Борис Борсуков Ст
Сон Брахмы
Глава 7
Вернее, к нам приближался, призрак моего тела. Я не раз видел видеофильмы со своим участием, но каждый раз я знал, что меня снимают, и бессознательно старался выглядеть как можно привлекательнее. Теперь, я впервые видел неприглядную картину моей естественной внешности и поведения. По бульвару, медленно и, видимо, бесцельно, шел немолодой мужчина высокого роста. Он был плохо выбрит и кое-как причесан. Видавший виды костюм и поношенные башмаки завершали образ человека, не ожидающего от мира ничего хорошего и не ждущего от общества похвалы. Мужчина шел, опустив глаза на точку в трех метрах перед собой. Плохо скрываемая брезгливая гримаса появлялась на его лице, если он подымал глаза, привлеченный каким-то шумом или неожиданным препятствием. Увидев слева от себя сквер, мужчина свернул в него и, приблизившись к нам, сел на скамейку, опершись локтями о колени и безвольно опустив руки. Посидев некоторое время в неподвижности, он нагнулся, поднял каштан и стал его разглядывать.
– Маг, встречающийся сам собой – мертвый маг, – вспомнилось мне высказывание Кастанеды.
– Да, на вершине волны выполнения это значит, что на точке сборки одновременно активны данные сна Брахмы и данные тела. Обычно точка сборки при этом разрушается. Конфликт на шине, как сказал бы электронщик, – прокомментировал Слава.
– А что Кастанеда не знал про эту волну? – спросил я.
– Нет, он был заворожен зрелищем Орла, который отбирает у человека осознание вместе с суммой жизненных впечатлений после смерти. Почему пастырь предстал ему в таком виде, я не знаю. Чудак, наверно, какой-то. Вообще, в истории было много случаев, когда пастырь или двойник добирались до зрелища волны. Но мне неизвестно, чтобы кто-то научился поперечным смещениям вдоль волны. Кроме наших волн, существует еще множество побочных волн, или параллельных миров, как у вас говорят. В некоторых из них произошла атомная война или какая-то природная катастрофа планетарных масштабов. Жуткие миры, должен сказать.
– Какая же волна настоящая? И кто всем этим управляет? – несмотря на мое отрешенно-счастливое состояние, я не мог удержаться от постоянно возникающих у меня вопросов.
– Настоящая волна одна и ты живешь в ней. В ней стираются параметры элементарных частиц о предыдущем дне Брахмы.В остальных просто идут вычислительные процедуры над копиями этих частиц. Образно говоря, это побочные процессы, которые происходят в оперативной памяти компьютера Брахмы. Их следы стирать не нужно. Со стартом нового дня Брахмы они будут просто переписываться новыми, уже реальными данными.
– Но все же, Слава, разъясни мне про эти волны – я не совсем понимаю, как это получается, – мои мысли слегка путались и задавать вопросы было одновременно и весело и лень. – Да, вот что я хотел спросить: ты же, или она… не помню, словом, вы говорили, что сон Брахмы повторяет реальные события из дня Брахмы. А как же быть с побочными волнами? Ну с твоей, например? Ведь мира, в котором ты живешь, никогда не было. Хуже того, и пасторов ваших тоже не было! Значит, вместо взятки ваши пастыри получают фигу с маслом? Так им и надо паршивцам эдаким, – и я опять расхохотался. Мысль о том, что эти паразиты строят свои интриги впустую, показалась мне чрезвычайно смешной и утешительной. – Хотя постой, а когда возникли эти побочные волны?
– Во время сна Брахмы, конечно. Множество волн, которые бродят во сне Брахмы – это множество снов, которые он одновременно видит. Все эти бифуркации – это то, что могло случиться, но не случилось в реальном дне Брахмы. Только один из них точно описывает последовательность событий его дня. Это важно, а то сколько, снов в голове Брахмы – это его забота.
– Ну да, – охотно согласился я. – Пусть думает, тем более, что головы у него четыре…
К призраку моего тела подбежала, приветственно размахивая хвостом, призрачная собака, и ткнулась ему носом в ладони. Мужчина улыбнулся первый раз за все время и погладил собаку. Вслед за собакой к нему подошла хозяйка собаки и взяла ее на поводок. При этом они обменялись беззвучными фразами.
– Звуки не сохраняются среди разрушающейся картины сна, – опередил мой вопрос Слава. – Ладно, еще один фокус, и будем считать, что ты усвоил урок.
