Борис Владимирович Попов
Спасительная неожиданность
А рядом уже разгорался пьяный спор.
– Да вы, поляки, пива мало пьете, и не варите его вовсе.
– Кто тебе такую глупость сказал? Мы варим лучшее пиво в мире, и пьем его вместо воды! Наш первый король Болеслав Храбрый вообще прозвище Пиволюб имел!
– А ты сам-то любитель пенного?
– Ну, я…
– Вот-вот! Якнете и в кусты!
Венцеслав аж побагровел, и начал судорожно шарить рукой по левому боку в поисках сабли. К счастью для Ваньки, клинок в корчму шляхтич сегодня не прихватил.
– Ребята! Не беситесь! – мягко начал я, но петухи не унимались.
Масла в огонь еще подливала Наина, тыркающая мужа кулачком в бок и подзузукивающая:
– Дай ему в глаз, полячишке этому! Посмотрим, чего он без своей хваленой сабельки стоит! Убежит небось! Он сегодня без охраны из дома высунулся!
С этим пора было кончать.
– Наина! Иван! Убирайтесь отсюда! Такого повара обидели! Он тут возле вас целый вечер юлой крутился, да разными вкусностями кормил, а вы еще драку ему тут затеете. Пошли вон.
– Да мы…
– Вон я сказал! Завтра оправдываться будете, на трезвую голову.
Сгорбившись от неожиданного удара, молодожены уплелись. Христо шмыгнул следом.
– А я? – тоже понурился Венцеслав.
– А ты посиди пока. Не хватало мне еще ваши уличные пьяные драки между собой разбирать, – проворчал я. – В общем, я остаюсь завтра здесь, очень уж мне местная кухня нравится. Кто хочет пива с какой-нибудь невкусной гадостью на закуску, может отправляться куда угодно, но без меня.
– Я с вами! – гаркнул воспрянувший духом королевский наследник.
– И меня, меня прихватите, барин! – съехидничал Слава. – Не позабудьте на обочине сирого и убогого старичка!
– Может вы все-таки пиво больше спасения мира цените? – продолжил я эту клоунаду, – самих живыми сожру!
Венцеслав аж открыл рот от удивления, глядя на чудящих руководителей похода. Но когда мы взялись хохотать, смеялся громче всех, аж закидывая назад голову от удовольствия.
– Давайте выпьем за успех, и чтобы стереть из памяти все плохое! – предложил Богуслав.
– Давайте! – звонко выкрикнул шляхтич.
Я развел руками.
– Рад бы, да не могу.
– Защита сработала? – сочувственно спросил волхв.
Я кивнул. А как хочется расслабиться после похода!
– Давай ее отодвинем на сегодня?
– Разве этакую стену можно сдвинуть?
– Тебе нет, а мне можно.
– Двигай!
Богуслав как-то зримо напрягся.
– А что это он делает? – растерянно спросил поисковик.
Я прошипел:
– Молчи! Не мешай!
Длилось это недолго. Всего через пять минут Слава расслабленно откинулся на спинку стула.
– Готово!
Ну что ж, рискнем!
И мы выпили. Граппа улетела в меня на ура. Вот теперь можно и позабавиться! Забавлялись и расслаблялись мы еще минут сорок, вина и еды у нас было вволю. Я не столько пил, сколько философствовал – выпивший делаюсь болтлив, а собутыльники закидывали в себя кружечку за кружечкой и соловели все больше и больше.
– Однако надо пойти извиниться перед хозяином, – заметил я, – неудобно перед человеком.
– Сходи, сходи, – отозвался Богуслав, – ты у нас дипломат известный.
– Я тоже хочу стать дипломатом! – пьяненько икнул Венцек. – С тобой пойду!
– Пойдем, – согласился я. – Вдвоем, может быть, и половчей получится.
Мы прошли на кухню. Хрисанф сидел возле большой плиты с горестным видом. Клиенты были потеряны, а боевой пыл в душе уже угас.
– Выслушай нас, о кулинар! – витиевато начал я и поклонился.
Венцеслав немножко подумал, икнул и тоже поклонился.
– Ты же русский боярин! – поразился Хрисанф, поднимаясь со стула, – наверное, землю размерами с наш город имеешь? И мне, простому человеку, кланяешься?
