Анна Корнова
Сердолик – камень счастья
В особняке Агатова всё было по-прежнему. Хозяин восседал за огромным столом. Та же молчаливая восточная женщина стояла в углу, ожидая распоряжений. Алина старалась взять себя в руки и не показывать, что боится.
– Чего дрожишь, как осиновый лист? Шампанского выпей, расслабься, – Агатов был настроен благодушно.
– Я не дрожу, просто чувствую себя неважно.
– Ну, началось. Ещё расскажи, что голова болит, – Агатов рассмеялся, видимо, он посчитал свои слова смешной шуткой. – Если есть не хочешь, пошли в спальню. Течка у тебя кончилась, покажешь на что способна.
Неприкрытая похоть вызвала у Алины приступ тошноты.
– Мне надо в ванную.
– Проводи, – распорядился Агатов, и молчаливая женщина повела Алину на второй этаж, к спальне.
Алина долго с омерзением вспоминала обрюзгшее тело Агатова. Он навалился на неё, хрипя, безо всяких прелюдий вошёл в неё и стал резкими толчками двигаться в ней, а она в отчаянии выгибалась, принимая грубые ласки, поцелуи и укусы. Алина думала, что потерпеть придется минут десять, но она ошиблась: Агатов не давал ей покоя всю ночь. «На виагре он что ли?» – думала измученная Алина, когда Агатов в пятый раз наваливался на неё мохнатой грудью. Лишь под утро Павел Андреевич заснул, крепко держа руку измученной девушки. Алина провалилась в тяжёлый сон, когда открыла глаза, солнце освещало спальню. Агатов громко сопел рядом. Она тихонько встала, хотела пойти принять душ, но побоялась, что из смежной со спальней ванной звук воды разбудит Агатова и вакханалия начнётся вновь. Тихо оделась, выбралась из спальни, на первом этаже её остановил охранник:
– Куда? Приказа выпускать не было.
– Какой приказ? Павел Андреевич спит, а мне домой надо!
– Сейчас узнаю, что с тобой делать.
Пока охранник кому-то звонил Алина посмотрела в зеркало: помятая, лохматая, круги под глазами, шея в засосах… Ужас какой-то, а не красавица Алина Рождественская.
Из глубины дома вышел Максим:
– Поехали, отвезу тебя, – прищурясь, посмотрел на Алину, хотел добавить что-то ироничное, но сдержался.
Неподалёку от Митиного дома высился торговый центр.
– Макс, останови здесь, – попросила Алина. – Сходи в Перекрёсток, купи мне бутылку водки.
Максим без вопросов пошёл в магазин. Алина достала из сумки телефон, включила звук – несколько десятков пропущенных звонков от Мити, один от отца. Захотелось услышать отцовский голос, уткнуться лбом в папино плечо, чтобы он погладил по голове, пожалел. И ещё очень захотелось к маме, под родное крыло. Набрала номер:
– Пап, привет! Ты чего звонил?
– Просто так. Узнать, как твои дела. Ты не звонишь, мама говорит, что никак квартиру не можешь выбрать.
– Ты чего с ней общаешься?
– Алин, давай это будем не по телефону обсуждать. Инна вчера приезжала. Замуж выходит.
– Ты серьёзно? За кого?
– Врач, с ней вместе работал.
– Не Мишкин, случайно?
– Не знаю фамилии. Зовут Дмитрием.
– Плюгавенький такой, востроносый.
– Да, невысокий. Инна беременная, академку взяла, хочет с этим доктором в Даниловск ехать.
– За каким?
– У него там какие-то карьерные интересы.
К машине подошёл Максим с пакетом из Перекрёстка.
– Ладно, папуль, пока. Я на неделе, может быть, подъеду. Ты Инне привет передавай и мои поздравления! Только обязательно передай, не забудь!
Максим завёл машину, указал на пакет:
– Я там водки взял и закусить кое-чего.
– Спасибо! – Алина кивнула. Мысли её уже были заняты другим. Какую-то странную новость отец рассказал. Она сестру насквозь видела, представляла, как тяжело было для Инны с Митей расстаться. Умеет Инка проблемы создавать там, где их нет. По Алининым представлениям, ещё долго должна была Инна переживать из-за Мити, а она, пожалуйста, уже от Мишкина залетела и замуж за него выходит. Впрочем, может, этот брак именно от переживаний – от отчаяния Инка под трамвай могла лечь, не то что под Мишкина.
