Сергей Арно
Живодерня

– Знаете, Егор Петрович, – сохраняя на лице блаженную улыбку, Илья повернулся. – Если бы я вас не…

Он замолчал, улыбку медленно сменила гримаса изумления, потом страха…

Перед ним с электрическим чайником в руке стоял вовсе не Егор Петрович, а совершенно незнакомый человек. Хотя ростом, фигурой и голосом он очень походил на легендолога, но лицо было совсем другое – худое, вытянутое, со впалыми глазами и длинной бородой, волосами, разбросанными по плечам, – он напоминал путешественника, волею судьбы заброшенного на необитаемый остров и там одичавшего до последней степени. Светлые, почти лишенные радужной оболочки глаза глядели прямо на Илью.

– А где Егор Петрович? – вдруг спросил Илья, глядя на человека изумленно.

– Ну, я – Егор Петрович. Ты чего испугался-то?

– Так… я думал… Что… Что вы другой…

– Ты меня не бойся. Может, я и другой Егор Петрович, но кладбище от всякой шантрапы стерегу.

Он включил чайник в электросеть и уселся за стол. Не мудрено было в темноте перепутать его с легендологом: похож был и голос, и манеры, да и то, как он верхом сидел на стуле, раздвинув ноги и уперев руки в ляжки, широко расставив острые локти как паук. Илье вновь почудился в нем легендолог. Даже имя и отчество у них совпадали.

– Откуда ты, Илья? – спросил Егор Петрович.

– Да я тут… это… случайно.

– Все говорят, случайно. Хорошо еще, что я тебе повстречался, а то бы пропал ни за что. На кладбище ночью опасно.

– Что значит – пропал? – спросил Илья, немного придя в себя после первого изумления и прижимаясь влажной спиной к печи.

– За любой могилой опасность и смерть…-проговорил Егор Петрович, глядя не на Илью, а куда-то в пол.

Загудел чайник.

– Ну, давай, Илья, чаю горячего выпьем да спать, – сказал он, вставая, – ночь сегодня ветреная. В такую ночь лучше по кладбищу не расхаживать.

Илья сел за стол. Он согрелся, пижама подсохла. Егор Петрович налил чаю, кроме хлеба у него ничего не было. Но есть Илья не хотел. Он отхлебнул несколько глотков, чай имел привкус травы.

Во входную дверь кто-то тяжело постучал. И хотя дверь в прихожую была плотно закрыта, слышно было хорошо. Но Егор Петрович, попивая чай с хлебом, не обратил на стук внимания.

– Стучат, кажется, – подумав, что кладбищенский сторож не слышит, сказал Илья. – В дверь стучали…

– Не будем открывать, – махнул рукой сторож, откусывая от куска сахара: чай он пил вприкуску.

Снова постучали, уже сильнее.

Тревожно и нехорошо сделалось на душе у Ильи: "Что это он открывать не хочет? Подозрительный все-таки тип…"

В дверь барабанили уже без передышки.

– А если по делу? – предположил Илья, ему было не по себе от этого тревожного стука, странного сторожа. От чая, сдобренного травами, мутило.

– Сейчас перестанут, – успокоил он.

И правда, поняв, что не откроют, стучать в дверь перестали.

Илья не решился спросить, кто это, молча продолжал пить чай. Он был начеку и поглядывал на сторожа с опаской. Тот же, ничем не проявляя агрессивных намерений, преспокойненько пил свой чай.

Разморенного теплом Илью охватило безразличие ко всему. Допив чай, он поставил локоть на стол, подперев кулаком щеку. Не хотелось ни о чем думать, говорить, двигаться. Хотелось только так вот сидеть в тепле, глядя перед собой…

В углу, у печки, вдруг открылась дверца подвала, и оттуда в комнату, щурясь на свет, стали вылезать какие-то люди – один, другой, третий… – заросшие, с черными землистыми лицами. Кладбищенский сторож поднялся им навстречу…

Илья видел все это отстраненно: он не мог двинуться, окоченев в своей позе мыслителя, словно превратившись в каменную статую. Но он видел и ясно понимал все, что происходило в комнате. Наверху кто-то стучал в крышу и матерился.