Женщина наклонилась, отсоединила карабин поводка от ошейника собаки. После этого, пятясь и поглядывая по сторонам, вернулась на скамейку в противоположной стороне сквера. Собака вновь ткнулась мордой в руки мужчины и, виляя хвостом и пятясь, как хозяйка, вернулась на исходную позицию на газоне. Мужчина на скамейке согнул спину, сложил руки на коленях и вновь стал разглядывать каштан. Все замерло.
– Вот это да! – воскликнул я. – Как это ты делаешь?
– Я показал тебе, как меняя координату времени, перемещаться по волне выполнения, – ответил Слава. – Показал, чтобы закрепить у тебя в сознании идею о том, что весь твой мир – просто ночная волна выполнения. Теперь вперед на вершину! Это как виндсерфинг, не бойся. Главное чтобы волна тебя не накрыла – остальное дело техники.
– Гоп-ля! – воскликнул он, и мы понеслись сквозь призрачный город. Дома, улицы, машины, уплотняясь на глазах, ринулись мимо нас.
– Слава! Подыми меня повыше! У меня голова, то есть точка сборки, кругом идет от этого полета, – крикнул я. Обилие впечатлений не оставляли места для благодушного настроения, которым я наслаждался еще минуту назад. Все во мне напряглось, чтобы не быть сметенным их напором.
Мы вынырнули из месива домов и поднялись на высоту птичьего полета. Сказочная картина полупрозрачного города открылась моему взору. Неяркий диск Солнца горел среди почти прозрачных облаков.
– Как красиво! Покинутый марсианский город Бредбери. Не хватает только каналов и сухопутных парусников!
– Да, каналов и парусников нет, зато американская экспедиция есть, – сказал Слава, показывая на здание Макдональдса и толпу призраков вокруг него. – Марсиане встречают космический корабль пришельцев… Есть миры, в которых всего этого нет. Я знаю одну волну в которой Ельцин спьяну упал с моста и утонул, а Горбачева застрелил один ветеран на митинге.
– Вот здорово! – воскликнул я. – И Союз не распался! А кто у них президент? Хотя президентов, наверно у них не должно быть.
– О чем речь! Зато у них есть генсек – Лукашенко. Китай в рублевой зоне, Америка не выходит из кризиса, доллар, если повезет, можно обменять на рубль в соотношении один к ста. Есть волна и получше, в ней вообще перестройка продолжалась всего 2-3 года и особого вреда не нанесла. В этой волне военная бюрократия, под благовидным предлогом, совершила переворот, выгнала на пенсию партийную верхушку, назначила военных комиссаров в министерства и сумела вывести страну и соцлагерь в единстве до девяностых годов. Не без издержек, конечно, но Союз и соцлагерь устоял. Оказывается, этого было достаточно для того, чтобы мир капитала начал сыпаться. В восьмидесятые годы все висело на волоске и в Союзе и в США. Кто-то должен был погибнуть, причем запас прочности в Союзе был гораздо больше.
– А дальше? Что было дальше?
– Дальше на Западе случился жесточайший и самоусиливающийся кризис, который привел к такому резкому снижению уровня жизни, конфликтам на национальной и религиозной почве, что его обаяние в головах мещан вдруг рухнуло. Как следствие, рухнула идейная база либерализма в сознании верхушки общества. Странно, но этого оказалось достаточно для начала нового периода роста.
– Ну почему такая несправедливость? Почему я живу не в этой волне? – спросил я, испытывая и в самом деле что-то похоже на жалость к себе.
– Старик, ты плохо соображаешь, – сказал Слава. – В этой волне твое место занято. Так же, как в вашем мире есть Слава Новоселов – отец двоих детей, отчаянный мечтатель в прошлом и пессимист в настоящем. Твоя копия в нашей волне весьма успешна – профессор, обладатель целой коллекции наград. Однако он еще более несчастлив, чем Слава Новоселов в вашем мире. Кстати, копия Славы Новоселова в нашем мире также процветает. Ты и Слава – большие приятели. Впрочем, ты сам со временем увидишь.
Здесь нотабене: Слава так часто обещал мне что-то показать или с кем-то познакомить в будущем, что я пропустил эти слова мимо ушей. Как позже выяснилось, он действительно познакомил меня с моей копией в его волне, причем, самым странным из возможных способов, но об этом позже. Итак, я пропустил эти многознаменательное замечания и принялся рассуждать, что в конечном итоге лучше для развития личности – жить в стесненных обстоятельствах или напротив в относительном изобилии?
