Сэмуил подождал пока зрачки роженицы не сузились до размеров игольного ушка, и сама она не впала в забытье.
От осознания, что ему предстоит сделать, у Сэмуила задрожали руки, но он переборол себя и, несколько раз прочитав про себя молитву, начал делать надрез. Он помнил, какими уверенными были движения маркиза Лотти. Слова маркиза стучали молоточками в его висках: «Доктор должен быть хладнокровен, и каждое его движение должно быть уверенным, только в этом случае операция будет успешной». Когда он погрузил руки в чрево женщины, доставая ребёнка и перерезая его пуповину, тошнота подкатилась к горлу. Посмотрев на Катарину, которая не падала в обморок, потому что боялась за жизнь сестры, он понял, что не вправе давать волю своим чувствам, и успокоился.
Крик ребёнка огласил комнату.
– Быстро оботрите его и прикройте, – облегчённо вздохнул Сэмуил.
Предстояла довольно сложная процедура: он должен зашить живот бедняжке. Когда Сэмуил наложил последний шов и протёр рану соком цитерии, благотворно влияющей на заживление ран, силы оставили его, и он устало опустился на край кровати.
– Спасибо вам, доктор, – простонала девушка, в несколько помутнённом сознании. Сэмуил в ответ только молча кивнул головой и, пошатываясь на ватных ногах, вышел в сад. Катарина, сияя радостной улыбкой, держала укутанного новорожденного.
– Постоянно протирайте этим соком рану, и берегите малыша от сквозняков, – произнёс Сэмуил и пошагал в поисках таверны.
– Доктор, вы посланы нам Господом! – прокричала девушка ему вслед.
Зайдя в таверну, он нашёл там половину команды во главе с Громом.
– Барракуда! – весело пробасил здоровяк. – Ты выпадаешь из команды. А ну, ребята, вина Барракуде.
«Знал бы ты, что я сейчас делал», – подумал Сэмуил, а вслух произнёс:
– Я знакомился с местными достопримечательностями.
– Главная достопримечательность – груди пышки Марго, которые сейчас, вероятно, находятся в руках нашего канонира. Он даже ром пить не стал, – давясь от смеха, произнёс Гром.
Через некоторое время усталость и ром сделали своё дело, и Сэм погрузился в состояние глубокого забытья. Перед ним раз за разом вставала картина операции, и он опять почувствовал тошноту. Открыв глаза, Сэм обнаружил себя на плече Грома, который нёс товарища в ночлежку.
– Гром, – едва смог выговорить Сэмуил и тут же опорожнил желудок на фланелевую рубаху здоровяка.
– Да, барракуды всегда отличаются своей безжалостностью и паскудством, – злобно произнёс здоровяк и бросил Сэма на землю.
Сэмуил поднял голову, пытаясь сфокусировать свой взгляд, но у него плохо получалось, и голова вновь опустилась на песок. Мир кружился вокруг, и заплетающимся голосом Сэм сказал:
– Прости, Гром!
Хотел добавить ещё какие-то слова извинения, но язык перестал повиноваться. Гром несколько минут смотрел на это беспомощное тело и обречённо вздохнул:
– Когда-нибудь это заблёванное чучело станет великим капитаном, – он небрежно взвалил Сэмуила на плечо, и понес, насвистывая понравившуюся в таверне мелодию.
Хэмпфил проснулся с первыми лучами солнца от ужасной головной боли. Во рту пересохло. Обведя взглядом своё пристанище, он увидел кувшин, который обслуга предупредительно наполнила лимонной водой. Утолив жажду, Сэмуил осмотрелся. За стеной раздавался размеренный храп. Судя по длительности, спящий обладал огромной грудной клеткой, и можно было безошибочно сказать, что это Гром. Здоровяк начал поворачиваться, отчего ложе заскрипело, раздался треск подломившихся ножек и грохот рухнувшей кровати. На несколько минут воцарилась тишина; Гром соображал, что произошло, после чего обречённо изрёк: «Ну что за паскудство? Ни поесть как надо, ни поспать». Потом он долго сопел, поправляя одежду и застёгивая многочисленные ремешки своей боевой амуниции.
