Анна Олеговна Новосельцева
Взгляд из тени
– Если хочешь знать, Леви, Ад до сих пор не заметил твои интриги лишь благодаря мне. Я прикрывал тебя.
– З… зачем?!
– Интересно было. Смотреть, как ты соскальзываешь всё ниже. Барахтаешься. Тонешь. Что, думал, можно просто так напасть на меня и отделаться лёгким испугом?
Вик уселся напротив, скрестив ноги.
– Знаешь, в чём наше отличие? Ты на все лады называешь себя монстром, выродком, подонком, но ты не он. Ты не мразь, Леви. А вот я – да. Поэтому тебе никогда не победить. Ну как, во что будем играть дальше? В салочки? В прятки?
Левиафан медленно поднял голову, чувствуя, как его затапливает ненависть, слепящая, абсолютная, такая, какой он не испытывал никогда прежде. В ладонь ткнулась рукоять кинжала.
– Эй, мы это уже проходили, – Вик снова погрозил пальцем. – Ножичек тебе дверь наружу не откроет, а я не люблю повторяться в играх.
Кинжал с хлюпаньем вошёл Вику в живот. Тяжело дыша, Левиафан навалился на рукоятку, вгоняя лезвие как можно глубже и проворачивая его, чтоб уж наверняка. Вик прыснул:
– Вот так, да? Ну ла-адно. Будем учиться по-другому.
Вик отбросил руку Левиафана, а потом вдруг лёг на спину и уставился в небо. Рукоятка кинжала торчала у него из живота.
– Я расскажу тебе сказку, змеёныш. Когда-то, давным-давно, жили на свете две овечки. Или два человека, тут уж как посмотреть. И им, как и всем дурачкам, очень нравилось смотреть на запретные яблоки. И потом он, этот тихий умный мальчик, упрямый, как и ты, своё яблоко всё же сорвал. Не побоялся даже вторую овечку прикончить, когда та разделить с ним яблоко не захотела. Люди глупые, Леви, а ты сейчас совершаешь людские ошибки. Знаешь, что достанется в награду тому пареньку? Пустота. А пустота, дружок, у каждого своя. Посиди тут и подумай о своём поведении. У нас антракт.
С этими словами Вик исчез.
2
Левиафан остался один. На улицах свистел ветер, гоняя тусклые обрывки бумаги, напоминающие вырванные страницы книги. Он встал, оглядевшись вокруг. Это ловушка. Всё – одна большая ловушка, фантомный город, возникший на руинах погибшего мира. Надо найти выход, сейчас, пока ему дали передышку. Левиафан прерывисто вздохнул. Теперь он понимал, что раньше совсем не боялся Вика. Чтобы бояться, надо знать.
Над головой едва слышно громыхнуло, и полил дождь. Сначала лёгкий, потом сильнее, сильнее. Дома скрылись из виду, потоки воды побежали по улицам, и вскоре Левиафан вынужден был остановится. Сразу стало хуже – ходьба всё же отвлекала, не давала отчаяться окончательно. Ведь если по-честному, идти ему некуда. Земли нет. Ада тоже. Даже Небес нет. А если бы и были? У него никого не осталось. И, если уж совсем честно… сам виноват.
Нет, так стоять нельзя. Левиафан подергал дверь ближайшего дома, та не открылась. Он попытался пойти к другому, почти сразу поскользнулся и упал. Мокрые волосы липли к лицу, потоки дождя смывали кровь с рук и одежды, и вода вокруг окрасилась в красноватый. Странно, кровь должна была давно засохнуть… Левиафан попытался встать, не смог, и его внезапно охватила паника. Это что, навсегда? Дождь, и пустой город, и…
– Ви-и-ик!
О да, он знал, что это безумие. Но страх остаться одному душил хуже кашля, и Левиафан орал, захлёбываясь и срывая горло:
– Вик, послушай меня, вернись! Прошу, только выслушай, я не хочу оставаться один! Вик!