Люди, не обращая внимания на стук, осмотрели Илью, пощупали его тело руками и, как видно, удовлетворившись, взяли его за плечи и за ноги и понесли к раскрытой двери подвала.

– Куда вы меня!!! Меня нельзя туда!! От-пус-ти-те!!! Отпустите меня!!! – изо всех сил орал Илья.-Я не хочу!!!

Но ни звука не вырвалось наружу. Язык не слушался…

А потом наступила темнота.

Глава 2
КРОМЕШНИКИ

Что-то странное, необычное было в самочувствии Ильи. Вернее, в отсутствии чувства самого себя. Он видел и понимал, что творится вокруг него, но удивительным образом тело не слушалось команд мозга, словно окостеневшее, оно не чувствовало, не ощущало…

Илья находился в подземном зале, слабо освещавшемся сверху дневным светом. В зале стоял густой полумрак, но Илья видел; он видел таких же, как и он, окостеневших, быть может, мертвых людей, лежащих или, как он, сидящих на земле. Страха у Ильи не было, а было только ощущение полной беспомощности, тоски и уверенности в том, что ты уже ни на что не способен и уже никогда не будешь способен.

Сколько часов или дней просидел Илья в этом помещении, он не знал: для него не было времени. Потом в глазах вспыхнуло, после чего появилось черное пятно; и он совсем перестал видеть и закрыл глаза. Он впервые смог осознанно закрыть глаза: прежде веки не слушались… Потом Илья ощутил, как тело его ворочают, сгибают конечности… Постепенно ощущения возвращались. Открыв глаза, он увидел перед собой черный человеческий силуэт – по глазам резануло светом. Илья зажмурился, поднял к глазам руку; хотя и с трудом, но рука послушалась.

– Ну вот, очухался, кажись, – сказал над ним незнакомый хриплый голос.

Илья потянулся всем телом, широко зевнул; отвыкшее от движения тело сладко заныло. Он приподнялся с земли и, щурясь от света, вгляделся в сидящего перед ним на корточках человека, но рассмотреть не смог, потому что тот снова метнул в лицо Ильи яркий свет фонаря.

Фонарь был вмонтирован в каску на его голове, как у шахтера, поэтому куда он поворачивал лицо – туда светил и фонарь.

– Ну, очухался, новенький? – прохрипел незнакомец.

Илья пытался вглядеться в его лицо, но тщетно: в глазах стояло темное пятно.

– Ну, давай, давай, – теребил он Илью за плечи, встряхивал, легонечко толкал в живот.-Нельзя здесь оставаться. Поганое место…

Илья со стоном поднялся на четвереньки; восстанавливалось кровообращение, ему стало холодно, кожа ощутила сырость одежды.

– Давай, за мной ползи, новенький,-проговорил человек и на четвереньках стал удаляться от Ильи.

Илья окинул взглядом слаборазличимые окостенелые тела и поторопился вслед за человеком с фонарем. Жутко показалось ему оставаться тут среди этих… Мертвых, живых?.. Скорее вон, вон отсюда!

Свет фонаря маячил впереди, вырывая у темноты плотно утрамбованные стены, потолок подземного коридора. Скоро он нагнал своего провожатого и пополз за ним вслед, иногда наступая рукой на его ноги, так что тот через плечо чертыхался на Илью.

Коридор был невысокий (в нем можно было, встав на колени, достать головой до потолка), но зато широкий, вероятно, рассчитанный для двухстороннего движения, и если бы навстречу им кто-нибудь полз, то они без труда могли бы разминуться.

Тело восстанавливало свои функции на удивление быстро. Еще совсем недавно ему казалось, что он не сможет сделать ни одного движения, а сейчас так резво полз за незнакомым человеком. Илья неотступно следовал за светом фонаря, панически боясь потерять его из виду. Порой свет пропадал, значит, впереди был поворот; Илья сворачивал и снова видел маячивший впереди огонек.

Иногда в подземном коридоре попадались человеческие тела. Они лежали поодиночке вдоль стены, но живые или мертвые, Илья не знал. Он во мраке задевал их иногда, но в ужасе отдергивал руку и спешил дальше. Несколько раз они проползали ответвления от коридора. У одного из таких ответвлений Илья приостановился, прислушался. Откуда-то издалека послышались ему человеческие голоса, словно там находилось множество народа, и шум работающих машин.