Во время боя Гром доставал оружие подобно фокуснику, и по-детски радовался, когда от удивления у противника отвисала челюсть.
Наконец заскрипели половицы, и Гром вошёл в комнату Сэма.
– Привет, Барракуда! У тебя вода есть? – прохрипел здоровяк пересохшим горлом и, увидев графин, выхлебал остатки питья. – Ты, Барракуда, больше не пей. Если меня не будет, тебя украдут туземцы, и ты будешь до скончания дней жрать недожаренные личинки в кругу обезьяньей семьи.
Он опять хохотнул своим мыслям:
– Интересно, пил сегодня ром мой друг Карамо, или он окончательно потерял ориентацию в пространстве и не отходит от Марго?
И добавил, глядя перед собой:
– Ну а мы пойдём и съедим большого, хорошо прожаренного кабанчика.
Грохоча своими внушающими уважение из-за размера сапогами, помощник капитана стал спускаться по лестнице.
– Нет, деревянное не по мне. Я буду жить в каменном замке. Мне уже порядком надоел скрип корабельной снасти и гостеприимство этого острова. Я третий день хожу по земле, но до сих пор чувствую качку. В своём замке я сделаю подвесной мост и буду гулять по нему, чтобы не тосковать по морю. Ты знаешь, Барракуда, – Гром развернулся посмотреть на плетущегося за ним Сэмуила и громко расхохотался, – после кораблекрушения ты выглядел гораздо бодрее. Считай, что его величество ром принял тебя в свои подданные.
***
За окном раздались раскаты грома, и крупные капли забарабанили по стеклу. Вспышка молнии заставила Майкла вздрогнуть, и оторваться от чтения. На улице потемнело уже потемнело, и скоро должен прийти отец с проверкой. Поразмыслив, что все сделает завтра с утра, мальчик отправился в свою комнату.
Достав из тайника схему и, глядя на неё, Майкл задумался. Если всё происходящее не странные совпадения, то что к чему привязано, понять пока невозможно. «Может, я когда-нибудь угадаю всех твоих участников, а что дальше? Если герои моих снов – твои герои, то почему показываешь их вразнобой? Где Джозеф? Где его король? А, может, я слишком быстро хочу всё узнать? Ты прости меня, но всё-таки расскажи о них поподробнее. Ведь я знаю, что ты это знаешь. Ты хранишь это в тайне от меня». Майкл поцеловал схему, спрятал её в тайник и лёг в кровать. Ему нравилось это ощущение легкости перед сном, он старался внимательно следить, в какой момент сон возьмёт над ним верх. Сон пришёл быстро, и что-то запомнить не представлялось возможным. Майкл уже летел в бесконечном пространстве в предвкушении встречи с Джозефом. Миленьким личиком фрейлины, и другими участниками, которых он не запомнил.
Ощущение мягкого полёта подхватило, и заиграло картинами из глубины сознания, то затягиваясь, то ускоряясь сквозь порывистый сонный туман…….
Глава VI
ВТОРОЙ ГЕРОЙ ИЗ СНА. ДЕТСТВО РУДБЕРГА
Бароны Фредерик Дэльмер и Вильгельм Рудберг росли по соседству. Земли будущих наследников граничили между собой. Из-за большой удалённости замков мальчики редко встречались, но, если такое происходило, то их невозможно было оторвать друг от друга.
Первое состояние рода Дэльмеров заработал их предок за двести лет до рождения Фредерика. Дэльмеры были крупными землевладельцами. Крестьяне, работавшие на баронских землях, считались самыми богатыми в округе и очень трепетно относились к самому барону и членам его семьи за дружелюбный характер и щедрую оплату труда. Обрабатываемая земля давала стабильный доход, и два раза в год Дэльмеры бывали на аукционе, пополняя таким образом семейную казну последние сто лет.
