От неудобной позы скоро затекли спина и шея, разболелась голова. Так что, когда меня боком опустили на что-то мягкое, я даже обрадовалась. Что бы со мной не собирался сделать тип в плаще, вряд ли это будет намного хуже того, что было в тюрьме и по дороге оттуда.
– Если пообещаешь вести себя хорошо – я тебя развяжу.
Знакомый голос прозвучал так близко, словно говорящий стоял прямо надо мной. Когда он успел подойти? Я не слышала звука шагов.
– Я буду хорошо себя вести, правда.
– И убегать больше не будешь?
– Не буду. Я просто очень испугалась, когда ты приказал отвести меня в тюрьму, и пообещал заняться мною лично.
Тихий смех, и верёвка начинает медленно сползать с меня.
Как хорошо снова иметь возможность выпрямиться! Я открыла глаза, но переворачиваться пока что не стала. Кто знает, вдруг этот тип взбесится, если что-то сделать без его прямого приказа.
Лёжа на боку, я могла видеть только часть комнаты: письменный стол, простое деревянное кресло даже без мягкой подушечки для сиденья. Стены были покрыты фресками, очень похожими на античные. Я опознала только два сюжета: похищение Европы и Данаю.
– Вставай.
Теперь голос звучал за моей спиной. Я послушно встала, медленно повернулась. Тип в красном плаще возлежал – по-другому и не скажешь – на каменном ложе. Интересно, они тут подушки принципиально не используют? Или он местный йог?
– За моей спиной две двери. Правая ведёт в купальню. Левая – в коридор. Сделай правильный выбор.
Обойдя мужчину по широкой дуге, я толкнула правую дверь. Надеюсь, кроме купальни тут есть ещё и туалет.
В отличие от комнаты, купальня не заигрывала с античной историей. Просторное помещение было поделено на две части. В одной стояла огромная ванна, над которой парило несколько разноцветных шаров. Ни крана, ни каких-то труб видно не было. Я решила, что для включения воды используют шарики.
Туалет был в другом помещении и выглядел почти похоже на наши, земные. Только вместо бачка была спинка, и всё сооружение моментально приняло форму моего тела, стоило мне опуститься на него.
Вернувшись в половину с ванной, я разделась, залезла в монументальную ёмкость и, недолго подумав, прикоснулась к красному и синему шарам. Помнится, кто-то из однокурсников, интересовавшихся достижениями нейробиологии, авторитетно утверждал, что холодную и горячую воду во всём мире маркируют одинаково, так как ассоциации с красным, как с цветом огня и тепла, одинаковы для всего человечества и происходят из какой-то там древней системы в мозгу. Логично предположить, что у местных представителей человечества эта древняя система никуда не делась.
Спустя пару секунд после касания шары засветились, зажужжали и принялись прицельно плеваться в меня какой-то остропахнущей жижей. Я инстинктивно закрыла глаза, чувствуя, как всё моё тело покрывается твердеющей на воздухе субстанцией. Шары жужжали и плевались с минуту, не больше. Но этого времени мне с лихвой хватило, чтобы превратиться в скульптуру «девушка, сидящая в ванной». Интересно, к какому искусству это бы отнесли земные искусствоведы: к классическому или к современному?
Так я и лежала, не в силах ни пошевелиться, ни позвать на помощь. Ну, хоть не мёрзну, и на том спасибо. В металлической ванне у меня бы уже зуб на зуб не попадал от холода. По моим внутренним ощущениям прошло не меньше часа, когда моё уединение нарушил похититель.
– Как себя чувствуешь?
Всё, что я смогла – жалобно промычать что-то нечленораздельное. Губы то жижа тоже залепила.
– Вот и наказание за враньё. Если бы ты действительно провела в городе целых два дня, то знала бы, что спрятано в этих шарах, и как добыть воду. Ещё врать будешь?
И как я, по его мнению, должна ответить?
– Ладно, авансом освобожу тебя. Но запомни, в следующий раз наказание за ложь будет намного болезненнее.
