Борис Григорьевич Ягупьев
Евангелие – атеисту
Глава 8. Размышления о случившемся
Человек должен быть собранным, целеустремленным, чистым, честным, открытым, то есть без двойного дна, работоспособным, упорным без упрямства, послушным, предсказуемым, в общем – цельным. В последнее время также не возбраняется быть душевным, почти что дозволено и душу иметь, но относиться к этому следует с иронией, юморком, как к простительной слабости. Человек не должен иметь сомнений. Он должен верить, целиком доверяться тем, кто с нескончаемой мудростью и дальновидностью им руководит. Всегда. Везде. Сомнения, особенно в сочетании с самомнением, могут привести к раздвоению личности, а это уже болезнь, и человека придется полечить, успокоить, признав душевнобольным. В этом случае наш атеизм вполне одобряет понятие «больной души». Вот ведь материалистический фокус! У выздоровевшего души нет, она исчезает. Бездушным, как должно, остаётся человек!!
У меня заныла душа. Ноет и ноет, болит! Откуда-то «знаю» я, что душа в мужском теле «ОНА», а в женском теле «ОН». Хотя, без тела становится бесполой сущностью. Ну болит душа и болит. Не зуб же! Не сердце и не печёнка даже! Так – нечто… Спросил я душу, отчего она болит. Говорит мне душа, что тесно ей стало, услышал и другие голоса-подголоски:
–Тесно нам, очень тесно, помоги нам разместиться в тебе, упорядочиться…
Задумался. Смутно, расплывчато стало вспоминаться нечто, о чём лучше бы не вспоминать, забыть. Забыть себя? Это вряд ли!
Несколько дней и ночей слушал я эти голоса, заглушал их подручными средствами.
Понял я с огорчением – с этим не справиться. Судьба! Место, значит, надо искать, где с ними «потолковать». Надо разобраться в себе. Решил пойти для этого в Шишкин лес. И слышу вопль протеста:
–Только не туда!
Тут же понял, что туда нельзя, не выдержу, свихнусь. Подумал, что лучше уж ехать на пруд в Узкое или в Тропарево. Заворчали, но не запретили. Прикинул, что детей там много, плач, визг, крики, толкотня – не сосредоточиться. Значит, ехать надо в Быково, на дачу родителей. Там скверно… мрачные ненавидящие взгляды папеньки, ворчание или истерики маменьки, которая временами, к счастью, объявляет окружающим бойкот и молчит днями, только включает на всю мощь радио или телевизор… Там какую-нибудь обязательную понудиловку делать заставят, работу неприятную и неосмысленную, плодов не обещающую. А еще там – постоянно пьяненький младший братец, с двадцати лет ожидающий смерти любимых престарелых родителей, представляющий себя владельцем «имения», квартиры и машины, а также многих тысяч на сберкнижке и все для себя, любимого, «голубя сизого», по выражению отца. Хороший был мальчишка в детстве. Испортили неумеренной все дозволяющей любовью! Потом там еще – детки его не слишком шумные, но все же…Там – жена его, затюканная свекровью, неодобряемая за что-то свекром, мечущаяся между работой и подработкой, уставшая от пьянства мужа, преждевременно теряющая красоту. Там моя немногословная озабоченно-сосредоточенная жена, думающая о сыне, «мужающем» в Армии. А еще там – глухая неприязнь родственников – соседей по дому, униженных богатством нас, верхних. Правда, есть среди них «луч света» – двоюродный брат, мой ровесник, Саня, тоже правда, моим папенькой затюканный. Он заядлый рыбак, и если бутылочкой винца его сманить на водоемчик какой-нибудь недалекий, он углубится в возню с удочками, наживкой, в ожидание поклевок…Место найдет тихое, малолюдное, где можно будет сосредоточиться. Слушаю себя, чувствую – одобряют:
– Да здравствует великий и мудрый Борух- Матфи!
Спрашиваю:
– Что ещё за Борух? Что за еврейские штучки?!
Загалдели! Базар… Представьте себе в маленькой коморке говорящую женщину? А две? А три? А если еще больше? Каждая галдит о своем, одна другую перебивает. Я спросил, сколько их, но ответили, что сплелись, перепутались, не сосчитать, но больше шести и меньше двенадцати.
