Анна и Татьяна Аксинины
Крест на ладони
– Ну и что?
– Чтобы Эндрю и его родственники не могли позариться на эту долю, Василий поставил им условие: если результат поисков будет отрицательный, собственником этой доли становится Корнуэлльский женский православный монастырь, при котором есть детский приют. Он им срок поставил: 10 лет со дня своей смерти.
– А разве десять лет еще не прошло? Он что, до ста лет дожил?
– Нет, он был младше Ильи на 12 лет и умер в конце 92-го года.
– Тогда что им мешает признать любую подставную наследницу, зачем такие траты?
– А вот за этим пристально следят адвокаты монастыря. И они свой куш не упустят. Поэтому обязательно будет экспертиза ДНК.
* * *
До званого ужина было еще 3 часа. Марина направилась в ближайший универсам: «Зря я отказалась от котлет за обедом. Сегодня у меня какой-то день родственников Евгения Сергеевича: обед у бабушки Евгения, ужин – у его матери». Зная свой аппетит, Марина решила перекусить в номере перед званым ужином. Как поучала юную Скарлетт Мамушка в любимой книге «Унесенные ветром» Митчелл: «Девушка не должна проявлять хороший аппетит». Обезжиренный сырок, сок – вот, пожалуй, и достаточно. Но, подходя к кассе, не удержалась, положила в корзинку румяную булочку. Хорошо, Андрей не видит, а то бы обязательно прошелся по поводу её «диеты». Он как раз был не против того, чтобы она поправилась, к тому же любил всякое печеное, сам постоянно покупал. Пару раз он застал её за чаем с той самой сдобой, от которой она твердо отказалась за ужином. Марина, в досаде на себя, тогда вспылила:
– И нечего так мерзко хихикать! Я машинально её взяла, зачиталась. А ты специально на столе оставил, да? Провокатор!
– Марина, дорогая, не сердись, я не специально. Но зачем так себя принуждать? Если человек хороший – пусть его будет больше, – он обнял Марину сзади и ласково погладил по животу. – Пусть тут будет помягче.
Марина сбросила его руки, но злость уже испарилась:
– Вот и женился бы на пампушке, нечего стройную девушку раскармливать.
Вспомнив о муже, Марина вздохнула: «Два дня, как расстались, а кажется, целую вечность его не видела». Запел сотовый. Марина на ходу вытащила телефон: «Как угадал, что я о нем сейчас думала».
– Здравствуй, Марина! Чем занимаешься? Плюшками балуешься?
– Привет! А как ты догадался?
– А я глазастый, все вижу. Как поездка в Шабалиху? Есть что-то интересное?
– Думаю, да. Я поработаю вечером над материалом.
– А как Дворжецкий? Приставал к тебе?
– Приставал. Да еще как! Собирается уже с мамой познакомить. Сегодня иду к ним на ужин. Кстати, про его маму. Сколько там у нас времени?
– У нас начало третьего.
– Прости, сейчас по местному каналу началась какая-то передача про Дворжецкую, хочу посмотреть. Все, целую, перезвоню.
Марина почти вбежала в свой номер, включила телевизор. Женщина в элегантном костюме улыбалась на экране, что-то доверительно рассказывая своей собеседнице. Стрижка каре, каштановые волосы, какое-то украшение на шее, тонкая рука с браслетом – все просто. Марина присмотрелась внимательнее: «Что у нее там сверкает? Наверняка, бриллианты. И перед камерой держится свободно».
– Нет некрасивых женщин, есть женщины, которые не хотят быть красивыми, – убеждала аудиторию Дворжецкая. – Почему, если ваш рост ниже, чем 170 см, размеры не соответствуют 90-60-90, и вы не похожи на Мэрилин Монро, то вы считаете себя некрасивою? В каждой женщине есть какая-то изюминка, и наша задача её раскрыть. Многие женщины, приходящие в нашу школу красоты, не помнят, когда они были последний раз в театре, на выставке, гуляли в парке. Что это – невнимание к себе, неуважение? Разве женщина, которая не любит сама себя, может понравиться кому-нибудь?
Марина уселась с булочкой в кресло перед телевизором.
