Андрей Собакин
Пионерский некрополь
Макс негромко посапывал в кресле. В неярком мерцании телевизора на пороге комнаты стоял Олег. В руках он держал куртку Макса. Некоторое время Олег молча смотрел на спящего Макса, а потом вышел в коридор, где царил полумрак, и повесил куртку на вешалку. Обернувшись, он вздохнул, шагнул в сторону входной двери и растворился в темноте…
Пионерский некрополь: Последний пионер
– Он уже спит, – сказал Игорь Леонидович и с сожалением посмотрел на красивую молодую женщину сидевшую на стуле у постели мальчика.
На часах уже было двадцать минут после полуночи. Больница спала. В длинном, недавно окрашенном коридоре горело дежурное освещение. Женщина подняла заплаканные глаза на врача и шёпотом спросила:
– Можно мне остаться здесь?
Игорь Леонидович неопределённо мотнул головой.
– В принципе, можно, – негромко отозвался он, – Но вы же не будете всю ночь возле него на стуле сидеть?
– Буду, – решительно ответила женщина.
Игорь Леонидович вздохнул:
– Я вас прекрасно понимаю, но пока ваш сын спит, вы тоже можете чуть-чуть отдохнуть. У нас здесь совсем рядом в комнате есть диван, где вы сможете прилечь, поспать, если хотите. Я вам там и чай могу сделать… Вас Алёна зовут?
– Елена Николаевна, – отстранённо ответила женщина, – Это для мужа я – Алёна…
– Очень хорошо, Елена Николаевна, – согласился врач, – Вот путь ваш Антон пока здесь спит, а мы пойдём в ту комнату, и я вам приготовлю чай. Не беспокойтесь – мы его полностью мониторируем: и сердце, и дыхание, и давление… Там у нас как раз всё оборудование. Нам его совсем недавно установили – всё немецкое… Сами увидите.
Елена Николаевна устало взглянула на дежурного врача и молча кивнула. Они вышли в полуосвещённый коридор и зашли в третью или четвёртую дверь по правой стороне. Тут горел свет, мигали лампочки на обширной приборной панели, и монотонно попискивало оборудование – на зеленоватых дисплеях выписывалась кардиограмма, периодически показывались только что замерянные значения кровяного давления, уровень насыщения крови кислородом…
– Вот видите, – сказал Игорь Леонидович, – Здесь у нас полный контроль. Если что, не дай бог, случится, мы тут же всё узнаем и сможем принять меры.
Елена Николаевна присела на довольно потрёпанный диван и обвела грустными глазами аппаратуру.
– Как же так? – тихо пробормотала она обхватывая голову руками, – Ведь его лечили в Швейцарии… Полный курс… Сказали, что теперь всё будет хорошо… И вот снова…
Игорь Леонидович сел на стул возле стоявшего у стены письменного стола и начал рассеянно разбирать разложенные на нём бумаги. Историю девятилетнего сына Елены Николаевны он прекрасно знал, но помочь этой красавице из российской глубинки в её горе было не в его силах. Ещё хорошо, что папаша не мечется по больнице с пистолетом в руке, как это недавно было в похожей ситуации… А вообще, девчонка на редкость смазливая – не удивительно, что какой-то олигарх из Москвы на неё клюнул. Только вот с ребёнком – проблемы… Может, и правда, что-то вроде кары господней? Так сказать, карма проявилась? Чёрт его знает, как тот олигарх свои миллионы там зарабатывал…
– Вы обещали чай, – Елена Николаевна повернула к доктору своё очаровательное личико.
Игорь Леонидович кивнул и, вскочив со стула, наполнил электрический чайник водой.
– Если хотите чего покрепче, – сказал он, – то есть и спирт… Я вам могу его с «Фантой» смешать… Мы так часто делаем… Хорошая пропорция получается…
Елена Николаевна молча кивнула.
Пока врач хлопал дверцами шкафа и споласкивал пыльные стаканы, она достала платок и промокнула заплаканные глаза.
– Ну вот почему?! – воскликнула она, – Скажите мне – почему? Ему же только девять лет! Почему?! За что?!
«Ага, за что?» – подумал Игорь Ленидович, – «Иногда лучше и не спрашивать…»
– Вы знаете, – сказал он, – С раком вообще всё очень сложно. Вот, бывает, кто-то умирает от рака, а делаем вскрытие – как? что? почему? Никакой серьёзной патологии не находим – ему бы жить да жить, а он вот на-те – умер. А иногда, вскрываем, а там такое… И все в ступоре – то есть, и вот с этим он ещё вчера был жив?..
