Кости Азазеля
Психофора
– Но рядом оказался я, – мертвецки спокойным голосом сказал парень. – И прошел с тобой весь этот путь.
Диана напоминала недоделанную, треснувшую и забытую создателем скульптуру в темной кладовке, где такие же несчастные творения застыли в сюжетах, которым не суждено сбыться. Дмитрий задумался, а всерьез ли она это все сказала? Бегущий день подарил возможность приобрести опыт, с которым может сравниться лишь разве что атомная война. Правда парень не совсем понимал, что делать с полученным опытом.
Пока что Дмитрий ощущал разочарование, опустошение и страшную усталость. Парень будто дошел до Мордора с Дианой и Евгением. Но их бы он в жизни не выбрал.
Дмитрия не отпускала мысль, что он предпочел бы пропустить все причуды столь необычного февральского дня. Лучше, если они с Дианой мирно писали работу, а потом разошлись каждый по своим углам. Он вернется к своим непристойным мыслям о Диане, а она – к непристойным действиям с кем-то кроме Дмитрия.
Героем себя Дмитрий, конечно, не считал, а в последние часы им руководило лишь страшное нежелание умирать. Однако парень не мог врать себе, что пустился в эту авантюру под воздействием странного чувства, охватившего в момент, когда Евгений нагло потревожил их с Дианой. Дмитрий увидел в себе некое подобие рыцаря, способного предотвратить похищение дамы сердца. Звонок подруги же показал, что подвиги неизбежны.
Смертельно уставший и в итоге отвергнутый «рыцарь» шагал в туалет, где его ждала случайная незнакомка. А ее расплывчатые намеки тешили самолюбие Дмитрия. Что-то посильнее алкоголя опьянило Дмитрия. И парень добровольно погружался в загадочную пучину.
Но… Может быть не стоит так сразу бросаться в крайность, а просто отдохнуть и поговорить еще раз с Дианой? Расставить все на свои места, когда мысли улягутся и нервы успокоятся. Возможно, он так и сделает.
После того, как узнает, что ждет его в грязном туалете богом забытой пивной.
– Ну привет, я заждалась, – томным голосом проговорила Карина. – Я взяла с собой немножко водки. Но я тебе, пожалуй, не дам. Хочу, чтобы все работало исправно, – проговорила девушка.
Ее рука, скользящая к ширинке, выжигала пламенем животной страсти всю эмоциональную бурю внутри Дмитрия. Этот странный февральский день и не думал сбавлять обороты.
Дмитрий с головой погрузился в дурманящую пучину.
Евгений вырвался на улицу, задыхаясь от тошноты. Трансцендентная февральская жара ударила в лицо, и парень не смог удержать содержимое желудка. Ноги подкосились, и он в последний момент умудрился упасть мимо смердящей лужи.
– Блять, – тяжело выдохнул он, мучаясь от плясок диафрагмы.
Евгений жадно глотал воздух, но он казался токсичнее этанола. Парень перевернулся на спину и устремил слезящиеся глаза к небу. Хвост Психофоры сверкал разноцветным пламенем. Яркие протуберанцы хлестали атмосферу, оставляя на ней жуткие раны, зияющие глубинным космосом. Хотя последние быстро затягивалась, чутье подсказывало, что последствия придут намного позже.
Молодой человек кое-как сел, помогая себе слабой, дрожащей рукой, и прислонился к грязной стене рюмочной.
– Какого хера тебе от меня тогда надо? – спрашивал Евгений у кометы. – Что ты хочешь мне сказать? Я ничего не понимаю! Я ждал всего лишь один намек, а ты обрушила на меня блядское цунами!
Евгений набрал в легкие столько воздуха, сколько мог и пронзительно заорал:
– Блять! Пошла ты!
Сильный приступ тошноты остудил его пыл. Море слюны заполнило рот, но до рвоты так дело и не дошло.
– Тяжелый день? Понимаю, – какой-то незнакомец присел рядом. Прямо в лужу с ранее выблеванным спиртом. Но его это совершенно не волновало.
Мужчина выглядел крайне встревоженным и уставшим. Пот лился с него рекой, но дело было совсем не в жаре: незнакомец сам по себе выглядел крайне болезненно. Бело-серая кожа и проступающие сквозь нее тонкие вены, обострившиеся черты лица. Вероятно, он умирал.
