Андрей Егорович Киселев
Росток любви
– Я думаю.
– Она тоже, похоже, думает.
– О чём?
– Ни о чём, а о ком! О тебе, Филат. А ты как балбес себя ведёшь. Ишь ты, думает он! То влюблён по уши, то думает. Что-то это на Семёновых не похоже.
– Легки на помине! Приехали наши Семёновы.
Мы вскочили с лавки и пошли встречать. Мама радостно махала нам рукой из открытого окна приближающейся машины. Отец был за рулём золотистой « Нивы – Шевроле» с номером Тульского региона и светился от улыбки. В это же время из столовой вышла невеста со своим семейством, и все вместе направились навстречу новым прибывшим.
– Привет, сынули! – кинулась к нам мама обниматься и целоваться.
– Привет, мужики! – хватая нас в объятья, сказал папа. – Ну, вы нас и затащили в глухомань! Гаишники достали по дороге.
Говорят, что по доверенности ездить можно, но без записи в страховке нельзя. Короеды. Пока ехали, отдали им в общей сложности две тысячи. Не понимают, что бывает необходимость такая.
– Откуда машина-то? – спросил я.
– Друг из Тульского пединститута встретил нас в аэропорту.
Дал мне свою машину, а времени жалко ведь по страховщикам ездить.
– Это кто там страховщиками не доволен? Здравствуйте! – шутливо заговорила подошедшая со всей компанией Екатерина Ивановна.
– Здравствуйте! Не страховщиками, а гаишниками или, как их, гибэдэдэшниками я не доволен. Забодали совсем, я и так, и эдак, а им всё по барабану. Говорят, что не положено, если не вписан в страховку.
– А Вы глава семейства вот этих граждан? – снова спросила она.
– Да, Семёнов Илья Андреевич, прошу любить и жаловать, и супруга моя Виктория Ивановна – профессор, доктор наук, к Вашим услугам.
– А я Екатерина Ивановна – страховщица.
– Георгий Николаевич – полковник не в отставке, без пяти минут генерал-майор.
– А я Ирма!
– А я Инга!
– Очень приятно! – сказали почти хором родители.
Мужчины обменялись рукопожатием, дамы кивком головы. Обескураженные дети не успели соблюсти этикет и сами представить своих родителей, но получилось, возможно, ещё лучше и теплее, чем могло быть.
– Илья Андреевич, давайте я решу Вашу проблему со страховкой, у меня с собой всегда припасено несколько бланков, – продолжила тему Екатерина Ивановна.
– Слава Богу! Мы спасены на обратный путь! Зовите меня просто Илья.
– Тогда я – просто Катя! – засмеялась страховщица.
– И только на ты, пожалуйста!
– А ты шалун, Илья, но я согласна, чтобы со мной ты и Виктория Ивановна общались тоже на ты.
– Давайте тогда меня называть Викой, хорошо?
– А меня Георгием, можно просто Жорой и обязательно на ты.
– За это надо непременно выпить на брудершафт! – побежав к багажнику, воскликнул наш папа и вернулся с бутылкой шампанского, стопкой одноразовых стаканчиков и коробкой конфет.
– С утра, – кокетливо начала Катя, – на четверых, тёплое шампанское, никогда… не откажусь!
– За знакомство хороших людей, нас так мало осталось! –
чокаясь беззвучным пластиком, произнёс Жора.
– Да уж, – сказала Инга.
– Представляю себе! – забеспокоилась Ирма предстоящему ритуалу, в ходе которого надо целоваться.
И в самом деле, можете себе представить картину, где восемь человек, поочерёдно с каждым, завернув руку за руку друг с другом с содержимым стаканчика, понемногу отпивая, по три раза целуются.
Когда дошла моя очередь с Ирмой, я заметил, что она немного смутилась, хохотавшая до этого, но подошла ко мне очень близко. Я слегка обнял её, мы сделали по глотку шампанского, губами коснулся её губ и задержался в поцелуе.
Она не отпрянула. Мне показалось, что во всеобщем хохоте и суматохе на нас никто не обратил внимания. Мне не хотелось отпускать её губ, но усилием воли я заставил себя успокоиться и продолжить массовый брудершафт.
