Рядом с магазином «Товары для дома» Марина неожиданно обнаружила вывеску «Подарки, сувениры и приколы». «Очень кстати! Надо что-нибудь купить для братца Пети, раз он так любит приколы», – решила она. Продавщица, совсем молоденькая девушка, изо всех сил пыталась помочь Марине, но та и сама не знала, чего она хочет. Выбор был не очень велик. Марина отвергла муляжи мух, пауков и змей, вампирские зубы и подушку с неприличным звуком и теперь колебалась между чертиком из коробочки, обливающей кружкой и невыливаемой рюмкой.
–Покажите исчезающую ручку, – услышала она за спиной. К прилавку подошли двое школьников. Марина заинтересовалась.
Продавщица с видимым неудовольствием достала цветастую гелевую ручку.
–Вы все равно её не возьмете.
–Почему?
–Потому, – она отвинтила колпачок, провела по бумажке волнистую линию, снова закрыла и убрала. – Цвет – только зеленый, красных и синих не бывает. А вам, небось, надо учительнице подсунуть для двоек?
–Вовсе нет, – мальчишки зачарованно смотрели на бумажку, на которой как будто бы ничего не происходило. Как вдруг линия стала бледнеть, пропадать и совсем исчезла.
Мальчишки отошли и принялись шептаться, звенеть мелочью в карманах, но, так и не купив, ушли, провожаемые насмешливым взглядом продавщицы. А у Марины появилась идея.
–Скажите, какой здесь принцип действия?
–Чего? – не поняла девчушка.
–Эти чернила пропадают, когда высохнут?
–Нет, они только на свету пропадают примерно за две минуты, а в темноте целый месяц сохраняются. Можно, например, на открытке что-то написать, быстро закрыть и – в конверт. Классный будет прикол для именинника, – она снова смотрела на Марину с надеждой.
«Нет, это будет не открытка – не буду же я ждать до сентября – я Петьке зеленые усы в служебном удостоверении нарисую. Пусть пару минут волосы на себе рвет!
* * *
Утренний ветерок врывался в открытое окно, вытесняя затхлый воздух квартиры. «Опять Татьяна перелила воды», – Аня машинально потрогала землю в цветочных горшках. Она оставляла подруге вторые ключи, когда уезжала. С Таней они дружили еще с «абитуры», вместе учились в университете, вместе остались на кафедре. Весной Аня защитила диссертацию, а Татьяне не до науки, погрязла в семейных делах: один муж чего стоит, глаз да глаз нужен. Сын такой же разгильдяй, натерпелась с ним Таня, пока Васятка первый класс закончил.
А у Ани детей нет. С Вадимом встречаются третий год, Танька все уши прожужжала: «Выходи, да выходи за него замуж. Мужик непьющий, положительный во всех отношениях». Умом Аня понимала, действительно вряд ли найдешь лучше. Да и о детях пора подумать, двадцать восемь лет – это не восемнадцать, но все тянула с замужеством, находила причины, то ремонт делала, то над диссертацией работала. Вадим действительно положительный, у него все «по полочкам разложено», аккуратный, ответственный, никогда не опаздывает.
Таниного Левчика с ним не сравнить. Татьяна на четвертом курсе училась, когда замуж выходила. Аня у нее на свадьбе свидетельницей была. Они тогда с подружками целую программу на «выкуп» приготовили. Невесту одели, ждут жениха с друзьями. Ждут, ждут – нет его. Уже в ЗАГС ехать надо. Татьяна слезы льет ручьем, фату сорвала. Все сроки прошли – явился жених. Какой тут выкуп – опоздали в ЗАГС! Но там пожалели зареванную невесту, зарегистрировали их. И до сих пор Лева не дает «скучать», то всю зарплату проиграет в карты, то домой не идет – Татьяна бегает по знакомым, названивает по больницам, моргам, а он является заполночь: «А что такого? Шел домой и Мишку встретил, давно не виделись, зашел к нему, посидели». Но как-то выпили подруги винца на празднике, и призналась подруге Татьяна, что никогда бы не пошла замуж за такого, как Вадим. Вот и понимай её, как хочешь.
