Впрочем, потоптавшись на месте, Пахомов, видимо, не осмелился ни приблизиться к краю, ни обойти люк вокруг.
– Эй, ты… Где ты там? – донёсся до Иры неуверенный голос Пахомова, после чего послышались удаляющиеся шаги, и наступила тишина.
Переждав для верности ещё несколько минут, Ира осторожно выбралась по железным скобам из колодца. Выглянув наружу, она никого не увидела – вокруг расстилался занесённый снегом пустырь с руинами фабрики неподалёку. Девочка вылезла из люка и, обнаружив в снегу уходящие прочь от колодца свежие следы, пошла по ним. Следы сначала шли обратно к оврагу, а потом направились в сторону руин. Подойдя поближе к развалинам, Ира ева успела спрятаться за грудой строительного мусора – у входа в руины стоял Пахомов. В руке у него был тот самый пистолет, который он забрал из кармана трупа. Пахомов явно скучал и целился из пистолета в разные стороны, периодически щёлкая предохранителем – судя по всему, он не совсем понимал, в каком положении предохранитель был включён или выключен. Понаблюдав пару минут за Пахомовым, Ира решила, что Даша и тот неприятный седой тип были внутри развалин. И тут же, в подтверждение её догадки, из руин донёсся какой-то сдавленный крик. Пахомов тоже прислушался, но потом снова начал целиться по покрытому снегом строительному мусору вокруг. И снова щёлкал предохранитель…
Прячась от Пахомова, Ира пригнувшись побежала вдоль стены разрушенной фабрики. Окна были забиты толстыми серыми досками или ржавыми листами железа. Впрочем, шестое или седьмое окно от угла было открыто – вернее, в кирпичной стене зияло тёмное прямоугольное отверстие. До Иры снова донёсся приглушённый крик – уже совсем близко. Она огляделась по сторонам и легко впрыгнула в оконный проём. Оказавшись внутри развалин, Ира практически сразу услышала какую-то возню и, пройдя несколько заполненных снегом помещений, наконец, увидела Дашу…
Девочка лежала на заснеженном полу одной из комнат. Прямо на ней лежал тот самый неприятный седоволосый мужик. Пальто Даши было распахнуто. Мужик зажимал Даше рот левой рукой, а правой интенсивно шарил у девочки между ног. Даша пыталась кричать, отталкивать насильника руками, но тот бесцеремонно сильно бил её кулаком правой руки в живот и снова запускал руку ей под юбку пытаясь стащить вниз колготки и трусы…
Увидев всё это, Ира замерла и остановилась. Она всё ещё ощущала боль и жжение в левой ладони, покрытой коричневой ржвчиной и кровью. Ира не знала, что ей делать, как помочь подруге… Руки её машинально начали теребить выбившийся из-под куртки пионерский галстук… Ира и сама не заметила, как пальцы скользнули под узел галстука, и как нежный шёлк соскользнул с её шеи…
В следующее же мгновенье она бросилась на спину седого насильника. В руках у Иры был её пионерский галстук. Быстрым и чётким движением обмотав галстук вокруг его шеи, Ира плотно обхватила туловище мужчины ногами и изо всех сил дёрнула в стороны концы галстука. Не сразу сообразивший, что произошло, дядя Кузьма был вынужден отпустить рот Даши и попытался подняться на ноги. Однако, Ира, как опытная наездница, сильно сжала ноги и удержалась на спине мужчины, продолжая всё сильнее затягивать гастук вокруг его шеи.
Борьба продолжалась недолго. Осознавший грозившую ему опасность, дядя Кузьма безуспешно пытался подсунуть пальцы под туго затянутый вокруг его шеи пионерский галстук. Некотрое время он бился за свою жизнь, столь неожиданно превратившись из насильника в жертву, но Ира с окаменевшим лицом тянула за концы галстука. Четыре или пять раз дядя Кузьма безуспешно пытался подняться, но Ира, изо всех сил обжимая его туловище ногами, каждый раз оставалась наверху, и скоро мужчина беспомощно повалился на лежавшую под ним Дашу, которая с ужасом наблюдала, как его лицо превращалось в маску смерти.