Елена Николаевна удивлённо посмотрела на дежурного врача. Тот, поняв, что сболтнул лишнего, смущённо плеснул в стакан 96-процентный спирт из бутылки и долил до краёв «Фантой» из банки.
– Вот, – сказал он, – Не беспокойтесь – это нормальная пропорция. Чуть сильнее, чем водка, но нормально…
Женщина взяла из его рук стакан и молча, не изменившись в лице, опустошила его. «Упс!» – подумал Игорь Леонидович, – «Наверное, спирта можно было добавить и побольше…»
– Вы в Москве живёте? – спросил он.
– Сейчас да, – ответила Алёна, – Но вообще, я – местная … Я даже, кажется, вас помню… Вы не с Зиновьевым в одном классе учились?
– Да… Но вас я что-то не припоминаю… – смущённо отозвался доктор.
– Так вы, наверное, на мелюзгу вроде меня тогда и внимания не обращали, – Елена Николаевна неожиданно улыбнулась, – У вас же там Иванова была… Катя, кажется?
– Иванова – это да… Все ребята, помню, облизывались…– Игорь Леонидович тоже слегка улыбнулся, – Давайте я вам ещё налью? Да и себе чуть-чуть для компании… А потом, можете устраиваться вот на этом диванчике. Вон там и одеяло есть… А с вашим Антоном всё будет в порядке. Смотрите, вот здесь мы мониторируем его сердечную деятельность, пульс, давление… Он сейчас спит, и это хорошо; сон – это всегда полезно…
Девятилетний Антон, и правда, спал. Снилось ему что-то очень странное – сон как бы непристанно повторялся, словно, не мог преодолеть какой-то невидимый барьер. Когда уже все события (которые, кстати, Антон так и не смог потом вспомнить) повторились раз шестнадцать, мальчик проснулся. Он лежал в тёмной палате. За окном светила полная луна, и поэтому он мог видеть очертания предметов в комнате довольно отчётливо. Из-под двери, из коридора, пробивалась светлая полоса. Спать почему-то сразу расхотелось. Антон огляделся по сторонам, и внезапно что-то привлекло его внимание, что-то в углу недалеко от окна. Он даже чуть приподнялся в постели, чтобы получше разглядеть, что там было. И в то же мгновение из темного угла на освещённое лунным светом пространство перед окном вышла маленькая девочка. Она была одета в несколько необычное, очень короткое пальто тёмно-синего или может быть чёрного цвета. На ногах у неё были тёмные обтягивающие рейтузы и высокие тёмно-коричневые ботинки, почти полусапожки…
Лицо у девочки было чуть вытянутое, бледное и с большими выразительными глазами. Волосы были короткие, тёмные, чуть взлохмаченные....
– Ты кто? – спросил Антон приподнимаясь в постели.
Вообще-то, он был пугливым ребёнком, но сейчас страха почему-то совсем не было. Было только интересно, как и почему она попала в его палату.
Девочка сделала несколько осторожных шажков навстречу и остановилась уже совсем рядом с кроватью.
– Я – Ирма, – сказала она.
– А что ты здесь делаешь? – Антон сел в постели.
– А почему у тебя совсем нет волос? – не ответив, тут же спросила девочка.
– Это после химеотерапии, – объяснил Антон, – У меня рак, и его так лечат… В общем, волосы выпадают.
– Понятно, – кивнула девочка, – А как тебя зовут?
– Антон.
– А я – Ирма.
– А почему у тебя имя такое странное? – спросил Антон.
– Не странное, – ответила девочка, – У меня папа из Латвии. Поэтому и имя такое. Так мою бабушку звали.
– А что ты здесь делаешь?
Девочка не ответила, а подошла ещё ближе и, пристально глядя в глаза, спросила:
– Ты не знаешь, наши фашистов уже победили?
– Каких фашистов? – недоумённо переспросил Антон, – Ты это о чём?
– Ну, тех, которые напали на нас, – сказала Ирма и смущённо добавила, – Я всегда путаюсь со временем… Я почему-то всегда попадаю в какие-то странные места – то до, то после…
Антон удивлённо посмотрел на неё.
– До… После… Ты про войну, что ли? – спросил он.
– Ну, да! – отозвалась Ирма, – Про что же ещё?
