Анна Арис
Пока заходит солнце. Сборник рассказов
Трубы архангелов
Сигаретный дым щипал глаза, я стряхнул пепел в сизые сумерки. Тяжелая рука легла на плечо.
– Готов?
Я не ответил.
Валерий – сорокапятилетний следователь-криминалист западного управления – мрачно кивнул.
– Тогда пойдем.
Мы двинулись по длинному коридору. Люминесцентные лампы светили ярко, но коридор производил впечатление мрачного, гнетущего места. Каждый шаг отзывался глухим эхом.
Внезапно я почувствовал себя идущим по эшафоту. Постоянное чувство не-жизни, преследовавшее меня последние пять лет ощущалось здесь много острее. Дикий, животный страх, зарождался рядом с сердцем и рвался наружу. Чтобы подавить крик, я сжал кулаки, до боли впился ногтями в ладонь.
Мы вошли в просторную комнату. Ледяной блеск металла, специфический запах, заунывный гул вентиляции…
– Эй, ты в порядке? – дежурный вопрос. Валерий прищурился, ловя мой взгляд.
Стараясь унять внутреннюю дрожь, я кивнул. Солгал. Как можно быть в порядке, находясь в главном морге судебного управления?
Следователь хмыкнул, словно прочитав мои мысли. Подошел к каталке, стоящей под огромными, не дающими теней лампами. Ни секунды не медля, откинул простынь.
Сердце остановилось. Но лишь на миг, чтобы затем забиться бешено, словно в агонии. Упругий комок тошноты подкатил к горлу.
Лица у трупа не было. Лишь сползающая кусками плоть, да жуткие волдыри. Я пошатнулся, схватился за алюминиевый край каталки. Простынь сползла, обнажая лежащее под ней тело.
Белая, почти прозрачная кожа, сведенные судорогой длинные пальцы… Взгляд скользил дальше. Три родинки образующие правильный треугольник чуть выше запястья… тонкая талия, высокая грудь…
Изуродованными были только лицо и шея.
– Что с ней случилось? – вопрос вырвался непроизвольно.
Валерий хмыкнул, почесал переносицу.
– Вот ты это и скажешь.
Фиксирующие зажимы плотно обхватили лодыжки и плечи, медсестра закрепила на груди медицинские датчики.
– Готов?
И почему следователь постоянно задает этот вопрос?..
– Никто не умирает слишком рано, все умирают вовремя, – я сделал попытку улыбнуться.
– Шутник, – поморщился Валерий.
Датчик отскочил от кожи. Медсестра закусила губу, прикрепляя его заново. Молоденькая, с добрыми синими глазами. Новенькая: руки ощутимо трясутся. Близость обезображенного тела ее нервирует, а тут еще и необычный пациент с черным юмором.
– Ну что? Поймаешь мне рыбку? – Валерий наклонился надо мной.
«Почему бы и нет?! Наживка уже на крючке», – подумал я, но ничего не сказал.
Следователь пододвинул к кровати каталку.
Я почувствовал легкий укол – препарат, вызывающий остановку сердца, сработает через секунду.
Глубоко вздохнув, я сжал узкую ладонь трупа.
Казалось, в помещении закончился воздух. Виски заломило, позвоночник пронзила острая боль. Мир дернулся, поплыл, растворился в ало-черной тошнотворной дымке.
Никакого света и белых туннелей.
Лишь холодная, до омерзения липкая пустота. Тянущая к себе, засасывающая. Словно гигантская рыба, разевающая рот при виде червя…
В ушах стоял гул. Этой громовой вой, эта какофония звуков топила меня, душила.
«Трубят архангелы по тебе. Плачут звуки по тебе, жалкий червяк».
«Пункт первый кодекса Наблюдателей: не допускать уничтожения используемого тела.
Это означает, что в момент ухода Наблюдателя, тело должно оставаться в том же состоянии и в том же месте, в котором скончался его истинный обладатель».
Я огляделся. Парк тонул в сумерках. Маленькая серая птичка отчаянно голосила в кустах. Слышались автомобильные гудки, вой полицейских сирен – обычный гул вечернего города… и абсолютно бесполезная для анализа информация.
