Андрей Снегов
Меняла
Танцы Богов
Ночь серой влажной тенью плыла над землей, куталась в пряный саван уходящей осени и навевала тихую грусть, что топит остатки летнего веселья в холодных, но еще живых на вид прудах и речушках. И я плыл сквозь вязкую темноту аллей, прыгал через коричневые лужи и задыхался от горького аромата увядающих листьев, которые густым желто-красным ковром устилали дорожки городского парка.
Убийцы появились передо мной из ниоткуда, проявились на фоне промозглого вечера, как размытое изображение на сером пустом негативе. Их было трое, три безликие и безмолвные тени, три одинаково холодные и безжалостные машины для уничтожения всего живого. Моя рука привычно потянулась к ножнам, но я остановился.
Сомнения. Колебания. Раздумья. Скольких людей погубили эти антиподы логики и холодного расчета. А троица все ближе.
И снова раздумья, и мысли о мире, что отогрел, стал моим домом, укрыл от друзей и врагов в минуту смертельной опасности. Я стал слишком похож на его обитателей, стал подвержен их глупым, но так приятно волнующим страстям и страстишкам, стал человеком более, чем это необходимо.
Но мозг пробуждался. Бесшабашность и азарт, спрятанные в пыльную коробку с былыми воспоминаниями, стремились наружу и рвали ее тонкие картонные стенки. Гормоны и эндорфины в безумном коктейле будоражили кровь, я медленно пьянел от ощущения предстоящей схватки, и моя прошлая жизнь возвращалась нереальными снами, тесня покой и уединение усталой души. Меч с тонким хрустальным вздохом покинул ножны и согрел сжатую вокруг рукояти ладонь.
– Вы хотите умереть достойно, как и полагается мужчинам? – прошептал я, и шелестящее эхо испуганной белкой заметалось среди обнаженных каштанов и кленов.
– Первым умрешь ты, Миэрт!
Голос раздался из-за спины. Такой знакомый и страшный, леденящий душу, царапающий стальными когтями. Голос моего родного брата Воорта, голос смерти во плоти.
Лезвие меча начало удлиняться и слабо светиться в липкой и непроницаемой тьме, окутавшей все вокруг. В безумном костре ненависти алым огнем сгорало все то, что согрело душу и остудило воспаленный бесконечными войнами и интригами разум.
Трое передо мной так и не узнали, во что ввязались. Они не увидели кривого оскала смерти, не поняли, что она явилась к ним в моем обличье, не ощутили удара кривой косы, что лезвием светящегося меча прошлось по их шеям. Глупые головы безумцев спелыми яблоками падали на асфальт, когда я обернулся, завершая петлю Саарша. Во мне уже не было ничего человеческого, кроме, быть может, души, что горько плакала на дне огромной всепоглощающей боли.
– Браво, браво! – Воорт был в обычном для него черном плаще и аплодировал, даже не обнажив меча. – Ты еще не утратил боевых навыков: папочка, несомненно, был бы рад.
– Радость – категория суетная, к делу не относящаяся! – я услышал свой неестественно спокойный и ровный голос как будто со стороны. – Зачем ты здесь?
Обагренный кровью меч, питаемый моей ненавистью и болью, ярким неоновым стержнем горел в руке, и Воорт достал свой, предпочтя осторожность риску.
– Неспокойно стало в Саанвире, – он усмехнулся и перебросил начинающий светиться зеленью меч в левую руку. – Мятежники какие-то объявились, грабят и убивают во славу твоего пришествия на царство.
Зеленые глаза Воорта сверкнули во тьме, и меч снова оказался в его правой руке.
– Семья волнуется, знаешь ли. Переживает за своего блудного сына. Отправляет экспедиции в поиск, ищет тебя по всему Вееру Миров, а ты окопался в этой дрянной дыре и мнишь себя Богом!?
Воорт ударил мечом об асфальт, и клубы испаренного битума усилили горечь осеннего воздуха.
– Ты всегда был позором нашей семьи, музыкант, стихоплет, писатель! – кричал он и ходил передо мной из стороны в сторону, размахивая мечом. – Когда я сражался с Лаэртами, ты писал сентиментальную чушь и издавал ее под чужими именами в низших мирах, а теперь даже переселился в один из них!