Не знаю, что он сделал, но на меня полилась приятная тёплая вода. В которой эта омерзительная субстанция и растворилась. Едва вода освободила мои руки, как я принялась плескать её себе на лицо и остервенело умываться: за сегодняшний день я провела в темноте намного больше времени, чем мне хотелось бы. И первым, что я увидела, открыв глаза, был мой похититель, бесстыдно наблюдающий за сидящей по пояс в воде мной. Мда. Ситуация.
– Нравлюсь?
Он что, надеялся, что я заору и спрячусь под воду? Судя по краске, залившей его лицо – да. Какая прелесть. Тут что, так и не было сексуальной революции?
– Купайся. Мыло не нужно – его в ванне и так хватает. Одежду я положил на полу у двери. Вытираться не нужно, как только ты выйдешь из ванны – подует тёплый воздух, он тебя высушит.
А он ещё не совсем стесняшка: покраснеть – покраснел, а отвернуться и не подумал. Но что же всё-таки это за мир? Магия? Высокоуровневые технологии? Как мне разобраться в увиденной смеси Средних веков, античности и ещё непонятно чего. Право, лучше бы это был Фьоннавар. Там хоть сеттинг понятен.
– Может, расскажешь мне об этом мире, пока я буду ванну принимать?
Я, конечно, не из стеснительных, но полностью одетый мужчина, истуканом стоящий над обнажённой мной, всё-таки нервирует. А вот бояться его уже не получается. Без плаща и своих рептилий он выглядит скорее учёным, чем жестоким полководцем. А может я просто устала бояться. Слишком много всего случилось сегодня.
– Нет. Мы поговорим за ужином.
Похититель наконец-то оставил меня в одиночестве. Надо бы всё-таки спросить, как его зовут.
В ванне хотелось посидеть подольше. В идеале – до того момента, как этот мир поймёт, что я ему бесполезна, и отправит меня обратно. Благо, вода не остывала. Но голод оказался сильнее, властно выгнав меня из временного убежища.
Потоки тёплого воздуха, похожие на лёгкий ветерок – замечательная штука! Лучше любого полотенца! Я полностью обсохла, не успев дойти до аккуратно сложенного чего-то красного, лежащего, как мне и обещали, у двери. При ближайшем рассмотрении это что-то оказалось туникой наподобие той, которую носил мой похититель. Была она мне, естественно, широка и длинна. И, если ноги скрытые до лодыжек ноги выглядели прилично, то грудь была надёжно прикрыта только спереди. В общем, ужинать мне сегодня словно чопорной английской леди, прижав локти к бокам. Ибо дразнить человека, нагло пялящегося на меня в ситуации, когда нечем прикрыться, это одно, а вот намеренно его провоцировать – совершенно другое.
Пока я затвердевала, а потом отмокала в ванне, в комнате произошли некоторые перестановки. Кресло и полностью заставленный блюдами стол оказались придвинуты к ложу. Похититель снова возлежал на голом камне, изображая йога-патриция. Интересно, как он собирается есть? Или роль раба отведена мне?
– Устраивайся поудобнее. – Он указал взглядом на кресло. – И да, меня зовут Доменике Орсеолли.
Я скептически посмотрела на кресло, но села. Ничего страшного, лучше сидеть за столом на жёстком кресле, чем сидеть под столом или вообще прислуживать за ним.
– Так всё-таки, что это за мир? Канделиус рассказывал мне кое-что, но я уже перестала понимать хоть что-либо.
Я приоткрыла ближайшее блюдо, и глубоко вдохнула божественный запах, поднимающийся от залитых густым соусом квадратных кусочков чего-то или кого-то.
– О великий Меноккио, неужели в нашем родном мире совсем позабыли о манерах? Сначала еда, потом, за десертом и вином, разговоры. Я надеюсь, ты сможешь справиться одной лишь ложкой?
– В вашем родном мире успели изобрести вилки и ножи. Но я постараюсь действительно забыть о манерах и есть ложкой. Мне вот только интересно, как будешь есть ты? Я не вижу здесь рабов.
Ненавижу, когда со мной обращаются, как с дурой! Ненавижу!