Потом взгляды Иры и Даши встретились…
Не выпуская из рук гастука, Ира повалила дядю Кузьму налево, чтобы Даша смогла выбраться из-под него.
Пока Даша выбиралась из-под уже мёртвого тела, Ира выпустила кончик галстука из левой руки и вытянула весь галстук правой рукой.
– Ну, как ты? – рассеянно спросила она Дашу.
Даша не успела ответить – совсем рядом послышался скрип снега, и поспешно оглянувшиеся девочки увидели Пахомова. Тот стоял метрах в десяти от них, с пистолетом в руке, и недоумевающе смотрел то на труп дяди Кузьмы, то на Иру с пионерским галстуком в руке. Очевидно, услышав шум борьбы, он оставил свой пост у входа в развалины и пошёл посмотреть, что происходит.
Ира торопливо слезла с трупа дяди Кузьмы и с пионерским галстуком в руке шагнула навстречу Пахомову.
– Бросай оружие! – громко и чётко сказала она.
– Ты чё, сука ?.. – растерянно пробормотал Пахомов испуганно пятясь прочь и наводя на Иру пистолет.
Он совсем не собирался ни в кого стрелять, он даже не помнил, был ли пистолет поставлен на предохранитель или нет…
В следующее же мгновенье прогремел выстрел. Пуля попала Ире прямо в грудь, и та, возможно до конца не успев осознать происшедшее, сделала шаг назад назад, а потом повалилась на спину, широко раскинув руки в стороны. Ещё не успевшая подняться на ноги Даша от неожиданности взвизгнула. Пахомов растерянно взглянул на пистолет в своей руке, а потом – на упавшую Иру. В его глазах мелькнул страх. Единственное, чего ему в тот момент хотелось – это оказаться как можно дальше отсюда. Чисто машинально он сунул пистолет в карман пальто и повернулся, чтобы броситься прочь. И тут прогремел ещё один выстрел. Никто не понял, кто и куда стрелял. Пахомов вытащил руку из кармана и с ужасом уставился на расплывающееся кровавое пятно на своей правой ноге. Даша поспешно поднялась на ноги и замерла прижавшись спиной к стене. Пахомов отвернул в сторону полу пальто и смотрел, как по его правой штанине течёт кровь. Судя по всему, опущенный им в карман пистолет каким-то образом непроизвольно выстрелил…
Теряя кровь и бледнея с каждой секундой, Пахомов прислонился к кирпичной стене. Даша робко направилась мимо него к выходу.
– Подожди… – пробормотал Пахомов, безуспешно пытаясь зажать рукой рану на бедре.
Даша взглянула, как тёмная густая кровь пульсируя пробивалась наружу вокруг его ладони, и стремительно выбежала из руин.
Глядя ей вслед, Пахомов сполз вдоль стены на пол и беззвучно заплакал, зажимая рану на бедре рукой…
Когда десять минут спустя Даша дрожащими пальцами набирала номер милиции в телефоне-автомате на улице, в заснеженных руинах фабрики лежали уже три трупа…
Это случилось недели через две после похорон. Даша уже в третий раз пришла на могилу Иры. Она присела на корточки и смахнула варежкой снег с чёрно-белой фотографии на керамике. Там из белого овала на неё смотрела Ира. Такое знакомое лицо, светлые волосы, два белых банта в волосах, большие выразительные глаза, едва заметная улыбка на губах…
На укрытом чистым белым снегом кладбище было удивительно тихо и пустынно. Вглядываясь в лицо Иры, Даша снова начала тихо плакать. Внезапно Даше почудилось, будто изображение на фотографии как бы шевельнулось. Испугаться она не успела, так как тут же подумала, что это ей попросту показалось из-за навернувшихся на глаза слёз. Она сняла варежки и тщательно вытерла глаза ладонями. Да, конечно, только почудилось! Даша поднялась на ноги и только было собралась идти домой, как где-то совсем рядом раздался голос Иры:
– …А где мой галстук?
Даша вздрогнула и торопливо огляделась. Никого поблизости не было. Она напряглась и, чуть склонившись над могилой, пристально уставилась на ирину фотографию, словно ожидая какого-то продолжения. Однако больше ничего не произошло. Подождав ещё несколько минут, Даша неуверенно направилась к выходу, постоянно оглядываясь на могилу подруги.
