Знает он, к сожалению, немного. И то – только понаслышке. Впрочем, не думаю, что док Сид Браннер, дежуривший тогда, знает о произошедшем больше. Так что придётся мне шарить не в мозгах, а в харде. В-смысле – в памяти компьютеров.
Заставляю Карла вывести на экран записи того, что произошло позавчера. Для начала – с видеокамер. Так. Ага – есть.
Вот я. Вот верчу гайки. Вот стучу по фланцу. Вот спрыгиваю на пол… И падаю.
Негусто. А главное – никакого видимого воздействия на меня не видно. (Извините уж за тавтологию.) Впрочем, это было ожидаемо. Теперь вернёмся. И просмотрим данные по потреблению энергии, по производимым действиям, и всяким прочим процессам, которые тоже записываются.
О, есть!
Вот: чудовищный всплеск ЭМИ, то есть – электромагнитного излучения!
И откуда же он появился в контурах системы, управляющей всеми этими электромагнитами?
Ах, вот как…
Это новичок, (Ну как – новичок. Тридцатидвухлетний профессор Жак Готье) якобы случайно локтем задел кнопку подачи электричества в большой контур магнитного блока рядом с пикетом, где я!..
И подавалось оно туда всего-то с секунду.
Но сравнив видеозаписи и всплеск ЭМИ, понимаю, что время – одно и то же.
Мне много думать не нужно. Я знаю, и профессор Жак знает, что импульс очень сильного магнитного поля, так называемый электромагнитный шок, способен мгновенно стереть память у любого белкового существа, оказавшегося в пределах воздействия, сделав того буквально овощем! Способным только есть с ложечки и пить из бутылочки с соской. Хотя…
Хотя всё это чёртово магнитное поле было надёжно заизолировано за внутренним и наружным кожухами нашего агрегата! И наружу вырваться имеет такие же шансы, как снег, помещённый на раскалённую сковороду, дожить до следующей зимы…
Странно.
А впрочем… Прогуляюсь-ка я до квартирки этого самого Жака Готье.
И задам ему, мысленно, или вживую, пару интересующих меня вопросов.
В частности, не месть ли это за «отбитую» мной у него на вечеринке по случаю юбилея директора нашего чёртова института, лаборанточку Катарину Йоханссон!
До квартиры – вернее, как и у меня – номера в неприметном отеле – Жака добрался я на такси. Бесплатно. Таксисту приказал, естественно, меня забыть.
Подхожу к дверям на втором этаже. Думаю. Вижу сквозь дверь и стену, что не спит мой соперник. Потом следую совету своего напарника. Мысленно захватываю сознание своего конкурента по борьбе за «элитную самку». (А втюрился он, похоже, в неё!)
Ах, вот оно как. Да чтоб тебя! Вот! Лишнее подтверждение того, что я всегда говорил! Все проблемы и хлопоты людей – из-за этой самой чёртовой любви!!!
Это он всё это и подстроил!
Смог дистанционно убрать часть контуров магнитной защиты у пикета, где и ослабил болты фланца. Накануне моей смены. И, оказывается, он слышал, как мой напарник отпрашивался у шефа к семье. Знал, стало быть, что я буду один…
Рассчитал он всё, надо признать, чётко. Азот начал просачиваться не сразу, а спустя десяток часов… Ну ладно, погоди ж ты, подлая мразь! Хочется тебе Катарину Йоханссон?! Ну так я тебе её обеспечу! Да так, что ты эту встречу надолго запомнишь!
Приказываю мысленно злополучному влюблённому одеться по выходному – быть при параде, проще говоря. И заставляю его вызвать такси и спуститься вниз. Ждать нам долго не приходится: городишко у нас маленький. Садимся. Он – вперёд, я – на заднее. Меня, понятное дело, ни таксист, ни Жак не видят.
Доехали быстро. Он расплачивается, вылезаем.
А теперь – к квартирке Катарины. Расположенной тоже в отельчике. Женском.
И то, что по дороге его видит местная вахтёрша – очень даже хорошо. Меня она, понятное дело, не замечает.
Не замечает меня и Катарина, когда Жак стучится к ней в номер, и она открывает. Ничего такого не подозревая. А зря!