Руки задрожали, соскользнули, Левиафан скатился на дорогу. На этот раз не получилось даже приподняться, и он сдался – лёг навзничь, на спину, глядя в голодную пасть неба. Там всегда было столько зубов? Дождь стихал, дома пропадали, вокруг прорастала трава – выше макушки и будто насквозь. Ничего не видно. И воздух почему-то продолжает вздрагивать, и приглушённый голос на краю сознания звучит всё отчётливее… Левиафану даже показалось, что сейчас он разберёт слова.
– Так, а вот это лишнее, – чужая рука легла на затылок и резким толчком вернула Левиафана в сидячее положение. Голос исчез. Левиафан отшатнулся, потирая голову, и уставился на довольного Вика.
– Понравилось? Будешь ещё умничать? Ты, знаешь ли, один, и твой големчик тебя защищать уже не кинется. Ах, големчик, големчик… – Вик причмокнул. – Столько веков, столько адских сплетен. Он ведь, по сути, ни в чём и не виноват. Рассказать?
Левиафан промолчал. Кивать было как-то совсем уж унизительно, а ответить отказом – страшно.
– Он часть тебя, отражение твоего сознания, твоих тайных желаний. Он бы никогда не встал на сторону детёнышей, если бы не твои собственные, – Вик изобразил в воздухе кавычки, – душевные метания. Твоё нежелание убивать сопляка перешло к нему, и… Сделать голема голосом собственной совести, вот умора! Ты такой забавный!
Он снова захихикал, уткнувшись в кулак.
– Неправда, – слабо пробормотал Левиафан. – Он… он всё мог сам. Он умел думать. Как эти… которые с душой.
– Ага, ага, коне-ечно. Нонсенс, дружок. Единственное, что отличало твою марионетку от остальных, так это его преданность лично тебе, а не Аду. Вот и вся мысль.
Не вся. Вик не знает главного. Не знает, что Оле сумел сломать формулу.
Левиафан попытался собраться с мыслями, чтобы сказать хоть что-то, что остановит это безумие, но не успел. Небо стремительно потемнело, наливаясь южной чернотой. Город пропал, и вокруг легло бесконечное травяное поле, но ничего хорошего это значить не могло. Ад всегда отличался изобретательностью пыток.
– Второй акт, господа!
Фигуру Вика окутало серебристо-серое свечение. Он достал из-за спины укулеле, подбросил её, заставив зависнуть в воздухе, и Левиафан вдруг понял, что у маленькой гитары Вика нет ни одной струны.
– Хочешь вернуть големчика? Как трогательно. Особенно учитывая, что это ты его убил.
Левиафан приподнял плечи, но ответил ровно:
– Я не убивал.
– А кто? Свалишь на второго? Он такая же марионетка. Твоя. Которая бы не выстрелила, если бы где-то глубоко, в своем подсознании, ты не…
– Замолчи! – Левиафан двумя руками толкнул его в грудь. – Это неправда, неправда, неправда! Ты специально меня путаешь!
– Да ну? И что ты сделаешь? Позовёшь на помощь? Чего ты стоишь без своей армии, без призраков, големов, детей?
Где-то на краю небес заиграла музыка – тихая, струнная, совсем не похожая на бодрый марш первого акта. Вик медленно поднял руку ко лбу и повёл ей сверху вниз, будто маску менял. Левиафан замер, не в силах оторвать взгляда, точно под гипнозом. А когда Вик отнял руку, на Левиафана уставились знакомые глаза. Голубые. Оле.
Его вырвало. Сразу и без прелюдий, прямо под ноги. Он зажмурился, попытался заслонить лицо, но Вик без усилий перехватил его руки, разведя в стороны:
– Ну уж нет, имей смелость смотреть своим жертвам в глаза! Ты и так слишком долго бегал от последствий. Время пришло. Напомни-ка, с чего мы начинаем беседы с грешниками Внизу?
Левиафана затрясло, и он стал оседать на колени, отворачиваясь и безуспешно стараясь вырвать у Вика руки:
– Хватит, прекрати…
– Хватит? О-о, это только начало, мой хороший, – Вик резко нагнулся к его уху. – Чш-ш. Они уже здесь. Тени твоих мертвецов. Прислушайся.
