Анна Корнова
Сердолик – камень счастья
Войдя в квартиру, Инна сразу услышала крики, доносившиеся с кухни, – ничего странного – родители пьют утренний кофе. К скандалам Инна привыкла с детства: ругались родные по каждому поводу, а порой и без него. Девушка разулась, сняла пальто и хотела незаметно пройти в свою комнату, но тут с удивлением услышала своё имя.
– Чего Инне в институте делать? Мы будем платить за её обучение, а через год, максимум через два её отчислят, – звенит гневный голос Лидии.
– Может быть, она на бюджет поступит, – кричит Слава.
– Рождественский, ты иногда думай, прежде чем сказать. Какой бюджет! Я летом на даче видела, как она к экзаменам готовилась: по десять раз одну и ту же страницу читала: то ли понять не могла, то ли запомнить.
– Моя дочь хочет стать врачом, и она им станет!
– Да пусть хоть космонавтом становится. Только ты не забывай, что у тебя ещё одна дочь есть, и ей тоже надо учиться!
– А что, обеих мы выучить не в состоянии? – пытается её перекричать Слава.
– Смысл выкидывать деньги на ветер? Сегодня Инна врачом хочет стать, завтра – балериной.
– При чём здесь балерина?
– При том, что это так же ею недостижимо, и результата в обоих случаях не будет.
Инна стояла в коридоре и слушала про свою бездарность. В ней боролись два желания: первое – вбежать на кухню и закричать, что ей не надо никаких денег от родителей, она сама заработает, а второе желание – ничего никому не говорить, а закрыться у себя в комнате, зарыться лицом в подушку и плакать от обиды.
Хлопнув дверью, в коридор вышел отец, увидел дочь, на секунду смутился:
– Не обращай внимания! К тебе это отношения не имеет. Это наши финансовые разбирательства.
– Папа, не надо из-за меня ругаться. Я семейному бюджету ущерба не нанесу.
– Инн, прекращай. Нашему бюджету ущерб трудно нанести, просто мама бухгалтер, и она привыкла считать деньги.
– Да, я привыкла считать, – из кухни вышла Лидия, – мы планируем расширяться, берём под это кредит. В следующем году не то, что каждый рубль, каждая копейка на счету будет.
Слава зло бросил Лидии, что с её предложениями по расширению фирмы он не согласен, Лидия принялась доказывать, что это не её предложения, а логичный этап развития компании. Они снова кричали, унижая друг друга, – словом, всё было как всегда.
Ложась спать, Инна делилась с мамой обидой. Этот мысленный диалог всегда успокаивал, но тем вечером, чем больше она разговаривала с фотографией смеющейся девушки, тем обиднее ей становилось:
– Мамочка, зачем ты погибла? Если бы ты была жива, всё было совсем по-другому.
– Не плачь, всё будет хорошо. Ты сможешь в этом году поступить в институт.
– А если не поступлю? Я, правда, не очень способная. Вот Алина, та с ходу всё понимает, быстро соображает. А я тугодумка.
– Глупости! Никакая ты не тугодумка, просто не веришь в себя. Тебе что доктор Мишкин вчера сказал? Из тебя получится хороший врач.
– Мишкин просто очень добрый. А что мне теперь делать?
– Верить в себя. А почему сердечко сердоликовое не носишь? Оно счастливое.
– Я про него забыла. Завтра надену.
– Надень, и всё наладится.
Глава 8
Та зима промчалось удивительно быстро – работа у Инны, учёба у Алины, подготовка в вуз – и сёстры с удивлением обнаружили, что уже наступила весна. Для Инны сигналом смены времен года стала мартовская досрочная сдача ЕГЭ, а для Алины – знакомство с Костиком. Костик был похож на ангела – худощавый, белокурый, с огромными серыми глазами. У ангела были нежные губы и сильные тонкие пальцы. Он учился в консерватории на композиторском факультете, играл Алине на рояле красивые мелодии, а потом ласкал её так, что Алине думалось: Костик хотя и похож на ангела, на самом деле дьявол-искуситель. Но, несмотря на все таланты Костика за роялем и в постели, роман этот продлился недолго. Летом Алина блестяще сдала экзамены и легко поступила в университет на романо-германское отделение. Ощутив себя студенткой, ей захотелось изменений – она купила трессы и покрасилась в радикально чёрный цвет – Слава сказал, что дочь стала похожа на женщину Востока, а Лидия только умилилась: «Какая же, доченька, ты красивая!». Но на этом преображения не закончились, изменений внешности Алине было недостаточно: хотелось измениться полностью, хотелось любви, настоящей, чтобы весь мир клином сошёлся на любимом человеке, чтобы горло сжималось в спазме, а по спине бежали мурашки. От Костика горло не сжималось.
