Антон Краснов
Семь отмычек Всевластия
Надо было видеть, как вытянулось упитанное лицо служителя культа! Впрочем, как сказал жрец, после церемонии с шествием Аписа – сегодня ночью – в мемфисском дворце фараона состоится пиршество, которое будет длиться примерно пять дней. На нем будут выступать искусные маги, демонстрируя владыке Египта свое мастерство. И если Афанасьев и Колян как великие чужеземные мудрецы хотят быть включенными в состязание магов, то жрец с радостью подведет их к ступеням трона великого фараона!
– А когда состоятся состязания магов? – спросил Афанасьев.
Последовал до судороги в скулах однообразный ответ:
– На все воля фараона!
– Понятно, – сказал Женя уныло, – по ходу, Колян, это отпадает. К тому же если верховный жрец не смог нам помочь, то что сможем мы сами? Это бессмысленно. А, Колян?
Колян, уже несколько минут жестикулирующий, наконец-то привлек к себе внимание друга. Он хлопнул жреца по плечу, подмигнул Афанасьеву и, выразительно посмотрев на статую быка Аписа, проговорил по-русски:
– А что, такое дело надо и обмыть, а? За быка и за голдовую чушку с рогами, которую он нам забашлял? Типа есть за что!
Афанасьев вздохнул и повернулся к жрецу:
– Мой друг предлагает вкусить вина и яств по поводу обретения священного быка Аписа. И за то, что твой великодушный дар, о жрец, будет отныне и навеки украшать страну наших предков, куда мы в знак почтения к тебе перевезем эту статую священного быка.
Тотмекр, судя по приличному брюшку и красным щекам, тоже был не дурак выпить и закусить, однако же отказался. Жрец должен был вести подготовку к церемонии. Выпить он предлагал послезавтра и обещал закатить пир, от которого возрадовались бы душа и тело.
Афанасьев покачал головой. Конечно, это было невозможно. Завтра утром они должны были исчезнуть из страны храмов, иероглифов и фараонов, если не хотели остаться тут навсегда. Тотмекр скроил дежурную мину сожаления и заявил, что он сейчас даст указания жрецу Ару и привратнику Рахотепу, чтобы они снабдили уважаемых гостей ослом. Колян, которого мучило похмелье, еще раз намекнул длинноносому жрецу на необходимость выпить, но Афанасьев пресек его дальнейшие поползновения словами:
– Зря ты ему это… Между прочим, в Древнем Египте перед пирующими выставляли человеческий скелет, чтобы он напоминал о смерти на почве пьянства. Не хотелось бы, чтоб это был твой скелет.
– Че, правда?.. – буркнул Колян, но от невозмутимого жреца отвязался.
Потянулись приготовления к отъезду.
Глава восьмая
«LET MY PEOPLE GO…»
1
Жрец Тотмекр дал высочайшее указание выделить из фондов храма осла (1 тягловая единица) и погонщика (1 тупая голова). Правда, в этом реестре не были указаны жрецы Ару и Месу, вызвавшиеся провожать чужеземцев вместо погонщика осла, питая самые теплые чувства к избавителям храма Птаха. Скрепя сердце Афанасьев и Колян Ковалев были вынуждены принять услуги местных, гидов.
– Сам великий фараон едет к нам и будет здесь сегодня вечером, – без умолку болтал Ару, – оказана исключительная честь тому, кто увидит великого владыку Египта, богоподобного Рамсеса! Почему же вы, чужеземцы, не хотите узреть того, кто восседает на троне Ра?
– Некогда, – буркнул Афанасьев.
В голове его уже проворачивались возможные детали теплой встречи с дионами, способными весьма опечалиться, узнав, что программа поисков Ключей Всевластия может быть свернута, споткнувшись уже на первом пункте. А как кандидаты в боги выражают свои эмоции, Женя прекрасно знал. Наверное, подобные же мысли наполняли и голову Коляна, потому что он, вполслуха внимая болтовне жреца, хмурился и покачивал головой.
А потом, вдруг перебив Ару на словах «а тут он как загорится!!», произнес по-русски:
– Я вот что кумекаю, Женек. Если наши немытые божки вдруг разозлятся, узнав, что Ключа мы не достали, то они, пожалуй, могут отказаться тащить золото. Да и нас самих возьмут да и оставят тут.