В подъезде консьержка с любопытством рассматривала помятую Алину: сразу видно после каких развлечений её привезли.
Митя открыл дверь, бросился к Алине:
– Ты где была? Я всю ночь тебе звонил, – увидел засосы на шее и остолбенел. – Это что?
– Следы бурно проведённой ночи. У меня и грудь вся такая.
Алина обошла застывшего у дверей Митю, на кухне достала с полки стакан, вынула из пакета бутылку.
– Ты знаешь, что Инна выходит замуж?
– Ты мне Инной зубы не заговаривай! Ты с кем мне рога наставляла? – губы у Мити дрожали.
– С Агатовым, предпринимателем и общественным деятелем. Владельцем крупнейшей компании «АгатАлмаз», – Алина аккуратно открыла бутылку, налила себе, посмотрела на Митю и взяла второй стакан. – Мить, стресс снимается только сексом и алкоголем. Секса у меня сегодня было достаточно, поэтому будем спиртным спасаться. Наливай себе, а то опять в клинику неврозов угодишь.
Митя растерянно посмотрел на Алину, налил полстакана водки и залпом выпил.
Глава 20
Алина объявила Мите, что пока идёт оформление квартиры, она поживёт у него в гостиной на диване. Митя пытался затеять скандал, потом обещал всё простить и забыть, если Алина объяснит, что с ней произошло.
– Ну, невозможно эти стенания слушать! Забывай, помни – делай, что хочешь. Это твои проблемы, а мне моих хватает, – пожала красивыми плечами Алина.
Проблем, действительно, было за гланды. Во-первых, было непонятно, где брать деньги на ремонт покупаемой квартиры, во-вторых, неясно, как отделаться от Агатова, если он и впредь будет её домогаться (то, что это общение не приводит к Климу, стало Алине очевидно), ну и, наконец, маячила пересдача – надо успеть сделать несколько объёмных работ, а времени практически не осталось.
На экране телефона высветился номер Агатова. Он второй раз звонил Алине, номер она не сохранила, но память схватила эти цифры, и вот опять двести двадцать пять, двадцать пять, двадцать пять. Не брать трубку бессмысленно – кого-нибудь опять подошлёт, хорошо, если без кислоты (история с обезображенной кислотой девушкой цепко засела в памяти).
– Алло, – Алина старалась произносить слова как можно спокойнее, но в висках отчаянно застучали молоточки нервов.
– Мне тут сказали, что родители тебе квартиру покупают. Как купят, я тебе человечка дам, чтобы как надо всё в квартире сделали. И если при оформлении вопросы возникнут, скажи. Я тебе своего юриста пришлю.
– Спасибо, Павел Андреевич! – произнесла Алина почти с нежностью.
Неожиданно выяснилось, что её затея дала результат. Ей уже не казалось, что рядом с Агатовым она идёт над пропастью и в любой момент может сорваться. Надо не смотреть назад и вниз, только вперед – и все обязательно будет хорошо и счастливо. Не зря она вытерпела унижения, не зря ублажала этого борова. За это ей было сказано: «если вопросы возникнут, я своего юриста пришлю». А вопросы возникнут, Павел Андреевич, даже не сомневайтесь! И Клим будет отправлен к ней на помощь. Алина вспоминала, как после своего годичного отсутствия Клим с цветами ждал её и как шептал «Я по тебе соскучился». Он наверняка и сейчас скучает по Алине, мать ему порядком надоела, а возможно, он её уже послал, ведь не может же быть, чтобы эта почти сорокалетняя тётка затмила юную нежную девушку.
Алина начала теребить Лидию и, вопреки своим установкам, сама звонить ей, чтобы быстрее покупали приглянувшуюся квартиру.
– Алиша, мне юриста хорошего порекомендовали, никак не могу дозвониться, – посетовала мать.
– Не надо никакого юриста! – заявила Алина.
– Ну, доченька, я боюсь такими деньгами рисковать. Должен специалист проверить договор купли-продажи, историю квартиры…
– Ты меня слышишь: не надо тебе никому дозваниваться, – Алина представила лицо матери, когда Клим приедет заниматься их сделкой. – У меня есть юрист.