А ведь Аня самая первая из их группы вышла замуж, они заканчивали первый курс. Таня причитала: «В мае выходить замуж – всю жизнь маяться». Всю жизнь не маялись, всего один год. Аня обратила внимание на Даниила еще на олимпиаде школьников по математике, когда приезжала в Академгородок Новосибирска. Она тогда заняла пятое место, а он первое. Им предложили поступать в Новосибирский университет. Аня с первого взгляда влюбилась в утопающий в зелени городок, университет и в Даниила. Он учился в физико-математической школе при университете и жил в интернате. Они переписывались, потом поступили в университет и оказались в одной группе. Аню все считали красавицей, хвалили её большие синие глаза, пышные вьющиеся волосы, фигуру. Любил ли её Даниил или её внимание льстило его самолюбию?
Мама удивилась её решению, но не отговаривала. Свадьба была шумная, студенческая. Девчонки деликатно оставили их одних в комнате общежития после свадьбы. Аня очень устала и хотела спать. Ей было стыдно раздеваться при муже, и она полуодетая залезла под одеяло. Только тогда она с ужасом подумала о супружеских обязанностях. Он навалился на нее всем телом, сопел, а ей было больно, и она отталкивала его руками. Она ничего не поняла тогда.
Комнату им пообещали выделить в следующем семестре, жили они врозь, да и сессия началась. После сессии Даниил предложил поехать пожить в деревню к его родителям, у которых с поступления в физматшколу он проводил только каникулы. Аня согласилась. Она представляла белые домики с палисадниками, утопающими в цветах, речку с прозрачной чистой водой, зеленые луга с ромашками и васильками, по которым они будут гулять с Даниилом.
От райцентра они тряслись часа полтора на маленьком автобусе, битком набитом людьми. Было жарко и пыльно, воняло потом, проходы были забиты какими-то мешками и узлами. Деревня тянулась длинной и единственной улицей вдоль маленькой загаженной речушки. Деревенские вываливали мусор на илистый берег речки, тут же копались гуси и утки, ходили на водопой коровы и овцы. Дома в деревне были серые, рубленные из толстых бревен, с огромными огородами.
Свекровь, Марья Тихоновна, сразу окрестила Аню Нюрой. Вдвоем со свекром, Иваном Даниловичем, они разглядывали её очень неодобрительно, обсудили, почти не понижая голос, и вынесли приговор: уж больно тощая невестка, ни работать, ни родить не сможет. Их почему-то поселили в проходной комнате, и когда Данька лез к ней, Аня всегда пугалась: «А вдруг кто-нибудь пройдет». Еще она не могла понять, как можно мыться не утром и вечером, а только раз в неделю, когда топят баню. Она ставила воду в тазике на крылечко бани, чтобы нагрелась на солнце, и вечером мылась слегка теплой водой. Но утром приходилось довольствоваться холодной.
Кроме того, Аню сильно донимали мухи, их было великое множество, они ползали по столу, за которым ели, по грязной посуде, которую никогда не мыли сразу, как поедят. Аня пыталась отмыть эту посуду. Воды горячей не было, посуда была жирная и липкая. Аня пробовала мыть её с мылом, но свекровь запретила: «Будет мылом пахнуть, как из нее есть потом, так ополосни и полотенцем вытри». Кухонное полотенце было все в жирных пятнах, а тряпка для вытирания стола просто колом стояла. Аню постоянно тошнило от запаха грязной посуды, несвежего мяса, из которого варили жирный суп. За столом она ела только овощи и пила холодную простоквашу из погреба. Свекровь поджимала губы: «Вам, городским, не угодишь». Даниил уходил на весь день с мужиками на покос, возвращался поздно, он не понимал, почему так не нравится Анне в деревне.
А потом привезли уголь. Его вывалили прямо перед воротами. Все домашние с ведрами стали таскать его в сарай. Ане досталось большое ведро, но она старалась не отстать от прочих. После нескольких ведер заболело в животе, сначала боль была слабая, терпимая. Когда резануло, как ножом, Аня присела на деревянную лавку во дворе. Она обхватила живот руками, согнулась пополам и видела, как кровь растекалась по лавке. «Ох, не досмотрела, она же тяжелая была», – причитала Марья Тихоновна.
