– Простите, уважаемый Лориер, – тихо спросил Женя, – если вы живете тут безвылазно пять тысяч лет, то что же…. вашей дочке Галлене не меньше?
Сатана хитро погрозил Жене пальцем:
– А вы, я смотрю, юноша любознательный… хе-хе. Да нет же! Зачем пять тысяч? У нас, дионов, есть такое понятие, как отложенная беременность. Что называется, оплодотворилась, а рожай, когда захочешь. По желанию. Я сам не знаю, сколько дочке лет. Молодая вроде. Лет с тысячу. А у вас на нее планы, молодой человек? Амурр-рчики, так сказать? Это хорошо! Из брака человека и диона всегда вылуплялись такие ор-р-р-ригинальные дитятки. Взять того же Геракла. Правда, он нехороший был, зверюшек убивал вроде немейского льва и гидры. Ему сейчас «зеленые» за такие дела голову намылили бы!.. Но мы отвлеклись. Ну что, дорогие мои?! – воскликнул Лориер, широко расставляя руки, как будто желая обнять всех присутствующих. Хочу вас поздравить! Мы живем в новом мире! Вы еще этого не чувствуете, но скоро почувствуете. А мне пора. Недосуг. Дел много. У меня теперь вообще много дел будет. Да и вам скучать не придется. Ну, коли буду нужен, свяжетесь со мной через Добродеева. Кстати, будем считать, что он защитил степень доктора сатанинских наук. Ну, всем пока. Вам, месье Пелисье, персональное адью!! Хе-хе-с!..
И Лориер, просияв, вспрыгнул на Сферу и растаял в световом столбе. Тотчас же свет угас, а лепестки огромного цветка стали сжиматься, растворяясь в ночном воздухе. Стемнело. Афанасьев машинально наклонился, чтобы подобрать с земли Ключи.
Но на земле ничего не было. Семь Ключей Всевластия исчезли.
Первой заговорила Галлена.
– А папа мил, – сухо сказала она. – В такой вежливой форме пояснил нам, что мы – идиоты и делали то, что он нам заочно велел. Правда, несколько разочаровали его по срокам. Приперлись на это место раньше, чем надо, о чем он давал понять Афанасьеву и Коле Ковалеву.
Пелисье крутил головой.
– И что ж, собственно, изменилось? – осведомился он.
– Непонятно.
– Не вызывает у меня доверия ваш родственник, – обратился к дионам Колян Ковалев. – И твой босс! – Он ткнул пальцем в Добродеева. – Уж больно он бойко говорит. Что называется, Люцифер и Юрий Гагарин – почувствуйте разницу!
– Не чувствую я в себе новой силы, – разочарованно вымолвил тут Вотан Борович, – верно, в самом деле Лориер похитил всю силу, данную нам в Ключах.
– Деррржи вора! – рявкнул стоявший на четвереньках Поджо, доевший взятый с собой в дорогу окорок и перешедший уже на подножный корм, не хуже отсутствующего козла Тангриснира.
Афанасьев глянул на часы и вдруг глухо пробормотал:
– Опять лориеровские штучки! Часы показывают половину четвертого утра. Мы сюда приехали вечером, прошло… ну, полчаса, и сейчас никак не может быть половина четвертого. Впрочем, – добавил он уже со вздохом, – сейчас может быть все что угодно.
– Тут в трех километрах трасса, – заявила Галлена. – Предлагаю дойти до нее пешком, а там поймать машину. О Перемещениях и речи не идет!.. – прикрикнула она, увидев, что Добродеев, несколько пришедший в себя после всех встрясок, открывает было рот. – Я себя чувствую как выжатый лимон. Ни на что не способна. Это, верно, снова фокусы моего почтенного родителя.
Предложение Галлены было принято. Дионы, люди и зеленовато-бледный инфернал пошли по направлению к трассе, где можно было поймать попутку и доехать до города. Афанасьев шел и думал, что за истекшие с момента прибытия на Землю два с лишком месяца дионы сильно переменились. Куда подевалась самоуверенность?.. Куда улетучились бравада и склонность показывать свою силу по поводу и без повода?.. «Не все так просто, уважаемые кандидаты в боги, – подумал Женя и посмотрел на идущего рядом Альдаира. – Не так ли?» Альдаир ничего не ответил. Или же он просто не МОГ прочитать мыслей Афанасьева так, как раньше.
«Поистрепались», – добавил про себя журналист.
Наконец показалось шоссе. Галлена первой выскочила на обочину и огляделась по сторонам.
– Саратов в той стороне, – отозвался Афанасьев, указывая пальцем. – Значит, машины с той стороны ловить будем.