– Нас-то не оставят, – осторожно ответил Афанасьев. – А вот золото действительно могут похерить. У меня, правда, есть одна мысль, только для ее, так сказать, реализации нужно избавиться от этих двух типов.
И он выразительно глянул в сторону Ару, который, ничуть не смутившись обстоятельством, что Колян и Женя его не слушают, уже втолковывал что-то везущему золотую статуэтку храмовому ослу. Осел покорно кивал, старательно жуя.
– Благодарим вас, о жрецы, – сказал Афанасьев, – но дальше мы поедем сами. Великий Ра да воссияет над вашими головами! Осла заберете у парасхита Синуххета, мы оставим у него.
Ару, который все время пути вожделенно косился на статую священного быка, скривился; Месу закивал. Гости из другого мира еще не знали, что это не последняя их встреча.
Жрецы скрылись из виду, и Афанасьев обратился к Коляну:
– Про золото я вот что думаю. Не будем его показывать дионам вообще.
– А как же его тащить домой? – недоумевал Ковалев. – Как допрем-то?
– Как дотащим? Да я уже у жреца Тотмекра догадался как! Нужно спрятать это золото в укромном месте, а потом забрать уже у нас, в нашем времени! А не переть его через три с половиной тысячелетия! Закопаем где-нибудь неподалеку от Мемфиса, а потом, когда Альдаир и Эллер отконвоируют нас назад, смотаемся в нынешний Египет и откопаем! С золотом-то за три с половиной тысячелетия ничего не случится. Только прятать надо хорошенько и чтобы потом найти можно было без проблем!
Круглое лицо Коляна замаслилось как блин. Он потер ладони и воскликнул:
– А в натуре! Заныкаем, а потом разроем и заберем! Правда, тут такая штука… Египетское правительство может конфисковать. Ведь бык – это типа произведение искусства.
– А то ты ни разу контрабанду не возил! – отозвался Афанасьев. – Вот не прикидывайся… священным быком! Все равно не поверю. В конце концов, мы этого быка и по частям перевезем. Пилите, Шура, пилите!
Колян Ковалев остался невозмутим и никак не обнаружил знакомства с классической цитатой из произведения со столь созвучным моменту названием «Золотой теленок». Впрочем, в XII веке до нашей эры это простительно.
Транспортировка золотого быка оказалась довольно утомительным занятием. Осел, подсунутый Ковалеву и Афанасьеву ушлым привратником Рахотепом, оказался сущей дохлятиной. Его тощие ноги тряслись. Первую половину дороги он никак не выказывал усталости и только тряс головой, как выживший из ума старикашка, которого тащат в дом престарелых. Вторая половина пути оказалась куда более сложной. Жизненные импульсы осла иссякли как-то сразу. Это случилось посреди пустынной улочки. Длинноухий золотовоз остановился, его ноги задрожали, и со всего размаху он грянулся оземь. Золотой идол, завернутый в отрез ткани и крепко прикрученный к спине животного веревками, свалился на землю. Конечно, египетским богам было угодно, чтобы это произошло в самом грязном месте в Мемфисе. Чертыхаясь и поминая всех родственников, Афанасьев и Ковалев принялись вытягивать и осла, и золотого быка из лужи. До написания мудрого детского стихотворения со строчками: «Ох, нелегкая это работа. Из болота тащить бегемота», – оставалось около трех тысяч лет, но, думается, действия наших незадачливых героев стали бы недурной иллюстрацией к этим стихам. Наконец все трое (включая застрельщика всей возни, престарелого осла) оказались по уши в грязи. Проходившие мимо редкие египтяне рассматривали одного четырехногого и двух двуногих ослов безо всякого интереса. Помощи никто предлагать и не собирался. И неизвестно, чем бы кончилось дело, не появись на горизонте огромный рыжебородый Эллер. Он ходил за каким-то снадобьем для Альдаира, что велела ему купить старая злая карга, теща парасхита Синуххета. Снадобья он не нашел, зато прикупил два кувшина жуткой нубийской настойки. Содержимое одного из этих кувшинов уже большею частью перешло в его желудок. Ужасная сивуха ударила в голову рыжебородого диона, и потому он принялся вытягивать завязших в грязи с такой силой, что едва не оторвал Афанасьеву руку, а Коляну Ковалеву не вывихнул плечо. Осел же, будучи извлечен из лужи могучей дланью Эллера, недолго думал да и испустил дух прямо тут же.