– Ты хотя бы ждал знак, – продолжал он. – А мне ничего не надо было. Мне и так было неплохо. Но сегодня судьба решила мне что-то сказать, – он стал заметнее тяжело дышать. – И я вообще догадываюсь, что именно она хотела сказать. Но зачем настолько жестоко…
– Ты кто такой? – спросил Евгений.
– Я ведь сдох сегодня уже раз шесть, – продолжал незнакомец, игнорируя Евгения. – И еще раз вот-вот умру. Проклятый инфаркт. Не думал, что так больно… – он попытался сделать глубокий вдох, тот дался ему с огромным трудом и через невыносимую боль. – Да… Я умираю. Опять.
– Клево, – закивал Евгений. – Так держать что ли.
От мужчины действительно пахло как-то не так. Евгению несколько раз доводилось встречаться со смертью, и всегда стоял похожий запах. Только сейчас он был куда сильнее, практически осязаемым – будто бы полз по горлу, заполняя легкие. Кажется, незнакомец сказал, что умер уже шесть раз.
Евгений аккуратно повернул болтающуюся голову, стараясь не отрывать ее от стены. Картинка двоилась, но суть улавливалась более-менее. Бледное, еле дышащее тело полулежало на грязном асфальте. Губы незнакомца беззвучно шевелились. Он продолжал что-то рассказывать, но, видно, уже и сам не знал, что говорил. Полузакрытые глаза смотрели в потусторонний мир. Без страха, без сожаления и тоски. Может быть, он действительно переходит черту уже не впервые?
Молодой человек знал, как выглядит умирающий. Знал, как тяжелеет пространство вокруг и как надламываются некие внутренние потоки энергии, заставляющей функционировать биомашину.
– Федорович?! – чей-то силуэт на мгновение задержался над мужчиной. – Боже… Ну ты даешь. Возьми ж ты уже себя в руки!
Что ж. Теперь известно хотя бы отчество.
Нижняя челюсть медленно опустилась, а из горла Федоровича вырвался тихий свист – то, во что превратились его последние слова.
– Блять, сука! Не здесь! Не здесь! – Евгений почти рыдал. Он попытался убежать, но стоило подняться, как непослушные ноги обрушили свинцовое, неповоротливое тело на асфальт. Рассудок умолял не смотреть на мертвеца. Евгений был уверен, что предел его ментальной прочности вот-вот будет достигнут.
Федорович умер. Тело лежало прямо возле входа, и у парня не получилось бы войти внутрь, не глянув на него.
– Охо-хо, паршиво выглядите. О! Так один из вас уже жмур. А чего ты разлегся?
Удивительно сильный панк поднял Евгения и небрежно прислонил к стене. Рыжий ирокез блестел от избытка лака. Из-под черной, протертой косухи что-то выпирало, разрушая симметрию тела. Цепи на джинсах и берцах тихонько звенели. Лицо парня, казалось, вот-вот обвиснет от количества пирсинга. Однако стоило немного приглядеться, как становилось очевидным, что куски металла на его лице нисколько не кольца или гвозди, а прорезающиеся сквозь атрофированную кожу куски имплантированного металла. А в глазах сверкали ярко-синие огоньки.
Панк курил и каждая его затяжка сопровождалась приглушенным гудением как от промышленного вентилятора, фильтрующего воздух. Его пальцы, держащие толстую сигарету, пронизывали тонкие провода, а концевые фаланги и вовсе представляли собой заостренные конусы-имплантаты.
– С тобой, чувак, случится подобное, – сказал панк, насмехаясь. – Ваша проблема в телах, чувак. Ваши тела слишком слабы. Кругом полно ядов: кислород, бухло, вода. Все яд и все отравлено, понимаешь? – он сильно затянулся, скурив за раз целую сигарету. Дым, однако, вышел не из рта или ноздрей, а повалил из-за спины, вырываясь из-под косухи.
Евгений буравил взглядом панка, тяжело дыша. Ему казалось, что он сам вот-вот даст дуба.
– Это все несерьезно, чувак, – качал головой панк. – Ты даже руку уже умудрился потерять! – он больно ткнул Евгения в грудь пальцем-цилиндром. – Твое тело уже рассыпается. Слышишь?