Уже светало. Ночь, которой никто так и не заметил, таяла. Нарождалось молодое утро. Афанасьев снова взглянул на часы. Двадцать минут пятого. Однако даже такое раннее время не могло объяснить одной странности. А именно: за те несколько минут, что они стояли на проезжей части, мимо них не проехало НИ ОДНОЙ машины.
– Так, – сказал Пелисье, – ни за что не поверю, что нас откинуло в дальнее прошлое, когда еще не было машин.
– Запросто.
Афанасьев наклонился и, мазнув рукой прохладный асфальт, буркнул:
– Только не надо. Бывал я в глубоком прошлом. Нет там таких асфальтовых дорог. И указателей с дорожными знаками тоже нет. Ничего и не изменилось.
– Кроме того, что ни одной машины мимо не проехало, – проговорил Альдаир мрачно.
– Может, рано еще… – предположил Эллер.
– Да какая разница, рано или поздно! – вмешался Афанасьев. – По шоссе круглосуточное движение, это ж вам не общественный транспорт!
– Кстати… – вдруг подал голос Вотан. – Видит мое око, что в той стороне стоит механический зверь, именуемый грузовиком. Зверь-грузовик сей весьма больших размеров.
– А и правда, – щурясь, согласился Афанасьев. – Грузовик. На обочине. Интересно. Пойдем взглянем.
– Пойдем, – не особенно оптимистично отозвались остальные.
Дионы тяжело переживали поражение. Наверное, это усугублялось неопределенностью того, в чем, собственно, заключалось это поражение. В чем они проиграли? Как это отразилось на окружающем их мире?..
В этом пораженческом настроении они и подошли к «КамАЗу», брошенному на обочине дороги. Мотор слабо фырчал. Дверь кабины была распахнута. В ней никого не было. Горела одна фара. Вторая была разбита, тут же рядом валялось и то, чем, скорее всего, эту фару и разбили. Монтировка.
– А где водитель? – Афанасьев заглянул в кабину:
– Он, наверное, где-то здесь. Ключи в зажигании, двигатель работает, дверь нараспашку. Может, по своим делам выбежал? Тогда где его напарник? Ведь они попарно ездят. Водии-и-ила!! – позвал он во всю силу своих легких.
– Сам виноват, – сказал Альдаир. – Нам нужна эта машина. Садимся и едем. Кто умеет ею управлять?
– Я сяду, – произнес Пелисье. – В свое время мне довелось проехаться в знаменитом авторалли Париж-Дакар. Не участником, конечно. Один знакомый пилот в классе грузовиков дал порулить. Ну и придурок этот водитель!.. – вырвалось у Пелисье. – Тут под сиденьем канистра с солярой стоит, двадцатилитровая, а на крышке валяется недокуренная сигарета. Так и сгореть можно.
– По всему видно, что водитель и его напарник просто-напросто бежали из кабины, – тихо констатировал Афанасьев.
Вся компания загрузилась в машину и отправилась в сторону Саратова. Велико было их удивление, когда там и сям стали попадаться другие брошенные автомобили – легковые, грузовые, даже один рейсовый междугородный автобус. Людей нигде не было. Впрочем, нет: один раз на повороте им удалось застать какого-то типа, по-воровски кравшегося по обочине. Как будто боялся, что его застигнут врасплох и поймают. И это на пустынном предутреннем шоссе-то!..
При приближении грузовика он обернулся, увидел свет единственной фары и с дикими воплями бросился бежать, потом покатился под откос и скрылся в придорожных кустах. Кто-то из путешественников еще успел заметить, как сверкнули из зелени дико выкаченные глаза, и «КамАЗ» пролетел мимо.
– Ты видел выражение его лица, когда он убегал от нашего грузовика? – спросил сидящий за рулем Пелисье у своего соседа, Афанасьева.
– Да уж. Наверное, приблизительно с той же миной убегал сэр Чарльз Баскервиль, когда за его спиной появилось черное исчадие ада, чудовище со светящимися глазами и огненной пастью, – заметил Женя. – Собака Баскервилей.
– Вот именно… чудовище.
Оба переглянулись. Сумасшедшая мысль, смутная догадка начала угрюмо вызревать в их мозгах. Неужели?.. Неужели?!
По мере того как грузовик приближался к городу, брошенных машин оказывалось все больше. На крыше салона изуродованной «копейки» плясало несколько молодых людей, издававших радостные воинственные вопли. Когда «КамАЗ» проезжал мимо, их как ветром сдуло: они бросились в лесополосу и скрылись из виду.
– Опять, – уронил Афанасьев. – Так… кажется, я знаю, какую шутку сыграл с нами любезный господин Лориер, он же Люцифер.
Розовое, подрумяненное утро вкатилось в Саратов. Одновременно с утром в город вкатился грузовик, ведомый угрюмым Пелисье. Странные звуки наполняли просыпающиеся городские кварталы…
– У меня в Саратове есть один знакомый, прекрасный человек, интеллигент. Если он не сумеет ответить на мой вопрос, то нам уже никто не ответит, – сказал Женя Афанасьев.