Поехал в Быково, как собирался, сел на берегу заливчика реки над обрывчиком у кладбища в Колонце и стал разбираться в себе. Серьёзно это делать не получалось, только дешёвое хохмачество и помогало хоть что-то понять…
Итак, что мы имеем: поехал я в субботу утром в лес за вениками для бани, а домой вернулся только в воскресение ближе к вечеру. Ни к кому в дом для ночлега не заходил, еды с собой брал очень мало, но вернулся домой сытым и комарами не покусанным. Это все странно, но объяснение можно найти вполне реалистичное. В лесу я встретил особенного человека, обладающего мощным интеллектом и способностями к гипнозу. А человек этот был с ассистентом не менее талантливым, а недалеко была группа их сподвижников. Может быть они в лесу репетировали, отрабатывали номер, а тут я им попался. Меня ввели в «транс», хотя раньше неоднократно гипнотизеры от меня отступались, «не гипнабельный» говорили. Но быть может, в этот раз удалось. Заставили они меня рассказать о себе, начиная с детства, что было забыто – извлекли из подсознания. Только зачем им это? Интереса я ни для кого представлять не могу: не богат, ни к каким серьезным секретам доступа не имел, а если бы даже и имел – по бестолковому своему образовательному уровню, технической малограмотности – ну, не сумел бы ничего понять, запомнить. Себе то я могу в своей полнейшей безграмотности признаться. Самый страшный секрет мне известный – это то, что почти все мы в нашей стране работаем изумительно скверно, лениво, словно из-под палки и врем, врем… Планы и отчеты липовые, пьянство и разврат, да еще поворовываем…
В общем – людям, допустим, в навозной куче, разгребая, удалось найти «жемчужное» зерно… Либо они удовлетворены, следовательно, оставят меня в покое, либо «они» не получили сразу того, что ищут, значит можно ждать звонка или письма или встречи у работы-ли, около дома-ли. Вывод – следует ждать. Если нужен, то ожидание не должно быть долгим. Они должны понимать, что работа для меня новая, многолюдие вокруг, масса впечатлений разных – сотрут из меня то, что было «впечатляющего», я стану всё более упрям, работать со мной может стать гораздо труднее.
А может быть со мной действительно случилось что-то сверхъестественное,
«потустороннее»? Никогда со мной ничего похожего на «видения» не случалось. Больше того, ни с одним человеком, с которым я за полвека почти я встречался, разговаривал – ничего подобного не происходило, ни в какой форме. Если бы, скажем, эта была некая «тёмная сила», то она должна была обещать мне какое-то вознаграждение и дать аванс! Аванса, понимаешь, нет, обещанием награды считать смутное видение последних дней жизни в нищите, бродяжничестве и смерть в лесу, под придавившей и продкнувшей грудь веткой ели – что-то на награду это не тянет…Лучше не думать об этом до осени. К осени всё станет понятно, что то произойдёт или не произойдёт, а время меня подлечит… А что да голосов, то тоже ничего страшного! «Внутренний голос» – термин чуть ли не обиходный в нашем мире. Ведь и раньше бывало, что кто-то изнутри мне говорил: «Нельзя!» Ну, теперь голосов этих несколько. Что же тут очень то уж особенного? Старею, это мои голоса-мысли, намерения нереализованные… Это ещё не основание паниковать и бояться психушки. А вот пить не надо!
Подумав об этом, я допил из горлышка остававшуюся в бутылке от пол-порции жидкость, пожал молча руку увлечённому поплавками брату, прощаясь, и пошёл к станции на Москву, не прощаясь с близкими «дачниками». Тут мне голоса и говорят наперебой:
–Мыслишки твои как у Буратино.
–Ты подумай-посоображай ещё сегодня, уж сделай милость!
–Не откладывай на осень. Всё надо решать гораздо скорее.
–Не пей совсем, а через три недели вернись к этому вопросу.
–Мы помолчим пока, потерпим.
И всё. Молчок. Прекратились «разговорчики в строю».
Глава 9. Размышления и домыслы
А вот и год прошёл! Впереди десять, как минимум, двадцать пять, как прошу.