"Господи! Что со мной?! – носилось в голове Ильи. – Где я?! Неужели под кладбищем? Неужели они затащили меня под кладбище?.. Что они хотят со мной сделать?.. Или это сон… И я все еще в психушке?.. А это галлюцинация?"

Илья отчаянно щипал себя, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать от боли. Но нет, он не просыпался! "Значит, не галлюцинация, значит, я все-таки под кладбищем… Какой ужас!!"

Но вскоре снова начинал сомневаться и снова щипал себя…

Воображение рисовало жуткие картины. Только один раз на протяжении всего пути им повстречался человек. Так же как у провожатого Ильи, в каску его был вмонтирован фонарик; он полз медленно, таща за собой нагруженную тележку… Что было в тележке, Илья не сумел разглядеть. Человек с тележкой метнул в лицо Ильи свет фонаря, они разминулись, и Илья последовал за провожатым.

Оказывается, здесь, под кладбищем, была своя жизнь, непохожая на жизнь людей земли.

Они свернули с широкой подземной "магистрали" в узкий проход, напоминавший нору с массой поворотов; воздух здесь был затхлый, дышать стало трудно.

– Ну, вот и прибыли, – сказал наконец провожатый, оказавшись в небольшом подземелье площадью около трех квадратных метров, продолговатой формы. Илья заметил, что стены украшают цветы, а на земле стоит корзина; но более подробно рассмотреть он ничего не смог, потому что луч фонаря беспокойно метался по помещению, часто ослепляя Илью, ни на чем не фиксируя своего внимания.

От этого мелькания в глазах, смены кромешной тьмы и яркого света кружилась голова; обстановка казалась ирреальной – сказочной.

Провожатый уселся рядом с Ильей.

– Ну, давай знакомиться, – предложил он, бросив в лицо Ильи луч света. – Меня зовут Профессор. Буду твоим начальником.

– Зачем? – проговорил Илья еле слышно.

Он не понимал, почему у него должен быть начальник… да и вообще ничего не понимал. Сердце сжимала тоска. Уж лучше дурдом… Зачем он сбежал?..

– Зачем начальник?! – Профессор хлопнул его по коленке. – А как же без начальника? Чтобы ты удавиться без пользы не надумал, к примеру… А то бывают такие нервные. Недавно вон один парень из новобранцев в разделочном цеху под нож сунулся, так его "застолбили". Теперь без руки остолбенелый сидит. А сколько сидеть будет, никто не знает. Зовут-то тебя как, новенький?

– Илья, – негромко сказал он.

Голоса под землей звучали глухо, но отчетливо. Тишина давила на перепонки, как в грозовую погоду.

– Со всеми вопросами, Илья, обращайся ко мне. Жить тебя беру к себе. У меня здесь уютно. Цветы люблю.

Профессор неторопливо обвел светом фонаря земляные стены, украшенные погребальными венками из неживых цветов.

– Скажите хоть, куда я попал?! – воскликнул Илья, приходя наконец в себя. – Что это за подземелье?

Профессор хрипло засмеялся:

– А попал ты, друг Илья, к древнему и могущественному народу, которому уже более двух тысяч лет. И ты должен гордиться этим. Я, например, горжусь!

– Подождите, так это чудь. Ведь здесь чудь живет?! Вы ведь тоже из этого племени, да?

– Если бы я был из их племени – не ползал бы с фонариком. Они видят в полной темноте и слышат сквозь землю. Это высшие существа, не то что мы с тобой. Выше их только подземный бог Атхилоп. Понял? Каждый год они приносят ему в жертву самую красивую девушку, да и так всякого второсортного, незначительного народишка, по мелочи… Вроде нас с тобой.

– Господи!.. Куда я попал… – проговорил Илья с отчаянием в голосе, следя за светом фонаря, вырывающего из тьмы погребальные венки, пластмассовые лилии, бумажные розочки…

– Да ты не горюй, – ободряюще хлопнул Профессор Илью по колену. – Привыкнешь, потом гнать отсюда будут – уходить не захочешь. Акклиматизация – дело обычное. А завтра на работу пойдем.

