Событие тридцать восьмое
Царь и Великий Государь Михаил Фёдорович Романов изучал астрономию, десять дней назад пришла очередная оказия из Вершилова. В письме Петруша сообщал, что отправился снова на Урал добывать секретный камень для производства фарфора, а заодно и заложить там крепостцу с двумя десятками стрельцов и с таким же количеством крестьян, что являются холопами недавно возведённого во дворянство Никиты Михайловича Шульги. Он же потом воеводой там и останется.
Михаил порадовался – ещё одно поселение шагнуло в Сибирь. Уже несколько лет из лесов за Уралом идёт неиссякаемый поток мягкой рухляди. На вырученные от продажи мехов деньги царь закупил изрядное количество мушкетов в Англии и Франции, а так же огненного зелья к ним. На Руси самостоятельно порох делать не умели. Вернее из чего делают порох знали, но серы рудознатцы в пределах Московского царства не нашли, а селитру в навозных буртах получали, но в очень небольших количествах, уж очень долгим был путь от закладки буртов до получения селитры.
Освоится Петруша на Урале, сможет больше диковин своих из фарфора делать, опять казне прибыток не малый. После недавнего аукциона с блюдами под рыбу и огромными вазами опять явились английские купцы во главе с Джоном Мерриком просить и требовать допустить их в Вершилово, напрямую торговать с Пожарским. Даже приплели, что Михаил Фёдорович сам дал им льготы по торговле русскими товарами.
– Конечно, – согласился Государь, – Льготы вам дадены и никто на них пока не покушается, но льготы даны на пеньку и лес, а про фарфор там, ни слово не сказано. Вот если вы привезёте из Англии мастера по производству мушкетов и мастера по выделке хорошей шерстяной ткани, и они откроют здесь производство, то он, Михаил Фёдорович, царь и Великий Государь, подумает, чем он сможет англицким купцам помочь.
Купцы ушли недовольные, а дьяк Тайного приказа Трофим Возков потом доложил, что Джон Меррик собирается в Мурманск, чтобы отплыть в Англию. Может и привезёт мастеров.
В посылке от маркиза Пожарского было несколько новых поделок из фарфора. Особенно Михаилу понравились собачки. Их было шесть штук, и все они были разных пород. Царь сам был страстным охотником и красоту собак оценил, русская же борзая была просто великолепна. Кроме того в сундуке было пять бутылок зелёного стекла, запечатанных воском. На бумажке, что была приклеена к бутылке, было написано, что это микстура Парацельса и сделана она по рецептам докторов Амбруаза Паре и ван Бодля. На бумажке была нарисована краснощёкая дивчина, которая улыбалась, демонстрируя ровные белые зубы.
В письме Петруша писал, что это средство от веснянки, иначе именуемой цингой, и пить его нужно Государю и его родителям по одной ложке каждый день. Вызванный на пробу докторус Бильс сказал, что питьё вкусно и если оно и в самом деле помогает от цинги, то его можно продавать морякам всей Европы за огромные деньги. Он даже попросил Михаила написать письмо Пожарскому, чтобы тот поделился секретом этого зелья.
«Сейчас», – усмехнулся царь, проглатывая ложку вкусного, пахнущего летом, снадобья, – «Маркиз наш и сам знает, где и за какие деньги, что можно продавать».
Ещё в сундуке было три книги. Первая была учебником математики для детей. Автором её был Симон Стивен, голландский математик, что прошлой осенью приехал к Петруше. Только цифры там были не как на Руси написаны буквицами, а арабскими знаками. Михаил сразу взялся книгу изучать. На третий день он уже перестал путаться в новых цифрах и с удовольствием решал задачки для детишек. Он вызвал старшего Фофанова и дал тому команду напечатать сотню таких книжек для учеников приютов, где собрали по Москве и другим городам беспризорных мальчишек. Государь посетил недавно приют, что основал он сам на деньги от аукциона, и остался, увиденным, доволен. Дети были опрятно одеты и веселы, а опрошенные наугад даже немного лопотали по-немецки и на зубок читали десяток молитв. За семь-то лет они многие науки превзойдут.