Евгений, кивая, сползал по стене, теряя последние силы. Это еще один знак? Это и есть тот самый тонкий намек?
Евгений закрыл глаза и погрузился в жуткий кошмар.
Но звонок вскоре вырвал его из отравленных сновидений.
Глава 9
Зомби нападает
Телефон Виталия разрывался от сообщений жены. Первые пять он прочел. В каждом Виолетта требовала не приходить. Сперва она еще пыталась придумать какую-то причину или отговорку. Дальше женщина ограничивалась короткими фразами, пропитанными злостью.
Отключив звук, Виталий кожей вслушивался в частую вибрацию смартфона. Пока Виолетта строчила сообщение за сообщением, он чувствовал, как сама земля несет его вперед, и лишь уверенность управляла им. Стоило супруге оставить попытки остановить Виталия, как мужчина ощутил резкий прилив отчаяния. Вот и оно – безразличие близкого человека, коим Виолетта щедро одаривала его многие месяцы.
Мужчина старался не копаться в себе, ведь он рисковал найти ответы на все имеющиеся вопрос. Виталий решил сохранить уровень возмущения, взросший в нем, дабы получить хотя бы шанс стойко выдержать разговор. Виталий хотел поговорить и договориться с супругой, а не довольствоваться ее образом. Особенно учитывая факт, что образ Виолетты в мыслях и памяти Виталия слишком уж сильно разнится с настоящим.
Внутри торгового центра царила непонятная суета. Люди то ли убегали, то ли кого-то искали.Обстановка хорошо соответствовала душевному состоянию Виталия. Он вошел через главный вход, одолеваемый страстями, и влился в поток обезумевших людей, и они приняли его.
Мужчина достал телефон и позвонил супруге. Гудки, и нет ответа. Виталий выругался про себя и набрал еще раз. Виолетта сбросила. На третью попытку она отключила телефон.
Виталий собрал всю волю в кулак, чтоб не разбить свой телефон. Не зная, что делать, он бегал от выхода к выходу, выкрикивая: «Виолетта!» Его вопль растворялся в потоке единой суеты. Осознавая, что прямо в эту минуту она вполне может покидать торговый центр через любой из возможных выходов, но он мог лишь бегать, особо не разбирая дороги.
Поиски тех, кого мужчина и не надеялся уже найти, вели его вверх по эскалатору. Виолетту и Петра он увидел на фудкорте, мирно пьющими кофе в бумажных стаканчиках. Виолетта искреннее смеялась, а ее улыбка навевала воспоминания о временах, когда все только начиналось, и страх что-то потерять казался чем-то ненастоящим, ведь ничего по сути и не было. В бурном потоке цветущих гормонов взрослеющих тел каждая минута казалась вечностью, отчего и клятвы звучали столь искренне и по-настоящему. Они давались в моменте, вечность которого оказалась равной вечности вселенной: когда ушло время, не осталось ничего, что могло бы доказать реальность тех минут. Лишь яркие, но нестабильные картинки. Но и они, подобно последним волнам энергии умершей вселенной, постепенно и при этом мгновенно растворятся в том, что останется после краха материи и истощения времени: в несуществующей, фантомной, эфирной субстанции – памяти.
Виталий всегда любил смотреть на смеющуюся Виолетту, но только когда она смеется с ним и даже над ним. В их квартире давно не звучал ее смех. Он обожал улыбку супруги, а в этот раз улыбка убивала его.
Со скоростью престарелого гепарда Виталий ринулся к столику. Виолетта и Петр заметили его слишком поздно: где-то между тем, как он вырвал стул из-под садящегося мужчинки, и моментом, когда сам на него сел.
– Эй! Какого черта ты о себе возомнил! – возмущался упавший бедолага. Но увидев безумный взгляд Виталия, что весом и габаритами раза в два больше него, смущенно что-то пробубнел и быстро нашел себе другой стул.
– Ну привет, – сказал Виталий Виолетте и Петру.
– Привет, Виталик, заказать тебе чего-нибудь? Кофе? Пива? – Петр улыбался. В отличие от Виолетты, которая словно была готова впиться в толстую шею своего мужа и разорвать ее.
– Пива? – задумчиво проговорил Виталий. – Ну давай пива.
– Я мигом, – сказал Петр и быстро убежал в сторону касс.