Он резко приблизился ко мне и заглянул в глаза.
– Зачем нанимаешь разбойников и засылаешь в Саанвир? – зашептал он тихим трескучим голосом. – Зачем славишь имя свое? Тебя не устраиваю я, законный регент?
– Воорт, ты ошибаешься! – я отстранился от горящих безумием глаз и принял боевую стойку. – У меня нет видов на престол, нет желания сидеть во дворце и плести интриги!
– Принимай вызов! – закричал Воорт и, выставив перед собой светящийся меч, шагнул навстречу. – Я убью тебя как крысу, и никто не узнает об этом, все будут считать, что ты сгинул, остался в междумирье и читаешь свои идиотские стишки призракам!
Воорт кричал, полосуя мечом воздух, и распалялся все больше, его красивое холеное лицо налилось кровью, жилы на лбу вздулись, и гнев ядовитой зеленью струился из глаз.
Я вспомнил детство, бесконечные изматывающие тренировки и необузданную жестокость моего брата. Он всегда побеждал меня, он не давал мне прохода, он засыпал и просыпался с одной мыслью: «Убить!». И я каждый вечер ложился в постель, прощаясь с жизнью, и каждая ночь могла стать для меня последней, и каждое новое утро могло не наступить никогда. Но каждый день дарил жизнь и начинался с новых битв.
Простолюдины называли их «Танцы богов», потому что движения сражающихся были подобны многократно убыстренному и тщательно отрепетированному танцу. Зрители собирались загодя, с полуночи, а то и с вечера предыдущего дня. Они занимали лучшие места вокруг королевского бивака и делали ставки, а утром, когда начиналась битва, неистово орали и размахивали руками. «Смерть малышу, смерть младшему!» – кричали они, поднимая в моей душе волны холодной ярости, и я сражался все быстрее и быстрее, втрое, а то и вчетверо превосходя по скорости обычного воина. Я мстил им, лишая возможности следить за битвой, полупрозрачным силуэтом скользил по полю брани, и они видели лишь движение размытых теней, всполохи мечей, светящиеся петли и воронки наэлектризованного воздуха. Ненависть зрителей усиливала мое желание жить, жить назло всем, жить назло самому себе, жить, когда хочется забыться и умереть.
Папочка верил в естественный отбор: кто из двух сыновей победит – тот и станет наследником престола. И устраивал бесконечные соревнования между мной и Воортом: кто больше убьет, кто лучший воин, чье хладнокровие не знает границ. Я перебил десятки тысяч людей, пролил моря крови, был полководцем многотысячных армий в сотнях сражений в десятках миров. Днем я убивал, а ночью писал убитым стихи, которые они никогда не услышат. Я убегал из дома и странствовал в нижних мирах, отдыхая от бесконечных кровавых забав, исповедовался в книгах и балладах. А потом меня ловили, доставляли к отцу, и все начиналось сначала.
Жизнь катилась по кругу, диким мустангом неслась по спирали, пока я не нашел Землю. Она укрыла меня спокойствием и безмятежностью, восстановила гармонию в душе, и я воспрянул, расцвел, как увядающее растение, политое вдруг живительной влагой. Но мой меч – маяк, он освещает путь во времени и пространстве, он дарит возможность быть вечно молодым, и он же оповещает о моем местонахождении любого члена семьи, в том числе и Воорта – заклятого врага с детских лет. Я боюсь брата так же сильно, как в отрочестве, и по-прежнему готов бежать от него на край света. А престол Саанвира легко променяю на жизнь в худшем из миров лишь при одном условии: рядом не должно быть Воорта. Но он снова нашел меня. Нашел на Земле – в лучшем из миров.
– Ты жалок! – по слогам произнес Воорт. – Трус, малый ребенок, ягненок в волчьей шкуре! Ты будешь драться или продолжишь торчать недвижимой статуей на дороге?
– Я буду сражаться!
Холодная ненависть вытесняла страх, она изгоняла его как ладан дьявола, она бередила детские обиды, комплексы и полузабытые раны души.
– Надеюсь, что ты подписал завещание на престол! – скорее прошипел, чем сказал я и ударил первым.
