Андрей Арсланович Мансуров
Под игом чудовища
Взять, сильно помятым, но действительно – живым, смогли только когда оглушили. В подвал!
Переусердствовали только немного с ним. Так что пыток он выдержал лишь трое суток. Вот когда я разгулялся по полной программе, и даже несколько новых приёмчиков разработал. И способов. Для вящего, так сказать, развязывания языков.
Однако почти ничего нового мне этот допрос не дал.
То, что меня «заказала» мать сира Вателя, я знал и так. Сколько денег заплатила, мне до лампочки. Что держала семью стрелка в заложниках – мне тем более плевать. После смерти Виктории мне вообще на всё и на всех плевать. Но терпеть и дальше покушения на свою драгоценную персону, фактически единственно ценную у меня сейчас вещь – глупо. Никто не может гарантировать, что мне будет везти так, как какому-то там древнему тирану Гитлеру, избежавшему, по слухам, пятидесяти покушений. А по непроверенным слухам самым удачливым (Или предусмотрительным – похоже, не только я тут умный!) сукиным сыном в этом плане был какой-то кубинский король. Фердель, что ли. Чуть ли не триста попыток.
Вот я и разработал простенький, (Ха-ха!) но вполне действенный план. На деньги и угрозы не поскупился. Шантажом не пренебрёг. И семьи некоторых непосредственных исполнителей взять в заложники тоже не побрезговал…
Королеву убрал её же способом. А яд выбрал специально такой, чтоб его действие походило на грибной токсин. Медленный. Но – абсолютно смертельный.
Поэтому и эта с-сучка догадалась, чьих рук это дело, и мучения её оказались вполне адекватны. Вот когда я порадовался, что не спешил с местью за мою Викторию: умирала эта мразь две недели, а уж орала, говорят, на весь королевский замок… А самое главное – всё было шито-крыто с моим алиби: я к этому времени уже больше месяца как жил в «добровольной ссылке» – в Лории. Этим «бегством» я достиг двух целей сразу: обеспечил себе алиби, и дал любимой гадине расслабиться, считая, что я отошёл от дел, испугался, и думаю лишь о спасении собственной драгоценной шкуры.
Странно, но сир Ватель после воцарения не стал меня наказывать.
Но, думаю, произошло это вовсе не от того, что он поверил в моё «алиби», или не поверил тем гадостям, что наплела ему про меня его мамочка перед смертью.
А просто его, как никого другого, устраивала ситуация. Ведь я фактически гарантировал его дальнейшее безоблачное царствование, поскольку он-то отлично понимал, что как только его младший брат Дерек войдёт в подходящий возраст, его, сира Вателя, с королевского трона уберут. И способ, вероятней всего, будет крайне мучительным и болезненным. (Поскольку мужчина он здоровый, и не склонный болеть, или нарваться на «несчастный случай на охоте».) И, само-собой, фатальным. Ведь яд эта сволочь подбирала почти каждый раз – разный. Противоядиями не подстрахуешься. И, выпив такой токсин – не спасёшься. (Средств таких нет. Ну, во-всяком случае я их не знаю.)
Ведь это только я, дотошный и методичный, не щадя ни времени, ни здоровья, добыл и перепробовал, чтоб знать на вкус, кажется, все яды, существующие на свете. Ушло на эту роскошь, конечно, непозволительно много времени – восемь лет. Поскольку начинаешь, конечно, с половинки капли в большом количестве воды. Потом – пробуешь целую. Потом – две… Воды делаешь поменьше. (Главное – успеть вовремя выплюнуть, до того, как всосётся в щёки…) И так далее, пока не прочувствуешь, так сказать, единственный и неповторимый вкус именно этого яда. Ну а противоядий, к сожалению, для большинства этих гадостей и правда – нет. Иначе я точно продавал бы их. Королевским придворным. Разбогател бы. Ха-ха. Шутка.
Конечно, я почти каждый день пишу эти заметки вовсе не для того, чтоб увековечить способы и методы реально действенных пыток. И повспоминать о своих проделках и похождениях. А для того, чтоб отдать дань уважения своему прародителю. И я не стесняюсь каждый день напоминать самому себе: если б не отец – …рен бы я стал тем, кем стал.
