Сергей Арно
Живодерня

Теперь Илье становился понятным смысл разговора в пыточной комнате.

– Но лжекитаец сам живет как на вулкане,-продолжал Сергей, – потому что, если каким-то образом до других бандитских группировок города дойдет слух, что настоящий Китаец мертв, а мозги им пудрит и срывает самый большой куш с городского хозяйства самозванец, они из него шашлык сделают. Поэтому самозванец пуще глаза бережет эту тайну, зная волчьи законы их мастерской. Каждый в их мире сам хочет властвовать над городом.

– В таком случае нужно сообщить бандитам про самозванца, – пришел к заключению Илья.

– Да, если бы это было так просто – набрал 02 и сообщил. Ведь еще нужно иметь человека, и, что характерно, такого изверга и головореза, которому поверят. И хотя бы одно доказательство! Хоть в залив ныряй – ищи труп этого проклятого Китайца.

– Но для начала слух пустить. Они сами там дальше разберутся что к чему.

– Я так и хотел сделать, да сначала тебя вызволить решил, чтоб не обидели.

– Ты знаешь, я, когда в кресле сидел, из разговора их понял, что кто-то на них наехал. Китаец потерял публичный дом и дом в Озерках. Говорили, что большие убытки понес.

– Ну, может, без нас догадались. Все равно нужно бы им еще слушок подпустить. Пусть побыстрее с этим придурком разберутся.

– Да уж, это такой мерзавец! – подтвердил Илья, бледнея. – Еще и самозванец. Ты знаешь, я вот только сейчас понял, что они при мне слишком свободно разговаривали, как при неодушевленном предмете. Они меня уже за покойника считали. Какой ужас!

Илья, вспомнив, глубоко вздохнул и потер лоб.

– Сейчас мы с тобой поедем к одному человеку. Он имеет, что характерно, выход на преступный мир. Противно, конечно, со всякой мразью разбойничьей общаться. Ну да что поделаешь. Расскажем ему, попробуем убедить. Не знаю, поможет это или нет, но нужно рискнуть.

– Получается, – задумчиво проговорил Илья, – что лжекитаец охраняет легенду смерти Китайца. И пока жива легенда о Китайце – жив и самозванец.

Глава 3
ПОТОМСТВЕННЫЙ ЛЮДОЕД

Человек, имевший отношение к уголовному миру, ютился в "сталинском" доме за противотанковой дверью. Но дома его не оказалось. Охранник поведал, что вернется этот замечательный человек только через три часа. Пока, чтобы не терять даром времени, решили проведать Егора Петровича, а заодно выяснить что-нибудь о саркофаге Гомера, который разыскивает лжекитаец.

Илья с Сергеем сначала побывали в Кунсткамере, но Егор Петрович оказался выходным. С большими предосторожностями, для начала поблуждав по улицам, добрались до дома легендолога.

Дверь на лестницу оказалась открытой, из квартиры слышался шум.

– Теперь тихо, – прошептал Сергей, отстраняя Илью в сторону. – Вперед меня не лезь.

А Илья и не собирался лезть.

Сергей расстегнул куртку – на поясе блеснули ножи, – достал из-за ремня нунчаку, медленно отворил дверь и бесшумно как тень проник в квартиру. Илья подождал несколько секунд и с опаской вошел вслед за товарищем.

Коридор был пуст. Так на первый взгляд показалось Илье. Он не сразу разглядел рядом с дверью Егора Петровича прильнувшего к стене Сергея. Он махнул Илье, чтобы тот подошел.

Подкравшись к двери Егора Петровича, Илья услышал доносившиеся из комнаты стоны и грубую речь. Говорил мужчина, но смысла слов Илья разобрать не сумел, а стонал, кажется, Егор Петрович. Сергей, неожиданно повеселев, подмигнул Илье и вдруг резко пнул ногой дверь, от удара широко растворившуюся, и ворвался в помещение. Вошедший чуть погодя Илья увидел следующую картину.

Здоровенный верзила сосед, приходивший в прошлый раз с топором, притиснув к стене, держал за грудки бледного Егора Петровича с вывороченными карманами.

– О! Вы чего, пить пришли? А мне кто нальет? – взрычал мужик, отпустил опустошенного Егора Петровича и двинулся к стоявшему у двери Сергею.