Потому что ведомый моим напарничком, да и мной, озверевший Жак вдруг накидывается на неё с остервенением, рвёт на даме халатик, и срывает трусики…
Даже не захлопнув входную дверь.
То, что происходит потом, описывать смысла нет – сцены изнасилования есть почти в каждом дешёвом боевичке. Чтоб потом оправдать «естественное» желание главного героя отомстить обидчику (Обидчикам!) своей девушки…
На крики и вопли, которые Жак просто игнорирует, сбегается, ясное дело, половина обитательниц этажа! И вахтёрша. Кто-то умный вызывает полицию. Но вразумить Жака, или помочь соседке никто из женщин почему-то не торопится. Хорошо хоть, меня они не видят в упор.
Впрочем, как и три усталых и мрачных полицейских, которые прибывают буквально через пару-тройку минут. Жан ещё даже «закончить дело» не успел.
Его снимают с девушки, и уводят, заковав в наручники.
Ну вот. В ближайшие пять-шесть лет Жаку придётся рассматривать стены тюремной камеры. Пусть и белённые. Но уж никак не шкалы и циферблаты приборов в диспетчерской. И вообще: о карьере учёного он теперь может забыть!
Вы скажете – слишком жестоко?!
Ну, это смотря на чей взгляд. А если бы всё произошло так, как этот мстительный, но не занимавшийся в университете американским футболом, хилый гад планировал, мне до конца моей жизни светило только заведение для даунов и калек, и кормление с ложечки и питьё из бутылочки… И то – если б выжил. Магниты-то у БАК – мощные.
Рыдающая Катарина одевается – её тоже забирают в участок. Для дачи показаний. Соседки выражают ей своё «глубочайшее» сочувствие, и наилучшие пожелания.
Но я-то вижу. Теперь – вижу.
Собственно, я и раньше подозревал, что все бабы – стервы. Не имеющие настоящих подруг, а только – конкурентки друг другу. В борьбе за «элитного» самца. Пусть и на подсознательном уровне. Да и на сознательном: вижу я, что примерно треть из сбежавшихся на шум десяти незамужних женщин и девушек про себя злорадствуют: так тебе, сучка излишне красивая, и надо! Теперь тебе и твоим перспективам – хана! На изнасилованную ни один уважающий себя неженатый учёный не посмотрит! А, значит, и нам может чего – а вернее, кого! – перепасть…
Остаться в квартире дамы – не проблема. Да и кстати это мне: уж если где и будут меня искать спохватившиеся козлы из госпиталя и нашего института – так здесь в последнюю очередь! Так что ложусь себе, скинув только туфли, на кровать. И позволяю себе (И напарнику!) расслабиться и заснуть.
А то денёк выдался уж больно хлопотный.
Просыпаемся от щелчка замка – ага, вернулась моя Катарина!
И не было её всего два с половиной часа. А время – к обеду.
Меня выглядящая расстроенной и подавленной девушка по-прежнему (Уж мы постарались!) не видит, да и хорошо. Потому что первым делом она торопливо скидывает с себя всю одежду, и делает то, о чём явно всё это время мечтала: лезет в душ!
Чтоб смыть с себя всю ту грязь, которую она на себе ощущает!
Неторопливо раздеваюсь и сам. Захожу. И пусть она меня и не видит, зато уж спинку помыть – с нашим большим удовольствием! Вот ведь странные создания эти женщины!
Она абсолютно органично и естественно воспринимает мочалку, заботливо и нежно трущие её роскошное – хотя и не такое пикантное, как у Анны! – тело. Нет: Катарина – дама крупная и породистая. Стопроцентная скандинавка. Ростом почти с меня. Да и весит, наверное, под шестьдесят. А Анна – пятьдесят. Но зачем я буду сравнивать их внешность?! Тем более, что всё это восхитительное и податливое тело я уже облапал и огладил со всех сторон. Возбудился, понятное дело.
И теперь я могу попробовать сравнить девушек изнутри!!!
Катарина не разочаровала.
И пусть она не стонет столь откровенно и страстно, и глазёнки подкатывает куда-то кверху, и выгибается менее активно, насладиться её телом и кошечкой мне это не мешает. Что спереди, что сзади. Не буду подробно и нудно описывать – на свете достаточно порнолитературы.
Словом, всё у нас было. И девушка даже потеряла сознание – уж я, а вернее – мы! – постарались доставить ей всю, так сказать, "полноту ощущений"!