Меч загудел разбуженным пчелиным роем и рассек воздух в том месте, где мгновением раньше стоял Воорт. А он, ускорившись, белесой тенью скользнул мне за спину и ударил в бок с разворота. Но я уже оседлал время, повысил скорость движений, пригнулся и ушел в сторону, разворачиваясь на левом носке.
Воорт снова пошел в атаку и нанес рубящий косой удар. Я сделал кувырок в воздухе и, приземлившись на корточки, применил «Колесницу» – обернулся вокруг своей оси, низко держа меч на вытянутых руках параллельно земле. Брат подпрыгнул, спасая ноги, и со страшной силой обрушил меч вниз. Светящееся лезвие прошло в сантиметрах от моего паха, когда я обманул смерть, сделав обратное сальто. Меч Воорта вспорол асфальт, и вонь ядовитых испарений ворвалась в мои трепещущие ноздри. Брат был в ярости, он нарушил главное правило боя, правило простое и емкое, почерпнутое не из фильмов и книг, а из реальных сражений. Нам внушали его с младенчества, звучало оно просто и коротко: «Сражайся молча».
– Ты боишься, боишься, как в детстве! – прокричал он и резко отпрянул назад, спасаясь от моего выпада. – Наверное, ты множество раз задавался вопросом почему я не убил тебя еще тогда? Да потому что мне был нужен соперник, был нужен манекен для тренировок!
Воорт громко захохотал, запрокинув голову.
– Ты же почти писался от страха, но сражался, малявка, цеплялся за свою никчемную жизнь. И в итоге я оставил ее тебе, можно сказать, подарил, и даже не являлся пред твои синие очи, когда ты сбежал ото всех.
– Воорт, это было много лет назад! Послушай меня! – я все еще надеялся решить вопрос полюбовно. – Я никого не посылал в Саанвир, мне не нужен трон. Наследник – ты, я не хочу власти в высшем, но диком и разнузданном мире, оставь меня в покое, давай разойдемся без смертей!
– Ты всегда был слабаком и конформистом, наверное, тебе удалось бы занять трон, но ненадолго, на несколько дней, пока тебя не убили бы твои же соратники!
Воорт снова захохотал, он размахивал мечом как дирижерской палочкой и пристально смотрел мне в глаза. Смех внезапно оборвался, и наступила тишина.
– Мягкость порождает не ответную мягкость, а лишь угрозу жизни, неизбежно приводящую к смерти, – вкрадчивый скрипучий голос несмазанным колесом телеги проехал по ушам, и Воорт снова бросился в атаку.
Удар, обманный финт, я отклоняюсь, и снова удар. Брат меняет тактику, и от старинной битвы на мечах переходит к классическому фехтованию. Укол, я парирую, выпад, опять укол, я ухожу в сторону, он делает шаг назад, и снова выпад. Я отступаю, спасая руку, затем бросаюсь вперед и начинаю с огромной скоростью вращать мечом, создавая перед Воортом смертоносный светящийся конус. Он снова меняет тактику, предельно ускоряется, отталкивается ногами от земли и делает сальто над моей головой. Я прыгаю вперед и в сторону, но едва успеваю уйти от его удара сверху, мое левое плечо подпадает под лезвие меча и взрывается нечеловеческой болью. Кровь обильно течет по предплечью, и рука повисает бесполезной плетью.
Я проигрываю. Сил хватит еще на несколько минут, затем моя скорость начнет падать, и я умру, не успев разглядеть меча, бьющего мне в грудь или шею. Я почти уверен, что дерусь с Воортом на равных, но детский страх не позволяет реализовать себя полностью, он колет меня стальными иглами, порождая сомнения и неуверенность в собственных силах.
– Тебе конец! – кричит Воорт и делает резкий выпад.
Я отбиваю, он заходит сзади и рубит справа в сторону. Я плашмя падаю на асфальт, прижимаюсь к нему всем телом, и отталкиваюсь что есть мочи, пружиной взлетаю вверх, надеясь, что на моем пути не окажется смертоносного лезвия. Перед глазами проплывает Воорт, медленно как в полусне завершающий выпад, и я решаю идти Ва-банк. «Не выпускать из рук оружие» – еще одно основополагающее правило боя, его нарушение чревато смертью, но я бросаю меч лезвием вперед.