Лидия пыталась выяснить, что за юрист и откуда, но дочь, вежливо попрощавшись, прекратила разговор.
После звонка Агатова Алина стала жить ожиданием встречи с Климом, прекрасной музыкой звучал в памяти скрипучий бас «Я тебе своего юриста пришлю». Извлекла почти совсем забытый абонемент в фитнес-центр, в салоне сделала новую прическу, которая ей необыкновенно шла, подчёркивая тонкую красоту лица, про переводы текстов и прочие университетские вопросы было напрочь забыто. За время подготовки к покупке квартиры дважды пришлось съездить к Агатову, а что делать, надо потерпеть, ведь без его указаний Клим не приедет на сделку!
Максим за ней больше не заезжал, присылали пожилого, хмурого дядьку. Алина так и не поняла, какую должность занимает Макс. То, что это он настучал Агатову про покупку квартиры, было очевидно, неизвестно, что ещё он про неё порассказал, однако Алине было жаль, что её возит не Максим. С ним было приятно поболтать, несмотря на всю мерзость ситуации, в нем она видела не только сотрудника Агатова, но и симпатизирующего ей человека.
В день оформления договора купли-продажи Алина встала пораньше, чтобы успеть заехать в салон уложить волосы. Когда она в туфлях на высоченных каблуках и в новом умопомрачительном платье с воротником стойкой, строгом спереди, но с открытой до копчика спиной (как пригодился агатовский конверт!) собиралась уходить, Митя поинтересовался:
– Сегодня какой-то праздник?
– Да! Еду покупать квартиру, так что на днях твою гостиную освобожу.
Митя хотел что-то сказать, но промолчал и ушёл на кухню. Последнее время он стал принимать антидепрессанты, прописанные ему два года назад, когда Алина бросила его в день свадьбы. Но тогда ему было легче: он не понимал, почему с ним произошла та катастрофа и мог придумывать поведению невесты любые, самые безумные объяснения, щадящие его самолюбие. Теперь же он ясно видел, что у Алины другой мужчина, а своего верного друга она помножила на ноль. Митя ненавидел бывшую возлюбленную с той же страстью, что когда-то любил, и при этом не мыслил без неё жизни. В нём постоянно боролись надежда на возвращение любви самой прекрасной девушки с желанием выставить паскудную шлюху за дверь (пусть валит к своему еб@рю, у Мити квартира, а не хостел). К родителям он не заезжал, боялся, что по его виду мама догадается о происходящем и начнутся ненужные пересуды. Кто бы мог его сейчас поддержать – это Инна, она его понимала, всегда находила нужные слова, как она говорила? «Всё проходит, и это тоже пройдёт», слова на кольце царя Соломона. Митя накапал себе десять капель из пузатого пузырька, полученного в немецкой клинике, сколько раз собирался выбросить – всё руки не доходили, а вот пригодился. «И это тоже пройдёт…».
В то утро Алина была невероятно хороша. Когда она зашла в банк, где должна была проводиться сделка, все находящиеся в зале залюбовались элегантной красавицей. Рядом с продавцом квартиры стояли знакомый риелтор и Лидия, а следом за Алиной вошёл Максим с какой-то высокой сухопарой женщиной.
– Кривитская Елена Лазаревна, – представил Максим спутницу, – специалист по сделкам с недвижимостью.
– Павел Андреевич обещал мне своего юриста прислать! – Алина не понимала, что происходит. – Я копии документов на квартиру ему отправляла.
– Да, я проверила эти документы, но сейчас необходимо будет ещё раз посмотреть наличие и актуальность всех документов у всех участников, – голос у поджарой Елены Лазаревны оказался неожиданно низким и раскатистым.
– А почему юрист Павла Андреевича не приехал? – пыталась выяснить Алина.
– Я консультирую господина Агатова по вопросам, связанным с недвижимостью, веду юридическое сопровождение, – Елена Лазаревна не понимала, что хочет эта разряженная, как на вечеринку, девица.