А когда мы закончили, пришлось взвалить её отключившееся тело на плечо, (Из рук выскальзывала!) и отнести в спальню. На кровать, где я только что мирно спал сам.
Девушку, конечно, вытер. Полотенцем. Заботливо прикрыл одеялом. Мокрые волосы укутал в другое полотенце… Ну чем я – не муж?!
Но это – вот именно, всего лишь быт.
Ну и месть, понятное дело. И секс.
То есть – то, что свойственно всем обычным людям.
А мне теперь ничего из этого не… Светит?
Или я не смогу, да и не захочу отказаться от всех этих, таких привычных простому английскому парню с американским воспитанием, парню, удовольствий?..
Ладно. Прилягу-ка я рядом с моей вымытой и расслабившейся девушкой, да и подумаю над всеми этими проблемами.
Ну, или лучше – посплю.
Утро, оно, как известно, вечера мудренее.
Ну, или когда там я проснусь…
«Вахту» сдаю напарнику. Что делать, он знает получше меня: не позволить нашей Катарине «обнаружить», проснувшись, заснувшего рядом с ней здоровенного кобеля!
3. Перспективы и проблемы
Проснулся, когда за окном уже темно.
Катарины рядом нет. (?!) Странно. А я как-то уже и не представлял, что девушка способна ещё и на самостоятельные решения и поступки! А-а, да. Совсем забыл, блин, что сам и разрешил ей делать всё, что обычно, но! Не замечать меня в упор.
Мысленным взором окидываю окружающее пространство, словно лучом радара просвечивая его по всё расширяющемуся кругу. (Интересная способность. Но и её нужно будет развить. Потому что пока дальше примерно километра видно плохо…) Ага, вот она, моя милая. Оказывается, просто вышла в ближайшее кафе поужинать.
Потому что ощущает она непонятный (Ну, или слишком хорошо понятный – но только нам с другим «Я»!) голод. И отсутствие аппетита во время обеда теперь с лихвой компенсируется. А прикольно наблюдать, как в ней приличия борются с желанием поскорей запихать в себя здоровенный кусмище от пиццы. А затем – и чизбургер. И йогурт.
А миленькая она. Чистенькая вся такая. Ухоженная. И порядочная!
И сейчас, когда я снова влез к ней в мозги, вижу я там… Как бы это поточней выразить… Устаревшие моральные установки. В частности – совесть. И честь. То есть – она в детстве начиталась чуши, где девушка должна быть непорочной. К моменту замужества. Правда, на выпускном её какой-то шведский мачо всё равно «испортил». Хоть и по её же пьяному согласию… Всё правильно – «условия внешней среды» и «реалии нашего дня» перемалывают в муку любые детские наивные моральные установки. Но от соития по принуждению, проще говоря – изнасилования её уж точно воротит…
Поработаю-ка я теперь с её приоритетами… А то как бы не стала комплексовать. А ведь всё – банально. И обыденно. И не стоит и выеденного яйца! Подумаешь, изнасиловали! Не «до конца» же! Жива же! И здорова. Ну, это я ей такую внутреннюю установку даю. Чтоб не грустила, не задумывалась много, и, главное – не отчаивалась.
Ну, пока она занята усваиванием новой «внутренней политики» и перевариванием съеденной пищи, позволю-ка я себе снова развалиться на спине, и подумать.
Вот я выяснил. Как меня превратили. И даже – почему.
Нет, не то, чтоб я сейчас был в обиде на Жана. Тем более, что с ним я сполна рассчитался. Но вот с коллайдером… И вот мой напарник, который собирался было поспать, проявляет интерес к общей теме, и даже просвещает меня насчёт означенного агрегата!
В частности, что такую штучку, как выкинул Жан, легко может провернуть, в-принципе, любой! Более-менее подкованный специалист. И не «вычислят» его. Не у всех же есть, как сейчас у меня, возможность напрямую влезать в чужие мозги.
А ещё мой партнёр объясняет мне и мысленно показывает, что и как я могу сделать, чтоб обезопасить себя от повторения кем-нибудь сообразительным, хитрого финта. То есть – понимания, как превратиться в такого же как я – ну, вернее, мы! – супермена!
И использования для этого уже готового места и действия!