– Мне во всей этой истории только рояль импонирует, – признавалась Алина сестре. – Играл бы на пианино, так бы не впечатляло. А тут – огромная комната, практически зал, и рояль! Элегантно, хоть кино снимай.
Инне Костик нравился: красивый, интеллигентный, но он сравниться с Митей, по её мнению, не мог. Не было у Костика ни той широкой открытой улыбки, ни добрых, широко распахнутых глаз, как у Мити. С Митей Инна по-прежнему перезванивалась, иногда они встречалась, если Мите надо было поделиться очередными переживаниями и поговорить об Алине – забыть Алину он не мог. Но встречи эти стали редкими, поскольку свободного времени у Инны практически не было – к удивлению родных она, прекрасно сдав не только русский язык, но и сложнейшие ЕГЭ по химии и биологии, поступила, как и хотела, на лечебный факультет. Слава гордился дочерями безмерно, да и Лидия не уставала повторять, что всё её силы, вложенные в дочерей, сторицей окупились: «Обе поступили на бюджет, и теперь обе студентки престижных вузов».
Инна всё время проводила за книгами – анатомия, латинский язык, эмбриология, рентгенология, многое было знакомо ещё с колледжа, но теперь это надо было изучать на значительно более серьёзном уровне.
– Поражаюсь тебе: сколько можно зубрить! – Алина тряхнула гривой иссиня-чёрных волос. – Поедем в выходные на дачу. Снег наконец выпал, я на лыжах покатаюсь, ты свои кости-мышцы поучишь. Одну меня не пустят, а с тобой может прокатить.
– Ты с Костиком поедешь?
– Наоборот, поеду от него отдохнуть. Надоел.
– Алин, Митя тебе надоел, Костик надоел… У тебя так никогда никаких серьёзных отношений не будет. Может быть, дело в тебе самой.
– Конечно, во мне. Я однолюбка – всю жизнь люблю себя, ненаглядную, – Алина очаровательно улыбнулась. – Ну, едем в выходные на дачу?
В выходные на дачу поехали втроем: Лидия тоже отправилась с дочерями «отдохнуть от города и вашего отца», как она выразилась. Машина быстро бежала по припорошённому снегом шоссе. Лидия вела автомобиль уверенно, и настроение у неё было прекрасным – впереди два выходных, можно перезагрузиться и отдохнуть от бесконечных рабочих цейтнотов, с чашкой горячего кофе посидеть на веранде, наслаждаясь очарованием заснеженного сада, и, главное, можно эти два дня постараться не думать об очередном романе мужа. Слава, конечно, рассказывает, что он ведёт какие-то иллюзорные переговоры с заказчиками, но она прекрасно понимает, почему он поздно возвращается, подолгу утром стоит перед зеркалом, поменял парфюм… Лета было ему, кобелю, мало, пока жена на даче жила, – не нагулялся! Лида поморщилась: обещала себе на выходных не вспоминать о «художествах» мужа, а вот опять этот негатив лезет в голову. Разумеется, и она не без греха, но если позволяла себе адюльтер, то только на отдыхе, этакие легкие курортно-санаторные романы, которые никак на семье не отражались. А у Рождественского и после поездок ещё долго дым из ушей шёл. Отдыхали супруги всегда поврозь, прошлым летом хотели вместе полететь в Испанию, да Бог отвел – нога подвернулась, а то бы наблюдала, как он на пляже всех девок глазами ест. Не такой в молодости представлялась Лидии её семейная жизнь. Она вспомнила, как двадцать лет назад с завистью смотрела на молодую пару – на соседей тётки. Жизнерадостный Слава, высокий, поджарый (Лиде он казался сказочным красавцем), и всегда улыбающаяся его жена повсюду ходили вместе, держась за руки, и от них шла такая энергетика любви и счастья, что вокруг искрило. Лида завидовала Славиной жене, хотелось оказаться на её месте. И вот оказалась – стала супругой Рождественского, но ни разу не поймала на себе того восторженно-обожающего взгляда, каким он смотрел на первую жену. О своем прошлом браке Слава никогда не говорил, на вопросы о том времени не отвечал, никаких фотографий первой жены в доме не было. Может быть, ему до сих пор больно вспоминать о потере счастья. Хорошо, хоть Инна на свою мать не похожа, ничем ту курносую хохотушку отцу не напоминает, выросла дылда, серая, как моль, вылитая бабка, покойная Славкина мать. А то была бы ходячим напоминанием отцу о погибшей матери, о прерванной любви.
