Артур Раин
Лэйла-стероид
Словно математик, решивший сложную задачу, Дима рассмеялся с облегчением и почти дружелюбно взглянул на молча дымящего Эскулапа.
– Впрочем, дед, был я к тебе, кажется, несправедлив. Методику ты все же улучшил. Ты не сочувствие выражал, а помощи моей попросил. Браво! Из тебя вышел бы отличный психолог. Так я повторяю вопрос, что со мной будет?
– А ничего, – сказал Эскулап. – Ты свое дело сделал, так что все в порядке. Кстати, я и так хороший психолог, помимо всего прочего.
Молохов покачал головой.
– Может расскажешь, все как есть, старик, – попросил он. – До того осточертели все эти тайны и недомолвки. Давай я сам начну, чтоб тебе легче было. Ты ведь рассчитал, что я пойду к Сереге, верно?
– Это, твое слабое место, – кивнул Эскулап.
– Кто? Сергей?
– Да нет. Вы, я имею в виду молодежь, все стремитесь взять под свой контроль. И это неплохо, но вот с терпением дела обстоят хуже.
– При чем тут терпение?
– А при том, что устанавливать контроль над ситуацией нужно постепенно. Так, чтобы противник и не подозревал, что его власть над обстоятельствами уплывает из рук капля за каплей. А ты стал действовать так же, как и все. Решил начать собственную партию открыто. Пошел к Бокову, прекрасно зная, ну или хотя бы догадываясь, что за тобой установлена слежка.
Облизнув губы, Молохов быстренько извлек из стройного ряда мыслей нужную.
– Лузгин! Вот в чем дело.
– Теперь моя очередь сказать “браво”, – невозмутимо произнес старик. – Этот политик ищет козырь для своей предвыборной кампании. Вот это уже ЕГО слабое место. Благодаря этой слабости, когда придет время, мы и познакомим его с “Капеллой”, – Эскулап сжал кулаки и столкнул их друг с другом, – лоб в лоб.
– А зачем же ты ко мне в доверие втирался? – с искренним любопытством спросил Молохов. – Ведь и так все шло как надо.
– Для того, чтобы я мог спокойно отправить тебя к Бокову и таким образом наладить связь с Лузгиным, – Эскулап глубоко затянулся. – Повесив твоего дружка, мы приперли тебя к стенке, и ты вместо того, чтобы поднять лапки к верху, начал выкаблучиваться.
– Ну так и что? Ведь я и так сыграл тебе на руку.
– Верно. Но не совсем. Лучше было бы пойти к Сереге, когда прикажут.
– Ущемленное самолюбие зудит?
– Причем тут это, – поморщился Эскулап. – Зачем ты думаешь я перед тобой вчера распинался, приводил аналогии с игрой, для описания сложившейся ситуации?
– И почему же? – подыграл ему Молохов.
Старик сделал вид, что не заметил насмешки.
– Распинался я потому, что хотел вбить в твою тупую голову очень простой вывод: ты в этой игре ничего не смыслишь, поэтому делать нужно то, что говорит человек, съевший на этом деле собаку.
– Но ведь я вроде все сделал как надо.
– Пойти к Бокову шаг был правильный, – кивнул старик. – Но несвоевременный. Ты начал атаку тогда, когда удар еще не был подготовлен.
– Но теперь то все, – весело сказал Дима. – Я твердо решил послать вас с майором к едрене фене.
– Пожалуйста, – Эскулап просто излучал благодушие, – попей минералочки и остынь. – старик кивнул стоявшую у кровати закупоренную бутылку. – Нарзан хорошо от нервов помогает.
Дима взял в руки пластиковую бутыль и прищурившись посмотрел на старика.
– И что ты туда намешал? – тихо спросил он. – Какого яда я удостоился?
– Болван, – вздохнул Эскулап. После этого он отобрал нарзан у Молохова, отвинтил пробку и сделал большой глоток. – Я тебе уже говорил, ты свою роль отыграл, поэтому свободен, как птица. А яд на такого дебила как ты просто жаль переводить.
Дима поморщился и в свою очередь отпил из бутылки.
– Значит, я свободен? – произнес он, вытирая губы. – Ну а если я расскажу обо всех ваших планах Сереге?