Так что в три тысячи двести пятьдесят девятый раз: спасибо ему, моему папе.
И пусть он сам и не читал всех тех сотен запрещённых манускриптов и пергаментов, что собирал и хранил в надёжном подвале наш дед, Юрик Рыжий, и прадед, Парис Прекрасный. Зато и не приказал достать и сжечь их, когда отец сира Вателя, сир Галевин, издал по науськиванию Конклава Указ. О том, что вообще все книги и рукописи древних теперь являются незаконными. Крамольными. Опасными. И за хранение, недонесение и уж тем более – за чтение, положено аутодафе. С предварительными пытками. И конфискацией.
Уж я позаботился, (А вернее – этому поспособствовала и чистка, проведённая мной после самой первой, и остальными попытками королевы-матери.) чтоб в моём замке знавших о потайной комнате с манускриптами не осталось. И ключ имелся только один.
Мой.
Перечитывая иногда свои «мемуары» я, конечно, вижу, что кое-какие мысли и фразы я уже писал. И не раз. И не два. Но это – ничего. И это вовсе не признак маразма, как могли бы подумать недоброжелатели. (Вот уж кого у меня теперь – хоть отбавляй! Но все они – абсолютно безвредны! По сравнению с леди Рюген – как клопы перед тигро-рысью!) Нет, от повторения во второй, или двадцать второй раз, я только выигрываю.
Ведь как, по-идее, работали древние писатели, вроде легендарного Гоголя, первым начавшим культивировать в «просвещённой» Европе рассказы в жанре мистики и ужасов: писали в тетради своё произведение. Откладывали. Через месяц возвращались, читали. И снова переписывали – в совершенно новой тетради, совершенно другими словами, повторяя, только более выразительно, прежний сюжет. Или слегка дополняя или изменяя его.
И так – до десяти раз. Выгранивая и отшлифовывая слог и сюжет рассказа. Или повести. И ведь не ленились, и не жалели о потерянном времени!
Не хочу сказать, что я – профессиональный писатель. Хотя, конечно, сам-то прекрасно понимаю, что где-то близко. (Да и правду сказать: те наши монахи, что обучены грамоте, могут лишь в сотый раз переписывать страницы Священного Писания. Ну, или вести бухгалтерский учёт поступающих средств и податей…) Ведь после того, как я прочёл всё то наследие Предтеч, что собрали дед и прадед, и сохранил отец, думаю, равных мне по кругозору и объёму знаний здесь и сейчас просто нет.
И это-то и печалит больше всего. И бесит.
Потому что я осознаю: раньше у людей имелось слишком много так называемой «демократии» – это когда каждый человек якобы «равноправен» с остальными, особенно с теми, кто им управляет, и наивно считает, что якобы и он участвует в управлении Обществом. (А сам вынужден пахать, как осёл, чтоб заработать на пропитание! Ну и чем он, по-сути, отличается от древнего раба?! Правом «избирать и быть избранным»?! Чушь – уже тогда избирали лишь аристократов из определённого сословия. А вот насчёт того, как там было у краснорубашечников – вот именно – хи-хи! Президенты-то у них, как-то так «случайно» совпало – все были из силовых Ведомств. Типа наших легендарных ЦРУ или АНБ.)
Чушь всё это насчёт демократии и права каждого быть избранным.
Не пробиться просто так, без связей, денег, или фамилии, к кормушке.
И никто никогда ни с кем не может быть равноправен. Если даже принять за основу ту единственную книгу, что наш Конклав канонизировал, как Святую и единственно правильную – «Холи Байбл» – то и исходя из её предпосылок получается, что всех Господь создал – разными. И одному дал столько-то, а другому – столько-то. Будь то мозга, или силушки телесной. Или красоты. Или судьбы. Как не вспомнить про богобоязного беззаботного пастуха Авеля, и озлобившегося на милости, которыми наш Господь осыпал этого своего любимчика-фаворита, Каина…
И это, в принципе, верно. Ведь даже близнецы думают и действуют хоть и похоже, но – по-разному. Скажем, один разбил чашку, и сумел свалить вину на брата. И вот тот получает свой «жизненный» урок, а разбивший – свой. И исходя из этого оба и строят своё поведение и мировоззрение…
Короче: нет у людей равных прав, как нет и равных возможностей и мыслительных способностей. И тот, кто думает лучше и эффективней, и настойчивей стремится к своей Цели – и жить должен лучше. И это вполне справедливо.