– Девчата, вы чем заниматься будете? – Лида решила прекратить раздражающие воспоминания.
– Как и планировали, – ответила Алина, не отрываясь от экрана телефона, – я на лыжах кататься и в бане парится, а Инка-зубрилка свою латинскую нецензурщину учить.
Всё было именно так, как и говорила Алина. Инна расположилась у окна на втором этаже, разложив на столе тетради и учебники, иногда она отрывала взгляд от книг и наблюдала, как из бани выбегала и падала в пушистый сугроб Лидия. Издалека женщина была похожа на молоденькую девушку – стройная гибкая фигура, каскад густых волос – посещение тренажерного зала и правильное питание соблюдались Лидией беспрекословно. Никто не узнал бы в этой моложавой холеной женщине сутулую, угловатую девчонку, какой была Лидия двадцать лет назад. Алина в снег вместе с матерью не кидалась; она по утрам истязала себя лыжным марафоном, а потом почти безвылазно просиживала в парилке.
Вернувшись с дачи, Инна, улыбаясь, вспоминала снегиря, прилетавшего на подоконник и с любопытством через стекло заглядывающего в комнату, белоснежное одеяло зимы, накрывшее двор, край участка Нестеренко. Инна знала, что в заново отстроенном доме семьи Нестеренко зимой бывает только сторож, и надеяться, что приедет Митя, бессмысленно. Но всё-таки Инна посматривала на соседний участок – а вдруг! От воспоминаний о прошедших выходных её отвлекла Алина:
– Давай, выручай, медик-профессионал, – сестра села напротив Инны и посмотрела жалобным взглядом кота из мультика про Шрека. – Я залетела. Думала своими силами обойтись – не получилось.
– В смысле? Ты беременная? Зачем же ты в бане парилась? – опешила Инна.
– Затем и парилась. А перед тем на лыжах до одури бегала. А результат нулевой.
– А Костик знает? Ты же от него забеременела?
– Нафиг ему это знать?
– Ты думаешь, он откажется от ребёнка?
– В том-то и дело, что не откажется. И что потом? На всю жизнь с ним быть повязанной? Я по прослушиванию фортепьянной музыки на сорок лет вперед программу выполнила.
– Алин, только не вздумай аборт делать. Ты же видишь, как в тебе человечек за жизнь цепляется. Никакая баня его не выпарила.
– Инн, хватит придуриваться! «Человечек за жизнь цепляется». – Алина передёрнула плечами. – Трэш какой-то. Нет там никакого человечка. Там набор клеток размером с маковое зёрнышко. Тебя же в колледже учили на какой неделе что формируется.
Инна потрясённо смотрела на сестру: в Алине, доброй, весёлой Алине, бьётся новая жизнь, а сестра стремиться эту жизнь убить.
– Искусственное прерывание беременности на каждом углу делают, и цена подъёмная, но я отзывы почитала: можно на всякое нарваться, – продолжала Алина. – Я таблетки хотела пить, но там побочки немерено. Есть ещё миниаборт, вакуум, но там тоже и плюсы, и минусы. Короче, мне надо срочно определиться. В частной клинике будут свои услуги втюхивать, в районной просто всё пофиг, а мне объективный совет грамотного специалиста конкретно по моему случаю нужен. У тебя в гинекологии Вика работает, пусть к хорошему врачу сосватает.
– Вика не работает сейчас. Она в декрете, ей вот-вот рожать.
– Инн, не тупи! В декрете, в роддоме… У неё там связи всё равно остались. Давай звони!