– Пожалуйста. Он теперь от этого дела не отступится в любом случае. Боков же энтузиаст и вкупе с этим – идеалист, а значит, чтобы наказать такого мегазлодея, как “Капелла”, пойдет до конца.
– Еще один вопрос и я признаю тебя величайшим интриганом всех времен, – Молохов сглотнул, ощутив в желудке взбунтовавшуюся кислоту. – Зачем было связываться с Боковым через меня? Почему было не прийти прямо к нему или к самому Лузгину?
Эскулап засмеялся.
– Видно, что ты не знаешь Лузгина. Подозрительнее человечка еще не видела большая политика со времен Сталина. Подходить к нему требовалось ой как аккуратно. Этим и займется твой Сергей. А Боков человек упрямый и как знать, мог просто послать меня подальше со всей этой историей. И на то, чтобы переубедить его потребовалось бы гораздо больше времени, чем затратил ты.
И тут впервые Молохов увидел, как сквозь напускное равнодушие и старческую вялость проскользнула злоба и неукротимая энергия расчетливого и бессердечного человека.
– Осторожнее, дед, – все еще пытаясь сохранить присутствие духа проговорил Дима. – Еще немного и с тебя спадет маска.
Эскулап вдруг подался вперед.
– А зачем мне перед тобой притворяться? – прошипел он, уже не стараясь скрыть своих змеиных повадок. – Ты уже не важен и не нужен.
Молохов похолодел. Появившаяся изжога внезапно выросла до неописуемо острого жжения.
Взгляд журналиста упал на бутылку нарзана.
– Ты же… ты же… пил из нее, – прохрипел Дима с широко расширенными глазами.
Старик сделал плавное движение рукой, словно фокусник, показывающий чудеса иллюзии и на его ладони оказалась красно-зеленая капсула.
– Нейтрализатор, – сказал Эскулап. – Достаточно принять за час до… и можно пить отраву. Определенного вида, конечно, и в небольшой концентрации, но вполне смертельной для того, у кого нет такой вот пилюльки.
Сильнейший спазм стиснул желудок, сжигая волю в мучительном огне. Но все же, пользуясь силой, проявляющейся в том, кто очень хочет жить, Молохов сумел дотянуться до телефона.
Эскулап спокойно взял валяющуюся на полу бутылку.
– Нужно было делать, что говорю, – глядя на корчащегося у ног Молохова сказал он. – Убили балерину, а это значит, что “Капелла” уже прослышала о твоей поспешности и пошла в атаку.
– “Скорая”, – заплетающимся языком произнес Дима, уже не слыша даже собственных слов. – Помогите… я…
Молчащая трубка упала на выдернутый из розетки телефонный провод.
Эскулап вылил нарзан в унитаз и спустил воду.
– Опять она хочет навязать нам свои правила. – сумрачно бормотал он, тщательно моя руки под краном, не обращая внимания на затихающий хрип журналиста. – Но ничего, мы теперь тоже подсуетимся. А такой неудобный и своенравный балласт как ты, журналист, помешает нам двигаться достаточно быстро.
После этого он подошел к телефону, стоявшему на кухне.
– Это “Вечерний звон”? Да. Я звоню по поручению Молохова Дмитрия. Да, да. Он больше не будет у вас работать… Не знаю.
Слушая возмущенные и растерянные вопли Мамы, Эскулап покосился на неловко вывернутую ногу, видневшуюся на пороге комнаты в другом конце коридора.
– Он получил более заманчивое предложение, – сказал старик. – О, нет, не в государственной газете, берите выше, – он повесил трубку и добавил. – Или ниже. Все зависит от степени греховности.
8
Его лицо преобразилось до такой степени, что всем тут же стало ясно – перед нами совершенно другая личность. Он заговорил другим голосом, совершенно не похожим на свой привычный всем нам баритон и попросил закурить, хотя всегда чувствовал отвращение даже к запаху сигаретного дыма.
– Изгоним дьявола, – сказал священник, начиная обряд экзорцизма, на котором мне повезло поприсутствовать.
"Вечерний звон" 31 октября 20… года.
Человек, который вполне мог стать главным героем сенсационного материала под названием “Убийца балерины”, сидел в полумраке довольно уютного кафе и, что называется, искал истину в вине. Вернее, в бренди. Вообще-то бренди он не любил, но заказывал официанту уже четвертую порцию.