И пусть пока почти никто – или просто: никто! – не догадывается, что со мной стало, но мне не очень интересно дать им шанс. Догадаться.
Значит, надо действовать на опережение.
Но тут уж мне понадобятся все мои «восстановленные» сном и отдыхом силы. И ещё – придётся выйти наружу. Потому что то, что я собираюсь сделать, потребует много тепла – уже не из объёма квартирки моей новой девушки. А, вероятно, из всего объёма воздуха над нашим городишком. И – не на один десяток градусов!
Одеваю брюки, рубаху и туфли. Выхожу.
Если встать вот здесь, мне доступен весь воздух…
Объяснять, как и что делаю, не собираюсь. Может, технология «воздействия» на устройства подобного типа, или контуры блоков атомных электростанций, или даже ядерные заряды в стратегических ракетах, мне теперь – понятна, и проста, но вот вам её знать вовсе не обязательно!!! Да и всё равно: у вас таких возможностей просто нет.
Ну а изготовить нужное действующее вещество мне – проще пареной репы! Ведь внутри охлаждающих контуров стапятидесятикилометрового бублика – несчитано-немеряно любимого азота! То есть – основы любой нитровзрывчатки. Типа динамита, или бездымного пороха. А если кто и может сейчас «поработать» так, чтоб всё это охлаждённое добро превратилось в тринитротолуол – так это как раз ваш покорный слуга!
Поделили мы с напарником обязанности: я занялся диспетчерской, а он – взрывчаткой.
Словом, на всё про всё у нас ушло полчаса. Можно было, конечно, и быстрей управиться, но я хотел, чтоб у всех, в том числе и дежурных в диспетчерской, возникло мнение, что процессы, начавшиеся в БАК, имеют «естественное» происхождение. И начались с малого, постепенно разгоревшись, словно степной пожар! И выйдя из-под контроля.
А ещё я помнил. Что примерно так оно всё и происходило на Чернобыльской АЭС, где персонал сам облажался по-полной, вызвав крупнейшую в истории техногенную рукотворную катастрофу. Обусловленную «человеческим фактором». Вот я и хочу, чтоб про коллайдер наш подумали так же!
Но когда полчаса прошло, и напарник превратил весь азот во взрывчатку, а я разобрался с дежурной сменой, потевшей, бледневшей, суетившейся и оравшей, что «сейчас ведь бабахнет!», бабахнуло так, что мало вряд ли кому показалось! В эквиваленте парочки бомб типа той, что сбросили на несчастную Хиросиму. Хорошо хоть, в зоне отчуждения вокруг коллайдера почти никто не живёт – только поля и леса.
Укрываюсь за глухой стеной здания – так меня не шарахнет ударной волной, и не посечёт осколками от выбитых стёкол… Вот, кстати: отправлю-ка я свою девушку поскорее в туалет, чтоб её осколками гигантских оконных стёкол кафе не…
Бухнуло здорово. Хотя собственно ядерных материалов, там, в БАК-е, не было.
А, следовательно, радиоактивное заражение местности не грозит. И мы с Катариной можем ещё какое-то время тихо и мирно пожить в её квартирке…
Мысленно разрешаю ей выйти наконец из туалета и кафе, в котором я для вящей её безопасности приказал сидеть до особого распоряжения. Остальные посетители этого кафе уже выбежали наружу, поражённые грохотом, и сотрясением почвы! Осколками посекло лишь тех, кто сидел недалеко от разлетевшихся окон. Да и то – несильно.
Но у нас теперь проблема.
Нужно вставить стёкла в окна её квартирки. А то ночью будет холодно.
Я же поработал!
Поскольку мы (Я!) позвонили первыми, и именно по их телефону (Я его легко вычислил, а, вернее, просто достал из головы главного мастера!) именно к нам бригада стекольщиков и прибыла раньше всех.
К десяти тридцати вечера деловые и спокойные, как танки, ребята управились. И уж я не мог отказать себе в удовольствии пошарить по их мозгам, пока эти профи занимались делом. Узнал много нового, интересного, и не всегда приличного, что происходило в нашем таком мирном и скромном с виду городишки. Тут и семейные конфликты-разборки, и групповуха (!) на так называемых «вечеринках», и разборки между соседями – из-за чего только, оказывается, люди стёкла не бьют… А старший стекольщик ещё и садист – жену периодически стегает в подвале плетью, заковав в наручники… Тоже мне – «весельчак» выискался. Хотя жена, как вижу, не особенно и возражает – вот уж действительно, «браки заключают на небесах» – мазохистка она у него. И, как вижу из уже её мозгов – нравится ей происходящий после этого «озверелый» секс.
