Андрей Арсланович Мансуров
Сверхчеловек
19. Месть
Вот так, с мыслями – весьма сладкими, надо сказать! – о том, как я отомщу, и буду мстить и мстить моей милой инопланетяночке, пока до мозолей себе, или ей, не сотру, я и заснул.
Просыпаюсь от тряски.
Это меня, оказывается, трясёт за плечо толстячок-доктор. А за ним стоит Ханс. С весьма грозным видом. Моргаю. Но заставляю себя лежать, словно расслабленный, сильно подвявший в холодильнике, томат.
Ханс подходит ближе, и весьма ехидно ухмыляется мне в лицо. Губы – в ниточку. Что-то лает на немецком. Доктор переводит:
– Вы хитры. Но не настолько, как предполагаете. Всё верно: никаких камер видеонаблюдения тут нет. Зато есть окно в стене, – Ханс указывает рукой куда-то мне за затылок, – И через него отлично видно, какой вы коварный и подлый враг! Мы видели, что вы можете двигаться. Хоть и с трудом. Но, значит, можете и говорить! И сейчас эти бойцы отвезут вас в пыточную камеру!
Скашиваю глаза: точно! Вокруг меня возникает целое отделение: с десяток бойцов в полной нацистской форме, и с весьма настороженными и сердитыми физиономиями.
Думаю. Похоже, пока я не мог осмотреть всю площадь комнаты, а рассматривал лишь её углы, да и то – только в верхней части, где обычно глазки камер и втыкают для лучшего обзора, действительно: не мог заметить того, что за моим затылком висит якобы зеркало. Которое и вижу теперь, переключившись на зрение подходяще стоящего бойца. Ну, теперь-то понимаю, что прозрачное оно с той стороны… Ах вы ж гады коварные!
Подловили.
Ну и ладно. Продолжаю себе лежать-полёживать, не делая никаких движений или усилий, чтоб освободить своё тело от ремней. Дюжие парни между тем хватают мою каталку и везут её к двери. И по коридору. Коридор как коридор: до середины закрашен голубой масляной краской, сверху – побелка. Но пятен сырости она не скрывает: или потолок течёт, или просто влага конденсируется наверху. Выходят в коридор, понятное дело, двери. Белые. Что за ними – понятное дело, неизвестно, но по-немецки на табличках что-то написано. Пока в головы не лезу за пояснениями – есть более насущные проблемы.
К сожалению, везли недолго: всего-то метров пятьдесят. И вот мы – в «пыточной».
А ничего принципиально нового. Ну, относительно подвалов гестапо, или инквизиции. Разные блоки с верёвками, на стенах и потолке, ужасные на вид приспособления. На белом столике разложены клещи, гвозди, и ещё какие-то железяки… В углу – мрачного вида субъект. На руках – резиновые перчатки, на нижней части лица – маска. На меня смотрит, как давешняя медсестра: словно на врага. Ну правильно – враг я и есть.
Словом, Ханс подготовился.
Лежу себе, жду. Моргаю. Ханс говорит что-то с раздражением. Доктор переводит:
– Хватит прикидываться. Вы уже можете говорить. Почему молчите?
Продолжаю молчать, легонько этак забравшись «моему» Хансу в мозг.
Вижу тут странную смесь: и уважение, и опасение, и желание действительно выведать у меня, как это я стал сверхчеловеком. И действительно готов он пытать меня. И моё молчание злит и беспокоит его. А больше всего его напрягает, что я не сопротивляюсь.
Потому что опасается он: что из способностей я успел восстановить?! Однако оглушать меня, или дурманить моё сознание разными психотропными препаратами он тоже не хочет. Ну, пока. Нужен я ему в «чистом» виде.
Ханс подходит ещё ближе и смотрит мне прямо в глаза. Отвечаю тем же.
Наконец, после долгого «рассматривания», решается он:
– Клаус, Юрген. Вы – ноги. Вольф, Петер. Вы – руки. Отстёгивайте. И переносите его вон в то кресло. И держите крепко. Он ещё слаб, но может сопротивляться!
Информацию эту получаю уже без перевода доктора – его, кстати, тоже Хансом зовут! – а непосредственно из мозга моего Ханса. К счастью, понятия и образы переводить не нужно. Так что всё понимаю прекрасно. Как и то, что сейчас меня постараются зафиксировать понадёжней. Но для этого вначале меня нужно развязать и отстегнуть.
Вот этого момента я и ждал.
Едва мои руки и ноги освободили, даже не вставая с каталки, приказываю я Клаусу и Юргену. И вот уже кулак Клауса в паху Юргена, а колено Юргена – бьёт по причинному месту Клауса! Оба диких вопля я загоняю обратно к ним в глотки: шум мне без надобности! С Вольфом и Петером разобрался ещё проще: от сильнейших апперкотов в челюсти друг другу одновременно падают на пол в глубочайшем нокауте оба!
Не глядя, поскольку переключился на зрение Ханса, приказываю остальным шести архаровцам сцепиться в куче-мале, словно мартовские коты. Потому что каждому теперь кажется, что бьются они со мной! И вскоре они напрочь отрубают друг друга. И всё это – тоже молча! Мужика в углу, явно палача, заставил я просто треснуться с разбегу головой о кафельную стену – ту, что была напротив него.
Побледневший Ханс, чувствую, лезет рукой в кобуру.
Вырываю у него с помощью телекинеза чёртов люггер из кисти, да так, что он невольно вскрикивает: я со злости чуть палец ему не сломал! Пистолет пока отправляю на шкаф в дальний угол: пусть-ка полежит! Осторожно, на цыпочках, отступающего к двери доктора придерживаю окриком:
– Хальт!
Доктор, словно свинячий студень, застывает в шаге от двери.
Вот теперь не торопясь поднимаюсь на своём ложе. Спускаю ноги вниз. Вздыхаю. Нет, не то, чтоб эти все усилия очень сильно измотали меня… Просто – сил пока всё-таки маловато. Значит, придётся подкормиться тут, у них. Отдохнуть. Пока не восстановлюсь.
Говорю сжавшему рот в тоненькую ниточку бледному Хансу прямо в мозг:
– Я, конечно, мог бы всех вас попросту убить. Ну, или ослепить. Или кастрировать. Но я против вас ничего не имею. У меня, да и у всей Земли сейчас проблемы куда посерьёзней. Или ты хочешь, чтоб нас всех превратили в рабов? Шахтёров и фермеров? Узников всепланетного концлагеря? А ресурсы нашей планеты чтоб разграбили?
А спасти нас могу только я.
И если б ты догадался спросить до того, как надумал меня пытать, я тебе и так ответил бы. Что не сможет больше никто превратиться в сверхчеловека.
Потому что взорвал я к …ерам собачьим то устройство, что облучило мой мозг!
Открываю ему эту часть моих воспоминаний. Показываю, что да как было.
При этом замечаю, что Ханс заметно расслабился. Перестал бояться, что я его убью – просто из злости. Или для острастки остальных. И понимает, что нужен он мне.
Ну и правильно. А то кто же будет нашей тарелкой управлять?!
И помогать мне Мир спасать?!