– Да нет, – скромно ответствовал я, – земли у меня гораздо больше. Умаешься объезжать из конца в конец. По ней течет река Вечерка, на которой стоит моя лесопилка, и кругом высится строевой лес. Несколько тамошних деревень платят мне подати.
– А я из королевского рода Пястов! – встрял Венцеслав, – у меня большой замок возле нашей столицы Кракова. Он стоит на великой реке Висле, пересекающей бескрайние земли Польши из конца в конец, и леса там тоже много! Но об этом ни-ни! – шляхтич прижал палец ко рту, пьяненько улыбнулся, покачнулся и шлепнулся на освобожденный стул. Еще раз широко улыбнулся, затем уронил голову на грудь и громко засопел.
Сомлел мальчишечка, подумалось мне. Не задалась сегодня, видимо, польская дипломатия.
– А велика ли страна Польша? – удивленно спросил Хрисанф.
– Сейчас соображу! – заверил я.
Мы с Интернетом сообразили быстро.
– В два с лишним раза больше вашей Греции. Вроде как Греция плюс еще одна Греция и Кипр в придачу!
– Не может быть! – ахнул грек. – И такой принц мне кланяется!
Честный до глупости русак не вытерпел и тут же разъяснил.
– Ну, он из младшей ветви Пястов, и пока не принц. Но знатен, очень знатен.
– А что это он палец ко рту прикладывает?
– Просит никому об этом не рассказывать. У него там свои расчеты.
– Ну хоть супруге-то сказать можно? – засверкал загоревшимися карими очами корчмарь.
Ох уж мне это средневековое преклонение перед титулами!
– Она наверняка по-женски болтлива, и не утерпит, чтобы не поделиться этакой вестью с ближайшими подружками.
– Да она…
– Она женщина, и этим все сказано, – оборвал я диспут. – Мы скоро уедем, и хоть памятную доску о визите в твою харчевню польского принца вешай, нам уже будет все равно. А так ты ей, она другой, та третьей, и уже завтра после обеда у нас под окнами полгорода зевак торчать будет, ничего сделать не дадут – везде провожать станут. Такая лишняя огласка нам ни к чему.
– Я с нее обещание молчать возьму!
– Она тебе хоть на крови поклянется. И сама будет в это от всей души верить. А потом все равно не утерпит, сбегает и все разболтает. Я третий раз женат, и поверь, женщин знаю хорошо. Потерпи немного, ты-то все-таки не баба!
– Экий ты ранний многоженец! – не сдержался трактирщик.
Я вздохнул. Оправдываться на каждом шагу за свой моложавый вид уже надоело.
– Ты обратил внимание на мужчину, который со мной за одни столиком сидит?
– На старика, который не любит винограда? Конечно.
Я врач, и людей запоминаю не по лицам, а по болезням. А Хрисанф кулинар, и помнит нас по вкусовым пристрастиям. Я, наверное, в его памяти навсегда останусь любителем черного кишмиша сорта Астра.
– Так вот, я моложе друга-боярина всего на год, просто очень молодо выгляжу.
– А твоя третья жена тоже старуха?
– Отнюдь. Она молодая красивая девушка.
– Как же она относится к твоей старости?
– Сказала, что ей на мой возраст наплевать, лишь бы не загулял. Сейчас от меня беременна.
– Ну ты силен!
– Не жалуюсь. Я чего за тобой зашел: пойдем выпьем за твои золотые руки и ясную голову, которые сделали из тебя лучшего повара, встреченного мной за всю мою долгую жизнь.
Хрисанф засмущался.
– Скажешь тоже, лучший! Таких, как я много.
– У меня дома великолепный повар Федор. Как ушел ко мне, харчевня, в которой он раньше служил, тут же разорилась. Народ туда только отведать его стряпню и ходил.
Я много раз обедал в гостях у других бояр, они плохих поваров не держат. Не раз бывал на пирах у двух русских князей, тоже вкусно. Гостил у десятков разных самостоятельных женщин, которые из кожи вон лезли, лишь бы поразить меня своими кушаньями.
Ты готовишь лучше всех их. Потому я и поклонился твоему незаурядному таланту. А теперь пора выпить.
– Конечно идем. А то уж меня как бабу разболтать ваши тайны тянет. Сейчас прихвачу заветный кувшинчик, который для себя держу, и пойдем.