– Мне нужно сбрендить, – хмуро пробормотал он и тоненько засмеялся, что объяснялось уже выпитыми тремя стограммульками, а кроме того, из ранее выбранных в меню трех салатов лишь один был слегка уколот вилкой. Но, если честно, Руди Майер и на трезвую голову не смог бы ответить, зачем заказал всю эту жратву.
Заказал и все.
Он проглотил очередную дозу антидепрессанта крепостью в сорок градусов и закинул в рот еще одну вилку салата, вроде бы из крабов. Тут ему стало почти хорошо.
“Что бы там ни говорили, а убивать людей – дерьмовое занятие. Хотя и не такое уж сложное”.
Он щелкнул пальцами, требуя пятую порцию. Мир окрасился в розовые краски, растворив мысли в приятном отуплении.
Висящие под потолком муляжные рыбины, озаряемые тусклым светом горящих вполнакала ламп, оставляли на полу причудливые тени. В этот час в кафе «Аква» посетителей было немного. Молодой парень в пиджаке с синим отливом что-то шептал на ухо улыбающейся куколке в облегающем свитере, хмурый мужик, время от времени бросающий нетерпеливый взгляд на часы и постукивающий по полу носком ботинка, да пьяный в стельку киллер, вот и все.
Майер переводил мутный взгляд с одного посетителя на другого, наслаждаясь буйством цветовой гаммы в хмельных глазах.
Вдруг что-то темное выросло перед ним, смешав радугу в грязное пятно. В нормальном состоянии Майер вздрогнул бы, поскольку неожиданно оказалось, что за его столиком кто-то сидит. Хотя, в нормальном состоянии он заметил бы, как этот кто-то пришел и уселся.
С трудом подняв глаза от не очень чистой скатерти, Майер сначала скользнул взглядом по черному свитеру, тяжелой русой косе, свободно лежащей на левой груди и, заканчивая зрительное путешествие, уставился осоловелым взглядом на довольно-таки сильно покрашенном лице.
– Привет, – промямлил он, не настолько пьяный, чтобы не понять, кто перед ним. – Хочешь сдать мне в аренду уцененное тело?
– А ты прямолинейный, – путана щелкнула ярко-красным когтем по майеровской пачке сигарет и ловко подхватила тонкими пальчиками выскочившую сигарету. Пунцовые губы, тонкие от природы, но превращенные с помощью помады в пухлый бантик сжали фильтр. Щелкнула зажигалка и Майер с удивлением обнаружил, что это он проявил галантность.
– Конечно, конечно, – несколько не к месту сказал он. – Кури на здоровье.
Под столом его руку нащупали и положили на колено. Несколько секунд подумав, он все-таки сообразил, что колено не его.
– Ваш заказ, – сказал официант, поставив на стол рюмку и скользнул блудливым взглядом по высокой груди проститутки.
– Счет, Жорик, – сказала она, глядя на дремлющего клиента и похлопала официанта по заду. – Пожалуй мы договоримся.
– Точно, – всхрапнул внезапно проснувшийся Майер. – Если уж нарушать правила, то все.
Он уже дошел до того состояния, когда всякое сопротивление становится попросту невозможным. Немезис молча смотрел, как жадно выпили его последний стакан.
– Не пропадать же добру.
взяли его кошелек
– У нас капитализм, приятель.
и заплатили по его счету
А это тебе на чай, Жорочка.
– Наверное, – спило пробормотал Немезис, нащупывая проститутку сквозь туман, – я согласился на это добровольно. Всех этих людей, что я… просто не помню этого… пусть будет так… пусть будет так…
Потом Майер шел, смутно чувствуя чье-то округлое плечо в районе подмышки, и странную соленую влагу на лице, а потом…
Потом он проснулся у себя дома и первым чувством проспавшегося было несказанное удивление. Голова не болела, во рту царила умеренная сушь, и сердце не бухало, как паровой молот, а спокойненько отбивало ритм. Он еще долго валялся в постели, глядя на снующих по потолку солнечных зайцев и радовался, что это не розовые слоны или зеленые свиньи.
