Андрей Егорович Киселев
Росток любви
– Дайте что-нибудь покушать невесте! – крикнул я толпе, стоящей на улице.
– Кушать хочу! – подыграла она.
Кто-то принёс банан, кто-то яблоко, ещё что-то.
– Всё хватит! Спасибо! – взмолилась Ирма, увидев горы предлагаемых продуктов.
Вслед за нами шёл Прохор с Ингой на руках, также объявившей:
– Я тоже есть хочу! Ой, спасибо! – благодарила она за мгновенно появившееся угощение.
В администрацию ехали отдельно от невест в разных «Кировцах». Я видел, что папа записывает на откуда-то взявшуюся видеокамеру всё происходящее. Важно двигающийся крупногабаритный кортеж сопровождали родительские автомобили, мотоциклы и велосипеды местных жителей, подгоняемые бегущей ребятнёй.
Антон Степанович и Отец Иоанн стояли на крыльце, встречая нашу кавалькаду.
– Да, я такого ещё не видел! – удивился священник.
– У нас ещё всё впереди! – обнадёжил его на будущее Степаныч.
Батюшка вошёл в администрацию первым, а глава, приглашая к себе, сообщил, что места всем в его кабинете не хватит:
– Поэтому, дорогие сопровождающие, только молодые, свидетели и родственники, а остальные могут наблюдать через открытые для этого окна.
Мы с Прохором взяли на руки собственных невест, с трудом при нашей помощи выбравшихся из салонов «Кировцев», и внесли их в кабинет главы администрации.
Антон Степанович произнёс красивую речь, напутственные пожелания на супружескую жизнь, об ответственности друг друга перед законом, спросил нашего взаимного согласия на бракосочетание, дал расписаться нам и свидетелям в книге регистрации. Затем разрешил обменяться кольцами и поцелуями, после чего нажал на кнопку старенького магнитофона, и зазвучал марш Мендельсона. Паша начал наливать шампанское в расставленные на тумбочке бокалы и раздавать присутствующим по мере их наполнения. Первым получил свой бокал глава администрации для поздравительного слова:
– Я буду краток. Совет да любовь! С Богом! – чокаясь бокалом с нами, улыбаясь, добавил: – Поздравляю вас от всей души!
Нас стали все поздравлять, дарить цветы, обнимать и целовать. Из окон слышались хоровые поздравления в наш адрес, летели полевые и садовые цветы всех разновидностей.
Затем вышел батюшка, заменив Антона Степановича:
– Дорогие мои, братья и сестры, мне нужно несколько минут, чтобы я вновь вас пригласил сюда для проведения таинства обряда венчания. Колечки, пожалуйста, сюда, – показывая на расписные блюдечки, попросил он.
Через пять или десять минут мы вошли вновь, но это был уже не кабинет, а настоящая часовенка с горящими свечами,
с дымкой от ладана, с закрытыми окнами, с Библией на небольшой кафедре, с приглушённым светом и с запахом настоящей церкви.
Шёпотом прошла поочерёдная исповедь, чтобы слов не было слышно всем рядом стоящим, кроме Отца Иоанна и исповедующегося.
Вскоре началось само венчание. Торжественное и скромное одновременно, оно проходило по всем канонам Святой церкви, несмотря на вынужденные неудобства.
Выходя по окончании на улицу с иконами, вручёнными нам батюшкой, мы ощущали, что венчались именно в церкви.
Мы снова получили массу поздравлений и, забравшись в высокие салоны своих тракторов-лимузинов с молодыми «свежеиспечёнными» жёнами, отправились вместе с остальным кортежем к памятнику погибшим солдатам, чтобы возложить первые цветы от наших созданных семей, а затем к клубу.
Возле калитки к нему нас уже встречали родители. Папа передал видеокамеру какому-то парню ещё в администрации и теперь держал поднос с двумя караваями под солонками и четырьмя рюмками водки. Георгий Николаевич держал второй с рюмками для родителей и всех желающих присоединиться.