– Так войны нет… – сказал Антон, – Когда-то давно была, но… Это было очень давно.
– Значит, сейчас войны нет? – спросила Ирма.
– Нет, – решительно ответил Антон, – А если бы и была, то меня, наверное, здесь бы не было.
– Почему?
– Ну, я же ещё ребёнок… Дети не воюют,– сказал Антон, – А у нас дом есть в Швейцарии, в горах – если бы была война, то мы бы туда уехали. То есть – я, мама и папа.
– В Швейцарию? – недоверчиво переспросила Ирма, – Там же капиталисты!
– Ну и что? – Антон сел поудобнее в постели, а девочка машинально присела на край кровати.
– То есть, как это «ну и что» ? – почти возмутилась Ирма, – А кто же тогда будет Родину защищать?
– Кто? – недоумённо пожал плечами Антон, – Ну, солдаты наверное… А мы бы точно в Швейцарию уехали – зачем нам какая-то война?
– Нет, погоди, – Ирма наклонилась вперёд и пристально посмотрела в глаза Антону, – Ты это серьёзно?
– Серьёзно, – ответил Антон, – Зачем нам война? На войне убить могут. А у папы есть дом в Альпах, и озеро там красивое есть неподалёку. Лучше уж там, чем на войне…
От возмущения Ирма даже вскочила с кровати:
– Как ты можешь такое говорить?! Ты, вообще, пионер?
Антон не совсем понял её гнев и примирительно сказал:
– Причём здесь «пионер»? Их уже давно нет…
– То есть, если враги нападут на нашу страну, – громко и чётко говорила Ирма, видимо, не расслышав ответа Антона, – Ты просто сбежишь в Швейцарию?
Антон только кивнул:
– Ну да, а что ещё можно будет сделать?
– А сражаться? – воскликнула Ирма, – А убивать врагов? А не сдаваться? Подожди… Ты сказал, что пионеров давно уже нет?
– Сказал, – кивнул Антон, – Я знаю, кто это такие были, я даже фильм про Тимура когда-то смотрел… Но их уже давно нет. Уже и СССР нет…
– Как это «нет»? – Ирма словно задохнулась от неожиданности и снова присела на край кровати.
– Ну, просто нет. Уже ничего такого нет, – ответил Антон, – Сейчас же девяносто пятый год – какие пионеры?
Ирма чуть-чуть наклонилась к Антону.
– Значит, сейчас тысяча девятьсот девяносто пятый год? – недоверчиво спросила она, – И волос у тебя нет, потому что ты в больнице, и у тебя рак?
– Да, – сказал Антон, – И, кстати, рак – это очень серьёзно, от него умирают.
– Я знаю, что очень серьёзно, – сказала Ирма, – У меня есть сводная сестра Тоня… У нас одна мама, но папы разные… Понимаешь? Так вот, её папу басмачи застрелили в двадцать втором году, в Самарканде. Вот это было серьёзно. А потом моя мама встретила моего папу, и они поженились…
– Так ведь рак – это тоже серьёзно, – ответил Антон, – Мне мама даже позавчера священника приводила…
– Чего? – недоверчиво сказала Ирма, – Попа, что ли?
– Ну, да, – кивнул Антон.
– Мракобесие! – воскликнула Ирма, – Ты так, и правда, помрёшь… Теперь мне всё понятно. Ладно, приду на могилку. Тебе каких цветов принести?
– Ты чего? – недовольно пробормотал Антон.
– Да ничего, – махнула рукой Ирма, – Ясно с тобой всё: если война – то в Швейцарию, если заболел – то на кладбище…
– А что ещё можно делать?
– Как «что»? – Ирма снова вскочила с кровати, – Бороться надо! Не сдаваться! Что там за рак у тебя такой?
– Ну… Там в крови есть такие белые тельца, которые… – неуверенно начал объяснять Антон, – То есть они размножаются, и их становится очень много, и… И крови получаеся мало кислорода, и тогда мне дышать трудно… Становится…
Мальчик замолчал, так как механизм болезни ему самому был не очень понятен.
– Это же твой организм! – воскликнула Ирма, – А значит, он должен тебя слушаться. Ты дай своему организму чёткий приказ. Вот скажи самому себе: «мой организм – это уникальная самовосстанавливающаяся система»! И всё – пусть он теперь сам выкручивается и борется с болезнью. Главное – никогда не сдаваться!