Тут до него долетел плеск воды, дверь ванны выпустила облако пара и сквозь него проступила ухмыляющаяся мордашка, ставшая вполне симпатичной без того обилия косметики, которое Майер помнил несмотря ни на что.
– Проснулся, – синие глазки полыхнули озорным весельем. – Как голова?
– На месте, – с трудом проговорил Майер. Сразу после этой фразы, обычное мужское самолюбие выпихнуло из него другие слова. – Как у нас… ну… вчера.
– Дала тебе перед сном две таблетки аспирина, – словно не понимая, о чем идет речь сказала она. – Ладно, если ты в состоянии, сваргань чего-нибудь пожрать. Я голодная как волк.
Дверь захлопнулась. Майер хмыкнул и вытащил свое голое мускулистое тело, обмякшее и вялое, из постели. Шум воды затих, когда он, нацепив спортивный костюм встал перед зеркалом, критически рассматривая отвратную небритую физиономию, отразившуюся в стекле.
“Я похож на дохлую рыбу. Не знаю, чем, но сходство определенно улавливается. Так вот какое у меня лицо, когда не надо никого изображать? Ничего морда, надо признать. Только какая-то бесцветная.”
Размышления о морде прервала девчонка, показавшаяся на пороге ванной в огромном тюрбане, сооруженном на голове из полотенца и махровом халате, волочившемся по полу. Майер смотрел на нее со странным чувством какого-то удивительного домашнего спокойствия.
А еще в глубине головы кто-то кричал. И не просто кричал, а истошно вопил. Какие чувства выражали эти вопли, Майер не знал.
И это несмотря на то, что нам нужно сейчас, наверное, познакомиться.
– Лидия, – произнесла она, немного отклонившись назад и протягивая прямую руку ладонью вниз. Поза получилась довольно смешной и милой.
Сознание треснуло и раскололось. Однако Немезис сумел подавить эмоции и загнать начинавшуюся психическую нестабильность в самый темный угол сознания. На короткое время.
– Алкоголик, – представился Майер, прикасаясь к ее пальцам. – Но друзья зовут меня Макс…
…Летящие в безумном вихре обломки цветов… Разорвать и выбросить ненавистное лицо – сосредоточие зла… Кружащиеся лепестки на мертвые глаза Петра и звон погребального выстрела в камере… Холод пистолета… Крик, крик, крик…
– Что с тобой, – кричали где-то рядом. – Очнись, тебе говорят.
Майер обнаружил, что лежит на полу, упираясь головой во что-то мягкое. Звонко прозвучали две пощечины, и вспыхнувшие щеки окончательно вернули его назад. Майер схватил не в меру разошедшуюся Лиду за запястье.
– Хватит, родная, хватит меня лупить, – слабым голосом произнес он. – Я уже снова с вами. Это просто похмельный синдром.
– А ты не псих, – опасливо пробормотала она, глядя сверху испуганными глазенками. – Я однажды нарвалась, так еле ноги унесла. Нет, я, конечно, понимаю, садо-мазо и все такое, но если бы ты видел эту плетку…
Хорошее настроение испарилось как капля, упавшая на раскаленную сковороду.
– Знаешь, – сухо сказал Майер, отрывая голову от ее коленок, – если я тебе еще не заплатил, то…
– Я просто за ночевку не беру, – она обиженно надула губки. – Ты вчера ни на что не годен был. Если хочешь знать, я тебя просто пожалела вчера.
– Ладно, ладно, – Майер махнул рукой. – Яичницу будешь?
Потом они сидели за столом и молча жевали. Майер, не отрываясь смотрел в тарелку, сосредоточившись на еде. После нескольких минут трапезы Лида отложила вилку в сторону.
– Может тебе к врачу сходить? – участливо сказала она, потирая нос.
– Скорее уж к священнику, – невесело усмехнулся Майер. – Похоже в меня бес вселился.
Живейшая заинтересованность выплеснулась незамедлительно.
– Ого! Слушай, расскажи, а. Я жутко интересуюсь всякой мистикой.
Лида подскочила к раковине и включила воду.
“А какая к дьяволу разница?”
“Точно, – холодно подтвердил Немезис. – Легкий сеанс психотерапии, а потом я всегда сумею заставить ее замолчать. Навсегда.”