– Алиша, ты подумай, что первый аборт – это большая опасность. Можно потом на всю жизнь бесплодной остаться, – Инна, как могла, отговаривала сестру.
– Вот поэтому я и говорю тебе, что хочу риски свести до минимума. Бери телефон и звони Вике. Вы же с ней что-то обещали Гиппократу.
До Вики Инна дозвониться не смогла и набрала номер Риты. На вопрос о Вике, не родила ли она до срока и не поменяла ли номер телефона, Инна услышала странно монотонный голос подруги:
– Не знаю, что с Викой, ничего ни про кого не знаю. Я в отпуске две недели, во вторник на работу выходить.
– И чем ты в отпуске занималась? – Инна не могла понять, что с происходит Ритиным голосом.
– Пила водку и вино, спала, хотела вены себе перерезать, – равнодушно стала перечислять подруга.
– Рита, я к тебе сейчас приеду, – испуганно затараторила Инна, – ничего не делай, я у тебя через час, нет, я на такси через полчаса у тебя буду.
– Куда ты в одиннадцатом часу собралась? – удивилась Алина.
– Алишенька, я завтра, обещаю, в лепешку разобьюсь и найду тебе хорошего гинеколога для консультации. А сейчас я к Рите, – на ходу говорила Инна, застёгивая сапоги. – Узнаю, что там. Родителям скажи, что, может быть, ночевать у неё останусь. По обстановке посмотрю.
Пока дожидалась лифт, Инна вызвала такси и, рискуя упасть на скользких ступеньках, выбежала из подъезда. С подругой происходит что-то непонятное, возможно, страшное, и надо успеть помочь.
У Ритиной пятиэтажки такси затормозило. Инна подняла голову: на третьем этаже в квартире у подруги горел свет – может, ничего плохого и не происходит, зря переполошилась.
Инна уже спокойно поднялась по лестнице, нажала на кнопку звонка. Заиграла бравурная мелодия, но дверь долго не открывали, пришлось снова звонить. Наконец щелкнул замок, и в дверном проеме появилась Рита, непричёсанная, осунувшаяся, безразлично посмотрела на Инну, вяло произнесла:
– А, это ты. Проходи.
В квартире было накурено, на полу валялись какие-то вещи, осколки разбитой вазы.
– Чего у тебя случилось? – Инна обвела глазами прихожую.
– Владька ушел к другой бабе. Пошли на кухню, я тебе кофе сварю.
Инна не пила кофе по ночам, но отказываться не стала и покорно пошла на кухню, где сразу принялась наводить порядок.
– Сядь, не мельтеши, – Рита указала на табуретку. – Я завтра всё буду отмывать. Надо же как-то в нормальный ритм входить.
– Ну, я хоть посуду помою.
– Ладно, – милостиво кивнула Рита, – мой, если душа просит.
Пока Инна мыла тарелки, подруга поведала, что Влад Кремнёв, переехавший к ней сразу после выписки из травматологии почти год назад, в одночасье собрал вещи и ушёл. Но не просто оставил Риту, а заявил ей, что не любил её никогда и жил у неё лишь потому, что она имела своё жильё, а ему с матерью и отчимом жить надоело.
– И ведь, что самое обидное, – рассказывала Рита, – у него всё это время, пока у меня жил, другая баба была. Он ей врал, что квартиру снимает, а хозяйка строгая, поэтому к нему заходить нельзя. Он у меня жил, ел, пил, а сам на первый взнос откладывал. Сейчас они ипотеку взяли, расписываться будут. Я думала, что у нас всё серьёзно, а он мною попользовался и, как соплю с пальца, стряхнул.
– Ты себе нафантазировала не пойми чего – распишутся, ипотеку возьмут…
– Ничего я не фантазировала. Владька сам всё рассказал, когда уходил. Со мной, сказал, ни один мужик жить не будет, потому то я дура. Ну, и всё рассказал, про свою любовь, про то, что она замужем была, а теперь развелась, и они вместе будут жить в ипотечной квартире. Вот я две недели и пережёвываю эти его слова.
– Рит, почему ты мне сразу не позвонила? Зачем себя изводила?
