Артём Олегович Чжен
Белый ворон: студенческое патриотическое движение во время СВО
Это просто люди, которые свое хозяйство, так сказать, держат, и всё. Они зачастую выступают против или не одобряют активность подобного рода. Поэтому, мне кажется, студенческие движения, вообще студенческий мир, это вымирающий мамонт […].
А как ты думаешь, а этот [самый] студенческий мир, который является вымирающим мамонтом, его можно как-нибудь спасти?
А зачем его спасать? Я [так] понимаю, ребята из «Белого Ворона» хотят организовать что-то большее […], ведутся разговоры на тему организации НКО, на тему какой-то политической протекции, выхода в большой мир, за рамками университета.
Студенческая активность, она живая, [она] продолжает жить хоть какое-то время, но студенты сразу же перерастают университет, потому что в университете человек проводит всего пять лет. [Просто] какой-то условный кружок да появляется, организация, дружба какая-то завязывается? […] она и дальше будет жить в университете.
То есть университет выступает только как площадка для знакомства людей и обмена идеями?
Собственно, мне кажется, что университет должен продолжать оставаться таким, и всякая живая организация всё равно перерастает университет. Хотя, конечно, движение играет основополагающую роль. Ведь «Белый Ворон» в Москве продолжает успешно собирать людей, насколько я знаю. Поэтому ничего против этого я не имею, но и реанимировать жизнь клубную в университете […] не хочу.
Хотелось бы узнать твою точку зрения, сохраняют ли подобные студенческие организации, которые перерастают собственный университет, связь с этим самым университетом, или же она, на твой взгляд, теряется?
Да. Эта связь держится на личных знакомствах. Человек, который, находясь в такой организации, завёл ряд знакомств в университете, не обязательно потеряет эти знакомства. Но студенческая организация, особенно которая не имеет устава, конкретной идеологии [и] целей […], конечно, связь с университетом потеряет. Студенты, которые самоорганизовались в университете, они, связь с их бывшими администраторами, конечно, не потеряют, но студенческая организация вполне может выпасть из университета. Например, те же самые академисты, они поглотили русский клуб из СПБГУ. То есть все люди, которые могли быть в русском клубе, они ушли в академисты и теперь академисты всех патриотических активистов берут к себе в СПБГУ […].
Хотя […], у него […] очень большой потенциал был. Но такая централизация, которая проводится некоторыми организациями в Петербурге, она предела своего достигла. Поэтому клубы чаще всего не сохраняют своё место в университетской жизни.
То есть, грубо говоря, студенческие движения сегодня – это […] первый шаг?
Это первый шаг в более крупную молодежную политику.
Теперь мы переходим ко второму блоку, который уже относится лично к тебе. Мы много говорим о потребностях: о патриотизме, традиционных ценностях, и поэтому дальнейший разговор у нас пойдет именно о них. Как ты определяешь патриотизм? Что это такое для тебя?
Мне не нравится этот термин. К сожалению или к счастью, я иногда вынужден к нему обращаться. Но тем не менее я не считаю патриотизм обязательным. [Для меня] патриотизм является формой, как я сказал в начале, лоялизма. В начале я говорил о том, что важно поддержать в университете позицию президента. Это – лоялизм со знаком плюс, а вот патриотизм – это [лишь] принятие тезисов и догм, которые [пропагандирует] федеральное правительство. С этим я не согласен […]. Я пользуюсь термином «лоялизм» для того, чтобы показать согласие с проводимой политикой, но патриотизм для меня [не является чем-то важным].
Но какое определение бы ты дал патриотизму?
Патриотизм – это форма проявления собственных убеждений, которая заключается в поддержке федерального правительства. Если про Россию говорить. Я не говорю там про Перу, Анголу и прочую Монголию. […]
Здесь [необходимо] уточнить, ты имеешь в виду именно безоговорочную поддержку любой инициативы со стороны государства, да? Просто до этого ты говорил о лоялизме…
Да. Постараюсь объяснить. Патриот – это человек, который не проявляет политические инициативы, он [получает приказы] сверху, одобряет каждое решение, принятое государством, говоря, что он не разбирается в политике. Ему неинтересно этим заниматься, поэтому он согласен на любую участь. Патриот – [это] очень послушный гражданин, который отказывается думать самостоятельно.