– На какую еще работу?

– А ты что думал, тебя сюда доставили на отдых и санаторное лечение? Работать нужно будет. Завтра увидишь.

– Я все равно убегу, – сквозь зубы зло процедил Илья. – Никто меня здесь не удержит.

Профессор расхохотался. Отчего-то самонадеянное заявление новенького очень рассмешило его.

– Давай за мной, – приказал Профессор, схватил с земли метровой длины палку и на четвереньках пополз в нору. Илья неохотно последовал за ним.

Они миновали несколько поворотов, пока не оказались на той самой широкой "магистрали", как про себя прозвал коридор Илья. Проползли по ней немного, свернули в узкий коридор, потом – в другой.

– Вот, видишь предупреждение?

Профессор слегка прижался корпусом к земле, чтобы Илье было видно, одновременно направив на то место свет фонаря. Илья увидел на стене коридора рисунок какого-то жучка. Это была божья коровка, нарисованная красной краской на плотно утрамбованной земле.

– А теперь смотри внимательно.

Профессор достал из-за пояса палку, которую прихватил для демонстрации у себя в подземелье, сунул ее за нарисованного жучка и сразу отдернул руку. В следующее мгновение черная тень чего-то большого и страшного вырвалась из земли; в свете фонаря блеснули острия ножей, раздался хруст… То страшное, с острыми ножами, врезалось в другую стену и исчезло. На земле остались искрошенные и изрубленные остатки палки.

Это произвело на Илью сильное впечатление: столь быстрым и сокрушительным было действие спрятанного в стене механизма.

– Видал! – с гордостью похвастался Профессор.

– А теперь пройти, значит, можно, раз сработало.

– Наивный ты. Ничего, поживешь здесь – узнаешь. Думаешь, она одноразового использования? Наивный ты. Ну, давай, поворачивай.

Илья поначалу не мог развернуться на четвереньках, но потом сообразил, что нужно выпрямиться и на коленях повернуться кругом. Он прижался к стене, пропуская Профессора вперед.

– Тебе повезло, что я тебя в подчиненные взял, – говорил Профессор через плечо, когда они проползали по "магистрали". – У меня своя комната имеется. А эти вон, прямо на дороге, на самом сквозняке спят. От пневмонии мрут, горемыки. Если за год не умрешь, значит, долго жить будешь. Здесь климат целебный.

Он метнул луч света на лежавшие вдоль стен коридора недвижимые тела.

"Значит, они все-таки живые", – подумал Илья. Постепенно в этом ужасе хоть что-то начинало проясняться.

– А почему они там прямо в проходе спят? – спросил Илья, когда они приползли в комнату Профессора.

– Там самое безопасное место, – пояснил Профессор. – Ладно, пойду за жратвой сползаю. Ты посиди тут без меня.

– А фонарика лишнего нет?

Жутковато было Илье одному оставаться в полной темноте.

– Да вон, возьми. Тебе каска еще не положена пока.

Профессор протянул фонарь и уполз. Илья осветил стены, рассматривая венки с искусственными цветами; на земле лежала длинная металлическая палка с длинным и острым штырем на конце. Илья взял ее в руки и, повертев, обнаружил кнопку, при помощи которой острый штырь втягивался во вмонтированную в палку трубку, и она приобретала вполне безобидный вид, но при нажатии на кнопку штырь с лязгом выскакивал наружу, и вот это уже смертоносное оружие, которым можно проткнуть человека насквозь.

Илья положил палку на место.

– Господи, а где же здесь спать? Неужели на земле? – тихонько проговорил он. И тут же схватился за голову.

"Как спать?! Как спать?! Бежать отсюда! Бежать! Неужели нет никакой лазейки? Неужели везде подстерегают железные зубы?! Неужели… Да нет! Уж лучше пусть меня изрубят в фарш, чем здесь – под землей! Как червяк, без света… Без Жанны!.." Он впервые за долгое время вспомнил ее. Сердце заныло. Значит, не все чувства вытравил из его души садист-психиатр доктор Добирман. "Бежать! – твердо решил Илья. – При первом же удобном случае…"

Илья светил перед собой на погребальный венок из бумажных незабудок. Слева, там, где был вход, ему почудилось движение; он направил туда свет фонаря. В дыру торопливо вполз горбатый человек в лохмотьях, лица его не было видно из-за скрывавших его длинных волос. Илья, опасаясь агрессивных действий, прижался поплотнее спиной к земляной стене и нащупал рукой металлическую палку с выдвижным штырем.