В больнице врач-гинеколог, пожилая грубоватая тетка с плечами молотобойца, приняла Анину историю близко к сердцу.
– Пусть твой муж зайдет ко мне, я ему мозги вправлю, как жене здоровье беречь. Заодно и предохраняться научу, а то тебе теперь целый год залетать нельзя. Кругом – столько информации, а этот – темный, как антрацит.
Даниил ничего не сказал Ане после беседы с врачом, но, как оказалось, принял к сведению. После больницы Анна уехала домой к матери. Мама посочувствовала Ане, утешала ее, готовила любимые блюда. Но к жалобам на Даниила отнеслась спокойно. Выслушав её эмоциональный рассказ, она сказала: «Замуж тебя никто не тянул, сама выбирала. А теперь он твой муж, неужели ты не можешь с ним объясниться? Будь добра, уважай его родителей, какие бы они ни были. К ним тебе в гости изредка ездить, а с мужем жить». Осенью они с Даниилом заселились в собственную комнату, где им никто не мешал, но холодок отчуждения поселился вместе с ними. Даниилу упорно твердил, что семья без детей – не семья, но Аня склонялась к мысли, что ему просто лень предохраняться, а о том, как они проживут с ребенком, сможет ли она учиться, он вообще не думает. Сама она считала, что надо подождать с ребенком до окончания учебы, но постепенно пришла к выводу, что ей совсем не хочется растить детей с Даниилом. Очень многое в молодом супруге её не устраивало.
Аня не могла понять, если они вместе ходят на лекции, занимаются, то почему она одна должна заботиться о том, когда и что купить, приготовить, найти время постирать. А Даниила бытовые вопросы не занимали. Катастрофически не хватало денег. Родители в это время бедствовали вместе с заводом, присылать много не могли. Муж удивлялся, как это может быть, им же хватало денег, когда они жили врозь. Именно Аня находила дополнительные заработки: писала курсовые заочникам, делала технические переводы с английского. Она, возможно, пережила бы трудности повседневного быта, если бы не патологическая ревность мужа. Он мог приревновать к «фонарному столбу», устроить скандал из-за одного взгляда, улыбки. Аня перестала ходить на групповые праздники, дни рождения. Даниил считал, что замужняя женщина не должна распускать волосы, краситься, наряжаться. Из всех её вещей признавал приличным только серый сарафан с водолазкой, а все остальное считал излишне кокетливым. Постоянные разборки надоели им обоим, и весной они с облегчением расстались.
После неудачного замужества у Анны появилась, по словам Татьяны, «аллергия на мужиков», пока не появился в её жизни Вадим. С ним было все спокойно и размеренно, они не поругались ни разу за все время знакомства. Несколько раз он делал ей предложение руки и сердца. Чего ей не хватало? Любви? Страсти?
Стукнула входная дверь.
–Что ты мне не позвонила? Вижу окно открыто, перепугалась, побежала, вдруг воры, – скороговоркой выговаривала Татьяна, – Как там в Омске?
–Плохо, отцу стало хуже, обнаружили опухоль мозга, нужна операция в течение месяца.
–Операция? Бесплатная?
–Если бы бесплатная!.. Буду срочно продавать квартиру.
–А Вадим? Ты говорила с ним?
–Поговорю.
–Пойдем ко мне, я курицу приготовила, вкусно получилось.
–Нет, не хочу, извини.
–Ну, как хочешь, возьми ключи, побегу, а то мое чудо в перьях куда-нибудь смоется. Поди уж забыл, что собирались погреб чистить.
Татьяна ушла. Чуткая подруга у нее, поняла, что Ане сейчас хочется побыть одной. С тех пор как бизнес отца стал успешным, Аня не задумывалась о деньгах. Зарплата преподавателя университета, весьма скромная, не позволила бы ей приобрести эту квартиру, уютную обстановку. Она всегда занималась любимым делом. Все дарили и покупали ей родители, как само собой разумеющееся. Теперь настала её очередь. Надо продать все, что можно, чтобы спасти отца. Вадим, конечно, не одобрит. Еще бы! Крах всех планов. Но это – дело второе.
Побыть одной не удалось. Дверной замок рассыпался музыкальной трелью. Ввалилась запыхавшаяся Татьяна.
