bannerbannerbanner
полная версияКолхозное строительство 3

Андрей Шопперт
Колхозное строительство 3

Полная версия

Глава 10

Интермеццо 10

Товарищ Брежнев, вы стали генсеком. Как вас теперь называть?

– Можете просто: Ильич.


Сидели молча. Ждали. Не торопясь дымили Брежнев с Черненко. Фурцева вот дёргалась. То левую ногу на правую закинет, то правую на левую. Понятно. Хрущёв был человеком, который вытащил её на самый верх. Он же правда и слегка назад задвинул. А не мели языком чего попало. Все понимали, что она так высоко поднялась не за способности, нужна была женщина, разбавить чисто мужскую компанию. Но ведь у этой медали есть и вторая сторона. Ведь разбавили не Ивановой и не Либерманшей какой. Разбавили Фурцевой, что-то было в ней не такое, как в Либерманше. Фанатизм, беззаветная вера в Ленинскую партию, в коммунизм. Напротив спокойно листал блокнот Алексей Косыгин, делая в нём пометки. Дописывая иногда, что-то важное для страны.

Николай Викторович Подгорный сидел, прикрыв глаза и чуть шевеля губами, сам с собой перешёптывался. С боку, как бедный родственник пристроился новенький. Пельше всего год как вошёл в эту компанию.

Потом это назовут малым Брежневским Политбюро. Сталин на XIX съезде КПСС предложил переименовать в Президиум ЦК КПСС вместе с переименованием партии. Предложил – переименовали. А Брежнев на XXIII съезде КПСС 1966 года решил вернуть старое название. Солиднее звучит. Решил, и опять переименовали, в Политбюро ЦК КПСС.

Ждали Семичастного. Председателя КГБ. Владимир Ефимович не опаздывал. Собрались чуть раньше. Думали, может, что другое обсудить ещё надо, но Брежнев сидел и молча выкуривал одну сигарету «Новость» за другой.

С появлением генерала в полной парадной форме все оживились. Брежнев с Черненко загасили сигареты.

– Давай без раскачек Владимир Ефимович, сразу по делу, – Леонид Ильич отодвинул пепельницу.

– Высказанная в письме версия о смерти Сталина подтвердилась. Его отравили. Хрущёв признался. Зачинщик не он. Берия. В курсе заговора был и Маленков. Ему был обещан пост Председателя Совета Министров. Он его и получил.

– Он всё ещё в Экибастузе? – уточнил Пельше.

– Да.

– Продолжайте, товарищ Семичастный, – кивнул Брежнев, – А вообще нет. Не надо. Есть протокол?

– Вот, Леонид Ильич, – Председатель КГБ протянул папку.

Брежнев взял, раскрывать не стал. Положил перед собой. Осмотрел людей в комнате.

– У кого какое мнение?

Молчали. Первой не выдержала Фурцева:

– Расстрелять обоих!

– Боевая ты, женщина, Катерина, – хмыкнул Черненко, – роту бы тебе.

Фыркнули все.

– А я думаю, что надо сказать Маленкову, что мы всё знаем, Хрущёва отпустить и чтобы больше об этом ни одна живая душа не узнала. Представляете волну. И там за кордоном. Сталин величина огромная, – очень тихо с заметным акцентом проговорил Пельше. Волновался.

– Поддерживаю, Арвида Яновича, – сказал чуть излишне громко Подгорный, и даже слегка по столешнице ладонью прихлопнув.

– Я тоже поддерживаю, – тише и спокойнее сказал Черненко.

Брежнев перевёл взгляд на молчавшего Косыгина.

– Конечно, нужно и дальше хранить тайну. Вопрос в другом. В письме.

– В точку, как всегда, Алексей Николаевич. Есть хоть что-то товарищ Семичастный? – Брежнев встал, достал очередную сигарету, но не закурил. Мял в пальцах.

– Никак нет. Новых данных нет, Леонид Ильич.