Барон Рудберг имел несколько торговых судов, курсирующих по торговым маршрутам океанского побережья. Его жена Анна происходила из старого дворянского рода. Выйдя замуж за имевшего баронский титул, но небогатого Рудберга, она принесла с собой в качестве приданого солидный капитал. Барон умело распорядился деньгами жены и основал торгово-судоходную компанию. Через пять лет чета Рудбергов переехала в отремонтированный родовой замок барона и зажила роскошной жизнью знати с многочисленными гостями и приёмами. Осчастливленная рождением сына, женщина целиком посвятила себя ребенку. Её всё реже видели на приёмах и пирах, на что барон просто махал рукой и проводил ночи в компании симпатичных крестьянок. После нескольких удачных сделок с восточными купцами при непосредственном участии молодого султана Бабуки, унаследовавшего трон в одной из восточных стран, состояние Рудберга увеличилось в несколько раз, и он взялся за строительство верфи.
Когда Вильгельму исполнилось десять лет, зима выдалась особенно морозной. После одной из поездок в город Анна сильно простудилась и через несколько недель умерла, держа в руках ладонь сына и глядя в его заплаканное лицо. Смерть матери стала настоящим потрясением для мальчика. Его мир опустел, ибо единственный человек, который искренне и нежно любил его, умер. Потеряв мать, Вильгельм замкнулся в себе и первое время почти не разговаривал. С отцом он старался не общаться, предпочитая его обществу одиночество.
В ненастный мартовский день, когда на море был сильный шторм и в портовых тавернах собиралось огромное количество мореходов, барон Рудберг, возвращаясь с верфи, проезжал по набережной и ударил плетью зазевавшегося прохожего. Барону не понравилась медлительность моряка, переходившего дорогу, и он приложился плетью к его спине. Пострадавшим оказался боцман одного из пиратских судов. Кое-как оправившись от переполнявшего его негодования и желания пустить в ход пистолеты, боцман узнал у портовых работников имя своего обидчика и отправился в таверну, где его ожидали несколько членов команды. Через несколько дней, собрав всю необходимую информацию, пираты стали разрабатывать коварный план мести. Три корабля Рудберга несколько дней назад вышли из восточного порта и с набитыми трюмами держали курс домой. Береговые братья, прежде чем покинуть негостеприимный порт, решили сжечь дотла строящиеся верфи Рудберга и успешно выполнили свою задумку.
Сговорившись с командами двух других кораблей, пираты вышли в море и в двух днях пути от города встретили торговый караван. Опустошив трюмы и пополнив свои команды перепуганными матросами, пираты, не удовлетворившись этим, заложили по судам порох, и взорвали их. Три лучших корабля барона безвозвратно ушли на морское дно. Данное известие привело Рудберга в бешенство. Он носился по порту и грозился убить каждого, кто попадался ему на глаза. Потом барон надолго заперся в замке и начал методично опустошать винный погреб. Напиваясь, барон становился очень жестоким и часто вымещал свою злость на первом попавшемся под руку. Вильгельм старался не попадаться ему на глаза и всячески выбирал безопасные маршруты. Он прятался от разъяренного родителя в самой высокой башне замка, служившей ему надёжным убежищем. В башню вела очень узкая винтовая лестница, и мало кто отваживался взбираться по практически отвесным ступенькам без особой нужды. Из окна башни открывался завораживающий вид на море. В этом уединенном местечке фантазии уносили мальчишку в будущее. Он представлялся себе то капитаном, отважно ведущим корабль сквозь шторм, то полководцем, одержавшим блестящую победу в сражении. Грезы дарили ему ощущение безграничности возможностей. Здесь, в одиночестве, глядя на звезды и пожёвывая кусочек душистого хлеба, Вильгельм решил стать самым могущественным человеком, каким видела его мать, чего бы ему это не стоило.
После потери верфи и кораблей барон всё чаще находился в городе, стараясь ссудить сумму, необходимую для поправки своего финансового положения, но из-за своей высокомерной манеры вести переговоры так и не смог найти желающего иметь с ним дела.
Случалось, что барон Дэльмер, проезжая мимо владений Рудбергов, забирал мальчишку в свой замок, где тот всегда был окружён заботой и компанией Дэльмера-младшего. Фредерик был добрым и избалованным любящими родителями ребенком. Его веселый и открытый нрав располагал к себе любого. Вильгельм же отличался сдержанностью, высокомерием и, что не удивительно, жестокостью. Несмотря на разницу в характерах, мальчишкам нравилось проводить время вместе.