Первым взял слово папа. Хотя его огромный опыт выступлений перед аудиторией был налицо, всё же он не смог скрыть волнения, произнося свою речь, то же произошло и с мамой, и с Георгием Николаевичем, и с Викторией Ивановной. Даже присутствовали слёзы, но было понятно, что это было от счастья, переполнявшего их чувства. Затем нам, молодожёнам, вручили караваи для проверки, кто больше откусит. Мы с Прохором не подвели Семёновской породы и кусали больше своих молодых жён. Вместе с этим пили водку, били об тротуар рюмки, целовались и обнимались с родителями, а окружающие нас люди осыпали наши головы всевозможным зерном и монетами в таком количестве, что было сложно разглядеть новых поздравляющих, преподносивших букеты цветов и целующих нас в щёки.
Столы были установлены во дворе огромной буквой «П», тесно украшенные различными блюдами и напитками.
Нас усадили в центре стола, по бокам свидетелей, родителей и деканат с преподавателями, батюшку и администрацию, далее приглашённых в великом множестве по обеим сторонам. За забором скопились местные жители, которые наблюдали и обсуждали виденную картину.
Началась первая часть, включающая в себя торжественное вручение дипломов. Декан много сказал хорошего выпускникам, поблагодарил за учёбу, общественную активность и вручил дипломы Инге и Прохору в первую очередь, затем поздравил с вступлением в брак и преподнёс вместе с коллективом шикарные букеты цветов и подарок, который по его словам стоит в кустах, передав ключи от него брату.
Разразился шквал аплодисментов со всех сторон. Он также поздравил Ирму и меня с бракосочетанием, вручив цветы.
Декан объяснил, что идея о таком подарке для Инги и Прохора принадлежит всем выпускникам института этого года, и совместными усилиями с преподавательским и управленческим составом вуза это удалось воплотить в жизнь.
– Я думаю, что данная идея могла бы найти место среди традиций нашего учебного заведения, начиная с сегодняшнего дня, – закончил под оглушительные аплодисменты свою речь декан.
Прохор и Инга, как могли, благодарили за неслыханный подарок всех, с кем им довелось пять лет отдаваться наукам.
Затем вручали остальные дипломы, пока они не закончились под нескончаемые рукоплескания. Деканат и педагоги были засыпаны букетами цветов.
Началась свадьба: «Горько!», поцелуи, шампанское, смена блюд, поздравления и напутствия, танцы, забавные номера в студенческой манере, миниконцерт, кражи невест, дискотека и многое другое. Когда свадьба подошла к полуночи, нас, молодожёнов, проводили родители по комнатам, предназначенным для первой брачной ночи.
Я весь день, как только увидел свою Ирму в комнате с краюшкой хлеба, не сводил с неё глаз. Мне не приходила мысль о брачной ночи, мне хотелось жить с ней вечно и днём, и ночью. Она была так прекрасна в свадебном наряде. Её причёска под фатой, нежные руки и плечи, губы и глаза сводили меня с ума.
Я носил её, когда это было даже невозможно, скучал по ней, пока она ехала отдельно от меня в тракторе, мне хотелось наслаждаться её голосом, и я наслаждался. Мне было с ней так хорошо, что я ощущал себя на седьмом небе от счастья.
Прохор тоже был счастлив вместе с Ингой. Родители, наблюдая за нами, радовались любви своих детей. Они светились от гордости за наши чувства, и, кажется, помолодели сами.
Брачная ночь! С моей милой Ирмой! Это рай земной! Наконец-то, мы оказались одни, когда можно отдаться всем своим желаниям. Не буду описывать всего, что было. Скажу короче. Это была неслыханная любовь. То, что случилось у ручья в предыдущий день плюс всё, что скопилось за сутки, умноженное на весь наш пыл, вместе взятый в троекратном размере, и бесконечное счастье.
***
Я всегда мечтал иметь огромную семью, где много детей.
Мама мне рассказывала, как они жили в те времена, когда было принято рожать до тех пор, пока Бог даёт. Хотя сложностей хватало и материальных, и в плане цивилизации.
Ни тебе памперсов, ни пустышек, ни одежды, ни врачебного надзора. Марля с вечными постирушками вместо подгузников, хлебный мякиш в марле вместо пустышки, про остальное вообще говорить нечего. Росли дети, как трава, сами по себе. Но рожали матери много детей, несмотря на трудности. Отец в семье был всегда настоящим главой. Строгие порядки и послушание стояли на первом месте. Никто не мог себе позволить взять раньше главы семейства ложку в руку за столом или сесть на его стул. Но и весь позор ложился на отца, если что-то натворят его отпрыски.
