Андрей Шопперт
Колхозное строительство 3
21
Ночью в родильном доме родили детей две женщины: европейка и негритянка. Утром медсестра приносит малышей матерям на первое кормление. Негритянка выскакивает с постели: – Чур, беленький мой!
Это РОК. В смысле не направление в музыке, нет. Судьба. Пётр как раз проходил мимо двери в кабинет, когда она опять полетела в него. Еле-еле разошлись краями. Блин, хотел ведь дверь перевесить, или секретаршу повесить. Вот зачем, она её каждый раз с такой силой толкает? Хотя может женщина влюбилась в него красивого и умного. А раз он не отвечает взаимностью, то и пытается таким образом угробить. «Так не доставайся же ты никому».
– Пётр Миронович! К вам Высоцкий ломится, я ему говорю, а он…опять! – Штелле себе эту картину представил. Маленький худенький Высоцкий ломится на Тамару Филипповну. Ох, как вживую посмотреть хочется.
– Пропустите его и чайку нам организуйте.
Сюр. Твою ж. Полный разрыв шаблона.
Высоцкий был в кубинской форме с беретом на всклокоченной башке и с двумя медалями на груди. За плечами, на спине, на ремне из змеиной кожи, гитара, грифом вверх, как переносной гранатомёт.
– Ну, вылитый Че, – обнялись. Почему бы не пообниматься. Ещё ковид китайцы не вывели.
– Берет сам Че Гевара и подарил и её вот. Красавица, – Высоцкий снял гитару и положил на стол для заседаний.
– Ну, рассказывай, как гастроли прошли, а то от Маши фиг чего добьёшься.
– Видишь, – Высоцкий выпятил грудь, – Я теперь кавалер Большого креста ордена Ацтекского орла. Это государственная награда Мексики для иностранных граждан за заслуги перед республикой и человечеством. Из наших только у Софьи Коллонтай такой, ей в 1944 году дали. Человечеством. Бляха муха, = Высоцкий как-то кисло улыбнулся.
– А что не так?
– Да, по сути, орден этот дочери твоей давать надо. Это она ту песню придумала. Почти полностью и припев и музыку. Я только пару куплетов. А переводил мои вирши сам Боске. А я только хрипел в микрофон. Весь голос сорвал, – он помассировал горло. И правда хрипит. А что, когда-то не хрипел?
– Что за песня-то? Не за каждую песню дают ордена.
– Тёмные вы тут, отстали от жизни, – ну это кто ещё темней. Почти месяц пребывания в тропиках физиономию Владимира Семёновича превратили в уголёк. Ему теперь в Арапе Петра можно и без грима сниматься.
– Вот певец ты, Володя, замечательный. Поэт вообще великий, а рассказчик хреновый. Целый час рассказываешь, а так и не сказал, что за песня.
– Сщас спою!
Высоцкий пристроил на колени кубинку и грянул.
– Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до.
Оба на! Нежданчик! Чего украли. Как теперь чилийская революция без этой песни. Ну, хотя, ничем хорошем один чёрт не закончилась.
Высоцкий в конце разошёлся. Стал просто лупить по струнам. В результате одну таки порвал.
Вещь. В сто раз лучше, чем у самих чилийцев.
– Уже вся Куба, вся Мексика поёт. Да, вообще вся Южная Америка. А вы и не слышали.
– А мы и не слышали. Несправедливо это. Кубинская медаль у тебя есть, теперь Мексиканский орден, а наших наград нет. Я сегодня же напишу представление на орден Дружбы.
– Может, обмоем это дело тогда? – взвился Семёнович.
– А надо?
– Так ещё повод есть. Мы с Джанеттой Боске пожениться решили.
– С Боске? Дочерью члена Политбюро КПК? Негритянкой? Ростом под два метра? – Штелле ржал. Внутри. Ещё обидится.
– Ничего и не два. Ну, повыше чуток.
– А папа знает? – чуток. На голову!
– Знает.
– А как же Татьяна Иваненко? Людмила Абрамова? – ох, не хорошо на душе.
– Разведусь с Людмилой. Завтра на развод подам. А Татьяна что – увлечение.
– Ну, ты сам себе хозяин, – может негритянка и лучше Марины Влади. Там её сынок Игорёк, вроде и подсадит Высоцкого на наркотики. Теперь уже могут и не встретиться. Пятый Московский международный кинофестиваль, который открылся 5 июля 1967 года в Москве, прошёл без Высоцкого. Давно уж закончился. Уехала и «Колдунья».