Однажды барон Рудберг долго искал сына, оглашая коридоры замка страшными угрозами, и, не найдя, отправился в замок Дэльмеров, чтобы ссудить небольшую сумму на дальнейшее проживание. Встретив там своего сына, Рудберг-старший отцепил вожжи и несколько раз обрушил их на спину мальчика. Молодые конюшие Дэльмера скрутили барона и, посадив в повозку, вывезли за стены замка. Когда Дэльмер-отец узнал истинное положение дел Рудберга и то, что произошло в замке за время его отсутствия, он выделил Вильгельму одну из комнат замка и полностью взял его на содержание. С этого момента Вильгельм Рудберг и Фредерик Дэльмер стали неразлучными друзьями. Несмотря на сложный и взрывной характер, в семье Дэльмера, юного Вильгельма любили. В дни его пребывания все члены семьи старались окружить его теплом и заботой. Вечерами Дэльмер-старший, рассказывал детям о разных событиях, уже вошедших в историю, и военных походах. Рудбергу нравились эти долгие беседы у камина. В глубине души он очень ценил этих людей и считал их своей настоящей семьей. Но в проявлениях чувств, был холоден и сдержан.
Они продолжали дурачиться, подшучивая над обслугой и случайно проезжающими мимо замка повозками и каретами, пока в один из дней Вильгельму не пришла в голову мысль из мушкета выстрелить в колесо повозки. Друга он не позвал, рассчитывая на то, какой это произведёт на него эффект после завершения задуманного. Вильгельм взобрался на одну из стен и, просунув мушкет в бойницу, выстрелил в проезжающую повозку. Невинная на первый взгляд проделка обернулась смертью ехавшего. Пуля срикошетила о металлический обод колеса и попала бедняге в голову. Хозяева не приехавшей ко времени повозки с продуктами подняли шум, и ближе к вечеру у замка Дэльмеров появились солдаты. Вильгельм все это время прятался в одной из сторожевых башен замка, пока туда не пришёл Дэльмер-старший.
– Что ты наделал, Вильгельм? Ты из шалости убил человека, – глядя в глаза испуганного мальчика, сурово произнёс барон, – ты уже взрослый и должен отдавать отчёт своим поступкам. Сегодня ты ради развлечения стреляешь в возничего, а завтра захочешь выстрелить в короля. Я взялся заботиться о тебе, а значит, вправе назначить тебе наказание. Физического воздействия я не приемлю, и наказание будет следующим: ты сядешь в эту повозку, поедешь к хозяевам, принесёшь свои извинения и передашь вот этот мешочек с деньгами в виде компенсации.
– Но как я смогу объяснить смерть возницы?
– Расскажи, как всё было на самом деле – это многому научит тебя. Во-первых, ты скажешь правду, чем значительно облегчишь душу. Во-вторых, это будет хорошим уроком на будущее, и, прежде чем что-то сделать, ты будешь думать.
Вильгельм выполнил всё, как и сказал барон, но с этого момента перестал питать искреннюю симпатию к старому барону. Юноша старался реже встречаться со старшим Дэльмером, а когда это происходило, больше молчал, и в один из таких моментов старый барон спросил его:
– После того неприятного происшествия ты стараешься реже встречаться со мной. Что ж, я не хочу навязывать тебе своё общество, но ты должен ответить мне, почему ты рассудил всё по-своему? Ведь именно это изменило твоё отношение ко мне.
– Я барон в пятом поколении, вы же заставили меня управлять продуктовой повозкой, в которой лежит труп, и извиняться перед простолюдинами. Изначально они могли избить меня, и только кошелёк с золотыми остановил их. Ведь вы знали, что так может получиться?
– Если бы я не сделал этого, то чувство вседозволенности и дальше властвовало бы над твоим здравым смыслом.
– Считайте, что я выучил ваш урок барон, – слегка поклонившись сказал Вильгельм. Про себя он уже сделал все выводы, и знал, что будет делать.