– Я тебе сейчас налью, что характерно,-ласковым голосом пообещал Сергей. – Пойдем, дружок, выйдем в кулуары. У меня там для тебя кое-что есть, тебе мало не покажется…

– О! – воскликнул сосед. – Хороший мальчик.

Он обнял Сергея за плечи, рядом с верзилой Сергей и впрямь выглядел мальчиком-подростком, и они вышли в коридор, закрыв за собой дверь.

Егор Петрович сидел на стуле возле окна, держась за сердце.

– Что с вами, Егор Петрович? – Илья подошел и склонился над бледным легендологом.

– Так, ерунда, – натужно улыбнулся Егор Петрович. – У него как похмелье – всегда приходит деньги занимать.

– Ничего себе занимать, – ухмыльнулся Илья. – Это больше на разбойное нападение походит.

– Это у него характер такой – манера общения. С похмела душу вытрясет. А долги отдает исправно.

Из коридора слышался незатихающий грохот и назидательный голос Сергея.

– Может быть, вам лекарство? – спросил Илья участливо.

– Нет, отпустило, – сказал Егор Петрович. – У меня после пыточной комнаты сердце шалит.

– Да, – тяжело вздохнул Илья, усаживаясь на продавленный диван, – у меня теперь, наверное, тоже шалить будет. Я у Китайца тоже побывал этой ночью. Не знаю, как только не поседел…

Дверь открылась, и в комнату вошел Сергей; куртка его была застегнута.

– Я, Егор Петрович, вашего соседа поучил хорошим манерам, что характерно. Но он, по лицу видно, мужчина забывчивый – нужно будет перед уходом память ему освежить.

– Зря вы его. Он мужик вообще-то неплохой. Бывает, конечно…

– А под глазом у вас что? Его работа? – спросил Сергей.

Илья тоже обратил внимание на синяк.

– Это случайно. – Егор Петрович поморщился.

Сергей уселся рядом с Ильей.

– Как же тебе удалось бежать? – с состраданием спросил Егор Петрович у Ильи.

Илья рассказал вкратце.

– Теперь они не отстанут, – вздохнул Егор Петрович.

– Ничего. Это уже мое дело. Вы, Егор Петрович, расскажите нам лучше, что это за саркофаг Гомера такой. Откуда он взялся и почему известно про него Китайцу?

– Насчет Китайца ничего сказать не могу,-махнул рукой Егор Петрович.

– Ну хорошо. У Китайца мы сами спросим, тогда расскажите хотя бы историю этого саркофага.

– Да уж, у Китайца сами спросите, сделайте милость. А о саркофаге известно мне вот что: Гомер – греческий поэт, которому приписывают эпопеи "Илиада" и "Одиссея", – личность сама по себе легендарная. До сих пор о его рождении, жизни и смерти существует множество предположений. И даже был ли он вообще, тоже ставится под большой вопрос. Во всяком случае, семь или даже восемь городов Эллады уже три тысячелетия оспаривают друг у друга право считаться родиной великого поэта. Кстати сказать, был ли Гомер слепцом или зрячим, тоже неизвестно. Но в самый разгар русско-турецкой войны в тысяча семьсот семидесятом году на одном из островов Средиземного моря был обнаружен чудом сохранившийся саркофаг Гомера. Офицер Домашнев, командовавший десантом, доставил эту гробницу в Петербург и подарил ее графу Строганову, который и установил ее в саду собственной дачи в Новой Деревне. Современники утверждали, что саркофаг был не только красивый, но и фантастически дорогой. Его охраняли денно и нощно. Но увы, удивительным, непостижимым образом саркофаг исчез со своего постамента. К счастью, сохранился эскиз Воронихина установки античного саркофага в саду строгановской дачи. Но нужно сказать, что это легенда, и был ли саркофаг гомеровским, неизвестно. Скорее всего, это выдумка.

– Так все-таки есть он или его нет?! – воскликнул Сергей.

Егор Петрович замялся и посмотрел через окно во двор.

Во дворе мужчина пенсионного возраста через окно первого этажа в возбуждении кричал вышедшей из парадной молодой женщине:

– Да, я инвалид! Но инвалид по общей группе! Не то, что ты думаешь! У меня общая группа!!

Через открытую форточку его было слышно хорошо.

– Вы, Егор Петрович, лучше нам скажите, есть этот саркофаг хренов? Вы меня лучше не нервируйте, а то из вас все клещами тянуть нужно.