– Дак, что отметим, приходи вечеров ко мне. Друзья подойдут.
Стоп. Друзья. Как бы его чуть оторвать от друзей.
– Подожди про друзей. Ты про Боске пока поясни.
– Ну, Джанетта с Крыльями Родины из Пуэблы-де-Сарагоса полетела в Лос Анжелес, а нас с цыганами и Левко назад на Кубу. Там ещё одни концерт дали и домой. Вчера вот вернулся.
– Так твоей Джульетты теперь два месяца не будет. Президент Columbia Records Клайв Дэвис заключил с «Крыльями» контракт на сорок концертов. Это месяца два. Не успеешь ещё на ком жениться?
– И ничего не Джульетты. Джанетты. Дождусь. Так что с «отметим»?
– Володя, ты бы бросил пить. Друзья. Жениться вон собрался на молодой девочке. Давай я тебя пока в Краснотурьинск отправлю. Будешь песни писать, испанский учить. Потом Джанетту свою русскому обучать.
У неё там квартирка однокомнатная. Пока один поживёшь. Потом уместитесь думаю. Уместитесь?
– Ох, странный ты человек, министр. Самое обидное, что всегда прав. Так и хочется из-за этого чего против твоих советов сделать, – взял гитару стал снимать порванную струну, – Выписывай командировку в свой Краснотурьинск.
Здорово.
Интермеццо 5
В Киеве напротив общественного туалета стоят два бандеровца и беседуют:
– А що то за літера «М»?
– Там москалі какають!
– А літера «Ж»?
– Там жиди какають!
– Тю, а ми де будемо?
– Наша Україна, де хочемо, там і серемо…
– Проходи Семён, – Брежнев поднялся навстречу гостю, взял под локоть, повёл к двум креслам у журнального столика.
– Слышал, приболел, Леонид Ильич? – Цвигун грузно плюхнулся в маленькое для его комплекции кресло, еле протиснулся между ручками.
– Ерунда, на охоте ногу подвернул. Прошло уже, – но генерал видел, что ещё прихрамывает Ильич.
– Принёс письмо, Леонид Ильич. Это копия, с оригиналом работают эксперты.
Брежнев взял лощёные листы фотобумаги, перетасовал как карты. Три небольших листа и не больно много текста.
– Что скажешь, Семён? Интересно?
– Перебор, – Цвигун хотел добавить, но Брежнев жестом остановил его и углубился в чтение. Читал. Вздыхал. Кхекал. Хмыкал. Свистнул даже. Потом глаза прикрыл. Потом открыл.
– Перебор, говоришь. Не заметил, что письмо отличается от других. Фактов меньше и они другие.
– Заметил. Зато какие. Что там, маньяки, предатели, фашисты недобитые. Приятно, но мелочь. А это две бомбы. А третий листок не вписывается, словно для количества добавлен.
– Для количества? Как думаешь, генерал, может это быть и в самом деле сын Сталина Яков? – Брежнев достал пластмассовую зажигалку Бик, неделю назад Цвигуном и подаренную, и зажёг сигарету. Покрутил зажигалку, – Красивая. Где взял?
– Инопланетянин наш подарил десяток. Ему его миллионер привёз. Ящик целый. Сам видел.
– Так что Яков?
– Леонид Ильич, аналитики уверяют, что текст составлял русский человек.
– А ты думаешь Яков грузин? Он, поди, на грузинском и разговаривать не мог. Не аргумент это. Ну, потом. Есть намётки по кукурузнику?
Цвигун подобрался. История тёмная. Нет, Брежнев не замешан, но кое-кто из персонажей ведь вполне себе жив и у руля.
– Ждём ваших указаний, Леонид Ильич.
– Давай на минутку представим, что это – правда, и Хрущ признается. Что это нам даст? – Брежнев загасил сигарету и сразу же достал из пачки новую. Волнуется.
Генерал обратил внимание, что сегодня не обычные, не «Новость», сегодня редкие «Столичные». Ещё как волнуется.
– Есть ведь и другие тайны. Пойдут довеском. Да и на ряд деятелей будет информация интересная. Можно в узде держать, а можно и придушить этими вожжами.