Афанасьев, еще надеявшийся на то, что тяжеленную золотую болванку не придется тащить вручную, тяжело вздохнул. Впрочем, до дома парасхита, где разместился Альдаир, было не так уж и далеко. Взглянув на красную рожу Эллера, Женя отказался от мысли скрыть от него то, что их наградили ценным призом.
Эллер ухватил завернутого в грязную ткань золотого быка и поднял его с такой легкостью, как будто это был не почти центнер металла, а тюк с птичьим пухом, и спросил:
– Что сие?
– Пустяки, – заверил Женя. – Сувенир от местного населения.
– А Ключ? Кусок посоха того пророка, о котором ты много читал в вашем мире? Его вы разыскали?
– Ключ? Видите ли, уважаемый Эллер, по всей видимости, те предания, что рассказывали о пророке Моисее, не совсем соответствовали исторической действительности и…
– Будь краток!!
– Вследствие чего следы перепутались. Быть может, реальный пророк Моисей и имя другое носил, и вообще. Все-таки прошло столько времени! Так что мы не смогли отследить четкое присутствие пророка Моисея в этом мире, хотя уверен, что эпоха выбрана верно: все-таки вы, уважаемый Эллер, и ваш коллега не могли делать таких ошибок, как делаем мы, люди. – Разглядев свирепеющее выражение лица Эллера, Женя решил пуститься совсем уж в низкопоклонническую лесть. – Вне всякого сомнения, высокочтимый Эллер, по возвращении в Россию вы сможете найти себе более достойных помощников, нежели мы.
Дион напоминал обиженное дитятко, не получившее любимой игрушки. Правда, дитятко было двух метров ростом и обросло бородой, но поступки у него были совершенно детские. Услышав о том, что «отмычки номер один» нет, он гневно затопал ногами, а потом подхватил тушу дохлого осла и запустил ею в близлежащую хижину. Крыша провалилась, и труп несчастного животного свалился на головы проживающим под ней египтянам. Эллер заорал:
– Значит, презренные, вы не нашли того, для чего предназначила вас наша воля! Мы сделали все, а вы не оправдали оказанного вам высокого доверия!!
– Где-то я это уже слышал… – простонал Афанасьев и увидел, что в громадной ручище Эллера появился молот, описавший первое вращательное движение.
Неизвестно, что сталось бы дальше… Но тут ситуацию спас Колян. Бравый брателло не привык, чтобы на него так орали. К тому же тут не было Тангриснира, приводившего его в уныние, близкое к тихой панике. А Эллер пугал его меньше. Колян выкатил грудь колесом и предпринял ответную звуковую атаку:
– Ты, рыжебородый! Думаешь, если своей кувалдой швыряешься, так все можно! Я у тебя в шестерках не подписывался гонять! Не, не надыбали мы этого Моисея! И че? Сам бы попробовал! А то сидишь себе в конторе у этого патологоанатома, бухло местное жрешь, а может, и трахнул уже кого! А мы, между прочим, нехило потрудились! У меня и так все на ушах ездят, а тут еще ты со своими воплями! Сначала этот придурочный Тотмекр лепил про своего быка, потом местная соска Тату под утро предлагала на ней жениться, а под конец задолбал этот чертов Ару! Че он только не лепил!! А я не нанимался слушать биографию его подельника Месу! Типа гулял Месу по пустыне, а тут вдруг видит горящий куст и…
– Что-о-о-о?! – взревел Женя Афанасьев. – Куст?
– Ну да. – Колян снизил тон, потому что несколько ошалел от такой экспрессии Афанасьева. – Про куст мне зачехлял. Да я ему сам рассказал бы сколько угодно. Мне гид рассказывал, когда я в прошлом году с телкой в Египет махнул. Типа называется растение диптам, выделяет какие-то там летучие эфирные масла, на солнце может загореться.
