Андрей Шопперт
Колхозное строительство 3
Интермеццо 13
Чукотскому шпиону Центр зашил в воротник пальто ампулу с цианистым калием. Вернулся живой.
– Доложите.
– Самое сложное было заставить врагов кусать пальто именно в этом месте.
Малое Политбюро вновь сидело в прокуренном помещении. Вроде бы и зал не маленький, а хоть топор вешай. И некому одёрнуть, все смолят. Перед каждым своя пепельница и она полностью заполнена окурками. Сидели давно. Вопрос всё тот же. Американцы. Компартия. Перед каждым тёмно-красная папочка, в ней пять страничек. Выжимка из протоколов допросов. Без воды и без выводов. Вопрос настолько непростой, что и вот сейчас сделают ли выводы. С одной стороны предательство. Удар в спину. С другой?
Надеялись, ведь, что наберут силу коммунисты в Америке. Разрушат изнутри этого кровожадного монстра. Подточат потихоньку. Тут забастовку организуют на военном заводе, там, в небольшом городке, победят на выборах в местную администрацию. По шажочку. В профсоюзах наладят борьбу.
Приезжали и братья Чайлз и другие, получали деньги и рассказывали об успехах. Пусть небольших. Надеялись. Все здесь сидящие. И что? Гадали давно уже, как попала в США речь Хрущёва. Оказалось они. Одним из первых действительно ценных результатов работы Чайлдсов становится копия речи Хрущёва «О культе личности и его последствиях», произнесённая на XX съезде КПСС в конце февраля 1956-го. Много ещё чего по мелочи.
И деньги. Ведь не лишку их у страны. Нет, собирали по центу, помочь надо. А эти евреи все несли в ФБР. Усиливали противника, сами деньгами снабжали.
Брежнев закрыл папку, отодвинул от себя, но передумал и снова подвинул, открыл. Сразу бросились в глаза подчёркнутые строчки:
«Настоящее имя Морриса Чайлдса – Мойше Шиловский. Он родился в 1902 году в местечке неподалёку от Киева и оказался в Америке в возрасте девяти лет. Семья осела в Чикаго, где отец-сапожник преуспел в изготовлении дорогой модной обуви». Мойша, как в анекдоте. «Вы слышали, Мойша вчера открыл на Дерибасовской ювелирный магазин!
– Да? И шо было?
– Да ничего… Сработала сигнализация, и за ним приехали…» – Тишков после охоты рассказал. Весёлый и хороший человек.
Ещё подчёркнуто:
«Питая вполне понятную ненависть к русской монархии, отец Морриса, а вслед за ним и он сам с энтузиазмом восприняли большевистскую революцию 1917 года. Моррис сблизился с леворадикальной молодёжью и девятнадцати лет от роду вступил в Коммунистическую партию Америки».
По зову души ведь стал членом. Сам пришёл. Вот снова красный карандаш.
«В возрасте 26 лет многообещающего Морриса Чайлдса направили на учёбу в Москву. Партия снабдила его фальшивым паспортом, двумястами долларами, новым пальто и билетом на пароход Ile de France. В январе 1929 года Моррис прибыл в столицу мирового пролетариата под именем Гарри Саммерса, рабочего из Детройта. Стандартный курс обучения в школе Коминтерна продолжался два года».
Не понимал Брежнев. Мир вокруг рушился. Он считал одной из основных задач КПСС, всего Советского Союза продвижение коммунистической идеи во всём мире. А они все предают. Самые проверенные и надёжные предают.
И снова красный карандаш.
«В числе преподавателей были финский большевик и крупный теоретик Коминтерна Отто Куусинен и один из видных членов партии в дальнейшем Михаил Суслов. С последним у Чайлдса установились особо доверительные отношения. Был случай, когда Суслов вдруг впал в немилость и остался без продовольственного пайка. Чайлдс, невзирая на возможные последствия, взял учителя на довольствие: похищал для него еду из столовой. Опала продолжалась несколько недель. Однако Суслов помнил о помощи Чайлдса всю жизнь и покровительствовал бывшему студенту».