Родители начали о чём-то активно разговаривать, а мы, то есть дети, отправились устраивать вновь прибывшие вещи в следующую складскую комнату, где также были раскладушки, цветы, а вместо ударной установки стоял синтезатор, микрофонные стойки, звуковые колонки.
Завтракать новые гости отказались наотрез, поскольку плотно поели в самолёте. Вместе со второй парой они пошли разглядывать окрестности, узнав, что ничего от них не требуется и до завтра в их распоряжении уйма свободного времени.
– Совсем ничего не нужно делать? – спросил у нас папа.
– Совсем! Можете отдыхать, гулять, загорать, купаться в речке, но не забывайте про предстоящий обед и ужин. Вечером я всех вас соберу для небольшого необходимого мероприятия, – объявил Прохор.
– Филат, а ты побудь с Ирмой пока без нас, мы отойдём ненадолго, – обратилась ко мне Инга.
– С удовольствием! Я сам уже хотел предложить подобное, – и обратился к своей любимой попутчице немного неуклюже, – Пошли, погуляем.
– Да, это хорошая мысль.
Мы ушли в противоположную сторону от родителей, чтобы не пересекаться с ними, а побыть вдвоём. Ирма послушно шла в выбранном мной направлении. Сначала мы молчали. Прошли мимо зернохранилища, где заканчивалась деревня, и увидели красоту русского поля с левой стороны и перелеска с правой.
– Жарко становится, – сказал я.
– Да, надо бы спрятаться в тенёк.
– Пойдём в лес?
– Тут такие дебри.
– Ничего, сейчас что-нибудь найдём.
Вскоре мы свернули на тропинку, ведущую в лес. Здесь не так сильно припекало солнце, поднявшееся высоко к этому времени. Небольшой ручеёк обрадовал нас своим журчанием. Мне захотелось попить из ладоней ключевой водички.
– Ирма, будешь пить?
– Хорошо бы, конечно!
Я спустился к ручью и протянул ей руку, чтобы помочь. Она начала спускаться, держась за неё, и оказалась в итоге в моих объятьях.
– Так сильно пить хочется, – сказала она, освобождаясь от меня, наклонилась к воде, подставив руки к струящемуся напитку.
– Вкусная? – спросил я.
– Прелесть!
Я тоже попил из сложенных вместе ладоней вожделенной водицы, искрящейся в лучах, пробивавшихся сквозь кроны деревьев. Поднявшись от ручья на бугорок, снова протянул руку Ирме. И снова она оказалась близко ко мне. Я обнял её и стал целовать, чувствуя дрожь в наших телах. Не дыша, жадно держа в руках тонкую талию, ощущая кружение головы, слыша стук двух сердец, я не мог остановить поцелуй. Меня захлестнуло желание носить её на руках и никогда не отпускать, целовать её губы, щёки, глаза, руки, ноги, каждую частичку этого желанного ангельского существа. Мы медленно присели, а потом легли на траву и уже не могли владеть собой, мы обладали друг другом со всей страстью, которую недавно прятали наши души, ставшие теперь единым целым.
Мне не доводилось в жизни ощущать такого блаженства никогда ранее. Я, словно боясь, что это не повторится больше, разгорался всё сильнее, целуя её руки, лицо, волосы, ноги, плечи, вдыхая её сладкий запах. Она обнимала меня, целовала и нежно шептала: «милый мой». Нам было несказанно хорошо.
Мы забыли обо всём на свете. Нас никакой силой ничто не могло рассоединить: ни ураган, ни землетрясение, ни всемирный потоп. Когда всё стихло, мы ещё долго продолжали лежать крепко обнимая друг друга в нескончаемых поцелуях.
Наша одежда лежала где попало, разбросанная в разные стороны. Лишь моя рубашка с кровавым пятном посередине находилась под Ирмой. Но мы не хотели одеваться, нам не хотелось вставать, выпускать из объятий друг друга.
– Я люблю тебя! – сказал я.
– Я тоже тебя люблю!
Снова поцелуи. После этих слов новая волна желания, новое, ещё более сильное блаженство с ощущением счастья и самой любви, высказанной, наконец-то.
Где-то послышался собачий лай, и мы подскочили скорее одеваться, боясь, что возле тропинки нас могут заметить. Надев свою одежду, Ирма взяла мою рубашку, чтобы отмыть в ручье.
Вновь спустившись, я подал ей руку:
– Давай, помогу!