Антон пожал плечами и несколько раз негромко повторил: «мой организм – это уникальная самовосстанавливающаяся система». Никаких изменений он не почувствовал, но страх смерти, страх неизвестности, как ни странно, слегка отступил. Мальчик вдруг подумал, что, возможно, умирать – это не совсем обязательно…
– Главное, – сказала Ирма, – Главное – это самому поверить в выздоровление. Главное – не сдаваться. Если враги видят, что ты не сдаёшься, то они сами отступают. И вот поэтому мы всегда побеждаем и будем побеждать!
Антон с удивлением рассматривал девочку, толкавшую столь воодушевлённую речь.
– А как ты сюда попала? – спросил он,– Сюда – в больницу…
Ирма немного смутилась.
– Я не знаю… – сказала она, – Я в разные странные места попадаю…
– Ты появилась оттуда, – Антон показал в угол комнаты, – А дверь ведь – вон там…
– Тебе сколько лет? – вдруг спросила Ирма.
– Девять.
– Мне тоже! – девочка даже обрадовалась, – Меня совсем недавно в пионеры приняли. А ты?…
Антон молча отрицательно мотнул головой.
– Хочешь пойти со мной? – сделавшись необычайно серьёзной спросила Ирма.
– К-к-куда? – Антону вдруг сделалось по-настоящему страшно, ведь как раз о «пойти с кем-то куда-то» – это было примерно то, о чём позавчера непонятными фразами говорил священник, которого привела мама.
– Дай мне руку, – решительно сказала Ирма.
Антон сначала даже отшатнулся он неё, но потом понемногу успокоился – ведь перед ним на краешке кровати сидела обыкновенная девчонка, его ровесница. Из-под её растёгнутого пальто выбивался ярко-алый пионерский галстук. Антону даже почему-то показалось, что он знает Ирму очень-очень давно… Он нерешительно протянул ей руку…
Антон не понял, что произошло. Внезапно резко похолодало, и в лицо ему ударил порыв холодного ветра. Вокруг было по-прежнему темно, но это была уже не больничная палата. С немалым удивлением Антон обнаружил, что он стоит на крыше какого-то большого дома. Над ним было тёмное ночное небо, без звёзд, без луны… Антон неуверенно огляделся. Он стоял возле широкой кирпичной дымовой трубы. Рядом с собой он увидел Ирму и ещё несколько девочек и мальчиков примерно его возраста или чуть постарше. Все они были довольно тепло одеты. Прежде чем Антон успел поинтересоваться у Ирмы, где они, и как они тут очутились, из темноты появилась девушка постарше, лет двадцати, и строго спросила:
– Ирма! Ты что тут делаешь?
Ирма испуганно вжала голову в плечи и едва слышно ответила:
– Так ведь, Тоня… Я же помочь тебе хотела… Тоже на крыше дежурить…
– Ты почему не с бабушкой, и не в бомбоубежище? – строго спросила девушка.
Теперь Антон мог получше её рассмотреть: довольно симпатичная, с короткой стрижкой, со вздёрнутым носиком и пухлыми губами.
– У бабушки нога болит, – ответила Ирма, – И она не хочет в бомбоубежище спускаться…
– И чего? – Тоня решительно нахмурилась, – Кто тебе разрешил на крышу подниматься?
Антон внезапно ощутил, что Тоня совсем его не замечает. Даже когда её взгляд, казалось, останавливался на нём, в следующее же мгновенье Тоня смотрела как бы сквозь него.
– Тебе надо было оставаться с бабушкой! – строго сказала Тоня.
– А вот Лужецкий, он, вообще – двоечник! – с вызовом отозвалась Ирма, – Что он здесь делает?
– Ты это о чём? – грозно спросил один из мальчишек и решительно шагнул навстречу Ирме, – Ты, вообще, малявка, кто такая?
– Ребята помогают нам нам на крыше дежурить, – ответила Тоня, – И вовремя немецкие зажигалки засекать, чтобы пожар не начался.
Лужецкий повернулся к Ирме и снисходительно пояснил:
– Немецкие зажигательные бомбы пробивают крышу и…
– Так я тоже хочу помочь! – воскликнула Ирма.
– Ты должна была бабушке помогать… – начала было Тоня, но тут раздался оглушительный вой сирены, и все дети на крыше инстинктивно вздрогнули и начали озираться по сторонам.