То есть, закон Дарвина в применении к Социуму вполне логичен: выживает умнейший и сильнейший. А я бы ещё добавил: и подлейший и коварнейший.
Потому что мозг – это замечательный инструмент. (Если не лениться тренировать, и пользоваться регулярно! А многие, кто действительно не понимают, что для всех на свете мышц, в том числе и той, что имеется внутри нашей черепушки, нужны регулярные тренировки и занятия – никогда никуда не поднимутся и не пробьются.)
И это он, тренированный и искушённый мозг, позволяет уравнять силу десятка тысяч воинов любой Армии с силой мысли единственного человека, способного нейтрализовать и уничтожить эту самую армию: если полководец противника умней и, вот именно, хитрей. О-о! Так жаль всех этих придурочных качков, профессиональных солдат, что гибли по вине тупорылого и самоуверенного балбеса, свято верящего, что воюют – числом!..
Я сам столько раз сталкивался с этими фактами в старинном учебнике о Древних веках, чудом сохранившегося ещё с тех времён, когда их печатали на дороженной и недоступной сейчас бумаге. Переворачивая заплесневелые, слипшиеся от старости, и ветхие до того, что рассыпались прямо под пальцами, страницы, я и научился запоминать сразу так, чтоб не возвращаться к прочитанному: многие мои документальные раритеты-эксклюзивы не смогли бы выдержать повторного перелистывания…
Так что могу с уверенностью сказать: кое-какие решения нашего многомудрого Конклава вполне себе рационалистичны. Так, сделать не только древние, но и просто – Знания недоступными подавляющему большинству населения – это вполне действенный метод. Ведь управлять стадом баранов, не знающих исторических прецедентов, не видящих дальше своего носа, и не думающих ни о чём, кроме того, как бы нахапать побольше материальных благ, пристроить повыгодней детей, или просто – вкусно и сытно жрать – очень легко.
А ещё легче управлять тем, кто околпачен официально утверждённой сверху бодягой, что «на всё – Божий промысел!», и вынужден корпеть в поле или мастерской от зари до заката. Потому что если кто не знаком, вот именно, с историческими прецедентами, так и будет считать: всё так идёт уже испокон веков. И протестовать, или бунтовать против сложившегося Статус Кво нет смысла. Вот – элита, то есть – вожди, вот – скот. То есть – слуги и рабы. Одним дозволено всё, другим – только работать в поте лица, да молиться.
Так всё создал и повелел Господь!
Более того: я начинаю подумывать с позиции рационалистично мыслящего циника и прагматика, что и этого самого Господа Бога выдумали к своей пользе Большие Боссы: Президенты, Генеральные Секретари, Папы, Кардиналы, и прочие фактические Хозяева древнего Общества! Выдумали, чтоб легче было повелевать уже своими безропотными и тупыми баранами. И околпачивать их сказочками про то, что им, терпеливым и послушным, разумеется, воздастся. Но – на том свете.
И если б эту кощунственную мысль обнаружили здесь, в моих записках, вряд ли от аутодафе меня спасли даже те советы, которые я уже дал, и ещё только намерен дать. Поэтому порву-ка я от греха подальше эту страницу, да сожгу в своём любимом камине…
Потому что нужно всё же делать чёткие различия: Вера – подлинная и искренняя! – в Высшую Справедливость – это святое и неотъемлемое право каждого человека. А те, кто эксплуатируя стремление доверчивых наивных или глупых верующих обеспечить себе Его высочайшее покровительство, присосался к кормушке, что зовётся нашей официальной Церковью, словно клещ к здоровому телу – это нечто другое.
Совсем другое.»
Примерно через ещё десять минут осторожного продвижения впереди уже чётко просматривалась, распадаясь вблизи на отдельные стволы и растения, тёмная, и возвышающаяся над поверхностью трясины, масса.
