Артур Кинк
Середина земли
Смрад плесени еле давал вздохнуть. Я натянул футболку на лицо и крикнул:
– Закрыть лица!
Мой приказ был выполнен немедленно. Каждое моё слово приводилось в действие. Прижаться к забору, держать огонь перед собой, бежать.
Первое попадание принадлежало Легатову. Голова существа, нёсшегося на него, разлетелась и покрыла его зловонной кашей инопланетных внутренностей, цвет которых я не мог различить в темноте, но был уверен, что на земле такого оттенка нет и быть не должно.
– Пошли! Вперёд! – Семёныч подхватил ИЖа, ружьё возле чужой оторванной руки и сунул мне. Приклад был весь в крови и соплях монстра, но я схватил его, прижал к себе. Проверил патроны.
Мы добрались до колодца, вдалеке уже полыхал дом Насти. И весь её сэконд-хэнд снятых с мертвецов вещей чадил, пробивая слёзы из глаз. По мимо тварей было то, во что нельзя было просто выстрелить или проткнуть прутом. Шквальный ветер, ослепляющий дождь, что тушил пожары, оставленные нами. Я был так сосредоточен, что не заметил, как мой отряд выбрался вперёд. Почти к самым пятиэтажкам. Я не заметил, как все вокруг закрывают лица рукавами, ладонями или просто утыкают нос в плечо. Некоторых даже рвало. Я втянул воздух полной грудью, но чувствовал лишь нотки гари и дыма. Сырость больше не действовала на меня. Я дышал совершенно свободно, но некогда было искать этому объяснений. Из забитых окон на первом этаже и подъезда повалили, пожалуй, самые отвратительные, хоть и не самые опасные твари – подъямыши.
Они выползали из своей крепости осторожно и боялись нас не меньше, чем мы их, но продолжали идти. Будто-бы кто-то приказывал им, так же как мы с Легатовым, заставляли людей двигаться дальше и бросаться на зубы и когти чудовищ.
– Жги эту тварь!
И все Легатовы, кроме деда пошли в атаку. Его сыновья и дочери. Он кивнул мне, что бы я сделал тоже самое, а сам остался на расстоянии, чтобы отстреливать подъямышей. Но у меня было только два патрона.
Наташа и Кирилл – самые младшие резво добрались до самого подъезда, когда с последнего этажа на них вылилось помойное ведро. Облезлые, собакоподобные тела развернулись, они позабыли приказ и сейчас их волновал только голод, который утолялся лишь мусором и отходами. Они облепили ли их со всех сторон. Я лишь мог слышать их крики. Дед слегка растерялся, очередной приказ застрял в его горле.
И я решил потратить первый. Подъямыш отлетел от выстрела на добрых два метра, но было уже поздно. Я не мог разглядеть даже тел или крови в помойной луже.
Легатов едва удерживал трясущимися руками сайгу. Я обернулся на очередной рёв. Дождь затушил почти все факелы и горящие лачуги. Все ушли вперёд. Мою спину никто не прикрывал, я вглядывался в темноту, пока не увидел, как две мелких шавки вцепились в Андрея, что пропустил всю толпу впереди, стараясь держаться либо в её центре, либо позади.
– Сзади! – крикнул я Семёнычу. Он был ближе и патронов у него было больше, чем у меня. Но он неторопливо развернувшись просто смотрел, как рвут плоть его племянника. Я развернулся, прицелился, отстрелил одну, а ко второй подскочил и всадил приклад ей промеж глаз. Кровь Андрея смешалась с кровью тварей. Огромные рваные раны на ногах и правой руке зияли. Он выл. Не просто кричал, а выл от боли, корчась на земле.
– Отзови пару человек, нужно отнести его к машине. – крикнул я всё его ещё стоявшему в неком трансе Петру.
– Нас и так осталось слишком мало. Чем он лучше других парней, что полегли там. Поди и посмотри, сколько трупов поглощает эта чёртова земля.
– Ты сам… – простонал Андрей. – Сам, затеял это… – он хватал воздух ртом, корчась и вертясь по земле, стараясь занять наименее болезненное положение. – Я говорил, что рано.