– Будешь дерзить – увидишь. – Взгляд Доменике потяжелел, и я внезапно вспомнила, почему бросилась бежать, когда он сказал, что займётся мной сам. Уточнять, где именно я увижу рабов, я остереглась. – Я, да будет тебе известно, один из сильнейших бенанданти поколения. И мне нет нужды пользоваться столовыми приборами или чьей-то помощью.
Крышка с плоского блюда аккуратно взлетела вверх, открыв несколько кусочков белого хлеба, на которые были уложены ломти чего-то, похожего на запечённый паштет. Один из бутербродов взлетел, ловко обогнул крышку и завис перед самыми губами Доменике. Стоило тому откусить кусочек, как бутерброд плавно опустился на серебристую тарелку, стоящую перед мужчиной. Ничего себе!
– Прости. Я не хотела тебя оскорбить. Я же не знала, что ты умеешь такое.
Поймав ещё один презрительно-усталый взгляд, я сочла за лучшее молча приняться за еду.
Когда мы покончили с основными блюдами, а еда здесь, надо сказать, не так уж далеко и ушла от знакомой мне итальянской кухни, Доменике заставил почти всю посуду вылететь за дверь. На столе остались лишь несколько блюд с фруктами и маленькими пирожными, небольшая глиняная амфора, закупоренная сургучом, и два золотых кубка.
– Теперь поговорим. С чего начнём: с тебя или с мира?
– С меня. Зачем ты меня похитил? И что вообще происходит в этом городе?
– Последние две недели не происходит ничего интересного: все жители мертвы, а моя армия тщательно отлавливает путешественников, не в добрый час решивших навестить Сегретту. Так что, на самом деле, я не собирался тебя похищать. Шмели убили бы тебя, успей ты переодеться в местную одежду.
– Меня пощадили потому, что я иномирянка?
– Тебя пощадили потому, что я предполагал, что с Терры кто-то придёт и дал соответствующие указания. Но я не ожидал, что это будешь именно ты, Светлана.
Только сейчас я обратила внимание, что он как-то странно произносит моё имя. «С», небольшая пауза, «ветта-лана». Ну да, в моём имени скрыты «вершина» и «шерсть», но что в этом такого? Он же не может не понимать, что на Земле много разных языков.
– И что во мне такого особенного?
– В тебе – пока не знаю. А вот твоё имя фигурировало в одном любопытном пророчестве, по легенде, сделанном Меноккио перед смертью. В нём говорится, что в час величайшей нужды из мира-прародины придёт она – мягкая, словно шерсть, и твёрдая, словно горная вершина. И решит судьбу Террины. В принципе, твоё имя – одно из возможных толкований пророчества.
Доменико наполнил кубки густой фиолетовой жидкостью из амфоры, но пить не стал. Я последовала его примеру, кто знает, что это за напиток и насколько он крепок.
– То есть, я должна спасти Террину?
– Ты решишь её судьбу. Но только в том случае, если я не убью тебя сейчас.
Когда-то давно, читая гумилёвское стихотворение «Портрет мужчины4», я не могла себе представить его лирического героя. И только сейчас, спустя почти десять лет, я поняла, о чём говорил поэт. Сидящий передо мной мужчина был тем, кто мог ласкать колдуний и ведать кровавые распятья. И он был злобен, но не истеричной злобой святотатца, опасной своей неразборчивостью и непредсказуемостью. Нет, это было холодное, рассудочное зло, способное к долговременному планированию, и опасное самим фактом своего существования. Я поёжилась и, успокоения ради, схватилась за свой кубок. Был ещё один вопрос, который необходимо было прояснить прямо сейчас. Но я не могла заставить себя не то, что озвучить его – даже подумать о нём. Я сидела и смотрела в непроницаемые глаза Доменике, чувствуя себя одной из тех игрушечных мышей, которых я покупала для Конкистадора.
– И нет, пока что я не стану тебя убивать. И на то есть очень важная причина. – Он не стал выдерживать паузу, наслаждаясь моим страхом. Ну да, Конкистадору тоже неважно, что чувствуют плюшевые мышки. – Мне безумно интересно, прав ли был Меноккио, и как именно ты повлияешь на судьбу мира. Ради этого я научу тебя управлять энергиями, расскажу о своих планах и даже, возможно, найду для тебя какое-то посильное дело.
