bannerbannerbanner
полная версияСердолик – камень счастья

Анна Корнова
Сердолик – камень счастья

На новогодние праздники приехала Рита, как всегда шумная, жизнерадостная, с сумкой, полной подарков.

– Летом я у вас была – Никитка дичился, а сейчас посмотри, какой боевой пацан стал, – отметила Рита изменения в мальчике.

Подруги сидели на кухне, делились новостями, секретами. Дом спал, стояла тишина, только ходики отсчитывали быстро бегущее время.

– После праздников поеду учиться, уже начала задачки решать. Надо несколько сотен задач прорешать, а иллюстративных материалов в два раза больше. Это всякие анализы, ЭКГ, рентгенограммы, спирограммы, – рассказывала Инна.

– Кто бы волновался, только не ты! Всё сдашь на отлично, даже не сомневаюсь.

– Я ещё за своих переживаю. Так, вроде бы, всё нормально. Маша в детский сад хорошо ходит, у Никитки в школе тоже всё хорошо, с соседкой договорилась, что будет к ним готовить ходить, а я на выходных приезжать стану. Но всё равно беспокойно. В больнице главврача в департамент перевели, Диму на его место рекомендуют, у него как раз пять лет на руководящей должности получается.

– А я всегда говорила, что Шишкин ещё и в Москву начальником вернется. Мелкие мужики пробивные.

– Но главврач районной больницы – это не просто должность, забот у Димы в разы прибавится. Ты же знаешь, как он к работе относится.

– Добросовестно относится, – кивнула Рита.

– Именно А я на него детей оставляю, – Инна замолчала и внимательно посмотрела на Риту. – А у тебя чего происходит? Я же вижу: что-то у тебя случилось.

– Я залетела. Думала, Саша обрадуется, мы поженимся. Он говорил, что с женой не спит, живут как соседи. А когда я ему сказала, что ребёнок будет, так оказалось, что у него жена на пятом месяце. И, вообще, после этого пропал. А у меня резус отрицательный, страшно аборт делать. А как жить дальше, не знаю.

– Так рожай. Я тоже не знала, как дальше жить, а вот видишь, живу и жизнью довольна, – Инна произнесла эти слова и осознала, что говорит искренне. Она, действительно, была довольна своей жизнью, в которой была её семья.

– Сравнила! На тебе, беременной, Мишкин женился, а мне одной ребёнка растить.

– Баба Галя говорила: «Господь дал дитя, даст и хлеба, чтоб его прокормить».

Подруги до полуночи вели долгий задушевный разговор.

А ночью Инне приснилась мама.

– Мамочка, мне хорошо. Я ничего не хочу в своей жизни менять. Наверное, я просто привыкла к Диме, но я буду скучать без него, когда на учебу уеду.

Весёлая девушка на фотографии смеётся:

– Вот видишь: стала каждый день мой сердолик носить, а он любовь в жизнь притягивает.

– Мама. это не любовь, это другое.

– Любовь – это и другое, и это тоже.

Глава 27

Лето выдалось жаркое, душное. Рита с Инной сидели на берегу Даниловки, наблюдали за барахтающимися в воде детьми и вели неспешный разговор. Три года подряд после рождения Артёма каждое лето Рита с сыном приезжала к подруге в Даниловск.

– Как Маша за зиму вытянулась! – Рита любовалась белокурой девочкой. – Осенью ещё крошка-коротышка была, а сейчас – девочка-стройняшка.

– А как ты хотела? Осенью в школу пойдёт. – улыбнулась Инна. – Надо их из воды вытаскивать и потихоньку собираться.

– Неохота уходить. У воды хоть как-то дышать можно, – Рита потянулась. – Неужели ты в такую жарищу Машу в Москву потащишь? Поезжай одна. Что я неделю за двумя не присмотрю?

– За четырьмя, – весело поправила Инна, – С тобой ещё Никита и Дима останутся.

– И четверых покормлю, и проконтролирую.

– Да я пошутила, – Инна стала собирать вещи в большую пляжную сумку. – Тебе твоего Тёмы за глаза хватит, а если ещё покормишь Никиту с Димой, то низкий за это поклон. Мне и так неудобно, что я на тебя своих мужчин оставляю. Приехала отдохнуть, а будешь неделю на кухне торчать.