Ухватив небольшой изящный кувшинчик, плотно запечатанный деревянной пробкой, Хрисанф вспомнил о принце.
– Надо же разбудить вашего Пяста, увести с собой, налить ему рюмочку.
– Пустое, – отговорился я, – Венцеслав на сегодня уже отгулял. Пусть отдохнет. Может хоть чуть-чуть придет в себя, не придется тащить его на себе до постоялого двора. Кстати, а у тебя свежее мясо есть?
– У меня все мясо свежее! – гордо заявил владелец харчевни. – Из залежалых продуктов не готовлю!
– Нужно самое свежее, – терпеливо пояснил я, – просто свежайшее.
– Есть прямо парная говядина. Есть телятина. Она понежней, но позавчерашняя. Из чего готовить будем и что?
– Давай парное!
– Да блюдо из него жесткое и безвкусное будет! Мясу дозреть, надо, доспеть и дойти, покрыться тонкой корочкой. А парное же и не сварить толком, и не пожарить. Сколько ни вари, все невкусное получается, и его не разжевать.
– Я его сырым с собой возьму. У нас с мальцом друзья голодные сидят.
– Что ж ты их с собой не взял? Денег пожалел?
– Мы с Венцеславом денег на своих овчарок-волкодавов не жалеем. А не взяли, потому что их часто люди пугаются, неведомо как в корчме к ним отнесутся.
– Я собак очень люблю! Давно бы и сам завел, да жена их терпеть не может. Ко мне всегда могучего пса приводи, приму как родного. А сырым мясом разве можно собаку кормить? Озвериться же может.
– А кто тебе сказал, что нам добряки да лизуны нужны? Чтобы волка в чистом поле без помощи человека задушить, боец и зверь нужен, а не цепная гавкалка.
– Приводи! Завтра же приводи!
Мы вышли в зал. Богуслав сидел уже со слегка снулыми глазами, говорил и думал помедленнее обычного – тоже чувствовалось опьянение. Конечно, до польской юношеской пьяности нам с ним было еще далеко, но насторожиться уже следовало.
– Слав, нам поджиматься уже пора – хватит с этой пьянкой горячиться. Завтра может случится нелегкий день, а с нас похмельных проку будет маловато.
Богуслав подумал, встряхнулся и стал говорить рубленными фразами, делая между ними продолжительные паузы.
– Не пить крепкого. Или уйти. Как скажешь. Ты у нас командир. Тебе решать.
– А я думал, ветеран у вас главный! – ахнул Хрисанф.
– Володя главный. Лучше меня.
– Ты прав, крепкие напитки сегодня уже пора исключать, – согласился я с Богуславом. – Но вот с корчмарем я выпью обязательно.
– Вот-вот, со стаканчика мальвазии вам не поплохеет, – весело затараторил грек, наливая нам по полстакана вина насыщенного янтарного цвета из заветного кувшина, – очень полезный напиток!
Интересно, что ж за напиток трактирщик утаивает от посетителей? Чего тут в Херсонесе нет в свободном доступе? О мальвазии я читал у классиков и не раз. Обычное доступное вино.
Спросил.
– Что ты! – поразился Хрисанф, – мальвазия дешевой не бывает! Те, от кого ты это слышал, рассказывали о паршивых подделках, неизвестно из чего сделанных. Какой-нибудь десятый отжим самого поганого жмыха. И давай, волоки на Русь, там все равно не поймут, хорошего-то вина и не видали сроду.
Приличная мальвазия делается из золотисто-желтых виноградинок сорта винограда с тем же названием. Растет только в горной местности на Крите. Из других сортов такого вина уже не получишь. Отбираются обычно лучшие ягоды. Бродить будет поставлен только первый отжим! Можно сделать и второй, и даже третий, но все это уже будет не то – дешевка она и есть дешевка.
Получается сладкое ликерное вино с необычайно приятным сладким вкусом и тонким, глубоким и выразительным запахом-букетом. Будто смешиваются запахи фиги, неведомых цветов и мандаринов.
Запахи, вроде бы обычные, но тут они приобретают новые красоты аромата. Правда, у вас на Руси не растет…, – тут Хрисанф задумался, а мне захотелось выкрикнуть: зато у нас рожь и лен хорошо растут!
– Не растут у вас фиги, и ты можешь не знать их запаха.
– Ни фига у нас не растет, – озвучил я свою мысль, – но фигу дают понюхать часто!