– Быть красивой – это кропотливый и каждодневный, но благодарный труд. Можете ли вы отказаться от чего-то привычного ради красоты?
Марина чуть не поперхнулась: «Интересно рассказывает, даже самой захотелось в эту школу красоты».
Дворжецкая делилась планами на будущее:
– Готовится совместный проект двух косметических фирм: французской и московской, который назвали «Леди Элиза». Да, да это в честь Элизы Дулитл, надеюсь, все знают, кто она такая. Я несколько раз летала в Париж и Москву, все согласовано, решение принято, документы готовы, будут подписаны на днях. Шоу будет идти одновременно в Москве и в Париже…
Стоя под душем Марина размышляла. «Непростая женщина. Почему она пригласила меня на ужин? Может быть, она знает, что Краснов – мой свекор? Вряд ли. Я не меняла фамилию, выйдя замуж. Возможно из-за своего сына? Что гадать, схожу и узнаю», – успокоила себя Марина.
Она позвонила Андрею, кратко изложила события сегодняшнего дня и свои соображения. Андрей наказал «себя блюсти», и как вернется, позвонить. «А это уж как карты лягут», – ответила на шутку мужа Марина.
Причесываясь, она еще раз вспомнила добрым словом Таню Колокольникову: «Молодец, Танюшка, стрижку мне сделала – никаких проблем с укладкой». Не было проблемы и с выбором одежды: Марина облачилась в свой единственный парадно-выходной «сиреневый туман». «Немного жарковато, но ничего, жакет потом сниму, останусь в топике. К такой женщине в гости надо идти при полном параде. Помада и лак в тон костюма, а сумочка к туфлям, – она это оценит».
Евгений заехал за Мариной на такси. «Понятно, будет спиртное». Ехать пришлось недолго, хотя это определенно был какой-то окраинный район. Одна сторона улицы состояла из непрезентабельных домишек частного сектора, стыдливо прикрывавшихся зеленью. Другая гордо взирала на них домами— башнями в блеске зеркальных стекол. Каждый дом был окружен персональной охраняемой территорией. Машина подъехала к железной ограде. Марина отметила цветники, дорожки, стриженый газон, подземный гараж.
Едва Марина с Евгением подошли к двери квартиры, послышался звонкий собачий лай. Не успел Евгений позвонить, как дверь открылась. Дворжецкая лично встретила их в обширной прихожей. Маленькая черная собачка радостно прыгала на пороге.
– Черри! Ах ты, безобразник! Сидеть! Ты же не даешь мне с гостями поздороваться, – навела порядок хозяйка. Черный скотч-терьер смутился и послушно присел, но на его выразительной мордочке было написано нетерпение. Он тихонько поскуливал, пока Лариса Владимировна здоровалась с Мариной за руку и целовала сына. Как только хозяйка повела Марину в гостиную, он сорвался с места и набросился на Евгения со всеми изъявлениями собачьей преданности.
Лариса Владимировна Дворжецкая была одета очень просто: свободные брюки бежевого цвета с неброским рисунком и облегающий зеленоватый джемпер – по домашнему, но очень мило. Вблизи она оказалась старше, чем Марине показалось в сегодняшней передаче, но все равно выглядела потрясающе, а фигура… Марина про себя поклялась: «Гимнастику – усилить, булочки – презирать, лишний килограмм (или даже полтора) – сбросить».
Супруг Дворжецкой, Сергей Валерьевич, доктор технических наук и декан факультета, стоял в дверях гостиной. Он оказался высоким брюнетом с пышной шевелюрой, едва тронутой на висках сединой, и глазами цвета васильков. Несмотря на мешки под глазами и выступающий под костюмом животик, он выглядел киногероем. От него не укрылось произведенное на Марину впечатление, он, в свою очередь, окинул девушку оценивающим взглядом. «Тот еще кот! – подумала Марина и отвернулась, разглядывая обстановку, которую составляли преимущественно цветы и картины. – Можно себе представить, каким красавцем он был в молодости, и как к нему девочки клеились. Жаль, Евгению кроме роста от отца ничего не досталось. И глаза и волосы – матери. Хотя она очень и очень эффектная».
