Андрей Шопперт
И опять Пожарский 2
Про непонятную деревянную пищаль княжич объяснил так: это только макет. Скоро к ним приедут оружейные мастера и сделают мушкеты такого же размера и тогда стрельцы уже смогут ходить в атаку прямо с приделанными к мушкету штыками.
– Но, ведь мушкет очень тяжёлый, с ним не набегаешься, – возразил тогда пан Янек.
– Этопока просто не умеют делать хороших мушкетов. Вот, мастера приедут, и тогда начнём настоящее оружие производить, а не эти пушки ручные.
Ещё несколько дней назад пан Заброжский считал, что эти двести стрельцов и десяток рейтар самое лучшее и обученное войско в мире. Теперь он понимал, что столкнись это лучшее войско с тем войском, которое с сегодняшнего дня будет тренировать пан Янек и от него одни ошмётки полетят. А что будет, если с этими стрельцами, что получатся после обучения новым приёмам рукопашного боя и обороны, столкнётся обычное воинство Европы, состоящее из ополченцев и научившихся плохо стрелять дворян и наёмников. Эти две сотни разгонят этот сброд, даже не дав к себе приблизиться. Они и лучшую в мире польскую кавалерию легко в бегство обратят. Против них нет ни у кого умения вести бой. Бедные шведы, турки и поляки. Что вас ждёт.
Событие тридцать третье
Князь Баюш Разгильдеев поджидал их на прежнем месте. Только на этот раз нападать на людей, сгрузившихся на ночлег с шести лодей с Андреевским флагом, не собирался. Вместо этого он попросился за почти те же деньги, а именно за сто рублей, помочь княжичу Пожарскому основать поселение на реке Миасс. Пётр с радостью согласился. Деньги такие заработать легко. Один чайный сервиз в три раза дороже. А вот двадцать проверенных бойцов (служилые касимовские татары), что уже побывали на Урале, да плюс почти тридцать гребцов и такелажников – это ведь пятьдесят пар рабочих рук. Сила.
Баюш на небольшой пирушке, что устроили княжич с Шульгиным по поводу увеличения экспедиции, рассказал, что по представлению воевод Долгорукого и Пушкина был пожалован царём грамотой и освобождение пожизненно от налогов с его деревенек Рындиной, что на реке Меня и Княжьей. Теперь он среди мордовских мурз просто герой. Только вот денег постоянно не хватает.
– А дети у тебя, Баюш, чем занимаются, – спросил его Пётр.
– Старший, Богдан, сейчас на хозяйстве в Княжьей, а младший, Чепкун, смотрит за Рындиной, ему ещё только четырнадцать лет, но он будет великим воином, – похвастал татарский князь.
– Ты, как вернёмся, отправь, Баюш, младшего ко мне в Вершилово. Я его грамоте выучу и воинскому искусству вместе с моими стрельцами пообучается. А ещё давай договоримся, я после Крещения хочу в набег на шведов сходить, на те земли, что они у Руси по Столбовому договору забрали. Ты приводи этих же воинов. Только на конях. Найдёшь по два коня для двадцати человек? – вспомнил одну из своих задумок княжич.
– Сорок коней найду, но ведь в походе их кормить надо? – хитро сощурился Баюш.
– Об этом не переживай. Я выдам им одежду и оружие хорошее, я же и корма для коней куплю. Людям заплачу за поход по пять рублей на человека, а тебе с Чепкуном по сто рублей каждому. Согласен? – Пётр протянул руку.
– Конечно, согласен. Может мне больше воинов взять? – вот ведь татарская простота.
– Нет, князь, поход будет тайным, нам ведь не нужна война со Швецией. Так, что славы не добудешь и не нужно, чтобы огромный отряд внимание к себе привлёк. Нападём на крепость, пограбим и бегом оттуда, – остудил великого воина Пожарский.
Через седмицу доплыли до впадения Белой в Каму. На этот раз люди мурзы Бадика Байкубета на караван не напали, или одумался первый в мире нефтяной магнат или, увидев восемь судов под знакомыми флагами, пираты поостереглись. Сам Бадик встречал дорогих гостей на берегу. Видно всё-таки устье Белой его люди контролируют и успели начальнику доложить о караване с Андреевскими стягами.