– Снова будешь приставать?
– Обязательно!
– Так мы никогда не избавимся от пятна на рубашке.
– А давай сохраним это на память.
– Ты в этом уверен?
– Ирма, любимая, выходи за меня замуж! – сказал я, держа её руку.
– Ты же меня не знаешь, любимый?
– Достаточно того, что я тебя люблю! Ты меня тоже не знаешь, так что мы в одинаковом положении. Ты согласна стать моей женой?
– Хоть сейчас!
Снова поцелуи и объятья. Я готов был вновь и вновь растворяться в ней и жить в её теле и душе, лишь бы быть максимально к ней ближе.
– Я тебя люблю, Ирма!
– Филатик ты мой, милый, я тебя с первой встречи полюбила.
Мы снова пили воду и шутили. Её хохот заводил меня, хотелось хохотать с ней вместе всю жизнь.
Мы вышли из леса, когда солнце спустилось к горизонту. Приближаясь к деревне, я предложил Ирме:
– Давай завтра вместе с твоей сестрой и моим братом нашу свадьбу проведём. Сегодня объявим родителям, вот сюрприз будет: две свадьбы сразу.
– Лишь бы их с инфарктами не увезли, а так я согласна на всё, что ты предложишь.
– Колец нет, платья свадебного тоже, вот беда. В этой глуши не найти. Ладно, будем думать, ночь впереди.
– Машины есть ведь, с утра пораньше можно съездить и купить. Хотя знаешь, Филат, я могу без этого обойтись.
– Нет, любимая моя, обойтись нельзя.
Мы, счастливые, обнявшись, подошли к клубу, где нас на той же лавочке ждали наши родители, благо её длина позволяла. Рубашку я держал в руке так, чтобы пятна не было видно окружающим.
– Что же вы делаете, молодёжь? Мы уже собрались за вами с собаками посылать! – немного обиженно высказалась Екатерина Ивановна. – Обед пропустили, ужин тоже, мы волнуемся, а вы гуляете все в траве и в обнимку.
– Извините, но мы не хотели вас всех обидеть, – взмолился я.
– Тут Прохор с Ингой нас усадил на какое-то мероприятие, а без вас не может начать, – отметил папа.
– Минуту на переодевание, и мы у ваших ног, – резюмировал я, и мы с Ирмой быстрыми шагами отправились в клуб.
– Давайте бегом! – почти приказал Прохор.
– Да уж, поскорее, пожалуйста!– поддержала его Инга.
– И эти голубки, похоже, скоро сюрприз нам организуют, – сделал вслед нам свой вывод Георгий Николаевич.
Вернулись мы быстро, переодевались почти по-военному. Одновременно вышли в холл из своих залов. Прохор и Инга освободили для нас места на лавочке и встали в центр перед аудиторией родственников.
– Дорогие родители, – начал брат, – мы вас собрали для того, чтобы получить ваше благословение на наше супружество. Мы с Ингой любим друг друга и просим вас поддержать наше решение стать мужем и женой.
– Красиво сказал! – отметил я.
– Илья, ты куда? – спросил Жора.
– За иконами.
Все затихли. Папа вернулся с автомобильными иконками, прося извинения:
– Маленькие, но уж какие есть. Вика, иди ко мне! – шикнул он на маму, встав перед молодой парой. – Ну что, сын, всё ясно, куда нам деваться, раз ты Ингу любишь, то и мы её любим и любить будем, даю тебе моё родительское благословение. Крестись и целуй иконки.
Прохор послушно подчинился, отец перекрестил его и передал слово маме.
– Я тоже благословляю тебя на любовь и семейное счастье. Нам Бог дал с мужем вместе тридцать пять лет прожить и вам дай Бог, – заплакав, перекрестила брата мама, снова целующего иконки.
Настала очередь родителей Инги.
– Дочь, благословляю тебя, пусть этот шаг будет твоим лучшим шагом в жизни, – поцеловал её Георгий Николаевич, перекрестил, дал поцеловать иконки.
– Инга, а я-то как благословляю, как хочу тебе счастья, Бог видит, если ты счастлива, то и мы будем самыми счастливыми, и папа, и Ирма, – Екатерина Ивановна обняла свою младшую дочь, они расцеловались до слёз у обеих.