– Похоже, это – лес. Приготовьтесь. Сейчас тут, рядом с нормальной почвой, тварей-охотников может быть больше.
– Да, милорд.
Однако им попался лишь ещё один болотный дьявол. Куда меньшего размера: длиной всего шагов в десять. И все они обозначились под водой, когда Борис всадил стрелу в разверстую метровую пасть: похоже, нёбо у твари оказалось ещё нежней, чем глаз.
– Вот ведь настырная скотина. – Борис сплюнул через плечо, – Ничего не боится! Наверняка ведь раньше людей не видала. Но всё равно – так и норовит сожрать!
– Осторожно. Вон тот бугор на поверхности может выдавать ещё какого гостя.
Однако бугор за десять шагов до них вдруг приостановился, и, чуть помедлив, удалился, направившись в ту сторону, куда уплыл отчаянно бьющийся болотный дьявол.
– Ох… Не хотел бы я знать, как выглядит тварь, питающаяся болотными дьяволами…
– Я тоже.
– И я тоже. Поэтому давайте-ка убираться отсюда поскорей. Даст Господь, в чаще вот этого леса сможем отдохнуть и спрятаться.
– Да, милорд.
– Да, милорд.
А хорошие у него напарники. Предпочитают словам действия. Конкретные. А говорят редко. И всё больше – по делу. Вот и славно. Глядишь, и удастся вернуться.
Живыми.
Сир Ватель проснулся словно от толчка.
Но открыв глаза, обнаружил, что ему лишь показалось. Всё вокруг было тихо, и даже мирное посапывание леди Маргарет, уткнувшейся смешно сплющившимся носиком куда-то ему подмышку, не прервалось от его невольного вздрагивания при пробуждении.
В открытое окно доносился умиротворяющий треск цикад, живущих в камышах, которыми зарос околозамковый ров. (Чёрт! Давно нужно приказать повырубить эту хрень к чертям собачьим! А то во время её цветения жутко свербит в носу!) Темень в спальне стоит умеренная: перед образами в углу тлеет масляная лампадка, заменяя ночник, и делая пространство в сто квадратных ярдов вполне освещённым. Сам замок полон, конечно, ночными звуками: то часовые на стенах орут друг другу: «Посматривай!», то собака на псарне взвоет – видать, подравшись с товаркой, то загрохочут дрова, которые поварята вывалят у порога кухни, принеся из дровяного подвала…
Что же его разбудило?
Он снова закрыл глаза.
Вот. Так и слышно лучше, и враг (Если он есть!) будет думать, что король изволил вновь беззаботно задрыхнуть. Сир Ватель даже позволил себе чуть поворочаться и засопеть – он знал, что не храпит, а именно – сопит.
Через десяток минут это сработало: странный звук, разбудивший его, повторился: так могла бы проскрежетать по полу давно не открывавшаяся и просевшая дверь. Потайная. Потому что обычные двери в его покоях содержались в отличном состоянии.
Сир Ватель не шелохнулся. На лице продолжал удерживать полурасслабленную довольную ухмылку: словно он всё ещё наслаждается приятным и разнообразным сексом с изобретательной фавориткой. Ну, или видит сны об этом.
Дверь снова проскребла по полу. Сразу стало понятно, что тот, кто пытается пройти к ним в спальню – женщина. Причём – недалёкая и слабая. Мужчина догадался бы приподнять створку ещё после первого раза. Сир Ватель позволил себе глянуть в сторону звука сквозь пушистую (Ему говорили!) ресницу. Есть!
На пороге чёрного проёма стоит фигура в чёрном платье до пят – точно женщина!
Но что это она…
О!
У неё – арбалет, и она целится в…
Тут уж не до рассусоливаний: сир Ватель мгновенно выхватил из-под подушки кинжал, рукоять которого давно сжимала его кисть, и почти без замаха метнул.
Тренировки не прошли даром: бросок оказался удачным.
Впрочем, как посмотреть: захрипевшая, и схватившаяся за хилую грудь худощавая женщина, постояв несколько секунд, завалилась на спину, стрела из арбалета ушла в потолок, и вреда ни королю, ни его фаворитке странной гостье нанести не удалось. Но!