Михаил Андреевич, как не хватает вот именно сегодня старого друга. И Семичастный не продвинулся ни на шаг. Всё завтра же надо подключать Щёлокова.
Что там дальше?
«С началом „холодной войны“ для американских коммунистов наступили плохие времена. В июне 1948 года ФБР арестовало головку партии. Двенадцати вождям, в том числе Деннису и Фостеру, предъявили обвинение в нарушении закона 1940 года, возбраняющего пропаганду насильственного свержения существующего правительства. В отношении тяжело больного Фостера процесс был отложен. Четверо обвиняемых были освобождены из-под стражи под залог и… скрылись от правосудия. Остальных федеральный суд приговорил к различным срокам тюремного заключения. Верховный Суд утвердил приговор, признав конституционность закона 1940 года. За первой волной арестов последовала вторая. Агенты ФБР арестовали в общей сложности 126 лидеров, из них лишь десять были оправданы. Партия перешла на нелегальное положение».
Не будет честной борьбы с США, не допустят. Всегда с ножом за спиной.
«Чайлдс, к тому времени оставивший по состоянию здоровья пост редактора газеты, всякую минуту ждал ареста. Он не имел никаких средств к существованию и жил на благодеяния брата Джека и немногих друзей. Установив за ним слежку, агенты ФБР скоро поняли, что человек, садящийся отдыхать на скамейку после каждых пятидесяти шагов пешей прогулки, не может представлять опасность для правительства. Иное дело его брат.
В сентябре 1951 года двое агентов ФБР остановили Джека Чайлдса неподалёку от его дома в нью-йоркском районе Квинс. Представившись, они ожидали, что „объект“ сделает круглые глаза и начнёт отпираться, как это было при аресте других партийцев. В ответ они услышали: „Ребята, где же, чёрт возьми, вы пропадали все эти годы? Я успел сына вырастить, пока вы ходили вокруг да около!“ Джек изъявил полную готовность сотрудничать с властями».
Вот с чего началось предательство. С родной крови. И не отстали уже от братьев ФБРовцы.
«На встречу с Моррисом отправился Карл Фрейман, один из лучших вербовщиков бюро. Фрейман внимательно проштудировал сочинения Маркса и Ленина и книги по советской истории. Разговор с Моррисом он начал с вопросов: не кажется ли ему, что Сталин предал идеалы марксизма? Согласен ли он с тем, что коммунизм уничтожил миллионы невинных мужчин, женщин и детей? Не думает ли Моррис, что советские коммунисты и немецкие нацисты отличаются друг от друга лишь методами истребления евреев? Какой строй, по мнению Морриса, наилучшим образом удовлетворяет потребности человека – советский коммунизм или американская демократия? „Мы оба знаем ответы“, – сказал Чайлдс».
Ответы. Сволочь. Утопить в болоте. Одни против всего мира. Кто сейчас трогает евреев в СССР? Живи, где хочешь, Учись, где сможешь. Работай, где нравится. Просто иногда не ценят. Ещё и этой свободы не хватает. Нужна свобода тявкать на партию. На Сталина. Были у Иосифа Вессарионыча перегибы. Партия это признала. Что ещё надо? Встать всем на колени и у Мойши прощения просить? А нет ли другого пути? Так есть. Гайки заворачивать. Распустили пустобрёхов. Фурцева среди писателей проглядела эту гниль. Да, и мы вслед за ней. Правильно Арвид Янович предложил, вякнул и за Урал в деревню учителем. Вякай там. Диспуты веди с пьяным сторожем Трифонычем. И опять красный карандаш тянул к листам с сердечной болью.
«Фрейман нашёл отличную кардиологическую клинику в Миннесоте. Расходы взяло на себя ФБР. Но как объяснить товарищам по партии, откуда Чайлдс раздобыл такую прорву денег? Выход из положения придумал Джек: он обратится к „товарищам“ с призывом помочь умирающему. „Ни одна из этих задниц не даст ни гривенника, – сказал Джек. – Но никто не признается в этом другому“. Так и вышло».