Мне же необходимо оценить не только где, но и когда.
Я сидел на скамейке. Серый пиджак лежал рядом.
Не имея возможности влиять ни на процесс перемещения, ни на «точку выхода» первые секунды в прошлом я оказывался дезориентирован. Тактильный контакт привязал меня к жертве, поэтому вряд ли я буду вдалеке от нее.
Из урны торчала газета. «Пятнадцатое мая две тысячи двенадцатого», – я вытащил и развернул ее.
Странно, слишком далеко закинуло. Судя по виду, девушка была мертва не более суток.
– Извините, – слишком ярко накрашенная полная блондинка остановилась около скамейки. – Прикурить не найдется?
От неожиданности я забыл, что нахожусь не в своем теле, и по привычке полез в карман брюк. Ни пачки, ни зажигалки там не оказалось. Кажется, мужчина не курил.
– Простите, – собственный голос показался мне грубым и неприятным.
Девица сморщилась и, виляя бедрами, двинулась по аллее.
Я встал, потянулся, сделал пару резких приседаний, похлопал себя по бокам. Ощущение чужого тела постепенно проходило.
Надеюсь, бедняга умер от сердечного приступа или от инсульта и на груди не обнаружится с пяток пулевых отверстий, как у меня однажды уже было. Приятного мало – и так чувствуешь себя не то зомби, не то творением Франкенштейна.
Вселение, вернее подселение, моей души в чужое тело происходит в момент смерти. Нашей общей смерти – и моей, и этого бедняги. Там где люди обычно видят белый коридор или свет, манящий к себе, я вижу бесчисленное множество незанятых тел. Сразу после Пустоты, съедающей меня с потрохами. Свободные тела – скончавшиеся люди – раскиданы передо мной, словно светлячки в темноте, только и выбирай как можно ближе к нужной точке временной оси.
Затем подселение, иной мир, где самое главное – успеть. Пока моя энергия не иссякнет, поглощенная умершим телом.
Проходя через «желудок» Пустоты, я вижу не только настоящее, но и прошлое. Яркая точка – умерший в настоящем, чуть слабее – в недалеком прошлом, еще слабее… В общем, принцип понятен: чем тусклее свет, тем отдаленнее от моего настоящего находится тело.
Я не вижу лишь будущих смертей.
Будущее не статично. Оно развивается, меняется. Мы творим его сами – не существует судьбы, фатума, предопределенности…
«Пункт второй кодекса Наблюдателей: не делиться подробностями своих операций.
Это означает, что Наблюдатель ни с кем, включая других Наблюдателей, не должен обсуждать время и место пребывания, свои объекты, а так же суть наблюдения».
Вопреки домыслам, Наблюдатели не чувствуют друг друга. Не находят по запаху или по свечению вокруг головы – все это бред бульварной прессы и авторов книжек в мягком переплете (да-да, о нас даже пишут книги).
Мы не «уникальная порода», не продукт эволюции – такой же плод творения рук человека, как и трехглазые рыбы в загрязненных химикатами озерах.
Мы не ангелы и не бесы. Никто из нас не виноват, что наши матери, запуганные врачами, согласились на экспериментальную сыворотку препятствующую развитию врожденных патологий у детей.
Лекарство дало превосходные результаты, проявив и некоторые побочные эффекты проявившиеся ровно через двадцать лет. Изначально нас было пятнадцать человек. Двое к двадцати годам уже скончалось, еще двое пускали слюни в психиатрической клинике, остальные, устав бороться с собой, превратились в Наблюдателей. Так назвали нас спецслужбы, куда все мы в итоге и попали.
Рассредоточенные по разным городам, подчиняющиеся разным официальным лицам мы редко видимся в нашем настоящем, и не способны узнать друг друга в прошлом. Общий у нас лишь Кодекс. Разработанный спецслужбами, он заменяет нам этику, мораль, муки совести…
Первое время меня постоянно мучила мания преследования. Мне казалось, стоит лишь зазеваться и вот он – другой Наблюдатель, делающий то, чего не смог я. Теперь-то я знаю, это все глупости – мое дело лишь смотреть, запоминать, наблюдать… С этим справиться даже дурак.