Новая работа в большом почти незнакомом коллективе – дело сложное всегда. Коллективчик – почти полтыщи душ, на три четверти женский. Большинство из женщин инженеры, математики, программисты, есть с учёной степенью. Многие из них – жёны начальников разных уровней – элегантные, умные, ироничные. Ну и мужчины – начальники секторов, отделов, лабораторий, разработчики-авторы программ, механики высшей квалификации, начальники разных уровней, тоже со степенями учёными, организаторы. А я неуч, высшее образование не получил. Из института прямо в армию, ни уха, ни рыла, как говорится. Научен, правда, молчать «задумчиво», «проницательные» взгляды бросать, «надувать щёки» изредка… И учиться по ходу, схватывать новую терминологию для начала, а потом доходить потихонечку до сути. Сознаю ведь – не на месте я! Из «занюханных» механиков полигона и в ведущие инженеры ВЦ, помощником могущественного заместителя начальника отделения, «князя-кесаря», восседающего на бочке со спиртом, распределяющего все материальные ценности, влияющего и на зарплаты, и на премии. Человек он опасный, а потому от меня не отмахиваются, «обнюхивают», изучают. Что я дилетант понимают и понимания не скрывают, но осторожны, наслышаны… Три года назад был я начальником не совсем понятной, но способной «подгадить» службы, был вхож в «верхние» кабинеты, аж до самого «верхнего» в НИИ, да ещё в кое-какие министерства…Ненавязчиво намекают «мужички» порой на возможность «отсыпать» несколько граммулек – знают, собаки, и об этой слабости. Впрочем, легко могу не пить, слава Всевышнему, зависимости нет.
Три недели минули, укрепив физически, не говоря уж о духе. Узнал за это время пределы возможного и некие «границы». Голоса не беспокоили. Ночью снов, кажется, не было – уставал. Но мысль, которую гнал, отталкивал, вернулась опять: «А не удавиться ли мне, если опять всё начнётся?»
В удобный час остался после работы на дозволенное «режимом» время в кабинете начальника, сел в его кресло за его же стол и стал размышлять.
Похоже, меня пытаются использовать как некий «инструмент», марионетку, «болвана» в некоем преферанс, малая часть карт открывается, и при умении быстро считать, можно всё же уловить некоторые закономерности, даже и не зная правил игры. Беда в том, что карт в «колоде не 32, не 36, а неизвестное количество. И мастей не четыре, а, похоже, шесть! Откуда знаю? А вот и не знаю. Просто взял число 12 и сообразил как-то, что из него составлено шесть пар (мужчина + женщина), и каждая эта пара стала мастью. Не пики, трефы, буби, червы, а, скажем, белые, чёрные, жёлтые, красные, синие, зелёные… Ну, что-то в этом роде… Роль, признаем, незавидная. Удастся ли «отбиться», «откосить»? Скорее всего – не удастся, не те «силы», от которых можно колобком укатиться. Вывод – не брыкаться! Беречь себя и свои силы. В голову пришла простенькая песенка, занесённая из далёких двадцатых годов:
Нам электричество ночную тьму разбудит,
Нам электричество пахать и сеять будет,
Нам электричество заменит тяжкий труд,
Нажмёшь на кнопку – чик – и деньги тут как тут!»
Электричество подменим словом «кибернетика» или «электроника» и поём дальше:
Не станет акушеров, не будет докторов,
Нам кибернетика ночную тьму разбудит,
Нам электроника пахать и сеять будет,
жмёшь на кнопку – чик – и человек готов…
Славная песенка! Ах, да, мысли…
Какова приманка – то? До шестидесяти не умру, ибо оберегаем. Не густо, но и не жидко! Правда есть в этом ложка дёгтя – полное отсутствие зубов, нищета, голодная жизнь, скитания, смерть в лесу. Чем за эти блага расплачиваться? Писать…Тут есть ограничение – не употреблять грязных слов, не матершиничать, не сквернословить в жизни Это труд! Придётся переходить на язык жестов, ухмылок… Вот будут удивляться, что стал таким сдержанным…Исследовали мой словарный запас. Что в нём такого? Литературе обучали меня Марина Артёмовна и Софья Давыдовна. Общаться и говорить много придётся с евреями. Ну, это ладно. Они по жизни мне часто встречались. Ладил. Не обижали они меня, не обманывали, не унижали. Знаю о них немного. Народ этот скрытный. Так…заставили меня вспомнить о том, о чём забыл давно, о порте Владимире! Там куча народа была, а я внимание только на одного старшину и обратил! Зачем это им?