Уже подходя к дому, Даша повстречала соседку, старушку бабу Маню. Закутанная в тёплый серый шерстяной платок, пенсионерка, судя по всему, возвращалась из магазина.
– Здравствуй, Дашенька! Откуда ты так мчишься? Вон, аж раскраснелась вся.
– Здрасьте, баба Маня… – Даша помедлила пару секунд, но, всё-таки, решилась рассказать соседке про странное происшествие на кладбище.
– …Фотография, говоришь, шевелилась? – история бабу Маню явно заинтересовала, – А кроме как про галстук, она больше ни о чём не спрашивала?
– Нет… – Даша пожала плечами, – Только «где мой галстук» спросила… Да и она ли это была? Я никого там не видела. Может, мне это просто послышалось?
– Если что и слышится, то это всегда неспроста… – задумчиво ответила баба Маня, – Вот, например, муж мой, покойник, царствие ему небесное, как с войны раненый вернулся, так его каждый год в больницу на обследование клали. На неделю. Вот ушёл он на такое обследование, а я с утра пол мыть начала. Слышу, за спиной покашливает кто-то – ну, думаю, отпустили его уже, и так, не оборачиваясь спрашиваю: «Ну как? Нормально всё? Не заходи пока – я пол мою!». А в ответ слышу: «Да, всё в порядке. Только картошку в этом году сама копать будешь, не успею я…» С чего бы это, думаю и поворачиваюсь, чтобы спросить, а сзади – никого-то и нет. А вот клянусь, голос мужа моего это был. Тоже тогда подумала – послышалось. А тут телефон звонит. Оказалось, из больницы – помер, говорят, муж мой этой ночью… Сердце остановилось… Ну вот, а ты – «послышалось»… А галстук-то её пионерский где?
– Так его сразу следователь тогда забрал, – сказала Даша, – Как вещественное доказательство. Я и не знаю, где он теперь…
– Ой, нехорошо всё это… – пробормотала баба Маня, – И смерть у девки нехорошая была, и некрещённая поди… Видать, всё успокоиться не может. Надо будет галстук ей этот передать.
– Кто же мне его даст? – спросила Даша, – Да и как передать?
– Ну, галстук тут, думаю, любой подойдёт, – ответила баба Маня, – Главное – ты ей свой не отдавай – нельзя покойникам вещи свои отдавать, а то и тебя за собой утащут.
– Пионерский галстук можно купить, – задумчиво сказала Даша, – Только вот как передать?
– Ну это как раз просто, – и баба Маня махнула рукой, словно только тем и занималась, что отправляла посылки на тот свет, – На могилке чуть землёй прикопаешь… Или как кто помрёт – в гроб ему положить надо. Там они всё кому надо передадут. Так испокон веку делали.
– Так как же я узнаю, если кто помрёт? – задумалась Даша, – Да и разрешат ли мне в гроб посылки совать?
– Разрешат, – уверенно ответила баба Маня, – Ежели не нехристи какие – обязательно разрешат.
– Я уж лучше на могиле прикопаю, – решила Даша, – Спасибо тебе, баба Маня.
– …И ещё в церкви помолиться и свечку поставить надо, – сказала старушка.
– Баб Мань, я же пионерка! – тут же отозвалась Даша,– И вообще, бога нет! Вон – даже собаки в космос уже летали! Скоро и люди полетят!
– Ну, как знаешь, – вздохнула баба Маня, – А я, пожалуй, за твою Ирку завтра свечку всё-таки поставлю…
На следующий день, сразу после школы, Даша зашла в универмаг и купила новый пионерский галстук. Продавщица аккуратно завернула его в бумагу, и Даша спрятала пакет в портфель. Из универмага она сразу же отправилась на кладбище. У припорошенной свежим снегом могилки виднелись только вчерашние дашины следы. Даша присела на корточки и смахнула несколько крупных снежинок прилипших к фотографии Иры. Из белого овала керамики на неё снова смотрела её самая лучшая подруга. Даше стало немножко жарко, она расстегнула верхние пуговицы пальто, и оттуда тотчас же выскочил один из алых язычков её пионерского галстука. Даша положила портфель с учебниками рядом на снег и хотела было поправить галстук, но тут внезапно откуда-то слева раздался голос Иры:
– Принесла?