В молодёжных движениях страны [патриотизм] считается крайне важным аспектом современной жизни. Не противоречит ли это с твоим убеждениям о лоялизме?
Есть некоторые противоречия, которые можно разрешить. У нас есть люди, ведомые в политическом плане. Например, фермеры, очевидно, не должны заниматься политикой. Они должны быть патриотами, и что это значит? Они не должны принимать политических решений и участвовать в политической жизни. Но я противник патриотизма по отношению к себе. То есть, патриотизм […] требуется, чтобы управлять страной, но такие клубы, как «Белый ворон», не должны быть […] патриотами […]. «Белый ворон» должен самостоятельно проявлять инициативу в разработке теоретических положений общественной [мысли], и стремиться к проникновению в административные структуры для того, чтобы реализовывать собственные взгляды.
Тогда, раз у тебя такое интересное отношение к патриотизму, какие исторические события вдохновляют тебя и которые являются для тебя примером [правильных] взаимоотношений с государством?
Отношений народа с государством, отношений группы инициативных с государством или отношений государств друг с другом?
Нет, нет, отношений именно народа с государством. Какое наиболее правильное на твой взгляд?
Я считаю обязательным аристократии – людей, ответственных за принятие политических и общественных инициатив. Людей, ответственных за реализацию политики. Здесь главное слово «ответственность». Аристократ – это тот, кто обладает имуществом, землей, правами, деньгами, чем угодно, образованием и ответственностью.
Я считаю главным принципом: «Права должны быть у тех, кто имеет обязанности». Например, я считаю, что бомж Вася не имеет никаких прав, потому что он бомж.
Соответственно, страной должны управлять те, кто имеет ответственность, которая подтверждается его собственными интересами, имуществом, личными активами.
Я считаю, что самый выгодный вид взаимоотношений, когда каждая группа населения занимается тем, чем она должна заниматься. Должна быть общественная стратификация, где роли для населения четко распределены. Обязательно наличие разделения сфер ответственности, где каждая группа отвечает за свою сферу деятельности. Я не считаю, что участие в политической жизни является всеобщим правом и всеобщей обязанностью.
Я считаю, что политической жизнью и политикой, административной деятельностью должен заниматься те, кто на это способен.
А какие исторические моменты тебя вдохновляют.
Меня вдохновляет единство народа перед лицом внешней угрозы. Я считаю, что общая опасность является очень сильной мотивацией, которая заставляет людей объединиться.
Вот я такой опасностью вижу польское вторжение в [Смутное Время]. Я такую опасность вижу в Первой мировой, во Второй мировой войне. Это пример единства, единения населения. Под каким бы флагом оно ни шло, с какой бы ни было идеологическим настроем, оно сражается за само себя. Здесь я вижу что-то, что заставляет меня действовать дальше, вдохновляет…
Да, хорошо, спасибо. Небольшое уточнение: когда ты описывал форму взаимоотношения с государством, которая, на твой взгляд, наиболее правильная, подразумевает ли это то, что у государства есть какая-то ответственность перед народом и у народа перед государством? И должно ли, на твой взгляд, в этом обществе существовать крепостное право или же ты говоришь именно об участии в политике?
Если говорить в рамках исторического дискурса вокруг Российской империи, то я подразумеваю наличие монарха и конституции. Монарха как того, кто выражает волю, и является гарантом конституции. Насчёт крепостничества, я считаю, что аграрная держава должна заниматься сельским хозяйством эффективно. Я считаю крепостничество неэффективным. Поэтому я за свободное крестьянство, которое имеет возможность торговать, имеет возможность возделывать собственное поле. Я разделяю взгляды Столыпина по аграрному вопросу. Я за хуторян. Главное, чтобы [крестьянство] имело самоуправление с точки зрения возделывания земли и продажи продовольствия. Здесь я против крепостничества как сословия. Я за крестьянство, как сословие в том смысле, что крестьяне не должны покидать своих полей, переставать заниматься землей в угоду каким-то ремесленным или торговым делам. Обязанности должны быть закреплены за людьми конкретными.
То есть, можно сказать, что ты монархист?
Да, можно так сказать.
Как ты понимаешь традиционные ценности? Что это, на твой взгляд?