А сегодня Михаил принялся изучать вторую книгу. Это был учебник по астрономии написанный немцем Симоном Майром. Михаил Фёдорович поражался, неужели Земля и правда вместе с Луной вращаются вокруг Солнца, а с ними и ещё семь планет, со своими лунами. Поразительно.
Его оторвал от созерцания солнечной системы, нарисованной на первой странице книги нарочитый кашель дьяка Фёдора Борисова. Михаил оторвался от книги, если Фёдор решил его потревожить, то случилось что-то серьёзное.
– Государь батюшка, там опять «немцы» к маркизу Пожарскому приехали, чуть не десяток, прикажешь позвать? – дьяк низко поклонился, но Михаил успел улыбку заметить.
– Зови, пусть через час все в тронном зале ждут, – Михаил отложил «Астрономию», нужно пойти переодеться к приёму гостей. Петруша простых крестьян к себе не зовёт, явно мастера будут или учёные, пусть Государя видят во всей красе.
Переселенцев и впрямь было много. Первой царь дозволил представиться женщине. Переводчиком опять служил доктор Бильс, почти все приехавшие были голландцами. Женщину звали Кристин, и она была женой доктора ван Бодля, с нею был Иоахим старший сын составителя учебника и зелья от веснянки. Семейство ван Бодлей продало в Антверпене дом и практику и в полном составе со слугами перебиралось на Русь.
Михаил обрадовался, значит этот докторус, что принесёт огромные деньги Петруше и в казну своим учебником, а особенно микстурой от цинги, собирается обосноваться в Вершилово на постоянно.
– Фёдор, – подозвал Государь дьяка, – Подготовь грамотку на даровании докторусу ван Бодлю дворянства с 50 четями землицы в Жарской волости. Пусть жена его и порадует сим известием.
Следом представился пастор Виктор ван Бизе. Как оказалось, его дочь только что вышла замуж за сына доктора ван Бодля Иоахима. Маркиз приглашал через ван Бодля приехать старшего сына пастера Риакарда стать священником в расширяющейся протестантской диаспоре Вершилова, но ван Бизе решил перебраться на Русь всем семейством, уж больно неспокойно стало в Нижних землях. Религиозные войны захлестнули всю Европу.
Что ж, Михаил с отцом решили разрешить строить в Вершилово протестантский храм и священник был нужен. Почему бы и не родственник нового русского дворянина ван дер Бодля.
– Ты, пастер, езжай в Вершилово, и храм строй и службы справляй, только русских людей в свою веру не переманивай. А хочешь, чтоб паствы побольше было, зови мастеров да учёных из Европы. Если человек знающий, то пусть едет, примем, – глядя прямо в глаза улыбчивому монаху, сообщил Михаил.
Ван Бизе заверил его величество, что и не собирался кого-то переманивать в протестантство. Человек вправе верить в то, что считает правильным. Это в Европе католики всех хотят переделать по-своему. Именно поэтому война и началась.
– Добро, езжай к Пожарскому, – решил Михаил Фёдорович.
Следующим был мастер оружейник Ян ван Рейн. Мастер делал и мушкеты и пистоли. Ну, вот, обрадовался царь, и оружейника Пётр Дмитриевич к себе заманил. Умница. Ван Рейн перебирался сразу с женой и тремя сыновьями, двое из которых уже помогали отцу. С ним также приехала и семья его подмастерья.
– Каковы твои мушкеты будут, лучше ли испанских? – поинтересовался у оружейника царь.
– Очень многое зависит от железа, из которого делают ствол. Испанцы делают из металла, производимого в Толедо. Это лучшее железо в мире, разве что шведское может и с ним сравниться, – честно ответил голландец.
Царю это понравилось. Мастер не хвастал.
– Купим свейского железа, чай их купцов в Новгороде, да Пскове полно. Зерно наше скупают, да меха. Пусть за меха-то с пшеничкой железо и поставят, – Михаил кивнул дьяку, чтобы тот этот вопрос обдумал.