Допросить труп явно не представляется возможным. Проклятье!
Остаётся надеяться, что хоть что-то ему даст выяснение, кто это тут выискался такой коварный. И подлый.
А самое главное – за каким …ем ему понадобилось убирать сира Вателя: короля, который, вроде, устраивает всех!
Сир Ватель не обольщался: он прекрасно понимал и знал, что является отнюдь не самым умным, или просто – хорошим, правителем. Но – опять-таки – но!
Он никогда ничьих интересов не ущемлял. Ну, старался, во всяком случае. К подданным и придворным относился вполне лояльно, и никого не репрессировал и не казнил. Желающих отомстить вроде, не должно быть. А то, что его Указы почти ничего нового не вносили в существующее законодательство и порядок вещей – это прекрасно. Он – консерватор. И всегда за Статус Кво. Ну, или хотя бы за то, чтоб в его Тарсии жилось не хуже, чем при деде и отце.
А вернее – при деде, а затем – при матери.
Потому что при отце все более-менее важные решения принимала его жена, урождённая Шталмайстер, сейчас почившая, хоть и не с миром, королева-мать. Которая и мужем вертела, как хотела, и двумя старшими братьями… И его, сира Вателя, хоть сколько-нибудь самостоятельного и долгого царствования уж точно не допустила бы. Считала, и почти в глаза говорила, что уж слишком сексуально озабоченный. И тупой.
Вероятно, доля истины в этом была. И весьма большая доля. Поэтому женившись, сир Ватель честно пытался вести добропорядочный образ жизни, и жене почти не изменял. Ну, хотя бы вначале… Это уж потом, когда с рождением сыновей и дочек его стали куда реже допускать к… Ну, словом, всё вернулось на круги своя, и ни одна фрейлина или камеристка снова не могла чувствовать себя спокойно в присутствии коронованного самца номер один…
Так что когда спустя пять лет правления сира Вателя королеву-мать отравил лорд Юркисс, сир Ватель формально приказал созвать Королевский суд, допросить свидетелей, провести дознание, и т.д. Но когда королева наконец отправилась в мир иной, приказал прекратить это безобразие, то бишь – дознание, и лорда Юркисса оправдать, в связи с полным отсутствием улик. Но он-то знал, что лорд прекрасно знает о том, что он знает, что тот оказал ему услугу. Фактически спас жизнь – иначе на троне Тарсии уже девять лет как восседал бы, чутко вслушиваясь в то, что шепчет жёсткий злобный голос из-за резной позолоченной спинки, сир Дерек.
От рывка его тела во время броска леди Рашель, разумеется, проснулась. Сонно потянулась гибким телом, очевидно, посчитав, что его Величество изволили просто дёрнуться во сне. Но заметив, что повелитель и любовник не спит, и не сводит глаз с чего-то в углу спальни, посмотрела туда и сама. Вздрогнула.
– Ох! Что случилось?! К-кто это?!
– Не нужно шуметь. – сир Ватель нежно прикрыл готовый заорать во весь голос чувственный ротик ладошкой, – Кто бы это ни был, нам он уже не угрожает.
– Как ты можешь так спокойно об этом говорить?! Ведь это… Это… Наверняка наёмный убийца! Подосланный к тебе этой гнидой – лордом Ю…
– Ч-ш-ш… – сир Ватель снова приложил ладошку к коралловым губкам. – Не нужно говорить вслух никаких имён. Во-первых, потому, что это может оказаться клеветой. А во-вторых – потому, что даже у самых прочных и надёжных с виду стен имеются, как мы имели случай убедиться, уши. А самое главное – у убийцы могут быть и сообщники. Вдруг они всё ещё там? – он кивнул на тёмный проём.
Дама, уже спустившая ноги с кровати, покивала. Под тонкой материей ночной рубашки по телу пробежала дрожь, и кожа покрылась мурашками. Сир Ватель руку со рта дамы и шеи убрал – а то уж слишком похоже было на то, что он хочет попытаться заставить замолчать свою любовницу любой ценой… Или уж – навсегда.
