что будет потом, когда ты передашь меня египетскому царю?
Я улыбнулся ей, затканной лунными тенями, погладил роскошные волосы:
– Царь немедленно воспылает страстью к тебе. Или отдаст в жены кому-нибудь из сыновей.
Она не поддержала мою шутку:
– А ты действительно думаешь, что он может отослать меня назад, к Менелаю?
Я считал подобное возможным и постарался успокоить ее:
– Нет, конечно же нет. Зачем? Ведь ты явилась сюда в надежде на его покровительство. Он не может отвергнуть царицу. Египтяне считают ахейцев своими врагами, они не станут принуждать тебя вернуться в Спарту.
Елена откинулась на подушку и, глядя в потолок, спросила:
– А что будет с тобой, Орион? Ты останешься со мной?
Мне уже хотелось этого.
– Нет, – сказал я, едва расслышав собственный голос. – Я не могу.
– И куда же ты отправишься?
– Искать свою богиню, – сказал я.
– Но ты сказал, что она умерла.
– Я попытаюсь вернуть ее к жизни.
– Ты отправишься в Аид, чтобы вернуть ее оттуда? – В голосе Елены слышались тревога и страх, она вновь повернулась ко мне и прикоснулась к моему обнаженному плечу. – Орион, не стоит так рисковать! Даже Орфей…
Я остановил ее, прижав палец к губам:
– Не пугайся, Елена, я умирал много раз и всегда возвращался в мир живых. Если Аид действительно существует, я не видел его.
Она взглянула на меня так, словно перед ней появился призрак… Или хуже – богохульник.
– Елена, – сказал я, – твоя судьба здесь, в Египте. Моя же – в другом месте, в краях, где обитают те, кого вы, люди, зовете богами. Они не боги, вы представляете их не такими, какие они на самом деле. Да, так называемые боги могущественны, но не бессмертны, и они безразличны к людям. Один из них убил женщину, которую я любил. Я пытаюсь вернуть ее к жизни. Если мне это не удастся, я отомщу ее убийце. Вот моя судьба.
– Значит, ты любишь ее, а не меня?
Этот вопрос удивил меня, и на какое-то мгновение я растерялся. Потом, взяв ее рукой за подбородок, я проговорил:
– Елена, тебе можно предпочесть только богиню.
– Но я люблю тебя, Орион. Ты единственный мужчина, которому я отдалась по своей воле. Я люблю тебя и не хочу потерять!
Печаль охватила меня, и я подумал о том, как мог бы жить с этой дивной красавицей в этой прекрасной стране. Но я ответил:
– Наши судьбы ведут нас разными дорогами, Елена, а одолеть судьбу не по силам никому.
Она не плакала. И все же в голосе ее слышались слезы, когда она медленно проговорила:
– Выходит, выпало мне, Елене, быть желанной для каждого мужчины, кто бы меня ни увидел, но только не для того, кого я действительно люблю.
Я закрыл глаза и попытался забыть все миры, которые знал. Почему не могу я любить эту прекрасную женщину? Почему не могу, подобно обычному человеку, прожить одну жизнь, любя и будучи любимым, забыть свою вечную битву с силами, стремящимися разрушить континуум? Ответ я знал: я не свободен: Хочу я того или нет, я – создание Золотого бога… Охотник его и посыльный. Я могу восстать против него, но жизнь моя зависит от любой его прихоти. А потом я увидел ее, мою сероглазую богиню, мою настоящую любовь, и понял: даже Елену нельзя сравнить с ней. Вспомнил наше короткое счастье, и сердце мое переполнилось горечью и болью. Судьбы наши переплетены навеки, во всех вселенных, во всех временах и пространствах. И если ее нельзя вернуть к жизни, жизнь – ничто для меня и пусть придет смерть.
35
На следующее утро мы отправились по реке в Уасет. Я устал – и телом и духом. Долгий путь через Синай утомил даже меня, а грустные глаза приунывшей Елены терзали мою совесть.