Лариса Владимировна быстро прекратила шалости своего пса и ребенка: одного заставила занять место на коврике, другого отправила с гостьей мыть руки. После этого сразу пригласила за красиво накрытый стол.
Марина начала понимать, почему Евгений просил её не рассказывать детали их совместного расследования. Ему достались хоть и не именитые, но очень успешные родственники: дедушка – герой труда, бабушка – директор школы, отец – доктор наук, мать – бизнес-вумен, знаменитость более чем местного масштаба. На этом фоне личные достижения Евгения бледнели. Ну, кто он? Рядовой юрист, клерк в небольшой конторе. А тут подвернулась возможность себя показать, а, в случае удачи, даже прославиться. Но он хотел, чтобы это было для них сюрпризом. Евгений за столом помалкивал, только наливал вино и предлагал Марине закуски.
– Лариса Владимировна, я сегодня, буквально час назад, посмотрела по телевизору передачу с вашим участием, – начала разговор Марина, – и мне даже захотелось позаниматься в вашей школе.
– Вам это вовсе не обязательно, – ответила комплиментом на комплимент Дворжецкая.
– Там были отрывки из презентаций. Интересно, кто пишет тексты выступлений вашим выпускникам?
– Никто, они сами должны рассказать о себе, суметь раскрыться. Мы только редактируем.
– Прекрасная работа!
– Спасибо! Мнение профессионала дорого стоит.
– Вы далеко опережаете многие «фабрики» Центрального телевидения. Знаете, меня всегда угнетают примитивные тексты современных песен. Я как-то на спор всего за минуту сочинила такой «хит», что друзья серьезно предлагали его продать в одно из шоу.
– Марина, ну неужели вы нам не споете этот хит? – вмешался Сергей Валерьевич и даже зааплодировал, как в зрительном зале. – Просим, просим! Нельзя же так заинтриговать – и не спеть.
Марина решила, что легче уступить, чем отнекиваться, и запела почти басом в стиле «хэви металл».
Ты уйдешь, стопудово.
Ты уйдешь, железно.
Это все – не ново.
СМС бесполезны.
Слушатели не поскупились на смех и аплодисменты. Лариса Владимировна даже слезы промокнула.
– Спасибо, Марина. Вы правы: ничуть не хуже, чем то, что крутят на всяких «авто-радио». Я, правда, давно не хожу на концерты поп-музыки.
– У вас, наверно, совсем не бывает свободного времени?
– Мне нравится то, что я делаю, – речь её потекла гладко, как будто она читала готовый текст перед камерой. – Это можно считать хобби, а не работой. А насчет свободного времени – нужно уметь правильно организовать все, тогда останется время на отдых. На днях закончилась очередная «школа», сейчас идет монтаж, со следующей недели пойдут передачи нашего шоу. Перед выпуском всегда бывает очень напряженно, но в эти выходные я буду отдыхать с семьей: мы собираемся с Сергеем к друзьям на шашлыки. Жаль, что Женя не присоединится к нам, но я не обижаюсь: дело – прежде всего.
Майонезно-мясного изобилия, как на обеде у Татьяны Аркадьевны, за столом не было: фрукты, легкие салаты и рыба, которую по знаку матери Женя прикатил из кухни на сервировочном столике. По его лицу Марина догадалась, что бабушкино меню ему больше по сердцу. Видимо поэтому он и наедался там впрок. Марина посмотрела на руки Дворжецкой: «Не похоже, что она сама чистит овощи. Интересно, кто готовил это все?»
– Какая у вас прекрасная квартира! И стол – изумительный!
Лариса Владимировна не пропустила скрытый вопрос и ответила:
– К сожалению, у меня нет времени заниматься домашним хозяйством, хотя я умею и люблю готовить. Мне по дому помогает моя одноклассница Галя. Она готовила сегодня. Но рецепт этой рыбы мой. Я привезла его из Италии, мы отдыхали там с Сергеем. Помнишь, тот маленький ресторанчик?
– Конечно, помню, – отозвался Сергей Валерьевич, накладывая себе вторую порцию рыбы. – Мы обедали там каждый день, и все из-за этой рыбы. А повар, узнав, что мы из России, да еще из Сибири, вышел к нам пожелать приятного аппетита. Ларочка тогда с ним разговорилась, и он дал ей этот рецепт.