– Плохо. Может тебе помочь, чем, надо. Из ведомства Щёлокова кого подключить?

– Это лишние носители сверхсекретной информации. Пока ни какого вреда письма не принесли.

– Весело. Сам не ам и другим не дам. Вреда нет. Польза есть. Пусть пишет Яков. Почему не пишет, кстати, а буквы наклеивает. Ведь у нас есть образец подчерка Якова Джугашвили?

– Так точно, товарищ Брежнев.

– Вот, значит, это может быть и не Яков.

– А может специально, чтобы мы именно так и подумали, – предположила Фурцева.

– Вот. Может и права Катерина. Ладно. По американцам и Андропову тоже тут? – Брежнев похлопал рукой по красной папке.

– Так точно.

– По жене Хрущёва и бандеровцам?

– Всё там.

– Иди, Владимир Ефимович, ищи Якова. Свободен. Я почитаю, потом товарищам дам почитать.

Когда Семичастный ушёл. Брежнев всё же закурил и, глядя на папку, тихо произнёс.

– Значит, решили все вместе, о Сталине ни кому не слова. По остальным материалам соберёмся через неделю. Всем компартиям капиталистических стран пока помощь прекратить. Разберёмся сначала, куда наши деньги уходят. Все свободны, товарищи.

38

Сын, я нашла у тебя в карманах зажигалку. Как ты можешь это объяснить?

– Это не моя!

– Точно?

– Да! Я просто попросил прикурить, и она осталась у меня.


Полно вопросов к французскому другу накопилось, но как не позвонят туда, всё «Пардоны», да ещё «пас». Так и пасуют уже неделю. Голов поназабивали.

И вот свершилось. Объявился блудный сын.

– Петья, ти писаешь? Мнье нюжен продолжений «Раганосцы». Прям счас! – что там опять случилось.

– Почти не писаю. Времени нет. А что случилось-то?

– О, я женьюсь!

– Поздравляю! И как это связано? – хрень какая-то.

– Я женьюсь на Мишель! Она рьядом. Целуит тебья. Хочет продольжьений Раганосиц. Хочет фильм сниматься. Я заказьял сценарьий. Дам деньег на фильм. Она разводитьсья с млядьишним режиссёррьим Андре Смагги. Ми будем женьиться, – вот представишь себе брутала барона Марселя Бика и слушаешь голос – три разных человека. Почему три, а не два? Да, между ними ещё один человек влезет.

– Что с лентой про Лиссабон? – надо съехать на деловые рельсы.

– О, всё карашо, пи́сать сценарий. Два неделя.

– Слушай внимательно Марсель. Нужно кое-то добавить.

– Вся вниманья.

– Автографы Мишель раздаёт ручкой «Бик» и чтобы было видно.

– Тrès bien. Карашо. Поньятно. Реклама. Приньято.

– Ты когда играешь бандита и Бельмондо, когда играет полицейского, прикуривает от зажигалки Бик.

– Опьять поньять, – ржёт.

– И когда Мишель Мерсье бегает в трусах, то на попе у неё написано «БИК».

– Я не понимать. Я не делать трусьи.

– Да и ладно. Главное, чтобы запомнили название.

– Понимать. Сейчьяс спросить Мишель, – чего-то бубнили на языке Экзюпери, а потом ржали в два голоса.

– Мишель говорьит – печьят в пасьпорт. Печать трусьи. Вien! О, Петья, что ти хотель. Говорьи.

– Марсель, нужны антиникотиновые жвачки. Много. Ящик, – в союзе Писателей бум. Все хотят бросить курить. Или обманывают и просто хотят халявных жвачек. Но ведь в людей нужно верить. А ещё начинает он и в самом министерстве гаечки закручивать, в кабинетах курить запретил. Только в туалетах. Потом и там нужно будет. Но потом. Учредил премию. Кто три месяца не курит, тот при дальнейшей рецессии получает на 10 рублей зарплату больше. Однако если будет доказано плутовство, то увольнение с волчьим билетом.