Одной из забав, которой часто предавались юные баронские отпрыски, была охота на мелкую дичь в большом лесу, находящемся на границе земель их отцов. Каждая такая охота была не просто праздным развлечением, а продуманным до мельчайших деталей планом, в котором ни одному зверю не удавалось ускользнуть. Во время игр с Фредериком Рудберг разрабатывал свои первые комбинации, в которых по мере взросления стратега места зверей и вымышленных персонажей занимали реальные люди. Юный барон Дэльмер, всегда отличался разумной осторожностью, чего значительно не хватало жестокому и властному Вильгельму. Он часто предупреждал друга о риске той или иной затеи, но Рутберг поступал, как считал нужным.
В один из дней мальчики возвращались после проверки расставленных ловушек.
– Что ты плетешься?! Я присмотрел отличное место для засады! – кричал Вильгельм, обходя строящуюся стену замка Дэльмеров, покрытую строительными лесами, на которых шла активная работа.
– Иду, – послышалось в ответ, и тут же раздался треск досок и крики. Один из строителей оступился и упал на землю с весьма внушительной высоты. Фредерик бросился на помощь несчастному и обнаружил, что тот разбился насмерть. По щекам Дэльмера-младшего потекли крупные слезы. Ему было искренне жаль этого улыбчивого крестьянина. Играть больше совсем не хотелось. Он впервые видел смерть человека.
– Если оплакивать каждого крестьянина, как тогда ими управлять! Ты барон Фредерик, и должен был хладнокровным. Пойдем! – Рудберг подошел и, взяв друга за руку, повел к скамейке.
Присев на край скамейки, Вильгельм стал выковыривать налипшую грязь со своего сапога, искоса поглядывая на расстроенного друга.
– С такими переживаниями, далеко не уйдёшь, – ухмыляясь, произнёс Вильгельм, – каждый должен быть готов к смерти, ибо она всегда ходит рядом и ждёт удобного случая. Вот и этот бедолага сам виноват: надо было внимательно под ноги смотреть, а не ворон считать.
Фредерик ничего не ответил и молча пошагал в сторону ворот замка.
– Ну и иди, – зло бросил вслед уходящему другу Вильгельм и побежал проверять сетки для ловли птиц и мелкой дичи.
На его удачу, в сетку попались несколько куропаток. Вильгельм привязал добычу к поясу и отправился в замок Дэльмеров. Фредерик сидел в своей комнате и от предложения зажарить куропаток на берегу отказался. Рутберг прихватив на кухне соль и хлеб, отправился на излюбленное место на берегу моря. Это была маленькая глубокая гавань, окружённая с двух сторон двумя скалами, густо поросшими низкорослыми соснами и мелким кустарником. Ветер в этом месте значительно ослабевал и лишь мягко ворошил листву деревьев. Друзья давно облюбовали это место, потому здесь было всё необходимое, от топора до острого большого ножа, выкованного кузнецом Дэльмеров по просьбе Вильгельма. В свои тринадцать лет Вильгельм ловко владел ножом и, искусно разделав перепелов, подвесил над огнём. Случалось, что мальчишки ночевали на берегу и для этого имели большой кусок сшитой кожи, служивший и крышей, и подстилкой, а также несколько бараньих шкур. Весь походный скарб прятали в небольшой расщелине, прикрывая камнями и ветками. Вильгельм решил не возвращаться в замок, а остаться здесь, на берегу. Когда запах жареных куропаток начал нежно щекотать ноздри, послышались тяжёлые шаги. Мальчик отошёл в темноту и взял в руки нож. Никто в такой поздний час не ходил здесь.
– Не пугайся малыш, старый Дрю не причинит тебе зла. – послышался глубокий мужской голос.
На свет костра вышел мужчина внушительных размеров и опустился к огню.
– Да ты выходи, не бойся. Я местный рудоискатель Дрю Басти, целыми днями в горах. – произнёс Дрю, протягивая руки к огню.
Вильгельм осторожно выбрался из укрытия и, внимательно рассмотрев пришельца, присел рядом.
– А с чего вы решили, что я испугался? Лишняя осторожность не помешает. Разве стал бы я ночевать здесь один, если бы боялся.