– А что будет, если я откажусь?
– Убью. Быстро, ты даже не успеешь ничего почувствовать. Нельзя исключать возможность, что в тебе от сильных эмоций проснётся способность чувствовать энергию. Тогда я погибну, не закончив свою работу, а ты всё-таки повлияешь на судьбу Террины.
– Я могу подумать?
– Можешь. А зачем?– Он пожал плечами. – Но, если ты считаешь, что сложившаяся ситуация требует всестороннего обдумывания, я готов пойти тебе на встречу. Уважаю, знаешь ли, думающих людей. Я дам тебе время до завтрашнего утра. К тому моменту, как я вернусь, ты должна будешь принять решение. Устраивает?
Я медленно склонила голову.
– Тогда до завтра.
Он ушёл, оставив меня наедине с нелёгкими мыслями и кубком, полным неизвестного фиолетового напитка.
Заснуть я так и не смогла. На самом деле, верное решение, хоть и далось мне нелегко, пришло почти сразу. Смерть – единственная непоправимая вещь в этом мире, и добровольно класть голову на плаху я не готова. Доменике жесток и опасен, но погибать ради какого-то количества незнакомых мне человек? И потом, разве их судьба изменится от того, что я откажусь сотрудничать? Значит, я буду послушной спутницей и внимательной ученицей. Я вотрусь в доверие к бенанданти, получу все его знания, и обязательно отомщу за свой страх и унижения. Не знаю, как и когда, но обязательно отомщу. И я, конечно же, постараюсь спасти всех, кого смогу.
Приняв решение, я, в полном соответствии с земными традициями, попыталась напиться. Но фиолетовая жижа оказалась омерзительно сладкой и некрепкой, чем-то похожей на черносмородиновый ликёр.
И сон, как назло, не шёл. Не шли и слёзы. Кажется, я достигла того предела испытаний, когда человек либо закаляется, либо окончательно ломается.
В этой комнате не было окон, так что о наступлении утра мне сообщил сам Доменике, без стука вошедший, почти влетевший, в комнату.
– Ты решила?
– Да. Я согласна. Но мне хотелось бы хоть каких-то гарантий, что ты внезапно не передумаешь и не решишь меня убить.
– Разумеется, мы подпишем договор.
– Что мы сделаем?
– Да что у вас там происходит? Вернулись в Золотой Век и бегаете голышом по вечно плодоносящим деревьям? – Доменике скривился. – Пойдём к юристу, заключим договор, как и полагается взрослым и разумным людям. Я перечислю свои обязательства, ты – свои. Срок возьмём стандартный – год.
– Так. Давай заново. Ты ведёшь на собственный мир армию, состоящую из рептилий и шмелей, вырезаешь под корень население целого города, и планируешь пойти к юристу и составить договор о том, что я обязуюсь быть прилежной ученицей и верной помощницей в обмен на собственную жизнь? В этом мире есть юристы, готовые заверить такой документ?
– Конечно. Понятно, жизнь редко бывает неустойкой. Чаще деньги. И обязательства более материальные. Например, одна сторона обязуется выносить ребёнка и воспитать его до определённого возраста, вторая сторона обязуется обеспечивать определённый уровень жизни. Или регулируется вклад в совместное строительство. Много вариантов. Это так называемые алиос контракте5. И я не собираюсь оповещать юриста о своих планах и преступлениях.
Ничего ж себе, во что у них тут семьи превратились.
– И как я могу быть уверена, что ты будешь соблюдать договор? Ну, ты собираешься захватить власть, уничтожить кучу городов, стать единоличным правителем Террины…
Договаривать я не стала. Очевидно, что если человек ступает на эту дорогу, то на законы, моральные и государственные, ему попросту наплевать.
– Дьяволы Колизея! У нас совершенно нет времени на эти разговоры! Сейчас мы отправляемся в Новую Венецию, заключаем договор и проводим там три дня, ожидая Канделиуса. Как раз будет время для подробного рассказа. Идём!
