bannerbannerbanner
полная версияКрест на ладони

Анна и Татьяна Аксинины
Крест на ладони

Полная версия

–А где сейчас Ваша старшая девочка?

–Ира? Почему старшая? Я же говорила, что они с Артемом близнецы.

–Нет, не Ира, а Лена, – Марина уже решила раскрыть все карты и выложила тот самый список. – Вот здесь написано: «Степанова Лена, февраль 51-го».

Александра Семеновна взглянула на бумагу и замерла, руки её судорожно стиснули фартук. Она так долго не отрывала взгляда от коротенькой строчки, что Марина испугалась, не парализовало ли старушку. Наконец она что-то сказала, но так тихо, что Марина не расслышала.

–Что? – переспросила она.

–Умерла. Она умерла. У нее был менингит в пятьдесят четвертом году зимой.

И такое странное и страшное выражение приобрело её лицо, что Марина не знала, как спросить, была ли она родной дочерью Степановой или приемной. Повисло молчание.

–Простите, я не знала, – от души покаялась Марина, соображая, не лучше ли ей сейчас откланяться, а потом еще где-то навести справки.

–Вам-то какое дело до нее? Отцу – нет, мамочке его – нет, а вам – есть? – с горечь вымолвила старушка, а потом вдруг заговорила быстро, страстно, путаясь в словах. Голос её то доходил до крика, то понижался до шепота.

Старшая дочь Степановых переболела менингитом, но не поправилась. Она потеряла речь, отнялись ноги, из всего окружающего реагировала только на еду. Врачи констатировали её состояние, и дали инвалидность. Шура растерялась, что делать, как жить, ведь еще близнецы на руках? Сиделку нанять – слишком дорого, а сидеть самой – каждый день душу надрывать. Муж не воспринимал это существо, как дочь. Он помнил живого веселого ребенка, бойко говорившего и бегавшего с папой в догоняшки. А эта сидела неподвижно, в мутных глазах – никакого выражения, только мычит, да еду глотает. Он сам собрал все справки, и заявил, что девочку надо сдать в Дом инвалидов.

–Там за ней будет уход, чужим легче на такое смотреть. А ты все силы тратишь на нее, а двойняшки – сбоку припека. Им тоже мать нужна, семья нормальная.

Шура плакала, но все больше смирялась. А тут еще Володя списался с родителями и затеял переезд в Ташкент. Лену сдали перед самым отъездом. Ни единой живой душе Шура не созналась, а матери написала, что девочка умерла вскоре после переезда. Жизнь налаживалась, близняшки радовали материнское сердце, горе переходило в тихую тоску. Каждую осень Александра посылала на адрес Дома инвалидов для оставленной дочери яблоки из сада. На третий год ей ответили, что Степанова Елена умерла.

Обрушив на Марину свое признание, похожее на исповедь, Степанова обмякла, как спущенный шарик, и стала совершенно спокойной, даже руки замерли на коленях. Так же спокойно она отреагировала на слова Марины:

–А мы надеялись, что ваша девочка – потерянная Сушкова.

–Правильно надеялись, – у Марины сердце упало. – Мама бы не выдала ребенка, она любила её, дружила с Еленой Ивановной. Попросила и внучку в честь нее назвать. Да только не пришла малышка к нам, наверное, сбилась с дороги, заблудилась в лесу. Мама сама ходила её искать с фонарем. Да, мама у нас добрая была… Она жила по совести… Мама говорила: «С неправдой свет пройдешь, да назад не воротишься». Мама, прости меня!.. А почему вы её ищете, на что надеетесь?

Марина почему-то решила сказать ей:

–Елена Ивановна ей в тот день крест фамильный надела, а недавно его видели.

–В нашем городе? – Марина кивнула, – Вот что значит крест. Он её и сохранил. А я свою не покрестила, Володя не разрешил, такой идейный был, вот и не уберегла. А вы ищите, помоги вам Бог!