Шёпот зазвучал со всех сторон, не приглушая музыку, а по траве поползли чёрные пятна. Вик швырнул Левиафана им навстречу, тот упал и скорчился, заслоняя руками голову – совсем как раньше, тысячелетия назад, в Преисподней. Тьма росла, колыхалась, тянулась жадными пальцами, лязгала зубами…
– Оу-у, ты боишься темноты, – Вик с показным умилением сложил руки на груди. – Бедный маленький Леви. Может, попросишь прощения? Давай, давай, попробуй. Скажи, что сожалеешь, что больше так не будешь. Им, теням прошлого, – скажи!
Левиафан мотал головой, закрывался – руками, щитами, всем подряд. Он чувствовал, как его тянет к земле, словно в одежду вцепились ледяные руки, слышал, как хохочет разными голосами Вик, как шуршит засыхающая трава, а стоило хотя бы попытаться отвести взгляд от темноты, как его встречали эти глаза. Пронзительные, страшные. Не принадлежащие Вику. Никогда не смотревшие вот так.
– Вершитель судеб! Ты даже свой игрушечный мирок не смог сберечь, хотя клялся им тысячу раз. Обмануть в самом важном, очень по-демонически, хвалю. И как чудесно, они ведь пытались тебя защитить! Предупредить ошибки, спасти от тебя же самого… Считаешь, ты заслуживаешь пощады? Хоть каплю снисхождения? Давайте подумаем вместе. – Вик взмахнул руками, и тени стали расти, почти достигая небес. – Какой пощады достоин тот, кто раз за разом отталкивает все шансы, предаёт доверие, не щадит ни чужих, ни своих?
Тени зашипели, скалясь и выгибаясь, точно змеи.
– Пра-авильно, – оскалился Вик. – Никакой. Мы заставим тебя вспомнить всё. Каждое имя. Каждое лицо. От самого сотворения времён. Смотри мне в глаза, ничтожество! Смотри!
Вик танцевал. Кружил, точно коршун, говорил, водил пальцами над укулеле, касаясь струн самой реальности. Музыка нарастала, проникая под кожу, ввинчиваясь в мозг, и Левиафан уже не помнил, в какой момент сдался, перестал различать происходящее. Он не умолял о пощаде ни разу в жизни, даже в Аду, но сейчас фактически срывался на рыдания, выкрикивая бессвязные, бесполезные слова:
– Пожалуйста, хватит! Хватит, не надо, прошу, пожалуйста, я не хочу, я не хотел! Лучше убей меня, не надо, умоляю, только не так! Что угодно, я всё сделаю, всё отдам, ради… Бога!
Сквозь сбившееся дыхание, сквозь собственные всхлипывания и стук обезумевшего сердца он не сразу понял, что Вик перестал хохотать. Он молчал, казалось, целую вечность, а потом протянул:
– Мда-а… Какое жалкое зрелище. Признаться, я удивлён, что ты сумел зайти так далеко. Заслоняться Его именем… Серьёзно? Ну и позор.
Левиафан медленно отвёл руки от лица. Губы жгло, реальность никак не хотела складываться в целую картинку, но музыка стихла. Небо посветлело, а Вик… Вик снова выглядел нормально.
– Зачем? – хрипло прошептал Левиафан. Воздух рядом снова почему-то вздрогнул, и Вик недовольно покосился в ту сторону. – Зачем ты это делаешь?
– О-о, дружок, я могу сейчас много чего сказать. Что я каратель, который приходит к оступившимся демонам, например… Но правда не в этом. Мне просто весело. Ну и вообще ты немножко бесишь.
Он фыркнул и сунул руки в карманы:
– Подумать только, так старательно противопоставлять себя всему Аду и так этим гордиться… Мы все в одной упряжке, щеночек! А уж от демонстративности твоего жеста в защиту выжившего демонёнка меня буквально тошнило. Достаточно? И это я ещё про грузовик не вспомнил.
Он вскочил и слегка пнул Левиафана в бок:
– Вставай давай, трус! Помнится, ты что-то вопил о свободе, о великой цели?
Левиафан не отвечал. Он сжимал руки на траве, держа голову опущенной, и пристально смотрел в себя, пытаясь разглядеть хоть крупицу прежних сил. О недавней истерике напоминали только частые прерывистые вздохи. Каждый раз звать Бога не будешь, и он прощупывал пространство, ища хоть какую-то лазейку, хоть крохотную щель, что может вести к спасению.