Я послушно пошла за Доменике. Надеюсь, мы сейчас придём в какое-то место, где есть нормальная женская одежда, хоть немного подходящая мне по размеру. Но нет. Пройдя ещё три комнаты, так же скудно обставленные и украшенные фресками, мы оказались во внутреннем дворике. Несколько деревьев, отличающихся от земных только желтоватым оттенком коры, пара каменных ваз с жёлтыми цветами – вот и всё, что здесь было.
– Крепко держись за мои плечи, и не вздумай паниковать.
Я вцепилась в плечи Доменике. Мысли о другой одежде отошли на задний план – когда слышишь такое предупреждение, сразу появляются проблемы более важные, чем грудь, хорошо видимая сквозь проймы рукавов. И вообще, если тут мужская мода застряла во временах Республики, может быть, женская вообще к Критскому царству тяготеет6.
Пространство вокруг нас вздрогнуло. Мне показалось, что на мгновение что-то вечно текущее и меняющееся стало незыблемым. А потом дворик вокруг нас изменился. Деревья стали выше и ветвистее, ваз стало больше, к жёлтым цветам добавились рыжеватые, словно покрытые тонким слоем ржавчины.
– Опять эти бездари изменили транзиттоло.
Я не видела лица Доменике, но его голос сочился ядом, а воздух, окружающий нас, ощутимо потеплел. Хотелось опрометью кинуться бежать, но маг не разрешал отпускать руки.
– Изменили что?
– Так мы называем безопасные места перехода. Ещё двести пятьдесят лет назад было решено, что все транзиттоло должны выглядеть одинаково, вплоть до количества листьев на деревьях. Но столица опять выделилась. И отцепись от меня, наконец!
Я отскочила назад, чувствуя, как воздух вокруг меня стал сухим и горячим, как в середине лета в степи. Пришлось отойти на три шага, чтобы перестать чувствовать жар.
– Ты же запретил отпускать руки. Я и не отпускала.
–Из тебя выйдет хорошая ученица.
Доменике медленно повернулся. Я подсознательно ожидала, что в его глазах будет огонь, но нет – обычные золотисто-карие радужки и чёрные зрачки. Честно говоря, я даже немного разочаровалась. Раз уж моя судьба – стать ученицей одного из сильнейших бенанданти, почему он не выглядит хотя бы как Хранители Кристаллов, принявшие человеческий облик?
– Идём. И постарайся особо не глазеть по сторонам.
Он шёл медленно и с достоинством, можно даже сказать, по-хозяйски, словно Новая Венеция уже склонилась перед его армией.
Я глубоко вздохнула, выпрямила спину и постаралась принять такой же уверенный вид. Мелькнула мысль о побеге, но я тут же отбросила её. Мне неведомы пределы сил Доменике, но сейчас не время выяснять, сможет ли он незаметно убить меня, если я побегу.
– Быстрее. – Колдун стоял возле арки и нетерпеливо смотрел на меня. – И запомни, в Доме Льва скажешь, что ты – Тривия.
Я кивнула, и поспешила за Доменике.
Новая Венеция поражала воображение. Город словно выдули из разноцветного стекла: дома, мосты, ограждения – все самых причудливых форм – сверкали и переливались в лучах полуденного Солнца. Мы шли по широкой зеленоватой дороге, и мои босые ступни приятно холодило что-то, похожее на мягкий пластик. Взглянув вниз, я едва удержалась от вскрика: местные жители очень буквально восприняли понятие «город на воде». Дорога, по которой мы шли, не была зеленоватой – нет, она была прозрачной. И сквозь неё виднелось волнующееся море. Не знаю, левитировал город, или стоял на высоких сваях, но до волн совершенно точно оставалось не меньше двух метров.
Вниз я больше не смотрела. Благо, рассматривать местных жителей было даже интереснее, чем здания: я никогда раньше не видела такого смешения эпох и стилей. Большинство женщин напоминали ожившие картины Ботичелли: летящие, практически прозрачные платья; длинные волнистые волосы; тонкие пояса-цепочки и такие же браслеты. Рядом с ними шли женщины в старинных китайских нарядах, в испанских платьях с высокими жёсткими воротниками, в индийских сари и греческих туниках… Мужчины не отставали, но среди них чаще попадались обладатели турецких кафтанов и широких штанов.