– А чего звонить? Что поменялось бы? Всё равно я уже узнала, что меня почти год за лохушку держали, потому что я лохушка и есть. Ведь как женщина я его лучшем случае один раз в две недели интересовала, я всегда одна засыпала, пока он в танчики на компьютере играл. Вот если бы Владька встретил другую бабу и ушёл к ней, я попереживала бы, конечно, но не так обидно было. А тут выходит со мной жил, а сам фигу в кармане держал, – губы у Риты задрожали.
– Да плюнь ты на него. Дрянь он, и говорить о нём нечего, – Инна пыталась успокоить подругу.
– Он-то дрянь, а я кто? Я этой дряни в рот смотрела, не знала, чем угодить. Я, как идиотка, на крыльях домой летела, с дежурства ему сообщения с поцелуйчиками отправляла, а он в это время другую трахал. А чего ты вчера Суромкину искала? – вдруг вспомнила Рита.
– Вика в гинекологии до декрета работала. А мне надо врача найти, насчёт аборта посоветоваться. – Инна густо покраснела.
– Инка, это ты от мажора своего? А говорила, что он такой порядочный! Что ж он, мерзота, тебя на чистку гонит?
– Это не мне, это Алине. И Митя здесь ни при чём.
– Митя, не Митя – все они сволочи! Козёл обрюхатил девчонку, а ей здоровье губить. Сколько твоей сестрёнке?
– Восемнадцать недавно исполнилось.
– Жаль. Я почему-то думала ей поменьше. Была бы несовершеннолетняя, можно было бы этого урода посадить.
– Он не урод, и про беременность он ничего не знает. Алина сама не хочет рожать. Я, конечно, против, но если она что решила, то её не переспоришь. Только она хочет, чтобы её хороший врач посмотрел и посоветовал, как в её случае лучше беременность прервать. Мне про это даже говорить не хочется, но вот взялась помогать, чтоб риски снизить: страшно, что покалечится.
– Не она первая, не она последняя. Я во вторник на работу выйду, с Шишкиным-Мишкиным поговорю. У него же жена у нас во Второй гинекологии работает, говорят, нормальный врач. А у них с Шишкиным сейчас вроде замирение вышло, она к нему заходила несколько раз, о чём-то беседовали на лавочке у третьего корпуса. Я мимо в лабораторию шла: спокойно так разговаривали, улыбались даже.
– Как-то неудобно Мишкина просить, – опять покраснела Инна.
– У тебя всё неудобно, некрасиво, неприлично. Пора уже слова без «не» учить начинать.
Подруги долго сидели на кухне, и Инна видела: Рита приходит в себя – в голосе появились эмоции, в глазах – интерес к жизни. Почти под утро девушки пошли спать.
– Я до семи посплю и на учёбу. У меня в понедельник анатомия – там строго с прогулами, – Инна еле стояла на ногах.
– Один раз и прогулять можно. Ты анатомию лучше всех в группе знала. Объяснишь, что у тебя подружка оказалась в большой ягодичной мышце и ты её спасала.
– Не преувеличивай. Ничего непоправимого с тобой не случилось, до полной задницы ещё далеко. Но будильник я всё же на семь поставлю.
– Ты не человек, ты биоробот. А с Шишкиным я во вторник поговорю и сразу тебе позвоню. Если твоя сестрица не одумается, всё организуем в лучшем виде.
***
Во вторник Инна получила сообщение от Риты «Алина сегодня в 5 часов должна подойти к жене Шишкина. Шишкин-Мишкин всегда готов тебе помочь))))». То, что Рита шутит, Инну порадовало, значит, отвлеклась подруга от обиды на Кремнёва. Но возникла проблема – ни как зовут жену Мишкина, ни как она выглядит, Инна не знала. Как объяснить Алине, кого ей надо искать в огромном корпусе? Попыталась дозвонится – бесполезно: для Ритиного телефона быть «вне зоны» нормальное состояние, вовремя ставить мобильный на зарядку было не в правилах Маргариты. Позвонить в отделение, чтобы позвали Егошину к телефону, тоже не удалось – автомат сообщил, что номер изменился. Номер справочной был постоянно занят. Словом, Инна поехала с сестрой в больницу, чтобы на месте разобраться, куда и к кому Алине надо идти.