Купили. Тупо купили. Когда одной ногой в могиле схватишься за соломинку. Но ведь настоящие коммунисты на смерть шли, на эшафот с улыбкой и с песней «Интернационала». Брежнев, достал последнюю «Столичную» из пачки. Пачка «Новости» уже давно кончилась.
«Весной 1956 года друг Морриса, лидер канадских коммунистов Тим Бак, вернулся с ХХ съезда КПCC с потрясающими известиями. По дороге из Москвы в Торонто он заехал в Варшаву, где старый приятель Владислав Гомулка показал ему стенограмму закрытого заседания съезда в ночь с 25 на 26 февраля, на котором Никита Хрущёв произнёс свою знаменитую антисталинистскую речь. Джек Чайлдс, исполнявший функции курьера между Нью-Йорком и Торонто, привёз текст хрущёвской речи, копию которого Гувер немедля препроводил в Государственный департамент».
– Арвид Янович, подготовьте пожалуйста подробный доклад о «деятельности» польской компартии и о её руководителе. Оказывается, этот Гомулка либо дурак, либо тоже предатель. Надо бы в этом вопросе разобраться. Но в обоих случаях нужно менять. Как думаешь?
– Хорошо, Леонид Ильич. К Семичастному обращаться? – потёр переносицу «латышский стрелок».
– Конечно, всё подноготную нужно.
– Сделаем, Леонид Ильич.
Брежнев вернулся к красной папке. Даже не красной. Подобрали же цвет. Кровавой. ХХ съезд КПCC.
Никто и не ждал, что такой великий секрет не будет обнародован, но чтобы так быстро и сразу в США. Что там дальше?
«В том же году федеральный суд признал, что закон 1940 года неприменим к членам КП США. Партия вышла из подполья. В следующем, 1957 году она провела свой национальный съезд. Юджин Деннис назначил Морриса Чайлдса заместителем по связям с зарубежными компартиями. Наладились и контакты с Москвой. В апреле 1958 года Чайлдс получил приглашение посетить советскую столицу».
«В международном отделе ЦК с ним работали его старый знакомый Михаил Андреевич Суслов и Борис Пономарев. Они сказали, что в текущем году Москва выделяет американским коммунистам семьдесят пять тысяч долларов, в следующем – двести тысяч».
Эх, Михаил Андреевич! Какую гадину пригрел на груди. Стоп. А ведь когда Суслова убили Морис был в Москве. Ну нет, кто же кормящую руку кусает. Да и признался бы под действием амобарбитала. Нет. Но мысль в голове застряла. Брежнев загасил докуренную до фильтра сигарету и вернулся к чтению. Перечитыванию. В десятый раз.
«Возвратившись домой, Чайлдс узнал об очередной смене власти в КП США: вместо отошедшего от дел по болезни Денниса генеральным секретарем стал Гэс Холл (он же Арво Холберг) – выходец из семьи финских иммигрантов-коммунистов, выпускник всё той же школы Коминтерна».
И сейчас ведь руководит. Подозревает ли он, что вокруг одни предатели. Или и сам предатель.
«Гэс Холл подтвердил полномочия Чайлдсов: Моррис остался его „министром иностранных дел“, Джек стал связным, через которого партия получала финансирование из Москвы».
«С любительской конспирацией было покончено. В США наличные деньги чемоданами привозили профессионалы КГБ. Получая сообщение из Москвы о том, когда должна состояться следующая встреча, Джек должен был подтвердить свою готовность. Для этого ему следовало припарковаться на Манхэттене неподалеку от советской миссии при ООН и послать сигнал по рации. Он пользовался резиновой куклой с пищалкой: три писка означало „да“, пять – „нет“. При необходимости экстренной встречи Джек посылал семь писков».
«Если бы Джек Чайдс не сотрудничал с властями, его жизнь была бы наполнена хлопотами и треволнениями, но в данном случае все техническое обеспечение взяла на себя команда агентов ФБР: они принимали и расшифровывали радиограммы, жали на пузо кукле, проверяли метки на стене и забирали посылки из тайников.