Приняли приглашения мурзы и вместе с князем прокатились на низкорослых башкирских лошадках до аула Моссада. Сорок бочек нефти стояло под навесом. Молодец мурза. Княжич отвалил нефтедобытчику сорок рублей и сказал тому, чтобы он бочки к реке доставил. Пётр собирался нанять в Уфе пару лодей и отправить на них в Вершилово шерсть и бочки с нефтью. Отведали варёной баранины, договорились с Бадиком Байкубетом, что осенью заберут ещё сорок бочек и тут князя торкнуло.
– Мурза, а ведь твои люди овец разводят? – княжич указал на плавающее в котле мясо.
– Конечно, этим и живём, – кивнул, выслушав перевод, мурза Байкубет.
– Вы овец стрижёте? – спросил Пётр.
Оказалось, что стригут, но шерсть мало кому нужна, в основном для себя, войлок делают.
– Бадик, давай я вместе с земляным маслом буду у тебя и шерсть покупать по копейке за тюк. Можешь скупать у соседей, все, что заготовишь, я у тебя заберу, и забирать, как и земляное масло, буду каждый год весной и осенью.
Расстались вполне довольный друг другом.
Событие тридцать четвёртое
Воевода Нижнего Новгорода князь Фёдор Фёдорович Пронин получил письмо от личного дьяка Государя Фёдора Борисова. Письмо было небольшое, дьяк желал князю здоровья и сообщал, что в конце июля или в начале августа царь и Великий Государь Михаил Фёдорович желает посетить Нижний Новгород и Вершилово.
У новоиспечённого князя ещё с того дня как его царь возвысил, сложились дружеские отношения с Фёдором Борисовым. Князь регулярно посылал в Москву разные диковины из Вершилово, а дьяк взамен сообщал московские новости и вообще посвящал неофита в хитросплетения царёва окружения. Поэтому в достоверность этого, довольно невероятного события, воевода поверил сразу и, усевшись в новомодное вершиловское «кресло», задумался.
Цель поездки Государя была очевидна. Михаил Фёдорович регулярно получал диковины из Вершилова и, конечно, любопытство взяло верх. Царю захотелось самому посмотреть на то, как и где производят эти красивые и страшно дорогие вещи. Само Вершилово Государя обязательно впечатлит, ещё не было человека, которого оставило бы равнодушным «село князя Пожарского». Ровные, прямые улицы, засыпанные мелким щебнем и утрамбованные, уже резко отличались от любых улиц любого города на Руси. Дома под черепичными крышами и с двумя печами, стоящие вдоль этих улиц, тоже равнодушным никого не оставят. Сейчас они уже большей частью обложены кирпичной кладкой, а к августу так будут выглядеть все. А новый храм, что возвёл архитектор Трофим Шарутин. Он настолько по внешнему виду выделяется из общей массы храмов на Руси, что его даже сравнивать не с чем. Ну, витые разноцветные купола немного напоминают собор Покрова Пресвятой Богородицы или, как его раньше называли, Троицкий собор. (Собор Василия Блаженного). Все храмы на Руси оштукатурены и побелены. Эта махина из красного кирпича с мозаичными иконами снаружи храма была «другой». Впечатление создавалось двойственное. Это было красиво. От храма невозможно было отвести глаз, всегда находилось что-то, за что глаз цеплялся. И это было чужеродно. Пронин как-то на эту тему разговаривал с Лукашем Доничем и тот сказал, что в Праге много храмов и они не похожи на русские, но они не похожи и на новый храм в Вершилово. Для Европы он такой же чужой, как и для Руси.
Два здания справа и слева от храма ещё только начинают строиться, но и сейчас уже видно, что они будут выполнены в одном стиле с храмом. Академия Художеств и Академия Наук будут из такого же красного кирпича с непонятным узором из кирпича более светлого, и иметь высоту, по словам Пожарского, в четыре этажа. И на стенах этих «академий» тоже будет мозаика. Хотелось бы посмотреть на эту площадь, когда строительство будет закончено. Напротив храма строится княжеский дом. Строительство едва началось, но уже только по фундаменту было ясно, что его размеры соответствуют академиям. Даже представить себе такой дом не получается.
А ведь ещё в Вершилово есть «промзона», как называет свои производства Пётр Дмитриевич. Там дымят десятки печей и хорошо, что ветер почти всегда дует от Вершилова к Волге. Целая стена дыма стоит. Так и хочется перекреститься, уж не ад ли там за дымом.