Где-то справа в небо взметнулись три ярких луча от прожекторов, и они размеренно начали раскачиваться из стороны в сторону освещая тёмные тучи.
Через несколько секунд раздался глухой грохот, словно гром, но не долгий, раскатистый, а как бы сжатый, и тут же все увидели, как в отдалении в небо взметнулось жёлто-оранжевой зарево, высветив силуэты домов на фоне тёмного ночного неба.
– Бомбят… – с ужасом пробормотала Ирма.
– А ты как думала? – отозвался Лужецкий, однако и его голос прозвучал совсем не так уверенно и беспечно, как парнишке хотелось.
Громыхнуло ещё раз, и снова над домами взметнулось клубящееся жёлтое зарево.
Антон заметил, как дети испуганно сжались, кто-то схватился за металлические поручни у кромки крыши, и только Тоня и ещё одна девушка постарше пристально вглядывались в темноту.
– Депо бомбят, гады… – словно про себя негромко сказала Тоня.
В этот момент один из метавшихся по небу лучей прожекторов внезапно выхватил из темноты чёрный силуэт большого самолёта.
– Вот он! – крикнул кто-то из детей, и словно услышав этот крик, луч другого прожектора решительно рассёк ночное небо и тоже остановился на бомбардировщике.
Оказавшись в пересечении лучей, самолёт продолжил свой полёт над городом. Антон с ужасом видел, как от его чёрного силуэта в виде креста отделились две-три тёмные точки и, устремившись к земле, тотчас же пропали во мраке. Потом раздались частые выстрелы, и к ведомому лучами прожекторов самолёту снизу устремились яркие пунктирные линии трассирующих пуль. Они поднимались из нескольких мест одновременно, словно падающие звёзды наоборот. Затем где-то совсем рядом, слева, загрохотало орудие помощнее – Антон даже чуть присел от неожиданности. И сразу же справа среди домов опять взметнулись вверх пылающие и клубящиеся облака огня – там снова упали бомбы.
Как зачарованные, дети смотрели на пойманный лучами прожекторов самолёт и надеялись, чтобы хотя бы одна из стремительно взлетающих со всех сторон звёзд поразила врага. Но то ли снаряды не достигали цели, то ли бомбардировщик был для них неуязвим – самолёт продолжал полёт…
А затем произошло что-то непонятное: самолёт начал быстро набирать высоту, и поднимавшееся вслед за ним перекрестье прожекторов вдруг высветило только тёмную тучу, а сам бомбардировщик беследно исчез в темноте.
– Ну вот, упустили… – вздохнул Лужецкий.
Трассирующие пули всё ещё рассекали ночное небо, но уже не с той интенсивностью. Зенитное орудие, стрелявшее из темноты слева, замолчало. Бомбы также перестали падать, и справа лишь зарево далёкого пожара освещало силуэты домов на фоне ночного неба.
– Улетел? – неуверенно спросила какая-то девочка.
Никто не успел ей ответить – внезапно чернота неба разорвалась яркой красно-оранжевой вспышкой, на мгновенье выхватившей из темноты силуэт вражеского самолёта. Было отчётливо видно, как бомбардировщик, весь в огне, разваливался на части…
– Попали!!! – завопили дети, – Ура!!! Попали!! Достали гадину!
– Попали!!! – радостно закричала Ирма почти прямо на ухо Антону.
Тот обернулся к ней, но никого рядом не увидел. В тот же момент откуда-то снизу донёсся пронзительный детский крик:
– Ааааа!
Тоня и другие дети тут же бросились к краю крыши и внезапно замерли у хлипкого металлического ограждения. Там, где на крышу выходила пожарная лестница, в ограждении был проём метра полтора шириной. Дети и две девушки стояли оцепенев слева и справа от проёма, намертво вцепившись в ограждение. Все смотрели вниз. Антон приблизился к краю крыши – внизу была абсолютная темнота: ни освещённых окон, ни фонарей, ничего… В голове Антона откуда-то всплыло странное слово «светомаскировка», вызванное, наверное, сочетанием «бомбёжка» и «ночной город». Антону показалось, что прошло несколько минут в абсолютной тишине, но на самом деле уже через пару секунд над крышей раздался вопль Тони:
– И-и-ирма-а-а-а!!! – мгновенно побледневшая девушка, с выпученными от ужаса глазами, метнулась мимо Антона в сторону ближайшего чердачного окна.