– Даже не надейся, что буду у плиты убиваться. Я им разносолы, как ты, готовить не собираюсь. На окрошке и картошке с колбасой неделю прекрасно посидят. Тем более такая жара стоит. Так что поезжай спокойно, и Машу в Москву загазованную не тащи.

– Не могу Машу оставить. Обещала ей перед школой московский зоопарк и планетарий. Ну, и жара на следующей неделе, передавали, спадёт.

– Они это уже месяц передают, только чего-то жара про это не знает.

Подруги не в первый раз обсуждали предстоящую поездку Инны в Москву на юбилей отца. Вначале хотели отправится всей семьёй, но именно в день пятидесятипятилетия Славы больницу после ремонта должна была принимать комиссия, и главврач Мишкин не мог покинуть Даниловск. Никита тоже желания поехать не проявил, он только недавно вернулся из столицы, где гостил у мамы и бабушки. За два месяца он соскучился по друзьям, по отцу, сестрёнке и тёте Инне, по своей комнате – по всему тому, к чему привык, и тем, кого любил.

– Никиту матери не хотите вернуть? – поинтересовалась Рита, когда шумная компания детей всё же вылезла из воды и стала подбирать свои игрушки.

– Рит, я боялась, что нам расставаться придётся. Никита мне родней родного. Но куда его сейчас к матери переселять? Слава Богу, Юля себя как-то обслуживает, но ей самой помощь нужна. Ты же понимаешь, что значит, такую травму перенести. Мать у неё уже старенькая. А тут подросток, за которым глаз да глаз нужен, а там, как говорится, самим до себя. Мы с Димой даже думаем: может, Юлю в Даниловск перевезти, так нам всем проще будет.

– Инн, а зачем она тут нужна? Пусть инвалид, пусть бывшая, но всё же жена. Вы и так на её массажи, гимнастики и электрические импульсы достаточно денег перевели.

– Она мать Никиты, и важно, чтобы он понимал: близких оставлять нельзя, – тихо, но твердо произнесла Инна.

– Ладно. Это не моё дело. А ты в чём в ресторан пойдешь? Там, наверное, у отца народу будет полно.

– Даже не думала пока. Туфли хорошие у меня есть, а вот с платьем нарядным беда.

– Давай что-то думать. А то сестрица твоя вся из себя придёт. Тебе тоже надо не хуже выглядеть.

– Алины не будет на юбилее.

– Что так? Она даже с родным отцом разругаться умудрилась?

– Она не сможет приехать, – быстро пробормотала Инна и перевела разговор на тему выбора праздничного наряда.

Инне было стыдно за Алину, и даже самой близкой подруге не хотелось рассказывать, что её сестра не раз лежала в клинике, лечась от алкоголизма, а потом уже и от наркозависимости. В прошлом году ранней весной Алина приезжала в Даниловск погостить. Инна с ужасом смотрела на худую до изнеможения женщину: красавица Алина выглядела постаревшей, всегда нежная, словно светящаяся кожа приобрела землистый оттенок, но больше всего пугал пустой взгляд прежде живых искрящихся глаз.

– Знакомься, Станислав, мой друг, – представила Алина молодого мужчину, привезшего её.

Стас достал из багажника чемодан Алины, бережно подхватил её под руку, когда она оступилась, поднимаясь на крыльцо. Инна пригласила Станислава за стол, но он вежливо поблагодарил, сказав, что перекусил по дороге, а сейчас торопится, ему надо завтра рано утром быть на работе. Инна пошла проводить гостя, и у самой калитки он тихо попросил:

– Вы Алине денег, пожалуйста, не давайте. Она недавно из больницы, сама решила к Вам поехать. В Москве соблазнов много, друзей соответствующих. Но, если вдруг ей что-то не понравится и захочет уехать, Вы её не отпускайте, а позвоните мне, я её сразу заберу. Вот мой телефон, возьмите, – Стас протянул Инне визитную карточку «Станислав Казаков. Инструктор по вождению».

– Хорошо, – Инна убрала визитку в карман. – Я Вам тоже сейчас позвоню, чтобы у Вас мой телефон высветился.

Она смотрела на красивого высокого мужчину: прямой осанкой и открытым взглядом серых глаз он неожиданно напомнил Митю. Стас подошёл к машине, открыл дверцу, но вернулся к калитке:

– Если Алина что-то Вам резкое скажет, Вы не обижайтесь. И вообще, будьте с ней помягче. Вы же врач, так что сами всё понимаете. Она больной человек, но обязательно поправится.