Конечно, не о такой жизни я мечтал, а о современной. Мечтал о доме с красивыми детскими комнатами для игр и физкультуры, для учебных занятий и хобби, для сна. Мне хотелось, чтобы моё жилище было оснащено бассейном, камином, телефонами и компьютерами. А главное, что бы дети жили вместе с мамой и папой, бабушкой и дедушкой, чтобы были и кошка, и собака, и попугай, и рыбки в аквариуме. Я мечтал, чтобы рядом был сад, где можно с ветки сорвать яблоко, вишню, клубнику, малину, где росли бы розы, пионы и всё остальное, что называют красотой и вкуснятиной. Ещё очень хорошо, когда во дворе стоят качели, горка, висят цветные лампочки, стоит мангал и беседка.
Я уверен, что мало кто не мечтает об этом. Но у большинства нет возможности даже на малую долю из всего, приведённого выше. Основное население ютится в небольших квартирках, особенно в начале семейной жизни.
А мы с Ирмой собрались жить в условиях, пока не совсем соответствующих моей мечте, но и ущербными их тоже не назовёшь. Камин, телефон, компьютеры, четыре огромных комнаты, шикарный холл-прихожая, кухня-столовая, ванная, как бассейн, отличная мебель были уже в наличии. Об остальном вышеуказанном можно было ещё немного помечтать.
Когда мы, отыграв свадьбу, прибыли в Москву и подъехали на такси к моему подъезду, мою суженую охватил то ли восторг, то ли шок.
– Что случилось, жёнушка? – спросил я, когда мы вышли из машины.
– Мне цыганка возле этого самого дома, рядом с этой вот лавочкой нагадала, что я замуж выйду через два дня за парня, который стоял вот на том балконе.
– Да к, это мой балкон и мои окна, это я там стоял и видел всё. Только лица не разобрал. Значит, ты была тогда с цыганкой? Вот дела! А я-то злился, что на меня пальцем тычут, а, оказалось, судьба. Это надо отметить!
Зазвонил сотовый телефон.
– Началось… – с вздохом вырвалось из моей груди.
Меня несколько удивляло, что по пути домой мне никто не позвонил ни разу, хотя был разгар рабочего дня, тем более понедельника. Глянув на дисплей, где высветилась фамилия Царёва, я нажал на зелёную клавишу и поднёс трубку к уху:
– Добрый день, Сергей Михайлович!
– Здорово, Филат! Ты где?
– Я бы хотел быть в отпуске!
– Есть причина?
– Я женился!
– Короче, ты, туржених, бери пузырёк протумберлитума с женой под мышкой и дуй ко мне на обсуждение вопроса с твоим отпуском. Понял? Мухой, причём!
– Хорошо, сейчас только распакуемся и подъедем, а, может, Вы к нам с коллективом?
– Филат, обсуждать мои указания будешь с женой в кухне, а сейчас их надо выполнять. Давай, одна нога там, другая здесь.
Послышались короткие гудки, и телефон выключился.
– Начальство вызывает нас с тобой вместе в офис, – сказал я Ирме.
– Душ примем и поедем. У тебя есть ванная? – спросила она, когда открылась входная дверь квартиры.
– Найдётся, конечно.
– Может, по пути заглянем ко мне, чтобы я смогла прилично одеться. Вещей-то почти нет. Не в свадебном же платье ехать.
– Ты иди в душ, а я сбегаю в магазин и куплю.
– Сможешь без примерки?
– Постараюсь!
– Ну, постарайся!
Дав свежее полотенце из шкафа Ирме, я отправился в соседний дом, где на первом этаже размещался небольшой магазинчик одежды. Я раньше часто приобретал в нём что-нибудь. Но то было совсем другое, чем в этот раз. У меня даже появилось небольшое волнение. В магазине оказались весьма приличные вещи, так что мне не пришлось долго выбирать.
– Отлично! Как ты смог выбрать то, что нужно, Филат? – примерив после душа оба платья и лёгкий костюмчик, только что купленные, восхитилась Ирма.