Раздается чавкающий звук и сдавленный стон, а земля снова встречает меня холодным асфальтом. Я подскакиваю и вижу, что Воорт падает на колени, в правой руке держа свой меч, а в левой – торчащую из груди рукоять моего.
Неужели все? Я не верил своим глазам, я победил свой детский кошмар, я убил того, кто два десятка лет отравлял мне жизнь, и пил ее капля за каплей. Я подошел к Воорту и склонился над ним. Он дышал с присвистом, кровавая пена выступила на побелевших губах, ярко-зеленые глаза потускнели, приобрели болотный оттенок и потеряли осмысленное выражение.
– Отца ранили, он умирает, – прошептал брат и закашлялся, захлебываясь собственной кровью. – Его не станет в ближайшие недели, теперь ты возглавишь Саанвир. Папаша спятил и решил, что трон должен достаться тебе, вот я и явился за твоей головой, – Воорт горько усмехнулся и снова закашлялся. – Нужно было убить тебя еще в детстве, когда…
В его горле что-то заклокотало, забулькало, надтреснутый голос перешел в хрип, и он замолчал навсегда. Мягким движением ладони я закрыл остановившиеся глаза брата, вынул из его груди меч и, держа оружие перед собой, вознес молитву прощания. Я не желал плакать, но слезы неожиданно быстро затуманили взор.
Боги не плачут, и, значит, я уже не бог. Собственно говоря, я никогда им и не был, ведь богам не знакомо чувство раскаяния за совершенные поступки, а надо мной оно довлело всю жизнь, принося лишь страдания и неприятности. Вернуться в Саанвир, чтобы похоронить брата в семейном склепе? Это невозможно. Если я появлюсь дома, власть, такая притягательная и грязная, уже не отпустит меня. Я стану пленником трона, стану главным камнем в часовом механизме, который поддерживает порядок в тысячах миров.
Я не хотел этого. Не хотел быть узником ненавистной с детства золотой клетки из обоюдоострых мечей, не хотел повторить судьбу отца, не хотел учить своих еще не родившихся детей твердости и жестокости, граничащей с кровожадностью. Что ж, Воорт нашел свое последнее пристанище здесь, в нижнем мире, как найду и я через много лет.
Яму я выплавил на вершине маленького холмика у коричнево-зеленого пруда на краю парка. По нашему древнему обычаю Воорт лежал на спине и держал в застывших руках умерший одновременно с ним и превратившийся в бесполезную железку меч. Я с минуту постоял над могилой и начал забрасывать ее землей. Когда глубина достигла локтя, расплавил мечом почву над телом и забросал получившийся саркофаг землей и разноцветными листьями. Холм над водой – лучшее место для могилы и церемонии прощания с вечностью.
Я открутил рукоять меча от лезвия и вытащил светящийся неоном кристалл. Сломать продолговатый холодный камень оказалось неожиданно легко. Ничего не произошло, лишь померкло голубое свечение, и навалилась непривычная усталость, которая затуманила разум и бросила на колени в обжигающе холодную воду пруда.
Я собрал последние силы и швырнул обе половинки уже мертвого кристалла в безразличную глубину. Они с тихим плеском ушли в вечность, а вечность навсегда покинула меня. Я склонился над водой и в неярком свете Луны увидел свое отражение.
Первые морщины пробороздили высокий лоб, под глазами появились темные круги, и на лицо легла печать усталости. Я стал выглядеть на свои двадцать семь лет, стал обычным человеком, которому суждена не вечная жизнь, а четко отмеренный судьбой отрезок, в течение которого нужно просто жить, жить и ценить каждый день, каждый час, каждую секунду времени, струящегося подобно песку между пальцев.
Меня всегда интересовал вопрос, что чувствуют обычные люди в течение их короткой жизни, и что ощутит Бог, вдруг став человеком. Ответ оказался прост: я почувствовал радость осознания конечности всего сущего, в том числе и себя. Ведь Бог – это человек, Человек с большой буквы. Это настолько же верно, насколько правильно обратное утверждение, а его разумность у меня никогда не вызывала сомнений.
Я усмехнулся, резко поднялся с колен и зашагал по дороге, которая теперь имела не только начало, но и конец…
Магия неба
Капсула светилась неоном в липкой и обволакивающей тьме ночи. Лицо Вета за прозрачным стеклом превратилось в застывшую и безжизненную маску.