– У меня в голове звучат голоса, – глухо сказал Майер, вставая из-за стола и направляясь к мойке. – Разные голоса. Их три. Вернее, голоса, это не то или точнее не все. Во мне как будто два разных человека. Я помню все… себя… до определенного момента. А потом будто две дороги расходятся в разные стороны… Самое плохое, что я теперь не знаю, кто из этих личностей я сам.
– Так у тебя депре… деперсонализация, я читала у Шелдона, – голосок сквозь шум льющейся в раковину воды зазвучал несколько разочарованно, но вместе с тем многозначительно. – С психиатрами лучше не связываться, они только залечить могут. Тебе к экстрасенсу надо или можно еще…
Майер улыбнулся и посмотрел на маленький поднос, прислоненный к стенке, где отражение Лиды, увлеченно болтало ногами. Он пробежался взглядом по съехавшему на плечо краю полотенца, по груди, виднеющейся в разрезе халата.
По правой руке, державшей тупоносый пистолет и по левой, быстрыми движениями накручивающей глушитель.
Немезис ухмыльнулся, выплывая из глубин сознания и разминая пальцы.
– …но к экстрасенсу лучше всего, – закончила она.
Немезис нырнул вниз к пустой трехлитровой банке, стоявшей под трубой. Раздался звук, похожий на тот, что издает напоровшаяся на гвоздь шина. Немезис развернулся и метнул банку в голову девушки.
Она увернулась от нее безо всякого труда. Полотенце полетело в сторону. Осколки осыпали светлые волосы. Сидевший на корточках Немезис тяжело дыша уставился на пистолет, направленный ему в голову.
– Уж теперь то я не промахнусь, – пропыхтела она, облизывая губы и для верности придерживая ладонью руку с зажатым оружием. – Не кидаться тебе больше банками, говнюк.
“Дерьмо. Вот дерьмо. Шкуру продырявят, как пить дать. Главное, чтобы…”
Немезис метнулся вперед, когда пальчик надавил на курок. Сейчас будет нырок вниз, перекат и…
И тут внезапно тело перестало слушаться. Он резко выпрямился, и пуля попала куда-то в район ребер. Девушка взвизгнула и отлетела в сторону, рухнув под тяжестью 90 килограммового мужика, в прыжке сбившего ее с ног.
Лида Иликакеетам лежала на полу, потеряв сознание при ударе о стену. Он стоял рядом с ней на коленях и зажимал рукой кровоточащий бок. Несмотря на жгучую боль, мозг испытывал только блаженство от ощущения полного контроля над телом и сознанием.
– Ну вот, родная, – задыхаясь произнес он, роняя на пол капли кипящей на губах слюны. – Нет худа без добра. Твоя пуля попала прямиком в Немезиса. И пока он вне игры… Меня зовут Макс Кретов. Сейчас я знаю только это, но уж будь уверена, разузнаю и остальное. И к черту твою деперсонализацию.
С трудом поднявшись на ноги, он подобрал валяющийся пистолет и запихал его в карман вместе с вытащенными из стола пачкой денег и бинтом в бумажной упаковке. Сдернув с вешалки длинный плащ, Макс сунул ноги в теплые ботинки и выбежал прочь из квартиры.
Правда перед этим он оглянулся на лежащую у стены девушку, чувствуя непонятное жжение в области сердца. Потом, уже с трудом ковыляя по улице, он так и не мог выбросить из головы ее лица. Оно постоянно выплывало и маячило перед глазами, проступая сквозь сгущающийся красный туман. Лицо было в точности таким, как он его запомнил, вот только волосы… и глаза…
– Глаза были не зеленые, – время от времени хрипел Макс. – Точно не зеленые.
* * *
Сергей Боков медленно поднимался по своей пахнущей кошачьей мочой лестнице. Он задумчиво гремел в кармане ключами и размышлял о
“Не хочу ни о чем думать. По крайней мере до завтра. Вернее, до сегодня. Уже два часа ночи, как никак”.
Устало проведя ладонью по слипающимся глазам, Сергей в кромешной тьме попытался нашарить замочную скважину.