Традиционные ценности я понимаю как следование традиции, установившейся в определенной территории. Традиционные ценности делятся на несколько уровней. Можно заговорить о, скажем так, «федеральном уровне», о Русской православной церкви. Это участие в таинствах, посещение церкви, выполнение обязанностей религиозных и так далее. И есть местные традиционные ценности: песнопения, какие-то местные праздники. Существуют праздники, которые возникают в память о местных событиях. Таких, например, очень много в Смоленске, они связаны с большим количеством осад, которые выдерживал город. Там часто отмечают победы над Польшей. Остальная Россия не празднует победу с Смоленском над Польшей, но Смоленск часто это делал. Очень важно краеведение, чтобы люди знали и ценили местные праздники, ритуалы.
Например, моя дача находится под Псковом, там есть свой местный христианский праздник, Параскева Пятница. В других местах он вообще не празднуется.
Вот это такое своеобразное краеведение, которое привязывает человека к краю, делает место, в котором он живёт, живым. И так можно сказать про каждую территорию, просто это нужно знать […]. Это – местный уровень традиционности, он обязан присутствовать в традиционном обществе и напрямую связан с традиционными ценностями. Это невозможно восстановить, поэтому придётся опираться на «федеральный уровень», на религиозность.
То есть, здесь религия, на твой взгляд, играет второстепенную роль, но из-за того, что многие культурные праздники трудно восстановить, не всегда историческая память сохранилась, то для противостояния возможному сепаратизму, [необходимо] объединение вокруг православной веры?
Я религию считаю живой, не второстепенной. Религия предлагает несколько этических, моральных и философских установок, которые объединяют население, не только живущее сейчас, но и жившее раньше. То есть у нас есть заповедь, условно «не убий», но это действительно моральная ценность, не материальная, а духовная ценность. Она отражена в христианстве, такая есть и во многих других культурах, но важно сохранить и другие более сложные ценности, которые проявляются в менталитете человека. Но активную религиозную жизнь я считаю тоже условием исполнения традиций и включаю в традиционные ценности. То есть недостаточно не быть геем, чтобы придерживаться традиционных ценностей. Нужно совершать таинства, исполнять духовные практики, совершенствоваться и так далее. Это всё обязательно.
Какую роль традиционные ценности играют в современном обществе?
Современное общество страдает от потери идентичности в связи с открытием огромного количества источников. Из каждого утюга мы можем услышать про геев и йогу, зачастую одновременно. Люди, к сожалению, дезориентированы, особенно сильно – на постсоветском пространстве в связи с провалами крупнейших советских гуманистических проектов. Но в других частях мира тоже от этого страдают, в США страдают, в Германии от этого страдают. Гуманисты XX века заманили человека в ловушку, создав кучу нелепых совдеповских, гитлеровских и американских конструктов, которые несколько десятилетий пожили и умерли. В связи с этим люди потеряли нравственные ориентиры. И традиционные ценности выступают здесь как нечто нравственное. Нравственные ориентиры – основа и поддержка: [и] как культурная практика, и как инструмент для объединения, [в том числе против местечкового] сепаратизма.
В чем ты видишь преимущества и недостатки в современных изменениях в традиционных ценностях?
Самым главным противоречием для современных традиционных ценностей я считаю прогресс. Современные традиционалисты должны работать над тем, чтобы совмещать прогресс с традиционными ценностями. Недавно вышел фильм про деревню на Марсе, там показан русский фермер на Марс и его быт. «Русскость» этого быта не изменилась даже с учетом роботов, другой планеты, орбитальных станций. Очень хорошо показано, что русский остается русским с развитием технологий. Я за технологии, за определенные технологии, за атомную энергетику, например. Я за то, чтобы традиция примирилась с техническим прогрессом и позволила дальше заниматься наукой не в целях бесконечного «совершенствования» [читай —] изменения мира, которые ставят перед собой прогрессисты, а в целях сочетания с традиционным образом жизни. То есть это – первая задача современной традиции: адаптироваться к современному миру. Где-то ей это удается, где-то нет. Главный её недостаток – отсутствие преемственности. Потеряны песни, тексты, целые деревни, люди с определенными говорами, целые религиозные общности. Например, очень мало сейчас старообрядцев. Буквально полтора столетия назад [их] было очень много. Они жили в каждой губернии. Сейчас практически никого не осталось. Это печально. Но приходится работать с тем, что есть.