– Это любовь!
– Можно я в этом поеду? – красуясь перед зеркалом в новом костюме, спросила жёнушка.
– Конечно, любимая! – обняв и поцеловав её, я отправился в душ.
Выйдя из него, я ощутил вкусный запах из кухни.
– У тебя в холодильнике мышь повесилась, но пригодились «тормозки» из Селюково. У тебя соль где? – спросила по-хозяйски жена.
– У нас соль в висячем шкафчике над холодильником.
– А вот она. Почти всё, переодевайся и перекусим.
– «Всё для тебя, дорогая, всё для тебя я куплю, только не шляпу, родная, сам без фуражки хожу…» – напел я слова из песни, идя переодеваться.
– Хорошо, Филат, я тебе куплю фуражку, – услышал я вслед.
Через час мы вошли в кабинет сияющего от хорошего настроения Царёва. Следом за нами начали спешно заходить друг за другом сотрудники нашего небольшого предприятия с коробками и цветами в руках. Я вынул из пакета « Чивас Виски», шампанское и поставил на стол, где красовались завитки фуршетной закуски в изящной раскладке и фрукты на огромных подносах, возле экзотического торта. Когда дверь закрылась за последним вошедшим коллегой, Царёв встал из своего кресла и сказал:
– Если ты не врёшь, что женился, то поздравляем всем коллективом и от меня лично! Как жену зовут, кстати?
– Да, конечно, познакомьтесь, это Сергей Михайлович, – показывая любимой на шефа, представил я, – это Ирма, – демонстрируя свою красавицу-жену, – объявил я всему коллективу.
– Очень приятно! – послышалось со всех сторон.
– Горько! Горько! Горько! – закричал Царёв, подхваченный остальными под звук хлопков открывающегося шампанского. -
Поздравляем! Поздравляем! Поздравляем!
Нам вручали многочисленные подарки в коробках и пакетах. Ирму завалили цветами.
– Спасибо, спасибо, спасибо! – только и успевал отвечать я.
– И, наконец, главный подарок! Это путёвка на два лица в шикарный турецкий курорт города Анталья. В добавление ко всему денежный бонус в безразмерном объёме ото всего коллектива и предприятия! – артистично выступил Сергей Михайлович, вручая красочную путёвку и плотный конверт в мои руки, и продолжил: – Сегодня массовый праздник, поэтому все пьют за здоровье молодых, никто не работает до завтрашнего дня!
Я не ожидал такой щедрости от моего руководителя. Ещё более удивляла его правильная речь, без прежних заворотов.
– Большое спасибо, такого праздника я не ожидал! – благодарил я всех.
– Загранпаспорта, надеюсь, имеются? – спросил у нас Царёв.
– У меня есть, – ответила Ирма.
– У меня тоже, – сказал я, – если только срок не вышел.
– Если что, обращайтесь, помогу, – успокоил Сергей Михайлович.
Кто-то включил на компьютере музыку, и началась танцевальная часть корпоративного праздника. На счастье кабинет отличался просторностью, поэтому места хватало всем. Царёв пригласил на танец свою секретаршу Бэлу. Коллеги с гордостью смотрели на него, впервые по-настоящему уважая своего руководителя за сегодняшний широкий жест.
***
Анталья встретила нас тридцатипятиградусной жарой. Из аэропорта нашу группу российских туристов повезли в отель, находящийся на приличном расстоянии от города.
Двухкомнатный номер на седьмом этаже был вполне приличным, с удобной мебелью и интерьером в евростиле с национальными заставками, вносящими изюминку турецкого колорита. С длинного изогнутого балкона можно было наблюдать за морем, пляжем, бассейнами с голубой водой, фонтанами и различными сооружениями под черепичными крышами.
Огромный ресторан на первом этаже отеля, где нам был представлен «шведский стол», отличался художественными изысками и богатым убранством во всём. Ассортимент кухни приводил в восторг видавших виды россиян и туристов из самых различных стран. Дело в том, что отель был совсем новым, владелец его старался сделать репутацию на мировом туристическом рынке, поэтому, возможно, себе в убыток всеми способами завлекал клиентов.