– Спасибо, мама, спасибо, папа, – сквозь слёзы счастья, целуя иконки, лепетала Инга.
Вокруг собралось много зрителей, которые начали аплодировать, сверкать фотовспышками. Тут встал я, взяв за руку Ирму, помогая ей подняться с лавочки. Мы подошли к благословлённым и повернулись к родителям.
– Мы тоже просим вас дать нам благословение на нашу завтрашнюю свадьбу. Мы любим друг друга и хотим жить вместе одной семьёй. А тебя Инга и тебя, братишка, поздравляем с принятым решением и полученным благословением.
– Ой, Господи! – взмолилась Виктория Ивановна. – Так инфаркт получить можно.
Зрители снова зааплодировали.
– Ты что? Правда, решил? – спросил Прохор.
– Мы решили, – ответил я, обнимая Ирму.
У родителей не было больше слов. Они поочередно подходили к нам со словами « Благословляю, дай вам, Бог, счастья, любви…», ещё что-то, но всё прошло вполне прилично и торжественно. Прохор и Инга тоже поздравили нас. Зрители вновь аплодировали, щёлкали фотокамерами. Кто-то включил музыку, начались танцы. Мы тоже танцевали, даже родители, переведя дух, через некоторое время подключились к нам. Откуда-то взметнулся салют над нашими головами, потом ещё, ещё и ещё. А мы могли целоваться в танце, никого не стесняясь, никого не замечая, счастливые от любви и салюта.
Через некоторое время ко мне подошёл папа:
– Мы уходим, завтра надо рано вставать, что бы съездить за кольцами и свадебным платьем для Ирмы, так что ты её не задерживай, ведь мы с ней поедем. Тебе костюм здесь можно взять. Сам тоже выспись, чтобы свежим выглядеть на свадьбе.
– А можно вам без неё обойтись?
– Да ты что? Я что ли примерять платье буду?
– Я умру без неё!
– Не умрёшь, мы быстро слетаем, мне страховку исправили.
Мы долго не могли расстаться друг с другом, стоя у крыльца перед тем, как уйти спать по разным залам клуба. У Ирмы распухли губы от моих поцелуев. Но на нас прикрикнул её папа, вышедший покурить на крыльцо:
– У вас времени больше не будет целоваться? Отбой, быстро!
Пришлось подчиниться.
Я не помню, как заснул. Словно пьяный, уставший после бессонной ночи, счастливый, я уснул, как подкошенный.
***
Утром меня разбудил луч солнца, светящий в глаза. Все собирались на завтрак, пришлось вскочить и быстренько одеться. Умываясь на улице под краном, торчащим из стены клуба, я вспомнил ручей, который сблизил меня с Ирмой, где я предложил ей стать моей женой.
– Ну, ты здоров поспать! – послышался голос Прохора.
– А где все?
– Они в пять утра уехали. Ингу тоже забрали, чтобы помогла выбрать платье. После завтрака начнётся работа.
Нам с тобой предстоит технику наряжать.
– Какую?
– На какой мы будем невест везти на регистрацию и обратно. Нас после завтрака сюда не пустят.
– Почему?
– Здесь будут столы накрывать, невест наряжать. Мы их отсюда должны будем выкупить, везти венчаться и регистрироваться, потом сюда приедем. Сначала вручение дипломов, потом пир на весь мир. В кухне уже наготовили человек на сто.
– А техника какая?
– Увидишь! Я уже всё организовал. У нас свидетель с тобой один и у невест одна свидетельница, понял?
– Почему?
– Ты ещё не проснулся что ли? Где я тебе и Ирме ваших друзей возьму?
– Ну да, конечно.
Голова и впрямь, как чугунок. Пришлось освежить под ледяной водой. Сразу мозг заработал.
– Всё, пошли, перекусим! Некогда лясы точить! – завершил утренний ликбез Прохор.
Завтрак был недолгим. Брат специально попросил класть поменьше еды в тарелки:
– Люсь, сегодня мы почти не едим, времени нет, ясно!
Через секунду она принесла две порции, похожие на ужин балерины.
– Люсь, а компот?
Через секунду она принесла два стакана компота.
– Неужели кружки кончились?
– Женой командуй! Ты мне сказал, что вы не едите, вот и не ешьте!
– Я же не говорил, что не пьём.