–Прости, совсем забыла, вот, смотри, в газете напечатали. Собирают сведения о какой-то Елене из Шабалихи, за вознаграждение. Я вспомнила, что твоя мать из этой Шабалихи. Ты тоже туда с матерью на кладбище ездила, я помню.
–Ну и что? Она там давно не живет, а бабушка умерла, когда мама в институте училась.
–Послушай, этой Елене столько лет примерно, как твоей матери. Может, мать помнит, что им надо, в деревне же все про всех знали. Ты пойми, «за приличное вознаграждение»! Вам, что, сейчас деньги не нужны?
–Мама в Омске, а я ничего не знаю из того, что может их заинтересовать.
–А вот и нет! Я уже позвонила, про вас рассказала. Заинтересовались! Еще как! Оставили телефон, чтобы ты позвонила. Евгений Сергеевич, а голос такой приятный, бархатный, завлекающий.
–Татьяна! Все тебе шуточки.
–А что? Я настроение поднять. Серьезно, позвони, чем черт ни шутит. И я пообещала, что ты позвонишь. Не потеряй газету, здесь телефон. А вот тебе валерьянка, пару таблеточек прими, успокаивает. Вреда не будет, я без нее уже инфарктнулась бы. Отдыхай с дороги, я попозже зайду.
«Нет, никакому Евгению Сергеевичу звонить не надо. А надо позвонить в какое-нибудь агентство недвижимости. Но сначала – принять душ с дороги». Дверной звонок решил достать сегодня Аню. Как же ей не хотелось видеть Вадима, рассказывать тяжелые новости!
–Здравствуй, моя дорогая! Я скучал без тебя, считал дни и минуты. И что же? Почему-то узнаю не от тебя, а от твоей подруги, что ты приехала. Зашел в магазин: у тебя, наверное, пусто в холодильнике.
–Вадим, убери руки, я пошла в душ.
–А, может, мы вместе примем душ?
–Нет, не сейчас.
Пока Аня была в ванной, Вадим приготовил завтрак: свежие огурчики, украшенные листиками салата и петрушки красовались в керамической салатнице, а на сковородке скворчал воздушный омлет с ветчиной. После завтрака и, особенно, после кофе Аня почувствовала себя лучше, расслабилась, и Вадим моментально этим воспользовался. Она привычно уступила ему, хотя и без страсти. «В любви всегда один целует, другой подставляет щеку», – это Татьяна где-то вычитала и часто твердила Ане. «Может, я уже и не способна на другое, сильное чувство, – порой задумывалась она. – Ничего не поделаешь – возраст».
Наконец настало время рассказать последние новости Вадиму. Как и ожидала Аня, он им не обрадовался. Она сидела с ногами на своем любимом угловом диванчике, обложившись подушками, смотрела, как ходит по комнате Вадим и все «раскладывает по полочкам».
–Совершенно нет необходимости продавать твою квартиру. У тебя два взрослых брата, пусть заботятся о себе сами. Почему ты должна давать им деньги на обучение? Они сами могут заработать. И мать твоя тоже могла бы выйти на работу, у вас есть бабушка-пенсионерка, она вполне бы справилась с уходом за отцом. И что это за операция такая вдруг? Так ли она нужна? Вполне возможно, с вас хотят вытянуть деньги. Если бы это угрожало здоровью отца, то сделали бы её бесплатно. А с другой стороны, отец твой вряд ли полностью восстановится после таких травм. Так стоит ли делать такую дорогую и сложную операцию? То есть, я хочу сказать, стоит ли подвергать его лишнему риску? И почему мать не наймет юристов, разобраться в делах фирмы? Мы с тобой планировали, что объединим нашу жилплощадь, не хочешь же ты всю оставшуюся жизнь жить на подселении. Почему ты не подумаешь о нас? Дорогая, подумай, а потом примешь решение. Я подожду.
–Вадим, я решила.
–Ну, хорошо, решила, так решила, – на словах согласился он, но лицо его было недовольным. – А что это за Евгений Сергеевич? В поезде познакомилась? Здесь телефон записан на газете.
–Татьяна, договорилась, что я позвоню по поводу этой статьи.