Да, я зря беспокоилась об одежде. На фоне этого великолепия моя туника не казалась чем-то, бросающим вызов общественной морали.
Мы прошли здание, похожее на полураскрывшийся бутон лилии, и вышли к самому завораживающему мосту, который я когда-либо видела в жизни. Его перила были двумя гигантскими волнами, увенчанными клоками пены, а идти предлагалось по узкой, вмещающей только одного человека, подошве волн. И эти волны двигались! Левая разбивалась о невидимую преграду в полуметре над моей головой, правая же падала прямо в море.
– Нравится?
Доменике, всю дорогу шедший впереди меня, сбавил шаг, поравнявшись со мной.
– Это самый красивый город, который я когда-либо видела.
– Запоминай его хорошо – если мы проиграем, то Новую Венецию поглотит море.
Я хотела задать много вопросов, но Доменике снова прибавил шагу, оказавшись немного впереди меня. Да что же такое тут происходит?
За мостом город изменился. Фантасмагоричные краски и силуэты сменились строгой готикой и плавными линиями Ренессанса. Людей здесь тоже было меньше, и большинство из них были одеты в одежду итальянского Возрождения. Казалось, что я перенеслась в далёкое прошлое земной Венеции.
– Это аристократическая часть Новой Венеции, район Святых Марка и Доменика. Здесь находятся Университас дель Арс, дворец дожа, дворец Совета и жилища самых знатных родов. Когда-то здесь был и наш дворец. – Доменике сбавил шаг, позволив мне идти рядом. – Но пятьдесят лет назад его разрушили, а меня и Канделиуса приговорили к изгнанию. Лучше бы убили, пока была возможность.
– Почему?
– Потому что я вернулся. И на этот раз я подготовился намного лучше.
Доменике остановился, и я поняла, что мы пришли к тому самому Дому Льва. На крыше двухэтажного здания, целиком выстроенного из блестящего на Солнце белого мрамора, сидел… ну, наверное, с точки зрения местных жителей, это был лев. Мне это животное напомнило гривастого кота со слишком длинной и тупой пастью, короткими и очень мускулистыми лапами и длинным крысиным хвостом, заканчивающимся пушистым помпоном. А завершали сию чудную скульптуру огромные гусиные крылья.
– Эй, ты чего расплакалась?
Доменике недовольно повернулся ко мне, а я поздравила себя с отличными актёрскими способностями. Как хорошо, что я догадалась закрыть лицо руками, превратив приступ истерического смеха в плач.
– Родителей вспомнила. Говоришь, здесь я должна представиться Тривией?
Я потёрла лицо руками. Пусть думает, что я слёзы по щекам растираю.
– Да. И будь любезна держать свои эмоции в узде. Здесь не принято плакать на людях.
– Прости, не сдержалась. – И, главное, ни капли лжи. Я действительно не сдержалась.
Внутри Дом Льва поражал изысканной роскошью и полным отсутствием персонала. Ни портье, ни администратора, ни уборщиков… Я зря думала, что это аналог земной гостиницы?
Доменике привёл меня к одной из массивных деревянных дверей в левом крыле второго этажа.
– Возьмись за ручку и жди, пока я не прикажу отпустить. Если будет больно – терпи.
Я послушно сжала кошачью голову, выполненную намного более реалистично, чем лев, и приготовилась к боли. Но больно не было – только на мгновение мою голову словно сжали тиски. Сжали – и тут же отпустили.
– Можешь отпускать. Теперь, чтобы войти сюда, тебе нужно будет прикоснуться к ручке и назвать своё имя. Пробуй.
Я разжала пальцы, и тут же снова прикоснулась к ручке.
– Тривия.