– Не беспокойтесь, Станислав. Алина моя сестра, и я её тоже люблю и хочу добра, как и Вы.

Алина равнодушно посмотрела в окно на отъезжающую машину:

– Что, Стасик просил мне спиртного не наливать?

– Да, просил, и я не буду, – спокойно подтвердила Инна.

– А я и не хочу. Я вообще пить не собираюсь. Я решила учится пойти, хочу стать психологом и работать с наркозависимыми. А что ещё тебе Стас говорил?

– Больше ничего.

– Врешь, я же вижу. Как не умела ты, Инка, врать, так и не научилась.

Инне показалось, что в равнодушном взгляде сестры мелькнула ирония, и на душе стало легче: значит, не всё потеряно, значит, вернётся та весёлая, энергичная Алина – гордость и радость семьи.

Дима горестно вздохнул: «Инна, ты теперь в наркологи решила переквалифицироваться?», но сам вечерами подолгу беседовал с Алиной, говорили увлечённо, иногда о чём-то спорили. Инна краем уха слышала: «Каждый имеет право на ошибку. Ты должна принять себя, со всеми пороками, слабостью, враньём. Прими это и исправляй сама. За тебя это никакое волшебное лекарство не сделает».

Понемногу Алина оттаивала: она уже могла снова задорно шутить, подбирая с Никитой аккорды на гитаре, или забавно ползать с Машей по ковру, строя кукольное царство, и Инна радостно слушала смех сестры. Порой на Алину нападала несвойственное ей минорное настроение:

– Никогда дети не привлекали, только раздражали, а теперь мечтаю иметь вот такую Машеньку, ласковую, хорошенькую. Только чтобы так сильно на Митькину мать не была похожа! Вот ведь гримаса генетики – даже бровки так же поднимает, когда удивляется.

– Подождём, увидим, на кого у тебя будет девочка похожа, – улыбалась Инна.

– Инка, ты не представляешь, сколько я дел наворотила! Зачем? Сама не знаю. Машину просрала, чуть квартиру не потеряла. Да фиг с этим, сколько лет коту под хвост ушло! А время, как известно, ресурс невосполнимый. Силы иссякли, внутри полная пустота. Но я себе сказала: распрями свои крылья, а не смотри на то, что их подрезали. Улыбнись, когда хочется плакать. Живи, когда хочется умереть! У меня всё ещё будет. И семья, и дети, как у тебя, – было ясно: Алина искренне хочет начать новую жизнь.

 

– Конечно, всё у тебя будет, – Инна горячо поддерживала сестру. – А вот парень, что тебя привёз, Станислав, он тебя любит, сразу видно.

– Нет, Стасик – это низ пищевой цепочки. Я сейчас в Москву вернусь, приведу себя в порядок и найду достойного мужика для достойной жизни.

– Алина, ты уже находила «достойных», теперь вот раны зализываешь.

– Инна, запомни: хочешь быть счастливой – не ройся в своей памяти.

– Но надо помнить, что с нами было, чтобы не повторять ошибки, – Инна принялась убеждать сестру, что, двигаясь вперед, но забыв прошлое, мы не приблизим будущее.

– Выводы сделаны, цель поставлена, а остальное – факультативно, то есть необязательно, – тряхнула по-прежнему густой гривой шёлковых волос Алина.

Инна была и не согласна с сестрой, и радовалась, что прежняя цинично-ироничная покорительница сердец Алина проснулась внутри безразличного ко всему существа, приехавшего к ней месяц назад. Значит, вернётся к Алине её кипучая энергия, и добьётся она всего, чего захочет. И желания Алина озвучивает хорошие: твёрдо встать на ноги, получить профессию, создать семью.

Но порой у Алины случались вспышки неожиданной агрессии, она бросала злые замечания, уходила к себе в комнатку, ложилась на кровать и часами лежала, неотрывно глядя в потолок. Но случаи эти были нечасты, поэтому, когда Алина объявила, что собирается в Москву (ей надо определиться с выбором: поступать в Высшую школу «Среда обучения» или в Институт современных психологических технологий), Инна со спокойной душой передала её вещи Стасу, примчавшемуся в Даниловск на следующий же день после звонка Алины.