Остальные дети и другая девушка бросились следом за ней. Антон успел заметить, как тряслись губы у пробежавшего мимо Лужецкого.
Антон остался на крыше совсем один. Он рассеянно посмотрел в небо, но там уже не было никаких следов от сбитого бомбардировщика. Потом Антон снова, осторожно придерживаясь за поручень, глянул вниз. Оттуда, снизу, из темноты уже доносились какие-то голоса и мелькали лучи карманных фонарей.
– Вот так это было, – раздался совсем рядом голос Ирмы.
Антон вздрогнул и оглянулся. Девочка, как ни в чём не бывало, стояла возле него на крыше. Только взгляд у неё был грустный и какой-то отстранённый.
– Да… – растерянно пробормотал Антон, – Бедная Тоня… И твоя бабушка…
– И мама, – вздохнув добавила Ирма, – А папа погиб на фронте… Ещё осенью… Нам медаль прислали… Он наших в атаку поднял, а его немецкий снайпер убил…
– Так значит, ты умерла? – спросил Антон.
– А ты только сейчас это понял? – Ирма поёжилась, приподняла воротник пальто и посмотрела в ночное тёмное небо.
– А всё-таки мы его сбили, – сказала она.
– Так ведь это… – Антон на мгновенье замялся, – Ты просто упала с крыши… А самолёт сбили зенитчики…
– Ну и что? – Ирма удивлённо глянула на него, – Это же моя страна, мои зенитчики, это мой советский народ. И поэтому всё, что делаю я – это делают они, и всё что делают они – это делаю я…
Антону совсем не хотелось обижать девочку, но слова сами слетели с его языка.
– Но ты же умерла, – сказал он, – И войну выиграли без тебя, а ты мне тут про «не сдаваться», «бороться»… Ты же даже сама себя спасти не смогла!
Ирма снисходительно улыбнулась.
– Мне кажется, Антон, что ты просто дурак, – ответила она, – Только тебе об этом ещё никто не говорил… Да, я умерла, но сейчас я спасаю тебя. Потому что я – пионерка, и даже если ты и дурак, я тебе всё равно буду помогать. Пока ты сам не поймёшь… Что к чему…
Антону вдруг стало неловко.
– Ты это… Прости, – смущённо пробормотал он.
– Да ладно! – махнула рукой Ирма, – Просто ты не пионер, и поэтому не понимаешь…
– Так ведь нету уже пионеров, – вздохнул Антон.
– Не важно! – сказала Ирма, – Пионером тебя никто не сделает, пока сам не захочешь им стать. Запомнил самое главное?
– Не сдаваться, – кивнул Антон.
– Вот и не сдавайся! – голос Ирмы прозвучал громко и отчётливо, хотя в тот самый момент девочки рядом с Антоном уже не было.
Антон удивлённо огляделся по сторонам, взглянул вверх на ночное небо, но не увидел ничего ничего кроме абсолютной темноты…
Елена Николаевна проснулась внезапно, словно её кто-то разбудил. За окном стояла чёрная ночь. Она лежала на коротком кожаном диванчике укрывшись старым, непонятно чем пахнущим одеялом. В комнате стоял полумрак. Светились лампочки на приборной панели, зеленоватым светом отсвечивали мониторы, горела настольная лампа высвечивая уснувшего прямо за столом, положив голову на бумаги, Игоря Леонидовича.
«Где я? Что происходит?» – первые мысли ещё не полностью проснувшейся Алёны были спутанны и сумбурны. Но она быстро всё вспомнила: больница, сын, заботливый доктор (кажется, он обнимал её, укладывая спать… Или показалось?). Елена Николаевна откинула одеяло и села на диване. Ощущение тревоги и страх были реальны, но она никак не могда понять, в чём дело. Надо пойти проведать Антона. Он, конечно, ещё спит, но на всякий случай… Взгляд женщины скользнул по приборам, и тут она внезапно оцепенела. Зеленоватый экран, который ещё вечером показывал кардиограмму её сына, теперь неприятно пищал и изображал только одну ровную непрерывную линию… Да и другие экраны, казалось, застыли или показывали параллельные прямые, совершенно без каких либо колебаний… К тому же вместо равномерно светящихся зелёных и жёлтых лампочек, на приборной панели тревожно мигали несколько красных ламп…
Елена Николаевна моментально подскочила с дивана и бросилась будить Игоря Леонидовича:
– Доктор! Скорее! Что-то случилось! С ним! Скорее!