– Я не буду тебя слушать.
Левиафан сказал первое, что пришло в голову. Просто чтобы отвлечь Вика, не позволить ему заподозрить, что Левиафан ещё готов сопротивляться, что он не совсем отчаялся. А он, к слову, как раз-таки наконец отчаялся, по-настоящему, настолько, чтобы совсем перестать бояться.
– Я больше не хочу быть демоном. И твоей куклой тоже не буду. Ты распоследняя тварь, и у нас нет ничего общего.
Всё. Нашёл. Лазеек не было, а вот немножко сил осталось. Вряд ли, конечно, поможет, но… пусть. Он всё равно это сделает.
– Оу-у, как жаль, – Вик вытянул губы трубочкой. – Минус один безумец. А я уж подумал, ты готов. Придётся нам тогда продолжить игру!
Левиафан осторожно, стараясь не привлекать внимания, начал плести тонкую ниточку заклинания. Из-под земли медленно поползли, набирая длину и толщину, древесные корни. Вик прервался, удивлённо глянул вниз:
– Это ещё что за…
Левиафан схватил ниточку двумя руками и дёрнул. Корни обвили Вику руки и ноги, опрокидывая на землю, и в тот же миг Левиафан вскочил и вскинул руки, обрушивая на Вика буквально всё, на что хватило фантазии – бетонную плиту, град льдин, снежную лавину, огромный автомобиль…
Карма прилетела моментально и без предупреждения. Вспыхнули позабытые ожоги рук, грудная клетка точно взорвалась изнутри, пробил кашель – словом, заболело всё, что могло заболеть. Но адреналин бушевал в крови, напоминал – Вика не задержать надолго. Левиафан бросился вперёд сломя голову, на чистом инстинкте, не думая, куда и зачем.
Далеко убежать ему не дали. По ногам хлестнуло невидимой верёвкой, и Левиафан грохнулся лицом об траву. Вик прыжком оказался рядом и поставил ногу ему на спину.
– Можешь бегать сколько угодно, – вздохнул он, прокручивая ботинок и вдавливая его сильнее, – но я каждый раз догоню. Найду. Поймаю.
Левиафан дышал – упрямо, хрипло, со свистом, чуть повернув голову, и с каждым вдохом всё отчётливей понимал, что не сдастся. Всё кончено, надежды нет, а значит, и терять ему совершенно нечего. Видимо, Вик эту эмоцию уловил, потому что резко снял ногу и толчком перевернул Левиафана на спину.
– Я прямо поражаюсь… – вдруг сказал он, разглядывая Левиафана из-под шляпы. – Мы ведь правда похожи. Ты умный, в отличие от многих. Ты умеешь работать, хорошо работать, я глянул в личное дело, тишь да гладь. Почему тебе до сих пор не пришло в голову перенастроить энергетические каналы на себя? Чтобы вся сила, которую дают нам людишки, шла не в общеадский котёл, а на подпитку твоей собственной сущности? Зачем было подыхать от истощения и трястись, что Вельзевул отследит твои заклятия?
Левиафан аж сел:
– Ты… что?!
– А ты думал, откуда я получил свою силу? – Вик подмигнул. – Жаль, тебе уже не пригодится. Особенно учитывая, что у тебя каким-то боком вылезла совесть. Всё-таки дети, фальшивые или нет, портят даже демонов.
Левиафан только глазами хлопал, переваривая услышанное. То, что Вик назвал «общеадским котлом», по сути было постоянным источником энергии, таким же важным, как земное электричество. Каждый плохой поступок, каждая отрицательная эмоция служили подпиткой для Преисподней. Именно к это общей силе прикладывались демоны, чтобы творить свои заклинания, и именно она позволяла им сохранять относительное бессмертие. Замкнутый круг – демоны творили зло и поглощали его плоды, чтобы творить снова. Левиафан, разумеется, это знал. Более того, в тот далёкий и единственный раз, когда Оле сильно болел после их посиделок на холодном камне, Левиафан попытался подключить к адской энергии его – в обход всех правил, игнорируя законы мироздания. Здорово же ему потом влетело от Вельзевула, сам чуть в людскую больницу не лёг…
Зато теперь всё стало яснее. Вот почему Вик, демон, которого Левиафан не помнил ни на восстании, ни в первые годы жизни в Аду, вдруг в одночасье сравнился с высшими. Вот почему его никто не трогал, вот почему он мог пакостить и искушать по личному графику – Ад уважает только силу.