Ну, как говорится, на вкус и цвет…
Хотя прикидываю, что теперь-то… И сам могу «разнообразить».
Причём – как угодно.
Но уж это – позже. А пока мне нужно хоть чуть-чуть восстановиться после «работы». А то – вон. Даже колени дрожат, и озноб.
Ладно, пока происходила замена оконных стёкол, сходил я в то самое кафе, и поужинал тоже. И хоть меня и не видели, и деньги не взяли, обслуживали по высшему разряду – можете не сомневаться. Ну, к одиннадцати мы с Катариной, вроде, угомонились.
И хоть в нашей большой кровати мы спали теперь вдвоём, увеселений не было. Я почему-то (Ха-ха!) чувствовал всё ещё сильную усталость. Видать, организм ещё не слишком привык. К нагрузкам. А уж то, что превратить двадцать тысяч тонн азота, да ещё и охлаждённого до минус двухсот Цельсия, в нитровзрывчатку – нелегко, и «энергозатратно» – могу дать гарантию!
Хорошо хоть, у нас стёкла уже вставлены, и моя ласточка не замёрзла. А вернее – как раз из-за стёкол попросту не заметила, что снаружи сейчас опустилось до плюс пяти. А мне пришлось подключить и воздух пригородов, чтоб уж совсем подозрительно не выглядело. То есть – чтоб не вызвать ненароком снегопада какого. В конце июля это смотрелось бы… Странно.
И подозрительно.
Для тех обитателей и представителей спецслужб, что могли бы чего нехорошего заподозрить. И связать между собой кое-какие факты. В частности, что неспроста из госпиталя сбежал пациент, пострадавший на коллайдере. И неспроста – не прошло и суток после этого, как означенный коллайдер взорвался. Да так, что восстановлению не подлежит!
Думаю теперь (Несколько запоздало, впрочем!), что нужно было постирать память у всех, кто там, в госпитале, имел дело с моей персоной. Да заодно и записи в разных там журналах и анкетах уничтожить. А ещё думаю, что мне теперь нужно многое предвидеть и много где принимать превентивные, так сказать, меры, чтоб не отловили. И не впрыснули снотворного какого. Впрочем…
Сейчас я понимаю, что и со снотворным справился бы легко – просто «выкачал» его телепортационно из своего тела, и перекачал: как раз тем, кто мне его попытался бы ввести. И сбежал бы из их лап. Заставив отомкнуть наручники и отпереть двери…
Ну а пока…
Насладимся почти семейным теплом и уютом, которые, как ни крути, а даёт в постели присутствие рядом симпатичной и «правильно» инструктированной женщины.
Больше не разышляющей о своей несчастной судьбе. И помышлявшей о суициде. И сейчас попросту…
Почти забывшей о неприятном инциденте!
Да: надо, чтоб все эти воспоминания ощущались ею, как нечто давно прошедшее, далёкое, почти забытое, и – главное! – несущественное. Потому что будет ведь глупо, если «подруги», соседки по этажу, спросят, как она себя чувствует после произошедшего, а она спросит: «Какого-такого – произошедшего?!»
Уже проваливаясь в пучину сна, успеваю подумать, что если потренируюсь ещё – запросто смогу один бороться с чёртовым «глобальным потеплением»…
В том, что спецслужбы чёртовой Швейцарии работают грамотно и оперативно, пришлось убедиться ближе к трём часам ночи. «Будильник», а, вернее, тот мысленный сторож, которого мы с напарником установили у нас в мозгах на ощущение опасности для нас, исходящей из мозгов тех, кто захотел бы нам навредить, разбудил нас, когда три спецмашины бесшумно подъехали к отелю Катарины.
Сдержав первый, вполне естественный для любого нормального человека, порыв – бежать, откидываюсь назад, на подушку. И мысленно усмехаюсь – а чего это мы так разнервничались? Нас же с напарником – просто нету здесь!