– Вот жена и напоит!
– Она пока ещё невеста! – не унимался Прохор.
– А это твои проблемы! – сказала и скрылась в кухне Люся.
– Она что? Влюблена в тебя? – спросил я брата.
– Вряд ли, наверное, завидует.
– Делать мне нечего, как завидовать! – выскочив из-за занавески, разделяющей кухню от столовой, зашумела обиженная Люся, подслушавшая наш разговор. – Больно мне надо завидовать. Прям сильно, больно, дюже! Я себе такого мужика найду, что ваши невесты от зависти лопнут! И вообще,
хватит рассиживаться, мне на свадьбу вашу готовить надо, а вы меня глупостями разными отвлекаете! – и скрылась вновь за занавеской.
– Ладно, Люсь, спасибо, мы пошли, – крикнул Прохор.
– Чешите грудь консервной банкой, женихи! Ишь, завидую, а хоть бы и так! Мужиков всех понарасхватывали, а я что, куковать должна, ишь, нашли кукушку… – доносились из кухни Люськины переживания вслух.
Мы вышли давно из столовой, но и на улице было слышно, как не унималась Люся – хорошая деревенская девушка, мечтающая о заезжем парне, который заберёт её с собой хоть на край света. Местных-то парней совсем мало осталось, как и перспективы выйти замуж.
Прохор привёл меня на окраину деревни к воротам с надписью МТС, за которыми были видны тракторы, комбайны, косилки, транспортёры, грузовики. Всё было разных калибров, противоречивого состояния, иногда напоминающее металлолом. Но на главном дворе стояли четыре жёлтых красавца-трактора с надписями «К-700» и
« Кировец». Огромные, с высоченными колёсами, они были кем-то тщательно вымыты и выглядели абсолютно новыми.
– Вот на этой технике и поедем! Понял? – спросил Прохор.
– Ну, ты даёшь стране угля! – почёсывая затылок, произнёс я.
– Сейчас свидетель наш придёт с лентами там всякими, и будем наряжать. Пока можешь внутри проверить.
– Да, надо посмотреть, а то, неровен час, спецовку надевать придётся.
Я влез в кабину и удивился чистоте салона. Всё выглядело настолько опрятно, что мне не хотелось выпрыгивать из этого внушительного салона.
– Ну, как ревизия? – поинтересовался брат.
– Отлично, будет шикарный кортеж, я такого ещё не видел нигде на свадьбах.
– Моя идея!
– Хвалю! Вот бы по Москве на такой технике прокатиться!
– За деньги всё можно, а здесь бесплатно, за хорошее отношение.
– Ну, где свидетель-то?
– Он в кузнице, кольца доделывает, чтоб на крыши прикреплять. У нас был один комплект, теперь второй понадобился срочно в связи с твоим бракосочетанием.
– У тебя тут всё схвачено.
– Меня здесь ценят, зовут остаться жить и работать. Но я пока думаю.
– А Инга как?
– Она говорит, что мне виднее. Ей всё равно, где жить, лишь бы со мной вместе. А вот и свидетель прибыл, – указал он в сторону приближающегося к нам огромными шагами высоченного парня с крупным баулом.
– Привет, женихи! Не ждали? – крикнул он нам и, поставив мешок возле нас, радостно протянул мне руку: – Паша!
– Филат.
– Ну, выкладывай, Паш, что ты нам принёс, – обратился к нему Прохор.
– Сейчас! Смотрите, вот это кольца, вот ленты, вот куклы, шары, резинки, флажки на антенны, бубенцы со сбруей. Всё! Что стоите? Цепляйте! А я кольцами и бубенцами займусь.
Мы целый час провозились со всей этой амуницией, и получилось очень красиво. Кольца были крупнее обычных, под стать размеров «Кировцев», с колокольчиками в центре. Паша натянул сбрую с бубенцами так, что возникло ощущение, будто их явно не хватало, а теперь придало что-то цыганское во внешний вид тракторов-исполинов. Ленты добавили пестроты, а куклы девочек в свадебных платьях и мальчиков в строгих костюмах с галстуками придали настоящую торжественность.
– Паша, пора нести шампанское и конфеты со склада, а мы пойдём, переоденемся в магазине. Ты узнай там про наших, приехали или нет ещё. Сейчас от них всё зависит, – объяснил Прохор.