И, возможно, именно безнаказанность и свела его с ума.
– Ну, поболтали и хватит, – Вик хлопнул в ладоши. – А то что-то ты подозрительно бодрый стал, а мне это не надо. В конце концов, не тратить же на твоё воспитание вечность, Леви.
Левиафан вздрогнул, мигом возвращаясь в реальность. Нет. Нельзя. Нельзя позволять Вику ударить снова. Левиафан совсем не уверен, что на этот раз сумеет подняться. Допустим, силой Вика не взять, но что бы он из себя ни строил, он живое существо. А у всех живых существ есть слабости и секреты. Вот такие, вроде тех, по которым Вик с таким наслаждением ездил у Левиафана.
– Имя, – вдруг сказал он. – Как тебя зовут? На самом деле?
Вик осёкся:
– Что?..
Левиафан выпрямился и посмотрел ему в глаза.
– Сначала я думал, что ты скрываешь его нарочно. Так и другие делали, я помню, раньше верили, что это делает нас неуязвимее. Но всё проще, да? Ты больше его не помнишь. Ты не помнишь своё имя, Вик. Ни первое, небесное, ни второе.
Сказать, что Вик отшатнулся или поменялся в лице, было бы сильным преувеличением. Однако улыбка из весёлой плавно перетекла в угрожающую, и Левиафан понял – в яблочко. Он выстрелил наугад и попал.
Теперь оставалось решить, как после этого не сдохнуть.
– Кажется, мы с тобой пропустили очень интересный раунд, – протянул Вик. – До сих пор я показывал тебе лишь скелетиков из шкафа и совсем забыл о боли. Обычной, физической – ну там знаешь, оторванные конечности, вырванные глаза и прочие столь «любимые» тобой гадости… А? По-моему, будет весело!
Левиафан не успел ответить. Вик опрокинул его на землю, встал коленкой на грудь и нагнулся так низко, что дыхание обожгло лицо.
– Знаешь… думаю, нам стоит начать с руки. Правой.
Вик навалился ему на руку, и Левиафан тут же задёргался – разумеется, безуспешно. Что, интересно, Вик собирается сделать? Сломать, распилить, отрезать, оторвать?
– Как же громко ты думаешь, – захихикал Вик. – И какая фантазия! Я бы похлопал, но руки заняты. А ты скоро хлопать вообще не сможешь.
Хотя нет. Не интересно, ни капли. Левиафан зажмурился и приготовился к боли.
Вместо неё по лицу ударил ветер. Он закрутился вокруг с диким воем, швырнул волосы на лицо, поднял полы пиджака. Он принёс с собой запах кофе, шум дождя и перебивающие друг друга строки.
Ещё не поздно
Настроить скрипку,
Взять верную ноту,
Исправить ошибку!
Левиафан вздрогнул и резко открыл глаза. Это же… это…
Я буду гореть в Аду,
Он будет гореть в Аду,
Мы будем гореть в Аду,
Все мы будем гореть…
– Так, блин, Вик! Слезь с него сейчас же!
3
Левиафан сел – рывком, чувствуя, как ослабевает хватка, как Вик скатывается на землю и встаёт, приподнимая руки. Он и сам не ожидал, что запомнит этот голос так хорошо, но – запомнил. И теперь понятия не имел, что она тут делает.
Посреди поля стояла Девочка-с-ноутбуком. Отсюда она казалась совсем маленькой, но даже так Левиафан без труда разглядел чёрный кардиган и висящую через плечо сумку, откуда выглядывал синий ноут. Словно она действительно просидела эти четыре года в кафе. Или…
Отлично. Или, кажется, он всё-таки сошёл с ума.