–Этой статьи? Я прочитал её, пока ты была в ванной. Полный бред! Неужели ты веришь тому, что здесь напечатали? Все это выдумка от первого до последнего слова. Хотят пощекотать нервы. Вот увидишь, появится серия душещипательных статей, а потом окажется, что так никого и не нашли. А читатели будут лить слезы. Неужели ты позвонишь?
–Да, и прямо сейчас.
Татьяна была права: голос у этого Евгения Сергеевича оказался очень приятным.
–Анна Викторовна? Большое спасибо, что нашли время позвонить нам. Ваша мама жила в Шабалихе? Не скажете ли вы её девичью фамилию?
–Леонгард. Роза Георгиевна.
–В таком случае, нам обязательно надо с вами встретиться и поговорить. Как вам удобнее это сделать?
Евгений Сергеевич сразу расположил Аню к себе, хотя она позвонила только для того, чтобы досадить Вадиму. Аня согласилась заехать после обеда в офис Евгения Сергеевича и привезти фотографии своей мамы. Прямо сейчас она собралась в агентство недвижимости. Вадим ушел молча. Обиделся? Даже если и так, то ни слова обидного ей не сказал. Ане стало стыдно. Зачем она так разговаривала с Вадимом? А он собрался отвезти её в город на своей машине. И дух противоречия тут же добавил: «И еще твой хваленый Вадим сказал, что попутно ему надо купить какие-то автозапчасти».
Для поездки в город Аня выбрала светло-голубые джинсы с вышивкой и топик с открытой спиной. Топик доходил до талии, но когда Аня поворачивалась, открывал узкую полоску загорелой кожи над джинсами. Вадим будет недоволен, ну и пусть.
Вадим, конечно же, прошелся по поводу Аниного наряда: «Что за мода такая, на спине только одни шнурки! Я понимаю, на пляж идти в таком виде, но не в серьезную юридическую фирму. Впрочем, тебе, моя дорогая, лучше знать, как одеваться. Кстати, тебе идет этот цвет».
Аня хотела возразить, что она не на занятиях в университете, но решила не дразнить больше Вадима, хватит с него на сегодня. Они ехали молча. Сначала Аня прочитала статью в газете и поняла, что требуются сведения обо всех девочках Шабалихи маминого возраста. Видимо, из сопоставления всех фактов авторы надеются вычислить потерянного ребенка. «Ну, дай Бог им успеха! А я им не сильно помогу, конечно, и денег никаких не заработаю. Но раз пообещала, зайду».
Потом Аня вспоминала сегодняшний разговор с риэлтером агентства «Твой дом». Румяная и жизнерадостная девушка Олеся долго отговаривала сейчас продавать квартиру: «Подождите месяц-другой. Сейчас мертвый сезон, вот увидите, как поднимутся цены в самое ближайшее время. Я о вашей выгоде пекусь». Подождать Аня не согласилась, квартиру выставили на продажу. И еще Аня успела дать объявления в газету о продаже домашнего кинотеатра, музыкального центра, мебели и новой шубы, а сейчас везла все свои украшения: в городе можно продать дороже, чем в маленьком Академгородке.
* * *
Марина сидела за компьютером в офисе «Сиблекса» и просматривала фотографии Ивана Ивановича Фомина, сделанные утром. Две, наиболее удачные, она отобрала для статьи: на одной ветеран держал в руках подаренный чайник, а на другой он, жена и двое внуков пили чай из красивых цветастых чашек. Пришел ответ из Санкт-Петербурга с фотографией Бортниковой, причем старой, сделанной вскоре после возвращения из Сибири. Кирсанов сработал оперативно, но про мать сообщил, что хоть она и жива, с памятью у нее стало совсем плохо, и вряд ли она сможет чем-нибудь дополнить ранее написанное. Марина решила подготовить две статьи, а Андрей, если захочет, объединит их. Если постараться, можно отправить еще сегодня.