За нашим столом был закреплён молодой официант в форменном костюме по имени Алекс. С большой готовностью он выполнял все наши капризы, за что получал чаевые себе в карман, хотя все желающие клали их в стеклянный короб на выходе. Мы пили только хорошее вино, которое рекомендовал и приносил официант, наливая каждому сначала для пробы. Когда он рассказал нам, что его рабочий день состоит из восемнадцати часов без малейшего перерыва, мы удивились такой работоспособности. Оказалось, что в таком режиме работает весь состав сотрудников отеля. Зарплата Алекса была равна семидесяти долларам в месяц. За такие деньги в России уже мало кто будет работать, разве что в глухих деревнях. Но мы не стали его жалеть и прибавлять чаевых, хотя тот обслуживал нас везде, в том числе в барах на улице, на втором этаже, в дискоклубе, в концертном зале. Он находил нас всегда моментально, как только мы спускались из своего номера на лифте куда-либо.
Если не было достаточно столов в каком-то очередном баре, появлялись откуда-то новые со скоростью нашего желания присесть. Виски или вино доставлялись Алексом мгновенно, словно он держал тут же при себе. При всём этом никогда не кончались салфетки, лёд, зубочистки, необходимые приборы. В Москве можно зачастую встретить подобный сервис, но в остальной России вряд ли.
Избалованные вниманием обслуживающего персонала мы с Ирмой могли любить друг друга и отдыхать, не отвлекаясь ни на какие проблемы.
Что говорить? Отдых в хорошем месте и с хорошим сервисом всегда обворожителен, как сбывшаяся мечта о прекрасном. А оно было везде и всюду. Нас катали на яхте в живописные места островов, возили к соляным горам, отправляли в аквапарк, нам давали проехать на мини-лодках по водному тоннелю, извивающемуся в горах, лишь иногда открывающемуся среди неожиданного ландшафта. Концерты, организованные по вечерам приглашёнными артистами из Стамбула или Анкары, я думаю, не забудет ни один турист за их красочность и насыщенность радостью и весельем.
Я всё это время не мог не восхищаться Ирмой. Она хорошела с каждым днём. Любуясь ею, мне хотелось совершать подвиги для неё. Не те глупые вроде самоуничтожения, а такие, как желание лежать у её ног прямо во время концерта, дарить неожиданно цветы, целовать во время катания в аквапарке, нести на руках по горам и удивлять собой. Нам было весело круглые сутки. Даже во сне мы чувствовали дыхание и тепло друг друга. Засыпая счастливыми, мы просыпались утром с этим же состоянием души, которое росло с каждым днём.
***
Заканчивался отпуск, но я не чувствовал окончания медового месяца. Мне хотелось, чтобы так было всю жизнь.
Говорят, что всё быстро кончается на белом свете, но мы абсолютно были уверены, что это не про нас.
В один из прекрасных утренних часов, когда мы блаженствовали в постели, раздался стук в дверь. Я надел махровый халат и глянул на себя в зеркало. « Это что-то новенькое! Кто бы мог будить нас в такую рань и зачем?» – подумал я, расчёсывая всклокоченные вихры. Стук раздался вновь.
– Кто там? – спросил я, подойдя к двери.
– Филат, открой! Я это, Царёв!
Мне подумалось: « Его тут только не хватало!», но пришлось открыть.
– Привет! – зайдя, поздоровался Сергей Михайлович и прошёл в гостиную.
– Доброе утро!
– Доброе утро наступит тогда, когда мы разрулим ситуацию, в которой оказались из-за того отчёта, что ты составил. А пока не до жиру, а остаться бы живу.
– Не понял, что случилось?
– Не нравится твой отчёт одной организации. Догадайся, кому?
– Бородовскому что ли?
– Что ли!? – передразнил меня начальник.
– А же ничего не выдумывал, а составил всё из данных, мне предоставленных ими же.
– Тот, кто тебе это предоставил, уже преставился! Понял?
– Но это проблема Бородовского. Он что, не знал?
– В том-то и дело! У тебя кофе есть, а то я засыпаю на ходу?
– Знал или не знал, мы ведь ни при чём. Я что должен был с потолка цифры рисовать?