Сегодня много говорится о традиционных ценностях в мире. Мы видим, что страны Востока более-менее, несмотря на свои различия, солидарны в чём-то. Вот какие, на твой взгляд, традиционные ценности являются универсальными? И как они могут способствовать миру и взаимопониманию между народами?
Я активно интересуюсь этим вопросом. И не могу дать простого ответа. Я постараюсь максимально чётко его сформулировать. Мне кажется, что самой главной традиционной ценностью [является] уважение. Сейчас люди могут высказывать что угодно и когда угодно, хамить кому угодно, им за это ничего не будет. На самом деле уважение является основой любой иерархии, любой структуры. И оно очень важно не только в общении между людьми, но и в общении между государствами. Важно, чтобы государства друг другу верили, например. Важно, чтобы лидеры стран друг друга не оскорбляли. Особенно это важно для тех, кто придерживается традиций […]. Надо уметь поддерживать диалог. Очень много священников в разных конфессиях дружат друг с другом. Потому что они хорошо понимают, что их традиция основана на вере, а не на рациональном элементе. Поэтому они даже не пытаются друг с другом спорить и успешно сосуществуют. Это не всегда так, но это проверенный и испытанный опыт. И мне кажется, что этот опыт нужно переносить в международную сферу. Самое важное [– это] взаимодействие с [другими] странами, [необходимо] взаимное уважение, взаимные уступки.
Например, ОАЭ недавно в связи с визитом Владимира Путина разрешила открыть на своей территории первый христианский храм. Или Саудовская Аравия. К сожалению, не помню какая именно страна. Но это – дипломатия. Это уважение, это доверие, которое проявляется также российским руководством и у нас, здесь, к мусульманам. И мне кажется, это важно.
Поговорим об СВО. Спецоперация повлияла на очень многих людей. И не секрет, что многие изменили свои взгляды в ту или иную сторону. По сути, начало СВО действительно разделило общество и даже власть на два лагеря. Речь о, так называемых, партиях «войны» и «мира». Хотелось бы узнать, как и насколько сильно спецоперация повлияла на твои взгляды?
Вначале я прокомментирую «партии войны и мира». Мне кажется, что внимание к этому вопросу чрезмерно. Даже в античности, во время войны Рима и Карфагена, как в Риме, так и в Карфагене были партии войны и мира. И тем не менее, все стороны понимали, в конечном счете, что важно продолжать сражения, не сдаваться здесь и сейчас. Это – естественное явление, возникающее из-за того, что общество пытается осмыслить, что происходит. Мне кажется, что это важно для нас сегодня.
Что касается меня, я следил за Украиной с 2014 года. Мне в то время было 11 лет.
И я решил познакомиться с интернетом. И зашёл в тот самый момент, когда на всех телеканалах, во всех СМИ активно освещали Майдан. И я видел, как девочки с плакатами
«Дайте нам кружевных трусов из ЕС» превратились за три месяца в боевиков, которые расстреливали полицейских из самодельного оружия и забрасывали их коктейлями Молотова. Я чётко для себя понял, за кого я. На Евромайдане основан весь мой политический интерес, весь мой условный политический опыт. Мне кажется, что когда люди совершили ошибку, поддались эмоциям, начали убивать своих граждан, когда, захватив власть, получили, наконец, желаемое, продолжили убивать людей. У себя на Родине, на Востоке. Я не могу себе представить, что я пойду во Владивосток, воевать с владивостокцами по какой-то вот такой причине. Я не могу представить, что буду убивать казанских татар за то, что они говорят на татарском языке. Я для себя это в 2014 году ясно понял. Поэтому я всю свою жизнь был против навальнистов**, против всяких придурков, которые скачут у нас на улицах. К сожалению, это понимали тогда не все. Я не ожидал конфликта. И к моменту начала СВО я уже думал, что всё. Конфликт, который я жду уже восемь лет, никогда не произойдет. И я себе просто придумал его. Но нет. Я ожидал и ждал. Для меня было неожиданным начало спецоперации. Не с удовольствием, я просто понял, что мои расчеты были верными. Я понял, что буйствующие шизофреники, любители европейских трусов, своё отскакали. И тут речь не о том, жалко этих людей или не жалко, братья они или не братья. Я считаю, что все люди друг другу братья. Но когда я в 12 лет смотрел ролик, где пятилетняя украинская девочка кричит, что убьет москалей с ножом в камеру, я не понял, за что. Потому что люди, когда скачут на Майдане, хотят москеляку-нагеляку надеть. Я не понял в 11 лет, почему так ко мне относятся, и за что я в свои 11 лет заслужил такое отношение. Поэтому я целиком и полностью поддерживаю СВО. Те, кто идут с войной на собственных граждан, они ее и получают. Поэтому добро пожаловать на Донбасс, господа киевляне, харьковчане и прочие днепропетровцы.