– Ладно, я пошёл. Встречаемся здесь в двенадцать часов.
– Хорошо! – глядя на часы, согласился брат и обратился ко мне, – Филат, ты какого цвета костюм предпочитаешь?
– Для свадьбы желательно белого цвета, тем более что сейчас лето на дворе, а для повседневки индиго.
– Ну, здесь не торговый центр « Москва», но что-нибудь подыщем.
– А далеко магазин-то? – спросил я.
– Здесь всё рядышком.
Деревянный магазин снаружи выглядел мрачновато, но внутри его облик напоминал минимаркет с хорошим ассортиментом. Приветливая продавщица показала нам много различных костюмов, снимая их поочерёдно с длинного вешала и вынимая из полиэтиленовых чехлов. Проблема оказалась не в поиске белого костюма, его я сразу себе подобрал, а в обуви. Пришлось купить светло-серые туфли и рубашку в тон им. Но выглядело всё вполне прилично. У Прохора не было проблем вообще, так как его гардероб был отложен заранее.
Мы вышли из магазина в парадно-свадебном одеянии, неся повседневные вещи в пакетах с надписью: «Не кури – не вырастешь!»
Вернувшись к своим тракторам, мы не обнаружили возле них Павла, поэтому заволновались.
– Не нравится мне это! – подозрительным голосом молвил Прохор.
– Да, непонятно, – поддержал его я.
– Десять минут, – поглядел на часы брат, – ждём и, если Пашка не появится, сами туда сходим. Давай пока присядем в «Кировец», а то стоим, как столбы.
– Это точно.
В салоне трактора я уселся на место водителя, а Прохор справа. Он включил магнитолу, и запело «Пульс-Радио». Через минуту объявили московское время, и зазвучала песня «Тула веками оружье ковала, стала похожа сама на ружьё, слышится звон боевого металла…», затем пошли областные новости. Захотелось переключиться, но тут мы услышали, что в Суворовском районе произошло крупное ДТП с участием нескольких автомобилей: «Автомобиль «ЗИЛ», управляемый по предварительным данным водителем в нетрезвом состоянии, выехал с второстепенной дороги на главную, не уступив движение двигающемуся по ней транспорту. В результате произошло столкновение между ним и тремя легковыми автомобилями, а также маршрутным такси. Имеются жертвы, состояние остальных пострадавших выясняется. Уточнённые данные будут сообщены дополнительно…»
Мы пулей выскочили из салона и побежали в сторону клуба. Мысли были шоковые: « Неужели всё так плохо, Господи! Мы прохлаждаемся тут, а наши гибнут в аварии!..» Прохор кричал что-то несусветное, обещая убить этого пьяного водителя.
– Стой! – крикнул я брату. – Остановись, вдруг это не наши в аварию попали!
– А кто?
– Другие.
– А где наши?
– Задерживаются. Может, там пробка образовалась.
– А может, нет? – со слезами на глазах зло произнёс брат.
– Что же делать?
– Связи нет! Где узнать, куда бежать?
У меня впервые в жизни заломило сердце. У Прохора тряслись руки.
– Успокойся, брат. Это не могло с ними случиться, – пытаясь дать ему надежду на лучшее, сказал я, чувствуя, что из груди сейчас выскочит моё разбитое сердце.
– Так было всё хорошо! Господи, за что?
– Надо найти машину и поехать туда.
– Точно, Филат! Я знаю, где взять машину, бежим!
Мы прибежали к зданию администрации. Возле него стоял синий «Жигулёнок». Забежав в кабинет к главе, мы хором начали просить его отвезти нас к месту происшествия.
– Вы дураки что ли? У вас свадьба через час? Зачем туда ехать-то? Объясните толком, что там.
– Наши попали в аварию! – кричал Прохор.
– Да в клубе они, я сам видел. Невест пошли наряжать. Вы белены объелись или как?
– Фу-у-у-у! – выдохнули мы одновременно с братом.
– Точно, Степаныч? – спросил у главы Прохор с начинающим светиться от счастья взглядом.
– Да, точно, говорят же вам русским языком!
– А что сразу-то не сказал? – не унимался братишка.
– А вы мне дали рот открыть? Давайте я вас отвезу, а то на собственную свадьбу опоздаете.
– Отлично, мы готовы! – обрадовался я.