– Завозят, значит, – сделал ложный вывод трактирщик. – Но раз в десять – пятнадцать лет мальвазия дает урожай необычных ягод: они в полтора – два раза крупнее обычных, их сок более насыщенного цвета и вкуса.
Вот к этим виноградинам опытные виноградари никого не подпускают – все делают сами. Разом этот урожай не собирают, снимают с ветки по одной вызревшей ягодке в течение определенного времени.
Затем давят сок. Берут только первый отжим! Потом мастер лично следит за брожением. Дают настояться. В результате получается великолепнейшее вино – мальвазия люксус, которая стоит гораздо дороже обычной.
И вот она перед нами! – Хрисанф обвел наш столик широким взмахом руки. – Угощайтесь!
Мы со Славой взяли стаканы в руки и понюхали. Видимо опьяненный Богуслав уже успел потерять нюх, потому что оценил запах так:
– Не пахнет. Не чую. Буду пить.
После пары глотков он поставил бокал на стол и застыл, глядя в одну точку. Вот и все. Приехали. Пора тащить его в кровать. А я все нюхал и нюхал. Пахло приятно, но слабовато. Сориентироваться было затруднительно.
– Так ты и трезвый-то не учуешь, – вмешался в мое нюхачество трезвый Хрисанф. – Настоящие знатоки нюхают вино по-другому.
Он покрутил стаканчик в воздухе в горизонтальной плоскости и быстро понюхал. Удовлетворенно заметил:
– Совсем другое дело! – и пригубил напиток.
Я повторил раскрутку, понюхал. Получилось! Запах стал интенсивнее, гораздо насыщеннее. В новой гамме отчетливо проступили запахи лимона, абрикоса, ананаса, и даже наносило чем-то бананово-шоколадно-заманивающим.
Однако кабатчик-то чует что-то совсем другое!
– Хрисанф, но у меня какие-то совсем другие запахи… Может я неправильно нюхаю?
Средневековый сомелье рассмеялся.
– Так и должно быть. Мы с тобой понюхали вдвоем и учуяли два разных запаха, понюхает десять человек – будет десять разных мнений. Этим и отличается букет хорошего вина от запаха дешевых поделок. Здесь ошибиться невозможно – у каждого из нас свой жизненный опыт.
Теперь тебе для лучшего понимания букета и вкуса вина нужно не торопясь покатать его во рту, и только потом глотать.
Покатал, глотнул. Ммм! Букет запахов усилился и засиял новыми ароматами. Терпкий насыщенный вкус оставил приятное послевкусие. Вот теперь можно и посмаковать.
Мы сидели, выпивали и разговаривали.
Хрисанф в свою пору служил поваром в разных местах. Дома богатых людей виделись облегчением после заплеванных портовых харчевен, а когда его переманил к себе и увез в Константинополь один из родственников императора Алексея Комнина, жизнь там показалась кулинару просто раем.
Но гордый нрав и вспыльчивость не позволяли повару долго засидеться на одном месте, и, хотя знатный ромей платил ему очень щедро, Хрисанф в обход подающей кушанья прислуги ухитрился поругаться с всесильным императорским советником и вынужден был оставить службу. Несмотря на более чем заманчивые предложения знати о работе, он предпочел вернуться в Херсонес и купить здесь таверну вместе с домом.
Только и в торговый-то сезон дела шли так себе, а сейчас прямо волком выть охота – не идет народ, хоть тресни.
– Первый год ты здесь хозяйствуешь? – поинтересовался я.
– Да первый, будь он неладен! Продавать, наверное, эту корчму буду, место видать глухое. У нас в доме еще две пустующие комнаты стоят с отдельными входами, и от них тоже никакой пользы нету.
– Любое место раскрутки требует. Сразу много не заработаешь, приучать приезжих именно к тебе ходить надо. А первые годы активно заманивать купцов к себе придется.
– Низкими ценами, что ли их заманивать?
– Низкие цены это для матросов, да проезжей рвани всякой. Твоими золотыми руками другие кушанья стряпать нужно – вкусные, как во дворце и по разумной цене.
– Не поймут!
– Надо сразу объяснять это будущим посетителям.
– По улицам, что ли, мне бегать? – набычился Хрисанф.
– Для этого есть другие люди.
– Не знаю таких!