Голос прозвучал столь явственно, что у Даши не возникло даже легчайшего сомнения – не послышалось ли ей это. Девочка резко посмотрела налево, а потом привстала и огляделась по сторонам. Кладбище вокруг неё было абсолютно пустынно.
– Ирк, это ты? – неуверенно шёпотом спросила Даша, повернувшись к фотографии на памятнике.
– Ну, а кто же ещё? – тут же отозвался знакомый голос, – Мы же знаем, что привидений не бывает.
– Но ведь ты же… – Даша не удержала равновесия на корточках и непроизвольно присела на могильный холмик.
– Ты галстук принесла? – снова повторила вопрос Ира.
– Да-да! – воскликнула Даша и начала торопливо развязывать свой галстук.
Свернув алый шёлк в несколько раз, она расцапапала рукой в замерзшем и заснеженном могильном холме небольшую ямку и засунула туда пионерский галстук, присыпав его сверху снегом и комочками земли.
– Вот так! – Даша поднялась на ноги, подобрала портфель и не очень уверенно спросила, – Ирка, а ты где?
Непонятно откуда возникший порыв ветра швырнул ей в лицо снег с веток ближайшей берёзы. Даша испуганно огляделась по сторонам. Больше оставаться на кладбище ей не хотелось. Не сводя глаз с фотографии, она попятилась до дорожки, а потом быстрым шагом направилась к выходу. Уже на центральной аллее кладбища, перекладывая портфель из одной руки в другую, Даша внезапно вспомнила про купленный в универмаге галстук. «Ой! Я ж его специально для Ирки купила!» – промелькнуло у неё в голове. Сразу же вспомнились и слова бабы Мани: «нельзя покойникам вещи свои отдавать»…
Даша остановилась, развернулась и поспешила обратно к могиле. Разбрасывая снег и замёрзшие комки земли руками, Даша не сразу сообразила, что вырытая ею яма была уже намного шире и глубже, чем та, в которую она уложила свой галстук. Прошло несколько минут, прежде чем девочка осознала, что больше искать смысла не было. Дашин пионерский галстук бесследно исчез. «Наверное, это чья-то шутка…» – подумала Даша, и ей стало по-настоящему страшно. Только сейчас она обратила внимание, что уже заметно стемнело. Подхватив портфель, Даша бросилась прочь от могилы. Пробираясь среди оград, могил и надгробий, она всё никак не могла выйти на центральную аллею. Ею начала овладевать паника. Темнота сгущалась прямо на глазах. Не видя дороги, Даша уже несколько раз спотыкалась и падала. Наконец, чуть в стороне она заметила свет фонарей и ринулась туда напролом. Страх подгонял её. Свет фонарей вывел перепуганную Дашу к кладбищенской ограде из высоких заострённых металлических прутьев. За оградой были залитые светом железнодорожные пути. Несколько минут девочка брела вдоль забора, пока, в конце концов, не обнаружила дыру, через которую ей удалось протиснуться. Вырвавшись на свободу, Даша ринулась через пути…
Машинист даже не заметил девочку, стремительно выбежавшую из темноты прямо перед товарным поездом. Тело Даши обнаружили только утром.
В пятницу, на очередное занятие школьного драмкружка, Таня Савина из седьмого «Б» шла с особым волнением – сегодня должны были распределять роли в будущем спектакле «Синяя Борода». Театральным кружком в школе руководила энергичная старшеклассница Ира, вечно взлохмаченная, словно ей в лицо только что ударил порыв ветра, и вечно куда-то спешащая; она же была и пионервожатой. Спектакль планировалось показать в конце декабря, как раз перед самыми зимними каникулами. Времени было ещё предостаточно, и участники кружка готовились к постановке очень серьёзно и ответственно. Сначала все вместе, взяв за основу сказку Шарля Перро, писали сценарий. Ох и горячие были тогда дебаты – как разделить сказку на сцены, каких персонажей убрать, каких добавить, кто что будет говорить и делать на сцене, какие потребуются декорации и костюмы… Наконец, текст был написан, инвентарные списки того, что могло потребоваться – составлены и, самое главное, согласованы со школьным завхозом Марьей Петровной. Оставалось только распределить роли и приступить к репетициям. Ира уже даже договорилась, чтобы старшеклассники помогли драмкружку с изготовлением декораций, и чтобы девочки на уроках домоводства вместо обычных занятий по шитью шили костюмы для постановки.