– О-о-о, какой сюрприз! Привет жнецкой братии! – Вик, широко улыбаясь, зашагал по полю. – Жутко рад тебя видеть, солнце!
Он попытался приобнять Девочку-с-ноутбуком за плечи, но та увернулась и пнула его по щиколотке:
– Отвали, придурок! Шутки твои дебильные, с отрыванием рук… По горло сыта, вот честно! – она чиркнула ладонью ниже подбородка. – Неужели нельзя без этого?
Левиафан хлопал глазами, глядя, как Девочка поправляет сумку и быстрым шагом идёт к нему. Он ничего не понимал – они с Виком что, знакомы? И как сюда попала смертная?
– Душечка, ну ведь иначе совсем не весело, – ухмылялся Вик, вразвалочку следуя за Девочкой. Она подошла, осмотрела Левиафана с головы до ног, ненадолго задержав взгляд на руках, а потом порылась в карманах и кинула ему на колени бинты:
– На. Они влажные, как раз для ожогов. Сам замотаешь же, надеюсь?
Левиафан молча уставился на свои ладони. Он почти забыл, что не так давно без перчаток хватал одной рукой ангелочка, а второй – освящённый нож. Как-то не до боли было, пока рядом маячила рожа Вика. К слову, она до сих пор маячит, но… на расстоянии. И Левиафан уже чувствовал – при Девочке-с-ноутбуком не нападёт.
– Да, – наконец выдавил он и начал неловко разматывать бинты. Наверное, будь у него немножко больше сил, он даже почувствовал бы что-то вроде благодарности. Девочка-с-ноутбуком пристально наблюдала.
– Что он тебе сделал? – наконец спросила она, кивнув на Вика.
– Абсолютно ничего! – вяло возмутился тот. – Всё, что было, на месте! Даже энергии перекачал немножко!
– Ага, а то я не вижу. Ты ничего просто так не перекачиваешь. И вообще заткнись, не тебя спросили.
Вик надул губы, а Левиафану захотелось заорать. Да что происходит, кто она такая, что может вот так отчитывать демона, высшего демона, который только что устроил тут премиум-версию Ада?!
Он посмотрел на Девочку – внимательно посмотрел, не так, как раньше. А потом набрал воздуха и уставился глубже.
И увидел. Вторую ауру.
– Со знакомством, – вздохнула она. – Лучше поздно, чем никогда, угу.
– Ты жнец, – прошептал Левиафан, чувствуя, как всё внутри сжимается и леденеет. Он никогда раньше не видел жнецов и почти ничего не знал о них – где уж ему, с его-то низким статусом. Жнецы существовали отдельно, неким третьим департаментом, вдали и от демонов, и от ангелов. Левиафан не знал тонкостей работы, не знал, откуда жнецы появляются, как живут, не знал природу их силы и уж тем более – где её предел. Зато знал, что он намного превосходит его собственный, и этого было достаточно, чтобы вслед за остальными обходить жнецов десятой дорогой.
– А… та… другая, в оранжевом… – глотая слова, Левиафан попытался изобразить в воздухе косичку. Девочка-Жнец поняла:
– Моя подруга? Нет. Нет, она человек. Просто человек, без сюрпризов. О тебе не знала ровно ничего и говорила то, что искренне думала. Мы просто учились вместе в… одном институте. На Земле, угу.
– О дружба, проверенная совместно заваленными сессиями! – Вик увернулся от очередного пинка.
Левиафан не выдержал и захихикал, сначала тихо, а потом всё громче и громче, утыкаясь лбом в холодный бинт:
– Хоть что-то… в этом мире… настоящее… Как у неё дела? Красный диплом, высокая зарплата, трёхкомнатная квартира?
Девочка хмуро посмотрела на него:
– Вик тебе точно ничего не сделал? Последние мозги, например, не отшиб?
– О, самую малость, – Левиафан опять зашёлся хохотом.
– Ну и отлично, – Девочка-Жнец глубоко вздохнула, размахнулась и отвесила ему подзатыльник. – Потому что теперь мы не в кафе, и я могу тебя прямо спросить, чем ты, дурачьё, всё это время думал?!