Виталий и Виолетта остались наедине. Сидя напротив, супруги сверили друг друга взглядами, как на мексиканской дуэли. Никто и не думал отводить глаз. Кто первый заговорит, то и проиграет.
– Как давно? – Виталий проиграл.
– Это тебя надо спросить, – язвительно стрельнула языком Виолетта.
– Меня?! Это я щас сидел и мило ворковал с бабой?
– Ой, знаешь, если б ты сидел, я бы решила, что не все еще потеряно! – отвечала женщина.
– Что ты сейчас имеешь в виду? – Виталий не понимал, оскорбляться или злиться.
– Конечно, все тебе надо объяснять, – драматично вздохнула супруга.
– Ну так ты уж потрудись, коль решила разрушить наш брак, – раздраженно сказал мужчина.
– Вот интересный ты такой, – хохотнула Виолетта. – Я в одиночку ничего не разрушаю, самовлюбленный ты болван. Я скорее заканчиваю это дело.
– А, трахается она, а виноват я? – Виталий ощутил, как потеет от злости спина.
– Завидуешь? – хищно сверкнула глазами женщина. – Сам-то свой член из-за живота уже полжизни не видел. Он хоть работает?
– Это тебя уже, сука, не касается! – рявкнул Виталий, чем привлек внимание всего фудкорта. И парочка охранников возникла буквально из воздуха. Они крутились неподалеку, готовые в любой момент «присоединиться» к беседе.
– Кого-кого, а меня он уже точно давно не касался, – расхохоталась Виолетта. – Вот скажи, Виталь, ты сам себе не скучен? У тебя есть какие-нибудь интересы в жизни, кроме телека? Чем твой понедельник отличается от субботы? Боже! Ты даже не пьешь по пятницам!
– Ты меня сейчас в чем обвиняешь, а? В том, что я примерный семьянин?
– Примерный семьянин! – Виолетта залилась безудержным смехом. – Это ты так называешь?! – хохотала она. – Ой, не могу. Пожрать, посадить жопу вечером в кресло, потом пойти спать, а утром подняться на работу. Дорогой мой, у дерева под домом жизнь интереснее, а оно между прочим корни по-настоящему пустило!
– Нам сколько лет с тобой, Виолетта, – покачал головой Виталий.
– Лет, сколько лет… – повторяла разочарованно женщина. – Столько, сколько мы прожили. Ты даже не видишь в этом проблему!
– Не вижу, – согласился Виталий. – Расскажи мне. Чего тебе не хватало? Квартиру построил, дом построил, машина есть, сына вырастили. В люди выбился.
– Жизни! – воскликнула Виолетта. – Жизни мне не хватало! Я три Новых года одна встречала, потому что ты никуда не хотел идти, а потом вовсе уснул. Ни елки! Ни стола! Ничего тебе не надо, все для тебя чепуха. Про рестораны, театры, путешествия я вообще молчу. Я даже не надеялась, как и на какую-то помощь по дому. Знаешь, когда я осознала, что что-то не так? Когда ты принес мне две розы, а я так удивилась, что даже обрадоваться не смогла. Да и вообще! Две розы! Серьезно? Ты буквально тогда похоронил брак!
– Ладно, – кивнул Виталий, – допустим. Одряхлел слегка. Но ты же сама ничего не предлагала!
– Я это даже комментировать не буду, – покачала головой Виолетта, не скрывая презрения, – если ты настолько уже ничего вокруг себя не замечаешь, что тут вообще можно сказать?
– И что мы будем делать дальше?
– Мы? – хохотнула Виолетта. – Ничего. Я знаю, что я буду делать дальше. А ты делай, что хочешь.
– Вот так, значит? После стольких лет брака? – Виталий отказывался верить.
– А что ты хотел? Виталь, вот знаешь, говорят с партнером каждые несколько лет нужно знакомиться заново. А ты… ты даже не другой человек. Тебя просто нет. Я имею в виду внутри. Знакомиться не с чем. Ты пуст.
Петр поставил перед Виталием пиво в пластиковом стаканчике.
– Как поболтали? – спросил он с глупой улыбкой.
– Спасибо, что оставил меня, – огрызнулась Виолетта.
Она встала и быстрым шагом ушла прочь.
– Солнце, подожди! – Петр упорхнул следом за ней.