Но посмотрел в глаза дрожащей фаворитке сурово. Та поняла:
– Ладно, я… Не буду орать. Но и оставаться здесь страшно. Можно, я уйду к себе?
– Вот уж нет. Ты теперь будешь выполнять важнейшую миссию. Прикрывать мою задницу от тех «доброжелателей», кто попытается постучать, чтоб узнать, как мои дела, или войти через обычную дверь. Подойдёшь к ней, к двери, буде таковые заботливые лизоблюды найдутся. Так, чтоб тебя было слышно. И негромко скажешь, что его Величество изволит почивать после трудов постельных. Ну, или праведных – сама придумаешь, каких. И приказало его до завтрака не беспокоить. Понятно?
– Понятно-то оно понятно… Но ты-то что собираешься делать? – округлившиеся глаза смотрели на вставшего с постели и быстро натягивавшего штаны и кольчугу короля.
– Как – что? Должен же я выяснить, кто это тут у нас лежит убитый? И логичным представляется следующим шагом – избавиться от его докучливого трупа.
– Ты… Так спокойно об этом говоришь!
– Нет, милая моя. Не спокойно. На самом деле у меня было, конечно, несколько неприятных моментов. Особенно, когда я увидел направленный тебе в спину взведённый арбалет. Кончик стрелы ведь тоже мог быть отравлен – даже если б рука дрогнула, и эта тварь не попала бы в сердце, смерть всё равно угрожала. Но – не мне. Тебе.
Потому что я-то прекрасно понимаю, что сейчас «угоден» и удобен всем. И интриг против меня плести не будут.
Прекрасное лицо леди Маргарет снова побледнело. Но сейчас она сама успела прикрыть рот ладошками – крик не вырвался. Король кивнул:
– Отлично, милая моя. Теперь-то я уверен, что ты настороже. Вот и оставайся на вахте. Бди. Я скоро буду. Это тело – он небрежно махнул рукой, – тебе уже не навредит. Но! Советую вооружиться. Вон, – ещё один небрежный кивок, уже на стену кабинета, – Оружия полно!
Лицо ночного гостя – а вернее, гостьи! – оказалось скрыто за полумаской из чёрного бархата, закрывавшей и рот и нижнюю часть лица, но король и по фигуре и по одежде уже понял, кто это. Откидывание маски лишь подтвердило подозрения – леди Осберг.
Лишь недавно – первая доверенная фрейлина его королевы.
А вот в проёме стояла чернильная тьма – то есть не видно было ни зги.
Пришлось вернуться к бюро, и взять подсвечник. Зажечь от лампадки три свечи. И двинуться вглубь узкого – только-только протиснуться! – прохода, шедшего, как оказалось, вдоль боковой и задней стены спальни. Но лабиринтом проход назвать было бы неправильно. Потому что узкий лаз из шершавых и заляпанных строительной известью необработанных торцов камней очень быстро привёл его Величество к кабинету леди Наины. Супруги короля.
Дверь туда осталась распахнута, из чего сир Ватель заключил, что её тоже побоялись лишний раз двигать – видать, не пользовались проходом со времён королевы-матери, и эта дверь тоже скребла по полу. Стало быть, уже легче. Значит, королева по-идее спит.
Ну, это – по-идее.
А как там на самом деле – сказать пока невозможно.
Сир Ватель заглянул в альков спальни через аккуратно приоткрытую им дверь.
Вот оно как.
Леди Наина вовсе не одна. С нею спит… А, точно – это одна из новых фрейлин, эта, как её… леди Луиза Ньюэлл. Симпатичная, конечно, уж он по старой привычке рассмотрел её лицо и тело достаточно подробно. Но решил, что леди Маргарет – лучше!
С другой стороны, эта дама здесь и сейчас ему вовсе ни к чему.
При «семейных» разборках королевской четы присутствовать имеют право только сами супруги!
Поэтому сир Ватель вернулся, чуть прикрыл дверь в тайный ход – уж он озаботился приподнять ту, чтоб не скребла! После чего вновь подошёл к постели королевы, уже не таясь. Пнул как следует по деревянному изножью. Кровать заходила ходуном.