Маша размазывала слёзы по щекам и просила тётю Алю приезжать в гости почаще, Никита не плакал, но тоже был расстроен этим отъездом – он уже попал под очарование гостьи, и даже Дима, как всегда сдержанно, попросил свояченицу всегда обращаться за любой помощью, «за любой», повторил дважды.

Алина, похорошевшая, весёлая, села в машину и умчалась навстречу новой жизни. Но уже осенью Стас позвонил Инне узнать: не в Даниловске ли Алина? Нашлась беглянка через неделю, но не в Даниловске, а в каком-то подмосковном притоне.

– Папа, ну, почему так? Алина ведь богом поцелована! Таких способностей ни у кого не было – и умна, и талантлива, и красива. Все ей блестящее будущее пророчили. Столько было природой дано, и так бездарно этим распорядиться! – обсуждала Инна с отцом очередное пике Алины. – Ей работать надо пойти.

– Правильно жить – это тоже работа, – Славе было больно говорить об Алине.

***

– Так, почему Алина отца поздравлять не захотела? – вопрос Риты прервал воспоминания Инны.

– Не знаю. Папа сказал, что она не приедет.

Посвящать подругу в подробности жизни сестры Инне не хотелось. Не потому, что у неё были секреты от Риты, просто тяжело было рассказывать, что на днях Алина вышла из больницы, куда её с посулами и уговорами уложил Стас, и провоцировать её застольем родные побоялись, поэтому, долго обсуждая присутствие Алины в ресторане, пришли к выводу: ничего ей не говорить о предстоящем празднике. Обсуждал Слава, стоит ли приглашать или нет младшую дочь, не только с Инной, но, в первую очередь, решался этот вопрос с Лидией. За семь лет бывшие супруги, простив все обиды, стали прекрасными компаньонами. Они вновь работали вместе, и отношения между ними были значительно лучше, чем во времена их семейной жизни. Лидия, конечно, тоже будет на юбилее, чтобы поздравить бывшего мужа, а теперь совладельца компании. Инна задумалась: кого ещё она увидит из близких людей, с которыми не встречалась много лет. Будет дядя Гоша, двоюродный брат отца, с семьей. С ними она виделась три года назад, когда приезжала в Москву на похороны бабушкиной сестры, а за год до этого встречались на свадьбе троюродного брата. Инна перебирала в памяти знакомые имена: Нестеренко, старинные папины друзья, конечно, будут – дядя Витя и тётя Настя. Митя, разумеется, не придёт, а если придёт… Инна сказала себе, что ей всё равно: увидит или не увидит она Митю, но мысль о том, что она может встретиться с бывшим возлюбленным уже не давала покоя.

Ночью, засыпая, по многолетней привычке, Инна обсуждала с мамой предстоящую встречу.

– Мама, представляешь: нашему папке пятьдесят пять лет.

– И мне бы сейчас пятьдесят пять было, а вот всегда молодой останусь – девушка на фотографии смеётся.

– Я твоё сердоликовое сердечко одену, оно всегда мне помогает.

– Так, наверное, оно уже из моды вышло, чтобы на торжество его надевать, – тревожится девушка.

– Мама, это теперь называется винтаж. Я одену кулон на длинную цепочку, и будет очень стильно. Надо только платье подобрать, чтобы всё сочеталось. Завтра, после работы, пойду по магазинам. Сейчас лето, вызовов немного. Успею, – Инна не пошла в ординатуру, чтобы быть хирургом, как вначале планировала, а стала участковым терапевтом в городской поликлинике. Не захотела идти в больницу, где в глазах окружающих, в первую очередь, была бы женой главврача. Мишкин не одобрил решение жены, но и отговаривать не стал.

– А чего ты, доча, вдруг так засуетилась? – мама хитро прищурила весёлые глаза. – Про Митю вспомнила? Хочешь его поразить?

– Да зачем он мне теперь? Может, мы и не встретимся.

– А если встретитесь, – мама улыбается, – он пожалеет, что тебя упустил. Ты ведь у меня красавицей стала. Про Машеньку ему скажешь?

– Ой, мамочка, давай потом про это поговорим. Мне пока платье красивое надо купить.

– Инночка, ты чего не спишь? – проснулся Мишкин, включил свет.