То есть, повлияла не столько СВО, сколько события 2014 года?
Именно так. Позиция у меня уже была сформулирована, она никогда не менялась, как и у моего окружения. Семья, друзья, все так или иначе к началу СВО уже придерживались единой со мной точки зрения. В моей семье вообще всегда царило единодушие в вопросах политики. У меня все в семье – мать, отец – всегда оценивали СВО так же, как я. Где-то я на них повлиял, где-то – они на меня. Мы единодушно приняли позицию Российской Федерации по Украине.
А у тебя есть родственники, которые проживают на территории Украины?
Были. Они проживали там до СВО и «Майдана». Но у этих родственников есть свои родственники, которые сейчас там живут. Я не знаю, что с ними происходит, к сожалению. Ещё я знаю несколько близких ко мне людей, которые имеют там родственников. Например, преподавательница в моей школе. Она бежала в Петербург, хотя имела родственников в Киеве. Жила сама в Донецке. Все эти примеры подтверждают, что позиция России по Украине правильная, что Украина действительно ведёт войну против своих граждан. Но я непосредственно не имею никаких контактов с жителями Украины.
Мы много говорим о критике людей с либеральными взглядами. И здесь бы я хотел уточнить. Ты критикуешь именно то, что они принадлежат к некоторой совокупности людей, чью деятельность ты считаешь деструктивной, например, сторонников террористической организации «Легион “Свобода России”»*, Алексея Навального** и Ходорковского**? Или же ты критикуешь именно за то, что они являются либералами и капитулянтами? И как ты считаешь, мог бы человек с антивоенной позицией быть твоим другом?
Бытует мнение, что всех людей с либеральной позицией нужно пересажать и поубивать. Я его не поддерживаю. Я не считаю, что людей по политическим взглядам можно преследовать. Я не считаю, что личную жизнь можно переносить в рамки политические. Я уже говорил о том, что не все люди обязаны участвовать в политике. Это значит, в свою очередь, что они могут иметь взгляды, которые имеют, но они не должны принимать решения. Речь о деструктивности в первую очередь. Деятели, которые были тобой названные, деструктивны сами по себе.
Почему?
Дело даже не в либерализме как таковом. Либерализм, как идею, сейчас я не буду разбирать. Дело в том, что они несерьезны. То есть Ходорковский** является бизнесменом, который нажил себе состояние на махинациях в 90-х. Я не считаю его честным человеком. Он обманщик. Называет себя либералом – придется с этим согласиться.
С тем, как люди себя называют. Если они называют себя христианами, то они христиане. Если они называют себя мусульманами, следует оценивать их как мусульман. Если они называются либералами, то придется с этим смириться. Но, я не считаю этих людей […] серьезными. Я не считаю Навального** серьезным. Даже разделяй я его взгляды, я бы ни за что бы не хотел, чтобы он стал президентом. Эти люди откровенно спекулируют на общественном мнении. Они бездельничают. Крадут у своих хомяков деньги. Выпускают лживые пустые ролики. Там не раскрывается никакая коррупционная схема. Они не ведут антикоррупционную деятельность. Они не знают, как это делать. Они спекулируют на общественном мнении. Накручивают себе просмотры и отзывы. Это несерьёзно. Обычные люди здесь ни при чем. Да, им удается обманывать какое-то количество людей. Да, [обманутые] посылают им деньги. Но я не считаю, что эти люди опасные. Я даже не считаю, что они либералы. Слушатели Максима Каца**** – не либералы, они просто дурачки. Как я уже сказал, постсоветская Россия переживает серьёзный кризис идентичности. Если раньше люди жили за счет того, что безусловно доверяли советскому государству, то сейчас выросло целое поколение людей, которые с детства усвоили, что государству доверять нельзя. Поэтому у них сформировалось такое недоверие и презрение к власти, при котором они просто ругают власть, что бы она ни делала. А это не либерализм, это популизм. Я считаю, что с такими людьми можно общаться. Хотя они не могут стать близкими друзьями. Но есть некоторые очень приятные для меня знакомые, наверное, даже друзья. Кстати, из университета, [их] можно было назвать либералами, если бы они обладали хоть какой-то чёткой позицией. Но они попугаями повторяли за Кацем**** и ругали власть из недоверия к ней, не имея к ней конкретных претензий.