Нас приучили к мысли, что наши возможности – предел. Что мы всего лишь исполнители, хорошо знающие свое дело. Дрессированные собачки, не годящиеся больше ни на что кроме как принести хозяину от порога газету.
Я давно уже свыкся, сроднился с этой мыслью, тем более я не замечал у себя никакого прогресса.
И, возможно, они правы.
«Наш дар (он называл это даром!) ограничен лишь нашим разумом», – говорил Юрка, прежде чем его забрали в психушку.
«Развитие проходит через боль, через неприятие, через отчаяние. Через терни к звездам», – говорил Юрка.
«Пустота сама покажет тебе, когда ты будешь готов», – кричал он из-за двери, навсегда отделяющей его от мира. – «Она многое забирает, но дарует еще больше».
Эх, Юрка, Юрка, смирился бы как мы. Но я понимаю его, сложно это принять. Особенно испытав впервые. Когда твою сущность выкидывает из спящего тела, а потом ты приходишь в себя, осознавая, что все произошедшее с тобой не было сном. И память услужливо подсовывает картины другой жизни, в другом теле… Но это ерунда по сравнению с переходом. С высасывающей из тебя жизнь Пустотой. С ощущением чьих-то пальцев продевающих сквозь твой живот гигантский ледяной крючок. И нить пульсирующей энергии, заставляющей чье-то уже мертвое сердце биться, а остывающую кровь пульсировать по венам.
Главное, чтобы в нужном теле сердечная деятельность отсутствовала не больше двадцати пяти минут, иначе никакая энергия не способна поднять мертвеца.
Я взъерошил волосы. Ненужные мысли роятся в голове, надо привести себя в порядок. У обнаруженной около скамьи бутылки с минералкой, я открутил крышку и плеснул водой в лицо. Чуть полегчало.
– Интересно, который сейчас час? – миловидная шатенка стояла у березы, возвышающейся над моей скамейкой. Держась одной рукой за ствол, другой она трясла в воздухе туфлю.
Я поднялся.
Как я не заметил девушку раньше?
– Девять сорок, – отозвался я, взглянув на дисплей мобильника, обнаруженного в кармане пиджака.
Девушка пошатнулась, я машинально поддержал ее за локоть. Взгляд скользнул по ее запястью. На белой коже отчетливо были видны три родинки, образующие правильный треугольник.
Девушка отстранилась и недовольно посмотрела на меня.
– Я ни к кому конкретно не обращалась, – буркнула она вместо «спасибо» и торопливо надела туфлю. – Но раз вы такой общительный, может, еще и год подскажете?
Я замер. Она не могла быть Наблюдателем. Ни один из нас не задаст незнакомцу столь глупый вопрос. Мы привыкли рассчитывать лишь на себя – любое слово, любое движение могло нарушить течение прошлого. С другой стороны, всегда есть вероятность, что спрашивающий попросту пьян…
Похоже, вид у меня был до того ошарашенный, что девушка поджала губы, изящным движением заправила выпавшую прядку волос за ухо и быстро пошла по аллее к выходу из парка.
«Пункт третий кодекса Наблюдателей: не вмешиваться в суть событий.
Это означает беспристрастное, отстраненное изучение нужных событий, не предпринимая попыток изменения последовательности уже произошедшего».
Девушка нырнула в последний подъезд серого блочного дома.
Я бесшумно следовал за ней от самого парка. Уж чему, а слежке нас обучали не дилетанты. Науку как не оставлять следов, не обнаруживать своего присутствия все Наблюдатели знали на отлично.
Странная шатенка же даже ни разу не обернулась. «Не наша», – решил я. Но ее подозрительный вопрос не давал мне покоя. И, самое главное, кто и за что лишит ее жизни.
Проследив ее путь до квартиры, я вышел из подъезда. В доме один за другим гасли окна. Оценив расстояние до нужного балкона, я поднялся по пожарной лестнице и, перебравшись на водосточную трубу, спрыгнул на балкон.