Алина наконец поняла, что Клим не приедет, а сказав «тебе своего юриста пришлю», Агатов имел в виду эту сушеную воблу. Дальнейшее не имело для Алины никакого значения, она села на стул рядом с Лидией, безучастно разглядывая присутствующих. Алина думала, что мать будет усталой и печальной из-за разлада с дочерью и ожидаемого расставания с Климом. Но Алина ошиблась: Лидия была ухожена, хорошо одета, и несчастной не выглядела. Несчастной была Алина – всё последнее время она ждала Клима, ждала, что он захочет её увидеть, позвонить, ждала, что встретит его на сделке и он постарается её вернуть. А вместо Клима Агатов подсунул какую-то Кривитскую!
Худосочная юристка что-то выясняла у владельца квартиры, а у Алины на глазах наворачивались слёзы, и она неожиданно расплакалась, уткнувшись в Лидино плечо. Ей было всё равно, что на неё смотрят присутствующие и что они подумают. Алина плакала и вдруг осознала, что ей хорошо, оттого что мама гладит её по голове знакомыми с детства лёгкими движениями, что чувствует запах любимых маминых духов, что она с родным человеком. Елена Лазаревна что-то вещала о проверке подлинности денег, заложенных в арендованную заранее ячейку, о регистрации права собственности. Алине было неинтересно, она, не читая, поставила подпись на каких-то документах, равнодушно приняла поздравления, на душе было пусто.
– Поедем, я тебя отвезу, – Лидия держала руку дочери. – Доченька, ты меня прости.
– Спасибо! Я сама доберусь, – Алина запнулась. – Мам, это ты меня прости. За плакаты, за всё прости.
Алина снова расплакалась, разрыдалась и Лидия. Они сели в машину, и мать снова гладила дочь по пышной прическе, прижимала к губам тонкие с алым маникюром пальцы, которые так же целовала, ещё когда они были пухленькими младенческими пальчиками «в перевязочках».
– Доченька, хочешь, я с тобой жить буду? Всё хорошо будет. Как прежде, – всхлипывала Лидия.
– Не хочу, – Алина вытерла слёзы. – На Коломенскую подвези. Я сейчас у Мити тусуюсь.
– Отец говорил, что ты с ним живешь.
– Не с ним, а у него, – поправила Алина. – А живу я совсем с другим. Я сейчас в такую грязь вляпалась, ты не представляешь!
– В какую грязь? – переполошилась Лидия.
– Всё, проехали. Тема закрыта. Приступ откровенности закончился, – Алина отвернулась к окну.
Мысли вертелись вокруг Клима. Какая разница с кем он живёт? С её матерью. С кем-то другим. Ключевая фраза – он живёт не с ней.
Заиграл телефон. Алина скосила глаза: тот же ненавистный номер. Она не внесла Агатова в телефонную книгу: не хотела лишний раз читать его фамилию – узнавала по цифрам – двести двадцать пять, двадцать пять…
– Мне сообщили, что всё в порядке. Ты теперь квартировладелица, – Агатов хрюкнул, вероятно, это должно было означать смешок. – Приглашаю отметить это событие.
– Павел Андреевич, Вас здороваться в детстве не учили? – Алина почувствовала, что страх перед Агатовым куда-то исчез. Не сумел ей сегодня Клима предоставить, нефиг с ним и церемониться.
– Сегодня в восемь в «Савве» ужинаем, – угрожающе произнёс Агатов и отключился.
«И прощаться тоже не учили», – подумала Алина.
– Это что за Павел Андреевич? – насторожилась Лидия.
– Неважно. За дорогой следи. А ты знаешь, что Инна замуж вышла? Она рожать собралась, в Даниловск с мужем уезжает, а может, уже уехала.
– Это отец тебе сказал? Мне он ничего не говорил. А кто муж?
– Врач Мишкин. Они вместе работали.
– Надо же, – Лидия покачала головой. – А как она за Митю выскочить хотела! Не получилось у неё к Виктору Нестеренко в снохи попасть.
– Мам, тебе не стыдно?
Лидия умолкла. Ей было давно стыдно перед дочерью, что она спит с Климом, стыдно перед людьми, которые читали позорящие её постеры, стыдно перед матерью, которая ругала её за развал семьи… Но стоило ей оказаться наедине с Климом, как стыд моментально исчезал – Лидия впервые в жизни почувствовала себя по-настоящему любимой, желанной, почувствовала, что её достоинства замечают и ценят. Она растворилась в поцелуях Клима, ощутила себя женщиной, а не тягловой силой, какой считала себя все годы замужества со Славой.