“Ах, если бы не Димка Молохов! Плюнул бы на все это и умчался бы в Задрючинск, только меня и видели. Но журналиста моего надо выручать. Судя по всему, засел он крепко. Интересно, Димка до сих пор у меня, или ушел. Обещал я вернуться вчера вечером, а прихожу сегодня ночью. Лихо.”
Попав наконец ключом куда надо, Боков зашел в прихожую и закрыл за собой дверь.
Замок еще не щелкнул, а Сергей уже знал, что пресловутое шестое чувство, так часто встречающееся у книжных или киношных детективов, в реальной жизни видимо включается слишком поздно. Если вообще включается.
Глядя на удобно устроившегося в кресле Эскулапа, Боков, как человек более опытный или более подозрительный, чем Молохов, моментально понял, что перед ним чрезвычайно опасный человек.
– Привет, – буркнул Сергей, скидывая туфли. – Если не возражаете, я сначала сделаю себе бутерброд, а уж потом задам вам пару щекотливых вопросов.
– Как угодно, – кивнул старик. – Только не стоит все же заходить на кухню.
Боков молча положил руки в карманы. Он посмотрел на тело Молохова, лежащее у холодильника и понял, что аппетит улетучился. Не в первый раз ему приходилось смотреть на труп друга и Боков уже научился вести себя в подобных ситуациях, но то, что свели счеты с Димкой…
– Зачем? – не оборачиваясь спросил Сергей. – Это, единственное, что я хочу пока услышать. Зачем?
– Вам это действительно интересно? – Эскулап приподнял бровь.
Когда Боков обернулся, в его глазах старик заметил хорошо знакомый недобрый огонек.
– Действительно, – Сергей потер подбородок. – Пожалуй сначала я арестую вас, по подозрению в убийстве, а уж потом мы поговорим.
Высказав эту угрозу, Боков не достал телефон, чтобы вызвать патруль, он просто стоял на месте и ждал реакции на свои слова.
Эскулап улыбнулся.
– Мы оба профессионалы, – сказал он, – поэтому не стоит бросаться словами. Вы ведь прекрасно понимаете, что труп здесь, у вас, яд тоже найдут где-нибудь в этой или в другой комнате. А посему, положение у вас, как и у меня незавидное. Будь вы, конечно, обычным опером, коллеги не дали бы вас в обиду, но вы насолили стольким авторитетным людям, что выручать вас будет проблематично.
– Из-за этого вы убили…
Эскулап развел руками.
– Да нет, конечно. Это было наше с Молоховым дело. И оно касается только меня и его.
– Я представитель власти и кроме того, друг Дмитрия, – холодно сказал Боков. – Так что дело это и меня касается.
– Если он был тебе так дорог, – спокойно сказал Эскулап. – То после того, как разделаемся с “Капеллой”, можем устроить разборку между собой. Когда не будет этой проклятой организации, я могу и в тюрьму сесть и в могилу лечь.
Старик слишком резво для своего возраста вскочил на ноги и щелкнул выключателем. Яркий свет залил комнату. Не моргнув глазом, Боков посмотрел в лицо Эскулапа.
– Подумай вот о чем, – быстро сказал старик. – Сегодня ты проверил все сведения, которые получил относительно “Капеллы”. Кроме того, навел справки обо мне и майоре. Теперь, когда мы хорошо друг друга знаем, ответь, ты хочешь бросить это дело?
– Теперь я смогу закончить его и без вас, – с трудом шевеля губами от ярости сказал Боков. Эскулап дергал за ниточки, и Сергей чувствовал, как поневоле начинает отодвигать мертвого приятеля на второй план.
– Нет, – покачал головой старик. – Без тех знаний, которыми обладаю я, докапываться до истины придется очень долго, а к тому времени “Капелла” уже будет осведомлена обо всем и сразу же после этого тебя зароют на два метра в землю. Это международная сеть наемных убийц, плюс шпионская сеть и весьма хорошая если умеет добывать… такие сведения, какие она умеет. Да и потом Лузгин ведь не будет долго ждать. Он потребует быстрых результатов.
– А с вами значит, – прищурился Сергей, – все будет иначе?
– Если ты, я и майор будем действовать сообща, – твердо сказал Эскулап, – у “Капеллы” просто не хватит времени на защиту. Мы располагаем знаниями, у тебя есть прекрасное прикрытие – Лузгин, который сможет достать те сведения, до которых мы не можем добраться, а также позаботиться о том, чтобы ни ФСБ, ни МВД не мешали нам.