– Грубый ты человек, Семён. Хорошо. Хрущёва незаметно изъять. Применить эту вашу сыворотку правды и выспросить про то, что этот «Яков» написал, правда ли, что Сталина отравили. Там ведь и на самом деле в декабре 1952 года Сталин затеял глобальную реформу политбюро, введя в его состав сразу шестнадцать новых членов. Это революционное кадровое изменение явно было направлено против старых соратников. Могли Берия с Хрущёвым и Маленковым подсуетиться. Берия тогда вообще на волоске висел, активно шло следствие по Мингрельскому делу, направленному лично против него и его выдвиженцев. Яков вот пишет, прозаключение медицинского консилиума о смерти Сталина. По его словам выходит, что этот официальный документ, хранящийся в архивах, был подписан врачами уже летом 1953 года, через несколько месяцев после смерти Сталина. При этом оригинальных записей врачей за период с 1 по 5 марта не сохранилось, только отдельные черновики. Срочно проверить, – Брежнев не докурив, задавил сигарету в зародыше.
– Уже занимаемся, Леонид Ильич.
– Откуда? Скажи? Ну, откуда этот Яков всё знает? Как такое может быть? – опять достал пачку вынул последнюю белую трубочку и скомкал и пачку и сигарету, – Пойдём по рюмашке коньяка примем. Голова разболелась.
Выпили, чего ж, не выпить, если есть. Брежнев снял спортивную куртку, остался в рубахе, подошёл к выходу на балкон, но открывать не стал, вернулся и ещё чуть плеснул обоим в маленькие рюмочки.
– Что с американцами? Суки. Удавить обоих, если, правда. Вызвать сюда и удавить. Андропова загнать на Колыму колхозом руководить, если просто дурак. А если враг – расстрелять! – Сунулся за сигаретами в карман, не нашёл, – Дай сигаретку.
Закурили. Брежнев выпустил колечко. Успокоился.
– По молдаванам и бандеровцам. Следствие возобновить. И поспрошайте там с прилежание про жёнушку Хруща. Чует моё сердце, что правду Яков этот написал. Иди Семён. Работы много. Да и у меня хватает. Нужно с товарищами по Крыму посоветоваться.
Глава 6
22
Российские селекционеры скрестили вишню с арбузом. Вишня до предела напоминает арбуз, но не вкусом – она кислая, не размером – она мелкая, и не цветом – она красная, а количеством косточек.
– Фима, ты слышал, украинские селекционеры двухголовую породу коров вывели?
– Ну, Моня, молока-то от этого не прибавится…
– А поголовье?!
Шабуров был зол до предела. Просто до точки закипания.
– Марк Янович, давай звони Тишкову! Ругаться буду!
Шабуров был зол до предела. Просто до точки закипания.
– Марк Янович, давай звони Тишкову! Ругаться буду!
– Вениамин Иванович, вы успокойтесь, вон водички хлебните. А может водочки? Есть у меня. Вам сейчас и не помешает, а то инфаркт, какой заработаете.
– Водочки? Нет, сначала набери мне министра этого. Заманил, гор наобещал, навозных. И где тот навоз? – Шабуров снял очки и сунул их в нагрудный карман потрёпанного пиджака с засаленными рукавами.
Рабочий костюм? Кандидат наук и один из самых известных селекционеров страны в будущем? Да, нет. Единственный костюм. Фанатик и бессребреник. Уезжая, Пётр Миронович строго наказал Макаревичу, присматривать за ним и помогать в меру способностей. Вот, видать недосмотрел. Плохо. Так, попробуй, за всем уследи. Одних пчеловодов уже без малого семь десятков. А ведь с трёх начиналось несколько месяцев назад. А если считать не пчеловодами, а пчёлами? Ну, ладно ульями. Почти три тысячи. А в следующем году в июне начнётся роение и их станет ещё больше. И ларчик просто открывается. Приезжайте – построим дом и дадим защиту от дураков. И всё, еду и едут.
Так-то Шабуров ни коим боком к колхозу «Крылья родины» не относился. Работал в питомнике. Занимался своими ивами, привезёнными из Свердловска, а ещё получил несколько сотен пакетиков семян. Из-за кордона. Теперь пытается вырастить. Тут недавно хвалился, что и семена уже с многих цветов собрал. Хорошо, не зря перстень самого шаха Абаза отдали. Жалко до сих пор. При запасе времени и должной проработке вопроса цену могли и вдвое поднять.