– Взяв слово, что я не раскрою секрет его конкурентам.
– Не рассказали?
–Нет, только Гале.
– А на каком языке вы с ним разговаривали?
– Начали на итальянском, а затем перешли на немецкий: у него мать из Германии, и я знаю неплохо немецкий.
– А какие вы еще языки знаете?
– Свободно английский, немного французский. Только вы об этом никому не рассказывайте. Я на переговорах с французами разговариваю только с переводчиком, и мне очень помогает, что они не догадываются, что я их понимаю. Кстати, во Франции мне удалось блеснуть знатоком кухни, благодаря этому повару. Он мне рассказал про блюдо под названием «Турнедо Россини», изобретенное самим великим композитором, которое высоко ценится во Франции. Я его заказала, и поразила французов.
Дворжецкая улыбнулась. Марина отметила, что улыбка ей идет чрезвычайно, скорее всего, она сама об этом знает, поэтому так часто мило улыбается.
– А не могли бы вы показать мне ваши детские и школьные фотографии? – попросила Марина.
– Что, рассматриваете меня, как претендентку на роль Елены Сушковой? – Они перешли на угловой диван к журнальному столику, и Черри с радостью устроился у ног своей хозяйки. – Нет, я не Сушкова и вам сейчас это докажу, – Евгений, будь добр, достань с антресолей синий альбом. – Во-первых, мои родители приехали в Шабалиху через два года после ареста Сушковых, во-вторых, у меня есть детские фотографии. Смотрите, здесь мне полгода, мы еще жили в Новосибирске, я была очень толстая, моя мама с трудом поднимала меня. А вот здесь мне восемь месяцев, мама подписывала все фотографии: даты и мой возраст. А эту делали перед нашим отъездом в Шабалиху, здесь на фотографии с нами мой дядя, брат мамы. Он работал тогда в райкоме партии, что тем временам много значило. Но мы отвлеклись от темы. А в-третьих, обратите внимание, на всех фотографиях я похожа на свою мать. Ну, что, убедила?
– Да, даже если бы я вас подозревала.
– А вы верите, что Елена Сушкова жива, и вы сможете её найти?
– Пока я занимаюсь поисками, то считаю, что она жива, иначе невозможно искать. Это – во-первых. А во-вторых, невозможно же спрятать человека бесследно, должно быть какое-то несовпадение, например, документы, которые чему-то не соответствуют. Мне только надо вычислить это расхождение, и Елена Сушкова найдется. Возможно, я не смогу ничего сделать, времени с тех пор прошло очень много. Но я постараюсь.
– Как говорится в одном анекдоте, трясти надо, – вступил в разговор насытившийся Сергей Валерьевич, видимо, в привычной роли «душа общества».
Марина терпеливо слушала старый анекдот, как в эксперименте ученых обезьяна догадалась взять палку и сбить банан, привязанный к шесту, а студент безуспешно его тряс. Когда же ему предложили подумать, он сказал: «Чего тут думать? Трясти надо!» Впрочем, Дворжецкий рассказал его так артистично, преображаясь то в обезьяну, то в сухаря-ученого, то в туповатого студента, что Марина рассмеялась. Но Дворжецкого не устроил половинчатый успех.
– Ну, я вижу, что вы его знали, он действительно с бородой. А вот случай из жизни, совсем недавний. В Кембридже на экзамене по математике студент вдруг потребовал, чтобы преподаватель угостил его пивом, ссылаясь на то, что это право было в Уставе университета еще 300 лет назад, и его никто не отменял. Преподаватель отправил ассистента за пивом, заодно попросил помощи в Гильдии преподавателей. Студента, получившего свое бесплатное пиво, в конце экзамена ждал сюрприз. Угадайте какой?
Марина только пожала плечами.
– Наверное, завал, – предположила Лариса Владимировна, поглаживая довольного пса.
– Нет, мама, это было бы не по-английски, они что-то хитрое придумали, – сказал Евгений.