– Что ты делал? Где твой факел? Ты всё это время прятался за спинами? Даже женщины шли в атаку, а ты крысился под заборами?
– Сейчас не время для выяснения отношений! – прошипел я. Я подхватил Андрея, чтобы стащить с дороги в более безопасное и просматриваемое со всех сторон место, и это оказалось не так просто, как я думал. Он визжал, будто я режу его ножом и впивался мне пальцами в плечи так, будто хочет проделать в них дырки. Легатов даже не помогал мне. Он тащился сзади, но слава богу, держал свой карабин наготове.
Подъямыши не нападали первыми. Они боялись громких звуков, огня и вообще всего, кроме наших отходов. Они лишь не очень умело защищались, поэтому мы имели преимущество. Легатов подозвал старшего – Никиту и велел забрать у меня ружьё, пока я буду тащить Андрея к алтарю.
– Умоляю. Не трогайте. Не трогайте. – он повторял только это, будто забыл все слова.
– Нет смысла нести его в сопки. Он умрёт. – сказал Никита.
Я весь был в его крови. А она была очень липкой. Вся земля вокруг. Его одежду можно было выжимать.
– Слишком большая кровопотеря.
– Ты зря на медбрата учишься? Перевяжи его.
– Чем, папа? Грязным носком? С него крови как с барана!
Пока они спорили, а я пытался зажимать кровоточащие раны. Андрей на несколько секунд затих. Перестал крутиться и кричать. Он вытащил из-за пазухи окровавленные кусочки бумаги и протянул мне.
– Это заклинание. Ом дзе ом эвана, лито гера лито герия. Лито космо, лито космия, Джеван ом соха, джеван де соха. Амень! Амень! Амень! Молитесь Иштару и Шерану, молитесь Архангелу Михаилу. Для обряда нужно шесть шаманов. Трое обходят алтарь по часовой стрелке, трое против. Трое, что идут по часовой читают заклинание слева направо, те что против – справа на лево. – слова давались ему с большим трудом. На губах пузырилась кровь, а лицо синело. Он говорил с закрытыми глазами. Легатовы прекратили свою перепалку и тоже склонились над ним.
– Заклинание в общей сложности читается двенадцать раз, ровно столько, сколь делается оборотов вокруг алтаря. На каждом из шаманов должен быть защитный амулет, потому что как только вы начнёте, на вас начнётся атака со всех каналов. Когда шесть кругов будет пройдено шаманы разворачиваются в противоположные стороны, но читают заклинания так же. Тогда же, когда шаманы перестраиваются сила надвысшего обращается на вашу сторону. Голова и хвост дракорептилоида должны лежать на алтаре. И после первых шести кругов, они поджигаются. Столб дыма должен быть направлен в центр открывшегося канала. На двенадцатом кругу останки тушатся, а портал сужается до состояния того, что через него не способна проникнуть даже молекула из иного измерения. – Андрей взял паузу чтобы отдышаться и продолжил говорить, но я не слушал. Я смял листок с его заклинанием и бросил в грязь, которая тут же потопила его. Пока Пётр и его сын Никита склонились, внимая последним словам Андрея, я нащупал ружьё, приваленное к забору. И пусть в патронниках было пусто, я не дам никому из них отрезать голову моему другу. Моему лучшему другу. Моему некровному брату. Человеку ли, дракорептилоиду ли, ни разу, не бросившему меня в беде. Который, будучи дрищём с худыми ручонками, бросался в драки против толпы, что запинывала меня за клубом. Который брал на себя административную ответственность за распитие алкоголя в общественном месте, чтобы у меня не было проблем на службе. Который доносил меня пьяного до дома. Который всегда выбирал страшненькую из двух подруг, с которыми мы знакомились. Человеку, который свято верил в то, что его видения свели нас вместе. Человеку, который не боялся ходить с серьгами и длинными волосами по Уралмашу.
Андрей притих в очередной раз. Мы все ждали от него хоть слово, хоть жалкий болезненный стон. Его грудь вздымалась всё реже, будто бы он медленно засыпал. Кровь из ран больше не пульсировала и стекала не струями, а редкими каплями.