Четвёртым представился аптекарь из Антверпена Патрик Янсен. Этот тоже переезжал со всем семейством, женой двумя сыновьями и тремя дочерями, все они ещё были маленькие, старшей дочери едва минуло тринадцать. Михаил приказал дьяку Фёдору показать аптекарю книгу ван Бодля на латинском языке и переключился на следующего посетителя. Им оказался младший брат докторуса Йозеф Марк. Этот был алхимиком. Зачем Петруше алхимик, неужто золото собирается из свинца делать. Ну, да ладно, раз позвал, значит, есть и для алхимика у маркиза работа.
Последним представился пожилой немец Михаэль Мёстлин. Вот этот оказался зубром так зубром. Из перевода Бильса Михаил Фёдорович понял, что это учитель Кеплера, Галилея и Симона Майра, профессор Тюбингенского университета. Последним он представился потому, что не имел приглашения от маркиза Пожарского, а только читал его письма к Рубенсу и Кеплеру. Государь не удержался и приказал Борисову принести книги Кеплера «Оптика» и Майра «Астрономия» на латыни. Остальных «путешественников» царь отпустил, а тёзку пригласил отобедать с ним, а пока собирают на стол посмотреть книги. Профессор как уткнулся в новые книги, так и не смог оторваться, пока его дьяк под руки не проводил к столу.
– Это замечательные книги. Я читал многие книги этих астрономов, но эти на голову лучше. Их нужно немедленно отправить в Европу, – высказался учёный после обеда.
– Завтра вас на кораблях по рекам отправят в Вершилово, – сказал на прощанье Михаил, – А насчёт Европы я сомневаюсь. Ещё припрутся паписты наших людей сжигать. Пусть сначала эта Европа дорастёт до понимания, что вокруг чего вертится. Они там думают, поди, что Солнце встаёт только чтобы Ватикан освещать.
– Может вы и правы, Ваше Величество, могу я хотя бы пригласить в Вершилово Вильгельма Шиккарда, он тоже профессор Тюбингенского университета и в свете начавшихся войн ему сейчас небезопасно оставаться в Тюбингене. Это выдающийся учёный, он недавно изобрёл удивительную счётную машину.
– Учёным мы всегда рады, пусть едет, да и другим профессорам-то письма напиши, пусть едут к маркизу Пожарскому. Там войны и инквизиции точно нет, – усмехнулся Михаил.
Как вовремя ему Петруша книжки-то прислал.
Событие тридцать девятое
Василий Петрович Полуяров женился. Началось все, когда ему Замятий Симанов показал его вотчину в Жарской волости. В деревеньке было четыре двора. Как и все получившие тогда дворянство вершиловцы, Василий построил им на свои деньги дома с банями и хозяйственными пристройками, купил коров, лошадей и коз. В общем, всё как в Вершилово. Потом собрал крестьян и рассказал про обрезанные уши и холощение в случае лености и пития мёда. Так как с Полуяровым был страшный лях, и рассказы про отрезанное ухо у Фомы Андронова уже облетело ближайшие окрестности Вершилова, то народ новому господину поверил. Как тут не поверишь, коли лях так и зыркает глазищами, отыскивая в толпе, кому ухо обрезать али ещё чего.
Когда весной пришло время сеять, Василий раздал своим крестьянам перебранную рожь с пшеничкой и сам проследил, чтобы именно эти семена и посадили. А на следующий день к нему не свет ни заря пожаловала гостья. Женщина была не старая, но какая-то поблёкшая. Она повисла на Василии и просила того не губить её горемычную. Агроном еле-еле с помощью бабки Лукерьи, что вела его хозяйство, успокоил женщину раздел её и усадил в кресло. Женщина оказалось соседкой Полуярова, вдовой дворянина Истомина, Анной Игнатьевной.