– Филат, Бороде наплевать. Он просто хочет получить свои двадцать семь миллионов долларов, которые ему пришлось заплатить в бюджет в экстренном порядке. Более того, он везде прикрыт уже. На него не завели дела, его даже не поругал никто за сокрытие.
– Чем же он недоволен? – спросил я, взбивая миксером кофе в чашках.
– Ты тупой что ли? Бородовский отдал за своё спокойствие кучу денег и хочет вернуть их обратно в свой кошелёк.
– Мы-то причём?
– Это нам так кажется, а у него совсем другие мысли. Он мне совершенно прозрачно дал понять, что эти деньги принадлежат тем людям, которые осуществляют контроль на самом высоком уровне.
– Его службой нам представляются документы, на основании чего составляется дальнейший документ. Мы не могли по своей инициативе менять что-либо. Он это понимает? – спросил я, ставя две чашки кофе на столик.
– Он это понимал, пока его всё устраивало. Документы, кстати, он у меня конфисковал при помощи своих головорезов, поэтому весь отчёт теперь без подтверждения.
– Но Бородовский не прав, предъявляя к нам претензии.
– Его слова были простыми, что если он не прав, то всё равно прав, и времени у нас всего две недели на погашение ему долга, иначе убьёт. Ещё он сказал, дескать, нам никто не поможет уйти от ответа.
– Если всех убьёт, то кто ему деньги даст?
– Не знаю, но неделя прошла. Я пытался на самых разных уровнях решать эту проблему, но все говорят, что с ним бесполезно что-то сделать. За мной везде шастали его люди. Я через Венгрию и Болгарию попал сюда. Кажется, пока хвоста нет.
– Так Вы решили податься в бега?
– А что делать? У меня нет жены-дочери миллиардера и любовница на окладе.
– Я считал, что такие времена прошли давно, а, оказывается, беспредел продолжается.
– Ещё какой! Если нанятый наркоман за пятьсот рублей может кого угодно убить, то о чём ты говоришь?
Раздался телефонный звонок. Мы переглянулись. Звонили в номер. Мне пришлось взять трубку:
– Слушаю, – спросил я.
– Филатик, дорогой, – обратился ко мне с акцентом кавказского происхождения грубый бас, – ты передай своему боссу, что он за свои деньги будет оплачивать нашу командировку, пока мы за ним бегаем. А мы ведь первым классом летаем и кушаем в хороших ресторанах.
Послышались короткие гудки.
Царёв слышал текст от громкой трубки и весь переменился в лице, и так измождённом и похудевшем.
Я положил трубку на аппарат и спросил:
– Это что? Хвост, которого нет?
– Вот гады, они уже здесь! У него дагестанцы одни в службе безопасности, везде пролезут.
Снова зазвонил телефон, и я взял трубку:
– Да.
– А за гадов он ответит вдвойне! – послышался тот же голос.
Снова короткие гудки.
Из спальни открыла дверь Ирма:
– Здравствуйте! Я краем уха услышала, что у нас проблемы. Собирайтесь, полетим домой, где и будем всё решать.
Кончился медовый месяц. Грустно и неожиданно…
***
Москва встретила нас по-осеннему желтеющими кронами деревьев, хмурым небом, прохладным вечерним ветром. Прохожие были одеты в более тёплые вещи, чем одеваются в это время в Турции. Такси привезло нас к моему дому, Царёву надо было ехать дальше. Он молчал всю дорогу до этого, но в момент расставания с нами заговорил:
– Филат, ты смотри, будь аккуратнее. Ирму одну не отпускай никуда. Эти головорезы на всё способны. Завтра давай созвонимся на счёт наших дальнейших действий. Надо что-то придумывать.
– Сергей Михайлович, что тут можно придумать?
– А ты всё равно думай! Утро вечера мудренее. Ну, пока!
– До завтра.
Такси уехало, увозя Царёва, грустно посмотревшего на нас напоследок. Я подумал, что тяжело ему, будучи одиноким человеком, оставаться с таким неприятным багажом на сердце у себя дома, где некому его поддержать хотя бы морально. Впервые мне стало жаль своего руководителя, ранее постоянно шутливого и властного, а теперь растерянного и безвольного. Он прошёл в своей жизни много неприятностей, отдаваясь работе подчас больше требуемого. Но его решительности и профессионализму можно было позавидовать, поэтому он смог удержаться на своей должности долгие годы. Его бросила жена за постоянное отсутствие дома в связи с задержками на работе. При огромных связях вплоть до правительства страны его никто не захотел спасать в нынешней ситуации. Даже криминальные авторитеты, с которыми Сергей Михайлович имел неплохие отношения, отказались от содействия ему в решении проблемы с Бородовским. Казалось, жизнь зашла в тупик, и нет выхода, как пишут в метрополитене.