Пётр провёл рукой по его лицу, закрыв глаза. Слишком рано. Я был уверен, Андрей ещё жив, просто потерял сознание.
– У нас будет шесть человек? Ты, я, Женя, Лёшка, Володька. Толя жив?
Никита отрицательно мотнул головой.
– Он не говорил, что среди шаманов не может быть женщин. Есть же шаманки. Олеська жива? Валя? Собери мне ещё троих человек. Быстро! Женя. Ты… Женя? Ты куда пошёл?
На этот вопрос у меня ответа не было. Я просто пятился назад, прижимая к себе ружье без патронов.
– Я думаю, нужно больше шестерых, чтобы отрубить голову дракорептилоиду, это сильная тварь, папа. – сказал Никита, и резко напрягся, глядя на меня.
Они подзывали меня, словно пёсика. Сначала. Потом Пётр не выдержал и рявкнул:
– Стоять!
– Я не твой солдат. А ты не мой командир. – ответил я и направил бесполезное дуло на старика.
– Сынок, ты моя, совсем ополоумел?
Эта фраза прозвучала громче беснующегося грозового неба. Я вспомнил свой сон. Сон, когда я задыхался погребённый сошедшей с сопок грязью. Старика Легатова, охваченную жаждой убийства толпу с нелепыми факелами. Смазанная сюрреалистичная картина. Калейдоскоп невозможных событий. В которых я не должен принимать участие. Которые походят на пьяные сны или же малобюджетные триллеры. Фантасмагорические видения, существа, звуки, запахи, цвета. Реальность, граничащая с полным бредом, а границы осыпаются в чёрную бездну.
– Женя, вернись к нам, немедленно! – приказал Легатов, но я опять проигнорировал его.
– Никто из вас, деревенщин, не отрежет от моего друга ни головы, ни хвоста! Только попробуйте!
– Это больше не твой друг, идиот! Это даже уже не человек! – прокричал Семёныч, но его аргументы не имели веса. Мне было действительно плевать. Человек он или нет, он был тем, кем был все эти годы, за которые ни разу меня не подвёл.
Я сделал ещё несколько шагов назад, а потом ещё, пока не потерял из вида Легатовых, погибающего Андрея и забор, за которым они прятались. Я сталкивался спинами с подъямышами, но те лишь боязливо отскакивали, ожидая моей атаки. А я не атаковал. Они не нападают на людей, но могут смертельно напугать. Так сказал мне Андрей. Они боятся людей, так же как люди боятся их.
От моего отряда осталось четыре человека, во главе с лысым Саней. Малолеткой, что был весь облит кровью подъямышей. В одной руке факел, в другой арматура. Я вдохновил их слишком сильно. Без слов, они заметили, как я двигаюсь к входу в подъезд, не трогая и не проявляя агрессии к монстрам, а те проявляли свою солидарность в ответ. И они, прижав руки к туловищу, стали двигаться так же, как я.
Я не должен был пользоваться этим своим положением. И я до сих пор корю себя за то, что сказал тогда мальчишкам:
– Охранять вход. Ото всех. Не нападать первыми. Просто держать!
Они послушались меня. Без единого нарекания, прижавшись друг к другу, они встали на защиту разбитого подъездного крыльца без двери. Они всё ещё закрывали носы и рты футболками.
Я побежал вверх по лестницам без перилл. Я натыкался на разбухшие от влаги, незапертые двери, из которых доносилась жуткая вонь. Я удерживал равновесие, когда скользил на покрытых слизью и помоями ступенях. Я давил своими ногами тараканов и прочих насекомых, что в ужасе покидали своё пристанище. Мухи, врезались мне в лицо.