Когда соседка успокоилась, то рассказала Полуярову свою историю. Муж её погиб позапрошлым годом под Москвой отражая последнюю попытку ляхов взять столицу Руси. А на следующий год утонул в речке и шестилетний единственный сын Истоминой. Именьице Истоминых было не малым, целых шесть дворов и находилось как раз рядом с вотчиною Полуярова. Женщина одна, пока муж воевал и потом, после его смерти, четыре года тащила хозяйство и кое-как сводила концы с концами. Но тут появился Василий и построил своим крестьянам домины и роздал животину, последней каплей стала раздача крестьянам «полуяровки». Её крестьяне заявили, что если им хозяйка не выдаст на семена новую рожь с пшеничкой, то в Юрьев день они уйдут от неё к Полуярову или к Пожарскому.
Вот Анна Игнатьевна и пришла к Василию. Пока женщина пила чай, поданный бабкой Лукерьей, и рассказывала агроному свою историю, Полуяров успел хорошо разглядеть вдову. Без верхней одежды оказалось, что Анна ещё очень молода, и двадцати пяти лет нет. Кроме того соседка была красива, чёрные как смоль волосы, карие глаза, высокая грудь.
– Не расстраивайся, Анна Игнатьевна, дам я тебе пшенички и ржи на семена, – хотел утешить вдову Василий, но добился противоположного.
Истомина опять пустилась в причитания и слёзы. Полуяров поднял её, посадил на лавку и сев рядом, стал утешать женщину. А через час предложил ей выходить за него замуж. Вдова застеснялась и убежала. Василий сходил к отцу Матвею и попросил его быть его сватом. Так дело и сладилось. Через неделю уже и свадьбу сыграли. Василий раздал своим новым крестьянам зерна, купил коров и лошадей и заплатил Крчмару за строительство ещё шести домов. Вот тут и оказалось, что заработанные деньги и даже деньги, что княжич выдал в качестве премии за «полуяровку», целых двести рублей, кончились. Поднимать десять дворов оказалось далеко не дёшево. Спас староста вершиловский Коровин. На следующий день после свадьбы он заявился в терем Полуяровых с сундучком.
– Это, Василий Петрович, тебе Пётр Дмитриевич велел передать, коли ты без него женишься, – сказал Коровин и открыл крышку сундучка, – Тут двести рублёв серебром и кольца золотые тебе и невесте, а ещё серьги и колечко для жёнушки твоей.
За всеми этими делами семейными не забывал агроном и об новых культурах. Подсолнух и кукуруза были пересажены из «теплицы» на улицу, как только отцвела черёмуха, а для тыкв и кабачков были приготовлены тёплые грядки. Сначала насыпали навоза конского с травой, перемешали всё, водой залили, а сверху плодородной землицы с поймы Волги принесли. Картофель протяпали от сорняков и подокучили. Это тот, что клубнями посадили, а семенами посаженный только ещё третий листик дал в теплице. Помидоры и перцы тоже в теплице взошли и сейчас на летнем почти солнышке уверенно тянулись вверх. Лучше всех рос топинамбур, уже выше колена поднялся. Даст бог, вырастим и заморские овощи, порадуем Петра Дмитриевича к возвращению.
Событие сороковое
У новой крепости пришлось задержаться на два дня. Лес валили и доставляли брёвна для строительства с другого берега Белой. На левом была степь, насколько хватало видимости. Вместо заслуженного отдыха получился незаслуженный аврал. Нужно было рубить деревья, почти полкилометра тащить брёвна к воде, сбивать из них плоты, переплавлять на другой берег, разбирать плоты и затаскивать мокрые, скользкие брёвна на довольно крутой берег. Два дня и ушло. Как раз дождались второго каравана переселенцев. Ночь провели вместе, а утром, наказав вновь прибывшим, тоже пару дней помогать строить укрепления и жильё для стрельцов, поплыли дальше. Лето приближалось, нужно ведь ещё успеть вспахать целину и посеять пшеницу на Урале.
Баюш был доволен. Он стал обладателем большого количества сабель, ножей и прочего железа, что удалось снять с побитых ногаев. Его воины перевезли на лошадях и свалили в кучу в трёхстах метрах от новой крепости сто двенадцать раздетых трупов. Тоже не малая горка получилась. Не чета, конечно, прошлогодней, но и эта впечатляла. Тем более что потом в Уфе и Казани можно цифру и утроить. «Более трёхсот ворогов побили», – звучит не плохо.