– Карош. И этьё всьё?

– Нет, я тебе написал письмо, думаю, дойдёт на днях. Нужно изобрести фломастер, который пишет белым по металлу. Для токарей и других профессий, что работают с металлом. Краска должна быть прочной. Должны быть с широкой полоской и с узкой. И вообще подумай о выпуске фломастеров.

– Поньял. Поговрью с химик. Что исчьё есть?

– Пластиковые бутылки. С закручивающейся пробкой. Для воды минеральной, для пива, для молока. В том письме эскизы есть.

– Да, это не плёхо. Тrès bien. Не биться, дешевье. Я понимать. Подумать. Ешьё!

– Марсель, там, в письме, ещё эскиз очков для пловцов спортсменов и вообще для плавания. Только ты сделай и не продавай пока. Мне пришли несколько штук.

– Почемью?

– Хочу, чтобы наши пловцы на летней олимпиаде все первые места заняли. Побили американцев.

– А фхранцузы?

– Ну, будь человеком!

– Жалькьё. Льядно. А потом.

– А потом, наши победят на олимпиаде, и ты выпустишь в магазины. Лучшая реклама, которая только возможна.

– О-ля-ля. Хитрить. Согласин. Что ешьё есть?

– Нет, всё. У тебя кроме свадьбы, что хорошего?

– О, Оля-ля. Хвастать! Пластмассовые детальи к мотороллер начал делать. В конце месьяц отправлять первый партий. Ещьё купить фирму Conté. Карандаш. Помнить.

– Молодец. Много нужно денег? Вкладываемся поровну.

– Коньечно. Много. Есть. Зажигалки хорошьё идут. Бритвы карашо. Есть деньгьи.

– Ну, ладно, передавай Мишель Привет.

– Тебье привьет. Ты пи́сать. Раганосиц. Пи́сать.

39

Дырявые майки, дырявые джинсы. Когда же придёт мода на дырявые носки?


Сидел ни кого не трогал. Читал подготовленный ещё три дня назад доклад о проблемах клубов в небольших деревнях. Читал и понимал, что даже не в деньгах ведь проблема. Да, плохая библиотека, да нет магнитофонов и проигрывателей, да нужен ремонт, да молодёжь не хочет ехать в деревню, так как низкий заработок и ужасные условия проживания. Если с Москвой сравнивать. Так вот, понял, что дело в доступности. Нет дорог. Нет автобусов, что доставит тебя через час в город. На самом деле, получается, что оторваны от жизни. И ведь через пятьдесят лет не сильно и лучше станет. Во многих сёлах ещё и позакрывают всё, включая школы и магазины.

И какой выход. Строить дороги? Несомненно. Открывать новые маршруты движения автобусов и электричек. Да, где их взять? И опять всё в деньги упёрлось. И чем он может помочь? Вспомнился краснотурьинец теперь. Константин Николаевич Чистяков. В 1960 году был назначен директором отстающего совхоза «Балаирский» в селе Балаир Талицкого района Свердловской области. Вместе с женой-учительницей и двумя детьми переехал из областного центра в отдалённую деревню без электричества.

В 1964 году у него в колхозе в несколько раз увеличилась урожайность основных культур. Надои выросли с 2,5 почти до 4 тысяч килограммов молока на фуражную корову. Резко возросло маточное поголовье птицы и крупного рогатого скота. Соответственно, сдача государству мяса, яиц и зерна увеличилась по сравнению с 1961 годом в два раза. Почти вдвое выросла зарплата колхозников.

 

Рядом с их пограничной деревней находились две деревушки с таким же отсталым хозяйством, и рабочие подсказали, что можно бы попробовать объединиться – а там 300 пар рабочих рук. Объединились. Так он и этих вытянул из разрухи и нищеты. Сейчас в Краснотурьинске у героя Соц Труда вылечили жену от туберкулёза и Константин Николаевич подсобное хозяйство города в гору тянет.