При этих словах Егор Петрович вздрогнул и побледнел.

– Ну есть, – согласился легендолог неохотно.

– У чуди? – давил Сергей.

– Да, – сознался Егор Петрович.

– Наконец-то. Что же вы сразу не говорите – все из вас вытягивать нужно.

– У чуди, – задумчиво проговорил Егор Петрович, глядя в одну точку. – Да не у той.

– Как это – не у той? – удивился Илья.

– Что же, еще какая-то чудь есть? – улыбнулся Сергей.

– В том-то и дело, что есть.

– Та-а-к. – Сергей развел руками. – Ну уж этого я никак предположить не мог.

– Есть, – не обращая внимания на его скептическую реплику, продолжал Егор Петрович. – Вы поймете, почему я не хотел рассказывать вам об отделившемся чудском племени. Ведь в моих жилах тоже течет их кровь. Видите ли, в старинных книгах о белоглазой чуди писали жуткие вещи: будто они людоеды и великаны. Отчасти так оно и есть. Насчет великанов сильно преувеличено, хотя люди этого народа отличаются большим ростом, а когда-то в старину он был просто исполинским. Да я и сам не маленький. А вот о людоедстве…-Егор Петрович замялся, окинул Сергея и Илью взглядом (не людоедским, а словно прикидывая, стоит ли говорить им) и продолжал: – Я специально изучал когда-то вопрос каннибализма. Первое упоминание о людоедстве относится к две тысячи двухсотому году до нашей эры. Тогда численность жителей Египта сильно сократилась из-за каннибализма. В том же Египте в тысяча шестьдесят пятом году страна пережила семь голодных лет. На улицах Каира его жители с наступлением ночи, затаившись на террасах, выбрасывали на улицу крюки на веревках и ждали неосторожного прохожего. И как только такой появлялся – его тут же забивали гарпуном и поднимали наверх. В Китае, например, в одной только провинции в семьсот пятьдесят седьмом году было съедено тридцать тысяч человек. А в IX-X веках в том же Китае царил разгул зверствований. В это время, когда сто тысяч восставших противостояли стотысячной императорской армии, была создана так называемая служба "Скотобойня и молотилка". Служба "скотобойни" занималась тем, что по приказу генералов отбирала детей у деревенских жителей, выкармливала кислым тестом, затем варила их, чтобы прокормить регулярную армию. А чтобы пополнить запасы и иметь их в нужном количестве впрок, существовала вторая служба, в обязанность которой входила сушка перемолотого мяса истребленных детей…

– Послушайте, Егор Петрович, – перебил Сергей, – для чего вы рассказываете нам эти "ужастики"? Хотите, чтобы мы плохо спали ночью?

– Да нет, – смутился Егор Петрович, – я просто хотел сказать о глубине корней каннибализма, порой носящего ритуальный характер. Часто это происходит не от голода, но передается из поколения в поколение как обычай. Так, совсем недавно были случаи человекоядства в Австралии. Но самое, может быть, ужасное, что людоедство передается по наследству, как заболевание.

– Что вы все о людоедах? Чудь тоже, что ли, людоеды?

– К сожалению, это так, – потупил взгляд Егор Петрович.

Илью замутило. Выходит, он три года назад ночевал у потомственного людоеда и не знал этого.

– Раньше такой обычай действительно у чуди был. В прошлый раз я рассказал вам не все. Когда Петр Первый строил Петербург, ушедшая под землю чудь отчаянно боролась за свою жизнь, не желая сдаваться и все еще рассчитывая на то, что удастся вынудить царя бросить затею со строительством города. Тогда племя было многочисленным и сильным. Умелые шаманы наводили порчу, заманивали людей в трясину, под землю… Часто случались факты ритуального людоедства. Оттого, возможно, власти особенно боялись и ненавидели этот народ. Но ведь, если взглянуть объективно, они пришли на землю чуди. Да, это была страшная затяжная война со множеством жертв. Но приблизительно в тысяча семьсот девяностых годах в племени чудь случился раскол. Одна часть племени, не желая больше войны с наземными жителями, хотела жить спокойно, а другая, настроенная воинственно, – продолжить борьбу. Хотя к тому времени исход многолетней войны был ясен. Чудь проиграла. – Егор Петрович вздохнул, словно сожалея о войне, проигранной много лет назад. И продолжал: – С тех пор племя разделилось. Одна его часть осталась под старым городом, а другая…

Дверь в коридор вдруг открылась, и сосед-верзила с виноватым видом кающегося двоечника сделал осторожный шажок в комнату.