Посылку первым делом везли в нью-йоркское отделение ФБР, где деньги пересчитывались, а номера купюр переписывались в целях выяснения их происхождения. Затем деньги поступали в депозитный сейф одного из нью-йоркских банков. Сразу по их получении часть забирал в своё распоряжение Гэс Холл».
А оставшиеся? ФБР. И на эти деньги строили нам козни. Платили предателям там, в посольствах и здесь Солженицыным всяким и Поляковым. Обидно. До слёз обидно.
«Аппетиты вождя американских коммунистов не знали предела. Он постоянно просил Москву увеличить финансирование, красноречиво описывая свои подвиги в борьбе с гидрой мирового империализма и рост популярности партии. Москва шла навстречу, неуклонно повышая сумму: в 1965 году она впервые превысила миллион долларов в год».
Как никто другой генеральный секретарь знал, что объёмы финансирования КП США не шли в сравнение со средствами, направляемыми Москвой на поддержку крупнейших компартий Запада – итальянской и французской. У тех счёт членов шёл на миллионы, а Компартия США была одной из самых малочисленных – в середине 70-х годов в ней состояло менее десяти тысяч членов. Однако в отличие от европейских ревизионистов американцы никогда не отклонялись от генеральной линии, а потому в пересчёте на «душу населения» их финансировали более чем щедро. Общий же бюджет знаменитого депозита № 1 Внешэкономбанка, на котором хранились средства, так называемого «Международного фонда помощи левым рабочим организациям» примерно восемнадцать миллионов долларов. При этом весь ВАЗ обошёлся всего в триста миллионов. Да ещё с огромной рассрочкой.
Прекращать финансировать? Не решил Леонид Ильич.
– Кхм, товарищи, давайте заканчивать. Какие есть мнения?
50
– Любимый, Ты же обещал сходить в кино. – Любимый обещал, любимый сходил.
В кинотеатре билетёрша говорит опоздавшему зрителю:
– Фильм идёт уже двадцать минут. Пройдите как можно тише в свой ряд.
– А почему тише? Все спят, что ли?
Свет в зале начал гаснуть. По экрану побежали кадры, и ярко высветилась надпись «Кавказская пленница. И снова здравствуйте. Часть вторая». Закончили. Вот, решили показать министру рабочий пока вариант.
Пётр смотрел и улыбался. И не шуткам даже. Хотя фильм получился не хуже чем первая часть, что, в общем, нечасто бывает. Улыбался именно первому своему значимому успеху. Не было этой замечательной ленты в его мире. Не сняли. Просто ссора двух человек, замечательных профессионалов, поставила крест на этом шедевре. Руководство Госкино решило на всякий случай запретить. Теперь у «товарищей» не выйдет. Всех разогнал. Из нескольких сотен пара человек осталась. Кто на пенсии с удочкой сидит, кто библиотекарем в Нарьян-Маре. Теперь нужно ещё по союзным республикам пройтись. Что-то Штелле не помнил особых успехов в тех Палестинах. Разве Латвия, но ведь там-то все эти националисты и расплодились. Пока Пётр не знал, как поступить с двумя десятками киностудий союзных республик. А раз не знал, то поступил пока непредсказуемо для хроноаборигенов. В пять раз снизил им бюджеты. Потом будут кричать, что культура в загоне. Что финансируется по остаточному признаку. Так, и есть. На армию идёт больше средств. Это с одной стороны. А с другой, в киноиндустрию Казахстана вбухивается в год денег столько, что можно снять десять «Бриллиантовых рук», и ещё на десять «Неуловимых Мстителей» останется. А где выхлоп? Чего такого великого сняли в Казахстане? Пусть снимают. Один фильм в два года. Визгу скоро будет. Побегут деятели культуры в свои ЦК. Те к Брежневу. Шовинист Тишков не даёт развиваться национальным культурам! Не так. Ведь все заканчивают одни институты, что казахи, что молдаване, что «русские». Не русские – «российские» кинематографисты. «Неуловимых» снял точно не русский. Научитесь сначала. Поработайте помрежами. Напишите нормальные сценарии, подготовьте нормальных запоминающихся актёров. И вот потом. Снимите короткометражку и докажите, что вам можно доверить деньги на ещё одну короткометражку. Гайдай вон тоже с короткометражек начинал. И не будь их, не получилась бы и «Бриллиантовая рука». Вчера торжественно вручил Леониду Иовичу два сценария. Свой – украденный у Задорнова «Девятый вагон», и «Бриллиантовую руку» Костюковского.