И, если честно, теперь я могу давать такую установку всем окружающим меня, даже не просыпаясь. Достаточно просто поставить своему организму такую задачу: не позволять себя увидеть ни при каких обстоятельствах! С другой стороны, пусть меня сейчас они и не увидят, но прогнувшийся матрац, и топорщащаяся над ним простыня будут выглядеть… Довольно глупо!
А, главное – хоть я и могу внушить им забыть про своё задание, и просто отчалить обратно – это не избавит меня от проблем. Потому что когда их начальство попытается разобраться, моё воздействие вычислит легко. Поэтому пусть себе… Работают!
Сам же встаю, расправляю простыню на постели, словно Катарина спит одна, и тихо и мирно отхожу в пустой от мебели угол. Где и встаю. Могу, конечно, внушить этим бедолагам-агентам, что они и смятой мной постели не видят, но – зачем? Так оно всё выглядит «естественней». А сам я – и не присутствую здесь…
Катарину будить и «прятать» даже и не помышляю: пусть её реакция на вторжение представителей власти выглядит, вот именно, «естественной»!
Отмычек у них припасён, несомненно, целый набор. Замок отомкнули профессионально – бесшумно. И с первой попытки. И вот они.
В приборах ночного видения, понятное дело, в чёрных костюмах, бронежилетах, в чёрной обуви с резиновыми подошвами… Этакие призраки в ночи. С короткоствольными автоматами. И прочим барахлишком: световыми и газовыми гранатами, ножами, электрошокерами… И всем остальным, положенным по уставу. Выглядят, надо признать, внушительно. И вызывают эти чёрные воины невольный страх. Поскольку во тьме невидимы. (К счастью, я приказал Катарине мирно спать. Что она и делает.)
Всё это, и экипировка, и обучение, вызывало бы, конечно, уважение, если б только я, в одних трусах и майке, не был ещё более невидимым призраком!
И при желании смогу вызвать не то, что страх – а смертельный ужас! Вот-вот. Прямо как знаменитый персонаж мультиков: «Я – ужас, летящий на крыльях ночи, я пучок волос, забивший ваш унитаз! Я – Чёрный плащ!»
Двое остаются у входа. Семеро вошедших быстро и бесшумно обыскивают квартирку. А чего тут обыскивать: зал, спальня, ванна и кухонька. Ну, и туалет. Один умник даже заглядывает под кровать. Ага – точно. Именно туда я и спрятался! Хе-хе.
Да, смешно. Ну, вернее, это для меня теперь – смешно. А вот для рядовых граждан законопослушной Швейцарии… Н-да.
Наконец один из них, как вижу – босс, лейтенант Густав Шварц, включает свет.
Катарина, ясное дело, просыпается. И визжит!
– Прошу вас, фрекен, не пугайтесь. – он делает жест ладонью, – И не кричите. Мы представляем Правительство. В частности, как вы, наверное, уже поняли – Спецслужбы. Мы должны задать вам несколько вопросов.
Слышу, как в коридоре отеля повыскочивших на новый визг Катарины злорадствующих соседок быстренько отправляют назад, по их комнатам, те бравые вояки, кто остался снаружи. Катарина пыхтит, сопит, хватается за горло. С одной стороны она – возмущена (Я приказал!), с другой – испугана. И вот она натягивает на себя простыню. (Спит она в одной старинной ночной рубашке. С кружевной оторочкой по горловине и рукавчикам.) Но на бледном лице первоначальной паники уже нет. Вероятно, поняла, что это – не новая бригада насильников. А просто, вот именно, агенты спецслужб:
– Что… вам от меня нужно?!
– Нам нужно знать. Не у вас ли сейчас находится, или сегодня находился, ваш знакомый. Инженер Стэнли Мёрфи.
– Вы что?! Спятили?! Стэн – здесь?! У меня? Ха! Все знают, что Стэн – в госпитале. В Бонне. И сколько он пролежит в реанимации без сознания, никто не знает! Так сказал профессор Либкнехт. Его лечащий врач.
– Словом, вы отрицаете, что видели его сегодня днём, или ночью?
– Я?! Да! Отрицаю! И как вам это в голову пришло?! Я – порядочная девушка!
– Не спорим. Но что вы можете сказать по поводу сегодняшнего инцидента? С Жаном Готье?