– Иван! – мой голос прорывался сквозь гудящие потоки энергии. – Держи левый фланг.
Коленопреклоненные фигурки, расположившиеся полукольцом справа, вздрогнули, как от удара плети – фланговый высосал из них дополнительные порции энергии. Я снова оглядел песчаную поляну и капсулу в центре, окруженную стоящими на коленях мальчишками.
Энергия бушевала неровными всполохами северного сияния, магия струилась холодными голубыми потоками, стекая с тонких мальчишеских пальцев. Светящаяся сеть накрыла поляну, надежно обхватив своими тенетами хрупкую капсулу Древних в центре. Все силовые линии замкнулись на мне. Серебристый обруч на голове раскалился добела, лоб покрылся испариной, и страх ледяными щупальцами сковывал разум.
– Ирвин, справа поднажми! – крикнул мне Лель – наш правофланговый, и паутина стала заметно ярче, создав вокруг капсулы непроницаемый неоновый кокон.
Я начал осторожно повышать напряженность поля. Воздух вибрировал и искрился, волосы встали дыбом и трещали, светясь в серой полутьме.
– Внимание! – я высасывал из мальчишек последние крохи силы, и все двенадцать маленьких фигурок светились ярко-голубым огнем в непроглядной ночи. – Готовимся! Пуск!
И ночь превратилась в день, и звезды померкли. Луна пропала, и само небо стало фиолетово-черным. Посреди поляны вспыхнуло голубое солнце, осветив неровный круг сосен и елей, и начало медленно подниматься. Яркий свет резал сетчатку и выдавливал слезы. Они капали на траву и серебристым жемчугом стекали в землю, чтобы прорасти завтра невиданной красоты цветами, каждый из которых станет памятником человеческому любопытству.
Переливающийся неоновыми всполохами кокон капсулы все быстрее и быстрее взмывал в небо, пугая все живое вокруг и тая в темноте ночи. Наконец, его неровное гудение затихло, и стали слышны крики испуганных птиц и животных, стремительно уносящихся прочь от невиданного доселе явления.
А потом небо прорезали желто-оранжевые линии. Три ярких луча. Три вестника смерти. Капсула взорвалась, и в этот момент я почувствовал крик. Вет писал клич смерти на разлинованном лучами боевых мазеров небе. И прощался со мной. А я плакал навзрыд. Я любил его больше жизни. И променял на нее. На жизнь среди своих. На жизнь земную, а не впотьмах подземелий Следящих. Променял на небо, звезды, свежий воздух и пение птиц. Следящие обещали мне все это в обмен на смерть Вета и ребят.
Я молча шел куда-то, не разбирая дороги и натыкаясь на стволы и ветви деревьев. Смерть тринадцати мальчишек. Им не было и шестнадцати. Они отдали свою энергию жизни для осуществления древнейшей мечты – вырваться из-под колпака Следящих, взлететь как птицы высоко в небо, и увидеть Землю такой, какая она есть на самом деле.
Позади меня раздался грохот падения капсулы. Я обернулся. Слезы застилали глаза, и я видел только плывущие языки пламени, пожирающие останки моих друзей. Пусть эта поляна будет им братской могилой. Я сложил руки в знак Последнего Прощания. А потом заметил три фигуры в черных балахонах.
Следящие! Я попытался ударить их Силой, но ее не было. Я метнулся в сторону, но тщетно. Выстрел парализатора опередил меня. И я начал падать на землю, которая медленно, как во сне плыла мне навстречу. Оловянный блеск нечеловеческих глаз под черным капюшоном приблизился ко мне.
– Молодец, Шаарт, – прошелестело лицо под капюшоном, – тебе все удалось, наши поздравления.
– Почему Шаарт, меня зовут Ирвин! – хотел крикнуть я, но губы не слушались, и Следящие увидели только немой вопрос в моих глазах.
А затем свет звезд померк, и время закружилось в безумном танце.
***
– Ирвин, проснись! – кто-то тряс меня за плечо. – Ирвин, ну, вставай же!
Я с трудом открыл глаза и увидел перед собой возбужденное лицо Вета.
– Ирвин, ты забыл, сегодня запуск! – шептал мне Вет, и его синие глаза сияли от восторга в свете полной луны.