«Ищите! Знать бы – как. Значит так, остались все, кто был на четвертом месте, кроме Испаловой, Леонгард и Фишер. Тринадцать человек – и ни одной зацепки!» Марина в который раз рассматривала копию рукописного списка. В нем содержалась нечто большее, чем в печатном тексте. Марина припомнила «Время» Макаревича: «Помнит бумага перо, а перо помнит тепло руки». Ей захотелось попробовать написать что-нибудь таким же замысловатым почерком. Она взяла чистый лист и, копируя буквы, несколько раз написала:

Сушкова Елена Александровна

«А как можно было бы подправить фамилию в метрике? Исправить, допустим, «ш» на «м» или на «ли». Что получится?»

Сумкова, Суликова

«Не очень звучно, но вполне реально. А еще как? «С» очень легко преобразуется в «Ж» или «К». Она старательно вывела:

Жумкова, Жуликова. Кушкова, Кумкова, Куликова

«Ух, ты! Две фамилии уж точно не редкие», – Марина в школе училась с Геной Куликовым. – «Нет, это публиковать не надо, а то Жуликовы и Куликовы нас засыплют письмами и звонками. Но можно же по-другому проверить».

Марина поискала список всех жителей Шабалихи, но его не было, был только список ближайших соседей – всего десяток фамилий. Она вывела его на экран и присвистнула. «Ну и ну! Прямо как по заказу». После Иванниковых шли Куликовы: Александр Иннокентьевич и Фарида Ринатовна. Жили они, судя по адресу, рядом с клубом. «Это же ветеринар и его жена, завклубом. Что там Раиса Никитична говорила? «Красивая татарочка, хорошие люди, детей не было». Не было детей! А лет им сколько? Ему – 28, ей 26. Значит, бездетные, это – раз. Детей любили, это – два. Дружили с Сушковыми, это – три. А еще была родня в Новосибирске, это – четыре. К тому же, ветеринар, наверное, свободно мог взять лошадь и отвезти жену на станцию. Закутать её в этот, как его, тулуп, а под ним девочку двухлетнюю спрятать. А в городе её оставили у родни до своего переезда, который вскоре произошел, это – пять. Вот и дочка! Главное, отчество совпало, а фамилия легко исправляется. Стоп! А как же сведения о родителях? Их так просто не исправить. Все-таки он ветеринар, а не профессиональный жулик».

Марина оставила ноутбук и снова взялась за ручку. И очень легко исправила имена.

Александр Ильич – Александр Иннокентьевич

Галина Игнатовна – Фарида Ринатовна

Результат её поразил. Вот она – третья возможность. Осталось найти Куликовых. И если у них окажется дочь, Куликова Елена Александровна, 1951 года рождения, то это – она! Марина кинулась звонить Евгению. Он отозвался после восьмого звонка каким-то хрипловатым сердитым голосом:

–Слушаю.

–Добрый вечер! Это Марина.

–Марина? Какой вечер? Вы на часы посмотрите – скоро утро!

Марина взглянула на часы – полтретьего. Ничего себе, задумалась, называется. Ну да, у нас в Москве-то всего полдвенадцатого, еще метро открыто.

–Марина, вы же не зря позвонили? – уже другим, «проснувшимся» голосом спросил Евгений. – Есть новая версия?

–Есть, но не скажу. Хочу сначала в базе кое-кого поискать.

–Марина! Я бы хоть сейчас пошел, но до шести нас не пустят в здание. Так не скажете?

–Нет.

–Тогда ложитесь спать, а я Вас в шесть подниму, теперь моя очередь.

Марина не уснула сразу. А еще раз позвонила Андрею. Он удивился, ведь она уже успела пожаловаться на полный провал всех планов. И он уже успел её утешить. Услышав про новую идею, Андрей не стал допытываться, а попросил только разобраться с ней быстрее и не расстраиваться, если ничего не выйдет.

–Зато скоро дома будешь. Я ужасно соскучился. А Сушкову можно и здесь искать. Закинем информацию в Инет и подождем, может, кто клюнет.

Утром Евгений не разбудил Марину в шесть, она встала сама, правда, по московскому времени. Умылась, сделала зарядку в укороченном варианте, и помчалась в офис.

–Что это значит? – набросилась она на Евгения, едва успев поздороваться. – Вы меня не разбудили!

–Марина, хотите кофе? Вот шоколадка, садитесь, угощайтесь. Я подумал, зачем Вам чей-то адрес в шесть утра? Все равно до десяти врываться к кому-то, даже с новостью о богатых родственниках – неприлично.