Дверь с лёгким шорохом распахнулась, открывая передо мной чернильную темноту. Я осторожно шагнула внутрь и поняла, что тьма в комнате – не простое отсутствие света, а нечто, практически осязаемое. При этом плотность воздуха не изменилась, я двигалась с такой же лёгкостью, как и всё время до этого.
Позади меня недовольно вздохнул Доменике, и я быстро шагнула вперёд. Интересно, почему он не прокомментировал то, что я невоспитанно застыла в дверях?
– Эта комната может изменяться по желанию находящегося в ней Орсеолли или человека, которого привёл один из нас. Но тебе она пока что не подчинится – только потому, что ты ещё не умеешь управлять энергией. Сейчас я буду преобразовывать комнату, а ты смотри и пытайся почувствовать, что я делаю.
И снова ожидания серьёзно разошлись с реальностью. Ни вспышек, ни лучей, ни странных запахов… Ровным счётом ничего, что мы привыкли считать непременным спутником творящегося чародейства. Спустя мгновение с того момента, как Доменике замолк, стены и потолок покрылись приглушённо светящимися изогнутыми линиями, и стало видно, что маг не делал ровным счётом ничего. Просто расслабленно стоял, глядя в никуда.
Тем временем комната разделилась на три части, отделённые друг от друга резными деревянными ширмами. В центральной – там, где мы стояли, – появилась ванна, три висящих над ней шара и ещё одна стена, на сей раз глухая. Помня устройство ванной в доме в Сегретте, я решила, что за стеной спрятан туалет. Последней выросла стена, скрывшая от посторонних глаз ванную и соорудившая небольшую тёмную прихожую.
– Твоя комната правая. Моя – левая. Дверей здесь нет – прикладываешь руку, называешь себя, проходишь. Почувствовала что-нибудь?
– Да. – Как описать ощущение, что реальность вокруг становится менее насыщенной, менее напряжённой? – Пространство стало, как воздух перед грозой. Но сам воздух не изменился.
Браво, Света! Преподаватели не зря бились с тобой четыре года! Даже пятиклассник справился бы лучше.
– Неплохо. И близко к истине. – Доменике задумчиво постучал рукой по ширме. – Из тебя действительно может получиться неплохая помощница. Вечером я попробую научить тебя чему-нибудь. А теперь идём.
– Постой! – Возможно, этого не стоило делать, но я уже устала не понимать, что происходит. – Пожалуйста, объясни мне хотя бы кратко, что происходит.
– Ты тверда, как тысяча убежищ! Ладно, идём на мою половину, не в ванной же разговаривать.
Часть ширмы исчезла, чтобы появиться вновь, как только мы вошли в комнату Доменике. Всё то же кресло без подушки, всё то же жёсткое ложе. Точно йог.
– Ты можешь задать два вопроса.
– Зачем ты хочешь захватить власть? И откуда берётся магия, которой ты пользуешься?
– Сядь. Это долгий разговор. И у тебя остался ещё один вопрос, рассказ о магии – необходимая часть рассказа о моих планах.
Я послушно опустилась на жёсткое кресло, и преданно уставилась на Доменике. Он явно раздражён – пусть получит удовольствие от того, что его внимательно слушают.
– В летописях говорится, что магия – сейчас мы называем её энергией – была обнаружена случайно. Сначала, когда проявились крылатые коты, переселенцы думали, что это какое-то свойство местной материи. И совершенно не ожидали, что здесь на материальном уровне возможно то, что ранее было возможно лишь во сне. Их имена не сохранила история – двое бенанданти, которые на Терре были связаны узами брака с обычными грубыми крестьянами, нашли способ быть вместе во снах. И, не подумав о том, что здесь нет церковного закона, и никто не станет ни осуждать, ни наказывать их, они попытались привычно скрасить свой сон. И переместились друг в друга. К счастью, мужчина умер не сразу, и успел рассказать остальным, что произошло. Они стали осторожно пробовать пределы допустимого, и очень скоро выяснилось, что днём бенанданти ограничены только своим разумом. Ночью же наша способность влиять на мир очень мала. Так мы жили очень много лет, постигая энергию и совершенствуя искусство изменять мир. А потом энергия начала уходить. Это было около двухсот лет назад. – Доменике вскочил с ложа, принялся расхаживать передо мной. Я с восхищением и ужасом увидела, как его фигуру окутывает красноватое сияние. – А восемьдесят лет назад уход магии ускорился. Тогда я только закончил обучение в Университас! Мне было всего тридцать лет, и у моих ног лежал мир, прекрасный и неисследованный. И с каждым годом я и другие бенанданти могли всё меньше и меньше! Дошло до того, что мы потеряли возможность изменять мир по ночам!