Итак, с Вершиловым всё понятно, оно к приезду государя готово всегда. А вот Нижний Новгород? Пронин со вздохом покинул кресло и приказал стрельцу, дежурящему за дверью отправить посыльного к Государеву Дьяку Акинфиеву Трофиму Силычу. Нужно готовить Нижний Новгород к визиту царя. Времени достаточно, два с половиной месяца. Многое можно успеть.
Событие тридцать пятое
Трофим Акинфиев крутился как белка в колесе. Управляющие княжича Зотов и Крчмар начали строить дорогу от Нижнего до Гороховца и сейчас они обучали этой премудрости двух выбранных для этого дела Государевым дьяком немцев. Одним «немцем» был чех Томас Крупчик. Он должен будет через неделю заменить Зотова и Крчмара. С этим было всё просто. Имеется обученная сотня «дорожных рабочих», что тянули дорогу от Вершилова до Нижнего и есть тот же Зотов, который будет проверять и подсказывать, если, что пойдёт не так.
Второй «немец» был тоже чех. Вся чешская диаспора Нижнего Новгорода была из пленных наёмников, которых захватили после разгрома высланного на помощь сыну Сигизмундом войска. Гетманов, понятно, отпустили с верхушкой шляхты, а вот других пленных сослали сюда в Нижний. Так они с 1613 года здесь и обитают. Чеха звали Адам Вожик. Пан Вожик был чуть постарше остальных немцев, ему уже шёл пятый десяток и к строительству он отношения до разговора с дьяком не имел. Вожик был пушкарём и обучал этому делу нижегородских стрельцов. Выбор пал на него просто потому, что он чех. Трофим Силыч надеялся, что Крчмар и Крупчик будут помогать своему земляку. Оба были строителями, а Крчмара ещё и княжич Пожарский научил вести дела.
Адам Вожик должен был перенять навыки по строительству дорог и принять под свою руку стройку участка дороги от Гороховца до Вязников. Вот набором рабочих, их обучением и подготовкой инструмента дьяк сейчас и занимался. Купцы и мастера, почувствовав большие деньги, начали взвинчивать цены, и приходилось кого добрым словом, а кого и плетьми убеждать, что сребролюбие это грех. Пока вроде получалось. Пока. Вчера его позвал воевода Фёдор Фёдорович Пронин и сообщил о скором визите царя батюшки. Целый день руководители губернии соображали, что можно кроме строящихся дорог предъявить царёвым очам.
Первым делом они решили позвать всех богатых купцов и мастеров и предложить им покрыть свои дома черепицей. Черепицу можно будет закупать у Пожарского, а можно и своё производство организовать. Дело не хитрое, мастера освоят.
Ещё подумали о дорогах, точнее улицах, в самом Нижнем Новгороде. Нужно хотя бы несколько центральных улиц и площадь в торговых рядах сделать по образцу вершиловских. На торг Государь обязательно поедет. Одно дело, если он поедет по грязи и ухабам, а другое дело – по засыпанной гравием и утрамбованной дороге. Ещё можно хоть немного выровнять дороги в городе. Пусть идеальными прямыми они не станут, но хоть одной ширины будут и ямы засыпятся.
Купцы и мастера разделились, одни охотно поддержали начинания воеводы и Государева дьяка, вторые стали кричать, что им и под деревянными крышами не плохо. Пришлось идти на компромисс, Акинфиев своей волей разрешил деньги, потраченные на черепичную крышу вычесть из причитающейся пятины. Тут все споры и прекратились. А ещё, вспомнив методы Пожарского, воевода объявил, что за самые красивые ворота будет приз, фарфоровая ваза из Вершилова. Народ ушёл, почёсывая затылок. Сомнения нет, некоторые даже Рубенса к этому делу привлекут.
– Надо будет через неделю объявить, – тоже почёсывая затылок, предложил Пронин, – Что когда царь приедет, хлеб соль ему подавать будут только те, у кого дом кирпичом обложен.
Дьяк понимающе хмыкнул. Строительство печей в городе, что производят кирпич и теперь ещё и черепицу увеличится в несколько раз, а значит и собираемая губернией пятина увеличится. Чего бы ещё придумать, чтобы царя батюшку достойно встретить?