И рядом махнувший на отсталость и нищету Зарипов Марсель Тимурович.

Вывод. Проблема клубов в небольших деревнях в умении руководить колхозом председателем этого колхоза.

И он тут чем помочь может? Стоп. Как там едят слона? По кусочку. Давай и мы по кусочку. Пётр набрал Романова. Нету. На полях. Картошку убирают. Что ж, теперь, как появится, пусть перезвонит. Мысля у Петра появилась. Пригласить на пару дней Чистякова в подшефную теперь деревеньку Захарьинские Дворики. А вот чем отличается деревня от села? Церковью. Была раньше хорошая каменная церковь в «Двориках» Сейчас – руина. Не про это. Если маленькая деревня, то деревенька. А вот если маленькое село, то как? Селушка? Пригласить Чистякова в селушку и попросить дать советы Зарипову. Посмотреть на это дело, а потом дать задание Чистякову набросать бизнес-план. Посмотреть, как с ним справляется Зарипов. И отправить сюда сценариста получше. Пусть превратит это в фильм. Лучших актёров собрать. Взять лучшего режиссёра. Да, подобных фильмов про нищие колхозы есть немного, но там нет конкретного плана действий. Может быть, посмотрят в колхозе «Сто лет без урожая» фильм и очнутся. Наивный чукотский юноша? Ну, и ладно. Наивный! Зато не лежащий поперёк дороги валун. Вдруг два с половиной колхоза из нищеты вылезут. А то слона им всем подавай. Вот и первый кусочек будет. Фильм «Снова поднятая целина».

Так вот, сидел, строил прожекты, как вдруг неожиданный визит.

– Пётр Миронович, тут молодой человек пришёл. Говорит не уйдёт никуда, пока вы его не примете. Мне милицию вызвать? – а дверь-то перевесили, больше деревянная башка с ней не встретится. Филипповна страдает. Теперь она её на себя выдёргивает. Рано или поздно сорвёт с петель.

Фу, устал, нужно переключиться на что-то с колхозной разрухой не связанное.

– А пригласите, бузотёра. Посмотрим на этого нигилиста.

Ну, ни хрена себе! Зайцев! Вячеслав? А вот отчество?

– А хочешь, Слава, я угадаю, зачем ты пришёл? – и пасы руками.

– Как? Вы меня знаете? – оторопь. Сейчас добавим. Весело же.

– Ты проходи, товарищ Зайцев, садись, расскажи мне о тернистом пути покорения модельерного Олимпа, – И опять пасы руками.

Всё. Не собеседник. Рот открыл, глаза выпучил. И при этом ещё и моргать умудряется. Спустить нужно на землю.

– Ну, рассказывай, чего пришёл, чего принёс? – зря ещё хуже сделал.

– ПППётр Миррронович, вы меня знаете? – уже не смешно.

– Слава, давай излагай, зачем пришёл, времени и так не хватает.

Что Пётр помнил про будущую звезду? Так ведь и не мало. Собирал материалы на ту книгу, про мальчика-попаданца, там он должен с Зайцевым встретиться. Ну, вот встретились. Весовые категории поменялись.

Где наука и прогресс – там текстильный университет! Кто поэт? Не тянет явно на нобелевку.

В этом году Вячеслав Зайцев получил Гран-при за платье под девизом «Россия» на Всемирном фестивале моды в Москве. Закончил лет пять или шесть назад Московский текстильный институт с отличием. Распределили на Экспериментально-техническую швейную фабрику где-то под Москвой. Придумал и воплотил в жизнь коллекцию спецодежды для женщин-работниц села, которая была отвергнута методическим советом. Однако как-то дошла до буржуев, её опубликовал журнал «Пари Матч» со статьёй «Он диктует моду Москве». Спустя три года, в 1965 году автора коллекции, так и не увидевшей свет, по этой статье разыскали Пьер Карден и Марк Боан (Dior). Приехали мэтры в Москву и, ознакомившись с творчеством своего молодого коллеги из СССР, признали его своим достойным собратом по профессии. Результатом их встречи явилась статья за бугром – «Короли моды».