Пленных, оказалось, шесть человек. Раны у них были неглубокие, и княжич сам их осмотрел, промыл раны и перевязал. Из допроса получалось, что улус мурзы Каная перекочёвывал поближе к Волге, так как на правом берегу Яика появились их давние враги торгуты. И было их так много, что ногаи предпочли, после нескольких стычек, откочевать пока подальше и собраться с силами.
Пётр Дмитриевич выслушал перевод князя и решил крепость помочь достроить до конца, а уж потом плыть дальше. Не спокойно в степи. Лучше встречать врага за стеной, чем пытаться отбиваться из недоделанной крепости. Баюш не возражал, он и сам, подавая пример своим, таскал брёвна и переправлял их на другой берег. Деньги, что заплатит Пожарский надо отработать.
Князь внимательно следил за собираемыми вершиловцами домами. Так строить его люди не умели. Избы в двух вотчинах, что теперь принадлежали роду Разгильдеевых, скорее напоминали перекрытые сверху землянки. Копалась в земле яма, поднимались уложенные прямо на землю три-четыре венца, и устраивалась крыша, крытая камышом. Пол был земляной, и в доме всегда было сыро. А эти дома были с высокими стенами и деревянными полами. Нижний венец укладывался на вкопанные в землю камни, Пожарский называл их «фундаментом». Нужно будет по возвращению домой построить у себя в деревнях такие же дома. Леса хватает, а денег после этого похода тоже будет достаточно, чтобы нанять печников и плотников.
Дальше до самого переката, ничего не случилось. Княжич поторапливал гребцов, нужно было нагонять время, потраченное на помощь стрельцам. Русским хорошо. Они здоровые и сытые, а гребцы у князя быстро уставали и не выдерживали такого темпа. Приходилось воинам садиться за вёсла и на привал становиться позже основного отряда. Там уже успевали разбить лагерь и сварить еду. Хорошо хоть не забывали про татар, варили и на их долю. Первое время почти одной кониной питались, почти сто убитых лошадей. Удалось всего семь животных выходить после боя с ногаями, да и то одну отдали матери Каная Алсу, чтобы она передала сыну, что к новой крепости лучше не соваться. Её отпустили, когда подошла вторая часть каравана княжича. Теперь будущий бий узнает, что русских там несколько сотен и множество пушек, их специально принесли на недостроенную ещё стену, чтобы женщина видела, потом перед отплытием пушки отнесли назад на корабли, но этого женщина уже не видела. Она настёгивала лошадь, стремясь быстрее миновать гору трупов из своих бывших подданных.
Из всей добычи Пожарский оставил себе только шатёр, Баюш и его бы с удовольствием забрал, но Пётр Дмитриевич его аппетит остудил. Всё оружие, шесть лошадей и целая гора одежды, разве мало. Жаль, шатёр был из парчи и стоил огромных денег.
Событие сорок первое
Никита Михайлович Шульга остался на последнем пороге Белой. Построенный причал в прошлом году льдом и весенним разливом реки чуть покоробило, и его нужно было поправить. С бывшим воеводой остались шесть кормщиков, один печник и десяток стрельцов. Построенный рядом с причалом острог «Белорецкий» состоящий из одного барака и трёх полноценных домов, только без печей, нужно было обнести настоящей стеной, построить смотровую вышку, а в домах и бараке возвести печи. Ну, и достроить.
Остальной отряд пошёл дальше пешком. В отличие от прошлого года были лошади, и часть необходимой поклажи на них повезли, всё людям облегчение. По наступающей жаре чувствовалось, что они чуть опаздывают с пахотой и посадкой яровой ржи и пшеницы. Оставалось надеяться только на русский авось. Постоит хорошее лето и уродится пшеничка, рожь же тем более, ей времени и тепла меньше надо.