«Интересно, что принесет встреча с дочерью Розы Леонгард?». Она уже два раза привлекала внимание Марины: тем, что жила с матерью в Шабалихе, а не в лесхозе, и тем, что была (или не была) близкой подругой матери Евгения. К сожалению, сама Роза Георгиевна проживала в настоящий момент в Омске, а дочь вряд ли что-то могла рассказать интересное. Но все равно, надо послушать, что ей известно от матери, и посмотреть её фотографии. Если обнаружится что-то важное, то и в Омск слетать можно. «Что нам известно об Анне Викторовне? Преподает математику в университете, защитила диссертацию, ей двадцать восемь лет». Марина представила её себе: строгая дурнушка, в роговых очках, волосы забраны в пучок или коротко стрижены, так и сыплет математическими терминами, вся с головой ушла в науку. Сказала, что заедет после трех.
Марина вспомнила, что не спросила Евгения про детский дом, а ведь Андрей сразу ухватился за него, как за новую версию.
– Евгений, вы не помните, рассматривалась ли возможность, что ребенка могли подбросить в один из детских домов? В частности, в Пашутинский?
– Конечно, эта версия рассматривалась. Ни в октябре, ни в ноябре девочка, подходящего возраста не поступала в этот детский дом, а других детских домов поблизости не было.
– А в декабре или в январе?
– Так далеко не проверяли.
– Давайте проверим хотя бы полгода. Этот детский дом существует сейчас?
– Конечно, там кругом сейчас зона отдыха: санатории, пансионаты, парк отдыха с пляжем – место очень популярное у нас в городе. Я позвоню, договорюсь, когда можно посмотреть архивы.
Мелодичный голос пропел: «Здравствуйте, можно войти? Могу я видеть Евгения Сергеевича?». Марина уставилась на вошедшую девушку. Вот это да! Природа не поскупилась, когда оделяла её красотой. Безупречная фигура, чистая матовая кожа, пышные черные волосы. А лицо – ровный лоб, огромные синие глаза, тонкие дуги бровей, точеный нос, аккуратный подбородок – подошло бы для иконы, только губы слишком сочные. Всплыли слова из песни Александра Малинина, любимого певца Тани:
«А ты божественна была,
До исступленья совершенна.»
«Что здесь надо этой красотке? Нет, «красоткой» её не назовешь, «красоткой» можно назвать Джулию Робертс. А это настоящая красавица!», – только успела подумать Марина, как тот же певучий голос продолжил: «Я Анна Викторовна Жукова, мы с вами утром по телефону договорились». «Это она – кандидат математических наук?! Тогда я – прима балерина, не меньше», – Марина чуть не упала со стула. – «Такая должна быть замужем». Марина посмотрела на её правую руку, но не нашла обручального кольца. Зато перехватила взгляд Евгения, тот покраснел, славно его застали за неприличным занятием. Как там, в пародии на Льва Толстого: «Элен вошла, и старцы встали». Старцев здесь нет, а Евгений определенно «сделал стойку».
– Проходите, присаживайтесь, мы очень рады, что вы зашли, – он заливался соловьем.
– Как добрались? Вы в городке живете? Нам подруга Ваша о вас рассказывала. Вы в нашем университете учились? – не унимался Евгений.
– Меня зовут Марина Николаевна, – не дождавшись представления, напомнила о себе Марина. – Мы вместе с Евгением Сергеевичем ведем журналистское расследование. Вы читали статью?
– Да, читала, но не очень понимаю, чем я могу быть вполезной. Просто у меня сегодня дела в городе, вот и решила попутно зайти.
«А она, наверное, и поет хорошо. Голос мелодичный, мягкий», – подумала Марина. – «Но не буду отвлекаться, хватит одного зацикленного».
– Расскажите, пожалуйста, о своей матери, о её семье. Вы принесли фотографии?
– Да, принесла, – синеокая красавица повернулась к сумке, показав удивительно прямую спину.
«При таком росте нисколько не сутулится, молодец», – отметила Марина, и тут же распрямила свою спину.
Пока Анна Викторовна доставала фотографии, в комнату заглянула Вика, подруга Евгения. Марина вспомнила: в первый день, когда Вика позвонила Евгению, ему пришлось прервать разговор с Мариной. Он потом извинился и сказал улыбнувшись: «Почти невеста». Не бывает «почти невест»: девушка или невеста или нет. Марина тогда спросила, когда же намечается семейная жизнь. На это Евгений беспечно рассмеялся и сказал, что еще не ощущает готовности взвалить на себя ответственность за жену и детей. Вика извинилась за вторжение и, рассмотрев Анну Викторовну, опустилась в кресло.