И чего же надо королю? Молчит?

– Вячеслав, что вас привело ко мне?

– А да, конечно. Пётр Миронович, я сейчас работаю художественным руководителем экспериментально-технического цеха Общесоюзного Дома Моделей одежды на Кузнецком мосту, – и опять молчит.

– Похвально для столь юного возраста.

– Мне нужен ваш Дмитрий Габанов! – выпалил, собрался с духом.

Так и нам нужен. Такой козырь. И дело ведь не в Дмитрии. Дело в них с Викой. Дольче, нахватался идей за три месяца, но ведь моды будущего не видел. Пропадёт на этом Кузнецком мосту.

– Ответ – нет. И даже копировать его платья запрещаю. Создавайте свои. Вы человек талантливый. Вон с Карденом на ты. Два вожака в одной стае не выживут, один рано или поздно подомнёт другого. Возьмите у него эскизы, просмотрите, но не копируйте, компонуйте, изобретайте. Своё делайте. Вот, если защита от дураков нужна, то обращайтесь, в меру своих небезграничных сил помогу.

Ушёл расстроенный. Дурачок. Тебе же лучше.

Интермеццо 11

Не просто так люди водку пьют, а с беседами, песнями, драками и хороводами.

А вы говорите – чайная церемония.


Большое семейство Меркадеров собралось всё вместе впервые лет за тридцать. Ещё с испанской гражданской. Много. Побнимались, поназадавали друг другу кучу вопросов, снова пообнимались, женщины расплакались. Мужчины вышли на балкон покурить, а женщины ушли собирать на стол.

Рамон прибыл в Москву одновременно с матерью и братом Хорхе. В аэропорту не встретились, а вот у подъезда дома встретились. Рамон выгружал из багажника такси подарки. Фрукты в основном. И тут ещё одно такси подъезжает, а оттуда во всём Парижском блеске выплывает Эустасия Мария Каридад дель Рио Эрнандес. Следом и Хорхе вылез. С ним точно тридцать лет не виделись. Постарел, а кто может помолодеть за тридцать лет. Встретил бы в толпе, не узнал.

Выскочила из подъезда жена Рамона. Увидела из окна.

В Москву Рамон Меркадер и Кубы в 1960 году приехал со своей супругой – мексиканкой Рокелией Мендосой Буэнабад, на которой он женился ещё в тюрьме. Она носила ему передачи во время заточения.

Своих детей у них не было, однако они усыновили двух детей (дочь звали Лаурой, сына Марком), чьи родители погибли в борьбе с франкистским режимом в Испании. Дети сейчас в Мексике. Повзрослели и уехали.

Рокелия устроилась на работу диктором в испанской редакции Московского радио. Там и сейчас трудится. Особой любви нет, но всё-таки родной человек рядом.

За столом все не уместились. А мебели в доме и нет почти. Сняли дверь с петель. Положили на спинки стульев. Прошлись по соседям пробежаться, собирая табуретки и стулья. Да, даже тарелок и ложек с вилками на такой табор не хватило. Опять по соседям.

Расселись. Женщины пили шампанское, благо не дефицит, в любом магазине вино-водочном пожалуйста. А вот сильная половина потянулась к сильным напиткам. «Попробовали» привезённый Хорхе коньяк Remy Martin (Реми Мартин). «Продегустировали» доставленную Витторио из Италии граппу Stravecchia (выдержанная) Poli Grappa Rhum (Граппа Поли Рам). А в оконечности накушались армянским «Отборным». И забугорные родственники заплетающимися голосами признали. Русский – très bien. Карашо, bueno, superior.