–Это я и без Вас знаю, – огрызнулась Марина, прихлебывая довольно хороший кофе.

–Если новость хорошая, сразу поедем разговаривать, если плохая, то лучше перед ней выспаться.

–Согласна, но теперь-то можно мне в базу заглянуть?

–Пожалуйста, все готово.

Всего пять минут понадобилось Марине, чтобы найти Фариду Ринатовну Куликову. По тому же адресу проживала и Елена Александровна Иванова, 1951 года рождения.

«Действительно, – заулыбалась Марина, – Что бы я делала с этим адресом, кругами по конторе бегала?»

Она достала свой листочек и изложила Евгению новую версию, но он отнесся настороженно.

–Не факт, что прописанная Иванова – их дочь. Однако можно выяснить, меняла ли она фамилию. Он стал куда-то звонить, и пока Марина ходила завтракать, все узнал.

–Да, представьте, это Елена Александровна Куликова, 1951 года рождения, место рождения – город Новосибирск. Данные о родителях совпали. Поздравлять пока не буду, но восхищен. Но я все-таки продолжу работу в архиве.

* * *

Дом оказался хрущевской пятиэтажкой, длинной, как подводная лодка. Но во дворе, образованном между ним и соседней такой же «подлодкой» было много зелени, цветники у подъездов, детская площадка с качелями и горками, а для подростков – небольшое футбольное поле с двумя воротами. Целый ряд клумб из покрашенных в голубой цвет старых покрышек загораживал этот оазис зелени от вездесущих машин. Кустики скромных незабудок и ландышей выглядели ухоженными. От гомона детворы звенело в ушах. В прохладной тени на лавочках, сколоченных дворовой общественностью из подручных материалов, восседали старушки-пенсионерки. Они сразу обратили на Марину бдительные взоры, но её это даже умилило: молодцы, всех знают, все видят. Радостное предвкушение победы не покидало её с той минуты, как у Куликовых обнаружилась дочь, Елена Александровна, 1951 года рождения. Железная дверь подъезда оказалось открытой, и в этом Марина уловила некое предзнаменование, намек на раскрытую тайну. Она вихрем взлетела на третий этаж и нажала самую заурядную кнопку на самой обычной двери.

–Ой, а мне показалось, дочь вернулась, – сказала открывшая дверь маленькая сухонькая старушка с тощими наполовину седыми косами на голове. Голос у нее оказался неожиданно высоким, почти детским. – Что-то я Вас не узнаю, а вы к кому? – Она напряженно рассматривала Марину большими карими глазами за стеклами дальнозорких очков.

 

– Здравствуйте! Вы – Фарида Ринатовна Куликова? А я – Марина Белова, вот мое корреспондентское удостоверение. Можно с Вами побеседовать?

– А, так вы хотите написать про наш домком? Но мы не так уж много и сделали. Вот когда подъезды отремонтируем, приходите, снимайте, – Фарида Ринатовна, несмотря на почтенный возраст, явно была в гуще общественной жизни двора. – Вам бы лучше с Валентиной Ивановной поговорить, это она – у нас главная, а я только помогаю дворовые праздники проводить.

   -Нет, я веду журналистское расследование одной истории, которая произошла 50 лет назад. Это касается Вашей дочери Елены.

Старушка вдруг побледнела, покачнулась, но не упала, а быстро зашептала:

–Тише, тише! Зайдите в квартиру, поговорим.

Она увлекла Марину в крошечную кухню и усадила на табурет. А сама поскорей схватила с подоконника начатую пачку таблеток, вынула одну и положила в рот. «Валидол», – сообразила Марина, не решаясь продолжать разговор, пока собеседница в таком состоянии. Желтый цвет лица постепенно сменялся нормальным, но тут же щеки её пошли красными пятнами, и Фарида Ринатовна закричала:

–Как вы смеете ходить и пугать меня, да еще на лестнице, чтобы все соседи услышали! Я уже заплатила! У меня сейчас нет денег, а если бы были, то не дала бы! Так и скажите Дашке. Нечего ко мне подсылать! Что, у самой уже от водки ноги отнялись?