Свет в квартире был потушен, но я отчетливо видел силуэт шатенки сидящей в низком кресле. В свободно лежащей на подлокотнике руке, девушка сжимала пистолет.
Стараясь не шуметь я пристроился на краешек стоящего на балконе комода.
Комод оказался накрытым тонкой фанеркой, и когда я сел на нее, цветочный горшок, стоящий позади меня, дрогнул и еле слышно звякнул.
Этого звука хватило, что девушка сорвалась с кресла, включила свет и… сквозь стекло я увидел пистолет, направленный на меня.
Ошарашено я смотрел на ее руки – ни намека на родинки. Как же глупо я ошибся! Принял осыпавшийся мусор с коры березы за отличительный знак «моей жертвы». Невольно вспомнил хриплое «Прикурить не найдется?», длинные рукава трикотажной кофты, раздраженное постукивание каблучков…
Что же происходит?! Упущения, недочеты, невнимательность… Я вспомнил себя сидящим на скамейке в парке – головная боль, сухость во рту, дрожь в ногах. Перемещение прошло как обычно или всё-таки нет? Пустота способна дать, но способна и забрать, говорил Юрка. Я не хотел его слушать.
– Наблюдатель, – хмыкнула девушка, открывая балконную дверь. – Не ожидала.
Я открыл рот, но она опередила меня.
– Я прекрасно вижу, ты не в своем теле.
Пистолет дрогнул. Девушка поманила меня в комнату.
– Ты не можешь меня убить, – уверенно начал я. – Нельзя…
– … менять прошлое, – закончила за меня девушка. – Идиот, – сказала она, когда я вошел. – Я много раз меняла прошлое, по мелочам, пробуя, экспериментируя, наблюдая за последствиями, неужели тебе этого никогда не хотелось?
– Никогда, – слова звучали уверенно, в то время как разум мой был в панике. – Нам запрещено…
Она перебила:
– Да-а, три постулата кодекса Наблюдателей, – презрительная гримаса исказила ее миловидное лицо. – Чушь и бред, короткий поводок для дрессированных собачек.
Я дернулся. Слова ударили пощечиной.
– Ты не Наблюдатель, – возразил я. – Что ты знаешь?..
– Только потому, что официально признанных Наблюдателей всего одиннадцать? – она засмеялась.
«Ненормальная?», – с сомнением подумал я.
– Наивный, – продолжила она. – Ты действительно думаешь, что эксперименты были закончены? Что не было больше детей, которых пичкали экспериментальной чушью?
Я похолодел.
Меня убеждали в этом. А может, я сам себя убедил. Было легче, привычнее и спокойнее закрыть глаза, не задавать вопросов, ждать и надеяться, что когда-нибудь Пустота сочтет меня непригодным. Перемелет и выплюнет. И я, наконец, уйду на покой.
– Обыватели не любят уродов, не любят не таких как они. То, что признали вас была показуха, глянцевая рекламная ерунда, рассчитанная на полоумных шизиков. Если бы те двое сумасшедших не подняли бучу, вас бы убили всех. Тихо и без шума. Вы оказались сюрпризом, к которому власти не были готовы. Ко второй волне они уже подготовились.
Второй волне? Господи! С одиннадцатью мир смирился, его подготовили, обработали. Но что если иным окажется каждый пятый? А если ваш сосед, коллега? Вы примите его или будете бояться? Смиритесь или восстанете?
А что если вы обличены властью? Сделаете всё быстро и без лишнего шума. Людям не нужны не такие, им нужна простота, ясность, спокойствие, обыденность… Равенство. Хотя бы условное.
– Это ты вторая волна? – тихо спросил я.
– Я и еще Сашка, которому пустили пулю в лоб, когда он вышел в магазин, и еще Светка, погибшая якобы по своей неосторожности, забыв отключить газ, и еще… – голос сорвался, она закашлялась. – Еще несколько десятков бедняг, которых они назвали мутантами и решили уничтожить. Смотря на вас, мы сами приходили к своим инквизиторам. Они использовали вас, Наблюдателей, как наживку!