Войдя в вестибюль, Инна ощутила легкую грусть: прежде она чувствовала себя здесь нужным сотрудником, от которого зависит здоровье пациентов, а теперь пришла сюда как гость. Но в отделении печаль прошла: Инне обрадовались, стали расспрашивать об учёбе, даже увидевший Инну завотделением, всегда строгий, с суровым взглядом, расплылся в улыбке: «Соскучилась? И мы по тебе скучаем. Давай, учись и к нам. Мы тебя ждём».
– Офигеть, как тебя любят! – шепнула Алина.
Появилась Рита, окинула Алину беглым взглядом:
– Вон, зелёный корпус видишь? Дуй туда на второй этаж, – Рита указала на здание за окном, – спросишь Юлию Михайловну. Скажешь, что Дмитрий Игоревич с ней про тебя договорился.
– Я покажу, как идти, – Инна собралась проводить сестру.
– Сама что ли не дойдёт! – остановила подругу Рита. – Залететь смогла самостоятельно, а уж второй корпус тем более самостоятельно найдёт.
Они стояли в дверях на выходе из отделения.
– Ещё раз повтори, пожалуйста, кого мне спросить и от чьего имени, –Алина достала телефон, чтобы записывать.
– Пиши: Юлия Михайловна. А обращаешься ты вот от его имени, – Рита кивнула в сторону вышедшего из ординаторской Мишкина, – Дмитрий Игоревич, тайный ухажёр твоей сестры.
– Перестань, какой ухажёр! Просто болтали на дежурствах, – Инна залилась краской.
– Так это и есть Мишкин, – Алина смотрела вслед спешащему по коридору доктору, – хлипкий какой! Инн, он же ниже тебя ростом и в плечах не широк. А ты чего покраснела так?
Алина игриво подмигнула сестре, хихикнула, развернулась на высоких каблуках и весело побежала вниз по ступенькам, будто не к врачу об аборте шла договариваться, а на радостное свидание торопилась.
– Сестра у тебя красотка, – тихо проговорила Рита. – Наверно, и у Владьки какая-нибудь такая.
– Прекращай о них думать. Такая-другая, – Инна приготовилась отвлекать подругу от тяжёлых мыслей, но как из-под земли вырос завотделением.
– Маргарита, у нас рабочий день не закончен. А ты Рождественская поболтать пришла? Переобувайся, возьми в бельевой чистый халат и быстро в гипсовую.
Инна растерялась: у неё же в отделении нет сменной обуви. Что она здесь теперь не работает и может не реагировать на слова заведующего, ей даже в голову не пришло. Рита сунула ей свои запасные тапочки, они были Инне малы, но других не нашлось. За несколько минут успев переодеться и помыть руки, она помчалась в комнату для гипсования. Там доктор Мишкин раскатывал бинт по манипуляционному столу. Он явно удивился, увидев Инну, но, ничего не сказав, кивнул на тазик с гипсовой лангетой. Работали они слажено, Инна расправляла ладонями лангету так, чтобы не было складок, затем Мышкин накладывал лангету и тщательно моделировал повязку у сустава, а Инна бережно поддерживала ногу больного. Пока ждали, что лангета затвердеет, врач тихо поинтересовался:
– Ты с Юлией Михайловной уже встретилась?
– Нет, у меня сестра одна к ней пошла.
Мышкин внимательно посмотрел на Инну:
– Я, видимо, неправильно понял Риту. Подумал, что тебе помощь нужна.
Инна от одной лишь мысли, что Дмитрий Игоревич решил, будто она беременна, густо покраснела, как и всегда при волнении.
– Ну, а как у тебя дела? Как учёба? – Мишкин, видя смущение Инны, попытался перевести разговор.
Инна принялась подробно рассказывать про преподавателей, про предметы, пока Мишкин фиксировал лангету бинтом.
– Тебя Алина ищет, – в гипсовую заглянула Рита. – Дмитрий Игоревич, пусть Инна к сестре идёт. Я тоже знаю правила наложения бинтовых повязок.
– Мы уже всё закончили. Спасибо, Инна, за помощь, – тихо пробормотал Мишкин.
***
Вечером, уже в кровати, Инна рассказывает весёлой девушке с фотографии:
– Мама, представляешь, Мишкин подумал, что я собралась аборт делать.
– И пускай бы подумал, – смеётся девушка. – Или тебя серьёзно волнует, что думает про твою личную жизнь Мишкин?