Дамы вздрогнули, зашевелились, разлепляя глаза. Увидев его, инстинктивно вскинулись, и прижались друг к другу. А, ну да: у него в руке всё ещё зажат длинный и отливающий фиолетовым закалом мизерикорд – кинжал для последнего удара.
– Что… Всё сие означает, сир? – вот что значит отличное самообладание! Голос королевы почти не дрожал, – Почему вы врываетесь ко мне в спальню среди ночи, с оружием, и не постучав, и не предупредив?!
– Что сие значит, я, разумеется, объясню вашему Величеству. Наедине. – сир Ватель отлично знал, что его нахмуренных бровей пугается даже премьер-министр. Потому что этот признак говорит, что король и правда – гневается.
Леди Ньюэлл вспыхнула, и поспешно натягивая на обнажившееся плечико батистовую кружевную ночную рубашечку, ринулась из спальни, пробежав почти впритык к сиру Вателю. Тот и бровью не повёл. Зато подойти к двери в коридор и повернуть торчащий из скважины ключ, снова запирая покои королевы, не забыл.
Вернувшись, просто сказал:
– Миледи. Вы можете даже не одеваться. Прошу вас проследовать со мной. Желательно добровольно. Потому что в противном случае мне придётся вести вас силой. Я собираюсь вам кое-что показать. Вы будете, возможно, удивлены. А, возможно, и не будете.
Королева и не подумала возмущаться или возражать – уж кого-кого, а сира своего мужа она знала. Да, может, он и не призовой мыслитель, но уж если сказал – сделает. Из всей одежды она накинула на плечи лишь тёплый кружевной платок, и подошла к мужу:
– Ведите, милорд. – она отлично понимает, как подумал сир Ватель, что если бы уж хотел убить – давно убил бы. Во сне.
Поэтому милорд Король не стал ничего говорить, а просто вернулся в её кабинет, и снова открыл дверцу потайного хода:
– Прошу за мной.
Дошли за две минуты. Не доходя до проёма сиру Вателю пришлось прокашляться:
– Дорогая, не стреляй. Это мы.
Предупреждение оказалось не лишним – сидя на постели, леди Рашель целилась в проём из взведённого арбалета. Рядом лежал и второй. И тонкий меч.
Королева, войдя, чуть не споткнулась о труп:
– Господи! (Прости, что помянула всуе!) К-кто это?
– Вот именно этот вопрос я и собирался первым делом задать вам, ваше Величество, если б уже этого не выяснил: ведь пришла она из вашего кабинета. И состоит в вашей свите. – сир Ватель снова сдвинул маску с лица престарелой приближённой фрейлины, – Другой, не менее интересный вопрос – зачем она пыталась это сделать?
– Что – сделать?
– Пристрелить леди Маргарет.
– А почему вы думаете, сир, что… Не вас? – королева зябко передёрнула плечами.
– Потому что не в меня она целилась. А в тело, за которым меня и видно-то почти не было. Но, как вы знаете, к счастью я предпочитаю спать с кинжалом под подушкой. – сир Ватель не стал уточнять, что на самом деле – с тремя. И плюс меч в изголовье, под матрацем. Ну, и табакерка с ослепляющим жгучим порошком на тумбочке. Спасибо школе леди Рюген.
– Понятно. Но я только теперь… Хм-м… Вот, стало быть, почему она так поджимала губы в последнее время. Да и смотрела… Странно.
Что ж. Думаю, я поняла. После нашей с леди Рашель, – вежливый кивок в сторону постели, – доверительной беседы, когда мы обо всём, вроде, договорились, я не стала, как это обычно делаю, сообщать о наших договорённостях леди престарелой Жвачке. Разумеется, она пыталась подъехать ко мне. Но ничего не узнала. А кроме того…
Кроме того, милорд, вы, очевидно уже поняли моё некое… Скажем, охлаждение к леди Осберг. Поскольку вы видели и причину этого… Охлаждения.
Похоже, она почему-то решила, что это именно леди Рашель является причиной этого охлаждения. Логично, с одной стороны. Да я и сама…
Да, думаю в произошедшем имеется и моя доля вины. Я имела неосторожность после встречи с леди Рашель сказать, что она… Поразила меня. И что от такой фаворитки я не отказалась бы и сама.