–Какая Дашка? Вы о чем говорите? Простите, но я ничего не понимаю, – Марина старалась говорить как можно спокойнее и не делать резких движений, как если бы перед ней вдруг оказалась сторожевая собака. – Если хотите, я уйду…

–Нет! – почти взвизгнула старушка и даже руку протянула, вроде бы порываясь схватить Марину, но та сидела неподвижно, и Фарида Ринатовна сбавила обороты. – Как это не от Дашки? Откуда же вы узнали?..

–Пятьдесят лет назад, – Марина принялась рассказывать обстоятельно и даже монотонно, как учительница отстающему ученику, – 5 октября 1952 года в деревне Шабалихе во время ареста семьи Сушковых потерялась маленькая девочка. Сейчас её хотят найти дальние родственники, они обратились за помощью в наш журнал. Вы же прочитали мое удостоверение? Мы ездили в Шабалиху в поисках Елены Сушковой и расспрашивали жителей. Оказалось, что до вашего отъезда в конце 1952 года у вас не было детей. А теперь есть – Елена Александровна, 1951 года рождения. Значит, она – ваша приемная дочь, и вовсе не Куликова, а Сушкова.

Старушка слушала Марину, – и лицо её снова приобретало нормальный цвет, но уж очень изумленный вид: глаза её округлились, брови поползли вверх, а рот приоткрылся.

–Как это Сушкова?! При чем здесь Сушковы?! Я, конечно, помню, как их арестовали, а девочка потерялась и погибла в лесу. Вот ведь ужас! Как будто мало людям одного горя! Но мы-то свою Леночку еще раньше выбрали и все документы оформили, только ждали, когда можно будет уехать, чтобы совсем никто не знал про удочерение. А как только Саше дали место на ипподроме и разрешение на переезд, сразу её забрали. Так что никто ничего не знал, кроме Сашиной тети. И все хорошо было, пока нас не разыскала Дашка…

Это была бывшая нянечка из Дома малютки. Она все больше спивалась, а денег не хватало. Случайно встретила Куликовых на улице и узнала. Проследила до квартиры, а потом явилась требовать денег, грозя все рассказать ребенку. Первый раз Фарида Ринатовна испугалась и отдала ей всю свою зарплату, а мужу сказала, что выкрали кошелек.

–Леночке было всего 7 лет, представляете, какой это был бы для нее удар?

Потом шантажистка пропала года на три, и Фарида Ринатовна думала, что насовсем.

–Вдруг она снова явилась, при Саше, и опять за свое. А он спокойно так спрашивает, какие у Вас, гражданка, есть доказательства. Тут она сдуру трудовую книжку достала, что в Доме малютки работала. Он посмотрел, усмехнулся и говорит: «Убирайтесь-ка, гражданка Титкова Дарья Борисовна, милиция Вас теперь сама найдет. Тайну удочерения раскрывать – такая статья есть, не слыхали?» А потом все же сорвался и крикнул: «Вон!» – а лицо стало такое страшное, черное. Дашку – как ветром сдуло, а Сашу «скорая» с первым инфарктом увезла. Уже и Саши 12 лет как нет, и Лена – взрослая, скоро бабушкой станет, а мне в кошмарах все эта Дашка является…

Старушка совершенно успокоилась на счет Марины и теперь чувствовала себя виноватой.

–Простите, что я на Вас накричала! Может, чаю выпьете? – Марина отрицательно покачала головой. – Я правильно поняла, Сушкова Лена не погибла? – Марина пожала плечами. – Ах, точно не известно… Ну, да, все равно, надо искать. Я, может, что вспомню про Шабалиху, прямо не знаю, чем Вам и помочь. Хорошие были люди, Саша и Галя Сушковы. Саша – видный мужчина, высокий, плечистый, немного сдержанный. А Галя – просто красавица, кареглазая, волосы роскошные, свои локоны до плеч, завивать не надо. А какая веселая, как пела! Сама сиротой была, но никогда не унывала, не жаловалась. В одном платьишке весь институт проходила и сюда приехала. Вместе мы ездили ей первый костюм покупать. Как бы мне хотелось, чтобы вы Лену разыскали, рассказали, кто её родители.

Из Марины словно вынули запал. «Полный облом!» – с горечью подумала она, но одна маленькая мыслишка заставила её встрепенуться.