– Вениамин Иванович, что случилось-то у вас? – вдруг обойдёмся без звонка министру.
– Две женщины сегодня написали заявление об уходе по собственному. Переходят в подсобное хозяйство. В картофелеводы. К героине нашей. Ольга Михайловна Чесноко́ва – Герой Социалистического Труда. Лично убедился, что за дело дали. Не женщина – трактор. Когда бы мимо её поля не проходил к питомнику, она там ползает. То одна, а то и со всей бригадой. Ведь нашла себе под стать. Ты в курсе, Марк Янович, что она тракториста чуть не избила, когда он приехал картошку окучивать. И вся бригада под колёса бросается. Потом директор подсобного хозяйства приехал. Второй наш Герой. Она на Чистякова с кулаками. И кричит: «Сами всё сделаем, не лезь к нам Константин Николаевич. Что у тебя полей мало? Пусть там пашет, а мы по-дедовски с тяпочкой».
– Не слыхал. И чем закончилось? – Макаревич улыбнулся и всё-таки сходил к сейфу, достал начатую бутылку водки и две рюмочки маленькие, – для нервов.
– Уехали «механизаторы», а Ольга Михайловна со своими татарками с утра до ночи три дня с поля не вылазила. Тьфу! Сбил ты меня, Марк Янович! Ей Чистяков разрешил на два человека бригаду увеличить. Так эта землеройка сразу к моим девчонкам. Из четверых двоих сманила. А у меня ведь гектар почти как у неё. У неё десять, а у меня семь. И как я семь гектар буду с двумя женщинами обихаживать. Всё звони министру! – но водочку взял и, ухнув, выпил, потом снова ухнул, – Звони.
– Ты думаешь, Вениамин Иванович, что Тишков тебе людей из Москвы пришлёт? – Макаревич выпил без уханий и прочих соплей, лишь чуть сморщившись. Тёплая. Но и в груди сразу потеплело.
– А где взять? Объявление в газету два раза давал и на всех стендах в городе расклеил. Не идёт народ. Хватает и полегче работы в Краснотурьинске.
– Нда. Ладно. Наберу.
Тишков выслушал жалобу селекционера. Макаревич подслушивал, взяв трубку параллельного телефона.
– Марк Янович, ты на проводе? – он что, видит через две тысячи километров?
– Слушаю, Пётр Миронович.
– Я сегодня позвоню во Францию, договорюсь с Биком о покупке ещё двух автобусов. А ты пока один выдели Шабурову. И скатайтесь вместе в Карпинск и Волчанск. Там объявление в газету дайте и на стендах расклейте. Можно ведь утром посылать в Карпинск автобус, а вечером туда людей увозить. Думаю, у них с кадрами попроще. Такого масштабного строительства не ведётся. Я ещё Романову позвоню. Может и он к вам подключится. Городу ведь не только две работницы сельского хозяйства нужны, без сомнения и в других местах кадровый голод.
– Понял тебя, Пётр Миронович. А автобусы не хуже будут?
– Марк Янович, а ты не еврей случайно? – посмеялись.
23
Режиссёр напрасно обдумывал второй акт. Молодая актриса не согласилась и на первый.
Режиссёр театра актёрам:
– Ну, сколько можно повторять, что не «Я – драчистый изумруд», а «Ядра – чистый изумруд!»
Марсель Бик глянул на расписание сегодняшних встреч. Нет, в общество «Красного Креста» он уже точно не успеет. Проигнорировать нельзя, заклюют потом, придётся послать Элен. Пусть ей на мозги капают.
Вот с представителем компании в США Сержем Виверсом нужно переговорить обязательно. Дела за океаном идут вполне. Успех стратегии, по внедрению на рынок США, стал виден уже к середине 1967 года, когда продажи BIC в США выросли до 50 миллиона ручек в месяц. Компания покорила рынок, ещё недавно бывший враждебным.
На обед назначена встреча с представителем компании Conté. Сам Бик и не думал заниматься карандашами. Идея друга Петьи. Посмотрим, послушаем. Биг взял приготовленную секретарём справку. После англо-французской войны (1778–1783), которая являлась частью войны за независимость США, Англия прекратила поставку графита во Францию. Парламент королевства запретил вывоз графита, который очень высоко ценился. За нарушение этого запрета следовало суровое наказание, вплоть до смертной казни. Но, несмотря на это, графит не перестал поступать в страны Европы – это было делом рук контрабандистов. Только вот, это привело к быстрому повышению цены. Именно поэтому и был изобретён современный карандаш: нужда заставила.