– Я засыпаю, Дим, не разгуливай меня, – Инна отвернулась к стене и закрыла глаза, представляя, как она зайдёт в банкетный зал, а навстречу её встанет из-за стола Митя.

Глава 28

Слава Рождественский встречал на вокзале дочь с внучкой. Поезд из Даниловска опаздывал, и Слава начинал нервничать. В молодости невозмутимо спокойный, в последнее время он часто волновался из-за пустяков: понимал, что ерунда, внимания не стоит, но всё равно бесконечно прокручивал в голове негативные варианты. Началось это лет восемь назад, когда в одночасье, как карточный домик, рухнула его налаженная жизнь, он оказался в совершенно непредсказуемом мире и стал ждать от судьбы новых подвохов. Слава и до того получал тяжёлые удары – когда ему было двадцать шесть, погибла любимая жена, ради которой он жил, но тогда был молод и полон энергии, поэтому собрался силами и пошёл вперёд – построил успешный бизнес, создал новую семью, росли дочери… Мысли о дочерях тоже стали болевой точкой для Вячеслава. Всегда волновался за старшую: тихая, неуверенная в себе, к тому же Слава замечал, что жена недостаточно внимательна к молчаливой малютке. Зато младшая никаких опасений не вызывала, отец только любовался ею – умничка, красавица, бесконфликтная, но при этом за себя могла постоять. А вот выросли, и оказалось, что за Инну напрасно беспокоился: выучилась, стала врачом, семья прекрасная, внучка – сплошная радость. А в Алине сломался нравственный стержень – ни самоуважения, ни достоинства в дочери не осталось. Слава винил себя: всегда занят был работой, остальное казалось второстепенным, а именно дети, как выяснилось, и есть самое главное, то, что после нас останется. Жаль, поздно понял эту простую истину.

Наконец прибыл долгожданный поезд. Из вагона сначала выпрыгнула Маша, подбежала к деду, повисла на шее, следом вышла Инна с большой дорожной сумкой, весёлая, загорелая, поцеловала отца. Только что прошёл дождь, вся платформа была в лужах. Маша взяла маму за руку, аккуратно, чтобы не обрызгаться и не промочить ноги, засеменила рядом. Слава с умилением смотрел на своих девочек, предложил:

– В субботу день рождения отметим, а потом давайте на дачу съездим, утром на рыбалку сходим, вечером шашлычок пожарим.

– Папка, мы только на пять дней приехали. У нас уже всё расписано. Мы завтра в зоопарк и в Планетарий, потом нам на ВДНХ надо, затем в Третьяковку – в зал Васнецова на Алёнушку и трех богатырей посмотреть, билеты в театр я по интернету заказала. Дачу на другой раз оставим.

– Когда ты соберешься в другой раз? – Слава вздохнул, ставя дорожную сумку в багажник.

– Соберусь. Будут у Маши осенние каникулы, а у меня отпуск, и сразу приедем к тебе, – Инна счастливо улыбалась. Многолюдье родного города и пугало, и радовало.

***

На следующий после приезда день Инна с Машей отправились, как и планировали, в зоопарк. Вышли из метро, и их подхватила вечно спешащая московская толпа.

– Мамочка, тут никто никого не знает, – полуиспуганно, полувосторженно прошептала Маша.

И тут же, опровергая её слова, высокий светловолосый мужчина остановился перед ними:

– Инна!

– Митя!

Маша с любопытством наблюдала, как незнакомец взял маму за руку, улыбаясь, обвел взглядом:

– Ты прямо расцвела! Смотрю: какая красивая женщина идёт, на Инну похожа, а потом вижу: так это моя Инна и есть!

Машу удивило, что мужчина назвал маму «моя» и что мама (это Маша почувствовала) смутилась.

– Вот вчера приехала с дочкой к отцу. У него День рождения. Пятьдесят пять лет. Мы сейчас в зоопарк идём, – мама говорила странно короткие, обрывочные фразы, что было ей несвойственно.

– Да, я слышал, родители говорили, что к дяде Славе на юбилей собираются. А это дочь твоя? Большая какая, – мужчина скользнул равнодушным взглядом по Маше. – Тебя как зовут, девочка?

– Мишкина Мария Дмитриевна, – гордо представилась Маша.

– Ух ты! Как всё по-взрослому. Вижу мамино воспитание.