Я сглотнул, представив их… идущих на заклание.
– Но мы же…
– Приносите пользу?! – правильно поняла она мои сомнения. – Расследуете преступления?! Проникаете в прошлое и видите убийц, рисуете фотороботы?! Самому не смешно?
Мурашки пробежали по спине. Эта незнакомая мне девушка озвучивала мои мысли, от которых я предпочитал отмахиваться последние пять лет.
– С экранов телевизора они вещают о том, что готовы принять своих граждан любыми, что лояльны ко всем проявлениям необычных способностей…
Пистолет дрогнул. По лицу девушки текли слезы. Я же остро почувствовал себя червяком, насаженным на крючок и ждущим пока меня сожрет рыбка покрупнее.
Но лишь сейчас я понял, что всегда мог сорваться с крючка.
И я верил ей.
– Зачем ты здесь? – спросил я.
Девушка судорожно вздохнула и слегка расслабилась.
– Я пытаюсь исправить… – наконец сказала она.
– Исправить что? – не понял я.
– Я хочу остановить себя.
– Себя?
– Да. Завтра, вернее год назад, я пойду со своей проблемой к… не важно…. Меня заставят назвать имена всех, кого я знала с подобными… – девушка замолчала, подбирая нужное слово, – отклонениями. Их убили из-за меня. А я только хотела все исправить.
Я огляделся и внезапно понял.
– Это твоя квартира?
Девушка кивнула.
– Я собираюсь решить проблему раз и навсегда.
– Но как ты можешь убить себя?!
– Одна жизнь против десятков. Сущая ерунда. Никто не умирает слишком рано…
Я не успел ответить. В замке звякнули ключи, входная дверь открылась. На нас удивленно смотрела миниатюрная блондинка, застыв у порога.
Шатенка вскинула пистолет, но не успела нажать курок, я прыгнул, уведя ее руку вверх. Раздался выстрел. Блондинка вскрикнула и выбежала на лестничную площадку. Я слышал стук ее каблучков вниз по лестнице.
– Теперь она никуда не пойдет, – шатенка обмякла в моих руках. – Я себя знаю, я трусиха…
Ее глаза закатились, через секунду я держал в руках мертвое тело.
Эх, Юрка, Юрка, ты же говорил, предупреждал. И как тут не поверить в судьбу? Чужое тело в морге – мое задание, глупая ошибка, эта девушка… Все привело к тому от чего я прятался, старался не думать – ответ на вопрос кто мы или что мы такое? И самое главное – на что мы способны?
В глазах стремительно темнело.
Я отключался. Ровно через два часа Наблюдателя выкидывает в его время. Энергия на исходе. Два часа жизни здесь, две минуты смерти там.
Я не знал, в каком настоящем открою глаза. Не знал, что меня ждет. Но знал, что моя неожиданная знакомая будет жива. Знал, что не знакомые мне Сашка и Светка и еще несколько десятков бедняг будут живы.
Мир растворялся в ало-черной дымке.
И никакого света, никаких белых туннелей. Но что-то изменилось, Пустота не была больше пугающей и ледяной.
Червяк сорвался с крючка.
Трубили архангелы, возвращая меня к жизни.
Перед глазами по временной оси рассыпались светляки – бледные, яркие, крупные, мелкие. Свободные тела. Прошлые, настоящие. И среди них особенно пронзительные, ярко-желтые. Пульсирующие. Будущие.
WebДуша
Можно ли доверять человеку,
который уже умер?
Я проскочил лазерный идентификатор турникета и бросился, перескакивая через две ступеньки эскалатора, к вагону метро.
Дверь метровагона, закрывшаяся было перед моим носом, с недовольным шипением разъехалась, пропуская меня внутрь.
– Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Ботанический сад», – прозвучал на весь состав бесполый безукоризненно вежливый голос.
– Свободно место два в левом ряду у окна. В следующий раз постарайтесь не опаздывать, – добавил тот же голос специально для меня из динамика над дверью.