Что за «пилюля» упрятана и где именно – не угадалось. «Расклад» по прежнему «втёмную». «Прикуп» быть обязан, но не отложился ещё. Не может же быть «прикупом» каша, даже с вареньем! «Прикуп» до объявления «козырей» не открывают?
Болван, я, болван! Главное начать писать. То-что выросло…того уже не вырубить топором… Процесс пошёл. Игра началась. О чём могу писать? Неоспоримо, я могу писать всё, что угодно, что собеседникам интересно будет. Тогда, если что-то во мне «заложено», оно сможет проявиться, да и «голоса» подскажут.
Было мне подсказано, что я «не для проповеди». Это славненько! Можно говорить свободно со всеми, никому ничего не проповедовать, не доказывать. Меня-то «они» вывернули наизнанку, до пылинки вытрясли. Опять же было сказано, что никому я не интересен. Можно писать свободно об обыденном, без заумностей. Было сказано записать всё, что вспомню о родных и знакомых… Кому это будет интересно? Ладно, не спорю, даже очень неинтересное полезным может оказаться потомкам до семи колен, если окажутся таковые – на всё воля Всевышнего! Как всякий русский ленив я и нелюбознателен, мало знаю о своей не такой уж многочисленной родне. Но «они» обо всех знают побольше моего! Мои взгляды и оценки «им» не нужны. Друзья: одноклассники, сокурсники, сослуживцы, собутыльники? Про кого надо писать?
Евреи. Знал я о них немного, конечно, народ этот скрытный. Но знал многих евреев с раннего детства ещё, и ни с кем, кажется, не был «на ножах», не обижали они меня, не обманывали, не унижали… О них писать?
Что «голоса» подскажут? Сказано: «Прокачивай!» Хорошо – не «проваливай»…
Сделаю так. В ближайшую субботу поеду в Шишкин лес. Голоса молчат, не протестуют. Хорошо.
Что делалось за год? Главное – строили большущий зал под новую сверхмашину, большую, новейшую, секретную – Хитачи. Именно я строил – от прокладки коммуникаций для энерго-климатического обеспечения для пользователей дисплейных залов, кончая монтажом фальшполов, фальшстен, фальшпотолков из качественных зарубежных материалов. А ещё руководил извлечением той ЭВМ из зала Гидрометцентра, погрузкой-перевозкой-разгрузкой… Освоился в помещениях лабораторий, секторов, кладовых с многомиллионными ценностями – это отчасти «моё» хозяйство. Со спецами стал говорить увереннее. Когда начальник машины водил меня по техническому этажу мастодонта «Эльбрус», и гордо объяснял, что на базе таких ЭВМ построена система ПВО страны, я, осмелев, заметил, что теперь, наконец, понял, почему страна наша с таким невиданным упорством и настырностью борется за мир во всём мире: при первом же налёте будет Карабах-барабах…от нас мокрого места не останется! Специалист засмеялся и признал, что отладка машин затянулась…на годы…
Мне, к счастью, не обязательно быть технарём – главное, чтобы туалеты не засорялись, в светильниках лампы менялись, помещения прибирались, расходные материалы и запчасти на машины поступали, велись работы по демонтажу устаревших машин и по монтажу новейших…Ну, и ещё «особо опасная» работа – раздача спирта. Я уже прекрасно знаю, что практически все наши ЭВМ – убеждённые трезвенницы, не пьют! Но им ПОЛОЖЕНО! Иначе начнутся сбои, ошибки, потери машинного времени… Одна лишь машина пьёт вволю – «Хитачи», япона мать…
Ну, в пятницу, накануне намеченной поездки в Шишкин лес, наши «нахрюкались» до поросячьего визга. Наши – это команда моего «шефа»: девочки-инженеры, кладовщицы, да трое мужиков переростков. Собрались в двухкомнатной квартире молодой кладовщицы-разведёнки-разбавлялки», чувашки. Последнее, в смысле приготовления пойла, «отсосанного» из «бочки». Я был с ними впервые, а потому корректен и сдержан. Пил мало, хорошо закусывал, а потом вообще перешёл на безалкогольное, когда другим было уже не до меня. Домой поехал поздно и был уже трезвый.