– Ты извини, Петрович, – развел он руками. – Погорячился я сегодня. Не буду больше. Точно не буду.

– Ладно, – махнул рукой Егор Петрович.

Верзила опасливо покосился на Сергея.

– А деньги, что у тебя занимал, отдам скоро. Точно отдам.

Верзила вышел, аккуратненько, чтоб, не дай Бог, не зашуметь, прикрыл дверь.

– Надо же, первый раз в жизни, – сказал Егор Петрович, с уважением посмотрев на Сергея. – Первый раз дверью не хлопнул, – и в недоумении добавил: – Еще извинился.

– Теперь всегда будет извиняться. И куда же, Егор Петрович, неугомонная чудь переселилась?

– Под кладбище. – Егор Петрович развел руками. – Да, под городское кладбище.

– Ух ты! – вырвалось у Ильи.

– Стало быть, они под кладбищем и по сей день живут?.. – проговорил Сергей.

– Насколько мне известно, да. Между многими кладбищами города существуют подземные ходы. Там целые города. Но не это важно. Самое главное, что под кладбище ушли самые свирепые и беспощадные из этого народа. Некоторое время они еще вели войну с земной властью, потом перестали. Но все равно дикие и жуткие их обычаи сохранились. И по сей день, я знаю, они продолжают ужасные обычаи каннибализма, крадут земных женщин и, что самое ужасное, не дают спокойно жить городской чуди. Часто они нападают на них, выкрадывают их женщин, их реликвии… Так оказалось и с саркофагом Гомера. Лет тридцать назад кладбищенская чудь, перебив охранников, выкрала саркофаг Гомера.

– Значит, саркофаг действительно существует,-задумчиво проговорил Илья.

– Да, но он не достижим ни для кого. Нужно сказать еще, что кладбищенская чудь (в отличие от городской) стала с годами более многочисленной. Не стану утверждать, что употребление в пищу мяса покойников улучшает здоровье и обеспечивает прирост населения, но городской чуди все труднее сдерживать натиск кладбищенской. Меня всегда предупреждали подземные жители, чтобы я при посещении кладбищ был очень осторожен. Не дай Бог попасть им в руки, – закончил свой рассказ Егор Петрович. – Так что Китайцу никогда не добраться до саркофага Гомера.

– Теперь многое стало понятным, – сказал Илья.

– Нам пора. – Сергей сделался отчего-то сумрачным. – Думаю, мы еще увидимся.

– Я тоже надеюсь.

Егор Петрович, припадая на искалеченную ногу, проводил их до двери.

– Кстати, – понизив голос, зашептал он. – Я уже наладил с ними связь, так что об опасности их уже предупредил. А вам, Сергей, спасибо за заботу о моем соседе. Приходите почаще.

– Приду еще, – пообещал Сергей,-освежу ему память.

Уже у двери взгляд Ильи задержался на банке с насекомыми и деревянном гробике. "Уж не саркофаг ли это греческого поэта в миниатюре? – мелькнула у Ильи мысль.-Странное же применение нашел для него потомственный людоед…"

– Это случайно не саркофаг Гомера? – улыбнулся Илья, кивнув на саркофажик.

И тут же пожалел об этом: легендолог зло сверкнул на него глазами, что-то жуткое было в его взгляде – от чего Илью внутренне передернуло.

Егор Петрович не ответил.

– Не знаю почему, но не доверяю я легендологу, – сказал задумчиво Сергей, уже сидя в машине. – Мне кажется, он чего-то не договаривает, может быть самого главного…

Илья пожал плечами, промолчав. Он тоже чувствовал какую-то фальшь в словах Егора Петровича.

– Ладно, поехали в гараж.

Сергей бросил недокуренную сигарету в окошко и включил магнитофон – по ушам шарахнуло Иоганном Себастьяном Бахом.

Глава 4
ВЫШЕЛ МЕСЯЦ ИЗ ТУМАНА – ВЫНУЛ НОЖИК ИЗ КАРМАНА…

Перед тем как посетить человека, имевшего отношение к уголовному миру, чтобы наябедничать ему на Китайца, Сергей решил заехать в гараж.