Маша увидела, что от этих слов мама покраснела.

– Инн, вообще-то, мне бежать надо, я тут к стоматологу заезжал. Но, если хочешь, могу вас подвезти. У меня машина рядом на парковке.

– Куда нас подвозить? Мы же в зоопарк идём.

– Ой, извини, не сообразил, что перед зоопарком стоим, – Митя улыбнулся своей открытой беззаботной улыбкой. – Ты надолго приехала?

– На неделю.

– Отлично! Я сегодня по делам в Питер смотаюсь на пару дней. Давай на той неделе пересечёмся. Телефон диктуй.

Инна назвала номер, попрощалась и пошла с дочерью в зоопарк. Но Маша заметила, что мама как-то сразу изменилась, стала рассеянна, невпопад отвечает на вопросы.

***

На своё пятидесятипятилетие Вячеслав решил взять Машу. Инна считала, что ребёнку нечего делать в ресторане среди взрослых, но Славе хотелось похвастаться внучкой. Договорились, что Маша побудет в начале торжества, а потом за ней приедет и заберёт к себе домой Соня, секретарша Рождественского. О своей сотруднице Слава говорил с зметной теплотой, и Инна не могла удержаться, чтобы не спросить:

– Папка, а почему ты свою Софью в ресторан не пригласил? Похоже, у тебя с ней очень дружеские отношения.

– Какие ещё отношения? Нормальные, рабочие, – отмахнулся Слава, но при этом лукаво улыбнулся.

В большом банкетном зале собралось много народу. Одних Инна знала с детства, других видела впервые. Обнимали родные, удивлялись, какая уже взрослая Маша: «Чужие дети быстро растут!»

– Инночка, совсем не изменилась! – к Инне шла, радостно раскрыв руки для объятий, Лидия.

– Ты тоже почти не изменилась, – ответила Инна, хотя в первую минуту не узнала мачеху в располневшей немолодой женщине с пучком седоватых волос.

– Да ладно тебе, – Лидия махнула рукой, – ещё как изменилась! Болезни замучили, ну, а про Алину ты знаешь. Тоже здоровья не прибавляет. Она рассказывала, как у тебя гостила. Спасибо! – Лидия сжала руку Инны.

– Ты за что благодаришь? Мне Алина не чужая.

– Мы все не чужие, а видимся раз в пять лет, – Лидия горько вздохнула. – Ты бы заезжала, когда в Москве бываешь.

– Обязательно навещу.

– Дочка у тебя какая хорошая, воспитанная, – Лидия кивнула на Машу, которой Слава что-то воодушевленно рассказывал, знакомя с родственниками, и как о чём-то само собой разумеющимся добавила: – Красавицей будет, вся в бабку Настю: уже сейчас стать видна и глазища зелёные на пол-лица.

Инна ничего не ответила, она смотрела на вошедших в зал супругов Нестеренко. Вальяжный Виктор Васильевич и Анастасия Михайловна, словно сошедшая с парадного императорского портрета. Слава поспешил навстречу гостям, стал знакомить с внучкой, указал на дочь, стоящую рядом с Лидией. Анастасия царственно кивнула Инне, Виктор вежливо улыбнулся.

Сели за стол, начали произносить здравницы, тосты. Слава усадил внучку рядом с собой, и пока девочку не забрали, Инна ловила внимательные взгляды Нестеренко, обращенные на Машу. Застолье было в разгаре, начались танцы, на свободное место рядом с Инной села Анастасия.

– Как дела, Инночка? Рассказывай. Мы с Виктором Васильевичем часто тебя вспоминаем. Жаль, что ты теперь далеко.

 

– Спасибо. У меня всё хорошо. Работаю в поликлинике. У нас с мужем двое детей – Машу Вы сейчас видели, ещё Никита, сынок.

– Нам Слава рассказывал, что с вами ещё сын твоего супруга живёт. Девочка у тебя очень хорошая, развитая, – Анастасия запнулась, –. сказала нам, что осенью в школу пойдёт. Она у тебя когда родилась? Зимой, наверное?

– В феврале, водолейчик. Поэтому и болтает без остановки, – с улыбкой ответила Инна.