Инна не знает, что ответить. Она молчит и засыпает.
Глава 9
В декабре Алина легко избавилась от беременности и так же легко рассталась с Костиком. А в конце января в её жизнь ворвался Клим. После ночи, проведённой с незнакомцем, Алина решила, что больше они не встретятся – это было неожиданное сексуальное приключение, но не более. Но когда через неделю раздался звонок, и низкий мужской голос поинтересовался, как сильно она соскучилась, сердце Алины застучало сильнее.
– Называй адрес, я через час подъеду, – Клим не спрашивал, какие у неё планы, не занята ли она, он диктовал свои условия.
Алина хотела возмутиться, поставить звонившего на место, отказаться от встречи, но вместо этого стала объяснять, где её подождать. У дома встречаться не хотелось: родители уже вернулись, увидят из окна – потом рассказывай им, кто это и откуда.
Клим ждал её в автомобиле, припаркованном рядом со сквером у метро. Алина ожидала увидеть букет цветов, но его не оказалось. Всё указывало девушке, что надо гордо уйти, но тут Клим обнял её, и она, забыв обо всем, стала целоваться. Какое значение имеет отсутствие букета, когда подгибаются колени, а по спине бегут мурашки!
– Поедем поужинаем? – спросил Клим, отпустив губы Алины.
– Нет, давай сразу к тебе, – прошептала она, едва дыша.
Но они всё-таки поехали в центр, в рыбный ресторан. Алина была равнодушна к морепродуктам, но Клим именно их и заказал.
– А мне что-нибудь овощное, я моллюсков не уважаю.
– Ты просто не умеешь с ними обращаться. – Клим проигнорировал просьбу Алины. – Я научу тебя правильно есть устриц.
И Алина послушно брала ракушку левой рукой, цепляла желеподобную мякоть маленьким трезубцем и старалась проглотить, не разжевывая. Нельзя сказать, что ей устрицы понравились, скорее, показались безвкусными. Но Алина неожиданно почувствовала странное удовольствие подчинятся Климу, и ещё в её сознание закралась надежда, что наступит время, и уже этот самоуверенный мужчина станет зависимым от неё и будет ловить каждое её слово, прикипев к ней всей душой.
– Ты учишься? Работаешь? – Клим надавил на ломтик лимона, выдавливая сок.
– Учусь на инязе. А ты кем работаешь? – Алина с любопытством смотрела на спутника.
– У меня юридическое образование. Мне двадцать девять лет. Создавать семью в ближайшие годы не планирую. Я ответил на все возможные вопросы? – прищурился Клим.
– Не на все. Вот юридическое образование – это не работа. А кем работаешь? Полицейским? Адвокатом? Судьей?
– Я обеспечиваю правовое сопровождение дел одного серьёзного человека.
– А меня ты ни о чём больше не хочешь спросить? Например, о моих планах, об увлечениях.
– Нет, не хочу, – совершенно равнодушно ответил Клим. – Ты пей шампанское. Брют подчеркивает вкус устриц.
В тот вечер Алина не забыла позвонить домой, чтобы рассказать, что заболталась у подруги в новом отдалённом районе, и ехать домой боится, поэтому останется ночевать в гостях. Лидия потребовала, чтобы дочь вызвала такси, собралась сама приехать за ней, но Алина отключила телефон: она позвонила, предупредила – достаточно, чтобы считать себя послушной дочерью. В комнату из душа вошёл Клим, и по спине Алины побежали мурашки, а его прикосновение окончательно лишило её рассудка.
Клим обнял Алину, и она почувствовала, как напряглись его руки. Он неспешно массировал её грудь, живот, и всё тело девушки дрожало от мастерства умелых пальцев Клима. «Поцелуй меня», – подумала Алина, и Клим тотчас начал её целовать. Они не произносили слов, но казалось, слышали мысли друг друга. Как только он вошел в неё, она начала плавно крутить бедрами, как ожидал Клим. Как только она захотела, чтобы он не торопился, Клим тотчас же замедлил движения.
Ночью Алина проснулась. Комнату легкими бликами освещала луна, окутывая пространство вокруг покровом таинственности. Девушка встала и подошла к окну: обычный двор, занесённая снегом детская площадка, сугробы вдоль тротуара, тесно припаркованные машины, но Алине той ночью всё казалось загадочно-прекрасным.