И ещё Лидии было стыдно, что она не может рассказать дочери, как Клим уговаривал её официально стать его женой и сегодня утром она согласилась.
Глава 21
Хотя Инна торопилась на работу, но идти быстро побоялась, шла аккуратно, чтобы не поскользнуться – тротуары в Даниловске даже в центре города никто реагентами не посыпал и лёд с них не скалывал. Правда, во дворе больницы дорожка присыпана песком, здесь можно было, не опасаясь, ускорить шаги, чтобы не говорили, будто жена завотделением не спешит на работу. Но зато в городе Даниловске допускалось, как зимой на даче, ходить в валенках – тепло и не скользко. Несмотря на сугробы и гололед, Инне нравилась наступившая зима: укутанные снегом дома, белоснежные улицы, уютный дымок над трубами… Незнакомые люди здоровались с ней, а за спиной она слышала: «В больнице нашей работает, из Москвы приехала». Инна ходила последние дни перед декретом. Все говорили, что будет двойня или даже тройня, указывая на большой живот. Действительно, сначала из-за угла появлялся этот живот, а уже потом выплывала будущая мать. Но УЗИ не определило никакой двойни, показав, что в срок родится один ребёнок – девочка. «Как собираетесь ребёночка назвать? Имя уже выбрали?» – интересовались на работе. Но Инна из какого-то суеверного страха боялась заранее покупать детское приданое, придумывать имя.
На переходе через центральную площадь заиграл телефон, доставать его было здесь опасно – надо остановиться, чтобы не упасть на скользкой дороге, но из-за угла могла выскочить машина. Перед автомобилями Инна начала испытывать почти панический страх, слова отца, что ей надо подальше держаться от машин, унёсших жизни мамы и её родителей, стали часто приходить на ум. Инна вообще себя не узнавала: какие-то опасения, суеверия переполняли её сознание, было страшно, что с таким трудом восстановленное душевное равновесие может рассыпаться. Вспомнила, как они с Алиной смеялись над бабой Галей, матерью Лиды. Баба Галя слыла знатоком всевозможных примет – нож на столе, остановившиеся часы или одетая наизнанку вещь могли ввести её в ступор. «А теперь, – Инна вздохнула, – сама стала как баба Галя. Вот Алина надо мной бы посмеялась». Сестру Инна вспоминала часто, обида ушла в прошлое, но остался грязный осадок. В сознании уживались две абсолютно разные Алины: одна – любимая сестра, весёлая, остроумная, с которой легко и спокойно, вторая – эгоистичная, ломающая чужие жизни, чтобы построить свою.
Телефон затрезвонил вновь. Инна отошла с середины улицы на обочину к сугробу и вытащила из сумки мобильник.
– Привет! Как дела? – зазвенел голос Риты.
– Привет! Всё хорошо. На работу иду. Давай я из больницы тебе позвоню. На улице холодно стоять с телефоном.
– Иди на свою работу. Завтра поговорим. Я к тебе приеду. Билет уже в интернете заказала, сегодня выезжаю. Что-то я по тебе соскучилась.
– В Даниловск выезжаешь?
– Ну, да. Я твой райцентр даже на карте нашла.
– Я тебя встречу, – обрадовалась Инна.
Как мало надо для радости! Звонок подруги, скрипящий под ногами снежок, рыжий кот, сидящий на заборе.
Инна любовалась лубочным городком, резными ставнями домов, разноцветными лавочками перед пятиэтажками. Но приехавшая на следующий день Рита увидела совсем другой город – неумелые граффити вдоль вокзальной платформы, обшарпанные фасады, серость, разруха, уныние…
– В какую жопу мира тебя угораздило забраться! – резюмировала она впечатление от Даниловска.
– А мне нравится, – не возразила, а удивилась словам подруги Инна. – По-моему, здесь здорово. Сейчас зима, а летом, знаешь, какая красота!
– Знаю. Сейчас хоть снегом прикрыто, а летом ещё пыль и грязь. Когда отсюда валить собираешься?
– Не собираюсь совсем. Мы с Димой домик присмотрели, хотим весной купить.