Из этой сумбурной встречи. Рамон чётко запомнил только один момент. Витторио Де Сика жаловался, что не может найти человека, который познакомит его с новым министром Культуры СССР Тишковым. Луис поискал среди своих знакомых. Но там учёные, и к культуре ни какого отношения не имеют. А запись на приём к министру аж за месяц.

Пардон, а ведь он – Рамон может помочь. Завтра в Москву прилетает Судоплатов. Он, что-то говорил в санатории, что его помог вытащить из тюрьмы именно Тишков, и что он после Крыма приглашал генерала бывшего к себе, о чём-то хотел переговорить. Наверное, книгу задумал новый министр написать о разведчиках-шпионах.

– Я завтра попробую договориться о встрече, – пообещал Меркадер новому родственнику. Чего же не пообещать, ведь пили за уважения друг друга.

– Ну, на посошок.

– А, теперь отвальную.

– А стременную, – вспомнил Луис.

– Что есть «стременная», – поинтересовался сын Витторио Мануэль.

– А тебе не рано это знать.

– Мне восемнадцать.

– Тогда, за молодёжь.

Как там, в русском анекдоте:

Я понял, что такое живая и мёртвая вода. Мёртвая вода – это вчерашний дедов самогон, а живая – это сегодняшний дедов рассол.

– Рокелия! У нас остался рассол?

40

Мужик выходит из кинотеатра:

– Вот, все говорят, фильм для дураков, для дураков, а мне понравился!


В кабинет вошло три человека. Один в генеральском мундире, с кучей орденов и медалей. Штелле знал про этого генерала следующее. В 1998 году Президент Российской Федерации подписал Указ о восстановлении генерал-лейтенанта П. А. Судоплатова посмертно в правах на все государственные награды в связи с его реабилитацией. Через два года после смерти. Да, хрен там. Пётр лично засвидетельствовал почтение Семичастному, потом сходил домой к Цвигуну, потом презентовал Галине Леонидовне новый деловой костюм. А потом напросился на приём к Брежневу.

– Вот, поражаюсь я тебе, Пётр, такую бы энергию, нашим военным. Просрали войну с Израилем, – Брежнев согласился переговорить на госдаче в Завидово. Ничего с прошлого визита не изменилось. Разве, что вместо сухой травы лопухи перед домом.

– Леонид Ильич, мне и моей ноши за глаза, – выставил вперёд руки Тишков.

– Не пойдёшь в министры обороны? – рассмеялся Брежнев.

– Давайте в следующем году, тут немного порядок наведу, – посмеялись.

– Приходили твои ходоки. Что мало-то послал? – Ильич вынул «Новость», хороший признак.

– Лучших зато, – опять посмеялись.

– Правильно это. Поговорю сегодня с Подгорным. Выйдет указ на днях. Всё у тебя? – достал биковскую зажигалку закурил. А не будем отговаривать. Пусть курит.

– Да, большое спасибо.

– Подожди, уходить, Пётр, спросить хочу. Говорят, мебель красивую себе сделал сам. Правда?

– Ну, не совсем сам, были помощники.

– Хорошо, что не врёшь. Галя просила ей квартиру обставить. А жена услышала и ругать меня начала. Окружили бабы.

– Без примерки ни как, все расстояния знать надо.

– Ну, адреса знаешь, телефоны знаешь, созвонись и замеряй, – погасил до самого фильтра докуренную сигарету, – За, Галю спасибо. Красиво одел. Молодец. Цветёт вся. И за ансамбль твой. Сыпанули Штатам перца и соли под хвост. Всё Пётр, сейчас как раз вояки подъедут. Посовещаться надо по Вьетнаму. Скажу им, что через год ты их сменишь. До свидания. Маше своей привет передавай.