– Фарида Ринатовна, я бы хотела взглянуть, как выглядит свидетельство о рождении усыновленного ребенка. Если, конечно, это Вас не затруднит.

–Нет, нисколько, – она очень быстро принесла документ. – Вот, смотрите, ничем не отличается.

Марина взглянула и убедилась, что ни исправлений, ни подчисток в нем нет и в помине. «Почерк совсем другой, такую букву «К» из «С» не сделать. И все остальные исправления – тоже». Она вернула бумагу старушке, которая тем временем честно пыталась что-то выудить из глубин памяти.

–Знаете, мы с Сашей почти семь лет в Шабалихе прожили. Люди там были удивительно хорошие: добрые, работящие, честные. Никто никогда двери не запирал. Если надолго уходили, палочку вставляли. Никто ни с кем не скандалил. Самые ужасные хулиганы, знаете, что вытворяли? Цветы для девушек в чужом палисаднике рвали. Вы мне скажите, кого еще не проверили? (Марина наизусть выдала список в алфавитном порядке.) Вспомнила! Вот кто точно не мог взять чужого ребенка – это Пафнутий Половков. Такой жадный был, злой. Соседку прямо изводил, что её куры приходят в нему во двор еду клевать. Однажды взял, поймал соседскую курицу – и у живой все перья выщипал. Еще и похвастаться успел, как он отомстил за потраву. Живодер настоящий! А вечером куры – на насест, и ощипанная курица к нему в стайку пришла. Перепутал, значит. Как все над ним смеялись!

–Спасибо, Фарида Ринатовна, значит, исключаем Половкову Наталью. Скажи, только честно, а если бы вы тогда взяли себе Лену Сушкову и вырастили её, как дочь, Вы бы сейчас открыли ей тайну?

–Конечно, да. А чему вы удивляетесь? Есть разница, как ребенок без родителей оказался. Одно дело, узнать, что они погибли, а другие их заменили, а другое, что ты никому не нужный, родной матерью на помойке брошенный валялся…– она всплакнула, но быстро вытерла слезы, и продолжила. – Пусть бы роднились, раз они такие совестливые, что не забыли родню. Если, конечно они не из-за выгоды себе ищут. Нет? Тогда вы не расстраивайтесь, ищите дальше. А я буду теперь ваш журнал читать. Хоть бы Леночка жива оказалась!

«Хоть бы Леночка жива оказалась… Хоть бы Леночка жива оказалась…» – уныло повторяла Марина засевшую в голове фразу, неторопливо шагая по лестнице с третьего этажа на второй и глядя под ноги. «Хоть бы я её найти догадалась», – невольно подумала она в том же размере, двигаясь уже побыстрее. «Отработанные версии – долой. И скорее приехать бы домой». Улыбнулась этим примитивным стишкам, подняла голову, расправила плечи и быстрым шагом вышла из подъезда.

* * *

Максим давно мечтал пойти в отпуск и съездить на рыбалку. Уже много лет что-нибудь мешало осуществлению мечты: то отпуск не давали, то квартиру с тещей разменивали, а потом ремонтировали. В этот раз внезапно отпал друг и наставник Юрик, опытный рыболов и дизайнер интерьеров.

–Извини, Макс, – позвонил он в пятницу, – мне крупный заказ привалил. Грех не срубить капусту, если поспела. Считай, недели три меня нет для личной жизни. Но ты не грузись, еще не вечер. А если хочешь, один поезжай. Место я тебе нарисую. Отвечаю, щуки там ходят здоровые, как бревна, а коряг нет, дно чистое. Но клюнет или нет – не гарантирую. Лучше бы ловить в прохладной воде, но попробуй.

Сначала Максим ужасно расстроился: уже и жена сдалась, отпустила, и теща как-то пережила, и вода после двух дней непогоды немного остыла, а главное, снасть купил приличную. «Снаряга – первое дело», – поучал Юрик. Он же посоветовал, что брать, какой спиннинг, какой воблер. «Воблер» – само слово звучало так заманчиво, а уж вид у этой искусственной рыбки с тройными крючками был такой, хоть на новогоднюю елку вешай. Потом он решил: «Эх, была ни была, поеду! Чем я рискую? Пустой приеду – так я же новичок, какой с меня спрос. А вдруг повезет»…

Так Максим и оказался в понедельник ранним утром на берегу Инюшки километрах в двадцати от города. Нужное место он по схеме не нашел. То ли сам прозевал сверток, то ли Юра неточно нарисовал. Ехал, пока впереди на бугре не показались домики. Дальше ехать не стоило, там очередная станция электрички, дачные общества, а Максу хотелось тишины и спокойствия. Пришлось вернуться и немного поплутать по жутким (после вчерашнего дождя) проселкам, пока не нашел удобный подход к воде, чтобы кусты не мешали забрасывать блесну.