– Черт побери! – простонал Женя, садясь в лужу. – Диптам, растение, обитающее на Синайском полуострове! Неопалимая купина! И про него рассказывал Ару! Когда Месу был…. Какой же я дурак! Какой же я дурак! Диптам, или куст Моисея! – Колян поскреб в затылке.
– Да этот Месу меня еще вчера замучил, – сказал он. – Выпил вина и начал бубнить что-то про то, как путешествовал по какой-то моавитской пустыне. У него еще базар жуткий, ничего понять нельзя, бубнеж какой-то. Он говорит, что в детстве, когда он еще совсем сосунок был, над ним какая-то падла подшутила: положила перед ним золотые монеты и угли из костра. А он вместо голдовых монет взял уголек, да и сразу в рот. Вот и…
Афанасьев аж взвыл:
– Ну конечно! Идиот! Ну как же я сразу не догадался… Месу! Ару! Ару – египетская форма имени Аарон, пророк Аарон, брат Моисея по Библии! А Месу… А Месу – египетская форма имени Моше, или Моисей!! И ведь я предполагал, что на самом деле все могло быть совсем не так, как сказано в Библии! Моисей оказался египетским жрецом, потому что Месу – египетское имя! И идол золотого тельца, который в Библии провозгласил Аарон… ну конечно же телец – это золотая статуя быка Аписа, которую евреи, наверно, утащили из Египта! – Говоря это, Женя бил себя по голове со все большей амплитудой. – И кому мог поклоняться Аарон, если, как оказалось, он был жрецом Птаха и Аписа, жрецом по имени Ару! Косноязычный Моисей и красноречивый Аарон! Идиот!! Болван!!!
Из-за изгородей пугливо выглядывали египтяне. Квартал был бедный, так что местное босячество вмешиваться не рисковало.
Наконец Женя успокоился. Он вылез из грязи и, стараясь говорить спокойно, произнес:
– Вот что, уважаемый Эллер. Я не знаю, как все это вышло. Наверное, действуют законы детерминизма и высшей предопределенности…
– Женек!! – влез Колян Ковалев.
– Хорошо. Буду краток. Нас выбросило в нужное время и в нужное место. Просто мы сразу не поняли, насколько точно попали.
– Погоди, – сообразил Ковалев, – я так понимаю, что Месу – это и есть тот пророк, который нам нужен? Так ведь здесь он не еврей и вообще какой-то дурень. Какой из него пророк?
– Значит, это еще в будущем. Но жрец Месу – это и есть будущий пророк Моисей, теперь я понял точно!
– А, ну ладно, – сказал Колян. – Тогда все совсем не так кисло, как рисовалось. Вернемся обратно к старине Тотмекру в его контору, разыщем там Месу и возьмем у него кусок посоха. Я ведь так понял, без разницы, какой посох, главное, что его недавно касался наш клиент?
– Ты правильно понял.
2
Завершающий этап операции под названием «Отмычка номер один» был назначен на ночное время. Так рассудил пришедший в себя Альдаир. Правда, силенок у него было маловато, как и у Эллера, но по сравнению с обычными людьми они все равно были как слон против моськи.
Золотую статуэтку Аписа до поры до времени припрятали в надежном месте. По крайней мере, так полагал Афанасьев. Если бы он знал, что их выследил Ару, то без труда вычислил бы, что золотой телец, которому поклонялись в Библии, и есть тот самый… В общем, неисповедимы пути твои, Господи.
В то самое время, как пришельцы из чужого мира готовились ломать посох, обнаруженный в руках жреца Месу, не кто иной, как владыка Верхнего и Нижнего Египта Рамсес II, скучал. Богоподобному правителю было нечем заняться. Недавно он заключил мир с хетхами и даже женился на дочери тамошнего царя. Дочь оказалась стервой, но Рамсеса это даже забавляло – первое время. Потом выходки новой супруги наскучили, он оставил ее в своем громадном дворце в Фивах, а сам уехал в Мемфис на церемонию, посвященную быку Апису. Вселившись в свой огромный мемфисский дворец, мало чем уступающий фиванскому, фараон принялся активно зевать. Его ничто не занимало. Даже церемонию, которая была назначена на завтра, он воспринимал с плохо маскируемым пренебрежением.