– Да. Я понимаю. Я еще в восьмидесятых годах чувствовал, что если я ничего не изменю – эта вечная погоня за первенством меня засосет, – согласился я. – Но мне непонятно, что послужило причиной того, что наш мир развивается таким уродливым манером. Почему основным стал мир, в котором нет Союза? Почему коммунизм сменила такая бесчеловечная и отжившая формация, как капитализм?
– Нас просто неправильно учили о том, что такое коммунизм. Коммунизм – это по Марксу, что-то аналогичное кастанедовскому перепросмотру. Маркс определял коммунизм, как последовательное снятие отчуждения человека от продуктов его деятельности. Снятие это начинается после того, как отчуждение достигает максимума и происходит путем последовательного повторения общественных формаций в обратном порядке. Так что вы живете при коммунизме, к чему собственно и стремилось советское общество. Вы, как немцы во вторую мировую войну, получили то, что хотели. Они мечтали жить и работать в России и действительно многие из них еще долгие годы после войны жили и работали на лесоповале в Сибири. Кто же мог подумать, что коммунизм – это последовательная реализация абсолютизма, феодализма, азиатского способа производства, родового строя и т. д.
Что-то подобное я уже читал в книге «После коммунизма», но не придал этому значения, сочтя эту точку зрения обычным пустозвонством. Однако слова Славы заставили меня отнестись к этой идее по-другому. В самом деле, в природе все циклично, ничто не вечно. Как правило, долгое развитие заканчивается взрывом или вспышкой, при которой система приходит в близкое к исходному состояние. Например, взрыв сверхновой – это что-то, похожее на ускоренный фильм об образовании звезды, пущенный в обратном порядке.
– А почему ты начал обратный отсчет формаций с феодализма, а не с капитализма? – поинтересовался я.
– Я начал не с феодализма, а с абсолютизма. Нам преподавали упрощенный марксизм и не только потому, что советские толкователи марксизма опустили его до своего уровня понимания реальности. Просто часть фундаментальных работ Маркса была обнаружена уже после Второй мировой войны. Между капитализмом и феодализмом лежит особая формация – абсолютизм. Это строй, при котором основное экономическое содержание эпохи состоит в обмене права на деньги. До промышленной революции в России абсолютизм выражался в том, что деньги перетекали к детям беднеющих дворян, а права – к детям купцов через браки между сословиями. Это у Чехова прекрасно описано. А какое содержание перестройки? То же самое. Право комсомольских работников образовывать кооперативы они обменяли на деньги, принадлежавшие остальному населению.
– Да, но тогда остальное население, отдав деньги, должно было получить права. А этого не случилось, – заметил я.
– А это всегда так бывает. А что получили дворяне, отдав свои привилегии взамен на горсть серебрянников? Только то, что уникальное право быть дворянином стало настолько распространенным, что обесценилось, как у вас говорят – ниже плинтуса. Вот и нынешний гражданин России – теоретически имеет все права. Но беда в том, что у него нет денег на их реализацию. Зато, те кто отдали свои формальные права, могут за вырученные деньги купить себе столько прав, сколько захотят. Вот такой коммунизм получился, – закончил Слава свой экскурс в нашу недавнюю историю.
«Логично, – подумал я. – Тут не с чем спорить». Однако мне было не совсем понятно, почему после социализма не установился капитализм, как обещали зазывалы перестройки.
– Социализм – это высшая форма капитализма, при которой весь капитал принадлежит государству, то есть никому. Советский Союз первым в мире построил высшую форму отчуждения человека от продуктов его деятельности. Этот процесс завершился при Сталине в пятидесятых годах прошлого века. Таким образом, возврата к капитализму уже не могло быть. Это был пройденный этап. Начиная с Хрущева, началось обратное движение, которое закончилось перестройкой, то есть абсолютизмом, – не дожидаясь вопроса, сказал Слава. Вы по-прежнему идете впереди общественного прогресса, который по идее должен привести к полному снятию отчуждения человека от самого себя и уничтожения труда, только произойдет это уже во время нового Дня Брахмы.
– Уничтожения труда? Что же, это будет царство бездельников? Впрочем, может быть ты и прав, уже и сейчас почти никто ничего не делает, – подумал я.
– А ты вспомни, что написано в Манифесте коммунистической партии? Целью коммунистов является уничтожение труда – вот что там написано, причем, на первой странице манифеста.
– Да и в самом деле. Но я думал, что речь идет о рабском труде.
– Всякий труд рабский, – ответил Слава. – Только не надо путать труд и деятельность.