– Спасибо, – буркнул я и направился к указанному web-оператором месту.
Плюхнувшись в мягкое кресло, я вытянул ноги и уставился в окно.
Бледно-розовое на пронзительно синем. Спокойное, умиротворённое, закатное солнце скрывалось где-то за небоскрёбами. Алые штрихи облаков, щедро расставленные по всей видимой части неба…
Я поморщился и отключил заставку «Вечерний город» на стерео-панели окна (ещё только 11 утра, какой, к чертям, вечерний город?!) и приложил большой палец к ЖК-монитору, вмонтированному в кресло напротив меня.
Сенсор терминала мигнул зелёным и через секунду загорелся надписью:
«Биоидентификация прошла в соответствии с установленными правилами. Вход разрешен. Укажите код операции».
Я ввёл код, легко касаясь призрачно подрагивающих клавиш под монитором.
«Производится подключение к личному помощнику № 3674.900.35-FR».
Я надел беспроводные наушники, прицепил мини-микрофон к лёгкой ткани футболки. Щелкнул тумблером переключателя на звуковую речь справа от монитора.
«Подключение к базе данных «Личный помощник № 3674.900.35-FR прошло успешно. Пароль?» – вежливо поинтересовался в наушниках механический голос.
– Ты мне доверяешь?
«Пароль принят» – тот же голос, который тут же сменил другой: громкий, решительный, по-мальчишечьи озорной и по-стариковски умудрённый.
– Привет, Дин! Are you OK?
Я поморщился.
– Эфэр, я же просил… Давай без американизма.
– ОК! То есть: хорошо. Так как дела?
Я не успел ответить. В вагон, покачиваясь, вошел кируйн. Его бледно-зелёные одежды волочились по полу. Я быстро включил «Вечерний город» и сделал вид, что созерцаю представший перед взором пейзаж; краем глаза успел заметить, что некоторые пассажиры поступили аналогично, другие просто закрыли глаза, притворяясь спящими.
Кируйн успешно миновав полвагона, замедлил шаг и остановился напротив моего места.
– Человек свободен только в рамках своего собственного выбора, – произнёс он, по-птичьи склонив голову.
Ну, вот и приехали, с тоскливым раздражением подумал я, теперь до конца поездки придётся выслушивать бредни этого сектанта. Кирунийская ортодоксальная церковь была известна полным отрицанием всех технических приспособлений и помощников, начиная от обычных карманных переводчиков и смартфонов и заканчивая вживлёнными биоэлектронными компьютерами.
Поговаривают, что у истинных приверженцев этой секты даже отсутствует личный помощник. Меня передёрнуло. Это почти то же самое, что добровольно отдать свою руку или ногу, нет, даже больше – разум или душу.
Эфэр, мой личный помощник, был чем-то вроде моего второго «я» и потерять его представлялось немыслимым!
В современных книгах пишут, что до ХХ века у людей было приняты так называемые «разговоры с самим собой», это даже называлось «поговорить с хорошим человеком», в наше время такое явление было признано опасной патологией, граничащей с раздвоением личности и ведущей к неизбежной деградации разума, поэтому появились TwoMindsPC G5, объединенные в одну виртуальную структуру, называемую Web.
TMPC G5, проще называемые «личными помощниками», выдавались (вернее присваивались) человеку в момент рождения.
Таким образом, исключались опасные симптомы обращения к самому себе за советом или решением, так же отпала необходимость искать совета на стороне. «Одна голова – хорошо, а две – лучше» – гласила древняя поговорка, что ж: личные помощники в полной мере реализовали эту простую истину.
Школьная программа подзабылась, а в последствии, я никогда особо не интересовался, откуда брался web-разум личных помощников, была это одна программа, копирующая себя для каждого вновь рожденного человека или создавалась индивидуально на основе личности будущего человека, но считалось, что помощники – универсальные советчики на любой случай жизни. По крайней мере, свою жизнь без Эфэра я представить не мог.
– Пока за человека выбирает чуждый разум – человек заключённый в своей же собственной клетке иллюзорного мирка. Прибегая к услугам личного помощника, человек создаёт иллюзию свободы, но свободным, по сути, не является, – продолжил кируйн.