С другой стороны – я же не обязана отчитываться в своих действиях перед своей фрейлиной. Бывшей первой фрейлиной. Да и приятно было, если честно, позлить её лишний раз. Она в последнее время слегка – да и не слегка! – меня достала. Своей ревностью и манией подозрительности. Пришлось даже запретить ей ворчать!
– Вот как. Ну, теперь ваше Величество увидали, до чего эта ваша бывшая фаворитка и бывшая первая фрейлина доревновала, додулась, и додумалась.
Надеюсь, вы довольны.
– Вовсе нет, милорд. Ведь теперь и вы, сир, и леди Рашель наверняка часть вины за произошедшее перекладываете на меня. И, разумеется, не без оснований. Думаю, её нарастающую ревность и злость от того, что ей-то в фаворе было отказано, нужно было как-то выразить… В делах. Скажем так: тут наверняка сыграло роль и природное, и возрастное, и спровоцированное «любимой» хозяйкой раздражение.
Естественное для столь недалёкой особы.
И, как реалистка, я понимаю, что в какой-то степени действительно – именно спровоцировала её. Правда, она почему-то выбрала для атаки не совсем ту мишень…
– Думаю, если б она занялась вашей теперешней мишенью, – король выделил тоном это слово, – ей пришлось бы столкнуться с вашим гневом напрямую. А так, вероятно, она просто хотела хоть кого-то убить, потешив этим своё самолюбие и жажду мести. Ну а заодно и старалась выслужиться. И хотя бы попытаться вновь вернуть ваше расположение.
– Ну, моего «расположения» ей уж точно не вернуть бы ничем, и никогда.
– Охотно верю. Вкус вашего Величества в этом смысле безупречен. Леди новая фаворитка поистине бесподобна. Стройна, миловидна. И, главное – молода. И это вовсе не комплимент, а просто констатация факта.
– Могу ответить вам, сир, тем же: леди Маргарет даже без косметики и одежды – и правда, чудо, как хороша. Поистине воплощённая женственность. И это – тоже просто констатация.
– Если уж быть откровенным до конца, миледи, то вы у меня тоже – не из последних красавиц Тарсии. Даже после всех этих родов. Жаль, что мы предаёмся оценке прелестей друг друга вот так – порознь.
– Действительно, сир, жаль. Но… Если б на то была воля и желание вашей дамы, ваше Величество, мы бы… – королева чуть приподняла бровь, слегка приспустив с точёного плечика кружевной платок, и обнажая мраморно-матовое ухоженное тело.
Леди Маргарет вспыхнула было, но быстро что-то сообразила:
– Эта дама имеет такое желание, и даёт согласие, госпожа моя королева!
Пооткрывав рот, словно выброшенная на песок рыба, сир Ватель смог только поморгать: чёрт возьми! Похоже, всё опять произошло без его участия и инициативы!
И леди договорились хоть и не у него за спиной, а вот так, можно сказать, цинично и нагло, но отведя ему роль пассивного наблюдателя! И решив всё за него!
Чёрт возьми…
Но попробовать так и правда – могло бы быть интересно… Хм!
Но вначале нужно затащить в проём труп и развесить по местам всё это оружие.
Разумеется, полной гармонии и наслаждения они добились не сразу, и приспособились к желаниям и прихотям друг друга не столь быстро, как хотелось бы не любившему осложнений и неудобств сиру Вателю.
Но то, что взаимное согласие и желание прочувствовать тела друг друга и помочь достичь полной гармонии присутствуют в полной мере у обеих его дам, сир король понял быстро: любая фальшь в таком деле видна, словно кусок угля на белоснежной простыне!
Так что к утру взмыленный, словно жеребец, пробежавший пятьдесят миль, и чертовски довольный сир Ватель мог шевелить только одним членом своего тела: языком. Потому что ему пришлось ответить на вполне естественный, но до этого никому в голову не пришедший вопрос, который полусонным голосом задала его супруга:
– Дорогой. Куда мы тело этой дуры-то денем?