Войдя в квартиру, Ирма сразу же, бросив сумки с вещами, принялась звонить родителям. Я, недолго думая, ушёл освежиться в душ. Это любимое моё занятие, особенно в плохом настроении. Мне всегда казалось, что вода снимет плохую информацию, накопившуюся в моём организме, очистит от дурного и отправит весь негатив в канализацию. В этот раз я удивился своей мысли, что точно так же можно лишиться и всего хорошего.
Выйдя из ванной комнаты, я увидел Ирму, всё ещё сидящую с телефонной трубкой.
– Папа, – говорила она, – другого выхода нет, надо действовать!
Ей что-то ответил Георгий Николаевич, и она нажала на красную кнопку выключения аппарата.
– Надо было привет от меня передать, – немного безразлично сказал я.
– Филатик, не до приветов нынче.
Это была новая, доселе невиданная мною Ирма. Чувствовалось в её голосе что-то властное и энергичное. Она не превратилась в отрешённое ничто, как Царёв, а, понимая приближающуюся угрозу, касающуюся автоматически и её, настойчиво строила план перехода в контрнаступление.
– Ты что-то задумала? Не хочешь ли обсудить это со мной?
– Сейчас приедет папа, возможно не один, и ты с ним будешь обсуждать дальнейшие наши действия. У тебя есть варианты?
– Пока нет. Но есть друзья, есть мысли.
– Отлично, надо использовать всё возможное!
– Ты у меня молодец!
– Я дочь военного и не привыкла отступать.
Мне стало теплее на душе. Я обнял Ирму, и она сразу же стала нежная и спокойная, как всегда.
– Милая моя, как хорошо, что ты есть у меня!
– Очень хорошо, ты ещё больше это поймёшь в самое ближайшее время, – пококетничала она, – но сейчас мне душ тоже не помешает, если я успею до приезда папы.
– Отлично, а я что-нибудь приготовлю на ужин.
– Только совсем немножко! Ладно?
– Как прикажете, мисс!
Готовить было не из чего, но в сумке из остатков от турецкого изобилия я выискал булочку, баночку паштета, немного салями, упаковку плавленого нарезанного сыра. В холодильнике лежала бутылка белого сухого вина и несколько яиц, оставленные нами до поездки в Анталью. Получилась глазунья с шикарными бутербродами рядом с фужерами, наполненными золотистым вином.
У меня приподнялось настроение, разбитое утренним визитом Царёва. Я почувствовал себя не затворником, а кому-то нужным человеком, которому пытаются помочь без просьбы об этом. А когда ощущается любимое женское сердце рядом, то появляются крылья. Вот я и взлетел.
– Как вкусно! Лучше, чем в Турции!
– Ну, ты мне льстишь, моя милая!
– Что ты. Мне приятнее, когда ты готовишь. Чувствуется твоя любовь. Это не общепит какой-нибудь.
Вино прибавило настроения. Мы снова болтали, шутя, словно всё было в полном порядке.
– Главное, никому чаевых давать не надо! – смеялся я.
– Да, Алекс скучает теперь там, в Анталье, без наших денег.
– Это точно! Как он за нами бегал, бедный!
Раздался звонок в дверь, и я пошёл открывать, заглянув предварительно в глазок.
– Свои, – раздался голос Георгия Николаевича за дверью.
– Входите, пожалуйста, – открывая, приветствовал я, – здравствуйте!
– Привет! У всех домофоны давно, а ты почему не ставишь? – спросил тесть, приглашая жестом вперёд себя Екатерину Ивановну и ещё какого-то мужчину в чёрном.
– Жильцы подъезда несговорчивые, не хотят скинуться на это дело. Богатые очень, но жадные. Я давно их не могу понять.