– Что сказать?! – её возмущение выглядит вполне естественным даже для меня, – А скромно вы эту гадость назвали! «Инцидентом!» Да он – сволочь! Мразь! Подонок! Ведь я ему – ни малейшего повода!.. А он… Повёл себя, словно взбесившееся животное! Скотина! Похотливая. Я и тогда ничего не поняла, и сейчас… Не понимаю. Вроде, такой интеллигентный, скромный…
– А как вы думаете, Катарина, не мог ли его… спровоцировать на такой поступок – ваш общий знакомый, Стэнли Мёрфи?
– Интересно, как бы он смог его «спровоцировать»?! Ведь он сейчас – за триста миль! Или… вы думаете, они на меня – поспорили?! Но… Ведь Жан был – трезвый!
– Нет, они на вас не спорили. Я имею в виду другое: не мог ли Жан… В момент нападения выглядеть, как… Одержимый? Словно его, как бы это сказать понятней, загипнотизировали? И он выполнял чей-то приказ?
– Хм-м… А интересная мысль. – садится поудобней моя Катарина на постели, ноги подтягивает под себя, хмурит бровки, но в простыночку этак сексапильно кутается – это у всех женщин получается на «автомате», – Да. Мне показалось, что Жан… Ну да – одержим! Словно эта мысль – овладеть мной! – заглушает всё! И голос рассудка, и обычную его сдержанность и порядочность… Я думала, если честно, что он пьян! Или накурился чего, или обкололся! Но его обследовали при мне! И ничего в крови не нашли! И судмедэксперт признал его вменяемым. Так что это – да, странно. Нормальный человек ни за что бы сам так не поступил. А Жана-то я знаю. И, как думала, неплохо…
А он оказался – вот какой! Хорошо хоть у нас ещё ничего не… – тут она прикусывает губку. И я вижу, что Жан-то… Имел шансы побольше, чем у меня.
Ну, тут уж сделать ничего нельзя. О любви в данном случае речи не идёт. (Ох уж этот мне скандинавский «темперамент»!) Прагматичные и рассудительные девушки предпочитают тех кандидатов, при прочих равных зарплатах, которыми легче… Управлять!
Я вижу, что то, что она хотела сказать, прекрасно понимает и лейтенант. Но говорит он другое:
– Понятно. Что ж. Благодарим за сотрудничество. И за честный ответ. И не смеем больше обременять своим присутствием. Приносим вам извинения от лица Правительства Швейцарии за доставленные неудобства.
Тут он делает знак своим, и они удаляются так же бесшумно, как и вошли. Но через полминуты моя девушка, перестав, наконец, кусать губы, встаёт. И задвигает задвижку на двери, которую я до этого предусмотрительно отомкнул. Ну, чтоб не ломали дверь!
Впрочем, предоставляю девушке делать сейчас всё, что ей заблагорассудится: в частности, открывать холодильник, достать, налить себе чаю, и начать поглощать имеющийся в запасе здоровущий кусок торта – каждый борется со стрессом так, как привык. Или как считает нужным.
А вот мне сейчас куда интересней мысли этого самого лейтенанта.
В частности, о том, что несколько свидетелей, и там, в Бонне, и здесь, в нашем городишке, видевших меня, пусть и издали, но несомненно видевшие именно меня – опознали вашего покорного слугу по фотографиям! (А упущение это с моей стороны! Но тут я или их просто не заметил, или до их «сознаний» было слишком далеко – ещё не мог доставать дистанционно!) И лейтенант нисколько не сомневается, что я обретаюсь где-то поблизости. Раз уж взорвал своего главного обидчика – коллайдер, и подставил главного соперника – Жана Готье.
И главная задача, которую теперь имеют мои доблестные сотрудники спецслужб – отловить, и арестовать меня. Или любым другим способом обезвредить.
Пока я не взорвал ещё чего-нибудь!
А, должен сказать, основания подозревать меня у руководителей лейтенанта имеются. Ведь даже хиленькому аналитику (А в местных органах руководства они наверняка – лучшие!) сложить два и два, то есть – связать исчезнувшего пациента, ничего не помнящую про его «странное» исчезновение медсестру, развёрнутые к стене видеокамеры, и взрыв аппарата, который, похоже, и наделил меня всякими разными ещё не вычисленными способностями – достаточно просто. Ну, или если всё же не я во взрыве виноват, допросить-то меня… Нужно!