– И то верно, ты смелый малый, если ночуешь в компании таких зажаристых цыпочек, – рассмеялся своим густым басовитым смехом Дрю. Он развязал большой мешок и извлёк оттуда хлеб, несколько луковиц и большой кусок вяленого мяса. – Думал, ужинать придётся одному, так вот радость – нашёлся-таки человек, пусть и лет небольших.
– Мне скоро четырнадцать, – гордо ответил Рудберг.
– Да, года уже не малые, – усмехнулся рудокоп, – так чей ты будешь? Думаю, где-то рядом живёшь?
– Я сын барона Рудберга.
– О, так я ещё и на ужине со знатью; даже и предположить не мог, что ночь буду коротать с бароном. Хотя не так давно я был в гостях у одного очень хорошего человека. Только он маркиз. Маркиз Лотти, не доводилось слышать?
–Нет, такого не слышал, – ответил Вильгельм, отрывая кусок куропатки.
– Маркиз умный и добрый хозяин. Слуги его очень любят и иначе, как отцом Лотти, не называют. Когда я попросил кузнеца заточить мой инструмент, в этот момент приехал маркиз; узнав кто я такой, пригласил в свой замок. Я видел книги и даже некоторые изучал, но чтобы столько книг в одном месте, – восхищённо воскликнул Басти, – В большой комнате находятся только книги, а на широком столе морские карты. Там я видел -Чудо! Я впервые слышал о таком несколько лет назад, и вот теперь увидел, и знаю, как выглядит земля, на которой мы живём, какие есть моря, и всё это нарисовано на большом круглом шаре, который вращается.
При последних словах Басти имел вид блаженного, настолько его потрясло когда-то это открытие.
– Маркиз очень хорошо разбирается в камнях, знает строение человека и даже, что больше всего меня рассмешило, принимал роды у своей крестьянки. Говорят, её обрекали на смерть, а маркиз вытащил из рук костлявой, и её, и ребёнка, вот такой души человек.
–Да я слышал об этом маркизе, только другие рассказы, – поёжившись сказал юноша, припоминая рассказ одного из слуг в замке Дельмеров. Ходили слухи о том, что в замок маркиза привозят мертвецов, которые потом пропадали, но юноша не стал об этом говорить, и перевёл тему, – А вы встречали в лесу больших животных?
Рудокоп выудил из своего мешка большой бурдюк и, жадно глотая, начал пить. Он пил достаточно долго, а после опустил бурдюк и выдохнул.
– Тебе вино не предлагаю, но, если хочешь, можешь глотнуть пару глотков этого живительного напитка.
Вильгельм наотрез отказался. Они с Фредериком как-то напробовались вина, и жутко болели на следующий день, а Дэльмер-старший устроил им хорошую выволочку за потребление крепких напитков.
– Доводилось мне пережить одну встречу, – задумчиво произнёс рудокоп, и при этом его лицо приняло озабоченный вид.
– Расскажите мне об этом. Кто знает, а вдруг и мне доведётся встретить дикого зверя?
– Когда мне было столько, сколько сейчас тебе, я жиль далеко от этих мест. Леса в наших безграничные. Пойдёшь на зная дороги, потеряешься и сгинешь. Никто не найдёт, потому что звери большие и маленькие всё по косточкам растащат. Вот и я понадеялся на собственные знания, и решил до другого поселения, через лес идти, и пошёл. По дороге большой крюк надо делать, а через лес рукой подать. Зашёл я в лес, утром, а вышел из него через две недели, в пятидесяти километрах от своего дома. Повезло мне тогда, что на охотничий домик вышел, иначе умер бы от голода. Охотники, зная что люди теряются, оставляют в таких домиках съестные припасы, одежду тёплую, спички. Пять дней я бродил по лесу, прежде чем на этот домик вышел. Наелся помню тогда, – блаженно прикрывая глаза протянул Басти, – пожил несколько дней, сил набрался, и стал высокое дерево искать, чтобы округу осмотреть. С большим трудом забрался на такое дерево, но мои труды были вознаграждены, увидел я дымок, и решил на него идти. Было собрался назад слазить, а внизу волчья стая под деревом сидит. Ну всё думаю, рано обрадовался, что дым увидел. Теперь волки будут ждать пока не слезу, или не упаду. Сижу час, сижу два, а волки лежат, и уходить не торопятся. Потом вижу прибежал волк, которого раньше не было, и так пристально на меня посмотрел, а я на него. Мне тогда показалось, что он меня пожалел, потому что волки встали и побежали за ним. Похоже вожак то был. Я посидел немного, а потом спустился с дерева, да пошёл с опаской. К вечеру добрёл до селения, а потом и домой вернулся, а меня уже мысленно схоронили, думали медведь задрал и утащил.