Призрачный город во время нашей беседы значительно уплотнился, а Солнце достигло горизонта. Облачность на горизонте стала плотной и пожаром охватила западную часть неба. Поверхность города покрылась сплошным покрывалом теней от домов и деревьев. Окна домов, обращенные на запад, горели зловещим красным огнем.
– Однако мы заболтались с тобой. Вперед и вниз, а там… ведь это наши волны, они помогут нам… Гоп-ля, Гоп-Гоп!!!
Наши точки сборки сорвались с места и стремительно полетели в сторону квартала, на котором находилось моя «контора», и в которой, по словам Славы, находилось мое тело, которое мы еще совсем недавно видели в скверике перед храмом. Через несколько мгновений мы оказались в моем кабинете. Мое тело безжизненно сидело на стуле, уронив голову на стол. В левой руке оно еще держало ступку. Предметы в помещении и само тело стали почти совсем плотными.
– Долго еще оно будет в бессознательном состоянии? – спросил я.
– Да, еще около получаса. Сейчас узнаем точно. Заодно мы спустимся по волне в будущее. Смотри, внимательно. Не пропусти момента его пробуждения – иначе тебе крышка, – зловещим голосом сказал Слава и засмеялся.
– А как я узнаю, что тело вот-вот пробудится? – забеспокоился я.
– Я пошутил, – примирительно ответил Слава. – Никакой опасности нет. Мы на самой вершине волны. Слышишь звуки машин?
В самом деле, с безмолвием было покончено. Тысячи сильных и слабых звуков отдаленных голосов, автомобилей, пения птиц и прочих шумов, заполнили комнату. Мое тело продолжало безучастно лежать на столе, не проявляя никаких признаков жизни, кроме слабого поверхностного дыхания.
Внезапно раздался звук, напоминающий звук рвущегося целлофана и все звуки стихли. Я испуганно посмотрел на тело. Оно по-прежнему не проявляло признаков пробуждения. Но, может, оно проснулось и делает вид, что спит?
– Не волнуйся, мы в будущем. Здесь тоже нет звуков. Следи за телом. Даже если оно очнется – ничего страшного. Это такой же призрак, как и тот, что в сквере. Только тот призрак уже распадается, а этот еще не ожил, – успокоил меня Слава.
Призрак стал быстро терять плотность. Вместе с ним стали терять плотность стены и предметы в помещении. Наконец, он пошевелился и с безумным страхом уставился на нас.
– Он нас не видит. Он смотрит в окно. Бог знает, что он сейчас видит. ЛСД действует несколько дней. Кстати, когда попадешь в тело, не ходи несколько дней на работу. Сейчас приедет твой приятель и отвезет тебя домой. Скажи ему, что ты напился с директором по случаю подписания крупного контракта. Это простительно. А вот и он, – прокомментировал Слава появление в комнате еще одного полупрозрачного существа.
Между призраками моего тела и приятеля, в котором я узнал своего однокурсника, стали разыгрываться немые сцены, закончившиеся их совместным уходом. Впрочем, они уже так поблекли, что разглядеть дальнейшее было невозможно. Мы снова оказались в сумерках и безмолвии.
– Передний фронт волны выполнения очень крутой, поэтому они так быстро поблекли, – заметил Слава. – Волна выполнения похожа на прибрежную волну. А теперь – тебе пора. Он сейчас очнется. Давай назад, на вершину волны. Вперед и вверх, а там!.. Гоп-ля!
– Ведь это наше тело, оно поможет нам… – машинально перефразировал я слова припева известной песни Высоцкого, повторно использованного Славой. – Только как я в него попаду?
– Не волнуйся, тебя втянет в него, как только хаос в нейронных связях, вызванный ЛСД, снизится до уровня самосознания.
Предметы в помещении стали стремительно уплотняться. Мое тело по-прежнему неподвижно сидело на стуле, положив голову на столешницу и сжимая в левой руке ступку. Я неприязненно рассматривал его. Вспомнилась цитата из Дхамапады: «Из костей сделана эта крепость, плотью и кровью оштукатурена, старость и смерть, обман и лицемерие заложены в ней…»
– Это правда, но не вся, – прокомментировал мои мысли Слава. – Посмотри поближе.