От волнения два раза возвращался к машине: то сумку решил оставить, то вспомнил, что забыл запереть. Заодно уж включил сигнализацию, а то вдруг и в этих кустах какой-нибудь козел найдется. Пусть никакие мысли не мешают отдаться древнейшему мужскому делу: добыче рыбы. В тихом прохладном воздухе просвистела и упала в воду блесна. «Не запуталась леска, не зря тренировался!» – Максим гордо выпрямился, глянул по сторонам, но зрителей не было. Покрутил катушку, леска резала водную гладь, изредка мелькал, переливаясь, красавец-воблер. Вот это жизнь! Сердце то билось, то почти замирало в предвкушении удачи. Ясно представлялась огромная сонная щука в толще воды. Вот сейчас она заметит приманку, вот сейчас заглотит, будет рывок…

И рывок не заставил себя ждать! Метрах в десяти от берега крючок зацепился за подводную корягу. Максиму хватило ума признать это сразу, не порвать леску. Что делать? Ясно, что – лезть в воду, спасать воблер, может еще и корягу долбанную убрать, чтобы уж больше не мешала. Тогда еще не все потеряно, рыбалка не отменяется. Максим, не желая пачкать снасть, аккуратно пристроил спиннинг за развилкой сухого дерева, потом, поеживаясь от утренней свежести, разделся и бодро шагнул в воду. Осторожно перебирая леску, он дошел до того места, где она уходила в воду вертикально. Глубина здесь была всего по грудь, но сверху ничего не было видно. Слегка подергал леску – невидимая коряга чуть подавалась. «Кажется, не сильно большая, подниму и отцеплю спокойно», – Максим, зажмурясь, наклонился, вытянул руки вперед, ухватил что-то мягкое («Тина какая-то или трухлявое бревно») и потянул вверх. Что-то треснуло, хрустнуло и массивное нечто сдвинулось и пошло на него. Максим попятился, не разжимая рук, голова его вышла из воды. Он открыл глаза – и увидел… Прямо перед собой он увидел сверкающий воблер, зацепившийся крючками за одежду на спине утопленника. Только мгновение он видел темный мокрый затылок и бугор спины.

–А-а-а! Мамочка! – заорал он отчаянно и бросился бежать, разбрызгивая воду, поскользнулся на илистом берегу, упал, вскочил… Только увидев родную оранжевую машину, пришел в себя. «Угораздило же меня труп выловить!» – он покрутил головой. Выматерился вслух, вроде полегчало. Составил план действий: вернуться за одеждой, взять ключи, открыть машину, вызвать милицию по сотовому. «А в воду – ни ногой!»

* * *

Марину не удивил звонок следователя прокуратуры. Она только уточнила, куда идти, оказалось, всего три остановки. Пошла пешком, по дороге вспоминая детали происшествия, чтобы не «бекать-мекать», как в тот раз. Пересекая по диагонали сквер с фонтаном, она в который раз удивилась контрастам сибирской погоды. На лавочках не было свободных мест. Спасаясь от жары, в парк устремились пенсионеры, мамаши с детьми, молодежь. Эти, совсем по-американски, сидели и лежали на травке.

Геннадий Васильевич Кузнецов был примерно возраста её папы, среднего роста, довольно обычного вида. Никакой особой пронзительности во взоре, никакого многозначительного молчания с трубкой в зубах. Он сразу приступил к делу, но совсем не так, как ожидала Марина.

–Как продвигается журналистское расследование? Я прочел все Ваши статьи в журнале «Кредо».

 

–Отпадает одна версия за другой. Возможно, так никого и не найдем, – ответила Марина и, считая себя в праве, спросила в свою очередь. – А вы нашли Галину Петрушину?