Боков покосился на труп Молохова. Невидимая рука сдавила горло.
“Прости, Дима, видит Бог, не страх получить обвинение в убийстве вынуждает меня терпеть. Но подожди. Не такой я человек, чтобы просто забыть о твоей смерти. Никогда еще не было случая, чтобы я не отомстил за друга…”
Действительно ли он так думал, или просто по чисто человеческой привычке пытался оправдать себя в собственных глазах, неизвестно. Еще несколько лет назад, Сергей, не колеблясь, бы ответил на этот вопрос, но сегодня он просто не знал ответа.
В это время коротко звякнул телефон. Боков схватился за трубку как за спасательный круг.
– Сергей Михалыч, тут такое дело, – забасило издалека. – Вроде задержали убийцу Маргариты Славиной. Нашли на улице с огнестрельным ранением. Все приметы на лицо и на лице, – засмеялся невидимый собеседник.
Эскулап усмехнулся, уловив в глазах Сереги зажегшуюся искру профессионального интереса.
– Где он?.. Понятно. Сейчас буду.
– И поторопитесь. Тут за ним двое ребят из ФСБ прикатили. Говорят, что этот стрелок у них по какому-то делу проходит.
– Попридержать сможете их?
Трубка немного помолчала.
– Ну… минут десять у вас есть… я думаю.
Боков засунул телефон в карман и посмотрел на выжидающего Эскулапа.
– Нашли убийцу балерины, – нехотя сказал Сергей.
– А также и Кожухова. Я прав?
– Насчет вас я пока ничего не решил, – не отвечая на вопрос сказал Боков. – Оставайтесь здесь.
– Я подожду. – кивнул Эскулап. – Заодно позвоню майору, чтобы мы могли собраться и обсудить дальнейший план действий.
“Сукин сын! Он словно заранее знает, каким будет мое решение.”
– Мы нужны друг другу, – простодушно сказал старик. – И лишним доказательством этому служит то, что вы уходите отсюда живым. Стоит мне отвернуться, и вас застрелят с крыши соседнего здания.
Сергей покосился на темное окно без занавесок, напротив которого они стояли со стариком.
– Ведь не зря же я зажег свет, – пожал плечами Эскулап.
* * *
Максу Кретову было тяжко. Кое-как перевязанная рана продолжала кровоточить. Он чувствовал это по все более частым и продолжительным приступам головокружения, сотрясающим окружающий мир и ледяному холоду где-то в правом подреберье, куда попала пуля.
Макс шел, а вернее будет сказать плелся по тихой московской улочке вдоль некрашенного забора с торчащими отовсюду шляпками ржавых гвоздей. Временами Кретову казалось, что забор этот никогда не кончится. Начавшийся было с нескольких капель дождь пошел сильнее и стало немного легче, когда ледяные струйки поползли по спине. Теперь стало возможным идти прямее, в голове прояснилось.
“Ненадолго. Уж это то я гарантирую.”
Иногда Макс приподнимал перекошенное от боли лицо вверх и давал дождю возможность омыть пылающие щеки. Во время одной из таких передышек, он принял решение: вместо того, чтобы тратить силы на шагание в никуда, лучше всего остановиться и составить четкий план действий. Макс прислонился к забору, навалившись на шаткую опору всем своим весом, что принесло невыразимое облегчение страждущему телу. Он не стал садиться, потому что понимал, что после этого просто не сможет встать.
Почти избавившись от физических неудобств, мозг заработал в полную силу.
“Врач. Это в первую очередь. Дальше. Снять деньги со счета. Их накопилось немало. А потом…”
Ему показалось, что застрявшая между ребер пуля стал вращаться по своей оси. Пару секунд он еще держался, но потом громко вскрикнул и упал на колени. Сквозь застлавшую глаза пелену, Макс вдруг увидел Лиду или как ее там, медленно шагавшую к нему по другой стороне улицы. Рука сама по себе скользнула в карман. Пальцы обхватили рукоятку пистолета.