Голоса безмолствовали. Жена побурчала за опоздание недолго.
Утром, молчком, быстро собрался: рюкзачок, термос с чаем, лимон, чуток жратвы, портвейна из заначки, трёшник в карман. Подошёл к жене: «Проветрюсь, вернусь к трём». Автобус…ещё час сна.
Утро выдалось хмурое, морось. Утреннее купание отменил. Решил посетить два места, а потом пойти «ем путём», где на пути несколько водоёмчиков. Там решил и искупаться, надеясь, что к тому времени распогодится. И что бы пойти туда, куда сразу наметил! Нет – обратил внимание на давку мужиков на входе в магазинчик. Понял – «бормотуху» завезли. У магазинчика уже не просто давка была – мордобой и смертоубийство! Верно, проведали «страдальцы», что завоз малый и отоварятся не все. Страшно смотреть, жутко, жалко… Бедные мы, бедные! «А Русь всё так же будет пить, плясать и плакать под забором…»
И тут меня под ребро толкнули – достал я из рюкзачка свою «бомбу», да и с хвастливой ухмылочкой подразнил ею толпу, издалека, через шоссе. Сразу повернулся и быстро пошёл тропой к лесу, по пути упрятывая «сокровище». Мельком увидел взгляд волчонка их группки подростков лет 16-17, по юношеской хилости не имевших шансов «остаканеть». Взгляд тот был завистливо-ненавидящий!
Я пошёл, не включая радио, подумав: «Попал я как кур во щи!» Смешная присказка. Ясно ведь, что когда щи варили на курятину не рассчитывали. Не знал я тогда, что правильно будет «как кур в ощип».
Перешёл я по мосту речку, скатился под откос по оползню сырому, по тропке средь лопухов – в горку, лесную чащобу. И показалось мне, что за собой двух пацанов увидел. Значения тогда этому не придал. Не на грибные потаённые места ведь шёл. А шёл я в направлении той поляны. Мне теперь для этого компас был не нужен. Это направление я и без солнца чувствовал, словно по нити шёл… И что мне овражки, болотца, ручейки, бурелом, кусты и крапива… Настрекалённый крапивой, в сырой походной одежде я вышел на поляну. Поляна как поляна. Трава высокая, да. Ели притихшие, лапы влажные. Тишина. Никаких следов, ничего необычного, чудесного. Солнца нет, а потому мрачновато-сыро. Иду дальше, под ту ёлку. К стволу прижался щекой. Да «был ли мальчик?» Может ничего и не было? Смотрю через поле. Моросный туман даёт видеть только смутную тёмную полосу дальнего лесного массива. Безлюдье. И тут – шорох, треск сломавшегося сучка. Кто-то бродит в ельнике. «С человеком ли, с лосем – мне сегодня встреча ни к чему» – подумал я. Скорым шагом пошёл через поле. Культура на нём была посеяна уж другая, но всё равно на корм животным., на зелёную массу. Люблю смотреть на машинную уборку такой массы. За коров радуюсь и завидую им. Им можно и не жевать – захватывай губами сочный корм, а уже потом жуй жвачку. А у нас жвачку поди купи-достань! Сел на сосновое брёвнышко – лесхоз радом провёл вырубки. За спиной кустарник, тропинка, густой лес. Сбоку – тоже кустарники, а под ногами чуть заметная дорога по краю поля. Слева вдали вижу – идут краем перелеска двое. Разошлись. Одна в лес побрела, другая – в мою сторону. Морось прошла. Расстегнул штормовку, капюшон снял. Туманное тёплое пятно солнца начало лицо согревать, хорошо – так! Решил, что посижу, перекушу, а потом осмотрю место у упавшей берёзы, что рядом, всего в пятнадцати шагах. Достал и поставил между ног термос, бутылку пакет с едой положил, ножик раскрыл, чтобы пластмассу с бутылки срезать. Услышал шаги. Поднял голову. Подходит юноше, скромно сигаретку просит. Решил, что сейчас вместе посидим-покурим. Лопух я, валенок сибирский, тюфяк! На обращение:
«Дяденька, спичку можно?»