Но горбун не проявил враждебности – он потоптался на месте и, сделав два поворота вокруг собственной оси, выполз вон.

Илья еще долго светил в дыру, ожидая, что горбун в лохмотьях вернется за чем-нибудь. Но горбун так и не объявился. Зато приполз Профессор. Сейчас, попав ему в лицо лучом от фонаря, Илья наконец смог увидеть его. У Профессора было гладко выбритое лицо, впалые щеки и острый крючковатый нос.

– Не порть мне зрение, – сказал Профессор, отворачиваясь от света. – Убью.

Илья не понял, сказал Профессор это в шутку или серьезно, но, на всякий случай отведя фонарь, насторожился.

– Я тут жратву принес. Привыкай к новой пище. Если от запаха блевать потянет – не ешь, потом привыкнешь.

На шее у него висел бидончик с закручивающейся крышкой. Он сел рядом с Ильей и открыл крышку… Илью сначала бросило в пот, потом в холод…

– Ух, хорошо! – кряхтел и постанывал от удовольствия Профессор, нюхая зловонное варево. – Ну, аромат!

Пожалуй, ничего более гадкого в жизни своей нюхать Илье не приходилось, запах не поддавался описанию; запахи привокзального туалета казались более аппетитными, чем этот. Илья отвернул лицо.

– Ну чего, не будешь?

– Нет, – выдавил Илья.

– Ну, тогда я за двоих.

Профессор стал есть прямо из бидона, пользуясь ложкой с длинной ручкой.

– Кстати, когда меня не было, кто-нибудь заползал? – спросил он, пережевывая что-то мерзкое во рту.

– Горбун какой-то заползал, – не поворачивая головы, отвечал Илья.

– Горбун? – переспросил Профессор.-Странно, нет здесь никакого горбуна. Откуда здесь горбун?..

– Ну, не знаю. Заполз без каски, без фонаря, покрутился на месте и обратно уполз.

– Горбун, – повторил Профессор, чавкая. – Надо ж, горбун… А девочка рыжая с мячиком не заползала?

– Что? – Илья повернулся к Профессору.

– Ну, девочка, рыженькая. Глюкой ее зовут.

– Глюка?.. – в растерянности проговорил Илья. – Откуда здесь Глюка?

Странным было то, что, повернувшись, Илья вовсе уже не испытывал отвращения к запаху еды, так поразившему его поначалу. И чем глубже засовывал ложку в бидон Профессор, тем больше Илье хотелось попробовать этой пищи. И когда Профессор совсем закончил трапезу, у Ильи прямо слюнки текли.

– Ну все, наелся.

Профессор цокнул, прочищая от остатков пищи щель между зубами, и, сытый, прижался к стенке головой.

Илья, по требованию "начальника" выключивший свет фонаря, уже настолько освоился в темноте, что мог видеть не только то, на что падал свет. Он заметил на боку у Профессора небольшой меч, но это был, конечно, не меч в полном смысле этого представления, а отточенная железяка с ручкой. Но все же это насторожило Илью.

– А это что за предмет? – дотронувшись до палки с выдвигающимся штырем, спросил Илья.

На такой крохотной площади все можно было достать рукой, даже не вставая с места.

– Это нас с тобой насквозь протыкалка. Я из-за этой протыкалки чуть жизни не лишился. Они бросились на меня, как псы. Я выл и извивался, но они сыпались сверху… О! Это было страшно. Но я изловчился, ухватил одного попрыгунчика и потянул под землю… Меня спасло чудо. Я заволок его под погребальную плиту, там был ход, и собственными руками… А протыкалка – это трофей. Меня за это начальником назначили, – самодовольно сказал Профессор. – Вот как бывает.

– А кто такие попрыгунчики? – спросил Илья, потрогав пальцем выдвижное острие палки.