“Она убьет меня. Эта стерва прикончит меня прямо у этого поганого забора… в грязи…”
Оружие весило примерно тонну. Девушка подошла настолько близко, что он уже различал блеск ее глаз.
Она вытянула руку, тщательно целясь.
И не стреляла. Она просто стояла и целилась в него. На мгновение их глаза встретились, и Макс вновь услышал тот вопль в глубине сознания, который никак не мог распознать.
И еще глаза. Зеленые глаза, мерцающие удивительным светом в пламени свечи.
Вой сирены ворвался как глас спасения. Девчонка заколебалась, бросив быстрый взгляд на другой конец улицы. Полицейский «форд» выехал из-за угла.
– Не повезло мне два раза, – поспешно сказала Лида. – Но Бог троицу любит. Я еще вернусь. Слово Гарпии.
Девичий силуэт превратился в багровый туман и поднялся к небу длинной спиралью. Кретов уже перестал отличать реальность от порожденного раной бреда.
– Это… – хрипло пробормотал он, цепляясь за последние искры сознания, – это… не может быть она… Это не… Ило…
Макс ткнулся головой в траву и не видел и не слышал, как выскочивший из машины полицейский перевернул его на спину, обращая к небу улыбающееся лицо, благодарное за то, что уже не нужно ни видеть, ни слышать.
* * *
Боков узнал, что такое успеть в самый последний момент. Когда он появился в дверях палаты, то увидел, как молодой парень в сером плаще завел Максу Кретову руки за спину и сковал их наручниками.
– Я вас уверяю, что это совершенно лишнее, – сердито сказал молодой врач с бравыми гусарскими усиками, стоявший немного в стороне.
– Ничего, доктор, – сказал средних лет мужчина в точно таком же сером плаще, наблюдавший за своим молодым коллегой из глубины палаты. – С ним все будет в порядке.
Макс, в голове которого шумело от потери крови и лошадиной дозы какой-то химии, впрыснутой услужливым санитаром, все же нашел в себе силы что-то проворчать в ответ на это замечание. Федералы проигнорировали его бормотание и, синхронным движением подхватив под руки, потащили к выходу из палаты.
– Одну минуту, – гневно покусывающий губы Боков преградил им дорогу. – На каком основании вы забираете подозреваемого в убийстве?
На лицах федералов возникла сложная смесь из недовольства и презрения. Но поскольку Боков был настроен весьма решительно, тот, что постарше отпустил локоть почти уснувшего Макса и полез в нагрудный карман.
В том, что документация будет, Сергей не сомневался, он надеялся лишь на то, что в бумагах отыщется зацепка, которая позволит послать федералов подальше, хотя бы для добывания другого постановления.
Надежда эта испарилась. Действия ФСБ были согласованы с генеральным прокурором, а прицепиться оказалось не к чему. Боков изобразил на лице широкую улыбку и сделал не менее широкий жест рукой, показывая, что путь свободен.
– Спасибо, – невозмутимо сказал молодой “серый плащ”.
Когда Макса протащили мимо нагнувшего голову Бокова, он вдруг почувствовал исходящие от этого человека гнев и бессилие, сходные с теми, что и Кретов ощущал где-то в глубине затуманенного мозга. Макс внезапно понял, что должен что-нибудь сделать.
– Лэйла, – еле слышно прошептал Кретов, тратя последние силы. – Лэйла-стероид.
Боков вскинул глаза и посмотрел на жалкую фигуру Макса, повисшего между двумя федералами, ускорившими темп после прозвучавших слов.
Как это часто бывает, Сергей вдруг ощутил странное предчувствие, в котором не было ничего мистического. Уверенность, зародившаяся в голове Бокова основывалась не на ясновидении, а на всех тех фактах, которые были изучены им за последние два дня.
“Они убьют его. Это точно. Раз “Капеллу” решили оставить в покое, рисковать и держать у себя провалившегося агента они не будут. В Клинике 15 убили десятерых. Плюс Кожухов, плюс балерина, плюс Бомж и наконец Дима. Что-то многовато смертей в моем городе.”
В эту секунду Боков решил для себя еще одну задачу. Отбросив гнев и скорбь по убитому другу, изгнав из мыслей ярость и отчаянье по поводу сегодняшнего бессилия, Сергей Боков ясно увидел свое будущее.