Нас с ним всегда различали по глазам. У него – синие, у меня – серые. А в остальном – близнецы. У него – мальчишеские и озорные, у меня – умудренные опытом и печальные. А в прочем – как две капли воды. Я поднялся с кровати, и мы двумя безликими тенями выскользнули в окно нашего старого бревенчатого дома.
Бежим, нас уже ждут! – Вет схватил меня за руку и потащил сквозь темень леса к заветной поляне.
Голые пятки перемалывали в труху засохшие сосновые иголки – мы бежали молча, чтобы не нарушать правильный ритм дыхания. А сон мне приснился нехороший. Неправильный сон. Я и Следящие. И мертвый Вет. И мальчишки, горящие в огне уничтоженной капсулы. Уничтоженной мазерами. Что такое мазер?
– Вет, что такое мазер? – я остановился и схватил брата за руку.
– Ты с ума сошел, какой мазер? – закричал Вет, отчаянно жестикулируя. – Бежим скорее, мы не успеем до рассвета!
– Вет, давай отложим запуск, мне сон нехороший приснился!
– Ир, вечно ты со своими предсказаниями! Все будет нормально, я телепат, как и ты, и мне ничего не снилось! – глаза Вета превратились в две полуоткрытые бойницы.
– Но я угадал тот ураган, ты помнишь? – я схватил Вета за шею. – Ведь это было, и я спас всех нас! Почти всех!
– Я помню! – Вет сложил руки в знак Последнего Прощания. – Ирвин, послушай меня, мы готовились к запуску два года! Неужели тебе не надоели Следящие с их сторожевыми вышками и постоянными запретами? Мы преодолеем все барьеры и найдем своих, разве не ты это придумал? Разве не ты нашел капсулу древних?
– Вет, – я обнял его за плечи и посмотрел во взбешенные глаза, – послушай меня сегодня, прошу тебя, уступи, я чувствую – что-то не так!
– Если запуска не будет, ты мне не брат! – Вет оттолкнул меня и побежал по лесной тропинке к поляне.
– Вет! – закричал я и бросился за ним. – Остановись на секунду.
– Что? – он обернулся, и мы, столкнувшись, полетели в бурьян.
– Ты должен мне одно желание, помнишь? – поднимаясь на ноги, прошептал я.
– Ир, твое желание остановить полет не может перевесить жажду семерых его совершить!
– Нет, не то! – я тщетно искал подходящие слова – Я полечу вместо тебя, и ты отправишь меня в небо!
Небесную синь его глаз накрыла серая туча, расплывшаяся вокруг черных провалов зрачков, и на миг я увидел в них свое отражение – оловянный взгляд пылал страхом и потоками глубинной силы.
– Я согласен! – тихо произнес Вет после минутной паузы. – Я не могу тебе отказать, ты спас мне жизнь, ты спас меня тогда от медведя. Но, какая же ты сволочь!
К поляне мы бежали молча. Мальчишки ждали нас, сидя вокруг капсулы. Я оглядел восторженные лица, горящие глаза, и испугался, что вижу их последний раз. Иван вручил мне серебряный обруч телепатического усилителя.
– Полетит Ирвин! – зло сказал Вет сквозь слезы, и забрал у меня обруч.
В наступившей тишине все угрюмо разбрелись по местам, окружив капсулу правильным кольцом. Мы с братом стояли напротив друг друга.
– Вет, прости меня за все! – слезы предательски застилали глаза. – Я люблю тебя!
– Ир, не прощайся, – Вет обнял меня, и я прижался щекой к его влажной щеке. – Мы еще свидимся, и на медведя еще сходим, – он улыбнулся и посмотрел мне в глаза. – Мягкой посадки!
– Помни, Вет, Следящих можно убить Силой! – тихо сказал я, открывая брату неизвестно откуда пробудившееся во мне знание.
Я развернулся и не оглядываясь пошел к капсуле. Колпак послушно открылся, и я устроился в мягком кожаном кресле. Оно тотчас приняло форму моего тела, раздалось шипение, и капсула герметизировалась.