– Да, придумали! Студенту поставили нормальную оценку по математике, но, ссылаясь на тот же самый Устав, оштрафовали на приличную сумму за… приход на экзамен без шпаги!
Всеобщий смех был наградой рассказчику.
– А какие у вас есть анекдоты про студентов? Я, знаете ли, их коллекционирую.
Марина постаралась выбрать самый короткий.
«В университете объявление по радио: «Студенты, подвиньте свои джипы, преподавателю некуда поставить велосипед»».
Дворжецкий весело смеялся, одобрительно поглядывая на Марину, его жена и сын улыбнулись.
– Простите, я должен немедленно проверить этот анекдот в своем компьютере: кажется, у меня его нет.
Он вышел в соседнюю комнату, открыв раздвижную стенку, от чего звучавшая фоном музыка «Битлз» стала громче. «Да здесь и противоположная стена – такая же», – только сейчас заметила Марина. – «Значит, гостиная может расшириться в обе стороны. Очень удобно». Она вернулась к альбому Ларисы Владимировны и стала внимательно его просматривать. Вот такая же фотография первого класса, как у её матери, фотографии одноклассников, все аккуратно разложено по годам. Хозяйка воспользовалась паузой, чтобы убрать посуду на столик. Сын не позволил ей самой катить его, она с улыбкой уступила, но попросила:
– Женя, только до кухни, в машину я сама составлю, а то будет, как в прошлый раз, – и снова присела рядом с Мариной.
– Вам интересно?
–Да, очень. Вот это что? – Марина показала на снимок группа школьников в пионерских галстуках под вывеской «Пашутинский детский дом».
– Это мы возили собранные подарки в детский дом. Я всегда была активисткой.
– Он недалеко от Шабалихи?
– Точно не помню, но ехали долго, сначала до Кузоватова, а потом еще дальше.
После школьного выпускного пошли фотографии, сделанные во время учебы в институте. И последней в этом альбоме была большая свадебная фотография четы Дворжецких.
Марина закрыла альбом и поблагодарила его хозяйку. Она ждала, что Лариса Владимировна сейчас намекнет, что бы она хотела получить от Марины, но никаких намеков не последовало. Евгений взялся показывать, каким трюкам обучен Черри. Собака с азартом выполняла команды: «служи», «танцуй», «умри», «лапы вверх», «ползи» и другие, – а также приносила всякие вещи, а под конец – даже несколько цветочков для Марины.
Марина решила, что пора откланяться и попросила вызвать ей такси. Лариса Владимировна предложила Евгения в качестве провожатого, но когда Марина отказалась, была довольна. Ей явно хотелось продлить тихий семейный вечерок, подольше пообщаться с сыном. Диспетчер такси обещал машину через 15 минут.
Чтобы скрасить ожидание и сделать приятное хозяевам, Марина заговорила о собаках. Она вспомнила, что точно такой же черный скотч-терьер по имени Фала был у президента США Франклина Рузвельта. Хозяевам Черри, особенно Сергею Валерьевичу, как раз вернувшемуся в гостиную, это очень понравилась. Тогда Марина рассказала эпизод из документального фильма «Собаки президентов», который она смотрела перед самым отъездом из Москвы.
Во время последних выборов в 1944 году противники Рузвельта пытались ему навредить историей о том, что он забыл свою собаку на острове вблизи Аляски и послал за ней военный корабль, истратив таким образом бюджетные средства. На пресс-конференции Рузвельт, сохраняя на лице самое серьезное выражение, но с глубокой иронией, сказал всего четыре фразы: «Моим противникам мало того, что они постоянно нападают на меня и мою семью, теперь они взялись за мою собачку Фала. (Смех в публике.) Я и мои близкие давно не обращаем на это внимания, но Фала протестует. (Смех усиливается.) Он – шотландец. (Смех, всеобщее бурное веселье.) Когда Фала слышит сказку о том, что я смог забыть его на острове, а потом послал за ним корабль, истратив одну, две, четыре или даже двадцать тысяч долларов, его шотландская натура этого не выдерживает». (Хохот, аплодисменты, топот ног, крики восторга.) Отпор республиканцам был сокрушительным, Рузвельт победил на выборах в четвертый раз.