Живописец Никола Жак Конте нашёл выход из сложившейся ситуации. Он всего-навсего догадался подмешать к дорогому графитному порошку глину и таким образом придумал новый способ изготовления рисовальных карандашей. Ему удалось достигнуть высокой прочности стержней и найти такое соотношение ингредиентов, которое положило основу современной классификации карандашей по твёрдости. Получив патент на своё изобретение в январе 1795 года, Конте основал одноименную карандашную фабрику, с которой началась история знаменитой фирмы.
Интересно. Чуть не два века компании. А вот на грани банкротства. Так и не оправилась после кризиса 1957–1958 годов. Марсель признался себе, что боязно ему влезать в это новое и совершенно не профильное производство. Да, в планах освоить производство автокарандашей. Нужен стержень. Но вот покупать всю фирму? Практически убыточную, с устаревшим оборудованием? Что ж, доверимся русскому партнёру. Пьётр пока ни разу не ошибся. Одна идея с именами звёзд на зажигалках чего стоит. А стоит это многих и многих миллионов долларов. И самое смешное, что за рекламу платят не он звёздам, а они ему. Ох, уж эти русские. На западе этот ход никому бы в голову не пришёл.
Начал Марсель с восходящей звезды французского шансона Мире́й Матьё (Mireille Mathieu). Пришёл к ней лично и уговорил за смешные десять тысяч франков нанести на розовые зажигалки её имя. И это была первая и последняя трата. Буквально на следующий день, после начала продаж новых зажигалок с ним связался продюссер Джо Дассена и предложил уже сам десять тысяч. Сошлись на пятидесяти, и не потому, что деньги были нужны, а потому, что о торге станет известно. Дассен выбрал синий цвет. Ещё через день, как говорит Пьётр, «нарьисвьялась» Далида. Изображала из себя убитую горем. Кто же не слышал эту историю. В 1966 году Далида познакомилась с итальянским автором и певцом Луиджи Тенко. В январе этого года на фестивале в Сан-Ремо певица вместе с Луиджи исполнила его песню «Прощай, любовь, прощай» (Ciao amore ciao), но песня не была одобрена публикой и не прошла в финал. В тот же вечер, узнав о результатах голосования, Луиджи застрелился в гостиничном номере.
Марсель сжалился над несчастной, взял с неё всего сорок тысяч и договор о рекламном ролике. Иоланде (настоящее имя) понравился зелёный.
Потом нарьисвьялась, нет «нарьесовалься» Але́н Дело́н. Шестьдесят тысяч и ещё один ролик. «Чёрный тюльпан» выбрал красный цвет.
Ещё через неделю нашёлся желающий на чёрный цвет. Сам Мохаммед Али зарезервировал. Та ещё личность. В апреле Али официально отказался от прохождения военной службы. Спустя всего час Спортивная комиссия штата Нью-Йорк лишила его боксёрской лицензии, а также отказалась признавать его в качестве чемпиона мира и это сделали до официального предъявления обвинения, а позднее к ней присоединилась WBA. 19 июня этого года состоялся суд, на котором рассматривалось дело Али. Юристы уверяли, что у стороны защиты нет законных оснований для того, чтобы Мохаммед не мог проходить службу. Газеты кричали, что тысячи членов «Нации ислама» приедут в Хьюстон, где проходил процесс, чтобы устроить массовую демонстрацию, но Али выступил с речью, где просил их не делать этого. 20 июля был определён состав присяжных – шесть женщин и столько же мужчин, все белые, спустя девять часов слушаний присяжные удалились для обсуждения, всего через 21 минуту они вернулись в зал и объявили вердикт – виновен.
Бик хотел отказать – неоднозначная одиозная фигура, даже не так – отказал. На следующий день боксёр удвоил сумму, а потом и ещё раз. Итог четыреста тысяч долларов США. И естественно тоже рекламный ролик.
Потом заняли и серый цвет, увековечить себя в пластмассе решил Марсе́ль Марсо́. Французский актёр-мим отделался двумя роликами и ста тысячами франков. Один ролик в гриме, второй без.
На сегодняшний день в папке заказов уже шестнадцать имён звёзд. Вот сегодня приходил продюсер Мишель Мерсье. «Анжелика» хотела не только надпись, но и профиль чудесной головки. Конечно. Как опьять говорьить Пьерт: «Льюбой каприс за вьяшьи деньгьи».