Было видно, что Анастасия ещё хочет что-то спросить, но не решается. Подошёл Слава, поддержал слова Инны: «Болтушка редкая, но всё по делу» – вспомнил, как уже в три года Машенька ему наизусть «Мойдодыра» читала. Рядом оказались другие родственники, зазвучали воспоминания, связанные с детством членов семьи, и Анастасия вернулась на своё место за столом.

***

В воскресенье Инна проснулась от трели телефонного звонка:

– Доброе утро! Не разбудил? Я из Питера вернулся. Давай через час встретимся.

– Доброе утро! Разбудил. Вчера поздно из ресторана приехали.

– Ну, раз я тебя разбудил, предлагаю вместе позавтракать. Куда за тобой заехать?

И вот они сидят в ресторане русской кухни на Пятницкой. Инна смотрит на красивого широкоплечего мужчину, которым бредила всю юность, чьи черты с трепетом находила в дочери. Хотела бы она, чтобы этот красавец целовал её, чтобы эти сильные руки гладили её тело?

– Я люблю тут завтракать, – Митя вальяжно раскинулся в кресле, – сейчас принесут драники с северными креветками, тебе, уверен, понравятся. Ещё у них на завтраки сырники с лимонной сметаной подают. Заказать тебе?

– Спасибо! Я вчера у папы на Дне рождения на год вперёд наелась, – Инна смущенно улыбнулась: хотела пошутить, а получилось будто оправдывается.

– Инн, я в понедельник собирался вернуться, а не выдержал, сегодня примчался, – Митя замолчал и выразительно посмотрел на Инну, не дождавшись её реакции, продолжил: – Я как с тобой в пятницу встретился, так только про тебя и думаю. Вспоминаю, как мы с тобой жили. Как здорово мне тогда было.

Инна с удивлением слушала Митю. Сколько лет она представляла, как произойдёт этот разговор, мечтала, что Митя поймёт, оценит её любовь, но услышала долгожданные слова, когда уже перестала ждать.

– Ты когда от меня ушла, я толком не понял почему. Мне бы, дураку, с тобой встретится, обсудить, но я тогда с Алиной был. Она ворвалась и всю прежнюю размеренную жизнь сломала. Понимаешь, всё как в чаду было. Помню только: одного боялся, что она уйдёт от меня. А она и ушла. Три года прошло, я уже с другой девушкой жил, хорошей девушкой, Полиной. В ЗАГС заявление подать собирались, а тут Алина появилась. Ночью ворвалась, паспорт потребовала, денег. Странная такая, полчаса пробыла, а я уже на Полину смотреть не мог, такой она показалась пресной, скучной, этакая домашняя курица. А Алина – она дикий зверь, и энергетика бешеная. Впрочем, чего про это теперь говорить. Жизнь бестолково пошла, думал, семью создам, смысл появится. Женился, отцовского партнёра дочь, неплохая, только чужая, ночью смотрю на неё – в постели лежит чужая женщина, потом развёлся. Пустота на душе, в депресняк несколько раз уходил. Бывало, чем-то занимаюсь, и такая тоска вдруг наваливается, сердце холодной рукой сжимает. Романы были, но это всё не то. Я, когда тебя у зоопарка увидел, понял: ты лучшее, что было в моей жизни.

Инна завороженно слушала Митю, вдруг расстегнулась цепочка и сердоликовый кулон соскользнул на колени. Наклонилась, взяла в руки оранжевое сердечко, и тут же мелькнула неожиданная мысль: Дима никогда не вешал на неё своих страданий. Когда они работали вместе в травматологии многопрофильной московской больницы, Мишкин слушал её, успокаивал, поддерживал, но не обременял своими проблемами, а их у него тогда было предостаточно.

– Зачем ты мне всё это рассказываешь? – Инна перебила откровения Мити.

– Потому что знаю: ты поймешь. Ты всегда меня понимала, как никто другой. С тобой рядом спокойно было, от тебя всегда умиротворение шло, и жизнь была какая-то, – Митя задумался, подбирая слова, – разумная, осмысленная. Не уезжай в свой Зажопинск, оставайся.

– Митя, ты что говоришь! Во-первых, не Зажопинск, а Даниловск, а во-вторых, у меня там семья, работа.

– Работы медику и здесь навалом, а семья у нас с тобой будет. Ты же мужа своего не любишь. Думаешь, я не догадываюсь, что не могла ты за два месяца забыть, как мы жили. Ты от досады замуж пошла и из Москвы уехала.