– О! Попрыгунчики – это бич! Ежели к ним в лапы попадешься, все! Никто живым не возвращался. Либо шкуру с живого сдерут, либо запытают на дыбе, в лучшем случае на кол посадят или сожгут живьем. Но приятнее себе глотку перерезать, чем к ним в лапы…

– Кто же они такие?

– Этого никто не знает. Покрыто мраком тайны. А если честно, их сама чудь боится: против попрыгунчиков ничего не помогает. Но я слышал, что если кто из чуди к ним угодит, то потом его по кусочкам по кладбищу разбросанного находят. Но и полукровке тоже не поздоровится.

– Сюда, в подземелье, попрыгунчики не проберутся?

– Сюда вряд ли. Они опасны на поверхности,-он закатил глаза к земляному потолку, – а здесь мы их по одному передушим.

– А полукровки кто?

– Полукровки – это получудки,-Профессор расхохотался. – Ну, это дети их от земных женщин. Они и занимаются всей работой наземной. Работников под кладбище поставляют, женщин, готовую продукцию на земле реализуют. В общем, главное звено, связывающее подземелье с наземной жизнью. Многие из них, я слышал, занимают на земле большие посты. Но все равно никто из них не теряет связи с подземным народом. Отступник карается смертью, лютой смертью. Вот так. Но скоро сам все узнаешь. А теперь спать давай. Ночь уже.

– Слушай, Профессор, ты говорил, что попрыгунчики под землю забраться не могут. Так?

– Ну.

– Так ведь ты, когда на тебя они набросились, на поверхности земли был, ведь верно? – рассуждал дальше Илья.

– Конечно, а где же.

– Значит, где-то есть выход? – торжественно закончил свою мысль Илья.

Профессор расхохотался.

– Ах, вот ты к чему!

– Так есть здесь выход или нет? – настаивал Илья.

– Да, конечно, есть. Зря ты так волнуешься. Пойдем мы с тобой завтра гулять по кладбищу.

– А капканы, которые палку перерубают, от кого же тогда?

– От людей. Мало ли, попрыгунчики сферу влияния захотят расширить или городская чудь нагрянет. У них тут настоящая война идет. А ты думал, чтобы ты не выходил? Ну ты, Илья, уморительный человек. Да иди ты на все четыре стороны! Кто тебя держит. Шляйся по кладбищу хоть всю ночь, пока тебя попрыгунчики не схапают.

– А если я с кладбища выйти захочу? Погулять по улицам.

– Это никак нельзя. Да ты и сам не захочешь.

– Почему?

– Почему не знаю, но случая такого не бывало, чтобы человек под землю возвращаться не захотел. Понял?

Илья пожал плечами.

– Ну, так сказать, это теперь наша родина. Ты теперь как бы на "тот свет" попал, в том смысле, что возврата у тебя нет и лучше привыкай жить здесь. Нас называют кромешниками, так что и ты теперь кромешник. А теперь спать давай, поздно уже.

Как Профессор определял время суток, Илья не понимал, но спрашивать не стал. Они легли на землю, подложив под себя толстую ткань, и крепко прижались друг к другу, чтобы было не так холодно.

"Я и от Китайца убежал, и из психбольницы убежал, и от кромешников убегу…" – была последняя мысль Ильи перед тем, как уснуть.

Ночью он просыпался от давящей тишины, засыпал снова, но потом опять просыпался. Да и была ли это ночь?

– Вставай, уже утро! – толкнул Илью Профессор.

Илья открыл глаза и, сев, потер колени, которые после вчерашних ползаний на четвереньках болели, но утра не увидел: здесь все время было темно. Приходилось верить начальнику. Сам Профессор сидел по-турецки перед треснувшим зеркальцем, прикрепленным к стене, брил щеки "станком", поминутно чертыхаясь и повизгивая от боли. Бритье насухую да еще тупым лезвием было болезненным.

– Небось коленки с непривычки болят? – не отрываясь от бритья, спросил Профессор.

– Есть немного.

– Вон, наколенники лежат, надень, ползти далеко.

Илья нащупал пару наколенников и привязал их к ногам.

– Слушай, Профессор. А мне тоже бриться надо? – спросил Илья, потрогав щетину, напоминающую небольшую бороду.