– Да он сегодня целый вечер перед глазами мелькал! Заняться ему явно нечем, тележку какую-то пустую катает, а язык подвешен очень хорошо, слова нанизывает уверенно.
– Христо, что ли? Немного он пока мне посетителей привел!
– Не так работает, навыка нет. В любом деле правильный подход важен. Вот он, кстати, и воротился, явно несолоно хлебавши.
Ламврокакис присел к нам с расстроенным лицом.
– Какие эти твои молодые жадюги! Я их довел до корчмы, где самое лучше пиво в городе подают, так они меня мало того, что медной монеткой не уважили, так даже пивком не угостили! А у самих денег здоровенный кошель!
– На чужой каравай рот не разевай! – пояснил я зарвавшемуся хапуге, – не все коту масленица! Иван эти деньги с бою взял, убил самого страшного нашего врага. Мы всей толпой не осилили, а он раз – и прибил.
– А что ж ты его отсюда-то вышиб?
– Не понравилось, как он дело повел.
– А ты нравный!
– Да еще и с поганым характером, – дополнил я объективную характеристику. – За это не ведись, тебя это не касается. Мы с Ваней близкие друзья, сегодня поругались, завтра помиримся. А вот к тебе серьезный разговор есть.
– Слушаю!
– Хлебни-ка пока винца вместо пивца для поддержания разговора.
Христо тут же протянул цепкую ручонку к заветному кувшинчику. Трактирщик напрягся.
Я треснул Ламврокакиса по хищной лапе.
– Это не трогай! Это не для тебя! Боярам только идет. Вон из любого другого кувшина наливай, взыску не будет.
Хрисанф выдохнул с облегчением.
– Есть для тебя возможность зарабатывать значительные деньги ежедневно, пить-есть за чужой счет и ночевать в приличном месте тоже бесплатно.
Христо встрепенулся.
– Говори скорее, чего за это делать нужно будет, не томи!
– Да ничего особенного. Подождать нужно будет в порту корабль, поймать приехавших купцов, и привести их сюда. И все дела.
– Да не каждый согласится за это денег дать!
– А тебе и не нужно с них деньги брать. Соврешь чего-нибудь почему ты бессеребренник, расхвалишь таверну и особенно повара. Мол он в Константинополе родственника императора, тоже Комнина, кормил. Вернулся потому что сам захотел хозяином стать, недавно купил корчму.
– Это же все вранье! Вдруг спросят, кого именно кормил, а я что? Буду стоять да глазами моргать? Побьют, как пить дать побьют!
– Хрисанф, расскажи.
– Три года кормил Андроника Комнина и его гостей, многих могу назвать поименно и описать. Трое меня звали к себе поваром после того как отведали приготовленных мною яств. Жил в его дворце в левом крыле, наособицу от прислуги. Вернулся этой весной, надоело в услужении у кого-то быть.
– Это что, на самом деле было? – пораженно спросил Христо. И ты об этом молчал?
– А чего болтать-то? За это не платят.
– Платят, еще как платят! – убежденно произнес Ламврокакис. -Каждому охота, вернувшись домой похвалиться перед знакомыми – я, мол, в Херсонес с товаром ходил, меня там бывший повар самого Комнина кормил! Знатно покушал! И не очень дорого. Константинопольские купцы сюда всей толпой попрут! Искать еще эту таверну будут.
– А искать им ничего и не придется, – пояснил я, – ты им все отыщешь. И бесплатно при этом!
– Кто же мне за всю эту возню платить будет?
– Хрисанф и заплатит.
– Сколько?
– Закажет если приведенный тобой посетитель изрядно – тебе кератий, сделают это толпой, если вдруг караван придет – двойная оплата – милиарисий, заявятся просто поглазеть – на еду и ночевку заработаешь. Ты не женат?
– Да денег на содержание жены нету…
– Вот пока холостой здесь и поживешь. Женишься – квартиру себе ищи. Всех все устраивает?
Христо:
– Можно попробовать…
Хрисанф:
– Даже и не знаю…
– А не попробуешь и не узнаешь. Главное, риска-то никакого нету!
– Отдашь этому жулику деньги, а он никого и не приведет!