Я преодолел все пять этажей и взял секунду, чтобы перевести дух. Облокотится на склизкую стену, дать глазам привыкнуть в темноте. У меня всё получалось. Сердце перестало биться в глотке. Грудь больше не сковывало спазмом. Теперь нужно было опустошить голову и придумать, что делать дальше. Как защитить от Легатовых дракорептилоида, который и без того могущественное существо, сотрясающее тектонические плиты хвостом и всякое такое. Я понимал их. Понимал их боль за всех погибших здесь людей. За растерзанных, за ненайденных, за сгинувших. Но дело было в том, что мой друг не имел к этому отношения. Он не заманивал на станцию женщин, мужчин, детей и целые семьи на верную смерть, все эти годы. Он просто оказался не в том месте, не в то время. Прямо как Бекетов. Его влекли открытия, его влекла беспокойная душа.
Я помнил, как дурно пахло в этом подъезде. Как слезились глаза от вони, когда я вошёл сюда впервые. Сейчас этот раздражитель притупился. Это был не более чем просто грязный подъезд. Но внезапно моих ноздрей коснулся дым. Кто забросил в окно камень, обмотанный горящей тряпкой. За ним прилетел ещё один, прямо в метре от моей ноги, а следом бутылка. Осколки полетели во все стороны, включая мои ноги. Пламя растекалось вместе с жидкостью. Прилипало к ступеням, стенам и гачам моих штанов.
Я хотел, было, начать тушить огонь руками, но меня опередил здоровенный зелёный блестящий хвост. Толстый и длинный, занимавший почти всю лестничную площадку. В один взмах он сбил пламя с моих ног, и я лишь отделался лёгким испугом и ощущением, что мне на ноги уронили рояль. Я качнулся, запнулся за чёртов хвост и едва не упал головой вниз, на ступени, прежде чем меня втащила в квартиру пара рук.
В коридоре было темно. По стенам разрослась плесень и мягкий мох. Я моргал, пытаясь отбить вспышку огня и дать глазам снова видеть в темноте. В смог разглядеть комнаты, заросшие грязью и грибком. С выломанными дверьми. Влагу на полу. И пару жёлтых глаз с кошачьими зрачками, которые смотрели на меня с ужасом.
Я отшатнулся от этого взгляда. Разве может подобное существо испытывать страх? Знакомо ли оно с этим чувством вообще, или это отголоски ещё бьющегося человеческого сознания? И как вообще это может испугать поднизший?
– Ты… – он не мог закончить предложение, будто слова застряли у него в горле.
– Я, – чётко ответил я, просто чтобы не стоять в этой напрягающей тишине. – Антон… Или как тебя теперь называть? Они идут убивать тебя. Им нужны твои голова и хвост!
– Я в курсе, как закрывается центральный канал. И да, моё имя всё ещё Антон, но как ты… Почему? Нет Женя. Тебя не должно здесь быть! Почему ты здесь? – он закричал на меня так, что, казалось, стены затряслись.
– Я не знал как канал закрывается! У меня нет твоего зрения один глаз в прошлое, другой в будущее! Надо валить. Пошли! – не знаю, тронулся ли я тогда умом или огромное количество адреналина, блокировало всякий страх и логику, я просто схватил его за чешуйчатую лапу и потащил обратно в подъезд, и он даже сделал несколько послушных шагов, прежде чем вырваться из моей хватки.
– Да что за мания у тебя помогать всем и вся, когда тебя не просили?!
– Ну вот такой уж я уродился! Сам же говорил, про свои вещие сны! А если ищешь шахту будь готов, что либо свернёшь там шею, либо найдешь золото!
– Надо будет записать это.
– Сомневаюсь, что ты вообще сможешь что-либо писать, если мы сейчас не уберёмся отсюда.
– Переход в пятое измерение вот-вот состоится. Как я могу уйти?
– С каких пор ты начал думать о долге? Ты всегда считал, что никому ничего не должен! Ты от армии косил и ни работал практически ни дня! – я точно обезумел. Я стоял и отчитывал тварь, которая может размазать меня в лепёшку одним пальцем.
– Я и сейчас так считаю. Я не должен. Я хочу быть здесь. С каждым днём я наливаюсь силами всех измерений. Всей вселенной. Я чувствую, как рождаются и сгорают звёзды. Я наполнен яростью и страстью каждого высшего существа в каждом из измерений, в каждой минуте, в каждой плоскости. Я могу говорить с каждым из них. Я вдохновлён! Постоянно!