«Они совсем разные», – отметила Марина. Невысокая кокетливая блондинка Вика подавала себя, как аппетитное блюдо. Вот и сейчас она выбрала черное кожаное кресло, чтобы подчеркнуть роскошные белые волосы. Высокая строгая Анна с темными подобранными в «хвост» волосами и удивительными синими глазами притягивала взгляд без малейших усилий.
Евгений Сергеевич подошел к Вике:
– Извини, я очень занят. Что-то срочное?
Вика грациозно поднялась с кресла и, одарив присутствующих лучезарной улыбкой, выплыла в коридор вместе со своим «женихом».
«Ну и представленье, вовремя пришла эта Вика, привела Евгения в чувство», – подумала Марина.
– Давайте, посмотрим фотографии, – обратилась она к Анне.
Фотографий было немного. Темноглазая хорошенькая девочка лет пяти сидела на коленях у женщины на фоне вышитого коврика. У женщины были тоже темные глаза.
– Ваша мама немка по национальности?
– Да, а папа русский.
– Я почему-то думала, что все немцы голубоглазые.
– Вовсе нет. Это самая хорошая фотография моей бабушки, мама сделала её нам всем на память. На коленях у нее – моя мама. Здесь маме пять лет. А это моя мама снималась на паспорт, а здесь она заканчивала школу. Вот эта фотография была сделана, когда мама училась в институте. Мама по распределению уехала в Омск, там вышла замуж за папу, там они и живут сейчас.
– Вы не знаете, где именно в Шабалихе жила ваша мама?
– Бабушка работала уборщицей в конторе, и жили они рядом с конторой, сначала в бараке, а потом в новый дом переселились, тоже поблизости. Барак снесли, а тот дом до сих пор стоит, мама мне его показывала, когда мы с ней в Шабалиху на кладбище ездили.
Евгений вернулся и присоединился к рассматриванию фотографий.
– А здесь кто на фотографии? Какая у вас красивая мама! А она где училась? Тоже в Универе?
«Контора в Шабалихе находилась на противоположном конце деревни от дома, где жили Сушковы. К тому же, в бараке ничего от соседей не скроешь. Значит, Розу Леонгард можно исключить».
–Нет, в электротехническом. У мамы в Новосибирске осталась подруга Люся, с которой они жили вместе пять лет в общежитии.
–Тоже из Шабалихи?
–Нет, она не из Шабалихи.
–Но ведь Ваша мама могла ей что-то рассказывать о деревенских жителях?
–Да, наверное, могла, они до сих пор переписываются. Но я адреса Люси не помню, где-то на улице Ударной. Я заезжала к ней несколько раз с посылками от мамы. Я могу посмотреть дома, если Вас интересует.
–Лучше я сам заеду за адресом Люси и заодно верну эти фотографии, нам надо сделать копии.
Разговор явно пошел не в то русло, ведь отсканировать фотографии, даже если бы они представляли какой-то интерес, – минутное дело. Но Марину это не волновало. Никакой особо интересной информации от этой девушки Марина не получила, кроме того, что её мать Роза тоже не афишировала дружбу с матерью Евгения. Марина вспомнила фотографию из альбома Татьяны Аркадьевны: две веселые девочки в белых фартучках с букетами цветов, Роза и Лара. «Нет, их не просто жизнь развела. Тут что-то кроется. Но Анна про это ничего не знает. А Евгений разошелся, пусть поговорит, если ему этого так хочется. Пусть даже и деньги выдаст, не мне за них отчитываться. Не забыл бы только позвонить в детский дом». Марина вернулась к прерванной работе, но в какой-то момент снова прислушалась.
– О, это такая романтическая история! Моя бабушка жила в Шабалихе, но долго не выходила замуж. Нет, она симпатичная была, вы же видели на фотографии, просто ей не за кого было выходить там. Однажды, её было уже 30 лет, она поехала на базар и там встретила дедушку, он что-то продавал. Они влюбились друг в друга с первого взгляда. Они весь день гуляли по городу. Он сделал ей предложение, и она сразу согласилась. Бабушка с дедушкой пошли в фотоателье и сфотографировались. Смотрите, какая хорошая фотография, это у мамы единственная фотография отца. Бабушка с дедушкой жили в Северном районе, в какой-то очень дальней деревне, там не было фотографа. Мамин папа умер, когда ей и двух лет не было, она совсем его не помнит.