– Выдача денег на другой день, поглядеть еще надо, кого он привел. А завтра я его кормлю, он на меня с утра поработает. Столуемся у тебя завтра опять же мы, не обедняешь. Через денек-другой будет видно, ловок Ламврокакис, или так, звук пустой. Поменять его на другого такого же никогда не поздно. А пока дохода не принесет, медяка медного не давай, не балуй!
– Я ловок невиданно! – похвалился Христо.
– Купцов веди, вот им и будешь брехать по дороге что угодно. А мы только делам верим. У тебя одежда хорошая есть? А то весь в пятнах каких-то, не поверят такому.
– Есть! У знакомой держу.
– Завтра чтобы прилично оделся. Не смей Хрисанфа перед людьми позорить.
– Как солнышко сиять буду!
Я повернулся к трактирщику.
– Сколько мы тебе должны?
– Да вас, понимаешь много было, а заказывали все дорогое, не экономили, – пряча глаза взялся вилять кормилец.
– Мозги мне не морочь! Спать уже охота, целый день в седле провели. Сколько?
Хрисанф наконец-то решился.
– Золотой! Меньше взять не могу! Я объясню…, – но продолжить вертеть волынку я ему не дал.
Развязал кошель, вынул золотую монету производства киевских фальшивомонетчиков, сунул ее корчмарю.
– Это же золотой солид императора Констанса Второго! Он на нем с сыном Константином Четвертым изображен. Лучшая византийская монета! В ней самое чистое золото! И сияет, как новая! – заахал Хрисанф. – Я ее доселе всего два раза в жизни и видел, – очень редка и высоко ценится. Думал, ты чего попроще и полегче дашь. А с этого золотого мне еще тебе сдачу давать придется.
Я зевнул.
– Ты стоимость сырого мяса учел?
– Конечно!
– Тогда мы в расчете, сдачи не надо. Мясо подели на две половины, заверни их отдельно. Мне на завтрак яичницу из двух яиц и колбасы копченой. Слав! Ты чего утром есть будешь?
– Сыр. Яичница. Хлеб.
– Венцеслав нам сейчас толком ничего и не скажет. Ладно, сунем ему завтра чего-нибудь. Ванька с Наиной скорее всего с утра дуться будут и в другое место отправятся завтракать – на них можно не рассчитывать. Придут четверо уходящих…
– Они сказали мне, кто чего утром поест, завтра все будет готово, – заверил трактирщик. – Ты лучше скажи, что на обед делать будем.
– Постарайся добыть в любую цену берзитику, очень меня эта рыба заинтересовала. Она большая?
– Здоровенная!
– Костей много?
– Почти нет.
– Вот целиком ее и волоки. Не сыщешь, возьми куропаток, да потуши капусты. Христо! Подходи завтра сюда в чистой одежде. Позавтракаем, и на море!
– Слушаюсь!
Пошли будить Венцеслава. Богуслав на ногах стоял еще плоховато, сильно качался из стороны в сторону, поэтому пока был оставлен сидеть за столом. Возились с поляком минут пятнадцать: кричали, трясли, терли пареньку уши, хлестали по щекам, обливали водой, ставили на ноги – все было бесполезно, королевич спал сладким сном и даже начал похрапывать.
– И чего будем делать? – спросил я. – Оставлять сидеть на стуле нельзя, не ровен час свалится на пол, расшибется. Перетащить может в жилые комнаты на топчан?
– А он ночью подымет хай, перебудит всех моих домашних, выясняясь, куда попал. Да меня потом теща истерзает, – всю печень выклюет, – скептически оценил этот замысел повар.
– Так ты с тещей живешь? – посочувствовал я мужику.
Хрисанф перекрестился.
– Не дай Бог! Зашла в гости, да и осталась на ночь.
С тещей я пожил и представлял, как она начнет пилить зятя: теперь каждый вечер всех пьяных доченьке под бочок будешь притаскивать? Да еще возникнет куча немыслимых версий о твоих деловых качествах, которых нашим мужским умом ни в жизнь не охватить – узнаешь очень многое о своей невероятной паскудности, и этот вариант тут же отпал сам по себе.
– Армяк для него может бросить на пол? – предложил Христо, – не зима, не озябнет.
– А он ночью вскочит и побежит постоялый двор искать, – усомнился в этой идее я. – По пути его точно где-нибудь ограбят, а то и вовсе зарежут.
Задумку связать поляка я тоже отверг – спесивый шляхтич за такую о нем заботу мстить будет по гроб жизни.