Событие тридцать шестое
Воевода Уфы Григорий Григорьевич Пушкин за зиму сильно сдал. Обнимая его на пристани Пётр Дмитриевич заметил, что и без того седая голова воеводы стала прямо белоснежной. Да, и морщин вокруг глаз добавилось. Кожа стала желтоватой. Стоп, авитаминоз ведь у них должен быть весной. Про витамин «С» только англичане стали догадываться, а остальной мир знать не знает.
– Григорий Григорьевич, – начал княжич Пожарский, когда они отобедали, просветительную беседу, – У меня сейчас в Вершилово доктор один живёт из Голландии, так он советует по весне всем черемшу есть и настой из еловых иголок пить.
– Зачем же это? – удивился Пушкин.
– Говорит, что тогда люди болеть весенницей (цингой) не будут. Ты Григорий Григорьевич стрельцов по домам пошли, пусть они людишкам прикажут по полям пройтись, да черемши накопать и есть её, чем больше, тем лучше. Для тебя же у меня средство заморское есть, – Пётр взял с собой несколько бутылок с настоем шиповника, соком смородины и мёдом. Всё это перемешивалось, заливалось в бутылку по самое горлышко и сверху затыкалось пробкой из живицы.
– Спасибо за уважение, – улыбнулся щербатым ртом воевода.
Пожарский послал стрельца на корабль, чтобы тот принёс чудодейственное лекарство в зелёной бутылке, а сам стал расспрашивать Пушкина о новостях.
– Торгуты больше не появлялись, но башкиры говорят, будто Большие Ногаи сворачивают свои стоянки и перебираются на правый берег Волги. И с Яицких городков то же передают. Вся степь в движение пришла. Не иначе те воины с коими ты столкнулся, были разведкой, а теперь основные силы подходят, – рассказывал Григорий Григорьевич, – В позапрошлом годе скончался правитель Больших Ногаев Иштеряк – бий. У них сейчас усобица идёт. Мурза Канай в прошлом годе к Астрахани подходил с пятью тысячами войска, чтоб на верность государю нашему присягнуть. Слышал я, что его и хотят новым бием провозгласить. Только это всё пустое. Как волка не корми, а он всё одно на хозяйских овец нападёт. Ну, да посмотрим, чем дело кончится, – махнул рукой Григорий Григорьевич.
– Может, нужно острожек или заставу поставить, там, где Белая на восход поворачивает? – предложил Пётр, – Пойдут со мною, я им помогу крепостцу срубить, задержусь на денёк. А то ведь за мною ещё людишки плывут и со скотом и с семьями стрелецкими и крестьянскими.
– Добро, выделю я два десятка стрельцов, – согласно кивнул Пушкин.
На этом пока и расстались, Пётр пошёл на рынок, посмотреть, нельзя ли чего интересного прикупить, а воевода Уфы собирать стрельцов для стройки острога у поворота Белой на восток. Подняв карты, что имелись у Пожарского от прошлого похода, решили строить на правом берегу Белой в месте впадения в Белую речки Бальза, что в переводе с башкирского «медовая долина». Крепость с двух сторон водой будет окружена, все меньше работы.
Подходя к рынку, Пожарский вспомнил, что здесь в прошлый раз в конских рядах прикупил верблюдов и сразу туда направился. Верблюды были. Купец явно азиатской внешности азартно спорил о чём-то с русским бородачом. А возле него и лежали на земле четыре верблюда и … два яка. Яков Пётр видел только в зоопарке. Это что, он их с самого Тибета сюда пригнал. Про яков бывший генерал помнил, что рассказывал экскурсовод в зоопарке Нижнего Новгорода «Лимпопо», куда он ходил с внучкой. Яки с коровами образуют гибрид, называемый хайнак, получается корова с конским хвостом и шерстью, и что они достигают больших размеров и мясо у них гораздо вкуснее говядины. «Надо брать», – решил Пожарский. И не только яков. Нужно будет как-то организовать отлов в будущей Белоруссии десятка зубров, пока их там всех не истребили.
«Китаец» через переводчика башкира был уломан Пожарским продать четверых верблюдов и двух яков (самца и самки) за двести рублей. Деньги, конечно, были не малые, но чего не сделаешь, ради прихоти. Кроме того китайцу было предложено пригнать сюда осенью ещё десяток яков.