Едва проснувшись, Игорь Леонидович довольно быстро разобрался в чём дело и, мельком глянув на приборы, выскочил в коридор. Елена Николаевна помчалась за ним.
– Без паники… Без паники… – бормотал Игорь Леонидович, успокаивая то ли себя, то ли маму Антона.
Распахнув дверь в палату, они устремились к постели Антона, но в лунном свете было прекрасно видно, что постель мальчика была пуста. Отсоединённые контакты электрокардиографа с розовыми резиновыми присосочками сиротливо лежали на простыне и, частично, на полу…
– Его здесь нет… – растерянно пробормотала Елена Николаевна.
– Да… Поэтому приборы… – невнятно сказал доктор и, поспешно вернувшись к двери, зажёг в палате верхний свет.
– Антон! – воскликнула Алёна и бросилась к сыну, который сидел на полу возле кровати.
Взгляд мальчика был блуждающим, на щеках горел нездоровый румянец.
– Он весь горит! – женщина прижала сына к себе и повернулась к доктору.
Игорь Леонидович приложил ладонь ко лбу мальчика.
– Температура?.. Странно… С чего бы это?… – доктор помог маме положить Антона снова на кровать.
Мальчик, казалось, узнал маму – он улыбнулся, доверился ей, но при этом всё время непрестанно повторял какую-то непонятную фразу.
Уложив Антона в постель, Елена Николаевна присела рядом на кровати. Она вглядывалась в лицо сына и не всё время держала его за руку. Игорь Леонидович, замерив температуру швейцарским электронным термометром, только присвистнул («Сорок и восемь… Ух ты!») и тут же торопливо отправился готовить капельницу.
– Антоша… Что ты такое говоришь? – в очередной раз спросила Елена Николаевна.
Мальчик на мгновенье поднял на неё глаза и на этот раз вполне отчётливо сказал:
– Мой организм – это уникальная самовосстанавливающаяся система…
– Что? – недоумевающе пробормотала уставшая заплаканная женщина, – Что ты такое говоришь?
– Мой организм – это уникальная самовосстанавливающаяся система, – повторил Антон.
– Да-да… Конечно… – и Елена Николаевна снова расплакалась…
Прошло две недели. Большая чёрная машина с затемнёными стёклами неслась по широкому проспекту. Вадим, тридцать два года, бывший десантник, а теперь шофёр и по совместительству телохранитель одного из руководителей крупной финансовой компании, уверенно обгонял забрызганные весенней грязью грузовики и троллейбусы. Рядом с ним сидел его начальник, Аркадий Михайлович – спокойный, уверенный и, как обычно, в безупречном костюме… На заднем сидении располагались его жена и сын. Это были Елена Николаевна и Антон.
– …Шарлатаны чёртовы! – недовольно говорил Аркадий, – Не умеют правильно диагноз ставить! Ведь он же уже прошёл полный курс химеотерапии в Швейцарии… Нет – им захотелось, видите ли, подзаработать!
– Аркаша, – осторожно отозвалась Алёна, – Но ведь были же симптомы, да и анализы тоже показали, что…
– И что? – раздражённо прервал её муж, – А потом у ребёнка почему-то сразу температура за сорок, и рак вдруг внезано излечился! Ты хоть сама в это веришь? Нет, это они явно хотели снять с нас побольше денег… Ну ничего, сейчас летим в Швейцарию, Антона отдадим в частную школу… И в частную клинику под наблюдение… Вы там пока поживёте… А то у меня тут возникли небольшие проблемы, и я их пока буду разруливать…
– Папа! – позвал его с заднего сидения Антон.
Волосы его ещё совсем не успели отрасти, и поэтому на голове мальчка была вязанная шапочка.
– Что? – Аркадий обернулся к сыну.
– А ты был пионером? – совершенно серьёзно поинтересовался Антон.
Отец на мгновенье замер, а потом, коротко взглянув на сидевшую позади него супругу, неуверенно ответил:
– Да, был… Тогда все были… Время такое было.
– А у тебя остался пионерский галстук? – спросил Антон.
– Нет, – сказал Аркадий, – А почему ты об этом спрашиваешь?
– Просто я хочу быть пионером, – ответил Антон.
– Что?! – Аркадий снова обернулся назад и с удивлением посмотрел на сына, – Это с чего бы это вдруг?
– Там девочка в больнице была одна… – сказал Антон, – Она была пионеркой. Я тоже хочу, как она… Как она – бороться и не сдаваться.