– Да давайте его на моей тележке увезем!
И то верно.
– Длинноват он только, – как-то совершенно по-прокрустовски оценил рост Венцеслава Христо, – ноги свисать будут.
– Подогнем! Положим его на бок и подогнем, – творчески развил идею бывший врач-совместитель «Скорой помощи», не раз переносивший к машине людей необычайной длины.
Христо усомнился.
– А вдруг он резко разогнется, да как пнет меня в живот? Мало не покажется, парень, похоже, крепкий!
– Ну давай я его покачу.
– Ты давай лучше своего друга-боярина до постоялого двора доведи, какой-то он сомнительный. А мне за риск доплатишь…
– Не надо ничего доплачивать! – вмешался Хрисанф. – Я покачу. Меня никаким пинком через пузо не достанешь!
Такого убытка Христо не ожидал. Сначала оторопел, потом начал хитрить.
– Как же ты по ночному городу один назад брести будешь? Самого того и гляди разбойники зарежут.
– Ты же на ночевку сегодня ко мне пойдешь?
– Ну да…
– А тебе, думаю, вся эта бандитская шатия-братия хорошо известна, вечно тут день и ночь ошиваешься.
Ламврокакис отвел хитрые глазенки.
– Да так, знаю кое-кого…
– Вот сам с ними и потолкуешь, – подытожил кулинар. – Денег я с собой не возьму, одет в простой хитон, невелика радость меня грабить.
– Если небольшая толпа будет, могу я их перебить, – внес свою лепту я, – неплохо обучен.
– Да у тебя и меча-то с собой нету! – поразился моей наглости Христо.
– Кинжалом буду действовать.
– Один?!
– Вдвоем, – отозвался уверенный голос Матвея, неожиданно вернувшегося в корчму с уже привычной саблей на боку и совершенно трезвого.
– Забыл чего-нибудь? – поинтересовался я.
– Пожелать тебе спокойной ночи! – захохотал ушкуйник. – Грузим поляка.
Мы погрузили парня на тележку, и пошли, прихватив с собой факел и мясо для собак. Тележку по очереди толкали то Хрисанф, то Христо, Матвей вслушивался и вглядывался – не подстерегает ли нас бандитская засада, я освещал дорогу, Славу мы с ушкуйником вдвоем вели под руки.
Завязалось продолжение беседы о наращивании числа посетителей в харчевне.
– И как прикажешь к купцам подкатываться? – все играл в лопуха Христо, – хватать за рукав да орать: побежали скорей жрать?
– А говорил, что ловок! – удивился я. – Не надо никого хватать и ничего орать. Первым делом погляди, чем стали заниматься приезжие. Если разгружать товар с судов, надо обождать – пусть люди неотложное сделают, потом подойдешь.
Свалят заботы на приказчика или уже разгрузятся и в город подадутся, подсунься, предложи за твой счет на радостях выпить.
– А какая у меня радость?
– Да любая! Сын родился, ты наследство получил, теща от вас выехала – выпить тебе не с кем, а один не любишь. У нас, на Руси, все очень любят выпить на дармовщинку.
– Да и у нас в Византии не откажутся!
– Если срочных дел у них нету и гости пошли с тобой, уверенно ведешь приплывших в корчму к Хрисанфу, а по дороге рассказываешь, что лучшее вино только там, еда – выше всяких похвал – повар самого Комнина кормил, и у него чистота, красота, продукты свежайшие. И цены – очень разумные, лишний нумий не запросит. Про родство не ври! Ни к чему это.
– А дальше что?
– Зашел в таверну, развалился на стуле и шуми:
Дайте мне лучшего вина и самой вкусной еды! Долго ждать не люблю!
Хрисанф, у тебя есть какое-нибудь простенькое, но очень вкусное кушанье?
– Как не быть! – отозвался повар, – враз эскалопов нажарю!
– Да чтобы народ зря не томить, выдай хорошего вина с легкой закусочкой, ну там винограда или слив подсунь, и иди спокойно жарь.
– А дальше?
– Дальше – больше. Христо пусть занимает народ расспросами об их житье-бытье, да купеческой лихости – мужчины больше всего любят своими подвигами хвастаться, а ты быстренько пожарь каждому посетителю по одному маленькому эскалопчику для разжигания аппетита, подай на стол, и спокойно жди основного заказа.