Запах духов Виолетты растворился в бурлящем потоке пива, которое Виталий выпил залпом.
Ватные ноги несли его прочь из торгового центра. Усыпляющая побочка пива смешалась с мертвецки сильной физической усталостью. Виталий не знал, куда податься, но знал, чего хочет. Он всем сердцем желал, чтобы сегодняшний безумный день поскорее закончился. На ум приходил единственный способ промотать несколько часов – выпивка.
Мужчина мрачно усмехнулся. Жена совсем недавно на полном серьезе обвиняла его в трезвости, но, пожалуй, именно за сегодня он влил в себя больше спирта, чем за весь уходящий месяц. А то и год.
Каких-то предпочтений у него не было. Виталий вспомнил рюмочную, где Антон поведал свои страшные тайны, и решил, что это отличное место, дабы добить отвратительный день.
Жестокие слова Виолетты захватили все мысли. Они прыгали внутри черепа, сотрясая кости, как капли сотрясали стенки пустого жестяного ведра. Мужчина неожиданно осознал, что огромный кусок жизни куда-то пропал. Вот он окончил школу, поступил в училище. В следующее мгновение встреча с Виолеттой. Свадьба, рождение сына… А потом?
Будто кто-то многие годы забывал менять записывающую пленку. Чистый лист, пустота и темнота. И что же этому виной? Рутина? Дефицит эмоций? Приземленность целей? Виталий толком и не осознавал, чего добился, до каких высот дошел. И высоты ли это вообще.
Виталий злился на слова, высказанные супругой, скорее из-за осознания, что данной ситуации необходимо злиться. Будто кто-то, где-то, когда-то сказал, что подобные ситуации злят людей, вот мужчина и повторяет на практике услышанное. А скажи ему этот кто-то, что нужно обижаться, Виталий бы обиделся.
В смятении и растерянности мужчина добрел до рюмочной. Дневная жизнь кипела во всю свою силу, но это заведение существовало по своим собственным законам. Снаружи пивнуха напоминала склеп счастливой жизни, но внутри гремела гулянка. Перед входом в смердящей луже валялось два забулдыги. Виталий кое-кого узнал:
– Федорович?! – он на мгновение задержался над коллегой. – Боже… Ну ты даешь. Возьми ж ты уже себя в руки!
Виталий вошел в разливную, чтоб стать ему подобным.
Громкая, отвратительная, потерянная в истории музыка, темнота, окутанная ядовитым сигаретным дымом и тусклые разноцветные фонарики где-то под потолком – все здесь кричало о том, что нужно веселиться. Но именно веселиться тут никому не хотелось
– Не рано ли для танцев? – спросил Виталий у бармена.
– Не рано ли пить? – спросил тот в ответ.
Виталий улыбнулся и заказал три стопки водки. Выпил он их моментально. От новых порций отказался.
Мужчина сидел перед пустой барной стойкой, даже бармен отошел в другой конец, решив, что с него больше ничего не взять. Виталий сидел в одиночестве, утопая в пустоте своих мыслей. Он видел разницу между собой утренним и нынешним. Но не мог вспомнить, чем жил огромное количество дней. Жена ушла, над работой повисла неопределенность, квартира сгорела. Нет ни места, куда можно вернуться, ни человека, к кому можно вернуться.
Виталий сидел среди пепелища. На многие километры во все стороны не видно ничего, кроме черных, уродливых силуэтов чего-то, что совсем недавно имело смысл и предназначение. Мужчина ощущал некую легкость и свободу. Он может идти куда угодно, делать все, что заблагорассудится. Накопленных денег хватит на несколько месяцев. А там, гляди, и завод вновь откроется. Дадут комнату или арендную квартиру, как нуждающемуся. И…
А что потом?
Нужно начинать заново жизнь. Где-то искать силы, энергию и желание. Что уж говорить, когда даже позвоночник сдается и постоянно напоминает о себе жуткой, пронзающей болью.
Виталий мог направиться куда угодно. Но на сегодня мужчина решил остановиться на даче.
Попрощавшись с барменом, путаясь в своих ногах, глядя на мир расфокусированными глазами, Виталий побрел к своей машине.
Жара, голод, усталость и этиловое топливо переместили сознание Виталия на задворки реальности, а тело превратили в мягкий пластилин. Раза с третьего открыв двери машины, упав и поднявшись, он сел на водительское место.