Какое событие СВО больше всего повлияло на тебя?
Я долгое время активно следил за СВО, но потом перестал, потому что это отнимает очень много эмоциональных сил. Это [было] наступление Украины на Купянск, наверное, вот это тяжелее всего было осмыслить и пережить.
Почему именно оно?
Российская армия захватывала территорий больше, чем могла удержать. Это следствие определенной военной стратегии, которая была предпринята с целью испугать украинское правительство и заставить его сдаться. Но, как мы все знаем, это не сработало, и российским войскам пришлось отступать. Но, тем не менее, Купянск был заявлен, как российская территория, как территория, с которой никто никогда не уйдёт. И так легко Украина захватила Харьковскую область, которая была под контролем российских войск, что я даже как-то не понял, что произошло. Если уход [из] Херсона, я предполагал, несмотря на все заверения товарищей из телевизора. Было понятно, что Днепр намного проще оборонять, чем город на другой стороне, то Купянск я не понял.
Далее мы немного поговорим о фейках. [Есть] такой термин «псиоп» – «психологические операции». В первое время тема информационной войны была крайне актуальной. Даже, например, то же самое «ЦИПсО» чуть ли не стало словом года в 2022 году. Однако же, вот скажи, насколько оно реально влияет, например, на тебя?
Я задавался этим вопросом ещё в связи с «Майданом». Тогда я для себя обнаружил существование нескольких подразделений в американской армии. Одно из них называется «Подразделение проведения психологических операций» или как-то так.
Я очень заинтересовался этим вопросом. В последствии выяснил, что у нас есть научная рота, которая занимается этим исследованием в этой области. Туда даже можно попасть по призыву. Я бы хотел попасть в такие войска для того, чтобы узнать, как это на самом деле делается. Что касается «псиопов», они наносят такой же урон, как навальнисты**, и их тактика не сильно отличается. Намного страшнее сходы поездов, подрывы мостов и прочая террористическая деятельность СБУ и ГУР, нежели действия ЦИПсО. Самым сильным уроном, который наносит виртуальная реальность или реальность нематериальной [являются] звонки мошенников с Украины. Украина превратилась в один большой офис по разводу пенсионеров. И это намного сильнее бьет по России, чем все усилия ЦИПсО вместе взятые.
То есть ты считаешь, что это серьезно влияет, в том числе и на тебя?
Я считаю, что мне интересно выяснить, как это происходит. [Хочу] до конца понять, насколько это влияет на самом деле на поле боя. Но ЦИПсО по своему влиянию уступает мошенническим структурам и реальным терактам.
То есть до сих пор в условиях виртуального мира ЦИПсО не стало доминировать и наносить серьезный ущерб?
Мне кажется так.
Как ты борешься со стрессом, который возникает на фоне военных действий?
Это сложный вопрос. В первую очередь, я перестал смотреть за боевыми действиями, […] себя изолировал, хожу в храм. Там во время воскресных служб есть молитва о войнах России на Украине. Это мне помогает. Я переживаю потому, что не могу никак помочь. И участие в такой молитве меня успокаивает.
Да, хорошо, спасибо. Что ж, мы переходим к последнему блоку. Я задам тебе два простых вопроса. Каким ты видишь будущее России?