Яков Аронович следующий сценарий напишет послабее. «Неисправимый лгун». Вицин почти вытащит. Поможем. Усилим актёрский состав. Придумаем пару смешных эпизодов. Нужны нам комедии. А раз нужны, значит будут.
Загорелся свет. Полтора часа, как и не было. Получилось кино. Получилось!
– Товарищ Гайдай, вы гений. Сегодня же подпишу документы на присвоение вам «Заслуженного».
– А ведь обещали четыре месяца назад. Думал уже, что обманули, – смутился мэтр.
– Вот напомнили бы. Собирался ведь. Закрутился. Сейчас дудки. Спасибо за чудесный фильм. Доделывайте. И беритесь за следующий, – указал на папки со сценариями.
– А Мишу-кувалду оставите?
– А нужен?
– Без него ещё бы и не начали, – смеётся.
А ведь почти, правда. Пётр, как и обещал, приставил к Гайдаю «Д’Артаньяна».
И решил среди этой братии кинематографической не искать. Нет там таких. Пошёл к Цвигуну. Нужен здоровущий лоб. Но не дурак. И наглый до омерзения. Кузьмич посмеялся и прислал отставника. Старшину. Где только взял? Метр девяносто и кулаки с голову взрослого человека. И хохотун. Только вот когда Миша – кувалда хохочет, у остальных диарея развивается.
– Го-го-го! – и три вопроса из двух решены.
Почти и не пользовался грозной бумагой. Так если натыкался при переговорах на старенькую старушку. Те и на аусвайс почти не реагировали. Один раз Гайдаю пришлось до министра добираться, чтобы бухгалтера семидесятилетнего (нюю) заставить резолюцию вынести. И ведь даже не отправил с почетом её Пётр на пенсию. Съездил, задал пару вопросов и поблагодарил. Но в этом случае попросил сделать исключение. Пока такие бабушки ещё живы и работают, страну не разворуют Гусинские с Березовскими. Жаль мало их осталось. Не Гусинских. Тех всегда хватает. Все тюрьмы переполнены. Вот не свирепствует КГБ, не хватают врагов народа за «колоски», и два миллиона по тюрьмам и по зонам. Где Солженицын? Чего не поднимает вопрос? В тюрьму посадили за изнасилование школьницы? Вот ссука! Чувствовалась в нём гниль. От, завизжат за бугром! Или наоборот? Заткнутся.
Глава 15
51
В автобусе. Мужик Женщине на ногу наступил, решил извиниться: – Пардон. Женщина вся обомлела: – Француз? Мужик: – Ну, дык ёбтыть…
Никогда не понимал французов. Кроме тех, кто говорит по-русски.
Думал, что крутой. Да, что там думал, точно знал.
Посмотришь в зеркало, а там яйцо. Тьфу, оговорился – лицо. Да.
Вчера приехал барон Марсель Эммануилович Бик. Приехал не один. Привёз Мишель Мерсье. Ещё привёз сына Антуана. Мальчишке шёл двадцать восьмой год. Четвёртым в этой компании был Эдуард Буффард – друг и соратник Марселя, ещё с того далёкого послевоенного года, когда два товарища решили в гараже на коленке делать стержни для шариковых ручек.
Интересно, Дисней в гараже, Бик в гараже, Джобс с Возняком в гараже. Наверное, нужно всех наших министров и директоров крупных предприятий сначала пару лет в гараже запертом подержать. Или сейчас взять всех, да и позапирать по гаражам.