Фараон Рамсес правил Египтом уже около тридцати лет, и состояние, которое другой тиран назвал впоследствии «головокружением от успехов», давно уже перешло в неизлечимую стадию. Его давно перестали впечатлять смотры художественной самодеятельности, именуемые здесь, в Египте, торжественной встречей фараона. Рамсес въехал в Мемфис примерно в то же самое время, когда Женя Афанасьев и Колян Ковалев – по вине безвременно издохшего осла – упали в грязную лужу на окраине города. Рамсес проследовал на своей колеснице, кидая туманные взгляды на встречающих. Десятки тысяч людей с верноподданническими слезами на глазах осыпали его путь дождем цветов, едва распустившихся бутонов, зеленых листьев и пальмовых ветвей. Номархnote 7 Мемфиса, почтенный плешивый Нефермаат, и верховный жрец храма Птаха Тотмекр повалились в пыль перед конями фараона и принялись лобызать землю. Рамсес некоторое время наблюдал за этой малогигиеничной процедурой, а потом милостиво позволил проводить себя во дворец.
Здесь он отужинал, а потом повернулся к номарху, толстячку с клочковатыми сединами, и сказал:
– А что, Нефермаат, есть тут у вас приличные фокусники? Давно не зрел я чудес.
– О великий фараон, – склоняясь к Рамсесу, пропел номарх, – если солнцеликому владыке Египта угодно, чтобы…
– А покороче можешь? – почти по-ковалевски перебил его фараон.
– Все маги и жрецы Египта, владеющие тайным знанием вещей, к твоим услугам. Вот, к примеру, придворный маг Серпеат…
– А, этот занудный прыщ? – снова не дослушал его фараон. – Так он все свои знания утопил в вине. Хотел превратить свой жезл в светящийся вихрь, а вместо этого получил козу. Бодливую к тому же. И не говори о нем.
– А почтенный нубиец Абырвалг, чья кожа черна как ночь?
– Его переехали лошадями. Не знаю, когда он снова сумеет таскать свою черную задницу.
– О великий! – Номарх Мемфиса даже подпрыгнул от снедающей его угодливости. – Да будет тебе известно: верховный жрец храма Птаха, из придела которого выйдет завтра священный бык Апис, говорил, что среди его жрецов есть двое умельцев, обучившихся разным фокусам в чужеземных странах. Если бы вдруг ты повелел…
Фараон передернул широченными плечами. Огромное ожерелье-воротник, закрывавшее верхнюю половину его груди, заблистало драгоценными камнями. Рамсес сделал легкий жест рукой, и номарх умчался на коротких ножках. Под сводами огромного дворца перекатился его голос:
– Солнцеликий фараон требует пред свои очи жрецов Ару и Месу из храма Птаха! Немедленно послать за ними в храм и уведомить верховного жреца Тотмекра! В храм!
В это же самое время Альдаир, Эллер, Колян и Женя Афанасьев неслись в том же направлении. Пешком идти никто не захотел, а способность перемещения требовала слишком много энергии. К тому же использовать это качество дионов в таком крошечном деле, как марш-бросок от хижины парасхита Синуххета до храма Птаха, – это все равно что копать огород экскаватором. Потому воспользовались повозкой, запряженной двумя ослами. Это средство передвижения, конечно, сильно проигрывало джипу Коляна Ковалева, снабженному движком в триста «лошадей» и оставшемуся где-то там, в невообразимых далях пространства и времени. Но за неимением трехсот лошадиных сил пришлось воспользоваться двумя ослиными.
В храме Птаха их встретил переполох. Помимо переполоха, удалось встретить еще и пастофора Менатепа, при виде Коляна и Афанасьева переменившегося в лице. Только что на его глазах жрецов Ару и Месу увели во дворец фараона, и Менатеп, как человек с нечистой совестью, подумал: на расправу. Теперь, увидав своих недавних разоблачителей, он понял, что настал и его черед. Пастофор коротко взвыл и пополз куда-то на четвереньках, пересчитывая головой колонны. Колян настиг его, встряхнул и спросил свирепо:
– Эй, Менатеп, прохиндей, где Ару и Месу?