– Надеюсь, он не такой прекрасный человек и интеллигент, как вон те двое? – спросил Пелисье и кивнул на двух собачников, которые, верно, вышли в придорожный парк выгуливать своих четвероногих питомцев.
Собачники были одеты в стариковские брючки и синенькие рубашки, в очках и шляпах. Однако эти мирные характеристики вчистую перекрывались той позой, в которой находились оба дедули: они стояли на четвереньках друг против друга и рычали, оскалив не бог весть какие зубы. Их псы вели себя гораздо культурнее и миролюбивее хозяев и смотрели на тех, кажется, с недоумением. Дескать, что вытворяете, хозяева-баре?
– А тот? – раздался голос Альдаира, и все увидели, что близ троллейбуса, уронившего «рога», стоит ремонтник и колотит монтировкой по фаре единицы общественного транспорта. При этом из его широкой груди вырывается какой-то воинственный рев, из которого только при большом желании можно было вычленить кое-какие слова. Альдаир, заметивший победителя троллейбусов первым, проговорил:
– Кажется, я понял, что он говорит. Он кричит, что ему удалось… ВЫКОЛОТЬ ГЛАЗ ЧУДОВИЩУ. Неведомому рогатому чудовищу с железными боками.
– Черрт!.. – простонал Женя. – Вот этого я и боялся. Не надо ни к кому ехать. Все ясно. Останови машину.
Пелисье послушно тормознул. Афанасьев вышел из кабины и предложил своим спутникам из числа тех, что не уместились в кабину, вылезать из фуры. Последним появился Вотан Борович. Он мрачно скрестил руки на груди. Потом разлепил губы и изрек:
– Я чувствую запахи молодости. Тут пахнет так, как бывало, когда я еще был молод. Мир тоже помолодел.
Васягин огляделся по сторонам и сказал:
– Да ничего не изменилось. Ничего не помолодело. Мне приходилось бывать в Саратове в командировке. По обмену опытом с саратовской милицией. Так ничего тут не изменилось. Там Театральная площадь, там – областное правительство. Вон, видите, стоит памятник Ленину, а там, за площадью, за сквером, – театр имени этого… как его… Чернышевского. И запахи точно такие же. Какие тут могут быть ароматы? Там неподалеку местный Вечный огонь коптит.
– Ты не понял…
– А что я не понял? Если ты о тех двух типах, что лают друг на друга, то они, наверное, с утра похмелились, да так, что опомниться не могут. В трезвяк их, и дело с концом, а того детину, что троллейбус ломал, – за порчу имущества и хулиганство…
– Ничего-то ты не понял, человек, – прервал его Вотан Борович. – Эти люди… они стали такими, как пять или шесть тысяч лет назад, по вашему счету.
– Н-недопонял…
– А что тут недопонимать? – осведомился Афанасьев. – Нет, я все-таки дойду до своего друга. Еще раз проверю. Если подтвердится, то… В общем, кто со мной.
– Я, – вызвался Пелисье.
– Идем. Вы пока подождите здесь. Я… это… через пять минут. Он в том доме живет. Что носом клюете? Ну? Подъем! С добрым утром!
Афанасьев отсутствовал не пять, а все десять или даже пятнадцать минут. Вернулся он с таким веселым лицом, что все подумали: тревоги беспочвенны, все в порядке! Еще веселее был Пелисье. Он ухмылялся и время от времени тыкал пальцем в свои заплетающиеся ноги, при этом испуская булькающий смех.
Оба были пьяны. Оставалось только понять, как у них хватило времени и, главное, желания налакаться столь основательно.
– В-весело живем, братва! – воскликнул Женя, а Пелисье навернулся через бордюр и растянулся на травяном газоне. – Теперь даже Вася Васягин станет светочем познания!!!
Васягин выкатил грудь. Ему явно польстили слова Афанасьева, хотя смысл, в них вложенный, был прямо противоположен тому, что извлек из них сам сержант.
– В общем, приходим мы в гости. Антон Анатольевич – интеллигент, к которому мы, собственно, и шли, – был дома. Ох, лучше бы он вышел за хлебом!.. Впрочем, какой там хлеб. Ы-ым-мм!.. Я как на него посмотрел, так мне сразу и дурно стало. В общем, всяким я его видал, но чтобы таким!..
– А меня еще отправили в психушку, – обиженно сказал Пелисье заплетающимся языком, – а этот Антон Анатольевич оказался сущим дикарем. Когда мы пришли, он охотился на ревущий пылесос!.. Ох, что там было!.. Еле сбежали. Дикарь, полный дикарь! Хорошо, у него в прихожей стояла литровая бутылка… О-ох!!