Приехало семейство не просто так. Приехало похвастать. Привезло одну вещь и одного производителя вещей. Производителя звали Жан Жиро. В занесённой снегами СССРе ещё не прогремел. Да, и не прогремит. Фильмы это да. И актёр один. Маленький, лысенький, смешной. Жандарм из Сен-Тропе, Жандарм в Нью-Йорке, Большие каникулы, про сынка лодыря. Это и наработал месье Жиро. И именно он был привезён мильёнщиками в качестве режиссёра фильма под интригующим названием: «Та самая Анжелика в Лиссабоне».
Пётр поразился, с какой скоростью снял свой фильм Гайдай. Жак Жиро снял в три раза быстрее. Всего-то три недели и готова пятнадцатиминутная лента. Нда. Задумывался фильм, как антиреклама западу. Ну, там помойка, преступность и так далее. Есть помойка. Есть преступность. А вот антирекламы нет. Доверили Папе Карло сделать рояль, а он опять Буратино выстругал. Ни чем ни хуже «Операции Ы» получилось. И актёры из первого десятка. Деньги в холостую. Ладно, получилась реклама фирме «Бик & Тишков». Лучшая реклама в мире на сегодняшний день. Потом только «Эволюция» превзойдёт.
Пётр расстроился. Хочешь сделать хорошо – сделай сам. И что теперь с этой короткометражкой делать? Такой вопрос и задал. И получил по башке. Фильм уже отправлен и в Канны и в Штаты. Не успели к Веницианскому Золотому Льву, но подали на следующий год. И что?
Так вы, Пётр Миронович, автор сценария. Ну, совместно с госпожой Луизой Нету Жорже.
– Кто эта достойная особа? – задал вопрос, когда проморгался.
– О, известная португальская поэтесса и сценарист. Красьявица!
– Если все три приза не заберём, то один-то по любому, – таков был вердикт французского режиссёра.
Эх, жаль Оскары нельзя на пиджак нацепить. У нас вот умнее, носи себе «Ленинскую премию», пусть народ знает своих героев.
Раз уж приехали, то не выгонять же. Решил Штелле показать ленту Брежневу.
– Ты, Пётр, дурак, – и опять целоваться надо.
– Почему, Леонид Ильич? – Эх, хорошо поцеловались.
– Зачем тебе это министерство? Пиши книжки, такие вот фильмы снимай. Лодырей гонять других найдём.
– Так вы же поставили, Леонид Ильич? – чего это было.
– Ага. Испугался? Шучу. Как у тебя не получается. Правильно поставил. Лучше нет никого. Каждый день на тебя жаловаться всякие заслуженные люди ходят. А раз ходят, значит работаешь. Больше гоняй. Подали на Оскара, говоришь, на Пальмовую Ветвь и Золотого Льва.
– Не всё. Ещёна Международный фестиваль анимационных фильмов в Анси. И ещё Жак Жиро собирается в следующем году выставить на соискание «Золотого медведя» за лучший короткометражный фильм в Берлине.
– Прыткий. А наш, Московский, чего? – щедрый Ильич сегодня.
– Он раз в два года проводится. Только что прошёл.
– Да, ты ведь министр. Исправь. Сделай ежегодным.
– Тут не я, к сожалению, решаю. Это решает Международная федерация ассоциации кинопродюсеров.
– Верю, Пётр, у тебя получится. Считай, получил напутствие. Работай.
Уже хотел уходить, как получил в спину:
– А что, Пётр, эти артисты ещё не уехали?
– Нет, я их в гостиницу Москва заселил. Решаем пару вопросов.
– Завтра давайте в пять вечера в Свердловский зал Кремля. Наградим режиссёра, актрису эту и Бика твоего орденами Дружбы. Раз фестиваль только через два года, – ага наградим, захотел видно Ильич Мишель Мерсье троекратно поцеловать. Насмотрелся на трусы оранжевые. Представил, что под ними. Вот и захотелось поцеловать. Не жалко, пусть целует, и полезно для дальнейшего сотрудничества.