– Я всё поняла: ты беременная, у тебя искаженное восприятие действительности, – Рита рассматривала обстановку Инниной квартиры. – Мда, кошка ляжет, хвост протянет, и уже некуда встать. Если тут оставаться, то надо, конечно, дом покупать. Только потом здесь его хрен продашь.
Инна, улыбаясь, слушала подругу. Какая разница, что Рита говорит, она своё мнение меняет за день десять раз. Главное, подруга рядом, можно будет вечером долго пить чай на кухне и откровенно поговорить о том, что она довольна своей новой жизнью, почти не вспоминает Митю и что привыкла к Мишкину, к тому, как его просто можно называть Димой, как он заботливо готовит завтрак, пока она спит, как нежно обращается к ней: «Радость моя!».
Пришёл из больницы Мишкин (несмотря на субботу, он весь день провёл на работе), удивился, увидев гостью:
– Инна вчера сказала, что ты приедешь, но я не понял, что так быстро.
– Дмитрий Игоревич, Вы не тревожьтесь, я на пару дней.
– Да я и не тревожусь. Мы, как чувствовали, диван купили.
Диван был куплен неделю назад не в предчувствии приезда Риты, а для возможности Мишкину спать отдельно. Инна из-за выросшего живота не могла удобно улечься, и муж ей мешал спать. Мишкин мысленно посетовал: придётся отдать Егошиной спальное место, а самому лечь на пол, чтобы Инна могла спокойно уснуть. Но недовольство его было минутным, увидев, как рада жена приезду подруги, Мишкин тоже стал счастливо улыбаться: можно и на полу поспать, лишь бы Инне было хорошо.
Всё было так, как и планировала Инна. Она заварила вкусный земляничный чай, и они с Ритой устроились на кухоньке «пошептаться». Рите было необходимо поделиться с подругой историей своей «безграничной любви». Новое чувство захватило Маргариту с головой, её избранник был красив, весел и умён, но имел жену и ребёнка. Поэтому вместе любящие не могли быть.
– На что ты рассчитывала, когда с женатым стала в отношения входить? – удивилась Инна.
– Какая там жена! Он две недели у нас со сломанной ногой лежал, так она ни разу не приехала. Только мать его навещала.
– Может быть, жена с ребёнком сидела. Да мало ли что! И опять себе головную боль в больнице нашла. Тебе Кремнёва мало было?
– При чем здесь Кремнёв? Это совсем другое. Артём ответственный, честный.
– Рит, ты себя слышишь? Честный, при этом, от жены гуляющий. Тем более, там ребёнок маленький.
– Инна, ты не понимаешь: я его очень люблю, я всегда о нём думаю. В поезде к тебе ехала, представляла, как мы вместе в окно смотрим. По Даниловску твоему шла, мечтала, что Артём рядом идёт.
– Рита, «всё проходит, и это тоже пройдёт», поверь, я знаю. Вот, когда с Митей рассталась, я как в бреду была, что бы ни делала, о нём думала. А сейчас вот живу спокойно. Девочку свою жду, – Инна погладила живот.
– А Шишкин знает, что ребёнок не его?
– Рит, ты чего? Я же при нём на раннем сроке в обмороки падала, и ты сама ему рассказывала про мою беременность.
– Ой, правда. А я и забыла, – Рита безмятежно улыбнулась. – А ты реально мажора своего не вспоминаешь? А как по нему убивалась!
– Реально не вспоминаю, – Инна сказала это как можно увереннее, не хотелось говорить, что, как ни старалась, постоянно вспомнила Митю и гордилась собой, если не думала о нём хотя бы день.
– А он искал тебя, – заговорщически прошептала Рита.
– Кто искал? Где?
– Мажор твой. В больницу ещё летом приезжал, или уже осенью? Ты только уезжать собиралась, а может, уехала уже. В общем, тепло ещё было, он в рубашке с коротким рукавом был. Меня в отделении нашёл и телефон твой спрашивал. Но ты просила никому не давать, я и не дала.
– В трикотажной рубашке? В бежевой? – зачем-то спросила Инна.