Пастофор шлепал губами и пытался выговорить что-то, но ничего путного сказать не мог. Наконец удалось узнать, что недавно за ними пришли воины из охраны самого фараона и увели. Имя светлого фараона насмерть перепуганный расхититель храмового имущества выговаривал минуты две. После этого сунул нарисовавшемуся рядом с ним Жене Афанасьеву золотой браслет с тонкой гравировкой и рубинами, искусно вставленными по всей окружности. Корыстный Ковалев немедля оценил штуковину примерно в десять тысяч евро, в связи с чем хотел присвоить драгоценность. Женя упирался. Вмешавшийся Альдаир откинул Коляна в сторону, как нашкодившего котенка, и обратился напрямую к пастофору Менатепу:
– Где находится сей дворец?
Менатеп воззрился на белокурого гиганта с ледяными голубыми глазами и, коротко охнув, попытался потерять сознание. Впрочем, еще двух минут хватило на то, чтобы выяснить местонахождение фараонского дворца и то, как к нему добираться.
Уже темнело, когда вся четверка проехала на своих ослах по дороге вдоль Нила к самому дворцу фараона. Колян Ковалев, который усиленно спрашивал, «на каком километре дороги, чтоб вдруг не проехать мимо», находится жилье владыки Египта, понял глупость своих вопросов еще на дальних подъездах к нему. ТАКОЕ нельзя было проехать мимо.
Дворец Рамсеса представлял собой целый ансамбль. Личные покои фараона были обращены фасадом к Нилу. К самому большому зданию, где находились праздничные и приемные залы, с обеих сторон примыкали тройные ряды строений разной величины, но одинаково великолепные. Все они были связаны между собой грандиозными колоннадами или мостами, перекинутыми через каналы. Архитектурный ансамбль утопал в роскошных садах, питающихся водой от каналов, и дворец выглядел как небольшой, но феерически роскошный город, стоящий на островах. На высоченных мачтах, воздвигнутых у всех ворот дворца, реяли красные и синие флаги. Это означало, что фараон находится здесь, в своем дворце.
Ковалев, для которого верхом архитектуры оставались особняки российской элиты по Рублевскому шоссе, открыл рот и больше не закрывал его. По сравнению с дворцом фараона даже Большой театр (куда Колян как-то с большой помпой ездил смотреть балет про лебедей) показался ему маленьким флигелем, где живут сторожа. Кстати, о сторожах. Вся громадная территория дворца, с садами, каналами, колоннадами и мостами, была обнесена высокими стенами. Громоздились грозные башни, у многочисленных ворот несли караул стражники, вооруженные с ног до головы. Быть может, по сравнению с Эллером и Альдаиром они выглядели и мелковато, но количество их было таково, что не имело никакого смысла соваться. По крайней мере, так подумал Женя Афанасьев.
– Не повезло, – уныло произнес он, – если Месу и Ару у фараона, то, быть может, они там тусоваться будут еще долго. Хотя нет, завтра церемония Аписа, уже утром фараон выедет из дворца.
– Непонятны слова твои, – сказал Альдаир. – Завтра нас тут не будет, хотим мы того или нет. Уже подступает то время, когда волны реки времени повернутся вспять и отнесут нас туда, откуда пришли мы! И вам двоим, – он бесцеремонно потыкал пальцем в Женю и Коляна, – лучше быть при нас, если не хотите остаться тут вечно! – Эта перспектива не внушала оптимизма. Афанасьев поежился, а Колян Ковалев, выругавшись, включил плеер.
– Если бы у нас была СИЛА, – задумчиво проговорил Эллер, – как там, в вашем времени, то мы без труда бы одолели всех этих мелких чернявых ребятишек с копьями. А так они проткнут нас прежде, чем я сокрушу их черепа своим молотом Мьелльниром.
– Дождемся темноты, – отозвался Альдаир, соскакивая с повозки.
– Гм, вы, уважаемый Эллер, упомянули тут молот Мьелльнир, – решил уточнить Женя. – Я помню, что он достался вам от отца, почтенного Тора Одинсона. Этот молот полностью послушен вашей воле, не так ли?