– Спасибо, Леонид Ильич, – обрадовался Пётр.
– Тебе-то чего спасибствовать? Подожди, неудобно ведь получится. Их наградили, а тебя нет. Готовь дырочку на пиджаке. Тоже орден Дружбы дадим. Заслужил.
Сходил, обрадовал французов. И ведь на самом деле обрадовались. Только Мерсье в панике. Нет парадного платья. Пришлось вести в Большой. Всех пятерых. Культурный шок у лягушатников.
– А можно мне, и вон то платье, и вот этот костюм, а этьё. Петья, je vous prie s'il vous plaît. Просю.
Небритый Жак Жиро посмотрел образцы костюмов и ткнул перстом в серый приталенный двубортный.
– Этьё, de toute beauté. (Очень красиво). Пасибо. Карашо.
Выпроводил гостей и бросился назад к Дольче Габанову.
– Успеете?
– Тут две костюмерши есть. Если помогут? Не знаю.
– Ладно, приступайте.
Пришлось искать Зайцева.
– Слава, давай бегом в Большой со швейной машинкой. Потом поговорим о дальнейшем сотрудничестве. Сейчас честь страны спасать надо. И если ещё одну хорошую швею привезёшь с машинкой, то лишней не будет.
Вечером, пока вновь созданная студия Дольче & Зайцев шила на французов парадную одежду, Пётр с этими французами обговорил то, зачем они все вместе и прикатили.
А прикатили за разрешением изуродовать «Рогоносца». Хотят из него комедию сделать. Мечи, сражения? Как комедию? Хотя, вот есть ведь «Коридоры времени»? Есть смешные моменты в «Истории Рыцаря». Что ж, братья фханцузцы, снимайте. Сценарий? Не, ребята. Книга понравилась Де Голю? А вы откуда знаете?
– Онь мнье сам сказаль. На прийёме в Германском посольствье, – пояснил Марсель. – Он приглашаль его Превосходительство Министр Тишкофф во Францию.
Точно крут.
– Я не справлюсь со сценарием.
– Я пришлю хорошего молодого человека – Клод Зиди, он работает ассистентом оператора. Помогает мне править сценарии, – пообещал небритый Жером. С него, наверное, и мода на небольшую щетину пошла.
Клод Зиди? Что-то знакомое? Мать Её – «Банзай». Точно в интересное время живём. Классик французской комедии будет у Петра Мироновича литературным рабом. Куда там Яйцу.
– А красавица и комсомолка Луиза Нету Жорже? – всё же попытался отбрыкнуться.
– Карашо! – махнул рукой небритый гений.
– Я съезжу и приглашу! – Вдруг пискнул на языке Золя маленький Антуан.
Оба на. Гевюр цузамен. А это не любофф?
– Коньечно. Ньюжно поменьять билет. Летьи, – вот надо отдать должное богатым иностранцам. Они не запрягают долго. Они просто быстро ездят. Ни хрена, и мы научимся!
Платья и костюмы успели сострочить. И на награждение не опоздали. Удивительно много народу припёрлось. Половина Французского посольства, да с жёнами. Которые ревели, глядя на платье Мерсье, и щипали мужей за ягодицы. Кердык Дольче. Прославится на весь мир. Да и не только Мерсье ведь в красивом платье. А жена Лия? А Маша – Вика? А дочь? Крут? Фамилию поменять на Крутов?
Были и с нашего министерства иностранных дел. Даже сам Громыко.
После награждения подошёл к Петру.
– Пётр Миронович, меня Леонид Ильич просил поспособствовать получению вашим фильмом первой премии в Анси и Каннах. Даже не представляю, как это сделать, но с послом переговорю.
Переговорил. Посол тут же захотел пообщаться с министром.
Беседовали, как истинные джентельмены о погоде и дружбе. Договорились встретиться и пообщаться об обмене выставками картин русских передвижников и провентилировать вопрос о визите госпожи Джоконды в Эрмитаж. А что у Фурцевой же получилось?