Было одиннадцать часов утра. Светило солнце. Располагаясь во дворе ветхого дома, гараж и сам был старого довоенного образца, одной стеной примыкая к зданию котельной, другой – к такому же старому гаражу.

– Здесь еще мой отец машину держал. Ко мне вот по наследству перешел, – говорил Сергей, отворяя скрипучую, с облупившейся краской створку ворот.-Мой отец был послом.

Сергей зажег в гараже свет и, затворив ворота, закрыл их на засов.

Гараж был завален запчастями для автомобиля. Помещение было настолько обширным, что без труда вместило в себя старый корпус "Волги" без колес, и еще хватило бы места для двух, даже для трех автомобилей.

– Я тебя вот зачем сюда привез,-заговорщически сказал Сергей, заводя Илью за остов "Волги" в самый угол гаража.

Освободив часть пола от мелких запчастей, он отогнул край черного резинового коврика. Под ним оказался люк. Подняв его металлическую крышку, Сергей стал спускаться в подземную темноту. Илья подождал, когда внизу зажегся свет, и, увидев проржавевшие прутья лестницы, стал спускаться за Сергеем.

Илья оказался в небольшой, оборудованной под жилье комнате. Вдоль стены стояли кровать, бельевой шкаф, сервант с посудой… Но какое же все это было старое и ветхое, покрытое толстым слоем пыли.

– Здесь я играл в детстве, – ностальгически проговорил Сергей, озирая убогую обстановку. – А еще раньше, в сталинские времена, здесь прятался брат моей матери – чересчур ответственный работник, каких особенно любили расстреливать. Когда за ним пришли труженики НКВД, он через окно драпанул и прятался здесь под землей. Восемь лет в этой одиночке отсидел – здесь и умер.

– Как чудь, – пошутил Илья.

– А я здесь в детстве играл. Я тебя сюда привел, чтобы ты знал место, куда можно спрятаться в случае чего. Здесь никто не найдет. А еще, – Сергей отодвинул от стены шкаф, и Илья увидел на уровне пола ржавое металлическое оконце, – этот ход ведет в котельную. Через него, что характерно, можно вылезти. Сейчас котельная не работает. Можно было бы сползать посмотреть, да пачкаться неохота.

– А мне здесь нравится, – озираясь, сказал Илья, – люблю разруху. – Я бы здесь недельку пожил: в романтической обстановке, с прекрасной дамой…

Сергей ухмыльнулся и разгладил рукой усы.

– Нам, что характерно, теперь главное выжить. Пушку я сюда кладу. Понял?

Расстегнув куртку, он вынул из-за пояса (на котором висели ножи) пистолет, замотал его в поднятую с пола тряпку и сунул в щель рядом с оконцем.

– Во всяком случае, здесь всегда можно пересидеть китайское нашествие. А сейчас давай-ка выбираться отсюда.

Сергей застегнул куртку, погасил свет, и они поднялись наверх.

– Запасной ключ от гаража справа, под воротами. Я покажу.

Они вышли во двор. Илья замешкался при выходе. После полумрака гаража солнце ударило по глазам. Вышедший первым Сергей стоял возле ворот, подняв, как дирижер, руки, словно вот сейчас взмахнет ими, и грянет…

И тут Илья увидел троих мужчин, перед которыми в позе руководителя оркестра застыл Сергей.

– Ты, человечек, тоже рученьки подними,-посоветовал Илье знакомый голос.

К своему изумлению и ужасу, в стоящем между двумя жлобами человеке Илья признал лжекитайца. Ему сразу сделалось нехорошо в желудке, как будто он съел что-то несвежее; голова закружилась, должно быть, у этого человека было мощное энергетическое поле, излучающее злобу.

– Я сказал – рученьки подними.

Свои руки самозванец держал в карманах брюк, зато у двоих, стоящих по бокам от него, стриженых коренастых парней в руках убедительно чернели пистолеты. Илья поднял руки.

– Мальчишки у меня в тире работников ФСК тренируются, так что стреляют неплохо, – похвастался лжекитаец. – А если они не попадут, то уж Бердяй не промахнется.

Он кивнул головой куда-то наверх.

Сергей с Ильей посмотрели в направлении кивка. На крыше гаража сидел человек, тоже с пистолетом в руке.

– Ты, придурок, слезь – крышу продавишь, что характерно.

– Что ты сказал, ах ты падло!.. Да я тебя!..-огрызнулся на Сергея Бердяй с крыши.