Сияние стало плотнее, а мой съёжившийся от ужаса разум посетила идиотская мысль, что так, наверное, происходит переход вещества в плазменное состояние. И что было бы неплохо как следует охладить воздух в комнате, пока Доменике не расплавился.
И настал холод. Сияние вокруг Доменике моментально исчезло, мои ресницы и волосы обледенели, а по стенам поползла изморозь. За доли секунды температура в комнате опустилась ниже ноля и продолжила падать. И этот холод высасывал из меня жизнь. Я обмякла в кресле, не чувствуя, ни рук, ни ног, и понимая, что это конец. Последним, что я видела, было бледное лицо Доменике прямо передо мной. Кажется, я хотела сказать что-то, но губы тоже не слушались меня.
А потом я провалилась в ничто.
Придя в себя, я обнаружила, что туники на мне больше нет, а под моей спиной что-то пушистое и тёплоё. На левой груди лежало что-то тяжёлое и источающее приятное тепло. Открыв глаза, я увидела, что рядом сидит Доменике, и это его руки отогревают меня.
– Ты сильна. Но я так и не понял, что спровоцировало выброс. – Он одобрительно посмотрел на меня, не прекращая своего занятия. Первым моим желанием было оттолкнуть его руки, но я справилась с не к месту вылезшей стыдливостью. Доменике точно лучше знает, как бороться с тем, что я учудила. – Мне пришлось ударить тебя, чтобы остановить холод. Ты помнишь, о чём думала?
– Мне показалось, что воздух вокруг тебя становится плазмой.
Судя по удивлённому лицу Доменике, в этом мире звёздами не интересуются. Странные люди. Да будь у меня на Земле такие возможности, как у них здесь…
– Плазма – одно из состояний вещества. Ну, знаешь, одно и то же вещество может быть жидким, твёрдым, и паром. – Доменике кивнул, и даже повернулся ко мне. Жаль, я плохо умею различать эмоции на лицах. Хотелось бы знать, о чём он сейчас думает. – Вот, а ещё бывает плазмообразным. Это когда температура очень высокая. Вот мне и захотелось тебя охладить.
Отвратительное, конечно, определение плазмы я дала. Но не говорить же ему об ионизированном газе, частицах, заряде частиц и прочих достижениях земной науки.
– Что же, вы не настолько отсталые, как я думал. Ты знаешь нечто такое, что неизвестно мне. – Доменике задумчиво пробежался пальцами по моей груди. Чёрт, никогда не думала, что почувствую себя героиней похабного анекдота. – Потом ты расскажешь мне о том, чего достигли жители Терры. Так вот, я остановился на том, что энергия стала уходить. Я не мог с этим смириться, и зарылся в книги. Я изучил всё, что писали учёные о природе энергии и её проявлениях, и понял – чтобы выяснить, что происходит, нужно отправиться к Солнцу.
Ничего себе! Местная магия происходит от Солнца? Но как с этим согласуется то, что сначала они могли колдовать по ночам, а потом нет?
– Но как туда попасть? Я силён, но могу взлететь лишь ненамного выше самой высокой горы. Я уже почти поверил, что ничего невозможно сделать, когда в одной из старых книг нашёл рассказ о небесном страннике, посещавшем наш мир за двести лет до этого дня. Он пришёл не через портал, а упал с неба в огромной трубе. В книге не говорилось, что произошло с ним потом, и почему он не вернулся домой, но это и неважно. Примерно тогда же мой дед участвовал в перестройке дворца Совета и рассказывал о том, что под дворцом зачем-то создали огромное пространство, защищённое тысячами барьеров. Догадываешься, что там спрятано?