«Что-то не так было в этом альбоме… – размышляла перед сном Марина. – Но что?.. И зачем вообще она меня пригласила? Раскручиваться через «Кредо» она не собирается, покровительства Краснова не ищет, журналистов видела-перевидела. Непонятно. А в её альбоме… Дело не в том, что там было, а в том, чего там не было! (Надо же, прямо цитата из Агаты Кристи.) Не было ни одной фотографии Розы Леонгард, лучшей подруги Дворжецкой, по словам её матери».
* * *
Аня любила возвращаться домой. Но сегодня ничего её не радовало. Ей повезло с попутчиками: тихая семья копошилась у столика, не обращая внимания на соседку. Толстая мамаша с унылым рыбьим лицом споро накрывала на стол. Папаша пристраивал многочисленные баулы и чемоданы. Флегматичная девочка, как две капли воды похожая на свою мать, тихо сидела у столика, ожидая трапезы. «Можно подумать, они не ели несколько дней», – подумала Аня. – «Почему-то стоит людям сесть в поезд, как тут же на свет божий извлекаются жареные куры, яйца и прочая снедь, и все чего-то бесконечно жуют и жуют». Аня вспомнила, что в суете последних дней забыла поужинать и к тому же не обедала. Раньше мама обязательно бы проследила, чтобы Аня поела вовремя. Влажные простыни пахли мылом. Аня отвернулась к стене. «Хорошо, что не лезут в душу. Почему это все случилось с нами?» Ей надо принимать решение. Собственно решение она уже приняла, но по привычке, доставшейся от мамы, отложила все дела на утро. «Утро вечера мудренее, утро вечера мудренее», – выстукивали колеса вагона любимую поговорку мамы.
Мама. Как ей сейчас тяжело, а держится, даже шутит порой. Не в её характере ныть и жаловаться. Недаром её прозвали на работе «Дочь маршала», имея ввиду маршала Георгия Константиновича Жукова. Никакая она не дочь маршала, просто отчество у нее Георгиевна и фамилия по мужу Жукова. А еще у мамы – гордая посадка головы и несгибаемый характер. Она и в горе такая же. Взорвался автомобиль, на котором ехал отец. Каким-то чудом он остался жив. Торговая фирма отца последнее время процветала. Несколько раз на него «наезжали», но отец все улаживал. Он всегда был главой семьи, все брал на себя. И вот, этот взрыв.
Непонятно, что творится с бумагами. Получается, что отец взял какой-то немыслимый кредит, за который надо рассчитываться. Похоже, его подставили конкуренты, а может, даже, партнеры. Мать распродала все, что можно, сама с бабушкой Ниной и двумя младшими братьями Анны переселилась в «хрущевку» на окраине. Старшему, Дениске, осталось год учиться в университете. До середины сентября надо заплатить за учебу. Младший, Митя, закончив школу, пошел продавцом кассет и дисков в киоск. О дальнейшей учебе даже слышать не хочет. «Успею, какие мои годы», – вот и весь его ответ.
Второй месяц отец находится в больнице. Ему не сказали про финансовые проблемы, после реанимации поместили в платную палату, хотя и там уход казенный. Мать взяла отпуск за свой счет, по очереди дежурят с бабушкой у отца. Он уже перенес две операции, пошел на поправку. И вдруг – усиление боли, обмороки. Обнаружили опухоль мозга. Теперь нужна операция у хорошего нейрохирурга, лучше всего у Стальского – знаменитого на весь мир московского светила. Страшно даже подумать, сколько может стоить такая операция. И как везти отца в Москву? Не поедет же знаменитый профессор к ним в Омск.
Семейство в купе долго и основательно размещалось на ночь на своих полках. Папаша занял верхнюю, напротив Анны, а мать с дочерью разместились внизу. Заливистый храп заполнил купе. «Ничего, ночь перетерплю, а дома отдохну и высплюсь», – засыпая, утешала себя Аня.