Никита Михайлович распределил людей на работы, первым делом нужно поправить причал, ведь через два дня подойдёт второй караван с семьями поселенцев и стрельцов. Нужно будет разгружать припасы на зиму и так как мужчин будет совсем мало, без хорошего причала не обойтись. Весь день и ушёл, срубили деревья, распустили продольной пилой на доски брёвна (замечательную пилу сковали кузнецы, теперь не нужно брёвна на доски кольями раскалывать, а потом обтёсывать) и принялись укреплять и удлинять причал. Двое только были на другую работу отправлены. Шульга выделил печнику одного помощника, чтобы тот начинал делать кирпичи для печи, что уже настоящие кирпичи обжигать будет.
В Белорецке намечалось оставить на зимовку пять стрельцов с семьями и две крестьянские семьи. Так что требовалось семь домов с двумя печами в каждом, много кирпича нужно. Да ещё зимой планировалось из заготовленной летом глины с песком наделать черепицы для покрытия крыш домов и казармы. Глину печник нашёл быстро, радостно мял в ладонях.
– Хороша глина, жирнющая!
Ну и, слава богу. Теперь ещё песок найдут и можно начинать.
Второй караван судов ждали на вечер второго дня, а он не пришёл. Никита Михайлович встревожился и отправился к перекату, что волоком проходили, с двумя стрельцами. Оказалось, что зря тревожились, корабли были там, просто мужчин меньше, в основном женщины и дети, сил перетащить семь лодей за день не хватило. Ничего страшного. Отдохнут ночью и перетащат оставшиеся три судёнышка, а к обеду уже будут на месте. Шульгин со стрельцами остался с семьями, он и сам по своей вогулке соскучился.
Утром со свежими силами перетащили суда через мелководье, и обедать и впрямь уже стали в Белорецке. Здесь планировалось женщинам с детьми отдохнуть после долгого перехода сутки, да и идти дальше.
На следующий день лагерь распугал всю оставшуюся дичь на несколько вёрст вокруг. Носились дети, устроили постирушки женщины. Хотелось им перед мужьями в чистом предстать. Горели десятки костров, распугивая комаров, варили уху. Мужики прошли с бреднем по реке и вернулись с хорошим уловом, всем рыбы хватило.
Вогулы появились на третий день после ухода семей к Миассу. Это был уже знакомый Шульге Сотр. С ним было три охотника и шесть женщин. Охотники принесли косулю и двух зайцев. Никита Михайлович кликнул жену. Его Нены оказалась из другого племени, но язык был один. Легко договорились с вогулами, что те приносят шкурки соболей, куниц и белок, а также мясо, а взамен получают железные ножи и топоры. Вогулы предлагали продать приведённых женщин, но бывший воевода объяснил, что все переселенцы прибыли с семьями, вот когда они осенью назад пойдут, может и купят несколько женщин, надо будущих переселенцев в Вершилово языку обучать. Ещё Сотр просил помочь ему напасть на соседнее племя, те были сильнее и постоянно нападали на род Сотра, отбирая у него еду и железные орудия, что достались от «длинноносых» в прошлом году.
Оказалось, что Нены как раз из того рода. Шульга пообещал переговорить с их старостой Кендой, чтобы тот перестал нападать на соплеменников Сотра, а за железными орудиями приходил сюда в острог Белорецкий, менял их также на пушнину и мясо. Расстались вполне довольные друг другом. А через день и делегация «родственников» во главе с Кендой пожаловала.
Событие сорок второе
Пётр Дмитриевич Пожарский склонился над лотком и, заметив несколько крупинок золота, указал на них братьям Ивановым.
– Вот так приблизительно и надо делать, – он передал лоток сидящему рядом на корточках Бебезяку.
Все три каравана достигли, наконец, места будущего центра металлургии и золотодобычи Миасса. К этому времени первый отряд уже успел вспахать землю под зерновые и посадить яровую рожь и пшеницу. Двадцать крестьян вспахали по две десятины земли. Лошадей с учётом купленного княжичем жеребца и подлеченных лошадок, доставшихся от ногаев, было двадцать семь. Запрягли попарно их и устроили практически колхоз. Целину поднимать дело не простое. Уставала одна пара лошадей, впрягали вторую, и так по кругу. Свободные люди в это время корчевали пни и палили костры на месте будущих пашен. Вторая часть поселенцев вырубала и валила лес, разделывала сосны великаны на шестиметровые брёвна и сносила сучья к кострам. Управились за пять дней. Только последние зёрна бросили в землю, как подошёл второй отряд с семьями поселенцев и опять начался аврал, теперь строительный.