– Что ещё за девочка? – Аркадий видимо, не расслышал последнюю фразу сына и повернулся к жене, – Разве у него не была отдельная палата? Мы же заплатили!
Алёна встрепенулась:
– Да-да! Конечно, была. Я сама не понимаю, о чём он говорит… Антон, какая девочка?
– Не важно, – Антон отвернулся и стал смотреть в окно, – Просто, я хочу пионерский галстук.
– Где ж мы тебе его найдём? – ответил Аркадий, – Нет больше пионеров, всё закончилось. Свобода у нас теперь, демократия вот… Да и давно всё это было…
Аркадий отвернулся и стал смотреть вперёд через лобовое стекло машины.
– Да, правда, сына… – отозвалась Алёна, – Пионерских галстуков больше нет… Тогда было другое время…
Антон недовольно поджал губы, повернулся налево и стал смотреть в окно.
– Аркадий Михайлович, – на очередном светофоре шофёр неожиданно обратился к своему начальнику, – Извините, но мне кажется, с пионерским галстуком есть один вариант…
Аркадий не изменившись в лице чуть-чуть наклонился к Вадиму, и тот что-то ему негромко сказал.
– Правда, что ли?! – воскликнул Аркадий и громко рассмеялся, – А я думал, что это анекдот такой!
– Нет, я серьёзно, – ответил Вадим, – Мне приятель один рассказывал… Это совсем не анекдот.
– Ладно, – отозвался Аркадий, – Если увидим, то давай попробуем… До самолёта ещё много времени.
И, разбрызгивая весеннюю слякоть, машина продолжила движение по заполненным улицам. Через некоторое время, свернув на трассу ведущую к аэропорту, Вадим неожиданно притормозил и, подъехал к тротуару, остановился. Алёна и Аркадий вопросительно посмотрели на водителя (Антон смотрел в окно и никак не прореагировал на остановку).
– Это может быть здесь… – загадочно сказал Вадим, выключил мотор и вышел из машины.
Рядом стоял небольшой, выкрашенный розовой краской, павильон с ярко освещёнными вывесками: «СЕКС ИНТИМ 18+». Вадим уверенно потянул на себя розовую дверь и скрылся в недрах павильона.
– Аркадий, что всё это значит? – с ледяными нотками в голосе спросила Алёна слегка наклонившись вперёд к мужу, видимо, чтобы тот получше её расслышал.
– Да нормально всё, успокойся, – лениво отозвался тот.
Женщина недовольно поджала губы, снова откинулась на спинку сиденья и замолчала, свирепо поглядывая то в окно, то на Аркадия.
Вадим появился довольно быстро, и в руках у него был небольшой чёрный пакет. Он торопливо обошёл машину, открыл дверцу и снова плюхнулся руль. Пакет он отдал Аркадию, завёл мотор, и они снова поехали.
– Спасибо! Потом рассчитаемся, – Аркадий засунул руку в пакет и извлёк оттуда ярко алый пионерский галстук.
– Это ещё что?! – сердито прошептала Алёна, опасливо оглянувшись на сидевшего рядом сына, – Хоть бы ребёнка постеснялся со своими фантазиями…
Совершенно проигнорировав супругу, Аркадий повернулся к Антону и протянул ему пионерский галстук.
– Вот, держи! Сам видишь – папа может всё.
Антон с трепетом взял в руки алый шёлковый треугольник и тут же попытался завязать его у себя на шее. Свирепо-обиженное выражение мгновенно слетело с лица Алёны, и она помогла сыну правильно завязать гастук.
– Ну, теперь ты самый настоящий пионер, – сказала она с удовлетворением разглядывая красивый вертикальный узел и поправляя кончики галстука.
Антон буквально светился от счастья и с удовольствием разглядывал своё полупрозрачное отражение в боковом окне машины, за которым уже начинало темнеть. Машина плавно покачивалась на дороге, в салоне стояла тишина. Антон внезапно почувствовал сильную усталость, и монотонный шум мотора, шин и проспекта начали периодически прерываться на секунду-другую абсолютной тишиной – мальчик засыпал. В какой-то момент за тёмным стеклом вместо своего собственного отражения он увидел Ирму – та тоже сидела прижавшись щекой к стеклу, но только с другой стороны. И у них у обоих вокруг шеи светились ярко-красные пионерские галстуки…