Через пять минут мы стояли возле наряженных «Кировцев» и скучающего от ожидания Павла.
– Спасибо, Степаныч! Жди к себе на регистрацию, – выходя из машины, балагурным голосом сказал главе Прохор.
– Жду, магарыч не забудьте в двойном размере! – разворачиваясь, крикнул Степаныч и поехал ждать нас к себе в контору.
– Ну, свидетель, тебя где носит-то? – обратился брат к Паше.
– Я тут давно вас жду, это вы загуляли перед свадьбой где-то, аж в пыли все. Чиститься надо после гулянки-то. А ещё за цветами надо к бабе Вере ехать.
– Тебе, Паша, не дай, Бог, такие гулянки. Запомни, что счастье тогда бывает, когда нет несчастья, – резюмировал я.
– К чему это он? – спросил Павел у Прохора.
– Да это обычная проза жизни. Учись у мудрых людей! Пригодится когда-нибудь.
***
Антон Степанович, глава Селюковской администрации,
сидел в своём кабинете в ожидании приезда молодожёнов. Привезённый из Тулы священник установил на восточной стене целую галерею икон и ходил по зданию с дымящим от ладана кадилом, читая молитвы. Возле икон горела лампадка и свечи по центру у каждой стены, на обои которых батюшка наносил карандашом изображение, похожее на детский рисунок могилки с крестом, мазал эти места елейным маслом, отчего на обоях образовывались масляные пятна, мгновенно расширяющиеся. Красивым венчиком Отец Иоанн, таким именем назвался священник, макал в красивую чашу со святой водой и забрызгал ею решительно всё, в том числе документы, говоря, что им ничего не будет. Побрызгал и на Степаныча, и на заведующую земельным комитетом, и на главного специалиста.
В мыслях главы администрации почему-то промелькнуло, что в детстве, когда в те времена церковь притеснялась, подсознательно школьники рисовали такое же, что и Отец Иоанн, хотя не могли этого нигде увидеть ранее.
« Вот ведь, как жизнь разворачивается!» – подумал он, глядя на портрет президента России.
Под мерные звуки молитвы вспоминалась прежняя жизнь, как ему нелегко далась она. Вспоминалась первая любовь, когда его звали просто Антоном, начавшаяся в этой же деревне со школьной скамьи, обещание вечной любви. Должна была быть свадьба сразу по его возвращении из армии, но случилась беда. В ракетных войсках, где проходила его служба, в старые времена бывали иногда ЧП, отчего возникала утечка радиации. Облучённый, он остался в живых, но совершенно больной, безнадёжный, измученный госпиталями, комиссованный вернулся домой. Ему очень хотелось увидеть свою любимую, сыграть свадьбу, как обещал, но кому он мог быть нужен в своём незавидном положении?
Ему было стыдно рассказывать о своих проблемах даже родственникам. Ни разу он не встретился со своей возлюбленной, избегая появляться на улице. Разные слухи ходили по деревне об этом, никто не мог понять его. Горем убитая, несостоявшаяся невеста пыталась достучаться до него, но тот прятался за закрытыми на засовы дверями и отмалчивался.
Демобилизовался его лучший друг, ныне председатель колхоза Василий, пришёл навестить товарища, постарался приободрить, позвал с собой на охоту. Антон радостно схватился за эту идею, что удивило всех родственников.
На следующий день во время охоты его потеряли, стали искать. Нашли в овражке с ружьём, направленным стволом к горлу. Ему оставалось нажать на спусковой крючок лежащим на нём пальцем. Чудом успели отвести в сторону и выбить из рук оружие, всё-таки выстрелившее в нескольких сантиметрах от лица.
Рассказал он о своей беде Василию. Тот начал возить его к бабкам-целительницам. То под Щёкино, то под Калугу, то под Каширу. Ездили друзья и в Башкирию, и в Татарию, и в Марийскую республику, и в Кировскую область. Нашли всё-таки одну старушку, которая рассказала, что в Калмыкии живёт мужчина и только он может помочь в таком деле.
Приехал Антон в калмыцкую степь, встретился с целителем. Его звали Каримом. Два года лечился всякими травами и настоями, ядами и отварами, работая и живя в хозяйстве Карима, выполняя все указания строгого целителя.