Мне больше нечем было крыть. Возвращение на уралмаш не стояло в одном ряду с безграничной властью и силой космоса.
Я оказался в комнате, слабо освященной портативным ночником, стоявшем на подоконнике и служившим мнимой целью. Это был полый светильник с плавающей внутри густой жидкостью, какие продавали на рынках, в магазинчиках «тысяча мелочей» или «всё для дома». Было очень умно поставить его туда, особенно когда ты надвысшее существо способное видеть в темноте без каких-либо вспомогательных средств. Я бы так и поступил, и я догадывался чья это была идея.
Когда мои глаза, наконец привыкли, я смог разглядеть Мишу, Серёгу, Тихона и Арсения. Я узнал их с первого взгляда, но не мог понять в каком обличии вижу их. В человеческом или же в истинном. В ином. В том виде, что вызывал лишь ужас. Но я точно мог сказать, что там же где человеческие руки и ноги я видел щупальца, где должна пара глаз, их было три, четыре или шесть. Что рот был то на шее, то в его привычном месте. Количество зубов менялось, но не смущало. Особенно после того, что своей, казалось бы, хищной кровожадной пастью, способной лишь на убийство делала Настя. Она бросилась ко мне на шею и прижала к себе. Я почувствовал, как её холодный хвост обвивается вокруг моих щиколоток. И она впервые правильно назвала мой родной город. Кроме тех, кого я знал лично было ещё девять существ, которые, в виду своего полного превращения не показывались на улице при чужаках. А также Аня и Катя. Девушки из Жировки. Они выглядели, как и вчера. Как обычные человеческие женщины. Только в затуманенных всё тем же трансом глазах был какой-то недобрый инородный блеск. Остальные же стояли, прижавшись вдоль стен. Только Тихон сидел под самым окном, в том месте, где когда-то была батарея. Его голова была уложена между колен.
– Алёна! – звал он надрывно. Я с трудом понимал его речь. Но имя я слышал чётко. – Моя Алёна. Прости меня, Алёна. – он вскочил на ноги. Его хвост был несколько короче, чем у остальных. Он кровоточил. На конечностях среди чешуек виднелись запёкшиеся раны.
– Я убью их. Каждого! Я тебя убью! – Тихон едва ли попытался бросится на меня. Одним змахом хвоста, Антон вернул его обратно в угол. Остальные навалились, чтобы удержать.
– Её уже не вернёшь.
– Успокойся.
– Оставь её в четвертом измерении. Грядёт пятое.
– Зачем здесь этот поднизший? – спросил Миша и я пожал плечами. Я и сам не знал, зачем я здесь. Он долго смотрел на меня, а потом вернул всё своё внимание Тихону.
Я не видел, что случилось с Алёной и кто убил её. Контакт с высшими обошёл стороной мой отряд.
Антон и Настя единственные, кто не успокаивал Тихона. Они стояли рядом со мной, а их хвосты лежали у меня на спине.
– Сколько их осталось? – спросила Настя.
– Я не знаю. И я… я не собираюсь помогать вам убивать людей! – повернулся я к Антону и перешёл на шёпот, хотя, это, наверное, было бесполезно, в окружении тех, кто слышит музыку звёзд. – Я не на вашей стороне! И не на их! Я на стороне того, чтобы твоя голова и хвост оставались приделанными к твоему туловищу.
– Тебя никто не заставляет. Я буду рад, если ты уйдёшь как можно дальше сюда. Я буду рад, если будешь восседать на троне из костей древнейших поверженных и осколков планет рядом со мной. Но если ты захочешь вернуться к ним, ты скорее всего погибнешь. Я не убью тебя, а вот они убьют. – сказал Антон и я вспомнил это выражение лица. С ним он уговаривал меня собирать поваленные ураганами дорожные знаки на металлолом. С этим лицом он уверял меня, что я не буду блевать от пива с самбукой. И я соглашался. Только трон из костей, далеко не пиво с самбукой и не алюминий.