Левиафан ошарашенно отпрянул, потирая затылок. А Девочка-Жнец уже ходила туда-сюда, яростно дёргая ремень сумки, и говорила, говорила, да так эмоционально… точно со сцены. Интересно, он уже говорил, что ей пошло бы актёрское ремесло?
– Тут было столько вариантов для счастливого финала! Или, хотя бы, относительно неплохого! Какого ты так вцепился в ту книжку?! Неужели не понимал, что вот этот вот чёрт в шляпе, – она через плечо ткнула в Вика, – не даст тебе довести дело до конца? Почему никого не слушал? Даже нас, серьёзно, мы что, должны были тебе в том кафе большими буквами на ватмане написать «остановись, не лезь, оно тебя сожрёт»? Столько трагедий, у-у-у…
Девочка попыталась обхватить голову руками и чуть не выронила сумку с ноутом. Глубоко вдохнула, скинула с головы капюшон, и Левиафан машинально отметил, что волосы из рыжих стали русыми.
– Ладно, не скажу, что мне не понравилось. Вышло драматично, красиво, да и надежда умирает последней… Но! Какого… хрена, уж прости, ты взялся за ритуал, будучи в настолько нестабильном психическом состоянии? Ясно же было, что тут миру точно придёт каюк! Ты же взрослый, тебе не шестнадцать, блин, ну хоть плачь…
Левиафан молча смотрел на неё, прижимая к лицу прохладные руки, и понятия не имел даже не то что как отвечать – как вообще реагировать. Пресловутый страшный жнец оказался… девчонкой! Шумной, экспрессивной девчонкой, чья возмущённая тирада почему-то навевала воспоминания о детских площадках, где мамы и бабушки громко отчитывали малышей за беготню и ободранные коленки. Левиафану, к слову, это всегда казалось ужасно несправедливым – ты же упал, и тебе же ещё и попадёт! – поэтому на Оскара с Филиппом он так никогда не орал. А у демонов, ясное дело, мам и бабушек не водилось, так что ощущение было… непривычным.
– Не хочу мешать, – подал голос Вик, – но не могла бы ты вернуть мне игрушку обратно? Я ещё не убедился, что она выучила все уроки. А без этого, сама знаешь…
Левиафан напрягся. Девочка повернулась к Вику. С полминуты молчала, а потом проникновенно протянула:
– Как же иногда хочется тебя придушить… Пусть даже так я лишусь лучшего партнёра по выпивке и ужастикам. Короче, три шага назад сделал, и не лезь, пока я тебя на Луну не вышвырнула!
– Не получится, – неожиданно для себя сказал Левиафан. – Луны больше нет.
– Это он тебе сказал? – скривилась Девочка-Жнец, ткнув Вика углом ноутбука в живот. – Узнаю стиль. И что ещё наговорил?
Вик закатил глаза и отвернулся, скрестив на груди руки. У Левиафана буквально голова шла кругом – больно уж быстро его личный фестиваль ужасов сменился такой… чуть ли не семейной сценой.
– Н-ну… что мир погиб, никого не осталось, что…
– Врёт! Уже свистит как дышит, – Девочка-Жнец потрясла сумкой. – Прикинь, сколько смертей пришлось бы вписывать? Да у меня диск бы перегрелся, вся наша контора на ушах стояла бы!
На миг Левиафан почти перестал дышать. Нет, нет, не может быть, чтобы судьба его всё же пощадила…
– Я же видел… Видел всё, погибающий космос, Земля в огне… нельзя безупречно продумать мираж подобного масштаба, тем более физически ощутимый мираж!
Девочка потёрла лоб:
– Ну, может, нельзя. Я, признаться, таким особо не балуюсь, но… тут же другое, разве ты ещё не понял? Оглянись. Вспомни, что видел и как. Подумай, почему могли остаться только вы двое.
– Ну не-ет, – застонал Вик. – Перестань, вы мне всё испортите!