* * *
С самого утра, чтобы застать Петю, Марина помчалась к тете Кате. Ей повезло, никто не мешал их разговору. Хозяйка уехала на работу, Соня повела Мишутку на обмеры в поликлинику. Правда, вернулся из поездки дядя Вася, но он спал, наполняя дом богатырским храпом. Петя завтракал. Он гостеприимно усадил Марину за стол и наполнил её тарелку рассыпчатой гречневой кашей, от которой повалил пар. Марина сразу вспомнила, что еще не ела. Но разговор сначала не клеился, никакие уговоры не помогали. Петя наотрез отказался сообщить результат экспертизы.
–Можешь не говорить, только кивай. Я и так знаю, что в бутылке обнаружили яд, его специально отравили. Да?
Петя нахмурился и молчал, как каменный.
–А откуда у меня такая уверенность, знаешь? Я кое-что раскопала вчера в Шабалихе!
–Что ты нарыла? – не выдержал Петя.
Марина сложила руки на груди, и нахмурилась, копируя его самого. Повисла пауза. Марина решила молчать до победного: «Ни дать ни взять – Земфира из оперы «Алеко»: «Старый муж, грозный муж! Режь меня, жги меня, я тверда – не боюсь ни ножа, ни огня»». Петя не выдержал:
–Ну, да, да! Отравили, убийство это. Да еще яд какой-то необычный – дорогое лекарство, которое с алкоголем не сочетается. Сейчас прокуратура этим делом занимается. А у тебя что?
Марина вынула из сумки фотографию.
–Вот, читай, во втором ряду. Видишь, он учился в том же классе, где мы ищем пропавшую девочку! Можешь следователю сказать.
–Ага! Придумала! Как я скажу, что разболтал про убийство?
–Не злись, и ничего ты не разбалтывал. Мы с тобой – родня, это – раз. Я веду журналистское расследование, это – два. Пришла поделиться с тетей, это – три. А ты увидел фотографию, перевернул – а там знакомая фамилия. Все логично, никакого криминала.
–А если спросит, чем я мотивировал свой интерес к фотографии, скажу, якобы увидел рожу, похожую на кого-то в розыске, – Петя уже довольно улыбался. – А ты никому не проболталась?
–Век свободы не видать!
Петя фыркнул.
–Блатной жаргончик тебе не идет. У тебя на лбу высшее образование написано. Марина, а ты сильно веришь, что это убийство связано с твоими поисками?
–Не то что бы верю, а как-то досадно, что был еще один возможный свидетель, а поговорить не удалось. А вдруг он что-то знал?
–Ну, этого ты уже не узнаешь.
–Да, если только…
–Если только – что?
–Если только не выйду на того, кому выгодно, чтобы он замолчал.
–Как это выйдешь? Ты что собираешься у следствия под ногами путаться? Даже и не суйся в это дело!
–Расслабься, я и не буду соваться. Но если Шугай что-то знал о настоящей наследнице, а его убили, то должна появиться подставная Елена, которой он мог помешать.
Петя помолчал, переваривая услышанное.
–Что-то это мне напоминает… А – сказку, где потерянная принцесса с бабушкой встретилась.
–Какую сказку?
–«Анастасия». Соня от этого мультика рыдала. А что, эти родственники сильно богатые?
–Скажем так, среднего достатка, – Марина решила не разглашать то, о чем умалчивалось в публикациях. «Среднего – для английских промышленников», – добавила она про себя.
–Понятно, – многозначительно протянул Петя, взглянул на часы и заторопился. – Ладно, давай фотографию.
–Нет, её вернуть надо, возьми лучше копию, я обе стороны отсканировала.
–Ты, Марина, если что подозрительное встретишь, сама не рыпайся, лучше звони в наше отделение, телефон милиции знаешь?
–Ноль-два, что ли?
–Да, только впереди шестьдесят шесть, а потом ноль-два, ноль-два. Запомнила?
–Запомнила. Но и ты звони, если что полезное узнаешь, – при этих словах Марины у Петя на скулах слегка обозначились желваки, и она сменила тему. – Жалко, опять с дядей Васей не познакомилась.
–А ты приходи на ужин, он тоже хотел тебя увидеть. Придешь?
–Не знаю, если ничего срочного не будет, приду. Только сильно уж вкусные пирожки у твоей мамы!
–А что тут плохого?
–Да я их ем, ем, не могу удержаться – растолстею.