– А чтобы не гонять впустую, возьми и загрузи их чаем, весь куплю, – сообщил, враз разбогатевшему купцу, княжич.
Договорились. Княжич предупредил, что если его не будет, то деньги отдаст воевода Уфы Пушкин Григорий Григорьевич.
Ещё Пётр купил на рынке десяток овец с самой, как ему показалось, тонкой шерстью. Быстро нашёлся и купец, который согласился на двух своих лодьях доставить живность в Вершилово и по дороге забрать бочки с нефтью у мурзы Бадика Байкубета, а тому взамен поставить сорок пустых бочек. Пётр покидал Уфу довольный. Удалось пополнить стадо верблюдов, удалось купить яков и договориться с «китайцем» о поставках чая и ещё десятка яков. Наконец, он договорился с воеводой о постройки небольшой крепостцы на повороте реки Белая на восток. Две большие лодьи со стрельцами и плотниками отплыли из Уфы вместе с ним.
Событие тридцать седьмое
Пётр Дмитриевич Пожарский оглядывал в подзорную трубу берег. Место, где они с воеводой Уфы Григорием Григорьевичем Пушкиным наметили поставить крепостцу, было занято. Река Бальза впадала в Белую под очень острым углом, получался практически треугольник – идеальное место для крепости. Тем более что берег Белой был довольно крутым. Построй стену с вышкой, да чуть углуби правый берег Бальзы и вот тебе готовая неприступная крепость. Только вот там сейчас стояла на привале целая армия. Ну, ладно, дивизия.
– Что делать будем? – спросил кормщик у княжича.
Пожарский огляделся. Белая в этом месте была не очень широка, не больше пятидесяти метров. Если степняки попробуют закидать лодьи стрелами, то у них и получиться может.
– Пристаём к правому берегу. Из лодей ни кому не выходить, – скомандовал Пожарский.
Прямо к берегу подойти не удалось. Мелко. Пришлось изгаляться. Пётр решил провести разведку и на всякий пожарный перетащить на один кораблик все шесть пушек. Если степняки нападут, то залп картечи с нескольких десятков метров может сильно поубавить прыть атакующих. Пушки перетащили по мосткам, перекинутым с одного кораблика на другой, и зарядили картечью. Зарядили и все двадцать мушкетов и двадцать пищалей уфимских стрельцов.
Одна лодья подгоняемая северо-западным ветром и слаженными ударами весел гребцов направилась к устью Бальзы. Незваные гости их заметили, и на берегу поднялся шум с «плясками». Седлали коней, доставали луки. Точно миром не разъехаться. Ещё бы понять – кто такие. Стоящий рядом с Пожарским князь Разгильдеев эту проблему решил.
– Ногаи. Вон шатёр с бунчуком. Не иначе сам бий. А нет – это бунчук нурадина, правителя западного крыла, – вглядевшись в протянутую княжичем подзорную трубу, заключил Баюш.
Подзорная труба досталась Пожарскому от ван Бодля. Доктор купил её ещё в Нижних Землях, хотел сделать из неё микроскоп. Но Симон Майр привёз с собой уже готовый, и труба была подарена княжичу. Вот сейчас и пригодилась.
– Пушкин говорил, что сейчас вроде мир с ногаями. Канай сейчас даже покровительство у царя просит, – неуверенно начал Пётр, но его сомнения тут же рассеял град стрел, упавший в воду с небольшим недолётом.
Да, покровительство – это одно, а пограбить купцов – это другое.
– Целься из пушек, – отдал он команду, одновременно жестом остановив гребцов.
Пушкари навели маленькие свои орудия на берег. До ногаев столпившихся на берегу оставалось метров сто.
– Сейчас подойдём поближе, Фёдор Иваныч, – вспомнил бывший генерал фразу из фильма «Белое солнце пустыни».
Ветер ещё метров на двадцать подтащил лодью к устью Бальзы.
– Огонь, – как всегда, залпа не получилось. Пушчонки ухнули с некоторыми интервалами, но общую картину это не испортило. Судно заметно вздрогнуло, всё заволокло вонючим дымом. Но на реке дым снесло к правому берегу быстро, – Из мушкетов, пли.
Два десятка выстрелов прозвучали даже громче, чем шесть пушечных до этого.
– Из пищалей, пли.