Разумееется, на распределение ролей все заявились вовремя и даже чуть заранее – ведь если нет человека, то и роль ему вряд ли достанется. Надо ли говорить, что ещё когда писали сценарий, каждый уже с самого начала положил глаз на какую-нибудь роль и придумывал сцены и реплики не просто так, а для себя… Чтобы избежать ссор и споров, распределение ролей Ира решила взять в свои руки. С этим все участники драмкружка легко согласились – ведь пионервожатая прекрасно знала всех ребят и их сильные и слабые стороны.
Как известно, последняя жена Синей Бороды в сказке ни разу не называлась по имени, но ее старшую сестру звали Анна. Чтобы восполнить этот пробел, пионеры решили, что последнюю жену Синей Бороды звали Юлия – просто потому, что девочки с таким именем в драмкружке не было, а значит никто бы не мог автоматически претендовать на эту роль. А роль Анны, после небольшого обсуждения, было решено не давать Ане Михайловой. Та сначала немножко обиделать, но потом согласилась, что так будет лучше. Дело в том, что Аня Михайлова носила очки, а так как действие пьесы происходило во времена Средневековья, то, разумеется, ни о каких очках не могло быть и речи. Конечно, Михайлова могла сыграть Анну и без очков. Однако в предпоследней сцене, когда Анна стоит на башне и смотрит, не едут ли их братья, диалог двух сестёр мог вызвать совершенно ненужный смех в зале:
– Анна, сестра моя Анна! Не видно ли наших братьев?
– Нет, не вижу…
Особенно, если бы кто-нибудь из зала прокомментировал:
– Ну вот, опять Михайлова очки забыла!
Поэтому Ане дали роль одной из прежних жён Синей Бороды, которые висели на стенах той самой страшной комнаты в окровавленных платьях – там бы она справилась и без очков. Как ни странно, некоторые девочки сами вызвались на роль мёртвых жён – например Элла Рюшина («Хрюшка») уже сразу начала придумывать, как она себя разрисует, чтобы зрители похолодели от ужаса, а потом ещё долго мучились бы ночными кошмарами.
Витька Борисов был назначен на роль Синей Бороды. Здесь разногласий не возникло – он был самым высоким в группе, и в гриме, с густой тёмно-синей бородой, выглядел бы, действительно, зловеще…
Роль матери Юлии и Анны взяла на себя сама пионервожатая. Тут возражений тоже не было, так как никто особо не рвался играть старую тётку мечтающую выдать хоть какую-нибудь из своих дочерей за богатого и знатного, но весьма подозрительного типа с синей бородой.
Роль старшей сестры, Анны, досталась Вике Зайцевой из седьмого «А». На роли братьев кандидатов уже не хватало – из мальчишек в группе оставался только Димка Захаров, а согласно сказке братьев было двое. Робкая попытка пионервожатой предложить кому-нибудь из девочек загримироваться вторым братом поддержана не была.
– Будет уже несерьёзно, – сказала «Хрюшка», – Мы же не водевиль ставим.
– А пусть тогда будет один брат, – предложила Таня Савина, – А сценарий мы чуть-чуть подправим…
– А он один справится с Синей Бородой? – усомнилась Ира, – Должно же быть достоверно, а ведь Синяя Борода – грозный и сильный противник.
– Должен будет постараться, – ответила Таня, – Мы отредактируем последнюю сцену; во время боя Синяя Борода может споткнуться и упасть, и тогда Димка нанесёт смертельный удар.
– Хорошо, – согласилась Ира, – Но только упасть он должен на спину, чтобы не получилось, что брат убивает его сзади… А то как-то подло получится.
– А может, пока они будут сражаться, – подала голос Мила Гречина, – Юлия подползёт поближе (она же на полу будет лежать) и подставит Синей Бороде подножку?
– Очень хорошая идея! – подхватила Ира, – Получится, что они его как бы вместе победят.