Как только наша широкая ладья отвалила от причала и ее косой парус наполнился ветром, виды, звуки, ароматы новой и удивительной земли заняли все наше внимание. Если Лукку в основном развлекало отсутствие стен вокруг городов, нас же восхищало буквально все, что мы видели в Египте во время долгого путешествия вверх по Нилу.
Неферту играл роль хозяина, охранника и проводника, он реквизировал сорокавесельный корабль, на палубе которого нашлись каюты для нас с Еленой и его самого.
Вверх по течению могучей реки нас увлекал один-единственный косой парус: Гребцы не требовались. Как я понял, они были не рабами, а воинами и подчинялись не капитану корабля, а самому Неферту.
Я улыбался. Этот весьма цивилизованный человек прихватил с собой сорок воинов – чтобы мы не уклонились от избранного пути. Тонкий намек на силу хозяев обеспечивал спокойствие и не тревожил нас, находившихся под их охраной.
Но если Неферту был способен на подобные тонкости, земля, которую мы видели с палубы корабля, казалась иной: великий Египет скорее вселял трепет.
Жизнь в страну приносил Нил, начинавшийся за тысячу миль отсюда, на далеком юге. Вдали поднимались утесы из песчаника и гранита, за которыми виднелась пустыня. Но вдоль живописной реки тонкой лентой тянулись зеленые поля, качались деревья, поднимались могучие города.
Обычно через египетский город, протянувшийся вдоль Нила, мы плыли целый день. Мимо многолюдных пристаней и амбаров, мимо царских кладовых, к которым тянулись нескончаемые вереницы телег, мимо величественных храмов, лестницы которых спускались к каменным причалам с многочисленными лодками, оставленными богомольцами.
– Это еще что, – заметил Неферту однажды днем, когда вода несла нас мимо очередного города. – Подождите, пока мы доберемся до Менефера.
Мы лакомились финиками, фигами, тонкими ломтиками сладкой дыни. Неферту наслаждался обществом Елены. Он прекрасно владел ахейским и старался не говорить на родном языке в присутствии красавицы.
Она спросила:
– Что это за строения на противоположном берегу?
Я тоже заметил, что города здесь всегда располагались на восточной стороне реки. Однако напротив них, за рекой, обыкновенно находились многочисленные сооружения, иногда врезанные в толщу обрывов.
– Это храмы? – не умолкала Елена, не давая Неферту ответить на ее первый вопрос.
– В известном смысле, моя госпожа, – ответил он. – Это гробницы. Мертвых бальзамируют, перед тем как поместить в них, чтобы они ждали следующей жизни, окруженные вещами и пищей, всем, что потребуется им после пробуждения.
Недоверие отразилось на прекрасном лице Елены, несмотря на то, что я ей рассказывал о себе.
– Итак, ты считаешь, что люди могут прожить несколько жизней?
Я молчал… Я прожил много жизней, много раз умирал, каждый раз воскресая в новых эпохах, в неведомых краях и временах. Не все люди живут больше одной жизни – так говорили мне. И я понял, что завидую тем, кто может сомкнуть свои глаза навеки.
Неферту вежливо улыбнулся:
– Египет – древняя страна, моя госпожа. Наша история насчитывает тысячелетия, восходя к тем временам, когда боги создали землю и даровали мать-Нил нашим предкам. Ты скоро узнаешь, что наш народ больше думает о смерти и последующей жизни, чем о нынешнем существовании.
– Я тоже так думаю, – проговорила Елена, глядя на далекие здания с колоннами. – У нас в Аргосе великолепные гробницы положены лишь царям.
Лицо египтянина расплылось в улыбке.
– Ты еще не видела истинного великолепия. Подожди до Менефера.
Беззаботные дни сменяли друг друга, мы плыли по Нилу, ровный северный ветер надувал наш парус. По ночам мы причаливали к пристаням, но спали на корабле. Лукке и его людям позволяли посещать города, в которых мы останавливались на ночь; стражники Неферту помогали им развлечься традиционным способом – с помощью пива и блудниц. Египтяне и хетты постепенно становились приятелями, – тех, кто вместе пил и делил женщин, на мой взгляд, сложно стравить друг с другом, разве что силой.