– Ты скажи своему придурку, чтобы крышу-то не топтал, – воззвал Сергей к справедливости лжекитайца.

– Да я тебе, падло!.. – разошелся на крыше Бердяй.

– Заткнитесь, – успокоил всех лжекитаец, кивнул стоявшему справа от него парню; тот, спрятав пистолет в карман, подошел к Сергею и защелкнул на его руке наручник, потом, развернувшись, ударил его ногой в пах, но Сергей как-то умудрился прикрыться ногой.

– Ловкий, – заметил Китаец. – Это ты, видать, Чукчу с Хариком скушал.

Парень защелкнул в наручник вторую руку Сергея. Илья, до последнего момента надеявшийся на то, что Сергей сможет как-то вытащить их из этой ситуации, хотя с самого начала видел ее безнадежность, совсем приуныл.

Надевший наручники парень стал ощупывать тело Сергея. Наткнувшись на пояс с ножами, он задрал куртку и присвистнул. Отстегнув пояс, передал его подошедшему лжекитайцу.

– Хорошая работа, – разглядывая пояс с ножами, похвалил тот. – Видно, ты с ними работать умеешь. Мне такие мальчишки нужны.

– А мне такие хозяева – нет,-огрызнулся Сергей.

– Но-но, дружок, как ты потом заговоришь.-Лжекитаец похлопал его по щеке.

Илье тоже надели наручники и, обыскав, повели к стоявшей невдалеке машине.

– Ничего, вывернемся, – ободряюще сказал Сергей, и Илья поверил.

А лжекитаец, услышав его слова, злорадно ухмыльнулся.

Илья оказался в одной машине с лжекитайцем, Сергея посадили в другую. Илья узнал эту иномарку: именно она три года назад появлялась везде по пути его следования, а потом гналась за ним и чуть не задавила. Теперь он сидел на мягких сиденьях этой дорогой машины, как мечтал когда-то, но удовольствия не испытывал. Пожалуй, он лучше бы прошелся пешочком.

Он сидел рядом с Бердяем, лжекитаец устроился рядом с водителем. Иномарка мчалась по улицам, не слишком соблюдая правила дорожного движения.

– Ну побегал, дружок, мозги проветрил – вспомнил небось, – повернувшись к Илье вполоборота, говорил лжекитаец, попахивая дорогими духами. – Дали тебе погулять, развеяться. Теперь рассказывать будешь.

– Я же вам сказал, что не помню ничего.

– Значит, будем вспоминать вместе, – со вздохом сказал лжекитаец, – по древней китайской системе.

– Хозяин, что это там?! – воскликнул водитель, резко нажав на тормоз, так что всех бросило вперед.

Шедшая впереди иномарка, в которую погрузили Сергея, вдруг завихляла из стороны в сторону, визгом шин распугав прохожих, въехала на тротуар и остановилась.

– Тормози, – скомандовал лжекитаец.

Лжекитаец с водителем выскочили и подбежали к остановившемуся автомобилю. Илья с Бердяем остались на месте.

Поговорив через окошки с сидящими в машине, спустя несколько минут они вернулись.

– Твой дружок нервничает, – пояснил причину остановки лжекитаец. – Но у меня мальчишки – боксеры, с ними двумя трудно сладить, хотя он, по всему видно, рукоприкладством владеет. На работу его к себе возьму – не пожалеет.

Автомобили по какому-то большому мосту переехали Неву и, покрутившись по улицам, въехали во двор. Первым из машины вывели Сергея, потом – Илью. По темной грязной лестнице поднялись на четвертый этаж.

На этот раз Илья не испытывал давешнего ужаса, потому что Сергей был с ним, и он, несмотря на всю плачевность положения, все же надеялся на его силу и изворотливость. Илья вспоминал раздробленные кулаком кирпичи, бессознательного Харю – все это вселяло в душу Ильи надежду. И хотя понимал, что пуля-дура намного быстрее и эффективнее любого мастера рукопашного боя, но все же надеялся, потому что надеяться больше было не на что.

И опять, как в первый раз, когда его привезли в "зубоврачебный кабинет", как повторяющийся кошмар – на ступеньках лестницы, ведущей на следующий этаж, пара женских ног. Причем один сапожок был ортопедическим сложной конструкции.

Их втолкнули в квартиру. Железная дверь с грохотом закрылась.

Они оказались в большой прихожей, потом их провели по коридору. Возле одной из дверей произошла заминка.