Кое-как пристегнувшись, Виталий не с первого раза попал ключом в замок зажигания. Мотор взревел и тут же заглох. Виталий выругался, поставил нейтральную передачу и завел двигатель еще раз. Зажав сцепление, мужчина увидел, как в его сторону бежал молоденький патрульный с пистолетом в руке.
Испугавшись, Виталий отжал педаль и отпустил руль, подняв руки. Патрульный пробежал мимо и выглядел куда испуганнее, чем Виталий. Он бежал, уже потеряв ритм и сбив дыхание. Так бегут, отчего-то спасаясь. И бежал он со стороны торгового центра.
Решив больше не испытывать судьбу, Виталий рванул с места, оставив на асфальте следы от шин.
Город будто издевался над мужчиной. Зеленые светофоры, в последний момент меняющие сигнал на красный, проверяли убитую реакцию. Автобусы и груженые фуры обгоняли его исключительно впритирку, а пешеходы враз ополоумели и норовили прыгнуть под колеса.
Виталий потел и крутил руль, как опытнейший пилот ралли, маневрируя между психами и безумцами. Может быть, он смог бы даже протрезветь, но в самый ответственный момент он покинул центр.
На широком шоссе, ведущем из города, не было ни души. Выдохнув, мужчина включил радио.
– … но в конечном итоге, – говорил ведущий, – мир таков, каким мы его рисуем. Вы скорей всего не замечали, как растворяются в рутине вещи, на которые нам наплевать. Отвратительный дизайн рекламных вывесок – у вас все равно нет денег, гниющие объявления на досках – и услуги вам не нужны, пьяные тела на противоположной остановке – пусть лежат, может, хоть кто-то выспится, пробки на дорогах – вы ходите исключительно пешком. Не знаю, что еще. Разваливающаяся лавка, на которой вы никогда не сидели. Что-то подобное. А если немного попривыкнуть, то растворятся и те вещи, которые касаются вас лично, мешают жить, но точно не убьют. Дебил охранник на пропускной, вечно храпящий муж, опаздывающие автобусы. Это не смертельно, нет. И к этому можно привыкнуть.
– И не говори, – ворчал Виталий, – весь мир – одни терпилы. А я главный из них.
Здания по обе стороны начали редеть. Они понемногу теряли этажи: первыми закончились высотки, потом пятиэтажки, в конце осталось немного двухэтажных бараков. Вот от Города остаются одни рекламные билборды на выезде. Знак «Доброй дороги» нарисовал ту самую черту.
Деревья, деревья, деревья и километры бездушного асфальта впереди.
– И вся трагедия в том, мои дорогие друзья, – продолжал диктор на радио, – что даже в такой прекрасный день не нам выбирать, куда повернет наша жизнь. Тут как с рождением. Кому-то суждено стать наследником короля или мультимиллиардера, а кто-то будет на бакс неделю выживать. Не всем сегодня суждено стать богом и не каждый увидит новый рассвет. Не знаю… Я как-то читал в сети статью про стоиков. Это такие древнегреческие мужики, которые говорили что-то вроде «Бог терпел и нам велел», только на древнегреческий манер. Заумно в общем, – диктор прочистил горло. – И в общем эти стоики советовали смотреть на происходящее, как на данность. Не можешь повлиять на мир – забей. Хех. И их еще называли философами! У нас каждый третий в стране такой философ.
Дорога тянулась серой, безлюдной полосой, уводя Виталия подальше от города. Позади оставались все проблемы, переживания и неурядицы. Вся драма и любая трагедия умножались на ноль. Виталий наблюдал, как день медленно подходил к своему завершению. Мужчина хотел бы ждать от нового утра что-то вдохновляющее и жизнеутверждающее, но не мог позволить себе такой роскоши.
Виталий смертельно устал. Тяжелый день, крепкий алкоголь. Он бы с радостью заснул прямо сейчас – за рулем, но слипнуться глазам мешал бодрящий голос ведущего на радио.
– В чем-то я с ними, конечно, согласен, – вещал диктор. – Однако ж обычно такой подход возводят в абсолют. И был бы кто ситхом, – хохотнул ведущий. – Не поймите меня неправильно, но сегодня я не раз ловил себя на мысли, что следует проверить эту реальность на прочность и на многослойность да поискать посреди пустыни какую-нибудь башню, что решит все проблемы.