И я сомневался с ответом. Я действительно не мог решить, на стороне людей я, или чудовищ. Я был на стороне своего друга. А он, по печальному стечению обстоятельств был чудовищем. И ни хвост, ни кожа рептилии, ни лишние глаза, ни пасть вместо рта, не могли отменить факта нашей многолетней дружбы.
Я боялся дать ответ тогда, и сейчас я боюсь этого ответа ещё больше. Я серьёзно хотел предать человечество в тот момент. Быть может я измотал себя бесконечным стремлением помочь всем, и даже тем, кто меня не просил. И мой эгоизм включился как защитный механизм любого живого существа. Но и тогда и сейчас я врал себе и ненавидел себя за честный ответ.
Лава-лампу снесло очередной бутылкой с зажигательной смесью. И темнота, к которой я едва успел привыкнуть, была разрушена горячим пламенем.
Мы все бросились в смежную комнату напротив. Все кроме Тихона. Бутылка прилетела прямо в него, и языки пламени оградили его от остальных.
Всё происходило в полной тишине. Ни один из них не издавал ни звука, но действия были слаженные и быстрые. Они не просто могли передавать чувства эмоции по каналам. Они обладали чем-то вроде коллективного разума.
Миша с ноги выбил доски, коими было забито маленькое окошко. Оно выходило прямо на уродливый отвес сопки, что я сравнивал с пастью. Он позволил Антону пройти первым и затем прыгнул сам, они вскарабкались с лёгкостью ящериц наверх. Затем, на подоконник помогли взобраться женщинам. Они были очень слабы, метаморфозы только начали захватывать организм и лишили его всяческих сил. Но в человеческой утробе уже развивались химеры. Плоды той отвратительной кровавой оргии в ночь перед неизбежным наступлением нового измерения.
Настя была первой кто открыл рот. Я единственный, для кого требовались слова, а не передача мыслей на расстоянии. Она приказала мне залезть на её спину.
– Я вешаю девяносто килограмм.
– В истинном облике мой вес больше, чем у Луны. Так что забирайся.
– Даже в далёких измерениях у девушек мания считать себя толстыми? – спросил я. Не знаю, что сподвигло меня выдать такую глупость. Моя крыша, точно поехала после всего увиденного, но Настю рассмешила моя фраза. Она улыбалась своей вертикальной пастью, а я видел ту девичью улыбку, которую она подарила мне при первой встрече. Я обнял её со спины, прильнув в липкой влажной холодной коже. Андрей говорил, что Жрецов Гипербореи можно узнать по отвратительному запаху, но от Насти не исходило ничего, что можно было назвать зловонием. Она пахло землёй после дождя. Статикой грозы.
Я уткнулся лицом в её спину, между лопаток. Ветер и дождь норовили сорвать меня, как засохший лист с дерева. Бросить вниз. Утопить в грязи, расхлестать о камни. Я припал к земле и вцепился в неё, как только мы оказались на вершине. Большая часть чудовищ во главе с Серёгой пошла к крутому спуску, ожидать деревенское скопище. Настя повела беременных в глубь истощённого леса, обвив их шеи щупальцами, словно защищая от ветра и дождя.
Капли откровенно били меня по лицу, не давай распахнуть веки. Гром заглушал всякие звуки и крики. Я не видел откуда взялась кровь на алтаре и кому она принадлежала. В свете молнии она была просто чёрной. Антон носился вокруг алтаря, его рот шевелился, но голос терялся в какофоническом рёве природы.
Михаил отгонял деревенских, взбиравшихся на вершину. Он бил их хвостом. Бил щупальцами и те отлетали, как тряпичный куклы.