Теперь можно и осмотреться. На берегу была паника. Три залпа просто выкосили первые ряды ногаев, но их было слишком много. Задние ещё по инерции продолжали напирать, а оставшиеся в живых с берега ломанулись навстречу. Лошади ржали, люди орали, но пока это, ни к чему не приводило. Меж тем пушкари снова подкатили пушчонки к борту и зарядили следующей порцией картечи.
– Огонь, – скомандовал Пожарский, видя, что все шесть орудий готовы к стрельбе.
Пушки жахнули повторно. На этот раз картечь ударила в спины пытающихся уйти с берега степняков. Теперь уже вся масса ногаев дружно покидала треугольник образованный двумя реками.
– Гребцы, ближе к берегу. Из мушкетов пли.
Пушкари успели зарядить и выстрелить ещё раз, когда уже лодья ткнулась в берег. Высота берега была в уровень с бортом лодьи, и вслед удирающим степнякам хлестануло практически в упор, огромная масса людей и коней просто не могла отступить слишком быстро. Ещё по разу из мушкетов и пищалей успели отметиться и стрельцы.
– Пушки и мушкеты чистить, осмотримся, – скомандовал княжич, увидев, что пушкари в азарте собираются заряжать орудия снова.
Стрелять было не в кого. Ногаи убрались уже на добрые двести метров, и останавливаться не собирались. Пётр осмотрел оставленный противником берег. Больше сотни убитых и раненых, да и коней почти столько же. На ближайшие дни явно мясная диета намечалась, по крайней мере, у татар.
– Баюш, дай команду остальным судам подходить. И надо на берегу живого найти поспрошать, кто такие.
Подошли девять остальных лодей. Татары споро сыпанули на берег, добивать тяжелораненых и раздевать всех подряд. Пожарский видел, как довольно потирал руки князь Разгильдеев. По договорённости с Пожарским вся добыча доставалось ему, как самому нуждающемуся.
Удалось поймать одну лошадь. Стремян не было, вместо седла что-то типа коврика. Баюш вызвал одного из мародёрствующих соплеменников и отправил его вслед ногаям, посмотреть, что они теперь делать собираются. Пётр Дмитриевич между тем осматривал шатёр, доставшийся ему в качестве трофея. Бывший хозяин так быстро покидал свои покои, что впопыхах забыл даже двух девиц. Вернее одну девицу и одну тётку.
Бебезяк, что первый спрыгнул на берег с подошедших корабликов, первый и в шатре оказался. Сейчас он, покрикивая на тётку, расспрашивал её о хозяине шатра. Оказалось, что на них напали ногаи из улуса самого Каная, сына нурадина Динбай-мурзы и внука Исмаил – бия. Того самого, что по словам воеводы Пушкина хотели избрать бием в Астрахани. Получается, опять почти своего побили. Ну и нечего было нападать первыми.
– А это что жёны его? – спросил лучника княжич.
– Старшая – его мать Алсу, а младшая – жена Агзама, что значит самая великая, – пояснил ногай.
– И что нам теперь с ними делать? – скорее себе, чем Бебезяку задал вопрос Пожарский.
– Надо мать отправить к нему с посланием, что теперь это наша земля и если он не хочет рассердить Великого Государя, то пусть убирается отсюда, – предложил подошедший князь Разгильдеев, – Там ещё одну легкораненую лошадь поймали.
– А с Агзамой что делать? – перевёл взгляд с матери на девушку княжич.
Жена будущего, бия, была закутана в несколько дорогих парчовых халатов, на голове возвышалось грандиозное коническое сооружение, обвешанное какими-то бусами.
– Ты отбил у Каная жену, теперь она твоя, – безапелляционно заявил Бебезяк, – можешь продать, можешь жить с ней сам.
– Слушай, Бебезяк, а давай я её тебе подарю, – придумал Пётр. Он давно хотел найти лучнику жену, да всё ход не доходил.
Ногай был очень полезен, он натренировал за год десяток отобранных стрельцов стрельбе из лука, и теперь у Пожарского было десять человек, которые легко могут бесшумно снять посты или часовых на стенах. Пусть пользуется бывшей женой самого бия. Чем не почёт.
Через день вернулся посланный вдогонку улусу разведчик. Канай, не останавливаясь, уходил на запад к Волге.