Левиафан осторожно огляделся и встал, косясь на Вика и пытаясь не дёргаться от каждого его движения – вместе с надеждой на спасение вернулся и страх. А потом чуть прикрыл глаза, осторожно раскручивая цепочку воспоминаний обратно. Вот Вик нависает над ним, скаля зубы, вот он пытается бежать, вот Вик меняет лицо, говорит что-то, чего уже не вспомнить… Паника, захлёстывающая рассудок, вкус рвоты… Дождь, пустота, танец города…
Город. Город, в котором все до единого здания были ему знакомы. Детский рисунок Оскара, внезапно отразившийся в картине гибнущего мира. А увидел ли он на горящей Земле хоть одно незнакомое прежде место? Ведь кем бы ни был Вик, он не может знать всю жизнь Левиафана досконально.
Он вспомнил самое начало. Вспомнил тяжесть в голове, дрожь, странный привкус… То же самое он почувствовал тысячелетия назад, когда толпа демонов зажала его в угол, и Дагон протянул руку к голове…
И тут Левиафан понял. Он не приходил в себя. Ни на секунду после того, как упала свеча, и прерванный ритуал приложил его, стоящего в центре, отдачей, позволив Вику смять все ментальные щиты и запустить руку в сознание.
– Всё это в голове… – прошептал Левиафан и резко повернулся к Вику. – Как? Я же помню Дагона. Он максимум две-три иллюзии мог создать, а считался профи в ментальной магии.
– Сравнил талант с яичницей, – фыркнул Вик. – Я не создавал иллюзии, а стукнул по болевым точкам и позволил твоему подсознанию напасть на тебя же, выпустить все кошмары наружу. Неплохо вышло!
Левиафан со свистом втянул в себя воздух. Ясно. Всё ясно. Он знал, как это работает, по крайней мере в теории: существовало несколько уровней ментальных атак, и если первый, простейший, Левиафан и сам использовал, когда смотрел воспоминания Антона, то четвёртый… требовал куда большей силы и мастерства. Такая атака буквально выворачивала твою личную реальность наизнанку, и сознание, которое до этого находилось внутри тебя, вдруг оказывалось снаружи, словно вы поменялись местами.
Значит, было бесполезно прикрывать голову. Вик туда уже залез. Левиафан зло уставился на Девочку-Жнеца. Неприятно всё же, когда из твоего сознания делают проходной двор.
– А ты что, вроде как мимо проходила?
– Для меня ваши границы эфемерны, – пожала плечами Девочка-Жнец. – Правда, боюсь, теперь твоё сознание расширилось до границ довольно крупного измерения… Ничего личного. Потом всё вернётся обратно. Наверное.
Левиафан поборол порыв схватиться за голову, чтобы убедиться, что её не разнесло как арбуз. Ясно же, что это не так работает! Девочка протяжно вздохнула, обняла ноутбук, утыкаясь в него подбородком, и Левиафан вдруг осознал, что она ниже его почти на полголовы.
– Нам ведь нельзя вмешиваться, – пробубнила Девочка. – Жнецы бессильны. Мы просто видим сюжетные линии, все разом, а потом просто контролируем, вписываем. Мой отдел отвечает за бессмертных, так что их я как раз и вижу, и… Знаете, вы оба, как это иногда мешает? Хочешь посидеть себе спокойно, пообедать с друзьями – так нет, даже в кафе обязательно наткнёшься на вот это недоразумение… простите, на демона! Помню, ещё подумала: «кому, интересно, так не повезло, его ветку вести, жесть какая-то»… А на другой день бац! – и сообщение от руководства. Мол, у нас новая линия, в центре Левиафан, все его смерти на тебе. Спасибо, блин, ирония судьбы!
– Сюжет? Линия? Мои смерти? – Левиафан попытался выцепить самое важное. Сейчас знания – единственное, что может стать его оружием.
– Ага, – Девочка-Жнец плюхнулась на траву, скрестив ноги, и пристроила сверху ноутбук. – Хочешь посмотреть?
Левиафан очень хотел. Хотел узнать буквально всё, столько, сколько сможет. Он всё ещё пленник, он не в безопасности, и вестись на безобидный вид жнеца не стоит тоже. В конце концов… они, кажется, друзья с Виком. А значит, верить нельзя никому.
Девочка подняла крышку ноута, вбила пароль и развернула экран к Левиафану:
– Смотри. Тут вроде всё понятно. Очки, надеюсь, не нужны?
Левиафан фыркнул, сел рядом и уставился в ноут.