–Если хочешь похудеть, пойдем со мной в зал, хоть в понедельник. Мать говорила, ты чем-то занималась?
–Да, дзю-до, только давно.
Они дошли до калитки. Петя размышлял вслух:
–Это что же получается? Ты написала статью про девочку, кто-то её прочитал – и шлепнул ее одноклассника. Марина, колись, ты больше писать не собираешься?
–Наоборот, полночи текст набирала, сегодня съездим к ветерану, добавлю и отошлю. А почему ты интересуешься, почитать хочешь?
–Нет. То есть да, почитать могу. Мне понравилось, как ты про байдарочный поход написала и про парашютистов. Но я сейчас подумал: одна статья – один труп, а вторая – второй.
–Ну и черный же у тебя юмор! – Марина хотела пальцем у виска покрутить, но передумала и поправила прическу. Не стоило злить источник информации, может, еще что-нибудь расскажет. – «Я с тобой, Петя, тоже как-нибудь пошучу. И за «гражданку понятую» расквитаюсь».
* * *
В конторе кроме Дворжецкого были секретарша Аля и его коллега: не то «Аркадий», не то «Аркадьев». Их представили в дверях, он куда-то мчался с папкой под мышкой. Алю Марина даже не сразу узнала: сегодня была завита в мелкие кудряшки, как овечка, а её шелковый наряд цветом напоминал тропические фрукты. Похоже, она принципиально каждый день меняла костюм и прическу.
Евгений начал разговор с того, что звонила Анна Викторовна Жукова, она оказалась дочерью Розы Леонгард.
–Ну, что ж, хорошо, – кивнула Марина, наизусть помнившая «список девятнадцати». – Может, она нам чем-то поможет.
– Я её пригласил, и она приедет после обеда, как раз успеем вернуться из Ордынки.
Еще он показал Марине присланное по факсу обстоятельное письмо Н.Н.Кирсанова из Петербурга, который прочел статью в журнале. Оказалось, что его мать, Ирина Васильевна Бортникова, была сослана в Нарым и там познакомилась с Еленой Ивановной Сушковой. Несмотря на разницу в возрасте (Бортникова моложе на 20 лет), они подружились. Ирина Васильевна работала врачом в медпункте, а Елена Ивановна, бывшая в Первую мировую войну сестрой милосердия, ей помогала. Ирина Васильевна была реабилитирована, и в 1957 году вернулась в родной город Ленинград. А Елена Ивановна умерла годом раньше, немного не дожив до шестидесяти, и была похоронена на кладбище близ деревни Егоровка. Все эти детали сын почерпнул из воспоминаний матери, которые та написала еще в семидесятые годы. Тогда их не опубликовали, а позднее, при Горбачеве, один солидный историко-литературный журнал напечатал их в сокращении. Но у Бортниковой осталась полная версия, из которой сын прислал отрывок, относящийся к Сушковым. Ирина Васильевна восхищалась добротой, мужеством и стойкостью своей старшей подруги, потерявшей сначала сына, а потом невестку. В Нарыме все знали, что лживая формула «десять лет без права переписки» означала «расстрел». Елену Ивановну поддерживала вера в то, что на воле осталась и растет внучка. Самое существенное для расследования заключалось в нескольких словах. «Бывая в соседнем селе за покупками, мы всегда заходили в церковь. Елена Ивановна молилась и ставила свечи за упокой: Ильи, Александра и Галины, – а за здравие – Елены. Она говорила, что внучка жива, и она сможет её отыскать. Она умерла во сне от остановки сердца, не успев никому рассказать, у кого же был спрятан ребенок».
–Вот это да! Наконец-то есть свидетельство того, что Елена жива. А сама-то Бортникова? Хорошо бы её фотографию. Давайте свяжемся с нашим Н.Н.Кирсановым, здесь его телефон и «и-мэйл». Ах, да, в Питере еще семь. Ну, пошлем сообщение, а когда приедем, может, уже ответ будет.
Евгений сел за компьютер, его длинные пальцы уверенно побежали по клавиатуре.
–Спрошу еще, как ему деньги выслать.
–А я пока схожу за чайником. Этот магазин напротив – с десяти?