– Жениться надумаешь, тогда брейся.

– А ты, что ли, женишься?

Профессор перестал бриться и повернул лицо к Илье.

– По секрету тебе скажу, что я одну чудачку охмуряю, – прошептал он, понизив голос. – И если мне ее охмурить удастся, знаешь, как я заживу! В просторном, проветриваемом подземелье, на всем готовеньком! Дети, опять же, получудки. Единственный шанс у меня, может, в люди выбиться. Но ты не горюй, найдем и тебе чудачку. – Он повернулся к зеркалу и продолжил бритье. – Потому и мучения от тупого лезвия принимаю. Они, конечно, по земным нормам не красавицы. Даже поначалу можно сказать отталкивающее впечатление производят, но приглядишься, принюхаешься – сойдет! Я их земляными красотками называю. Им нравится.

Профессор закончил бриться, достал из-за пояса короткий меч, потрогав острие, сунул на место.

– Такую и тебе потом нужно будет. Учти – ползти нам в другой конец кладбища, по пути все что угодно случиться может. Будь настороже и меня слушайся. Плохое у меня что-то сегодня предчувствие.

Профессор сделался сосредоточенным и хмурым.

– Не отставай, – приказал он и пополз в нору.

Илья последовал за ним.

Они выползли на "магистраль", спящих на пути им не попадалось: все отправились на работу. Зато встречались ползущие навстречу люди, перевозившие тележки с землей или налегке, разные… Внешность их очень угнетала Илью: все они были вида запущенного до самой последней степени – длинноволосые, бородатые, с черными, как у шахтеров, лицами. Илья научился, уклонившись от света фонарей, успевать разглядеть лица встречных.

Профессор передвигался довольно скоро, и Илья с трудом поспевал за ним. В наколенниках ползти было несравненно легче. Они свернули в другой, более узкий коридор, потом еще в один. Здесь уже совсем не встречалось людей. Иногда, остановившись, присаживались отдохнуть, но сосредоточенный Профессор не желал разговаривать, да и Илье не хотелось. Путь, действительно, был неблизким. Отдохнув, ползли дальше…

Несмотря на то что продвигались они быстро, их все же обогнал один человек; Илья посторонился, пропуская его вперед.

– Куда спешишь, Рахит? – окликнул его Профессор, обернувшись. – Все из кожи вон лезешь, чтобы начальству угодить?..

– Ты, Профессор, в мои дела нос не суй, а то я тебя пришью, – огрызнулся бородатый мужик и сверкнул на Профессора светом фонаря и глазами. – А ты опять с новеньким? Быстро ты их кончаешь…

– Заткнись, проваливай по-быстрому! – перебил Профессор, давая ему дорогу.

Илью неприятно царапнули его слова.

Рахит заспешил вперед.

– С этим гадом лучше не связывайся,-бросил Профессор через плечо, когда Рахит скрылся за поворотом тоннеля. – Ему убить человека – раз плюнуть.

Потом ползли молча.

– Тихо! – вдруг прошептал Профессор, резко остановившись и подняв вверх указательный палец.-Ты слышал?

– Что? – так же тихо прошептал Илья.

– Да нет, показалось, наверное, – проговорил Профессор, двинувшись дальше, но уже не так скоро.

Илья заметил, что он отстегнул от пояса свой короткий меч и продолжает путь, держа его в руке. Илье все время чудилось, что сзади него кто-то есть; он словно даже слышал легкие шаги, но думал, что это мерещится.

Проползши еще метров сто, Профессор снова остановился.

– Ты слышал писк? – шепотом спросил он.

– Да нет… Хотя как будто…

Илье и впрямь почудился писк, но он не придал ему значения, предположив, что это железяка Профессора, елозя о землю, издает неприятный звук. Илье стало не по себе. Неужели попрыгунчики добрались и сюда?..

Они проползли еще немного, снова остановились.

– Нет, явно что-то не так, – сказал начальник, обернувшись к Илье. – Давай подождем, послушаем.

Они уселись в проходе. Профессор положил меч на колени. Илья съежился от промозглого холода подземелья, при движении холод ощущался слабее. Время от времени Профессор светил фонарем то в одну сторону тоннеля, то в другую, потом, прижавшись к стене ухом, слушал. Так просидели минут пять.