По Вьетнаму? А ведь на днях в Реальной Истории в Москве будет подписано соглашение об оказании Советским Союзом безвозмездной военной и экономической помощи Вьетнаму. И опять потекут денежки мимо села Захарьинские Дворики. Но ведь и технику обкатают и у Штатов проблема нарисуется. Не самое плохое вложение денег. Потом Вьетнам ляжет под Америку. Так потом. И кто от кого отвернулся не ясно. Может, не друзья от России отвернулись, а Россия от друзей

От второго из вошедших в кабинет мужиков пахнуло интеллигентностью и угрозой одновременно Большие очки, аккуратно зачёсанные назад седые волосы. Медаль «Героя Советского Союза» на синем приличном пиджаке. Пётр видел в той истории портреты этого персонажа. Похож. Будто с него и рисовали, в смысле фотографировали. Через несколько лет про этого человека французы снимут фильм с Аленом Делоном в главной роли. Подождём. Рамон Меркадер. Он же Рамон Иванович Лопес.

Третий. О приходе именно третьего и договаривался первый. Позавчера. Был ещё в пиджаке и плаще. Успел и мундир «построить» и награды из какого-то секретного хранилища заполучить. Третий был монстром. Витторио Де Сика. Четыре фильма этого режиссёра были удостоены премии «Оскар». С Диснеем не сравнится, у того будет больше двух десятков. И всё равно монстр. А ещё игроман. И не просто игроман, а популяризатор этой болезни. Обязательно его герои в фильмах игроки. Судоплатов позавчера говорил, что собирается снимать фильм о Толстом. О каком? Который из них игрок?

– Добрый день, товарищи, присаживайтесь, – Пётр указал на край стола у двери, – Тамара Филипповна сделайте нам кофейку и бутылочку кубинского рома принесите с рюмашками.

Клюкнули. За знакомство. Поговорили о Толстом. Оказалось всё же о Льве. И не как о писателе, а про его участие в Крымской войне. Твою ж. И снимать хочет в Крыму. И чё надо?

 

– Пустяк. Финансирование, – махнул рукой оскароносец.

– Продолжительность фильма?

– Две серии.

– А восемь? Сделать сериал? – забросил удочку Пётр.

– Я не снимал сериалы, – чуть скривился Сика.

– И не надо. Каждая серия, как фильм. Около часа. С почти самостоятельным сюжетом, но всё же с последовательностью.

– Хм. Хм, – товарищ неуловимо походил на Бельмондо. Тот лишь чуть страшнее. А вот улыбка замечательная.

– Берётесь.

– Деньги?

– Будут.

– По рукам, – ударили. Конечно, говорили не напрямую. Переводил Меркадер-Лопес.

Допили ром. Послали за следующей бутылочкой, что такое 500 грамм на четверых. Понюхать. У Петра в это время зрел замысел.

– Витторио. Как вы относитесь к фашистам?

– Хм. Хм, – закинул очередной лафитничек, – Я люблю свою жену и свой дом и не люблю войну. И не люблю зверств. И не люблю геноцид. Это и есть фашизм. Нужно сделать всё, чтобы не допустить второго Гитлера.

– А вы знаете, дорогой Витторио, что многие фашисты сейчас скрываются от закона в Южной Америке?

– Я живу во Франции, а не на Луне, – ещё по стопарику.

– Слышали про Лионского палача?

– Клаус Барбье?!

– Смотрите, сюжет такой. Барбье с помощью спецслужб США охотится на Че. Дело, понятно, происходит в Боливии. Туда, якобы для съёмок фильма приезжает интернациональная группа из француза, кубинца, русского, испанца и конечно пары красивых девушек. Они должны переиграть Барбье и ЦРУ. И в тот момент, когда фашисты и ЦРУшники уже схватили Че Гевару, повязать их самих. Американцев забросить по дороге на необитаемый остров, а Лионского мясника доставить в Париж с мешком на голове.

– Я буду снимать этот фильм. Потом Толстой. Вы напишите сценарий?

– Я не умею. Только разработаю сюжетную линию.

– По рукам. Я найду лучшего автора сценария.

– По рукам. На посошок? – чего это Рамон так кривится.

Рейтинг@Mail.ru