– Ну да, – улыбнулся Витька Борисов, – А потом её сестра Анна мне ещё ведро на голову наденет – чтобы уж все поучаствовали.
– Нет, это уже будет лишнее, – махнула рукой пионервожатая, – Итак, осталась роль Юлии, а остальные девочки будут дамами на балу в первой сцене и в сцене охоты, служанками – во второй и четвёртой, а потом подружками в гостях у Юлии, когда Синяя Борода уезжает по делам…
Все выжидающе посмотрели на Иру.
– А на роль Юлии я предлагаю Милу Гречину, – сказала она.
Тане Савиной показалось, что она ослышалась. Как это – Гречину?! Трудно сказать, почему, но Таня не сомневалась, что роль Юлии достанется ей. Ведь это же она придумала почти все реплики для сценария и ту сцену с танцем, и нарисовала роскошное платье со шлейфом и со стоячим ажурным воротником… И, к тому же, у неё – красивые длинные волосы, а у Гречиной что? Даже и ухватить особенно не за что! А ведь в сказке Синяя Борода схватил жену за волосы, когда собирался отрубить ей голову!
– А почему Гречина? – растерянно спросила Таня.
– Да, правда! – воскликнула «Хрюшка», – Почему не Савина или не Митрохина? Мне, конечно, до лампочки, но просто интересно.
– Понимаете, ребята, – сказала Ира, – Просто одна из главных сцен сказки – это когда Юлия входит в комнату с убитыми жёнами…
– Ну, и? – спросила Женька Митрохина.
– Мне кажется, что у Милы лучше получится изобразить тот испуг и изумление… – не очень уверенно ответила Ира, – Мы, конечно, ещё будем репетировать… Это, возможно, ещё не окончательное решение… Вот Таня Савина, например, тоже вполне могла бы справиться с ролью.
«Да, могла бы!» – подумала Таня с трудом сдерживая слёзы, – «Потому что это – моя роль!»
Однако вслух она ничего не сказала и постаралась принять как можно более равнодушный вид.
– А почему не я? – спросила Женька Митрохина, – Я тоже хочу быть Юлией.
– Ха-ха, – не удержался Витька, – Ты такую роль в жизни не выучишь. Выйдешь, как в тот раз, со шпаргалкой на сцену…
Все, вспомнив ту историю, громко засмеялись, а Женька обиженно поджала губы.
– Ладно, – сказала пионервожатая, – Не будем ссориться и обижаться. Это же театр – роли бывают разные. Даже самую маленькую роль можно так сыграть, что зрители только её и запомнят.
Женька задумалась и согласилась.
– Значит, так, – Ира склонилась над листком бумаги и начала быстро записывать, – Мила Гречина будет Юлия, а её дублёршей (на всякий случай, если вдруг что-то случится) назначим Таню Савину. Все согласны?
Возражений не было. Таня только молча кивнула. Она всё ещё не могла поверить, что роль Юлии досталась не ей…
Проглотить обиду для Тани оказалось совсем не просто. Настроение было безнадёжно испорчено – она же так мечтала об этой роли! По дороге из школы Таня присела на скамейку во дворе – домой идти не хотелось. Мама и папа наверняка спросят, получила ли она роль Юлии, а что им ответишь? Ага, получила – роль дублёрши, блин!
Таня вздохнула. Внезапно в её голове снова прозвучали слова Иры: «…если вдруг что-то случится». А что может случиться? Милка заболеет? Так ведь она – здоровая корова: Таня даже припомнить не смогла, когда Мила в последний раз болела. «Она скорее под трамвай попадёт, чем простудится», – подумала Таня. И тут она почему-то вспомнила свою подружку Тоньку из пионерлагеря, её худую вытянутую физиономию и каштановые волосы. Они тогда летом вроде как дружили… Но почему Тонька? И почему именно сейчас? Таня задумалась – почти четыре месяца про эту Тоньку она даже не вспоминала, а тут вдруг…
Таня наморщила лоб пытаясь сосредоточиться. Тонька… Тонька… На речку бегали купаться за территорию лагеря… У Тоньки родинка на левой ноге над коленкой… Нет, всё не то!