Ложусь снова в постель. Примёрз я что-то в одних трусах… Шутка, конечно. Я бы теперь не замёрз бы и голышом на Южном полюсе. И тепло для этого опять-таки выудил бы из воздуха. Даже охлаждённого до минус семидесяти.
Просто лёжа мне как-то… Легче думается.
Но вот и наевшаяся девушка ложится рядом, довольно урча, словно та ещё кошечка. Поворачиваю её спиной к себе. И прижимаюсь. Как мне не хватало именно этого! Чьего-нибудь тепла… И пусть даже без сексуальной подоплёки – а, вот именно, чтоб кто-нибудь… Понимал меня. Сочувствовал. Жалел. Да просто – был рядом!
Нет, не то, чтоб мать меня в детстве не любила и не ласкала… Ласкала, конечно: «Ах ты мой красавчик! Умница! Сынок!»
Только делала она это почему-то всегда на людях. Когда к нам приходили гости. Или в супермаркете. Или в школе. Да ещё как экзальтированно!
А вот наедине…
Вот я и начал понимать в подростковом возрасте (А именно в нём всё на свете ощущается и понимается особенно остро!), что никакой я не «любимый сынок», а просто… Ещё один предмет, наряду с престижным домом, шикарной машиной, добропорядочным мужем, и всем прочим, чем можно похвастаться перед окружающими!
Родными, близкими, и соседями…
Но не будем о плохом. А то вы и правда – можете решить, что у меня с детства комплекс… недолюбленности. А вот нету у меня ничего такого!
А прижиматься к тёплой и мягкой спинке красивой девушки – очень приятно.
И ведь не отвлекает от мыслей о насущных проблемах.
В частности, что найду-ка я того гада, который меня вычислил. Тем более, что лейтенант теперь у меня «на крючке». Вот и его мозги. Продвигаются они по коридору. Нашего любимого института. Ага – в архив движется наш бравый вояка. Мне это не мешает.
Собственно, я не сомневался. Приказ о моём аресте отдал его непосредственный начальник. Капитан Алан Ван Пайперс. А тому – я уже у него в спящих мозгах! – полковник Шрёдер. Ханс. А тому – а вот этот гад не спит! – посоветовал наш агент. Ну как – «наш». Агент Спайдер. (Подлинное имя – Людвиг Гроссхаус!) Резидент ЦРУ.
А уж тому сообщил по телефону о возможных взаимосвязях событий и фактов – аналитик. Главный. Сидящий на восемнадцатом подземном уровне под зданием в Лэнгли. И его настоящего имени не знает даже генерал Кевин Блэкуотер, которому тот и докладывает о своих вычислениях и предложениях.
Чёрт. Так далеко и глубоко мои способности ещё не распространяются. Поэтому.
Прикажу-ка я всем означенным ответственным людям (Кроме аналитика, конечно!) позабыть о полученном задании. Нет, не так. А так же, как моей Катарине: воспринимать его как нечто далёкое, несущественное, и явно ошибочное! И выполнять всё…
Спустя рукава. Как проверяют второстепенную гипотезу. Малореальную.
Ну вот. Готово. Чёрт!
А сильно похолодало из-за моих усилий у нас в спальне! Ну-ка…
Мысленно открываю дверцу шкафа, и транспортирую с помощью любимой телепортации к нам тёплое одеяло, что лежало там на полке.
Теперь точно – не замёрзнем!
И можно, вроде, снова поспать.
Но «будильник» мы с напарником снова взвести не забудем!
4. Достойный противник
Поспали мы все неплохо.
Просыпаемся потому что по звонку будильника – его поставила Катарина. А сегодня – понедельник. Девушке на работу. Хе-хе. Впрочем, институт-то – уцелел. Я имею в виду здание. Хоть оно и стоит теперь без окон. Ну, работу секретарши-машинистки такие мелочи вряд ли сильно омрачат. Тем более, что все столы-стулья-пишущие-машинки-сейфы-с-важными-документами на месте. Потому что «отчётов» о произошедшем, и разных докладных записок, и справок, и протоколов, и предложений и запросов ей теперь точно предстоит печатать – уйму!..