Вот выпили они по стаканчику, заели этой маковой росинкой, тут-то их голод с дороги и прошибет!
А Христо вдруг вспомнит про какие-то дела неотложные, сунет тебе монетку, спросит: достаточно? Ты кивнешь, и он убежит. А приезжие уже разгулялись, жрать охота неимоверно, начнут делать заказ. Вот тут и надо жестко разграничить: вот за это заплатил Христо, а дальше уж вам рассчитываться!
– Может не надо? – неуверенно спросил кулинар.
– Еще как надо! Купцы вечно без чести и достоинства в чужих городах дела ведут, ведь все равно никто не узнает. Смолчишь – обожрут кругом, а оплату на Христо перевесят. А вот если четкая договоренность будет, тут уж им деваться некуда.
– А вдруг уйдут?
– Да и пропади они пропадом! Платить, значит, не хотят, и не будут.
– А вино и эскалопы кто же оплатит?
– Если гости останутся у тебя, раскидаешь затраты по всему заказу, они и не заметят, ну а если вдруг все-таки уйдут – скатертью дорога, не обедняешь.
– Боязно как-то, убыток…
– Кто не рискует, тот не пьет мальвазии! И обязательно поставь у двери караульщика.
– Зачем?
– Нажрутся и убегут, пока ты возле плиты толчешься. Да еще чего-нибудь со стола прихватят. Вот это будет убыток!
– Да где ж его взять-то караульщика…
– Христо враз сыщет.
– Могу! – тут же подтвердил родственник всего человечества. – Есть тут один русский боец, очень дальняя моя родня, у меня на примете. Дорого не возьмет, а за порядком присмотрит.
Интересно, а среди африканских пигмеев нашел бы Христо себе родню?
– Слушай, а откуда у вас столько всего русского? – удивился я. – Вы же старинный греческий город, Русь от вас черте где, а куда ни глянь – вечно чего-нибудь русское подсовывается: то караульщик, то вы поголовно наш язык знаете.
– Сто лет назад ваш князь Владимир, который потом Русь крестил, вынудил наш город сдаться. С той поры россы здесь кишмя кишат. Отсюда и наше хорошее знание вашего языка.
А как половцы русское Тмутараканское княжество разорили, которое на востоке Таврики находилось, и тамошние города под себя подминать стали, ваш народ оттуда и побежал кто-куда. Евдоким, скажем, из Феодосии с семьей прибыл. Он у себя там в охранной дружине состоял, подраться горазд и на кулачках, и на сабельках.
– Детей у него пятеро? – неожиданно по нормальному спросил протрезвевший Богуслав.
– Да, – удивленно протянул Ламврокакис, – ты его что, знаешь?
– Знавал в прежние годы, – подтвердил боярин. – Хороший мужик: и непьющий, и боевой. Он в их дружине сотником служил. Этот и не струсит, и в заварушке насмерть биться будет. Мы с ним в Киеве раньше иногда встречались.
Да, подумалось мне, а в 21 веке в Севастополе, стоящем на развалинах былого Херсонеса, русских вообще подавляющее большинство.
– Ладно, – решился Хрисанф, – попробуем. Хватит мне перед супругой и ее матушкой стелиться, наплевать, что всего два месяца женат. Вот поют с утра до ночи: все продавай, иди поваром к богатым да знатным, хорошо заживем. Прав ты – переменить ухватку надо. Вина у меня запас изрядный, весь подвал разными его видами в свое время забил, и если дом продам, куда я его дену?
Куском мяса пару раз рискнуть можно, не обедняю. Если народ пойдет, сервитума, полового-подающего по-вашему, заведу, хватит повару туда-сюда бегать. Мое дело жарить и парить, а не перед посетителями гнуться.
– Я слышу речь не мальчика, но мужа! – процитировал я выражение светоча нашей поэзии Александра Сергеевича Пушкина. – Надо бороться, надо дерзать, а то потом так и будешь сидеть на нищенской получке до конца жизни. Там много не хапнешь, сегодняшний запас денег быстро разойдется с этакой бойкой женой и ее советчицей тещей. А пойдут дети, болячки не дай Бог случатся, или еще что, и торчать тебе в наемниках до конца жизни – второй раз не выберешься из этой помойки, в люди не выйдешь.
Тут опять оживился Христо.