А может предложить красавице Мишель обсудить условия за ужином в кафе Le Procope? Наполеон Бонапарт оставил там в залог свою треуголку, когда у него не хватило денег расплатиться за обед. Теперь на неё можно посмотреть через стекло витрины. Уж у него-то денег хватит. Он не император. Он, по словам русского друга «Король шариковых ручек».
Отвлёк от предвкушения поедания деликатесов за одним столиком с «Анжеликой – маркизой ангелов» звонок как раз от друга «Петья». Эх, какую мечту загубил. Или нет?
– Марсель. Мне нужно чтобы ты снял фильм, – после приветствия выдал «друк».
– Ало. Ти перьепьюталь всих. Я – Марсель. Щёлк, щёлк, – изобразил Бик рекламу своих зажигалок.
– Нет. Я попал по адресу. Ты – снимай. Моя – показывай.
– Петья, ти добралься до последний бутьилка арманьяк? – предположил барон.
– Хорошо, Марсель пойдём длинным путём.
– Давай, подъём, – согласил Марсель.
– Подъём. Ты находишь хорошего режиссёра. Это можно?
– Льеххо.
– Ты находишь самую красивую французскую актрису. Это тоже можно.
– О! Уже ньяшёл. Мишель Мерсье подьедет, – вот и повод образовался для более плотного общения с «Анжеликой».
– Анжелика? Лучше и не придумаешь. Я двумя руками за. Теперь осталось найти сценариста.
– Тьи письятель.
– Нет. Нужен португалец, – уточнила бежевая трубка телефон.
– Таракан?
– Что таракан? В голове?
– В головье? Почём в головье? Португалец (portugal) – у испаньцев названье и португальцев, и тараканов.
– Да, тогда нужен таракан.
– Найдьём. А что за фьильм?
– Смотри, рассказываю сюжет. Анжелика приезжает на съёмки фильма в Лиссабон. Там её уговаривают совершить экскурсию вместе с группой других французов по достопримечательностям Лиссабона. Её узнают на улице и пристают с просьбой дать автограф. Пока всё понятно?
– Поньятно. А гид? И другой экскурсант?
– Вот, молодец, Марсель. Вся группа уходит и не замечает, что Мишель отстала. Она раздала автографы и попыталась догнать группу, но пошла не туда и очутилась в трущобах. Понятно?
– Трусьёбах. Что это?
– Бедные бандитские районы. Помойки, наркотики, Писают прямо на улице, подростковые банды. Так понятно?
– Чьё не поньятно, как район Сен Дени и кварьтал Гаре ду Норд в Парижь.
– Наверно. Не был. Надо бы к тебе в гости съездить.
– Приехать?
– Нет, потом, попозже.
– Карош, так чьё с Мишель? – напомнил Бик.
– Она бегает по этим трущобам и боится, за ней даже погналась банда подростков. Потом она забегает в тупик и там трое бандитов, они снимают с неё украшение и даже успевают сорвать юбку, но тут прибегает эта подростковая банда и начинается драка из-за Мишель. Стрельба, поножовщина. Понятно?
– Ужасно. Бедьяна Мишель.
– Это же кино, – успокоил Тишков друга.
– Дья, забьил, ты карош писатьель.
– Дальше, она сбегает и опять носится среди этих помоек в одних трусах. Находит обрывок грязной тряпки и заворачивается в него. Опять бегает. Долго бегает. Кругом одни помойки. Огромные крысы. Проститутки стоят. Рожи бандитские. Все дома исписаны. Всё завалено мусором. В нём шарятся старики нищие, дети. И вдруг видит полицейского. Бросается к нему и обнимает, просит помочь. Но полицейский срывает с неё тряпку и начинает расстёгивать ремень и штаны. Она снова убегает и вдруг видит вдали, в конце улицы море и их экскурсию. И она бежит к ним в замедленной съёмке. Всё конец. На экране горят огнём буквы Лиссабон – город контрастов. Карош?
– Бедьяна Мишель. Карош. Я надьют сценарист. Уговарьют Мишель. Я оплатить. Сам буду играть один бандит. Кто хотель полицейский?
– Бельмондо?
– Тrès bien. Отльично. Уже ушёль договьяриваться продьюсер Мишель Мерсье. Пока.