Слушать заверения Евгения, как это все важно для расследования, у Марины не было ни времени, ни желания. Она уже заканчивала правку текста статьи на компьютере, когда в дверь постучали, и мужской голос что-то спросил. Марина оглянулась, рядом с Анной Викторовной стоял мужчина:
– Извините, пожалуйста, прервал ваш разговор. Моя дорогая, ты едешь домой? Я уже закончил свои дела в городе. Подождать тебя в машине?
Анна Викторовна встала с кресла.
«Они почти одного роста», – отметила Марина. – «Что-то она ему не очень обрадовалась».
Мужчина был полноватый, среднего роста, не красавец, но и не урод, однако, терялся рядом с такой яркой девушкой. Он положил руку на плечо Анны.
– Нет, Вадим, у меня еще есть дела в городе, не жди, я приеду на маршрутке.
Вадим оглядел Евгения оценивающим взглядом, мило улыбнулся:
– Хорошо, моя дорогая, как хочешь.
Сникший было Евгений, оживился после ухода Вадима и снова усадил Анну в кресло.
«О чем еще можно с ней беседовать?» – Марина закончила статью и отправила электронной почтой текст и фотографии. Потом она потом решила сохранить текст в собранных Дворжецким материалах и открыла его каталог. «Список адресов Рудых» попался ей на глаза заголовок, и она вспомнила, что не удосужилась его прочитать. «Надо посмотреть и скопировать себе».
Разговор Анны и Евгения не имел уже совершенно никакого отношения к расследованию: ей что-то надо срочно продать, она советовалась, где ей лучше это сделать. Потом он потащился её провожать.
Наконец Евгений вернулся. Марина накинулась на него в дверях.
–Что же вы мне не сказали, что Антонина Захаровна Рудых жива?
–А она жива? – Он подошел и встал за креслом, вглядываясь в экран компьютера.
–Да, а кто же этот список набирал?
–Аля набирала, я её попросил перед отъездом. Надо же, выходит умерла старшая дочь, тоже Антонина, а мать живет в Бердске вместе с Лидией. Вот тебе и Белоруссия! Ай да Павел! Перепутал немного.
–А вы что, знаете, где этот Бердск?
–Конечно! – В голосе Евгения звучал неподдельный энтузиазм. – Город-спутник Новосибирска. Он недалеко от Академгородка. Можно попутно заехать к Анне Викторовне. Я сегодня же вечером ей позвоню, но надо срочно отсканировать её фотографии.
Он подошел к своему столу, собрал разложенные там фотографии в стопочку и включил сканер.
«Бесполезная работа!» – Марине захотелось скрипнуть зубами, но она постаралась не выдать раздражения.
–Разумеется. Но не забудьте позвонить в детский дом.
–Да, я же записал, – Евгений и не заметил её настроения.
«Что это он там насвистывает? Ба, хоть он и привирает, но похоже на романс «Я встретил вас…». Вот они, мужчины!»
* * *
Солнце едва выглянуло из-за пятиэтажек на противоположной стороне улицы, а летний зной уже стекал с безоблачного небосвода на серый асфальт. Спешили с тележками и рюкзаками на остановку субботним утром запоздалые дачники. «День будет еще жарче, чем вчера». Хорошо, что Марина захватила из дома пляжную юбку, вот и пригодилась сегодня. В ярко-желтой кофточке на тоненьких бретельках вид не солидный, но не на прием идти. Евгений, несмотря на опасения Марины, не забыл про Пашутинский детский дом. Марина не знала, какие с и связи он использовал, но договорился на сегодня с директором детского дома посмотреть архив. Сначала Евгений подвезет Марину в Бердск, там проживает Лидия Рудых с матерью, а по дороге в Пашутино завезет фотографии Анне Викторовне и узнает адрес подруги Люси. «Кстати, о подруге…»