– Не убрали еще?! – возмутился лжекитаец, приотворив дверь и из коридора заглядывая в комнату. – Бердяй, Заказ! Уберите это дерьмо. А вы проходите, мальчики, не стесняйтесь.

Лжекитаец пропустил их вперед.

Первым ввели Сергея, потом – Илью. Стены и даже потолок большой просторной комнаты сплошь были оклеены клеенкой, на полу – линолеум. Большой черный шкаф – в углу, и посреди комнаты – две больничные каталки. Одна была занята телом лежавшего на ней толстяка. Хотя бледное лицо мертвеца было в кровоподтеках и ссадинах, Сергей узнал кассира, который рассказал им, где найти Илью.

Сергея уложили на свободную каталку, пристегнули ремнями руки и ноги.

В это время Бердяй с еще одним плечистым парнем деловито принялись запихивать тело толстяка в черный полиэтиленовый пакет. На полу и каталке загустели лужицы крови.

Когда толстяка помещали в пакет, засохшая от крови рубашка задралась, и Илья увидел длинную рану через весь живот, из нутра вспоротого живота лезло что-то красное… Илья отвернулся.

– Осторожнее!

– Вот, падло!

Покойник не хотел лезть в мешок, выставляя, как нарочно, то одну, то другую конечность. Заказ с Бердяем кряхтели, матерились.

– Помоги, Костыль, – приказал следивший за работой лжекитаец. – Ни хрена не умеют. Без Чукчи как без рук. Зря отворачиваешься, дружок, – заметив отвращение Ильи, сказал лжекитаец. – Вчера ты в музее муки и смерти побывал, сегодня на производстве муки и смерти вспоминать будем. А этого не жалей. Он человек плохой был: слухи про меня гнусные распускал – вот и поплатился. Эй, окно откройте – воняет здесь.

Приказание было исполнено. За окном метрах в тридцати Илья увидел кирпичное здание без окон.

Запихав мертвое тело в пакет, его волоком оттащили к стене. Тело хотя и уместилось в полиэтиленовый пакет полностью, но небрежные люди оставили торчать снаружи часть головы и посиневшую руку. Был виден широко открытый, но уже тусклый глаз мертвеца. И казалось, что он, высунув ослабевшую руку, старается выбраться из мешка, будто уже заглядывает в комнату и вот-вот вылезет…

– Укладывайся, – сказал Илье парень, которого лжекитаец называл Костылем, – у него была худая болезненная физиономия, чем-то напоминавшая костыль.

Илья с отвращением посмотрел на каталку, с которой только что сняли мертвое тело. На ее коричневой клеенчатой поверхности Илья увидел пятна засохшей крови. Там, где лежала голова мертвеца, к кровавой густой лужице присох клок волос.

– Укладывайся, укладывайся, – настаивал Костыль.

Илья, сморщив нос, переводил глаза то на Костыля, то на каталку и не двигался с места.

– Эй, ты чего, мужик, противно ведь! – подал голос со своей каталки Сергей. – Ты кровь-то вытри!

– Ты, козел, молчи! – заорал Костыль и, подойдя к лежавшему на спине Сергею, ребром ладони нанес ему удар по животу. – Я сказал – заткнись!

– Обидел, что характерно, – проворчал Сергей.

– Ну-ка, Костыль, пошел за тряпкой! – приказал лжекитаец.

Он был погружен во внутреннее содержание черного шкафа и звенел там какими-то железячками, в разговоре участия не принимая.

Костыль, зло посмотрев на чрезмерно брезгливого Илью, неохотно вышел из комнаты. В комнате остались только Бердяй и поглощенный изучением металлических внутренностей шкафа лжекитаец.

У Ильи пронеслась в голове шальная мысль: "А что, если двинуть Бердяю в пах, расстегнуть Сергею ремни…" Он сделал непроизвольное движение…

– И не думай дергаться, – пробурчал стоявший рядом и глядевший в упор на Илью Бердяй.

Вероятно, он угадал мысль Ильи.

– Сразу замочу, – предупредил он.

– Что? Дергается малец?! – бросив в их сторону рассеянный взгляд, спросил лжекитаец, вытаскивая из черного шкафа черный-черный чемодан старинного образца.

Он взгромоздил его на стоявшую тут же табуретку и открыл старинные замки.

Вернулся Костыль с тряпкой и ведром.