– Не, дружище, – качал головой Виталий, – Если и менять мир, то на тот, где не надо ничего искать.
– Не самые приятные мысли, – вздохнул диктор. – Фиг найдешь ту самую дверь или хотя бы щель, чтобы заглянуть в другое место, в другое время. Заперты мы здесь и сейчас со своими проблемами. Мрачное прошлое всегда было лучше, чем светлое будущее, как мне кажется.
– Чертовски верно, – соглашался Виталий с радио.
– Что еще печальнее: нам – слабым, хрупким людишкам – был кем-то вручен такой невозможный дар, а мы даже не знаем, как им пользоваться. Лично я теряюсь в догадках, как поступить с тем, что мне дала Психофора. Я даже не знаю, что она мне дала. Я ведь просидел весь день в эфире! Общался с вами, – грустил диктор. – Нет-нет, я вас не обвиняю ни в чем. Просто так, мысли в слух. Интересно другое. Насколько живуча и заразна одна единственная идея. Идея ничтожности человека. Человечество, несомненно, могущественно, но человек? Но каждый из нас? Нет, друзья. Один из нас вряд ли справится. У нас у всех один путь – назад в пустоту. Только дороги разные.
Виталий смотрел на свою дорогу. Черно-серый асфальт с белой сплошной тянулся вперед на бесконечность. Он старался вспомнить что-то из прошлого, пытался найти аргументы против обвинений Виолетты, оправдать себя хотя бы в своих же глазах. Но не мог. Алкогольный туман в мыслях смешивался с непонятным мороком в памяти. Огромный провал в воспоминаниях, как рытвина в мягких тканях после некроза, доламывал и так расшатанную за день психику. Виталий старался вспомнить, однако физически уставал от этого. И кроме головной боли так ничего не получил.
Виолетта права? Его дни слились в один, срослись настолько, что сегодня уже не отличить от вчера. Завтра было вчера, а сегодня – лишь нестабильный сон.
– А вдруг даже комета прилетела не для нас? И на вопрос «А для кого тогда?» нам не суждено найти ответ.
Он ли добился всего, что имел сегодня утром? Он ли потерял все? Принадлежало ли вообще хоть что-нибудь ему? Принадлежал ли он сам себе? Существовал ли он?
Виталий крепко схватился за руль. Его охватила паника. Нечто внутри него вопило: «Осторожно!» Скоро должно произойти что-то страшное. Но приближалась ли физическая опасность? Или же угроза была эфемерна?
– Если честно, я не особо понимаю, за что хвататься в этом мире. И пусть я многого не видел и не увижу, но правила и принципы работы мне в общем-то ясны, – вещало радио. – И они мне не нравятся. Не знаю. Если б Психофора исполняла желания, я бы попросил у нее перенести меня в совершенно иные места. Где другая физика. Или изменить меня, чтобы я видел наш мир в совершенно иных ипостасях. А пока… Пока что я в растерянности.
Виталий был в растерянности. Имея на руках меньше, чем пыль, он ехал, не зная, есть ли смысл куда-то приезжать.
– Как же ты прав, – слезы проступили в уголках глаз. Виталий пытался их вытереть, но без толку. – И я тоже не понимаю, что еще ловить мне здесь.
Виталий вдавил газ в пол. Автомобиль начал бодро набирать скорость. Сто километров в час, сто десять, сто двадцать. Виталий не различал дороги из-за льющихся слез. А еще он не понимал, из-за чего так грустит.
Дорога, лес, мелькающие столбики слились в единый серый фон. Виталий закрыл глаза – на все воля случая.
Как вдруг он вспомнил, что пристегнут.
Слезы мигом высохли. Он принялся суматошно себя отстегивать, но ватные пальцы отказывались слушаться. А еще они вспотели. Замок ремня безопасности заело, кнопка не шевелилась, и Виталий уже начал даже забывать, зачем он решил отстегнуться, как машину резко повело в сторону, и она вместе с водителем улетела в овраг.
Автомобиль кувыркался и плевался стеклом. Искореженный металл порвал шины и камеры колес. Радио заглохло. Бензобак треснул. Машина остановилась дном вверх.
Ремень наконец отстегнулся сам.