Басти замолчал, отрезал большой кусок солонины и с удовольствием начал его разжевывать.
Оказалось, что Вильгельм уже спал, прикрывшись тёплой шкурой. В голове шумело от выпитого вина. Басти, поразмыслив, не болтнул ли спьяну лишнего, решил заночевать в другом месте. Он подбросил в костёр несколько толстых веток, завязал свой походный мешок и, спустившись к воде, пошёл в сторону водопада, находящегося в километре от бухты.
Вильгельм проснулся с первыми лучами солнца и, наскоро позавтракав оставшимся от ужина, отправился в замок. Если бы он знал, что его там ждёт? В замке Дэльмеров его ждал пьяный обозлённый отец. Очередной отказ он получил несколько дней назад и пил несколько дней.
– Ты барон, – закричал Рудберг-старший, а шляешься по чужим дворам, как приживальщик. У тебя есть свой замок, люби его и живи в нём. Садись в экипаж.
– Я останусь здесь – твёрдо произнёс Вильгельм.
– Что ты сказал? – закричал барон. – Я с тебя шкуру спущу. И он достал из экипажа любимый хлыст.
– Я не позволю тебе бесчинствовать в моём доме, – строго сказал вышедший на крики барон Дэльмер.
– Рано или поздно ты вернёшься домой, – зло прошипел Рудберг и, с трудом погрузившись в экипаж, уехал.
С этой минуты Вильгельм твёрдо решил домой не возвращаться. Он поедет к дяде аббату, и там устроит своё будущее.
Утром мальчик поделился своими соображениями с Фредериком и стал собираться в дорогу. Лошадь у него была, деньги он хотел забрать из своего тайника, оставленного матерью. Сумма запасов в тайнике, где было несколько крупных бриллиантов, позволяла жить несколько лет без нужды. Дождавшись, когда отец уехал в город, Вильгельм вернулся в замок, собрал походную сумку, опустошил тайник и, ни с кем не прощаясь, задним двором покинул замок на несколько лет.
***
Проснувшись, Майкл несколько минут лежал, глядя в потолок, судорожно собирая куски сна. Там было столько событий и такие персонажи, что соединить их воедино было невозможно. Но появление Рудберга оставило странное ощущение. Его невозможно было забыть, как прочие персонажи, потому что он был везде. Всё вращалось вокруг него. Майклу вдруг показалось, что он помнит даже его лицо, точнее, какие-то характерные черты. Через весь сон проходило волевое присутствие этого человека. Ещё у Майкла возникало некое странное ощущение, что он сам в какой-то степени является непосредственным участником происходящего во сне. Размышляя обо всех этих странностях, Майкл спустился на первый этаж дома, и начал складывать съестные припасы, заготовленные с вечера для воскресной рыбалки. Отец разрешил отдохнуть от хмурой необустроенной обстановки библиотеки, и мальчик решил посвятить этот день друзьям и рыбалке. Провести солнечный день на озере предложил Сентин. Он показал Майклу большую коллекцию удочек, после чего как бы между прочим сказал, что с ним на озеро собирается Луиза в сопровождении своего вездесущего поклонника Энтони.