В наличие имелся оставшийся с прошлого года барак и три дома. Намечалось же почти пятьдесят семей оставить на зимовку. Сначала срубили ещё один барак, чтобы хоть детей на ночь под крышу загонять. Посчитали, прикинули и ещё один барак срубили. Теперь женщины и дети ночевали под крышей. Остальные по-прежнему ютились в шалашах, да шатре ногайском. Дома строили практически все прибывшие, в самый разгар строительства пришлось бросить дома и заняться конюшнями и коровниками. Подошёл третий отряд поселенцев и пригнал с собой скотину.
Свободными от всего этого кошмара было только четыре человека: рудознатцы Ивановы, Пожарский и ногайский лучник Бебезяк, его княжич таскал с собой в качестве телохранителя. Вогулы пока не показывались, но время от времени их следы в виде костровищ старых попадались. Понятно, что зверьё от производимого русичами шума разбежалось, и вогулам, которые в основном жили охотой, пришлось откочевать вместе с лесными обитателями.
Пётр Дмитриевич с Ивановыми обошёл, все окрестности и прикинул, где ставить медный заводик, где железный и так же место будущего золотого прииска. Самое интересное, что золота на Руси не было, и мыть его никто не умел. Пришлось княжичу вспомнить все фильмы, где показывали промывку золотого песка и, соорудив из дерева лоток, попытаться воспроизвести теоретические знания на практике. Почти неделю промучились. Наконец нашли место подходящее и навыки, какие ни какие, приобрели. Ну, теперь пусть Бебезяк и двое мальчишек постарше, что имелись у переселенцев, занимаются золотом, остальные свободные руки строят печи.
Княжич только сейчас понял, что неправильно просчитал количество необходимых рабочих рук. Если бы не пятьдесят татар князя Разгильдеева, да шестеро пленных ногаев, считай тех же татар, то ни чего бы и не успели. Ну, теперь по истечению почти месяца стала вырисовываться перспектива. Пшеница и рожь дружно взошли на плодородной, да удобренной золой почве. Женщины с помощью лопат и тяпок раскопали рядом со строящимися домами огороды и там тоже уже зеленели различные овощи. Печники собрали печи для обжига кирпича и черепицы. Теперь сохнувшие на солнце кирпичики уже начали обжигать. Осталось малость, начать да кончить. Главное успеть полевого шпата на следующий год заготовить.
Событие сорок третье
Захариас Янсен даже не раздумывал, получив письмо от Симона Майра.
Оставаться в Миделлсбурге, значит точно сесть в тюрьму, а там не за горами и смертная казнь. Снова сбежать в соседний городок Арнемёйден тоже не получится, там его тоже поймали за изготовлением фальшивых денег.
А как всё хорошо начиналось, муж его сестры Матильды позвал его как-то на монетный двор с просьбой помочь починить станок для производства серебряных талеров. Захариас потом легко построил собственный станок и начал понемногу изготавливать талеры с меньшим количеством серебра. Как всегда всё кончилось плохо из-за длинного языка женщины. Его жена Катарина рассказала матери Стефании де Хаене про станок по печатанию талеров, и скоро слух дошёл до бургомистра. Он тогда успел бежать в Арнемёйден и продолжил изготовлять фальшивые талеры там, привлекая для сбыта монет отца тамошнего бургомистра, но и в Арнемёйдене они попались из-за длинного языка теперь уже жены старика Хансена. Хорошо хоть бургомистр отсрочил дело, не казнить же ему собственного отца. Из Арнемёйдена тоже удалось сбежать. Вот тут он и получил письмо от астронома Симона Майра, которому он как-то несколько лет назад продал телескоп.