Елена подружилась с корабельной кошкой, ослепительно белым животным, расхаживавшим по палубе с истинно царским величием… Она позволяла людям кормить себя, но не всем, а лишь тем, кому доверяла. У египтян все кошки священны, и Елена радовалась, когда кошка разрешала погладить себя.
Однажды утром, едва солнце поднялось над утесами на востоке, я увидел, как вдали вспыхнул западный горизонт. На миг мое сердце замерло: я уже ждал, что свечение расширится, поглотит меня и я предстану перед Золотым богом.
Но этого не произошло. Просто над горизонтом словно далекий маяк светился огонь.
Я не знал, что это. С тех пор как мы оставили дымящиеся руины Иерихона, в мир творцов меня не призывали. Сам же я не пытался в него проникнуть. Я знал, что снова встречусь с ними в Египте, а там либо я уничтожу Золотого бога, либо он погубит меня. Я приготовился ждать.
Но что за странное сооружение встает над западным горизонтом?
– Ты видишь?
Я повернулся, возле Меня стоял Неферту.
– Что это? – спросил я.
Он медленно качнул головой:
– Словами этого не объяснить. Увидишь сам.
Наша лодка поплыла навстречу огням. Мы приближались к городу Менеферу, который длинной цепью величественных каменных строений возвышался на восточном берегу Нила. Храмы и обелиски вздымались в безоблачное небо. Рядом с огромными пристанями любой корабль казался утлой лодочкой. Перед нашими глазами проплывали длинные крытые колоннады, обсаженные пальмами и эвкалиптовыми деревьями, дворцы и сады возле них, даже рощицы деревьев на крышах.
Мы едва замечали это великолепие. Все пассажиры невольно смотрели на запад, поглощенные невероятным зрелищем, которое открылось нашим взорам.
– Великая пирамида Хуфу, – благоговейным шепотом произнес Неферту. Даже он испытывал трепет. – Она простояла уже более тысячи лет. И будет стоять до конца времен.
Перед нами высилась колоссальная пирамида… Ослепительно белая, настолько огромная и массивная, что не с чем было сравнить ее. Вблизи находились и другие пирамиды, а рядом огромная каменная фигура сфинкса охраняла подход к ним. Храмы обрамляли дорогу к великой пирамиде; рядом с ней они казались игрушечными.
Пирамида была облицована белым камнем, отполированным до блеска, – я мог даже различить отражение сфинкса. Верхушка, в которой мог уместиться весь дворец Приама, горела в солнечном свете, сделанная из электра – сплава золота и серебра. Так сказал мне Неферту. Она первой встречала рассвет.
Здесь назначена наша встреча с Золотым богом. Здесь мне предстоит попытаться оживить Афину. Но корабль наш скользил мимо.
Вдруг ослепительно белая поверхность пирамиды медленно начала меняться. На ней открылся огромный глаз, который, казалось, смотрел прямо на нас. На борту послышались испуганные возгласы, я тоже не удержался от проявления изумления. Кое-кто из хеттов упал на колени. По моим рукам забегали мурашки.
Неферту тронул меня за плечо, впервые прикоснувшись ко мне.
– Не пугайся, – попросил он. – На поверхности пирамиды имеются выступы, которые отбрасывают такую тень, когда солнечные лучи падают на них под должным углом. Как солнечные часы, на которых изображен глаз Амона.
Я оторвался от созерцания оптической шутки, поглядел на Неферту: серьезный, почти торжественный, он и не думал смеяться над чувствами испуганных воинов-варваров.
– Как я уже говорил тебе, – сказал он почти извиняющимся тоном, – никакими словами нельзя рассказать о великой пирамиде человеку, еще не видевшему ее.
Я тупо кивнул, так и не найдя слов.