И Пелисье сел на землю и заплакал, а потом принялся смеяться и икать вперемежку. Это была форменная истерика.
– Теперь мне понятно, что сделали мы… с помощью этих Ключей, – пробормотал Женя. – Недаром Лориер намекал… Он… он говори-и-ил!.. Молодой мир… обретение Всевластия…
– Но что? Что?
– А очень… очень просто! Не знаю, как это произошло, но все человечество сейчас отброшено в своем развитии на тысячелетия назад! И-ык!.. Понятно, почему были брошены машины на шоссе. Потому что люди, те, что ими управляли… вдруг обнаруживали себя в утробе какого-то диковинного страшилища – автомобиля! У людей – пещерные представления о жизни! Тот ремонтник, что колотил монтировкой по троллейбусу и выбил фару, – он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО думал, что перед ним огромное железное рогатое чудище! В-вот… вот так!!
Все молчали. Потом заговорил Вотан:
– Ты верно сказал, человек. Я чувствую то же. Во времена моей молодости люди были такими, какими они стали сейчас.
– Пять, шесть, семь, а то и десять тысяч лет назад! – простонал Афанасьев, а сидящий за его спиной на газоне Пелисье растянулся на траве во весь рост и стал ожесточенно колотить ногой по бордюру. – Никого, ничего!.. Был такой ученый Вернадский, у него – учение о ноосфере, о том, что вся культура и все знания, накопленные человечеством, отражены в природе, записаны в ней, как файлы записываются в компьютер и сохраняются на жестком диске! А мы… видно, Вернадский прав, а мы – мы стерли всю эту информацию. Теперь нет ни Пушкина, ни Эйнштейна, ни Христа, ни Цезаря, ни Толстого, ни Гомера, ни Горация… даже Акунина с Марининой и «телепрачкой» Андрюшей Малаховым… и тех нет! Никто не помнит, никто ничего не…
– Погоди, – сказал Колян Ковалев. – Ты говоришь, что… что люди теперь такие же тупые, как несколько тысяч лет назад?
– Да не тупые! Не тупые! Просто… просто у них представление о мире, какое было у человека много, много тысячелетий назад!!! Понимаешь? В их мозгу теперь не уложится, скажем, что такое телевизор или сотовый… для тебя специально, Колян, объясняю! Помнишь, как в Древнем Египте воспринимали твой CD-плеер? Так там еще культура высокая! А здесь, в европейской части России, пять тысяч лет назад жили дикие и неотесанные троглодиты, мало чем отличающиеся от обезьян. И теперь они здесь… везде… повсюду!
– А мы? – тихо спросил Колян. – Мы, значит, уцелели. Как-то… спаслись от этого… стирания информации?
– Ну да, – подтвердил Афанасьев.
Пелисье завопил с газона отчаянным голосом:
– А дядя полетел в Париж. Дядя Толя – он полетел в Париж! Понимаешь, в Париж? На самолете! У него там… какие-то дела, что ли!
– И что?
– А ты не понимаешь?
– Погоди… Ах ты, черррт! Значит, пилот и весь экипаж самолета… внезапно разучатся управлять и даже не поймут, где они находятся… перепугаются, и тогда… И по всему миру…
Воцарилась тишина. Откуда-то долетали дикие вопли, грохот разбиваемого стекла, а потом зазвенел боевой клич, от которого кровь застыла в жилах.
Афанасьев окинул взглядом дионов, так и не ставших богами; инфернала Добродеева, цвета зеленого газона, в поту и ужасе; Пелисье, Ковалева и Васягина. И изрек:
– Как бы не пришлось, чтоб разгрести все то, что мы наворочали… как бы не пришлось добывать ЕЩЕ семь «отмычек» Всевластия… или сколько там?
Никто не ответил.
– Пойду-ка я в какой-нибудь ларек круглосуточный забреду, – предложил Женя. – Денег у меня хотя и нет, но сильно сомневаюсь, что там их с меня кто-то потребует…
– Я с тобой, – сказали в один голос Пелисье, Васягин, Ковалев, Эллер и Добродеев, а потом, после короткой паузы, присоединились и остальные…
И в головах всех неудачников вдруг возник знакомый голос и, перемежая слова коротким сдавленным хихиканьем, выдал:
– Ну да! Хе-хе… это правильно, ребята. Алкоголь хорошо снимает стресс. А насчет вас я подумаю… Зачем обижать хороших друзей, которые… хе-хе-с… так славно мне услужили. Хе-хе!.. С добрым утром вас!
Все остановились и осторожно, словно опасаясь друг друга, переглянулись.
– Мне почему-то кажется, – тихо произнес Афанасьев, – что продолжение непременно следует…