Недолго думая, Захариас через родителей жены продал дом и мастерскую по изготовлению очков в Миделлсбурге, собрал в несколько сундуков инструменты по шлифовке линз и разобранный станок по производству талеров и с женою Катариной и сыном Яном сел, на корабль, идущий в Ригу.
Все порты Фландрии были запружены испанскими войсками под командование Амброзио Спинолы присланными королём Испании на помощь императору Фердинанду. Но Захариас счастливо избежав неприятностей и на курляндском корабле «Святая дева» в начале июля прибыл в Ригу.
В порту было полно кораблей, словно и не было войны. Швеция заключила с Речью Посполитой перемирие и выдержавшая осаду Рига снова процветала. В письме Симона Майра были подробные инструкции, как добраться до Москвы и, следуя им, Захариас сходил на почтовую станцию и договорился с извозчиком по проезду до Динабурга. На этой станции, вернее на площади рядом со станцией Янсен и повстречал попутчиков. Ими оказались голландский астроном Филипп ван Лансберг и его сын Яков.
Астрономы тоже получили приглашение перебраться в Вершилово. Сам Филипп недавно похоронил жену, а Яков был с женой Розеттой и двумя детьми погодками, пяти и шести лет. Лансберги везли с собой целую кучу книг. Вернее целую кучу сундуков с книгами. Симон Майр приславший им приглашение от маркиза Пожарского советовал нанять в Риге десяток рейтар для сопровождения до Вершилова. Оказалось это дело не простое. В немецких землях шла война, и все приличные воины были там. Всё же один десяток юнцов удалось уговорить, подкрепив уговор пятьюдесятью талерами. Хорошо хоть у Захариаса был с собой запас изготовленных им монет, а то бы пришлось ехать без охраны, пятьдесят монет серьёзные деньги.
Оказалось, что рейтар брали не зря, недалеко от Минска на них напали. Десятка два разбойников накинулись на караван на повороте лесной дороги. Голландцы запаниковали, но командир наёмников не растерялся, он направил лошадь на здоровущего мужика, размахивающего саблей и, сбив его с ног, разрядил в поверженного пистоль. Выстрел из другого пистоля также нашёл жертву. В это время прогремело ещё несколько выстрелов и разбойники, лишившись предводителя, предпочли ретироваться в лес. На поле боя осталось шесть раненых и убитых татей и один легкораненый наёмник, ему во время схватки полоснули саблей по ноге, к счастью вся сила удара пришлась по кобуре прикреплённого к седлу разряженного уже пистоля. Рейтары спешились, добили и обобрали разбойников и, раскалив саблю одного из нападавших на маленьком костёрчике, прижгли пострадавшему рану.
Больше до самой Москвы никто на небольшой караван не позарился.
Событие сорок четвёртое
Виктор Шварцкопф смотрел на двух десятников рейтар, что прибыли в Вершилово вместе с женой доктора ван Бодля и поражался. Неужели девять месяцев назад он был таким же идиотом. Эти неумехи считают себя воинами. Свой десяток Виктор набирал несколько лет из лучших в Риге и Митаве. Сейчас все лучшие воюют в Европе. Эти двадцать человек были откровенным сбродом, ни одного из них Шварцкопф год назад к себе бы не взял. А теперь? Теперь после тренировок с княжичем, паном Янеком и Иваном Пырьевым, его десяток разделается с этими двадцатью «наёмниками» хоть в поле, хоть в кабаке не поранившись даже.
Отто Гроссман и Клаус Гофман пришли спросить у него, стоит ли им принять предложение пана Заброжского и подписать контракт на пять лет, за десять талеров в год на человека и по пятнадцать для десятников. Виктор девять месяцев назад такой же контракт подписал и сейчас об этом не жалел. Теперь он и в самом деле умел воевать. Нет. Теперь он и в самом деле знает, как можно уметь воевать. Несмотря на тяжелейшие тренировки его десятку очень далеко до десятка Бороды. Один Иван Пырьев положит половину его парней, если они окажутся по разные стороны в сражении. Но ведь всего половину, девять месяцев назад он положил бы всех.