Огромный глаз Амона исчез – так же быстро, как и открылся, – около полудня. Вскоре после того на южной поверхности пирамиды проявилось изображение сокола, мы потратили целый день, разглядывая пирамиду; она завораживала настолько, что никто из нас не мог оторвать от нее глаз.
– Это гробница Хуфу, нашего самого великого царя, жившего более тысячи лет назад, – пояснил Неферту. – Под этими могучими плитами находится погребальная камера фараона и другие помещения, наполненные сокровищами. В давно прошедшие дни слуг царя также хоронили в пирамиде вместе с его набальзамированным телом, чтобы они должным образом прислуживали владыке, когда он воскреснет.
– Слуг замуровывали живыми? – спросил я.
– Живыми. Они сами стремились к этому – так нам говорили – из любви к своему господину и знали, что в потусторонней жизни они окажутся вместе с ним.
Выражение его худощавого лица было сложно понять. Верил ли он тоже в эти россказни или просто сообщал мне официальную версию?
– Мне бы хотелось увидеть великую пирамиду, – сказал я.
– Ты видел ее.
– Мне бы хотелось увидеть ее поближе. Быть может, даже войти.
– Нет! – резко вскричал Неферту. Впервые услышал я негодование в его голосе. – Пирамида священна! Ее стерегут день и ночь, чтобы никто не смог осквернить гробницу царя. Никто не может войти в нее без специального разрешения фараона.
Молча выражая согласие, я склонил голову, размышляя… Мне незачем дожидаться царского разрешения, я сам войду в гробницу и найду Золотого бога прямо сегодня.
Наш корабль наконец-то пристал к грандиозному каменному пирсу на южной оконечности города. Как всегда, Лукка и его люди отправились в город вместе с воинами Неферту. Я заметил, что из города пришла стража и остановилась на краю пристани. Они пропускали лишь тех, кому разрешал Неферту.
Я, Елена и наш провожатый отобедали на корабле рыбой, ягненком и добрым вином, доставленным из города.
Неферту рассказывал нам о великой пирамиде и огромном городе Менефере. Прежде он был столицей Египта, – Неферту всегда называл свою страну царством Верхней и Нижней земель. Именовавшийся вначале городом Белых Стен, став столицей царства, Менефер изменил свое имя на Анкхтойи, что означает „удерживающий обе земли вместе“. После того как столицу перенесли на юг, в Уасет, город стали называть Менефер – „гармоничная красота“.
На ахейском название города звучало как Мемфис.
С нетерпением я ждал ночи, прислушиваясь к их разговорам за обедом. Наконец трапеза закончилась, и Неферту пожелал нам спокойной ночи. Около часа мы с Еленой просто разглядывали город: огромную пирамиду за рекой и другие пирамиды поблизости.
Величественная гробница Хуфу словно лучилась даже после захода солнца. Огромные плиты испускали странное излучение, растворявшееся в ночи.
– Их действительно построили боги, – жарким шепотом проговорила Елена, прижимаясь ко мне. – Смертные не в силах сотворить подобное чудо.
Я обнял ее.
– Неферту утверждает, что люди построили и эту пирамиду, и все остальное. Их были тысячи, и они работали как муравьи.
– Лишь боги или титаны могут возвести рукотворную гору, – настаивала Елена.
Я вспомнил, как троянцы и ахейцы рассказывали, что стены Трои воздвигали Аполлон и Посейдон. Память об этой нелепости и упрямая настойчивость Елены горечью отозвались в моем сердце. Почему люди не хотят верить в собственные безграничные силы? Почему считают великими лишь своих богов, на самом деле не более мудрых и добрых, чем любой номад?
Мы с Еленой перешли к другому борту и принялись разглядывать город.
– Видишь эту грандиозную пристань? Разве боги построили ее? Ведь она длиннее всех стен Трои. А обелиск в конце? А те храмы и усадьбы, которые мы видели сегодня? Может быть, их тоже выстроили боги?