– Что случилось, Дин, – ожил Эфэр в наушниках.
– Реальность, которую создают личные помощники сами для себя – несуществующая. Они играют в людей, а сами они одноразовые, даже если научатся размножаться делением или отпочковываться, – кируйн протянул руку и вынул мои наушники, я отшатнулся, но сделал это так неловко, что ударился головой о стену скрытую web-заставкой.
Кируйн быстро продолжил.
– Человек, разум и душа – это часть целого и неделимого. Они рождаются одновременно и одновременно покидают этот мир. Человек и его личный помощник – это извращённая форма человека, разума и души. Ты будешь доверять человеку, который уже умер?
«Нарушение 25 статьи 3 общественного закона: вторжение в личное пространство.
Нарушение 38 статьи 4 общественного закона: нарушение неприкосновенности личности.
Нарушение 45 статьи 6 общественного закона: обсуждение тем неприятных собеседнику» – в салоне раздался всё так же безукоризненно вежливый голос web-оператора. В тот же момент искристое силовое поле очертило кируйна многоугольником. Вспышка.
«Нарушитель телепортирован в 23 796 отделение полиции. Подтверждаете свое участие в качестве свидетеля обвинения?» – поинтересовался оператор.
Я мотнул головой. Сам не знаю – в подтверждение или в отрицание. Я впервые так близко сталкиваюсь с сектантом, понятие не имею, как себя ведут в подобных случаях.
«Ваш отказ принят».
Я задумался. Кируйн утверждал, что личные помощники – суррогаты души и разума? Но ведь это бред! Любому школьнику известны все составляющие личности: собственные и внешние. Собственные – тело, разум и душа, внешние – помощники, помогающие согласовать потребности тела, разума и души.
Я поднял с пола флешку, видимо, выпавшую у сектанта в процессе телепортации. Минуту смотрел на неё, потом, повинуясь внезапному порыву, вставил её в разъем личного смартфона, не снимая его с запястья левой руки.
«Человек имеет тело, а телу дана душа. После смерти, трактующейся как остановкой жизненно важных функций организма, человек должен отдать тело земле, а душу небу. Человеческая память остается с душой, чтобы, не сдерживаемый более телом и душой, разум мог дальше работать продуктивно».
Курсором, я пролистал странички сектантской проповеди, выхватывая взглядом различные высказывания.
«…чувствуя свою оторванность от души и тела, человеческий разум пытается оправдать своё существование, создавая технобытиё, с помощью которого пытается подменить духовное начало внутри человека своим технобытиём».
Я вынул флешку, повертел в руках и сунул в карман. Не отключая Эфэр, на ЖК панели кресла задал частоту канала новостей.
Экран, автоматически переключившись на режим текста, выдал:
«Представляем вашему вниманию сводку происшествий за неделю.
18 октября – в поселении Тинала на юге страны по приказу руководителя религиозной секты «Высший храм» Джима Дербиса 713 сектантов покончили с собой или были убиты. Обстоятельства гибели людей выясняются.
19 октября – в Рабиоле, после 3-дневной осады полицией особняка религиозной секты «Ветвь Адама» около 50 её членов, в том числе не менее 25 детей, совершили самосожжение или были убиты по приказу лидера секты Адама Рошаля. Обстоятельства гибели людей выясняются.
20 октября – последователи кирунийской церкви сожгли себя (или были убиты) 67 членов, в том числе не менее 16 детей.
22 октября – в городе Винайл покончили жизнь ритуальным самоубийством еще 5 человек из секты «Кирунийская ортодоксальная церковь».
23 октября – полицией округа Дипнивер было обнаружено тело молодой женщины. По показаниям личного помощника № 457.32545.800-UI Алисия Минстон, именно так звали девушку, добровольно приняла яд между 11 и 12 часами ночи, не оставив предварительно никаких указаний».
Экран вновь мигнул, поверх новостей запрыгал текст:
«Дин, надень наушники»
– В чём дело, Эфэр? Верни новости!