–Да, поэтому я Вас и вызвал. Вы, кажется, хотели посмотреть её фотографии? Вот, можете ознакомиться, – он достал из ящика стола и подал ей толстый альбом в темно-коричневых дерматиновых корочках.

–А не могу я поговорить с ней самой? Вы её арестовали?

–Нет, не арестовали, но поговорить с ней нельзя. Она убита.

«Второй труп!» – вспыхнуло в мозгу у Марины.

–Как убита, когда?

–Накануне вашего посещения, в субботу. Её нашли в реке спустя двое суток. Один горе-рыболов, случайно. Коллеги по работе пришли подавать заявление о пропаже, их и свозили на опознание. Они все трое её признали по одежде, волосам. До лица уже раки добрались…

Марина почувствовала дурноту.

–Вот, выпейте водички, – поспешно предложил Кузнецов, видя, что Марина побледнела и, как рыба на берегу, открывает и закрывает рот. Она жадно схватила стакан, а следователь продолжал:

–Я пригласил вас, Марина Николаевна, главным образом потому, что именно после Ваших публикаций о розыске пропавшей девочки убиты двое бывших жителей деревни Шабалиха: Борис Шугай и Галина Петрушина. Причем, они оба – из одного класса, даже на фотографии, которую вы передали следствию, они стоят рядом.

–Но вы же меня не подозреваете?

–Нет, в первый раз Вас еще не было в Новосибирске.

–Только поэтому? А какая у меня, по вашему, могла бы быть причина?

–Да – любая. Например, деньги. Кто-то платит, что бы вы признали наследницей другого человека.

–Не выйдет! Экспертиза ДНК вскроет обман.

–Ну, пока еще вскроет, а в Англию на халяву можно скататься. Или наоборот, английские родственники хотят помешать мистеру Сушкову разбазаривать деньги на каких-то еще наследников.

Эту версию Марина тоже опровергла.

–Вы просто не знаете завещание Василия Сушкова. Оно составлено так, что родственники из кожи вылезут, лишь бы найти наследницу, иначе часть капитала уйдет из семейного дела.

–Что же он родных детей обидел?

–Да нет, там всем хватит: и детям, и внукам.

–НовВы же, Марина Николаевна, нигде не упомянули про экспертизу. Преступник может и не догадываться о ней.

–Но Галя Петрушина не могла быть наследницей, она позже переехала в Шабалиху.

–Да, но она что-то знала или у нее были какие-то свидетельства, не известные ей самой. Поэтому убийца Гали, что-то искал ночью в её доме, где его и застала соседка.

–Да, как там Семеновна, очнулась? Вид у нее был… – Марина поежилась.

–Очнулась, но не знает, кто её ударил по голове, не видела. Я не могу сказать на сто процентов, но связь с вашими поисками очень может быть. Поэтому, пожалуйста, посмотрите внимательно и назовите мне всех, кого узнаете на этих фотографиях. Скажете, когда будете готовы, я включу диктофон.

Марина раскрыла альбом. Фотографии были наклеены на листы, нигде ни единой подписи. То, что Гали нет в живых, как-то обязывало Марину отнестись к ним внимательнее. Она медленно листала эпизоды чужой жизни. Младенец с родителями, младенец голый на животике, девочка с мишкой, детсадовские группы, школьные классы, – это еще до Шабалихи. Вот появились знакомые лица, это пятый класс, дальше – с шестого по десятый – серия снимков, которые Мариной уже смотрела у Татьяны Аркадьевны. «Смотрела, да не увидела». Из года в год неизменно одно: в первом ряду сидят рядом Роза и Лара. В старших классах за их спинами пристраивается некрасивая Галя Петрушина. В десятом возле нее, как раз за спиной Лары, оказывается долговязый Боря Шугай.

С выпускного вечера – только плохие любительские снимки. Но среди них – отдельное фото этой четверки. Марина сразу поделилась со следователем своим открытием: эти четверо, похоже, были друзьями. Рассказала, что Роза живет в Омске, а её дочь Анна – в Академгородке. Рассказала про Свету и Лиду Рудых и оставшуюся в Шабалихе Галю Испалову. Называть остальных не было смысла, ведь подписанные на обороте имена и фамилии уже были на копии.