За этими словами последовал головокружительный полет и моя точка восприятия закрепилась в новом положении. Передо мной открылась панорама какого-то странного, изрытого воронками и бороздами, мира. Поверхность между бороздами и пологие края воронок были покрыты сплошным слоем примыкающих друг к другу, неправильной формы, пластин грязно-серого цвета. Края пластин были зазубрены и состояли из оборванных слоев, напоминающих излом полусгнившей древесины. На поверхности пластин в беспорядке валялись бурые кристаллы, булыжники разной формы и размеров, рваные веревки или лианы. Углубления борозд были сплошь покрыты толстым слоем мха отвратительного вида… Таким же мхом были выстланы углубления воронок. Где-то вдали виднелась странная гора округлой формы, которую от основания до вершины перерезала узкая полоска чего-то, отдаленно напоминающего обугленные стволы деревьев без веток. Внезапно дно одной из воронок деформировалось и заполнилось мутной влагой, которая проникая в щели между пластинами, покрыла все вокруг быстро высыхающими лужами, распространяющими острый запах аммиака и какой-то летучей ароматики. Одновременно щели между пластинами стали заполняться маслянистым веществом, которое вытесняло влагу из нижних слоев пластин. В поисках источника маслянистого вещества, я оглянулся. За моей спиной в дне одной из воронок брал свое начало гигантский ствол какого-то дерева. Ствол был наклонен под углом 30 градусов к поверхности и был покрыт крупными чешуйками серого вещества. Воронка, из которой рос ствол, была заполнена маслянистой жидкостью, которая концентрическими волнами изливалась на поверхность пластин и ползла по стволу дерева. Внезапно поверхность вздрогнула, как при землетрясении. Ствол дерева рывками приподнялся немного и из дна воронки выползло какое-то безглазое членистоногое существо архаического вида. Оставляя жирный след, существо потрусило в сторону ближайшего рва и спряталось там.
– Слава, ты здесь? Что это такое? – в смятении воскликнул я.
– Ты на поверхности кожи своего тела вблизи глаза, – сочувственно ответил он. – Видишь эту округлую гору? Это сомкнутые веки глаза. Полоска растительности на холме – это ресницы. А та горная гряда, вон там на горизонте – это надбровные дуги и брови.
– Как кожа? А эта тварь, которая спряталась в канаве?
– Это клещ демодекс. Он живет в волосяных фолликулах. К вечеру он выбирается на поверхность эпидермиса.
– Так этот ствол – это волос? – спросил я, с отвращением рассматривая покрытую чешуей маслянистую поверхность ствола.
– Да. Это так сказать парадная сторона тела. Скажи спасибо, что я не показал тебе как выглядит…
– Не надо мне ничего больше показывать. Убери меня, пожалуйста, отсюда! Меня сейчас вырвет, – прервал я Славу.
Точка восприятия поднялась немного над поверхностью и, набирая скорость, скользнула вдоль поверхности лица. Напоследок, пролетая над двумя огромными пещерами, поросшими густым частоколом волос, я ощутил горячий зловонный поток выдоха своего тела.
– И се человек… Не хочу я туда, – вырвалось у меня.
– Хочешь или нет, оно тебя все равно втянет. Пока, Старик…
Внезапно все пространство расцветилось бесчисленным морем огней. Калейдоскопически сплетаясь в невероятно прекрасные узоры, они манили и одновременно отталкивали своей чудовищной красотой. Я открыл глаза. Узоры переместились во внешний мир и завладели предметами комнаты. Каждая плоскость шевелилась и переливалась водопадом огней. Каждый край или граница предмета размножалась на бесчисленное множество копий, которые, как бы соревнуясь в красоте и изяществе, манили внимание к себе. Цвета переливались в огненном танце, выпрыгивая из плоскости на два-три сантиметра. Бесконечные перспективы протягивались в бесконечность из любой точки стенных обоев. Туннели и туннели из любой точки пространства. Я закрыл глаза. Узоры удвоили атаку. Пришлось снова открыть их. Знакомые, хотя и искаженные предметы немного успокаивали. «Это слишком красиво, чтобы вынести», – подумал я.
Дверь комнаты открылась и в нее вплыло какое-то сверкающее существо, на голове которого красовался высоченный головной убор в виде многоярусной фанзы, украшенной какими-то нашлепками. Хуже всего было то, что нашлепки беспрерывно шевелились, как бы поглядывая, принюхиваясь и причмокивая. Я отпрянул и в страхе замер, ожидая самого худшего.
– Ну, ты напился до чертиков, – со смехом сказало существо голосом моего однокурсника Андрея. – Вставай я тебя отвезу домой.
– Да, отвези, – сказал я, вспомнив инструкции Славы. – Контракт подписал… Вот и…
– С кем это? – поинтересовался Андрей.
– Не знаю. С Сатаной, наверно, – ответил я, с опаской поглядывая на его живую китайскую шапку.