– Плохое у меня предчувствие, – в задумчивости проговорил Профессор. – Знаешь, Илья, понимаю я, что это глупо, но мне ничего не остается: больше мне некому рассказать. Но если ты отсюда выберешься… Спрятано у меня…

Профессор приблизил губы вплотную к уху Ильи и зашептал тихо-тихо, так что Илье приходилось вслушиваться и иногда переспрашивать.

– …Ну, запомнил?

– Запомнил.

– Но учти, это только в том случае, если со мной что-нибудь случится. Не хочу я, чтобы клад мой даром пропал, а если нет – я тебя под землей достану.

Профессор вздрогнул, нервно повернул голову и бросил в тоннель луч света.

– Нет, почудилось… Паршивое у меня предчувствие. Ну, двинули дальше.

Профессор так и держал меч в руке, не стал засовывать его за пояс. Не проползли они и тридцати метров, как Профессор снова остановился. Илья тоже остановился, прислушался. Здесь, в кромешной тишине, каждый отдаленный звук слышался по-особенному, и ему почудился откуда-то издалека писк, потом вроде кто-то вскрикнул, затем кашель, но все это так глухо, издалека, что Илья усомнился, не прислышалось ли.

– Ты слышал? – прошептал Профессор, с ужасом водя глазами и фонарем по стенам.

Илья пожал плечами.

– Вроде было что-то… – не совсем уверенно проговорил он.

Постояв некоторое время на месте, двинулись дальше. Тоннель сделал очередной поворот. Профессор снова остановился.

– Что это там, впереди? – спросил он негромко.

Илья поднялся с четверенек на колени и заглянул через спину Профессора.

Метрах в десяти от них, в свете фонаря, Илья увидел полузасыпанную землей груду тряпья.

– Хлам какой-то, – сказал он, вглядываясь. – Отсюда не видно, ближе подползти нужно.

– Ближе? – переспросил Профессор, голос его дрогнул.

Пересиливая себя, он сделал еще несколько шагов и снова остановился, но и с этого расстояния было не разглядеть.

– Слушай Илья, тебе-то ничего. Сползай посмотри, а?

Илье хоть и было не по себе, но он видел, что Профессор совсем в расстроенном состоянии.

– Так куда же я? У меня и фонаря нет…

– Да я тебе дам. Вот, на каску.

Профессор снял каску и протянул Илье, тот надел ее.

– Если увидишь что-нибудь подозрительное, сразу назад. Понял? Ну, давай.

– Может, эту штуковину мне дашь? – спросил Илья, посветив на меч в руке Профессора.

– Нет, этим я тебя со спины прикрывать буду. Не бойся, если что, я подоспею, – успокоил он на прощание.

Илья медленно пополз вперед. Страха не было: он просто не знал, чего нужно бояться. Но чем ближе Илья подползал к тому месту, где лежало нечто непонятное, тем становилось ему жутче.

Когда он оказался совсем близко, то увидел следующую картину: грязное, сваленное кучей тряпье было полузасыпано землей, с двух сторон в стенах тоннеля имелись две норы – они были узкими и недостаточными для того, чтобы в них заполз человек (разве что по-пластунски). Илья посветил в одну нору, но ничего не увидел. Судя по вывороченной земле, кто-то прокопал ход в тоннель, а не из тоннеля.

– Ну, как там? – позвал из темноты Профессор.

– Норы какие-то, – ответил Илья.-И хлама куча. Кто-то выкинул.

Он приподнял рукой тряпку – комья земли свалились с нее. Илья отшатнулся: перед ним было исковерканное человеческое тело без головы, рана на шее была неровная, словно бы изжеванная, с вытянутыми жилами… Человек этот был живой совсем недавно, во всяком случае, кровь еще не успела свернуться. Рук у него тоже не было. Одна была оторвана по локоть, и торчала белая кость с ободранными клочьями мяса, вторая – отсутствовала по самое плечо.

– Ну как, что там? – позвал Профессор.

Илья глядел на изуродованное тело и молчал.

– Эй, Илья, чего там? – взывал из темноты Профессор.