Древние были могущественны. Как получилось, что мы, их потомки, стали рабами Следящих и черпаем крохи знаний из древних книг, которых становится все меньше? Сквозь голубое свечение стекол я смотрел на ребят, взявших капсулу в кольцо, и на Вета, собирающего потоки силы воедино. Интересно, что за Барьером Следящих? И подсознание подсказало ответ – ничего. Капсулу уничтожат. Теперь я это знал точно. Сон был вещим.
Я, наконец, вспомнил охоту на медведя. Охоту, благодаря которой вместо Вета лечу я, и, может быть, спасаю его во второй раз. Память, два года скрывающая от меня этот эпизод, вдруг просветлела, и я увидел перед собой истерзанного хищником брата и себя рядом, направляющего потоки Силы в окровавленную пасть зверя. Теперь я точно знал, что сжег его в пепел. А потом появились Следящие. Опустошенный, я ударил в них огнем, но только опалил черные балахоны. После этого в памяти всегда сиял провал. Далее я помнил себя уже в поселке с окровавленным Ветом на руках. Но теперь я отчетливо видел, как Следящие подходят ко мне. Они меня боялись даже тогда. Я чувствовал это, но не мог ничего поделать, истратив всю силу.
Теперь я знал, что их можно уничтожить, что они не боги! Не нужна капсула! Не нужен полет! Я вспомнил серебряный обруч, который они надели мне на голову, и теперь знал: мне внушили все, что мы сейчас делаем! Только я мог вложить это в разум кому угодно без обруча, ради шутки, а им понадобилась колоссальная энергия и телепатический усилитель.
Следящие боялись нас. Нас, телепатов, неведомо из-за чего появляющихся среди обычных людей. Мы несли им смерть. И они хотели уничтожить наше будущее нашими же руками. Моими руками. Они направили энергию самых сильных из нас прочь от себя. На мирное дело. На воплощение мечты наших отцов и дедов. Древней как мир мечты о полете.
И теперь мы все погибнем. Как в моем сне. Вот только последним уничтожат не меня, а Вета. Я отчаянно забарабанил кулаками в светящиеся неоном стекла капсулы. Но меня никто не видел, все сосредоточились на запуске. Сколько раз мы репетировали это! Но не предусмотрели возможность остановки.
Знание. Оно вливалось в мой мозг мощным потоком вместе с энергией поля. Общий М-фон, способности к телепортации, Москва – мегаполис за Барьером в ста километрах от нас – неизвестные прежде слова обретали значение и придавали смысл всем нашим деяниям. Знание наполняло мой мозг, я впитывал его, словно губка живительную влагу. Мысли сотен тысяч Следящих отголосками эха звучали в моем разуме. Земля, населенная Следящими, и мы, атавизмы тридцатого столетия, живущие в резервации…
Мой сон не был сном. Это было на самом деле. Я посылал Вета в космос, и он погиб. Вот только потом я развернул время вспять!
Я ощутил, что поднимаюсь над землей, меня вдавило в кресло, и капсула понеслась в небо. Я почувствовал чудовищные взрывы, накачивающие мазеры в башнях Следящих. Теперь я знал, что такое мазер, и как он устроен.
Когда три луча разрезали капсулу, и силовой экран пропал, я снова повернул время вспять. Всего на два часа. Я сделал это во второй раз, и знал, что при необходимости сделаю в третий, знал, что со временем мы уничтожим Следящих.
***
– Ирвин, проснись! – кто-то тряс меня за плечо. – Ирвин, ну, вставай же!
Я с трудом открыл глаза и увидел перед собой возбужденное лицо Вета.
– Ирвин, ты забыл, сегодня запуск! – шептал брат, и его синие глаза сияли от восторга в свете луны.
Нас с ним всегда различали по глазам. У него – синие, у меня – серые. А в остальном – близнецы. У него – мальчишеские и озорные, а у меня – умудренные опытом и печальные.
Теперь я знал, что Следящие – потомки древних, забывшие о своей силе и могуществе, а мы живем в гетто, созданном для тупиковой ветви. Так думают Следящие, помещая телепатов, способных управлять колоссальными энергиями, в резервацию.
Они ошибаются в главном. Мы – носители могущества Древних и будущее цивилизации, а они, Следящие – их вырождающиеся потомки.
– Вет, мы никуда не летим! – сказал я и пристально посмотрел в восторженно-синие глаза…