– Ты чего не спишь?
Она обернулась – Клим, приподнявшись на локте, рассматривал её силуэт на фоне окна.
– Что-то не спится.
– Тогда иди сюда.
И вновь цунами наслаждения обрушилось на них, наполнило обоих, переплело тела, заставило забыть обо всём: кто они, где они, будто и не существовало ничего, кроме этого безумного выброса энергии.
С той январской ночи жизнь Алины перевернулась. Учёба, друзья, родные – всё это стало неинтересным, отвлекающим от единственно важного – от Клима. В какой-то момент Алина осознала, что сходит с ума, если не видит его больше суток, едва расставшись, она начинала скучать по его карим глазам, ласковым рукам, по усмешке в уголках губ. Разумеется, дома заметили несвойственную Алине рассеянность, да и постоянные ночёвки у якобы подруг не могли не вызвать вопросов. Лидия потребовала, чтобы дочь познакомила родных со своим новым знакомым: Митю хорошо знали, Костик в дом приходил, а тут неизвестно где, неизвестно с кем – не дай Бог, что случится, непонятно кого искать. Алина фыркнула:
– Мамочка, если ты перестанешь стремиться всё контролировать, то сразу станешь намного счастливее.
Но на свидании с Климом Алина всё же поинтересовалась, не хотел бы он зайти к ней в гости, посмотреть, как она живёт.
– Я полагаю, что это лишнее, – Клим лениво потянулся.
– Тебе совсем неинтересно то, что касается меня! – надула губки Алина.
– Всё, что мне надо, я знаю.
– А что ты знаешь? Что тебе обо мне надо знать? – Алина неожиданно разозлилась – Я для тебя просто постельная принадлежность!
– Откуда такой вывод?
– Ты не знакомишь меня со своими друзьями!
– У меня нет друзей, а деловых партнеров я не считаю нужным посвящать в детали своей личной жизни.
– Родных у тебя тоже нет?
– Есть. Но мы не пересекаемся. Они живут параллельно со мной в соответствии с собственными целями.
– Как это? – Алина ужу забыла про свою обиду. – Ты что, не общаешься со своими родителями? Они у тебя далеко живут?
– Отец на соседней улице, мать преимущественно в Америке, но иногда наведывается в Москву. Они разошлись, когда мне пять лет было, и создали новые семьи, причем, не по одному разу. У меня и брат сводный есть по матери, ему кажется лет двадцать уже, и по отцу братьев-сестёр немерено, там возраст самый разнообразный – от двадцати пяти до пяти. Ему каждая очередная жена рожала.
– У меня тоже сводная сестра Инна. У нас отец общий, а матери разные. Но для меня она самый близкий и родной человек. Я ей всё рассказываю, потому что знаю: она всегда меня поймет. Она очень добрая и всем готова помочь. Кстати, Инна считает, что мужчину, предлагающего отношения в формате секса без обязательств, можно приравнять к женщине с низким уровнем социальной ответственности.
– Да, добрая у тебя сестра, – усмехнулся Клим.
Больше они не обсуждали тему знакомства с родственниками, и всё пошло по-прежнему. Клим определял место и время встречи, и Алина, забыв обо всем, мчалась к нему. Когда спустя годы Алина вспоминала это время, то три месяца их отношений казались ей одним днём, прошедшим в состоянии эйфории.
Весна в тот год пришла рано, радуя солнечными и тёплыми днями, ясным безоблачным небом. Алина сидела на лекции, быстро записывала слова преподавателя, но сосредоточиться на вопросах языкознания не могла. Апрельское солнце заглянуло в аудиторию и словно напомнило, что через час к универу подъедет Клим. Надо только дождаться окончания занятий, и они увидятся! И тут пришло сообщение «Встретиться не получится». Алина отправила ответ: «Клим, привет! А вечером получится? Целую везде, куда дотягиваюсь», но от Клима сообщений больше не было. Расстроенная, она вернулась домой, Клим так ничего не написал и не перезвонил. Это было на него совсем не похоже. А на следующий день поздно вечером Алине позвонила незнакомая девушка и скороговоркой протараторила, что Клим просил передать: он должен уехать на какое-то время.