Несколько фотографий были с места учебы Гали – незнакомые девушки у двери с вывеской «Техникум», они же – в какой-то аудитории, на пикнике. Вот Боря, очень возмужавший, в спортивном костюме стоит в ряду таких же атлетов. А вот снова Роза, Лара и Галя сидят за столом в какой-то компании. Кажется, это комната в общежитии, стол придвинут ко кровати, над которой на стене висит гитара. Девушки повзрослели. Очень изменилась Лара, стала ярко краситься, похорошела. Галя тоже накрашена, но это ей не помогло. Сходство с обиженной мышью только усилилось. Роза красива, как и раньше.

Вот опять компания, снято зимой на прогулке в солнечный день. В центре – Галя с Ларой и Роза с каким-то парнем, обнявшим её за плечи. Парочка не смотрит в объектив, они смотрят друг на друга и улыбаются, просто сияют. Они явно влюблены. «Очень красивая пара. Этот парень похож на какого-то артиста. Вспомнила! Да это же Сергей Валерьевич Дворжецкий! Вот оно что: он и есть та «кошка», которая пробежала между подругами! Что ж поделаешь, бывает». Марина назвала узнанных персонажей и уточнила, что это – муж Ларисы Владимировны. На следующей странице была пара фотографий со свадьбы Дворжецких. Марина узнала жениха и невесту, Татьяну Аркадьевну с мужем, которого видела на фото, и Галю, скромно стоящую с краю. Розы, понятно, не было. Свидетельницей была незнакомая Марине девица в мини почти по пояс.

Дальше шли похороны, видимо, – Галиных родителей и еще каких-то родственников. Снимки в библиотеке женским коллективом, кажется, для доски почета. С возрастом Галя снималась все реже. Раз – в квартире рядом с Ларой, за праздничным столом, да еще раз – на природе, наверное, на даче. Последний снимок был с юбилея, Галя отмечала его на работе в кругу коллег, тоже немолодых женщин. Она стояла в белой блузке с букетом цветов и большой самодельной открыткой с надписью «Дважды 25 лет». Марина закрыла альбом. Вот и вся жизнь одинокой женщины. Ни ребенка, ни котенка. Но ведь не преступница, училась, работала, дружила, сажала цветы, читала книги, выручала коллег. Кому же она помешала?

Видимо, последнее она сказала это вслух. Геннадий Васильевич ответил:

–Найдем, кому. Может, и с Вашей помощью. Вот мои телефоны: служебный и домашний. Как что-то новое обнаружите или вспомните, даже не существенное, сразу звоните. Если меня нет дома, можете передать жене, она уже привыкла.

–А сотовый?

–Увы, пока обещают, а мне самому не по карману.

* * *

Марина вернулась в офис.

–Как прошла беседа, удалось что-то выяснить? – спросил Евгений.

Он явно куда-то торопился и, похоже, его в данный момент не очень интересовал результат беседы Марины со следователем.

–Вы куда-то собираетесь? – вопросом на вопрос ответила Марина, чтобы ничего не рассказывать.

Евгений оживился:

–Собираюсь заехать к Анне Викторовне. Я обещал ей помочь упаковывать вещи, попутно хочу посмотреть другие фотографии её семьи. Они ведь могут нам пригодиться?

Марина уже была в курсе все от того же Евгения о составе семьи Анны Викторовны: у нее было два брата младше её, которые родились в Омске, и не то, что в Шабалихе, даже в Новосибирске не бывали.

–Конечно, надо съездить, – поддержала его Марина.

Ей хотелось подумать одной. Не давала покоя та фотография. Что угодно Марина могла поставить на то, что Роза и Сергей на том снимке не случайно обнимались, не просто дурачились перед объективом в своей веселой компании. Они любили друг друга! Где-то есть адрес соседки по общежитию Розы Леонгард, добытый Евгением и занесенный в базу. Вот он, Людмила Ивановна Коростелева, есть адрес и телефон. Надо позвонить и съездить, пока нет Евгения.

Людмила Ивановна, Люся, с порога запричитала:

–Ой, не прибрано у меня, вечером смену сдала, два дня работала. В киоске работаю, два дня работаю, два отдыхаю.

–В киоске? Так вы же институт закончили.

Рейтинг@Mail.ru