Две бамбуковые удочки, с одной из которых рыбачил когда-то Эпштейн-старший, и маленькую жестяную шкатулку с червяками Майкл уложил в двухместную коляску и стал запрягать в неё жеребца по имени Ветерок. Он любил этого племенного жеребца, отработавшего на заводе несколько лет и повредившего переднюю ногу, после чего отец забрал его для домашнего обслуживания. Несмотря на свою небольшую хромоту, Ветерок был достаточно резвым жеребцом и с лёгкостью возил двухместную коляску. Майкл выехал за ворота дома и легонько тронул Ветерка краем кнута. Понимающе всхрапнув, конь побежал лёгким галопом. Сентин хорошо знал, когда едет Майкл, по характерному топоту Ветерка. Конь, слегка припадая на правую ногу, смягчал удар копыта, и это отчетливо слышалось издали. Подъехав к дому шофёра, Майкл осадил Ветерка и, выпрыгнув из коляски, подошёл к Сентину.
– Здравствуй Сентин! Спасибо, что позвал провести день на природе, а то Энтони только предлагает, а когда приходит время отправляться – его не найдёшь.
– А чего его искать, он всегда в одном месте, – сказал Сентин, протирая тряпкой лобовое стекло автомобиля.
Майкл, почувствовал колыхнувший сердце подвох, но с безучастным видом произнёс:
– Да мне и самому сейчас некогда. А что, Энтони у вас в гостях часто бывает?
Сентин улыбнулся. Он знал о симпатии Майкла к Луизе и потому так же небрежно ответил:
– Да почитай каждый день у нас. Они, наверное, пожениться задумают.
Лицо Майкла предательски залила краска, и Сентин, разряжая обстановку, добавил:
– Это Луиза попросила меня позвать на озеро тебя, Майкл. Что же ты отдаёшь свою мечту сопернику? Мама Луизы была самой красивой женщиной этих мест, – мечтательно поднимая глаза к небу, произнёс он, – а ведь Луиза часто спрашивает о тебе.
На пороге дома Сентина появились Луиза и Энтони. На девушке было лёгкое розовое платье и небольшая соломенная шляпка с полями, загнутыми внутрь.
– Майкл! – воскликнула она радостно, бросаясь навстречу и обнимая юношу, – как я рада видеть тебя, – не унималась она, держа ладони на его щеках.
– А я думал, тебе и компании Энтони достаточно, – съязвил Майкл, бережно убирая ладони девушки. – Ты же говорил, что тебе некогда, – добавил он, адресуя своё возмущение Энтони.
– Отец только вечером разрешил мне, – оправдываясь, сказал Энтони. Он знал о том, что Луиза очень нравится другу, но ничего не мог с собой поделать, так как сам сходил по ней с ума. Для себя Энтони решил следующее: пусть Луиза сама выберет, кто ей по сердцу, а раз этот выбор очень важен для него, то дружба не должна этому мешать, и сам Энтони будет находиться с объектом своего вожделения столько, сколько надо ему.
– Знаю тебя с детства Эн, и всегда ты врёшь. Только раньше это была невинная ложь, а сейчас ты врёшь потому что цинично поступаешь.
– Ну да, я же не такой умный, в библиотеках не сижу, книжек не читаю. Такими заумными словами не выражаюсь. Знаешь, Майк, не надо винить меня в своем заточении. Ты сам просиживаешь сутками, то с книгами, то с картами, а мне ни то, ни другое неинтересно, – возмущался Энтони.
– Всё мальчики, – строго произнесла Луиза, – на сегодня ссор хватит. Поехали, папа!
Она забралась на переднее сиденье автомобила на заднее предусмотрительно сел Энтони.
– Ты не хочешь поехать со мной в коляске? – поинтересовался Майкл, обращаясь к Луизе.
– Конечно, я поеду с тобой, – ответила девушка и, выпорхнув из машины, устроилась в коляске рядом с Майклом.
– Я не первый раз слышу о картах. Ты готовишься стать шулером? – смеясь, спросила она, когда коляска тронулась.
– Луиза! Если бы ты только знала, что такое карты, – мечтательно ответил Майкл, – в двух словах это описать невозможно, а некоторые вещи вообще не поддаются логике. Мы живём в мире логики, и всё пытаемся объяснять с её позиции, но существует нечто, что не поддаётся разъяснению. Вот, например, увиденный сон – что это? Просто набросок случайных событий, или заранее выстроенная цепочка происходящего в другой реальности?