– Истину говоришь, о человек!
– Значит, он может летать, как вам заблагорассудится? Нечто вроде управляемой ракеты?
Эллер Торович поскреб в затылке с видом чрезвычайно задумчивым и одухотворенным.
– Боевое оружие, – назидательно сказал он, – должно летать не просто так. Это тебе не глупая галка, но молот, могучий молот-сокрушитель!
Афанасьев, который уже начал тихо сатанеть от этого смешения мифологий и общей неадекватности происходящего, продолжил:
– А что будет, если к этому молоту привязать крепкую веревку? Чтобы он залетел на стену и зацепился за нее? Ведь вы сможете кинуть молот так, чтобы он…
– Ясна мне мысль твоя, человек! – перебил его Эллер. – Ты хочешь влезть на стену…
– Минуя ворота и охрану, совершенно верно. А потом спуститься точно таким же образом по ту сторону, в сады фараона. А там, если нам удастся выловить этого Месу… в принципе, мы могли бы отправиться назад, домой, прямо из дворца фараона, так?
Дионы переглянулись. Наверное, такая мысль не приходила в их не особо поворотливые мозги. Потом Альдаир изрек:
– Если трудность наша в том лишь, что мешает охрана, так я мог бы сделать так, чтобы она нас не увидела. На время, в ваших краях называемое четвертью часа, мы могли бы стать невидимы для них и…
– Да что же вы раньше молчали-то?! – вдруг взорвался Женя. – Конечно, это все проблемы решает! Невидимы! На пятнадцать минут! Этого времени нам должно хватить, чтобы проникнуть во дворец фараона… и как вы это делаете, чтобы стать невидимыми и сделать невидимыми нас с Коляном?
– Я не знаю, – просто признался белокурый дион. – Наверное, это что-то вроде магического полога, скрывающего нас от глаз зрящих. Ты спроси у Галлены, как вернемся, она лучше объяснит.
– Угу, – буркнул Женя, – типа силовой кокон, сотканный из магнитных полей, как в секретном эксперименте Эйнштейна с эсминцем «Элридж», когда невидимым сделался сразу целый корабль?
– А я не очень-то это умею, – признался Эллер. – Нет, я тоже могу, но нас немножко видно будет. Я вообще плохо учился в детстве.
– Это заметно, – проворчал Женя. – Тогда не будем откладывать, почтенный Альдаир. Набрасывайте ваш магический полог.
– Встаньте в круг, – кивнул тот. – Я должен почувствовать вас. Коснитесь локтями локтей рядом стоящих.
Альдаир закрыл глаза. Женя видел, как задрожали его мощные плечи, слышал, как скрипнули зубы. В густеющем воздухе вдруг затрещали электрические разряды. Волна панического ужаса прокатилась через Афанасьева, ломая и круша защитные механизмы. Все это отдаленно напомнило те ощущения, когда Альдаир и Эллер, объединив свои усилия, забрасывали их в Древний Египет. Правда, сейчас чувства были приглушеннее. Протянулась боль вдоль позвоночника, словно туда вкалывали иглы. Что-то неуютное голубоватым туманом заклубилось в глазных яблоках и сгустилось до жестокой рези. На мгновение возник и тут же исчез ослепительно яркий, незнакомый, упруго пульсирующий мир…
Альдаир откинулся назад и глубоко вздохнул. Несколько незнакомых певучих слов сорвалось с его губ. Афанасьев осторожно посмотрел вокруг и…
Было такое ощущение, как будто земля египетская со всеми своими храмами, дворцами, стражниками, пальмами, сикоморами, башнями, колоннадами и пилонами погрузилась в голубовато-прозрачные воды чистой лагуны. Коляну это ощущение было знакомо больше. Он занимался дайвингом и любил плавать с аквалангом. Голубоватый, словно загустевший воздух до мельчайших подробностей напоминал слой океанской воды на небольшой глубине. То там, то тут проблескивали длинные тягучие, словно замедленные, искры. Женя поднял голову: там нависло свинцовое, недоброе, размытое предночное небо. Небо Древнего Египта.
– Мы невидимы, – с усилием выговорил Альдаир. – Мы закутаны от их взглядов магическим пологом. Галлена умеет делать это лучше и дольше, но пока сойдет и так. Пошли.