– Не помню уже, – Рита пожала плечами. – недовольный какой-то был. Видно, твоя сестрица его опять бортанула, вот он к тебе плакаться побежал. Ты же для него «спасатель-выручатель». Всегда была готова жертвовать своими делами и интересами ради него. Я тогда хотела тебе сразу позвонить, но чего-то закрутилась, а потом подумала: захочет, сам тебя найдёт.
Инна слушала подругу и чувствовала, как краснеет. Разумеется, Рита права: у Мити начались конфликты с Алиной, и он вспомнил о «жилетке для слёз». Так бывало ни раз. Но в где-то в глубине души зародилась надежда – Митя соскучился по своему «пингвинёнку», он искал Инну, потому что её ему никто не смог заменить, даже Алина.
– Пойдём спать, поздно уже, – Инна боялась выдать волнение.
В комнате они обнаружили спящего на полу Мишкина.
– Дима, вставай! Ты чего придумал! Ложись на кровать, – расталкивала мужа Инна.
– Инночка, мне здесь удобно. Я одеяло себе подстелил, и заснул сразу. Ложись, родная, спи, как тебе комфортнее.
Рита наблюдала эту сцену и неожиданно заявила:
– Правильно ты, Инка, сделала, что в Даниловск за Дмитрием Игоревичем поехала.
А вот Инна так не думала. Она лежала, слушала посапывание спящих, но сама не могла уснуть. Думала над словами Риты «ты всегда была готова жертвовать своими делами и интересами ради него». Не стала Инна объяснять подруге: любовь захватывает так, что ты начинаешь любить другого человека больше себя и ничем не жертвуешь, а наслаждаешься возможностью быть рядом, слышать голос, просто видеть его, ведь любовь – это когда любишь в человеке всё. Ну, почему Рита ей не позвонила, когда Митя пришёл спрашивать Иннин номер? То со всякой ерундой названивает, а тут не стала. Мите было плохо, он страдал, хотел поделиться своей бедой с Инной, а может даже хотел вернуть пингвинёнка, а она ничего не знала. Надо поехать в Москву, к Мите, понять, что с ним, какая помощь ему нужна. Нельзя же бесконечно заставлять себя не думать о нём, днём умиляться заботе мужа, а по ночам во сне видеть Митю, вместе с ним ждать рождения их дочери, выбирать имя, строить совместные планы. Решено: завтра вместе с Ритой едет в Москву. Наверное, завтра не получится – надо до декрета неделю доработать, значит, поедет в следующее воскресенье. От этого вывода стало легко на душе, сон стал овладевать, и тут Инна увидела маму. Странно, всегда весёлая, девушка с фотографии хмурилась:
– Дочь, ты что придумала? Забыла, что теперь не о себе, а о малышке думать должна. Хочешь на фоне стресса в поезде недоношенную родить?
– Мамочка, но ведь всегда беременные как-то ездили, даже в самолётах летали.
– И в поле рожали, – подхватила мама, – только вспомни, какой был процент смертности и младенцев, и рожениц. Тебе эмоций не хватает? Тебе надо чтобы у ребёнка невротические патологии формировались?
– Мама, ты же не медик, откуда ты это всё знаешь?
– Я твоя мама, – наконец улыбнулась круглолицая девушка, мгновенно превратившись в жизнерадостную хохотушку с фотографии.
Глава 22
Жизнь Инны шла обычным порядком. Она часами гуляла, соблюдала режим, правильно питалась и в феврале родила здоровую, спокойную девочку. Счастливый отец заботливо укладывал новорождённую в коляску и гулял по берегу речки Даниловки, пока мать отдыхала от забот о ребёнке. Хотя забот было относительно немного. Малышка улыбалась беззубым ротиком, хорошо ела, почти не плакала, по ночам давала родителям выспаться – словом, образцовый младенец в образцовой семье. Девочку назвали Машенькой, Инна хотела назвать дочь иначе, но Мишкин предложил, и она не стала ему возражать – она вообще старалась не возражать мужу, во-первых, она уважала его мнение, а во-вторых, чувствовала свою вину, что не может его полюбить. Она понимала, что Дима очень хороший человек, но, как говорила баба Галя, не по хорошему мил, а по милу хорош. Инна, возвращаясь после прогулки с Машенькой, видела свет в окне квартиры и с теплотой думала, что муж уже дома, ждёт их, наверняка, по дороге зашел в магазин, купил всё необходимое, «Какой же Дима хороший! Как мне повезло!». Но зайдя в квартиру, замечала его маленькие ботинки, аккуратно поставленные под вешалкой, и чувствовала, что в ней растёт раздражение. Она не могла объяснить причину этого чувства, но и справиться с ним не могла. «Дима хороший! Как мне повезло!» – повторяла ежечасно, как мантру, но, даже твёрдо веря в эти слова, не могла преодолеть почти физического отвращения, заметив крошки в его усах или услышав, как он хлюпает, когда пьёт чай.