– Дин, чтение криминальных сводок не является для тебя приоритетным занятием, – отозвался Эфэр.
– Выведи мне историю переписки с Алисией!
Эфэр замолчал.
– Эй, ты меня слышишь?
Экран вновь дрогнул.
«23.10.34
11.25.
Алисия. Я люблю тебя. Я не думала, что такое возможно, потому что все это не укладывается в возможные варианты развития наших отношений, который предложил мне Юай.
Ты веришь в бессмертие души? Я верю и потому говорю: мы встретимся в следующей жизни. Однако до тех пор может пройти много лет, может быть, сто. Сто лет одиночества. Ты читал Маркеса? Ну, конечно да…
Сто лет.
Это очень много?
Я дождусь.
P.S. Юай ничего не знает о моих намерениях.
Я в первый раз сама принимаю решения.
Так необычно.
И легко».
Я унял дрожь в руках.
– Эфэр, раньше!
«22.10.34.
Алисия. Ты слышал, покончили жизнь ритуальным самоубийством еще 5 человек из секты «Кирунийская ортодоксальная церковь»?
Дин. Ну и что?
Алисия. Они считают, что личные помощники заменяют нам душу…
Дин. Глупости.
Алисия. Наверное… Знаешь, ты изменился за последнюю неделю.
Дин. ???
Алисия. Но всё равно, я никогда не встречала никого, похожего на тебя.
Дин. Брось.
Алисия. Я где-то читала, что все дорогие и близкие люди встречаются нам из жизни в жизнь. В прошлой жизни, в нынешней и в будущей: мы встречались с тобой раньше, встретились теперь и точно встретимся потом.
Дин. Да что ты говоришь?
Алисия. Мне кажется, я люблю тебя.
Дин. Глупости!
Алисия. Что мне делать?
Дин. Спроси у Юай.
Алисия. Я хочу решить сама…»
У меня перехватило дыхание.
– Эфэр, как ты мог? Я не писал ничего подобного!!
– Мне было скучно. Ты был занят.
Я сорвал наушники и выскочил на явно не своей остановке.
«Реальность, которую создают личные помощники сами для себя – несуществующая… они играют в людей…» – пульсировали в голове слова сектанта.
«Мне было скучно» – ровный и спокойный голос Эфэр.
И моя собственная мысль: «Он возомнил себя мной… А почему бы и нет? Я всегда его слушаю. Это не он возомнил себя мной, а я был им».
Я сел на скамейку метро, подключился к web через смартфон.
– Эфэр, кто ты?
– Я твой личный помощник, – слегка удивленный голос. – Дин, успокойся, выпей воды.
В двух шагах от меня автомат услужливо выкалил во внешнее отделение бутылку воды без газа. Я дернулся как от удара током.
Медленно, словно во сне, я дошел до автомата, забрал бутылку, сделал пару глотков. Вернулся на скамейку, закрыл глаза в надежде не забыть о том, что Эфэр и я – «две вещи различные».
Воздух на перроне колыхнулся, обозначая скорое появление состава.
Я открыл глаза, отстегнул от запястья смартфон, на дисплее которого пульсировало слово «НЕТ!» (усмехнулся: «а он меня не плохо выучил за 20 лет»), и спрыгнул на рельсы.
Ты права, Алисия, это так необычно.
И легко.
***
Черничная непрозрачная тьма заполнила все вокруг. Душа – мертва и безмолвна, сердце – холодно и пусто, тело – легко и невесомо. Я словно замер между оцепенением и небытиём, вне ощущений времени и пространства.
Пустота.
И ничего не происходит. Только стекают, как вода, бессвязные образы с кончиков пальцев.
Что это за имена? Что за события сменяют друг друга?
– Вы слышите меня? – донесся до сознания голос человека.
Я сделал попытку открыть глаза, чтобы разглядеть говорящего.
– Не стоит, – отозвался незнакомец. – Сейчас я подключу вас к Web и мы сможем общаться. Вам присвоен личный номер 653.12000.76-DT.
Вы – умерли. Вы это помните?