– Круто! – выдохнул Колян. – А слышать нас они могут?
– Да, – ответил Альдаир. – И слышать, и обонять запахи наши. Только видеть – не могут.
– Не будем терять времени, – предложил Афанасьев, – теорию ты, Колян, можешь послушать и позже. Идем к воротам.
3
Около десяти минут ушло на то, чтобы незаметно пройти через ворота, и, оставив стражу за спиной, подобраться к главному зданию, где, собственно, находилась резиденция фараона. Вскоре они оказались в длинной галерее, в конце которой виднелся вход в приемный зал. Там шелестели приглушенные голоса и лилась стройная музыка. Без сомнения, по лабиринту громадного дворца можно было бы плутать часами и не найти нужного помещения, особенно за такой ничтожный промежуток времени: пятнадцать минут. В огромных залах с гигантскими колоннами, уходящими вверх на десятки метров, время измерялось веками и тысячелетиями, но отнюдь не минутами. Однако находчивый Афанасьев сумел найти выход из затруднительного положения. Он подкрался к начальнику караула, застывшему в громадной нише возле входа в главное здание. Журналист зажал нос и мерзким гнусавым голосом, похожим на тот, каким Леонид Володарский переводил боевичок «Конан-варвар», проговорил в самое ухо караульного:
– Стой и не дергайся, о воин. С тобой говорит сам Птах!
У воина подкосились ноги. Он едва сохранил вертикальное положение и задергал головой, однако никого не разглядел. Щеки стража рыхло заплясали, нижняя челюсть обвисла.
Афанасьев продолжал:
– Да, это я, глава мемфисской эннеады, я, творец богов, покровитель древнего города Мемфиса. Тебе оказана невероятная честь, смертный. Хочу я, чтобы ты отвел меня в приемный зал фараона Рамсеса, чтобы узрел я того, кто по моей воле правит ныне Египтом.
Воин посерел и затрясся, как будто его долбило током. Рядом стоял Колян Ковалев и тоже трясся – от едва сдерживаемого смеха. Афанасьев понял, что еще чуть-чуть, и начальник караула протянет ноги. Не переборщить бы! Афанасьев добавил чуть менее гнусаво, растягивая гласные:
– Успокойся и веди. Благословение Птаха да снизойдет на тебя, о египтянин.
Воин двинулся и на негнущихся ногах провел всю четверку хитрецов к залу, где во всем своем сияющем великолепии восседал фараон Рамсес. В финишной галерее Женя почти коснулся губами уха гида и прошептал:
– Дыхание Птаха коснулось тебя. Отныне тебе будет удача и мир. Прощай, о воин.
Караульщик повалился на колени, потом со всего размаху распростерся на каменных плитах, бормоча: «Дыхание великого бога коснулось меня, я почуял это! Во имя Аписа, души Птаха! Во имя Тота, языка Птаха! Во имя Хатор, губ Птаха!..» Прочие части анатомии божества упомянуты не были: осчастливленный проводник потерял сознание.
Тем временем рыжебородый Эллер, Альдаир, Афанасьев и Ковалев вступили в приемный зал фараона Египта. Зал был огромен. Концертный зал «Россия» в Москве, во всей видимости, уступал ему как минимум втрое. Здесь находилось около пятисот человек, но благодаря размерам приемного зала он казался почти пустым. Две шеренги воинов выстроились по обе стороны от трона. Чуть ближе к фараону стояли военачальники, жрецы и советники.
Сам фараон Рамсес восседал на золотом троне с ножками в виде согбенных человеческих фигурок. Трон высился на ступенчатом возвышении. Голову фараона oxватывала диадема, в центре которой красовались два золотых змея-урея с коронами Верхнего и Нижнего Египта. Мускулистые руки, словно отлитые из бронзы, были унизаны браслетами. Широкая набедренная повязка была мягко собрана в складки и украшена цветными лентами, а ее передняя часть расширялась книзу в виде треугольника, украшенного геометрическими узорами. На характерном лице фараона, скуластом, с орлиным носом, виднелся умело нанесенный макияж, сильно смутивший Ковалева.