– На, козел, сам мой, – поставил он ведро на пол рядом с ногами Ильи.

Илья, отжав тряпку, с омерзением стал смывать кровь с каталки.

– Ну живее, живее, – подгонял Костыль, и Илья спешил.

– Теперь ложись давай, – распорядился раздражительный Костыль.

Глядя на него, Илья подумал, что ему скорее подошла бы кличка Череп, настолько лицо его было худым и обтянутым кожей. Илья улегся на мокрую каталку, Костыль пристегнул его ремнями, и они с Бердяем вышли из комнаты.

– Во! – сказал от чемодана лжекитаец, достав какой-то сложного вида предмет. – Чудо какое-то. Да вам не видно! – огорчился он и подогнал каталку сначала с Сергеем, потом с Ильей ближе к чемодану. – Тут чего только для разделки человечека не придумано!

Инструменты были диковинного вида: щипчики, как для колки орехов, хитроумные секирки разных форм и размеров. Можно было выискать в этом наборе предметы, похожие на штопор и на открывашку, ножнички и щипчики из маникюрного набора, словом, чего там только не было – глаза разбегались.

– А вот этим глазки вынимают. Надавливают на ручечку – глазик выкатывается… его и отщелкивают. – Лжекитаец пощелкал впустую перед лицом Ильи. – Оттуда, из Китая, и пришел фразеологизм – "глаза разбегаются". А этим предметиком от пальчиков фаланги отщипывают. А этим – щелк, щелк – надрывать животики… Фу! – воскликнул он вдруг и, сморщив нос, поглядел на инструмент.-Опять не помыли! Костыль!

Дверь открылась, вошел Костыль.

– Ты, гад, этого кончал? – лжекитаец кивнул на мешок.

– Ну!..

– Так почему помыто плохо? Я тебя спрашиваю?! Ладно, пошел, потом все перемоешь. А из получки вычту.

Костыль вышел повесив голову.

– Если честно, испытываем нужду в кадрах квалифицированных. Мои мальчишки туповаты, да и грязны. Женщин бы на работу взял, да они как-то в нашем деле не очень.

Он брезгливо, двумя пальцами, положил инструмент в ящик и, заложив руки за спину, стал прохаживаться между лежащими людьми.

– А это знаешь что такое? – Китаец остановился, вынул из кармана блестящий, причудливой конструкции механизм величиной со спичечный коробок и на ладони поднес к лицу Ильи, чтобы он мог удостовериться, и, не дожидаясь ответа, пояснил: – Это сердце. Сердце хорошо известного тебе человека, Семы Никакого. Чукча с Семой перестарался, гаденыш, в нем пружинка и лопнула. – Указательным пальчиком лжекитаец позвенел отходящим от сердца рычажком.-Это я выкупил в морге, где вскрытие производили. Тонкая, скажу, работа. Как врач скажу, уникальная операция! Вот и все, что от человечека осталось. Вот это самое,-умиленно глядя на сердце, покоящееся на ладони, проговорил лжекитаец. – А от вас и этого не останется. Есть ли у вас внутри что-нибудь уникальное? – Он указал пальцем свободной руки на грудь Ильи и сам себе ответил: – Ни-че-го! – Спрятав сердце Семы Никакого в карман, лжекитаец снова заходил взад и вперед (он был прирожденный лектор). – Нужно сказать, что я как врач давно наблюдаю за своими мальчишками. Все они, конечно, разные по виду, но внутреннее содержание очень сходно. Вот взять, к примеру, тебя, Илья. Ты можешь поставить себя на место другого, когда ему загоняют иголки под ноготь?.. Можешь? А я знаю, что можешь. Или Сергуня, друг твой, тоже может, говоря высоким поэтическим слогом, ощутить чужую боль, то есть, как ни банально будет сказано, поставить себя на место другого. Вот отчего вы страдальчески морщите нос, когда при вас кто-то порезал палец. А мои мальчишки – нет. Они смотрят на порезавшего палец безразлично – у них не дрогнет душа. Они могут предложить йод или бинт, но это не сострадание, это примитивный мыслительный процесс. Они приходят к этому головой. Видите разницу? У них нет ни сострадания, ни воображения, чтобы поставить себя на место другого. Я все это говорю к тому, чтобы вы знали, что пытать вас будут без сострадания: ни мольбы, ни уговоры не дадут никаких результатов.