Я не вижу целостной картины, мне тяжело представить это, потому что нужно проанализировать достаточно большое количество информации в разных сферах, во внутренней и внешней политике. Я смотрю на некоторые внешнеполитические направления. Традиционное для меня – это Украина. И направление, связанное с моей профессиональной деятельностью. Я востоковед, поэтому я слежу за Востоком. За тем, что там происходит, стараюсь следить за арабским миром, несмотря на то что я китаист по своей специальности. Поэтому прогнозировать конкретные вещи я стараюсь только в рамках Востока. Тем не менее, я вижу ближайшее будущее России в прекращении войны на Украине в связи с капитуляцией, которая произойдет после выборов на Украине, в которых победит Арестович***. Мне так кажется. Я вижу преимущества [для] Российской Федерации от […] конфронтации между Китаем и Штатами. Я считаю, что между ними начнется военный конфликт. Я не считаю, что его начнет Китай. Я считаю, что его начнет Вашингтон. Либо в Штатах начнется полномасштабный кризис государственности в связи с победами Трампа на выборах. То есть Штаты либо будут воевать с Китаем, либо там победит Трамп, и [Штатов больше] не будет. От этого я вижу серьезные преимущества для России. Я считаю, что нам нельзя переориентироваться на Восток целиком и полностью, потому что китайцы нам не друзья. В нашей внешнеполитической риторике есть очень много пустых слов про многополярность. Мне кажется, что Путин излишне доверяет Китаю. Мой личный опыт общения с китайцами, изучения Китая с исторической и политической точки зрения говорит мне о том, что Китай будет к нам относиться враждебно в скором времени. Ещё при нашей жизни. В ближайшие 10-15 лет. У нас будут непростые отношения с Китаем. Если проследить динамику внешнеполитических взаимоотношений с Китаем, то они идут вверх, то вниз. Это и советский период, и наше нынешнее время. Сейчас они идут наверх, но дальше они пойдут на спад. Это будет связано, в первую очередь, с проблемами внутри Китая, связанными с голодом и демографическим кризисом. Тем не менее, внешнеполитически России будет легче в скором времени. Я вижу преимущество от […] кризиса в ЕС, который позволит России заключить договоры с отдельными странами внутри ЕС, например, с Венгрией и Словакией. Я вижу отчётливый поворот направо и победы консервативных сил. Рост их влияния в Германии и во Франции. Будет большая проблема с мигрантами и мусульманами в Европе. И, вероятно, отток европейского населения в Россию. По крайней мере, мне бы так хотелось думать. Но внутриполитически у России [будут] большие проблемы в связи с уходом Путина. Я не считаю, что он досидит этот срок, [на] который [он] сейчас переизберётся. Пройдут выборы Путина, закончится война на Украине, и Путин подаст в отставку. У России нет шансов стать монархической страной. Потому что нет никакого дома […], никакой монаршей семьи. Такого никогда не появится.
Самая большая проблема в том, что наша политическая система не отвечает вообще каким-либо запросам. Ни запросам современности, ни запросам прошлого, ни запросам традиции. Она совершенно неэффективна. Я в первую очередь говорю о парламенте, о партиях. Их возглавляют […] шуты, которые держатся лишь на поддержании решений нашего президента. Как только президент уйдет, я не понимаю, что с этой системой будет. Это невозможно спрогнозировать. Зато либералы совсем отпадут. Потому что просто их уничтожит история. Как Российскую Республику, её Временное Правительство были уничтожены историей, вот так же наших либералов, еще менее значительных, чем временное правительство, сметет просто на помойку. Они все окажутся в Израиле под обломками палестинских ракет.
Ну и последний вопрос. Какую бы политическую или философскую литературу, может быть фильм, ты бы мог порекомендовать читателям?
Напрашивается современный ответ. Почитайте Дугина. Если считаете, что это – банально, предложу ещё более банальный ответ – Достоевского. Я убежден, как сказал один мой знакомый с религиоведения, русская философия крутится вокруг литературы. Русская философская традиция литературоцентрична. У нас нет философских трактатов как таковых, но у нас есть очень […] большая литература, больше, чем философская.
Традиция романистов, у тех, кто пишет романы, и поэтов, которые выхватывают из бытия образы вечные и обращают на них внимание. Лучше всего сформулировал их как раз таки религиозный философ, а Достоевский – именно религиозный философ. Я советую не […] читать Достоевского, как в школьной программе, а обратить на него внимание как [на] религиозного философа […]. Я бы хотел еще обратить внимание на конфликт православных […] и старообрядцев. Многим покажется, что это очень давно было,