Внезапно Таню озарило: ночь, темнота, они обе лежат на Тонькиной кровати накрывшись с головой одеялом. Все остальные девчонки в палате уже спят… Тонька шёпотом рассказывает страшную историю… Что-то про пещеру и Зелёные глаза, что-то Чёрные занавески… Про мужиков каких-то под столом… Вот оно! Тонька рассказала ей тогда про один способ… В ушах Тани снова зазвучал Тонькин шёпот: «…тогда она взяла лист бумаги и написала на нём имя его жены. Потом она пошла на кладбище, нашла свежую могилу и закопала там бумажку с именем. Прошло несколько дней, и её соперница внезапно умерла во сне: заснула вечером, а утром не проснулась… И тогда они поженились…»
Всю историю Таня так и не смогла припомнить, но вот этот способ с бумажкой и кладбищем… «Ну, Милка, держись!» – подумала Таня, -«Кто ты вообще такая, чтобы мне дорогу переходить? Актриса хренова с коровьими глазами!»
Таня открыла портфель, достала тетрадку в клеточку и аккуратно вырвала один лист. Положив порфель на колени, она тут же сидя на скамейке что-то аккуратно написала своим красивым каллиграфическим почерком. Потом Таня сложила бумажку вчетверо и положила в карман пальто. Идти до кладбища было не очень далеко, минут двадцать. Ладно, скажет родителям, что задержалась на занятиях в драмкружке…
Таня встала со скамейки и торопливо зашагала со двора обратно на улицу…
Витька Борисов и Петька Лужин шли по улице вдоль кладбищенского забора.
–… Это всё фигня! Так не бывает! – сказал Витька.
– Не, зря ты так, – отозвался Петька, – На свете много чего бывает.
– Да ладно тебе… – махнул рукой Витька, – О! Смотри! Знаешь кто это?
– Кто? Где? – Петька озабоченно покрутил головой.
– Да вон там! – Витька показал рукой, – Это Танька Савина из нашего класса, она ещё со мной в драмкружок ходит.
– А, понятно… – кивнул Петька, – А что она здесь делает?
– Не знаю… – пожал плечами Витька, – Она, вроде, в доме, где рыбный магазин живёт…
Мальчишки переглянулись и молча пошли следом за Таней.
– Интересно, а зачем она на кладбище идёт? – удивился Витька, увидев, как Таня вошла через кладбищенские ворота.
– Сейчас узнаем, – ответил Петька, – Пойдём за ней.
Ребята перебежали через проезжую часть и следом за Таней вошли на кладбище. Девочка их не заметила.
– Может она ведьма, и ей нужно пить кровь недавно похороненых младенцев? – в шутку предположил Витька.
– Не, – мотнул головой Петька, – Может, у неё похоронен тут кто из родственников?
– Тогда почему вечером? – удивился Витька, – Уже темнеет вон…
Стараясь держаться на приличном расстоянии, мальчишки незаметно следовали за Таней. Девочка сначала шла по центральной аллее, а потом свернула направо. Там она начала довольно бесцельно блуждать среди могил, пока наконец не обнаружила свеженасыпанный могильный холмик со множеством цветов и венков. Там даже памятник с именем и датами ещё поставить не успели. Таня опасливо огляделась по сторонам (Витька и Петька тут же быстро спрятались за близлежащими могилами), а потом подошла к могиле и что-то быстро затолкнула в рыхлую землю холмика. Разровняв землю ладошкой, она поспешно направилась к выходу с кладбища…
– И что это было? – озадаченно спросил Витька.
Петька пожал плечами:
– Сейчас посмотрим и всё узнаем.
Убедившись, что Таня ушла, он подошёл к могиле и стал осторожно раскапывать свежий холмик. Витька подошёл поближе…
– Что за фигня? – Петька извлёк из земли на свет перепачканный сложенный вчетверо листок бумаги.
Заглянувший ему через плечо Витька едва слышно прочитал:
– «Мила Гречина»…
– Чего это? – повернулся к нему Петька.
– Эта Мила в наш драмкружок ходит, – пояснил Витька, – Ей как раз сегодня досталась роль последней жены Синей Бороды… А Таньку наша Ирка, пионервожатая, на фиг задвинула; говорит, будешь в лучшем случае дублёршей.