Внешне Инна казалась всегда спокойной, малоэмоциональной, и немногие знали, какие глубокие, но не заметные для окружающих чувства бурлят в её душе. Ночь, когда она, на седьмом месяце, хотела, бросив всё, сорваться и поехать к Мите, Инна вспоминала с ужасом. Ведь могла тогда потерять контроль над собой, дать волю чувствам, и непонятно, как сложилась бы судьба Машеньки, её судьба. А так, всё в порядке – «Дима хороший! Как мне повезло!». Инна благодарила судьбу, что смогла вовремя остановиться, но иногда с тоской думала: а правильно ли она поступает, боясь обидеть мужа, вынуждает его жить не с любящей женщиной, которую он мог бы встретить, а со «снежной королевой», просто терпящей его.
А осенью Инна перевелась в местный университет на медицинский факультет, и они с Машенькой переехали в областной город. Сняли квартиру, нашли няню, Мишкин приезжал к семье на выходные, с восторгом слушал рассказы жены об учёбе, играл с дочерью. Инна наблюдала эту воскресную семейную идиллию, повторяя про себя: «Дима хороший! Как мне повезло!», и терпеливо ждала, когда он уедет в Даниловск, а она займётся учебой, ребёнком, своей жизнью. Однако «ко всему человек привыкает». Привыкла и Инна – к чувству благодарности мужу прибавилась привычка жить с ним.
Несколько раз в Даниловск приезжал Слава навестить дочь, полюбоваться на внучку.
– Я сначала недоволен был, что ты сорвалась непонятно за кем, а теперь вижу: права была. И Дмитрий очень достойный человек, и живёте Вы хорошо. Мне тогда показалось, что ты его не любишь.
– Папа, я его всегда уважала. И раньше, и сейчас. А уважение – это самое главное. Можно любить, и при этом обманывать, изменять, даже бить. А если уважаешь человека, то не станешь ему лгать, не станешь его унижать.
– Ну, тут, конечно, поспорить можно, но я вижу, ты жизнью своей довольна, а это главное.
***
Плавно, без потрясений, проходили год за годом. Инна заканчивала институт, впереди была интернатура, в планах стояла ординатура – красный диплом давал на это шансы.
Наступили новогодние праздники, и Инна с Машей приехали в Даниловск. Семья Мишкиных всегда отмечала Новый год вместе в их небольшом, но уютном домике на берегу речки Даниловки. Они купили этот дом не только потому, что квартира была маловата, но и оттого, что их очаровал стоящий на высоком берегу милый теремок, изукрашенный кружевом деревянной резьбы. Когда Инна, прочитав объявление, предложила мужу пойти посмотреть, что там продают, она и не предполагала, что, увидев этот дом, сразу захочет в нём жить. Она ощутила, что здесь можно быть счастливой, посмотрела на мужа и поняла, что он чувствует то же самое. Они влезли в кредиты, в долги, и покупка дома состоялась.
В январе темнеет рано. Инна сидела за компьютером, читала найденные в интернете статьи по физиотерапии. Мишкин, несмотря на праздничные дни, был в больнице, Машенька спала. Инна любила этот зимний покой деревянного дома, нигде больше не чувствовала она себя так уютно, как здесь. Таинственно поблескивала в полумраке мишура на ёлке, тикали часы, слегка гудел газовый котёл, но неожиданно под окном отчаянно залаял Лорд, большой добродушный пёс, подобранный Мишкиным ещё щенком в больничном дворике. Кто-то чужой стучал в калитку, все свои знали, что у калитки есть звонок, а можно и просто открыть, приподняв крючок. Инна, накинув платок, вышла на крыльцо, снег густо валил, мешая в сгущающихся сумерках рассмотреть незваного гостя.