У меня заложило уши и я оглох вовсе. Кровь стучала в висках, уши заложило, будто бы меня резко опустили на самый глубокий коридор рудника. Или бросили на дно океана с камнем на шее. Ядовитого света молния била в алтарь, мерцая и ослепляя. Земля норовила сбросить меня. Раскинувшись, как морская звезда, я хватался за рыхлую почву, так словно, если я отпущу её меня просто унесёт в стратосферу. Я верил, что ещё секунда и земля вытечет сквозь пальцы. Меня оторвёт и забросит в пустоту. Но я был придавлен обратно. Пригвождён чем-то тяжелым. И теперь мне казалось, что я останусь под этим весом навсегда. По моей спине растекалась горячая жидкость. Руки проваливались в болотистую грязь. Я поднялся из последних сил над туманом и понял, что на моей спине лежит труп Миши. Жестокий блеск потух во всех его глазах. Белая пленка затянула их. Из уродливой груди торчала толстая труба. Хвост подёргивался в посмертной судороге. Жалкие три монстра защищали алтарь от оттеснившей их назад деревенщины. Из многочисленной семьи Легатовых я увидел только старика. Ни сыновей, ни дочерей. И он тоже увидел меня. Бросив свою жалкую армию с факелами из табуретных ножек, он направился ко мне, находу заряжая патроны в свой карабин. На моей стороне был туман. Я уже продумал, что, если упаду на землю, плотное облако испарений скроет меня и даст немного времени. Останется сбить его с ног, отобрать оружие. Но мой отличный план разрушился о чудовищного звучания свист.
Легатов обернулся к алтарю, на которым во весь рост стоял Антон. Все его глаза сверкали ненавистью. Зрачки вытянулись в нитки, а полу раскрытая пасть обнажала десяток острых зубов. За спиной развернулись два перепончатых грязно коричневого цвета крыла, с которых стекала слизь.
– Голова, щупальца и хвост. Кажется, ты хотел их позаимствовать? Давай. Попробуй отними!
– Гадкая тварь. – Легатов позабыв про меня направил ствол ружья на Антона. Я не был уверен, что его можно застрелить. Для надвысшего дракорептилоида, что восседает на троне из костей и осколков взорвавшихся планет и взмахом хвоста создаёт космические бури, наверняка нужен калибр по крупнее, чем на кабана.
Но что, если можно. Мишу проткнули самой обыкновенной трубой. Его не спасла толстая шкура, щупальца и пасть о сотни клыков. Оглушенный, полу ослепший от дождя и вспышек молний, я шарил руками в поисках камня, палки, хоть чего-нибудь, чем можно было бы оглушить Легатова, но не находил ничего. Я наблюдал за движениями его пальцев и пусть я был глух, я знал, что раздался щелчок и за ним последует раскатистый выстрел. Двумя руками я обхватил трубу, торчащую из груди убитого чудовища, наступил на тело ногой и вытащил её. Плоть создания, оказалась на редкость податливой и не коченела после смерти, как человеческая.
Я не слышал выстрела. Я увидел вспышку и то как летит отстреленная гильза. Я перехватил трубу по удобнее и ударил Легатова по голове.
Я продолжаю день за днём и год за годом обманывать себя, что хотел лишь оглушить его. Что мои ослабленные руки едва ли могли удержать ту трубу. Но я точно помню, что вложил всю силу, что осталась. И голова лопнула как упавший арбуз.
Это воспоминание меркнет. Искажается. Смывается едким отравленным дождём. Но я знаю, что сделал.
Труба выскользнула из рук. Грязнозелёный мутный луч струился и пульсировал в центре алтаря, где стоял Антон. Я не видел его. Я не видел Легатова, чьё тело обволокло туманом. Ужасный гул, что резал перепонки, шквал сбивающий с ног и голос твердящий бежать.
Я не знаю кому он принадлежал. Я не знаю звучал ли он в воздухе или в моей голове. Но я точно знал спуск. Будто ходил по нему каждый день, с момента первых шагов. Мимо брошенных факелов, мимо тел. Перепрыгивая корни, ямы и скользкие лужи. Крутой поворот, пологий спуск. Пара пней. Камни, что падают на голову. Две пятиэтажки. Горящий хаты, колодец, поросшие сухой травой рельсы, синяя нива, чуть тронутая коррозией. Мигалки патруля.
Двое молодых инспекторов не на шутку перепугались, когда на их просьбу предъявить документы, я просто открыл дверь и выпал на дорогу без чувств. Они решили, что я был пьян вхлам или под наркотиками. Мне на самом деле было плевать что они решили.