Из кухни вышла встречать гостей Ирма:
– Папа, мама, привет! Вы всё хорошеете?
– Это нас дача омолаживает, – оправдывалась Екатерина Ивановна, – как прополешь несколько грядок, сразу молодость вспомнишь, когда спина не болела и коленки не тряслись.
– Я ей сколько говорю, что на даче отдыхать надо, – задело за живое Георгия Николаевича, – а она всё равно сажает всякую всячину, а потом жалуется.
– Зато уплетаешь за обе щеки всё, что вырастет, – мгновенно отпарировала ему неугомонная дачная труженица.
– Не выбрасывать же.
– Кхе, кхе, – подкашлянул мужчина в чёрном.
– Да, Филат, познакомьтесь, это Коба, Ирма знает, – представил гостя тесть.
– А отчество? – спросил я.
– Не надо отчество, уважаемый, – с грузинским акцентом произнёс Коба.
– Очень приятно! Проходите в зал, пожалуйста, – предложил я всем после рукопожатия.
– Нет, женщины в кухне пусть посудачат, а нам, мужчинам, надо бы о своём потолковать малость, – безаппеляционно скомандовал Георгий Николаевич.
– Ну, да, конечно. Толковый словарь нашёлся, – идя в кухню, бормотала Екатерина Ивановна.
Зайдя в зал, тесть вытащил из внутреннего кармана пиджака плоскую фляжку и спросил:
– Посуда найдётся?
– Конечно, – ответил я, залезая в шкаф за бокалами.
– Другое дело, – успокоился, наливая пахучий коньяк на три персоны, Георгий Николаевич.
– Что, Филат, у тебя случилось? Рассказывай, дорогой, – чокаясь с нами, спросил Коба и слегка пригубил из бокала, устроившись поудобнее в кресле.
– Это мой давний друг, очень авторитетный человек в очень авторитетных кругах, – пояснил папа Ирмы.
– Ну что рассказывать, дело – дрянь… – начал свой монолог я.
Мне удалось за десять минут детально раскрыть картину случившегося. Меня никто не перебивал. Когда я закончил, Георгий Николаевич добавил в бокалы коньяку и спросил своего давнего друга:
– Шансы есть?
– Я посмотрю, как можно помочь, дорогой, но это не просто будет.
– От меня что требуется? – прозвучал новый вопрос.
– Извини, ты меня столько раз выручал, я тебе по гроб жизни должен. Мама молится о твоём здоровье каждый день, а ты такой вопрос задаёшь.
– Двадцать семь миллионов всё-таки, не рак чихнул!
– Жора, я бы давно на том свете был бы, какие миллионы, а?
– Филат, ты не слушай нас, а думай, где и что пропустил. Понял? – обратился ко мне тесть.
Коба встал из кресла, сверкнув начищенными туфлями, и засобирался уходить, обращаясь к моему тестю:
– Прости, друг, дела! У меня вся работа ночью начинается, ты знаешь.
– А что нам делать? – спросил тот.
– Берегите себя, никуда не выходите. Пока время есть, но кто знает, как они себя поведут. Борода, скорее всего в курсе моего прихода сюда, будет увиливать от разговора со мной, но не всё потеряно.
– Звони сразу как что! – провожая Кобу, напутствовал тесть.
– До свидания! – сказал я.
– Парень вроде нормальный, должно всё быть хорошо, – произнёс, глянув на меня, уходя, человек в чёрном.
Мы с тестем вернулись к своим бокалам.
– Филат, а ты не знаешь Бородовского? – начал разговор Георгий Николаевич.
– Я знаю, что он крупная фигура, но не мог себе представить такого беспредельного отношения с его стороны.
– Да на нём крови по всему миру столько, что странно, как он не захлебнулся ещё!
– Я-то в его делах никаким местом.
– А ему так не кажется.
– Царёву, может, позвонить?
– Ты наивный, как пятилетний пацан. Молчи в тряпочку до поры, до времени.
– Волнуется человек.
– Пусть поволнуется. Нам тоже ещё неизвестно ничего. Коба не всесильный. Когда решит вопрос, если ему это удастся, тогда можно будет и звонить, куда угодно, и отдыхать, где угодно. А пока нам было сказано, носа не высовывать.