– А если понимал, что мне плохо, что бегу сломя голову, чтобы забыть тебя, почему не помог, не остановил, даже не поговорил?

– Я же сказал, что с Алиной тогда был и ничего, кроме неё, не видел. Родители говорили, что она вроде пить стала. Я вот подумал: хорошо, что с Алиной расстался, а то бы и я с ней запил.

– А может, ты бы её остановил?

– Её остановишь!

– С ней сейчас человек, так он её по-настоящему любит и борется за неё.

– Повезло Алине. Хотя, зная её, уверен: она выкарабкается, а этого, любящего, по частям собирать придётся.

– Ладно, Мить, мы о чём-то ненужном говорим. Спасибо за завтрак. Мне пора, у нас с Машей на сегодня планы наполеоновские. Сейчас её папа привезёт, она у его сотрудницы гостила, и мы все вместе погулять на ВДНХ поедем.

– Маша – это дочка? – уточнил Митя. Он не хотел, чтобы Инна уходила и не понимал, как она может не дослушать, не сочувствовать ему. Сколько он помнил, Инна бросала все дела, если ему было нужно. Неужели так время её изменило?

– Дочка, а ещё у нас сын, – Инна начала говорить о своей семье, но Митя перебил:

– Поехали ко мне. Посмотришь, как я теперь живу. Кстати, я вторую стену-аквариум поставил. Помнишь, как лежали на ковре в гостиной, а над нами рыбы плавали?

Не надо было Мите напоминать про гостиную: казалось, давно забытая сцена – переплетённые тела на полу – вновь встала перед глазами Инны. Митя по-своему растолковал молчание собеседницы:

– Ты же хочешь быть со мной, так поехали. Чего ты боишься?

– Митя, ты представить не можешь, как я ждала, что ты меня позовешь. Если бы ты лет шесть назад это сказал, я босиком по шпалам к тебе бы побежала. А теперь в мягком вагоне не поеду, – грустно усмехнулась Инна, встала, поправила кулон на груди. – Мне пора. Меня уже папа с Машей заждались.

Выйдя из ресторана, Инна приняла решение – поехать на вокзал поменять билет и назавтра уехать. Поправила на груди сердоликовое сердечко – всё будет хорошо. А Маше она объяснит, что папа и Никитка их ждут, поэтому надо поспешить в Даниловск. Инне, как никогда ничего в жизни, захотелось домой, к мужу, в спокойную и безмятежную, как она сейчас поняла, жизнь.

Слава расстроился, узнав, что дочь с внучкой не пробудут даже обещанных пяти дней.

– Мы к тебе осенью приедем. Обязательно, – как могла, успокаивала отца Инна. И в эту минуту заиграла музыка её мобильника.

– Я сейчас говорил с мамой. Она сказала, что ты родила ребёнка от меня, – ликующе объявил Митя.

– Она ошиблась, – Инна оглянулась: не слышат ли её разговор родные.

– Мама посчитала: ты забеременела, пока мы с тобой ещё не расстались. И внешне девочка явно Нестеренко. Мама сказала, что твоя дочь – точная копия её детских фотографий.

– Митя, это какая-то глупость. Мало ли на кого дети похожи, ещё сто раз внешность поменяется, и срок тоже точный Анастасия Михайловна не могла установить, не зная, как протекала беременность.

– Необходимо сделать генетическую экспертизу. Я буду настаивать.

– Зачем?

– Чтобы убедиться, что это мой ребёнок.

– Нельзя убедиться в том, чего нет. Кстати, у ребёнка есть имя. Мою дочь зовут Мария, – Инна положила трубку.

Первое, что Инна сделала, закончив разговор с Митей, – набрала номер мужа. Мишкин звонил каждый день, но Инна не хотела ждать, ей было необходимо срочно услышать его голос.

– Дима, я так соскучилась! Я сейчас поняла, как мне без тебя плохо, – посыпались на Мишкина внезапные признания.

– Инночка, что случилось?

– Ничего. Просто я тебя очень люблю!

А вечером, засыпая, Инна по многолетней привычке делилась с мамой событиями последних дней:

– Я столько лет ждала эту встречу! Мечтала рассказать Мите про Машу, чтобы знал: у нас с ним общее осталось навсегда. А встретились – чужой человек.

Рейтинг@Mail.ru