Причём работа была с утра до ночи, такая, что иному здоровому не под силу. Через два года знахарь выгнал Антона, как полностью излеченного.
Денег на обратный путь не было. Пришлось устраиваться там же в Калмыкии на работу. И тут встретилась в его жизни Анна. Красивая, вобравшая в себя много разных кровей, от калмыцкой, русской до немецкой, влюбила в себя Антона с первого взгляда. Ему казалось, что она играет с ним, но вскоре и Анна призналась в любви к нему. Карим предупреждал, что лечение полностью закончено и Антон в состоянии иметь детей, поэтому никаких препятствий для свадьбы не было, тем более что из писем родственников он узнал, что его бывшая невеста вышла замуж, хотя это уже не могло иметь значения.
Вернувшись в родную деревню с молодой женой, зажили они душа в душу. Но вскоре начались новые проблемы. Три раза Анна беременела, но всегда случался выкидыш.
Старый комплекс возродился в голове у Антона. Он решил, что обманул его Карим. Дело вновь чуть не дошло до самоубийства. Снова помог Василий, узнав о беде, посоветовав обследоваться супругам. Оказалось, что причина в жене, а не в облучении мужа.
Врачи сделали своё дело. Троих детей дал Бог на счастье многострадальной семье.
Сидит теперь уже Антон Степанович в своём кабинете в зрелом возрасте и вспоминает свою иногда горькую жизнь, как Благодать Божью, давшую счастье и возродившую здоровье.
Его вывел из воспоминаний Отец Иоанн, поднёсший к нему свой серебряный крест для поцелуя. Глава администрации встал, перекрестился и поцеловал святой крест.
– Всё будет у тебя хорошо Милостью Божьей. Плохо тебе было, но прошло ведь, и стал ты счастливым человеком. Никогда не пытайся руки на себя накладывать, грех это большой! – и, обратившись к святым ликам, произнёс, крестясь: – Прости его, Господи! Спаси и Сохрани.
Антон Степанович был удивлён способности служителя церкви видеть, казалось, невозможное, но промолчал, испытывая чувство раскаяния.
Он подумал: «Жаль, что раньше церковь была отвергнута.
Сколько людей искалечили безверием. До сих пор много людей стесняется перекреститься принародно. Благодарю, Господи,
что дал мне счастье, когда я не верил в Тебя, а жил, как многие тогда, в безбожии. Благодарю Тебя за спасение!»
Посмотрев на иконы, Антон Степанович три раза перекрестился с глубоким поклоном.
***
Счастливые, на «Кировцах» с по-деревенски празднично одетыми трактористами за рулём, мы подъехали к клубу. По пути к нему нам не раз преграждали дорогу местные жители, натягивая верёвки. Паша раздавал конфеты детям и подросткам, наливал щедро водку взрослым. Благо, основное население было на работе и не могло участвовать в мероприятии.
Возле клуба, однако, нас встретила внушительная толпа выпускников и педагогов с плакатами в руках типа: «Совет да любовь» и « Если Филат и Прохор не будут разинями, то их жёны будут матерями-героинями!». В дополнение шёл рисунок со строем детей, кто в коляске, кто на горшке, кто где в большом количестве.
Кордон был серьёзный. Чтобы его преодолеть, нам приходилось петь песни, рассказывать стихи. Свидетель пытался подкупать конфетами, вином и водкой, но его педагоги заставили отвечать на некоторые вопросы из вузовских экзаменационных билетов. Паша застрял, казалось, навечно.
Мы с огромным трудом преодолевали заслон за заслоном, но, наконец-то, добрались до входа в клуб. Оставалось найти невест. Представляете, что важно ещё и не перепутать их? Но одни парни из сокурсников Прохора изъявили желание помочь нам, нашептав на ухо кому куда идти, это и спасло наши старания от промаха в поисках.
Вот и моя Ирма! Мне удалось войти в комнату, где она сидела, держа в руках надкусанную корочку хлеба, жадно жуя всухомятку. Я обнял её и попытался поцеловать.
– Со вчерашнего дня не ела, представляешь? Меня забыли покормить! Вот краюшку дали. Я им сказала, чтобы хоть корочку хлеба дали, так они так и сделали!
– Сейчас я тебя покормлю, любимая!
Я поцеловал её в губы, взял на руки и понёс к выходу.