– А-а-а, это ты там Синяя Борода что ли? – улыбнулся Пенька.
– Ага.
– Ни фига не въехал… – вздохнул Петька, – А зачем тогда она эту записку с именем в могилу запихнула?
– Понимаешь… – сказал Витька, – Говорят, что если написать на бумажке чьё-то имя и засунуть его в свежую могилу, то этот человек умрёт.
– Правда, что ли? – Петька недоверчиво посмотрел на Димку.
– Не знаю… – пожал плечами Витька, – В пионерлагере кто-то такое рассказывал…
– То есть эта ваша Савина хочет убрать конкурентку на роль жены Синей Бороды? – спросил Петька, – Это уже интересно… Из-за тебя девки уже зарыть друг друга готовы! Вот это популярность…
– Да нет, не из-за меня – она просто роль получить хочет… Что же это? Получается, что Савина из-за роли Милку убить готова?.. – пробормотал изумлённый Витька.
– Ну, ты же сам рассказал про бумажку с именем в могиле, – сказал Петька, – Женщины – они, вообще, такие…
– И что мы будем делать? – растерянно спросил Витька.
– Пожалуй, у меня есть одна идея… – загадочно сказал Петька, – С этой вашей Таней Савиной можно поиграть в одну интересную игру…
– В какую?
– Увидишь…
Выйдя с кладбища Таня подождала, пока проедет трамвай. Брезгливо взглянув на свою перепачканную руку, она вдруг испугалась того, что натворила. Грязь не оттиралась, а лишь размазывалась по ладони… «Что же я наделала?!» – Таня резко повернулась и пошла обратно на кладбище. Она не сразу отыскала нужную могилу. Уже начали сгущаться сумерки, и находиться одной на кладбище становилось всё страшнее и страшнее…
Таня торопливо рылась в сырой могильной земле. Кажется, это было здесь… Или здесь… Минут через пять, испачкав рукава пальто и перерыв довольно обширный кусок могильного холмика, Таня внезапно с ужасом осознала, что листка бумаги с именем Милы в могиле больше нет… Может, каким-то образом он провалился ещё глубже, до самого гроба? Что всё это значит? Поспешно разровняв ладонями следы своих раскопок, Таня, перепачканная землёй и перепуганная до полусмерти, бросилась прочь с кладбища…
На следующий день Мила Гречина появилась в школе как ни в чём ни бывало. «Глупые суеверия!» – облегчённо вздохнула Таня.
Однако в четверг Мила в школу не пришла, а в пятницу классный руководитель взволнованно сообщила, что в среду вечером Мила Гречина бесследно пропала. Домой она не пришла, и никто её после школы не видел. Взволнованная пионервожатая сказала Тане срочно учить роль Юлии, чтобы не срывать спектакль.
Мечта сбылась – Таня теперь была Юлия, и премьера уже совсем скоро…
Следователь был в тёмном длинном плаще, спокойный и красивый. Он появился в школе где-то после второго урока, поговорил с директрисой, а потом пришёл в седьмой «Б».
Оказалось, что тело Милы Гречиной нашли в сквере неподалёку от школы. Ей перерезали горло и закопали в куче листьев. Следователя интересовало, кто видел Милу в среду после уроков (как оказалось – никто). Когда следователь ушёл, Таня Савина потеряла сознание – она упала на пол из-за парты. Все решили, что она просто была слишком шокирована смертью Милы…
Да, она, действительно, была шокирована. Таня сама была не уверена, что сможет прийти в школу на следующий день. Но она пришла. После перемены, вернувшись за свою парту, Таня обаружила на своём стуле сложенную вчетверо записку:
«Я знаю, что ты делала на кладбище.
Мила»
Таня испуганно огляделась – но нет, одноклассники вокруг вели себя как обычно. Никто не обращал на неё внимания. Спрятав записку в рукав платья, Таня села на своё место. Сердце забилось быстрее, стало трудно дышать…
«Нет! Нет!», – думала она, – «Этого просто не может быть! Это чей-то розыгрыш… Это наверняка не милкин почерк… Никто же не видел меня на кладбище… Никто? Куда же тогда делась моя записка?»