Ножик втыкаю в землю и протягиваю коробок. Тут же с ужасом ощущаю, что сзади на меня наброшена петля из брючного ремешка видно. Дыхание тут же перекрыло. А тот, что передо мной командует:
«Брось нож к моим ногам, старый хрыч!»
Сзади слышу сопливое сопение-хлюпанье. Осторожно бросаю нож, стараясь не шевельнуться, чтобы окончательно не придушил, гад.
«Послушный, хвалю…» Теперь брось «бомбу», живее!»
Положил бутыль на землю и катанул к нему. Он на трофей ногу гордо поставил, ржёт!
«Что в термосе?»
«Сладкий чай с лимоном».
«Кати сюда!» – Вещь ценная, в хозяйстве пригодится».
Повиновался, ошейник ослаб, и я смог наклониться, вроде как к термосу. Думаю: «Час, я тебе, сучонок, покажу…»– а сам из-под полы куртки достаю молоточек аккуратненький на длинной железной трубчатой облитой резиной рукоятке. (Хранитель, не ты ли мне подсказал его взять? Никогда с собой его не носил, тем более вот так, за поясом штанов – и мысли не было»).
Катанув посильнее термос, чтобы отпрыгнул вымогатель, рубанул вслепую, не глядя, через плечо, молоточком по «заспинкеру», так я его уже про себя называл. Услышал сзади тоскливый всхлип: «Дяденька, не убивай!» – ремешок свободно лёг мне на плечи. Догадываюсь, удар получился хорош. Пока тот сзади в болевом шоке, надо разобраться со стоящим спереди. Мой нож он ещё не поднял. Если есть свой, его ещё достать надо. Палка в его руке – не оружие. Встаю и стараюсь говорить ласково, хоть меня и трясёт:
«Поворотись–ка, сынку, экий ты смешной! Ложись, сейчас я тебе задам ума по тухесу!»
Как же быстро он побежал! Через поле, в дальний лес… Обернулся я, увидел, что полулежит в кустах волчонок, лапками за правую ключицу держится, глаза затравленные, скулит. Трясло всё сильнее. Напряжение не проходило. Подошёл, долбанул молоточком по левой кисти:
«Это тебе доля друга убежавшего. Запомни!»
«Не убивайте, дяденька! Я больше не буду!»
«Запомнишь старого хрыча? На глаза мне больше не попадайся. Встречу ещё – калекой будешь! Вставай! Бегом – марш!» – и побежал он, жалкий, несостоявшийся грабитель. Тут мысль пришла: «Надо бы миром дело решить…» Но как не проучить. Ведь за бутылку готов удавить, да за термос!
Далее, я употребил некоторое количество содержимого двух ёмкостей, пожевал, покурил и пошёл обследовать место у «той берёзы». Всё осмотрел, ощупал, чуть ли не обнюхал, травку грабками пальцев перешерстил, ничего не обнаружил интересного. Ни следочка. И никакого родничка-фонтанчика там и быть не могло – видно же состояние грунта, растительности…
«Вывод: Ходить сюда незачем. Было-прошло. После сегодняшнего приключения в район посёлка «Шишкин лес» и близлежащие места лучше не рисковать появляться. Боль сама по себе вещь впечатляющая, а закреплённая сломанной ключицей, и, возможно, треснувшей косточкой кисти руки, запомнится не только пострадавшим волчонком-неудачником, но и стаей, которой он принадлежит. Ухожу на Быково!» – размышлял я. И пошёл. У ручейка обмылся, глотнул вина, искупался по пути в четырёх прудах. Допил вино и чай. Постепенно, не торопясь дошёл до автобусной остановки. Сел в автобус до Беляева и уснул.
Было и нет, а может и не было? «Было! Было!» – завопило истерически во мне голосом барона из спектакля «На дне» часто мною слышанного в школьные годы ещё.